Текст книги "Цена притворства (СИ)"
Автор книги: Снежана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава 4.
Услышав шелест моих подъюбников, Бультерьер вскинул голову и вперился в меня своим фирменным взглядом. С высоты второго этажа холл и гостиная были как на ладони, и кроме начальника охраны внизу сейчас не было ни души.
– Где папа? – спросила я, не церемонясь.
Молчит и смотрит не мигая, как идиот. Где они только таких заторможенных находят? Что отец, что Бестужев.
Этот холодный, пронизывающий взгляд льдисто-голубых очей я видела уже тысячу раз, и особого впечатления он на меня не произвёл. Разве что разозлил. Денёк и так выдался нелёгким, сказывалось напряжение последних дней: накатила вселенская усталость, всё тело ломит, глаза слипаются – так ещё и этот даун гляделки затеял.
– Да ну тебя, – устало махнула я рукой, – корсет помоги расстегнуть.
Перекинув длинные волосы через одно плечо, я повернулась спиной к лестнице и, оглянувшись на стоящего внизу охранника, застыла в ожидании.
Ну да, знаю, не правильно это как-то. Но не спать же мне теперь в бальном платье! И душ уже хотелось принять. Я до сих пор физически ощущала на себе грязь от прикосновений противных лап Бестужева.
Бультерьер неспешно преодолел разделявшие нас ступени и застыл, возвышаясь надо мной, словно шкаф с антресолями.
– Там петельки сверху, а снизу я уже сама, – на всякий случай проинструктировала я его насчёт поставленной задачи. Откуда мужчинам, а тем более Бультерьеру, знать, как оно там у нас, женщин, устроено, правда? Придерживая спереди непослушную гриву, что торчала в разные стороны, я снова нетерпеливо оглянулась через плечо.
Взгляд мой был весьма красноречивым, потому как стоять мне тут уже надоело. Но Бультерьер по-прежнему не реагировал, замер соляным столбом, уставившись на мою спину как на что-то в высшей степени ненормальное.
– Что там? – поинтересовалась я без особой надежды на реакцию с его стороны.
– Родинка. На левой лопатке, – наконец ответил он очень тихо, почти шёпотом,– на уровне сердца.
Он сказал это так, как будто этой особенностью эпидермиса я нарушила все допустимые законы анатомии. Да что там нарушила… Судя по взгляду Бультерьера, я над этой анатомией еще и надругалась самым жестоким образом, потому что взирал он на меня очень нехорошо.
– И что? – спросила я почему-то тоже шёпотом.
– Красиво, – хрипло прошелестел Бультерьер.
Я вытаращила глаза и, рискуя свернуть себе шею, уставилась на этого потенциального пациента Кащенко.
– Ты что, пьяный?
Хоть и с опозданием, но мой усталый мозг начал подмечать странности: Бультерьер вернулся один, хотя мне известно, что он должен сейчас быть рядом с отцом. К тому же, вернулся, по всей видимости, пьяным.
Круто развернувшись, я замерла у перил.
– Где папа?
А памятуя о его привычке оставлять вопросы без ответа, для пущей убедительности толкнула его в грудь. Ну, как толкнула. Скорее сама от неё оттолкнулась и по инерции сделала шаг назад. Грудь у Бультерьера твердокаменная, с тем же успехом можно толкать скалу. Или многоэтажку.
– Отвечай! – сорвалась я на крик.
– Он не придёт, – отозвался он по-прежнему тихо. Слишком тихо.
А у меня, наверное, очень выразительно отвисла челюсть. Я ничего не понимала.
– Тогда почему ты здесь?
– А я пришёл за тобой.
– ?!
Повисла напряжённая тишина, она не давила, но была чересчур зловещей и мрачной, а следом за ней пришло и понимание, что я осталась один на один с невменяемым мужиком. Не имело значения, что Бультерьер за все года стал практически членом семьи. Что я о нём, собственно, знаю? Я даже не заметила, когда именно он появился в нашем доме. Прислуга и охранники приходят и уходят, неизменной оставалась только Тая. Кажется, папа говорил, что Бультерьер то ли бывший спецназовец, то ли ветеран, а может и то и другое. Одно я знала точно: папа безоговорочно ему доверяет. Больше, чем кому бы то ни было.
Но папы сейчас нет. А мне вдруг отчаянно захотелось назад в свою комнату. Чёрт с ним, с корсетом.
– Знаешь что, забудь. Не нужно помогать с корсетом… и вообще ничего не нужно, – я начала пятиться назад. – Ну, я пойду, а то спать хочется.
Если откровенно, то весь сон как рукой сняло, но вот уж чего мне точно не хотелось, так это оставаться с ним наедине, так же как и поворачиваться к нему спиной. Так и пятилась под его взглядом, пока не наткнулась на угол. Там, всего в нескольких метрах, моя комната, которая казалась мне сейчас спасительным оазисом. Если успеть опустить щеколду, то, возможно, успею придвинуть и шкаф, прежде чем Бультерьер высадит дверь. После позвоню папе, позвоню в полицию, пожарным, в МЧС, да хоть в Спортлото. Пусть приезжают все! Чем больше народу, тем лучше.
Улыбаясь, он пристально следил за каждым моим движением. Минутку, Бультерьер улыбался? Это зрелище меня совсем выбило из колеи. Я никогда не видела, чтобы он улыбался, и вряд ли что-то могло шокировать меня ещё больше. Слишком неестественно смотрелась на его лице улыбка. И жутко. Рот растянут в оскале, а в выражении глаз – пустота, как будто и не живые они вовсе. Как будто покойник улыбается.
Впрочем, несвойственная ему улыбка пропала так же неожиданно, как и появилась, а зловещую тишину снова нарушил его глухой, немного хриплый голос:
– Поверь, принцесса, тебе лучше пойти со мной.
– Хорошо, – легко согласилась я, вытаращив глаза и пятясь по стеночке ближе к проходу, – сейчас, только чемоданчик соберу.
А в следующий момент я проворно юркнула за угол и побежала по коридору. До спасительной двери было шагов восемь, ну ладно, может десять, если мерять расстояние моим куриным шагом. Мне показалось, что я пролетела их быстрее ветра, но лишь только моя рука схватилась за дверную ручку, горячая ладонь Бультерьера сразу же опустилась сверху, не давая её повернуть, а сама я оказалась прижатой щекой к стенке. Бультерьер навис надо мной, как гора, но не напирал, и мне даже показалось, что всё не так плохо. Ну, не знаю, единственное с чем я могла сравнить – это с приставаниями Бестужева, который либо прижимал меня к себе до хруста рёбер, либо вдавливал в первую попавшуюся вертикальную поверхность. Что в первом, что во втором случае у меня сразу начинался мандраж. Сейчас же, видимость хоть и небольшого, но всё же личного пространства удерживала меня от подкатывающей паники. Может, я просто хваталась за соломинку? Это ведь Бультерьер! Немного странный и слегка заторможенный, но надёжный и свой в доску Бультерьер!
Нужно с ним поговорить! Очень аккуратно донести до него всю абсурдность происходящего. Ни в коем случае не злить и не умничать! Я начала лихорадочно вспоминать заповеди Карнеги. Прежде всего, нужно улыбнуться и установить зрительный контакт, это поможет добиться расположение человека. Я выдернула ладонь и аккуратно, стараясь как можно меньше соприкасаться с ним, развернулась и, задрав голову, растянула губы в улыбке. Чувствовала я себя при этом жалким кроликом, над которым навис злой серый волк. Собственные 170 сантиметров роста казались мне сейчас сущим пустяком.
Что там дальше? Кажется, имя. Называя человека по имени, мы даём ему почувствовать свою значимость или, как минимум, то, что он нам достаточно интересен, чтобы запомнить как его зовут. По мнению Карнеги, хотя, за достоверность авторства не ручаюсь, мало что может так сильно задеть человека, как не вовремя брошенное: «Я, кажется, забыла ваше имя…”.
Но обычное, «человеческое» имя Бультерьера я действительно забыла! Знала ведь, а в нужный момент совсем из головы вылетело! И что-то мне подсказывало, что, назови я его по привычке «Бультерьером», он тут же выкрутит мне шейку, как цыплёнку. Нет, о прозвище ему знать никак нельзя!
– Послушай, э-э…, – начала я, старательно заглядывая ему в глаза.
Повисла неловкая пауза.
– Бультерьер? – подсказал мужчина. И ни укора в голосе, ни обвинения во взгляде. Ни-че-го.
Капец.
Как он мог узнать о прозвище – дело третье. Насущной проблемой сейчас был близкий конец. Мой, естественно.
– Что там дальше пишут в твоих умных книжках? – вывел меня из невесёлых раздумий начальник охраны.
Минутку, я что, всю дорогу вслух рассуждала?
Сглотнув ком в горле, я прошептала:
– Кажется, позитивный настрой, открытые жесты и разговор на общие темы.
– На это сейчас нет времени, – глухо отозвался охранник.
А вот это спорно. Мне лично было времени совершенно не жаль, и я бы с удовольствием его потянула. Как говорится, перед смертью не надышишься.
Но коли уж умирать, то с музыкой!
– Да? – притворно изумилась я и кивнула в сторону лестницы. – Ой, а там кто?
Бультерьер круто развернулся, одновременно откидывая полу пиджака и открывая моему взору кобуру с пистолетом. Воспользовавшись моментом, я подхватила юбки и бросилась бежать. Просто бежать что есть мочи. Я понимала, что шансы на успех мизерные, но продолжала мчаться не разбирая дороги, пока жилое крыло не осталось позади и я не очутилась в задней части коридора с панорамными окнами, через который Бультерьер провожал меня в вечер помолвки. И мне уже даже начало казаться, что всё получится. Что я успею выскочить на улицу, где есть охрана, она и вразумит съехавшего с катушек Бультерьера. А там, может, и папа вернётся!
Но на деле, именно в том месте, где я тем вечером неосмотрительно над ним подшутила, Бультерьер меня и сцапал. Подняв в воздух мою тщедушную тушку, он с нескрываемым раздражением вгляделся в моё лицо.
– Шутки закончились, принцесса! Если жить хочешь, уходишь со мной. Сейчас!
А я только закивала головой, как китайский болванчик, с ужасом глядя на проступившую на его лбу пульсирующую жилку.
– Хорошо, хорошо, я пойду с тобой. Отпусти меня, пожалуйста.
Бультерьер поставил меня на пол, немного отстранился, и сразу дышать стало легче. А потом… потом я сама не поняла, что случилось. Всё произошло в считанные секунды.
Он повернул голову, устремив взгляд в окно, и сразу напрягся. Как в день, когда я подвернула ногу. Перевёл взгляд на моё лицо, а в следующий миг меня отшвырнуло на пол. Последнее, что я увидела перед падением, это как разбиваются в дребезги стёкла панорамных окон. Эти противные режущие слух звуки звенели у меня в ушах даже после того, как куски стекла разметало по сторонам. Я лишь успела закрыть лицо от миллиона брызг, которые царапали мои голые руки и плечи, застревая в спутанных волосах.
Секунда передышки, и витражные двери небольшой террасы с противоположной стороны начали с таким же звоном и грохотом рушиться на множество цветных осколков, а фарфоровая антикварная ваза на подставке превратилась в черепки. В этот момент мне вдруг подумалось о маме и о том, как она, должно быть, расстроится. Эта мысль крутилась в голове, как пластинка, которую заело. А ещё я дрожала всем телом и почему-то всё время повторяла «ой, мамочки». Тоненько так, на одной ноте.
Отдельные выстрелы сменились оглушительно громкой автоматной очередью: она прошила стену над моей головой, и куски штукатурки посыпались за шиворот.
Мне показалось, что я попала в кошмар, в жуткий и невообразимый виртуал, типа дурацкой компьютерной игры «DOOM». Ведь реальностью происходящее просто не могло быть!
Встав на четвереньки и всё также бормоча себе под нос «ой, мамочки», я поползла к выходу, не замечая впивающегося в ладони стекла. Да и вообще не замечая ничего вокруг, даже Бультерьера, присевшего в простенке между окнами. Когда я проползала мимо, он протянул руку и, потянув на себя, прижал меня к своей широкой груди.
«Как маленькую» – пронеслось в голове.
Не знаю, сколько я так просидела, прильнув к мужчине и сцепив руки за его могучей спиной. Всё остальное перестало для меня существовать, время замедлилось, ужасные звуки стрельбы и бьющегося стекла стихли, как будто выключили громкость. Только звенящая тишина и гулкое биение сердца: моего и мужчины, к груди которого я прижалась.
Из оцепенения меня вывела заброшенная в выбитое окно граната. Она упала рядом с моим подолом, и мне представился уникальный случай увидеть её не на картинках, а, так сказать, воочию. Не долго думая, Бультерьер послал её ногой в сторону разбитых витражей, и взорвалась она уже на террасе. При этом он прижал мою голову к своей груди, закрывая уши, и, наверное, только благодаря ему я не оглохла.
Дальше было всё как в тумане. Пелена дыма, валившего из выбитых окон, и разбросанные повсюду ошмётки балюстрады – вот и всё, что врезалось в память.
Даже не помню толком, как мы оказались на улице. Бультерьер сначала палил напропалую по пристройке для охраны, пока вместо выстрелов до моих ушей не донёсся сухой щелчок. Затем, отбросив оружие, он схватил меня и поволок, ни живую ни мёртвую от шока, в сторону ворот.
Балансируя на краю сознания, я всё же отчётливо понимала, что его рука – это сейчас единственная опора, удерживающая меня от падения. Без неё я бы рухнула на землю как подкошенная, потому что ватные ноги дрожали и передвигались с трудом.
«Сильная мужская рука поддержит» – пронеслось в голове, и почему-то возникла ассоциация с балом, когда во время вальса я витала в эмпиреях.
Что я там говорила про трудный день? Да по сравнению с этим ужасом, всё предыдущее было приятной прогулкой в райском саду!
Бультерьер свободной рукой вынул из недр пиджака ещё один пистолет и на ходу один за другим разбил все фонари на пути. Двор погрузился во тьму.
Слышались крики, я, вынужденная жмуриться от страха, чуть приоткрыла ресницы и увидела то, от чего мгновенно появилось желание закрыть глаза снова и вообще никогда их больше не открывать.
Возле парадного сработал датчик движения, и всё крыльцо озарилось ярким светом. Впрочем, Бультерьер тутже ликвидировал и этот источник освещения, но нескольких секунд мне хватило.
Во дворе перед крыльцом был сущий ад!
Первый охранник лежал лицом вниз, и под его головой расползалась багровая лужа. Второй, с перерезанным горлом, сидел, привалившись к стене, и смотрел в небо широко открытыми глазами.
Как будто видел там вверху что-то, что ведомо лишь ему одному.
Боже! Что это? Неужели мы перенеслись обратно в те времена, когда людей убивали на улицах и в собственных домах?!
Сзади что-то хрустнуло, Бультерьер круто развернулся, одновременно задвигая меня за могучую спину, и кого-то застрелил. Наверное. Следующий выстрел отозвался уже знакомым сухим щелчком, и снова оружие с пустым магазином полетело на землю.
Я уже хотела вновь зажмуриться, как прямо передо мной, из ниоткуда, выпрыгнул гибкий невысокий человек в черном от пят и до макушки. Ниндзя из фильмов, одним словом. На этом участке пути окна гостиной отбрасывали слабый свет, и в прорези его маски мне видны были темные и жесткие глаза, а в них – приговор. Мой приговор. Почему-то мне в тот момент подумалось, что мужчина носит линзы. Ну, не может у человека быть таких глаз.
Ниндзя вскинул руку – и одновременно рука Бультерьера резко дёрнула меня в сторону, разворачивая по ходу движения. Непонятный предмет блеснул металлическим боком и свистнул прямо над моим ухом, срезая локон у виска.
«Сюрикен*» – поняла я с ужасом. Я читала, что эти острые, как лезвие, штуки, наряду с катаной* были «визитной карточкой» всяких ниндзя да самураев средневековья. Но даже в страшном сне мне не могло присниться, что когда-нибудь я испытаю эту ужасную вещь на себе.
Я бы заорала, но голос пропал, из груди наружу вырвался только нечленораздельный хрип.
А мимо прошила воздух ещё одна отточенная звёздочка с острыми металлическими краями! И если бы не Бультерьер, снова оттолкнувший меня, то этот жуткий предмет полоснул бы меня по горлу!
Судя по тому, как ниндзя двинулся в мою сторону, две неудачные попытки покончить со мной его только раззадорили.
Странно, но этот человек совсем не пытался напасть на моего стража, словно Бультерьер его вовсе не интересовал, а был лишь досадным препятствием на пути ко мне. Ловко уворачиваясь от его ударов, он целенаправленно пытался меня ликвидировать!
Боже, неужели я за свой век успела кого-то так сильно разозлить, что меня хотят убить столь страшным способом!
В очередной раз уклонившись от Бультерьера, ниндзя подпрыгнул, намереваясь послать в мою сторону ещё одну звезду (да сколько же у него этих штуковин?!) А я совершенно точно осознала: от следующей мне не уйти! Время замедлилось, нет, оно просто перестало существовать, его не стало по определению, и я видела только острую металлическую звёздочку, которой замахивается в мою сторону человек в чёрном. Её отточенные края хищно блеснули в скудном освещении окон. Как в замедленных кадрах, Бультерьер ударом отбросил ниндзю назад, и звезда вжикнула рядом. Ниндзя же с лёгкостью перевернулся через голову, неслабо врезав мне ногой в челюсть, так что зубы зазвенели.
Похоже, еще и к стоматологу идти, отрешенно подумала я, в который раз падая на землю и чувствуя, как рот наполняется кровью.
Если, конечно, этот попрыгунчик не лишит меня всех проблем разом, отправив напрямую в морг.
Отупев от шока, я даже боли не чувствовала. Только челюсть онемела, как после укола новокаином.
Между тем в руках ниндзя снова оказались эти жуткие штуки. По одной в каждой. Он решительно обернулся к Бультерьеру, справедливо решив, что через это препятствие ко мне добраться тяжелее, чем если бы его не было вовсе.
То, что происходило дальше, завораживало своей жуткой красотой. Да, это зрелище можно было бы назвать красивым, не будь оно столь ужасным.
Звёздочки в руках мужчины замелькали с такой скоростью, что оставалось непонятным, как Бультерьер умудряется уходить от лезвий. Я бы уже давно лежала на земле в виде рагу.
Ниндзя как будто не дрался, а танцевал: гибкий, верткий, быстрый. Реакция на зависть. Движения отточены до совершенства. Непонятный и завораживающий танец смерти. А вот Бультерьер сражался как медведь – отчаянно и умело, словно всю жизнь только это и делал. Он и сам сейчас чём-то походил на огромного медведя.
В голове промелькнула мысль, что ОБЫЧНЫЕ ОХРАННИКИ, нанятые за деньги, так ОТЧАЯННО не дерутся. Не ЗА хозяйскую ДОЧКУ он сражался, а как минимум за свою собственную жизнь.
«Или за свою женщину» – подсказал внутренний голос.
Наконец, перехватив руку противника, Бультерьер согнул её под таким немыслимым углом, под каким человеческая конечность просто не может согнуться! Да он сломал её к чёрту, минимум в двух местах, от чего ниндзя издал дикий рёв. А следом что-то глухо хрустнуло, ниндзя замолк и рухнул на землю, уставившись на меня остекленевшими глазами. Из грудины врага торчала рукоять приличного тесака. Где Бультерьер его прятал – загадка.
Видимо ниндзя его всё же задел. Морщась, Бультерьер нагнулся, вытащил клинок, обтёр его об одежду поверженного и, подхватив меня, потащил дальше. Да я и сама уже бежала чуть ли не быстрее самого Бультерьера. Кажется, шок подстегнул мои дрожащие нижние конечности.
«Ауди» Бестужева стояла на том же месте, где её оставил Тоха. Но мой страж проигнорировал её и увлёк меня в другую сторону.
«Ворота ведь заперты» – с опозданием поняла я.
Под вышкой охранников в кованом заборе была врезана небольшая калитка. Именно туда и направлялся начальник охраны.
А прямо за воротами стояла папина «БМВ». Вот почему я не слышала ни лязганья открывающихся ворот, ни звука подъезжающего к дому авто.
Обогнув машину, он распахнул дверцу с моей стороны, и в салоне загорелся свет. Я уж было хотела юркнуть внутрь, но он удержал. Вновь задвинув меня за спину, он с размаху вогнал длинный, изогнутый тесак в сиденье по самую рукоять. (Предполагаю, тесак он всё-таки отобрал у ниндзя)
– Зачем? – прохрипела я изумлённо.
С моего места было отлично видно практически весь салон автомобиля. Но там, где собиралась сесть я, наверное, мог кто-то затаиться – иначе расценить его действия я не могла.
Вынув тесак, он молча толкнул меня внутрь.
– Шестого я упустил, – ответил Бультерьер, когда мы уже тронулись с места.
Он сказал это так, как будто это всё объясняло. Я же не понимала ровным счётом ничего.
* Сюрикен – японское метательное оружие, предназначенное для скрытого ношения. Дословный перевод: «лезвие, скрытое в руке». Иногда его используют и для нанесения ударов в ближнем бою, в качестве колющего или режущего оружия. Представляет собой небольшие клинки, чаще всего изготовленные по типу звезды с четырьмя или шестью наконечниками.
** Катана – японское чтение (кунъёми) китайского иероглифа ?; Слово обозначает «изогнутый меч с односторонним клинком». По форме клинка катана напоминает шашку, однако рукоять у неё прямая и длинная, что позволяет использовать двуручный хват.
* * *
Снайпер. 1993 г.
Даня родился в Саратове в семье потомственных военных. Его отец и дед были офицерами, а по материнской линии передавалась история о том, что и прадед служил в царской армии. Конечно же, он тоже грезил военной службой. И поначалу всё в его жизни складывалось легко и просто: военное училище, офицерская должность, женитьба на любимой девушке, перевод в Москву и ведомственная квартира. Какая-никакая, но хоть не казарма и не угол в общежитии. Чем не удача?
И даже то, что квартирой оказались две комнаты в коммуналке с общей прихожей, кухней и санузлом, не омрачало радости молодожёнов. Разве может молодая семья вне очереди и быстро получить отдельную квартиру? Увы, нет. Но Данила не унывал, он знал, что это лишь вопрос времени.
А вскоре произошёл развал Советского Союза и, как следствие, повальное сокращение расходов на оборону. В одночасье на улице оказались многие кадровые офицеры, которых государство не смогло обеспечить ни жильём, ни достойными пенсиями. Оставшимся тоже пришлось туго – денежное довольствие было унизительно маленьким и выплачивалось с задержками. Шанс остаться на службе у Дани имелся, но он был неприемлемым с точки зрения военной этики и финансового положения семьи: жена на сносях, а обеспечить её хотя бы необходимыми продуктами лейтенанту Даниле было невозможно.
Перед подобным выбором тогда находились многие. Представьте себе: пришёл парень домой после срочной службы в армии. Чем заняться? В начале 90-х податься ему было некуда. Сил – хоть отбавляй, энергии – масса, запросы есть, а возможностей нет.
Вокруг безнадёга, толпы серых людей на автобусных остановках в “час пик”, все куда-то спешат, торопятся. Все злые как черти, то ли от вечного безденежья, то ли от беспросветности, вызванной тем же вечным безденежьем.
А ещё в глаза бил наглядный контраст между очень бедными и очень богатыми. На Кутузовском, Тверской, Новом Арбате сновала масса забугорных навороченных тачек – сияющих лаком и хромом “меринов” и «бумеров».
А на остановках, на тротуарах в длинных очередях стояли зачуханные рядовые бюджетники, у которых не то что на “мерс”, на жетончик в метро не всегда денег хватало.
В стране всё перевернулось – кругом беспредел, засилье криминала. Вчерашний двоечник стал банкиром, а отличница, гордость школы, – проституткой. Инженеры, врачи, учителя трясли китайскими тряпками на рынках, получая за прилавком новое образование – купи-продай, обмани-укради. И наоборот, человек с пятью классами образования мог быстро подняться по криминальной лестнице и достигнуть вершин.
В горячих точках и то всё проще казалось: тут друг, там враг. А на гражданке отставные военные поначалу терялись. Да и как тут было не растеряться? Они кровь в Афгане проливали! Их учили убивать, они и убивали. И в каждой роте им замполит о чести и долге рассказывал, о мужестве и защите Отечества. А вернувшись домой с травмированной психикой и медалью за боевые заслуги, эти защитники обнаружили, что, по сути, защищали барыг и воров. Ещё и от государства копейка в зубы или коленом под зад.
Зато в каждом дворе сопляки на тачках о сладкой и “настоящей” жизни рассказывали. И что важно – являлись её наглядным примером. Раз попробовал, два – ничего вроде бы не делал. Кому-то что-то грубо сказал, где-то что-то помог погрузить, в другом месте в машине подождал, поучаствовал в какой-то драке – эка невидаль. Потом какой-то долг помог забрать, да и долг-то, в итоге, сами отдали, а тебе на вот – премия! И всё это с подарками, босяцкими подгонами – кожа, перстень, крестик, браслет, первая машина. А ещё нереальные «респект и уважуха». Человек пять таких идёт, а народ перед ними расступается. Правда, старшенькие строго-настрого приказывали: гражданских не трогать. И не трогали почти.
Вот и ездит себе такой паренёк, совершенно точно осознавая, что он особо ничего и не делает из того, за что наказывает закон, как вдруг щёлкает первое предупреждение – ствол, небрежно подаренный кем-то из старших.
Тут бы задуматься… Ан нет, кто из мальчишек о нём не мечтал! Красивый предмет, брутальный. Заставляющий дисциплинироваться смелых и сильных, а слабых и трусливых – чувствовать себя выше других.
Мужчину оружие заколдовывает. Те, кто держал в своих руках принадлежащий именно ему ствол, поймут сравнение с осязанием груди любимой женщины. Но если женские прелести и отношение к ним со временем меняются, то отношение к оружию – никогда.
Как думаете, какая чаша весов перевесит при судьбоносном решении – куда податься? В серую толпу на обочине и беспросветные будни без зарплаты или туда, где жизнь бьёт ключом и блестит хромом, отражаясь в горящих глазах доступных красавиц?
Перед подобным выбором оказался однажды и Данила…
А началось всё в одном спортзале, переоборудованном из бывшего бомбоубежища. Его он начал посещать ещё будучи офицером, оставляя в раздевалке форму с лейтенантскими погонами. Именно там и произошла судьбоносная встреча с бывшим сотрудником органов внутренних дел Николаем Беркутом. Тот сразу обратил внимание на статного парня с военной выправкой. А также на то, что денег на оплату абонемента ему порой не хватало, и в спортзал его пускали только благодаря хорошему отношению тренера.
Для начала Беркут предложил Дане поработать в его Частном Охранном Предприятии, дескать, «такие парни нам нужны». К слову, создание ЧОПов было на тот момент весьма распространенной формой занятости. И не мудрено. Это позволяло оформлять официальное разрешение на ношение оружия.
Впрочем, новичку Даниле, который, долго не раздумывая, принял предложение Беркута, сообщать об истинных задачах этого опасного бизнеса на первых парах не спешили.
Он, конечно, догадывался, что его работодатели – ребята непростые, но предпочёл не обращать на это внимания и просто выполнял свою работу. Подготовка и привитая дисциплина оказались сильнее подозрений, а привычка к ответственности только укрепляла уверенность в правильном выборе – денежное содержание в три раза больше получаемого ранее позволяло его семье иметь всё необходимое.
То, что гражданский мир оказался несколько другим в сравнении с армейским, Данила понял практически сразу. Всё тут крутилось вокруг денег, которых, к слову, в столице было много. Может, даже слишком много для одного города.
Сотни банков, десятки тысяч торгово-закупочных, посреднических и всяких других фирм, брокерских контор, иностранных представительств. Тут вертелись невероятные, баснословные суммы, стекающиеся со всей страны: от рыбаков Приморья и шахтёров Воркуты, металлургов Урала и Норильска, нефтяников Западной Сибири и моряков Мурманска. И всё это при тайном или явном нарушении законов. Да и о каких вообще законах можно было в те времена говорить?
Пожалуй, переломным моментом можно назвать тот день, когда Данила получил задание от Беркута: отнести в указанное место и спрятать сумку с оружием. Всего-то. Он и раньше часто возил оружие нужным людям или же налаживал поставки для Беркута. В том числе поставки от бывших коллег с военных баз. Отчаявшиеся от вечного безденежья военные «списывали» всё, что плохо лежало: будь то амуниция или пулемёт Чапаева на колёсах.
Их тоже можно было понять: денежное довольствие – копейки, и те выплачивали с задержками. А дома семьи, вечно злые жёны и дети с дырявой обувкой. Тут не только с бандитами, с самим чёртом наладишь товарно-рыночные отношения.
Даня всё выполнил чётко: сбегал в лесной массив неподалёку от МКАДа, присыпал сумку землёй и прошлогодней листвой, после чего спокойно отправился домой. А на следующий день его огорошил Беркут: сумка пропала, и на Дане теперь повис долг. А если он надумает скрыться, Беркут в курсе, где живут его жена и сын. Попал он, что называется, по-крупному.
Денег Николай со своего ставленника не требовал, а предложил отработать по-другому – ликвидировать, или как говорил Беркут, “исполнить” вора в законе по кличке Румын. Как и где тот перешёл ему дорогу, Данила не понял, но задавать лишние вопросы было не в его правилах. Законники – представители старой школы уголовного мира, предпочитали не связываться с подрастающим поколением авторитетов новой формации, называя их отморозками. А “молодёжь”, в свою очередь, обходила стороной “расписных”.
Прежде всего, Беркут устроил ему экскурсию, показывая из окна своей машины столичные достопримечательности: вот эту бензозаправку держит Люберецкая братва, небольшой рынок у станции метро находится под контролем Долгопрудненских, казино в самом центре Мазуткинские отбили у «чехов», то есть чеченцев. А знаменитые Лужники, огромная инфраструктура плюс рынок – это неприкасаемая территория Солнцевских.
Беркут вывалил на него огромное количество информации: кто с кем в каких отношениях, у кого какие запросы, амбиции и пристрастия. В ход пошли даже фото, которые Коля в нужный момент вынул из бардачка. Особое внимание уделял бывший опер связям с купленными ментами: вот этот следователь по особо важным делам из Генпрокуратуры состоит на содержании Бауманской группировки, вот этот начальник оперативной службы второй год кормится от Подольских, а этот… да, тот самый, которого ты в телеке видишь, состоит на жаловании у Ореховских.
Картинка вырисовывалась мрачная: столица являла собой огромную теневую структуру всевозможных группировок и “крыш”. Одни крыши прикрывали вторые. Пока кто-то воевал с конкурентами, другие отбирали под шумок предмет их спора. И каждый норовил урвать кусок пожирнее. Бизнесмены через невозвратные кредиты и липовые документы вовсю доили банкиров, банкиры через торговлю кредитами доили друг друга, а финансовые пирамиды, типа «МММ», обирали рядовых бюджетников. Всех вышеперечисленных же лихо дербанили бандиты.
Была ещё одна сила, пожалуй, самая непредсказуемая и опасная – чеченцы. Их Беркут особенно не любил. Славились они наглостью и беспределом, авторитетов, кроме собственных старейшин, для них не существовало. А неугодных они устраняли дерзко – так, чтобы всем было понятно: им всё равно, где и как.
Всё это напоминало Дане фильмы про Чикаго начала тридцатых: огромный город с пещерными законами и тотальная продажность всех, кто только может продаться. При всём том полная импотенция власти и огромная концентрация денег, делёжка которых делала ситуацию максимально взрывоопасной.
