Текст книги "Жирафка"
Автор книги: Славка Поберова
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Уж этого я от вас не заслужила! – не удержалась и тут же пожалела.
Но сказанного не воротишь. Неужели не могла промолчать, разве об этом спорят? Такие вещи не обсуждают вслух, о них разве что пишут. Но что сказано, то сказано. Ивета улыбнулась своей рекламной улыбкой:
– О том, что ты командуешь, писала я, признаюсь. И настаиваю на этом. Ты что думаешь, от этого все в восторге?
– А я в командиры не набивалась!
Конечно, тут я немного покривила душой. Для меня это было очень важно. И все это знали. С моим-то ростом позволить командовать кому-то другому? Когда мы еще играли в школу и меня не брали на роль учительницы, я бросала игру и уходила… И я была права, потому что грош цена моему желанию, если с ним не считаются другие. Естественно, Ивете этого не понять, она всегда была в выгодном положении красивой девочки, с которой все хотели дружить. Мама была слишком занята, чтобы справлять мой день рождения, как это каждый год делали родители Мадлы, а отец никогда бы не искал для меня модной майки с фирменным знаком (я помню, когда я была маленькой, я душу бы отдала за такую майку, какую отец Дулины достал для ее младшего брата). Мне же всегда говорили, что в жизни есть нечто более ценное, чем вещи. Конечно же есть. Но авторитет в команде тоже кое-чего стоит. Однако я знала, что мое место в команде не закреплено за мной навеки. И вовсе не считала, что меня все обожают. Но раз меня выбрали капитаном, я подумала, что отношение ко мне переменилось. А собственно говоря, нет такой, кого бы любили все без исключения.
– Естественно, – утверждал тренер, – если бы вы не были хищницами, вы бы не боролись за победу и вообще не пришли бы сюда и не выдержали бы нагрузки. И имей в виду, Лени: хищники друг друга не любят – самое большее уважают. Понимаешь?
Ну, я вроде поняла и никогда не жаловалась. Я всегда добиваюсь своего. Правда, иногда на это нужно время. Так было, например, с летними работами. И к чему привело то, что я девчонок сломила? К тому, что меня возненавидели.
Все равно не понимаю. Почему, например, нельзя побегать вокруг этого же стога, поделать какие-нибудь упражнения, хотя бы с вилами? Ну, не выкладываться, конечно, как на тренировке, но у каждой же есть индивидуальный план, каждая знает, где ее слабое место. Да, мы все не такие уж усердные спортсменки, но кто будет отвечать, если потеряем форму? Конечно, Гелена, что бы вы ни говорили, не очень-то легкий хлеб у капитана команды. Бесспорно, они меня слушаются. Но постоянно огрызаются, устраивают сцены. И пусть никто не удивляется, что я применяю и шантаж, и угрозы, и к тому же ругаюсь.
Однако популярность таким образом не завоюешь. Тут уж ничего не поделаешь…
Шарка достала карты и, приняв удобную позу, стала их тасовать. Над ее головой, подобно леднику в Гималаях, торчал бугор сена, готовый обрушиться каждую минуту. Взглянув на него, я вспомнила, что мы, собственно, должны были выровнять этот стог. А я даже не пыталась заставить работать свою команду. А зачем? Чтобы они еще больше меня возненавидели?
Мне было очень неприятно после вчерашней глупой игры. А рядом вовсю резвились в канасту. Ухо достала из сумки детектив, Мадла надела наушники, растянулась на солнце, утверждая, что утренний загар хорошо ложится на кожу, Ивета тоже объявила, что надо отдохнуть, Мирка что-то плела из соломы, как маленькая, и хоть во мне все кипело, я спокойно взяла вилы и приступила к сизифову труду. А что мне оставалось делать? Сидеть и смотреть на них? Чтобы они подумали, что я переживаю?
Я единственная делала какие-то рабочие движения, когда появился бригадир.
– И это вы называете работой, барышни? Еще хорошо, что я пришел посмотреть. Вот ваша учительница обрадуется, когда я ей расскажу, какие у нас тут энтузиасты собрались! И вы думаете, что эта работа вам зачтется? Уж я постараюсь, чтобы этого не случилось!
Он исчез так же мгновенно, как и появился.
– И что теперь будет?
– Хорошо, что занятия кончились, а то бы нам снизили балл по поведению.
– Еще не хватало!
– Вдруг это помешает баскетболу?
– А как будет со сборной? С Венгрией?
– Не такие уж длинные руки у школы. Кроме того, мы едем в Венгрию на каникулы и ни в каком освобождении не нуждаемся.
– А что это еще за мартышкин труд – подравнивать стога?
– Конечно, лучше бы уж клубнику собирать.
– Да, конечно, вы уж так рвались на клубнику… – неожиданно проговорила Пимча, но тут же опомнилась и стала ругаться вместе с остальными.
– Да этот бригадир и сам не знает, что делать и зачем это нужно.
– А кто будет отвечать за то, что мы вчера чуть не замерзли?
– А этот сарай, куда нас поместили? Это же безобразие! Прошлым летом, когда мы ездили на уборку хмеля, мы жили намного лучше.
– И нам еще пришлось самим набивать себе матрасы сеном!
– Всего-то два матраса и набили, – пыталась я остановить Мадлу, которая ничего подобного не делала.
И вообще, нам надо было ехать осенью собирать яблоки. Это намного лучше.
– Ну кто мог знать, что лучше? Все равно один раз надо поехать.
– Да нет тут для нас никакой работы. Все бессмысленно. Они выдумывают.
– А чем они нас тут кормят?
– Школьную столовую вспомнила? Там, что ли, хорошо?
– А тренироваться где, в лесу?
– Надо же, о тренировках вспомнила! – Мне наконец удалось остановить Габину. – Что-то я тебя в лесу не встречала.
– Потому, что эта тропинка только для кроссов или для скачек, – подвела итог Габина.
– Наконец-то заговорил наш капитан, – с удовольствием проговорила Ивета. – И рядовой член команды сразу же понял, как хорошо, когда за него заступаются.
– Да уж, вы рядовые, – неуверенно возразила я. Я видела их укоряющие взгляды. – А как вы себе представляете мое заступничество?! – вышла я из себя.
– Ты должна что-нибудь придумать, мы тебе тут обрисовали несколько линий защиты. А дальнейшее уже зависит от тебя и твоего природного интеллекта. Ты с нами не играешь и поэтому можешь оценивать ситуацию со стороны.
– Как это не играю? – возмутилась я.
Именно это Павле и надо: стравить меня со всеми и, может быть, занять мое место.
– В чем это вы меня упрекаете? В том, что я опиралась на вилы? Я так же ничего не делала, как и вы. Тут и дураку ясно: они не знают, чем нас занять, и потому мы пошли по линии наименьшего сопротивления.
Разумеется, в этом-то все и дело, – любезно улыбнулась Ивета. – Теперь тебе нужно найти несколько неопровержимых аргументов. Тогда ты будешь неуязвима и сумеешь нас защитить, когда вызовут к директору.
– Ой, что вы, может быть, до этого не дойдет, – испугалась Пимча.
У нее с директором были свои счеты из-за успеваемости.
Меня тоже раздражало его высокомерие, и потому перспектива беседы не вдохновляла. Он умеет смотреть на тебя, как на стекло, и разговор с ним, конечно, не сахар. Но если другого выхода не будет?
– Не думаешь же ты, что Матульда ликвидирует конфликт сама? Если бы с нами поехал Боузек, тогда, конечно, что против него этот бригадир? А Матульда со своим отношением к спортсменам – тут ничего хорошего не жди.
– Успокойся, Лени – любимчик директора, она всегда с ним договорится.
– Странно, а я-то не знала, что я его фаворитка. Он как-то забыл меня об этом проинформировать. – Я еще слабо защищалась, но так, для вида. Долго выдержать их атаку мне не удалось.
– Если вы с таким же энтузиазмом будете нападать на соперниц, вот это будет дело, тогда нас ждут одни успехи. А меня атаковать не надо, не стоит тратить силы. Вы прекрасно знаете, что я пойду и все сделаю. Хотя вы думаете, что я эгоистка, а я полагаю, что еще и эгоцентристка, и упрямая, и высокомерная, и самоуверенная, и не знаю, какая еще, но кое в чем я могу оказаться для вас полезной. Например, в данном случае.
– Ну, безусловно, ты просто молодец, – улыбнулась Габина, – для таких вещей ты годишься лучше всех.
Глава 5
– Разве так можно?! – опять кричала Милуш, и я на всякий случай отошла в сторону. Стоявшие дома плач и скрежет зубовный не имели никакого отношения ко мне и к неудачной поездке на летние работы – таким вещам мама не придает значения, и уж во всяком случае она не будет делать из мухи слона. Дело в том, что Любош получил повестку (или как там это у них называется?)
– Разве можно призывать отца семейства на военную службу? – Над причитаниями Милуш сжалился бы и зна менитый средневековый пражский палач Мыдларж. Только не наш папа.
– А ты думала, что отсрочки будут длиться до бесконечности? – неодобрительно отреагировал он на слезы дочери.
– До бесконечности!.. – воскликнула она возмущенно и в то же время жалобно. – Сначала ему предложили стажировку во Франции, а потом, когда что-то нарушилось в процессе управляемой кристаллизации стекла, пришлось заняться дополнительными расчетами. Он выполняет важное государственное задание. Что теперь будет?..
– Подумаешь, отслужит год в армии, а с государственным заданием ничего не случится. Ты что думаешь, на Любоше свет клином сошелся? И без него доделают, – сказала я, потому что мне стало противно ее слушать.
Еще недавно она была убежденной сторонницей женской эмансипации. Правда, в то время у них с Любошем случались нелады, и она заявляла, что, собственно, женщине мужчина не так уж и нужен, что он ей только в тягость и что само его присутствие осложняет жизнь, а детей можно иметь и вне брака. Чем спорить с мужем о воспитании детей, лучше быть матерью-одиночкой. Ну, вот и получай то, чего хотела. Правда, дети не совсем без отца. О чем спорить? Она просто пляшет под его дудку. А он даже симпатичный, только любит командовать. И требует, чтобы она его слушалась. Мне, конечно, все это безразлично, и безусловно, Любош умней Милуш с ее теоретическим мышлением.
Например, история с тренировками. В сентябре прошлого года Мила с дочкой Барой стали ходить в спортивную группу для родителей с детьми. Мила, наверное, предполагала, что это балет. Что правда, то правда, Бара годится для этого дела. А Милуш на заре туманной юности мечтала стать балериной. Но говорят, что стойку она сделала только один раз, и то по ошибке, хотя вполне могла бы преодолеть свою слабость усиленными тренировками.
Но нет, она решила, что пойдет с Барой на экзамен в школу Национального театра. Мама всерьез рассуждала о трудностях при изучении специальных предметов, о зыбкости надежды на успех, о преждевременном старении. Отец смеялся. Нашей же Милуш все было нипочем.
Тут возник Любош. Кстати, Любош очень высокого роста, ему бы не мужем моей сестры быть, а моим отцом. Послушай-ка, ты уже один раз пробовала, а балет – это тебе не баскетбол. Как только дело дойдет до соматических нарушений [12]12
Нарушение системы кровообращения и лимфообразования.
[Закрыть], тебе никого не удастся убедить, что и твой папа, и твой дедушка имели склонность к балету. Твою Бару никто в балет не возьмет. Я бы ее, например, не взял, хотя я не медик, а химик, потому что достаточно посмотреть на ее позвоночник, чтобы сразу стало ясно, что из нее балерина не получится. Надо смириться с тем, что из Бары вырастет еще одна Жирафка, и ее место в баскетболе. И ей еще очень повезет, если она, несмотря на свою нескладность, добьется хотя бы половины того, чего достигла Гелена.
На том и порешили. Я, конечно, была с ним целиком и полностью согласна, хотя меня и раздражало, что именно его слово было окончательным и напугало Милу до смерти. А что поделаешь, раз она такая квашня и мужик может ею командовать!
– Я сама прослежу за тем, чтобы у Бары все получилось как следует, – сказала я Любошу. – Как мне представляется, она годится для мини-баскетбола, но ей необходимо сначала заняться общефизической подготовкой, чтобы, в отличие от меня, ей не пришлось специально отрабатывать ловкость, быстроту реакции и скорость. Она более способна, чем была я в ее возрасте, это факт, но ничем нельзя пренебрегать. Нужно заниматься.
– А идея занятий родителей с детьми, по-моему, правильная. Почему бы туда не ходить? И ей полезно приобщиться к коллективным занятиям спортом, и тебе это, в конце концов, не повредит, – со всей категоричностью заявил Любош Миле.
Милуш уже давно стала поперек себя толще и по габаритам приближалась к нашей маме. Но мама-то в ее возрасте была как былинка.
Получилось так, что Баре эти занятия очень понравились, и Милуш взяла абонемент на следующий год.
– Абонемент-то я взяла, но нас предупредили, что утвердят только тех, кто перспективен для спартакиады.
– Ну, это ерунда, – сказала я, – они вам голову морочат.
Я ждала, что мама встанет грудью на защиту своей любимой спартакиады. Однако голос подал отец. На столе у него были разложены пробирки и еще всякая всячина, он как раз занимался исследованием удобрений для нового розария. Может быть, поэтому спартакиада маячила в его воображении как нечто отдаленное и нереальное. А он в это время раскладывал свои игрушки, хотя его научно-садоводческим изысканиям грош цена в базарный день, только всю гостиную загромоздил. Трудно представить себе более не подходящих друг другу людей, чем мои родители, а все у них в порядке. Бывает же так в природе!
– Не путай обман с реальностью, моя младшая дочь, – вдруг высказался отец, как будто это не он угрожал разводом во время подготовки спартакиады. – Спортивные залы нужны в первую очередь для подготовки спортсменов высокого класса. Помещений не так много, чтобы предоставлять их всем желающим. Перед нами стояли и стоят более важные задачи. И тебе пора бы уже привыкнуть к тому, что не существует прав без обязанностей, если у тебя хватает ума это понять.
Только бы он не начал выступать на свою любимую тему.
– Вот что у нас было (практически ничего), а вот что у нас есть (практически все). Чего мы (то есть они, старшее поколение) достигли и чего достигнете вы (то есть мы)!
Меня от этих рассуждений коробило. Я их воспринимала как любимую присказку деда: «Вот во времена Первой республики за утку давали всего два гроша!» Я думала, что этот способ выражения умер вместе с ним, однако вот он, живет! Не то чтобы у нас в семье любили Первую республику, но разговор о постоянной нехватке товаров, о продуктах по карточкам, об отсутствии игрушек и тренировочных костюмов велся все время в нравоучительно-педагогических целях.
– А я ничего против совместных спортивных занятий родителей с детьми не имею. Это единственное, что мне нравится в спартакиаде, – возразила я.
– Женщины на спартакиаде будут прекрасны, – вступила в разговор мама.
Это было перед моей поездкой на летние работы; мама как раз возвратилась с репетиции районных и окружных женских групп второй категории, выступавших со спортивными композициями (она отсутствовала все выходные), и в восторге вертелась перед зеркалом.
– Только посмотри, как красиво сочетаются эти движения!
Я выдавила из себя благожелательную улыбку – иначе поступить не могла. Когда мама заходится, ей хоть кол на голове теши – все бесполезно.
А вот с папой никогда не знаешь, что он на самом деле думает, в особенности когда речь идет о маме, я же с мамой всегда попадаю впросак. Неужели она не понимает, что спартакиада и я несовместимы? Из-за этой спартакиады мамы вечно нет дома; мне-то от этого ни холодно, ни жарко, но вот в прошлом году мне как-то поручили проводить занятия с младшей группой. Как я ужасно себя чувствовала, когда торчала среди малышек, как телеграфный столб! Правда, мама, узнав об этом, договорилась в школе, чтобы мне больше таких поручений не давали, но сама, когда на районной спартакиаде девочки в зеленых юбочках с бантиками шли по полю стадиона в сопровождении высоких молодых девушек, заливалась слезами умиления. Ведь и я могла быть с ними! Выигранное нашим обществом состязание по мини-баскетболу, входившее в программу спартакиады, ее не утешило. Ей было этого мало…
– Я не понимаю, что ты имеешь против спартакиады! Я-то обеими руками «за»! – Она тяжело вздохнула.
Я-то очень хорошо знаю, сколько раз нас лишали спортзала из-за занятий женских групп общефизической подготовки, пока вопрос не был поставлен ребром и мы не получили зал независимо от них.
– У нас не оздоровительные тренировки, мама, мы тренируемся всерьез, в этом и заключается принципиальное различие между нами.
– Насколько мне известно, тренировки подростков происходят на школьных уроках физкультуры.
И каждый раз во время наших бесконечных споров она пыталась доказать мне, что новая программа спартакиады будет чем-то из ряда вон выходящим. И мне приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы лишний раз ее не дразнить. Мама вообще-то не упряма и кое-что способна понять, но в этих вопросах ее с места не сдвинешь. А вот как раз сейчас ее злить нельзя ни в коем случае. Наоборот, мне сейчас в высшей степени важно узнать ее мнение, как вести себя в разговоре с директором нашей школы. Милуш даже не подозревает, насколько мне с руки ее плач и скрежет зубовный. Я вижу, что мама сердится, когда Милуш вновь выступает в своем репертуаре, а когда мама сердится на Милуш, она с благосклонностью относится ко мне, в чем я уже многократно убеждалась. Теперь надо только ловить момент.
Милуш шла напролом.
– Ты бы хоть немного помогла мне. Бара в детском саду валяет дурака, всех воспитателей в бараний рог скрутила. А если ты пойдешь на тренировки, все это ляжет на меня. Любош мне хоть с детьми помогал!
Еще как помогал, приходил с работы только в девятом часу. Неудивительно, он же выполнял важное государственное задание! – сажал Катку делать письменные задания и отгонял Бару от телевизора. А если в воскресенье шел с ними гулять, то прогулка оканчивалась в пивной у стадиона «Спарта». Дети плакали, так как хотели в детский театр-студию «Товарищ». Зато стоило ему посмотреть на Бару, как она успокаивалась, а Милуш могла орать до умопомрачения – и безрезультатно; Бара становилась совершенно неуправляемой.
– А может быть, не надо забирать Бару из детского сада после обеда; другие дети сидят там до половины шестого, и ничего с ними не случается. – Мама уже заведена до отказа, что мне и нужно: я слышу это по ее голосу.
Но Милуш ничего не замечает.
– Детский сад! – пренебрежительно фыркает она.
– Ты, например, и в ясли ходила, а я что-то не заметила, чтобы тебе от этого стало хуже, – продолжала мама.
– Но это было в те времена, когда утверждали, что детей нельзя баловать, нельзя их жалеть, когда они плачут. Бара воспитана по-другому. А Катка? Ты бы позволила ей ходить с ключом на шее? Ты на это не способна, и я тому живой пример.
Продолжай в том же духе, Милушка! Это только и надо! Именно об этом весело рассказывают гостям: как Милу воспитывали в строгости, и не потому, что мама пренебрегала своим родительским долгом, упаси боже, а потому, что полностью разделяла научные воззрения отца, она просто действовала так, как требовала тогдашняя педагогика. Но те времена давно прошли, и теперь все руководствуются природным здравым смыслом. Я очень ценю мамину самокритичность – именно благодаря этому с мамой можно иногда разговаривать обо всем. И все же, несмотря на мирный характер, она позволяет себе сердиться (она утверждает, что с собственными детьми трудно выдерживать необходимую дистанцию), но это ничего.
Однажды она поймала меня на том, что я подделала отметку за диктант (переправила «четверку» на «пятерку»). Это было в третьем классе, и мой поступок был ужасно глупым. Я тогда сказала ей, что сделала это потому, что ужасно ее боюсь. Она испугалась, как бы я не утратила доверия к ней. Правда, я тут же добавила, что боюсь ее не так сильно. Этот способ до сих пор срабатывает. А иногда она даже и не сердится. Но законом нашего дома остается добросовестное исполнение своих обязанностей.
– Насколько мне известно, – ледяным тоном произнесла мама, – Катка пока еще ходит на «продленку».
Кажется, Мила поняла, что пора остановиться.
– Мама, но я так несчастна, я так буду скучать! – всхлипнула она.
Напрасны все мои надежды – она опять купила маму.
– Ах моя девочка, – вздохнула мама, – у всех это было, и ты выживешь. А мы всегда тебе поможем.
Я взглянула на отца. Он терпеть не мог слез. Отец пожал плечами, как будто хотел сказать: в пианиста не стреляют.
– Ах, вспомнила! – Мама вскочила, как будто ее укусила оса. – Не хотите ли послушать прекрасную музыку? У меня такая кассета!
– Дорогая, мы уже столько раз слушали «Славянские танцы», – миролюбиво отказался отец (зачем он так? Еще испортит ей настроение!)
– Но если ты нам хочешь показать новое движение, то мы посмотрим, – предложила я миролюбиво.
– Не стоит метать бисер известно перед кем. Вот мои девочки оценят это по-настоящему.
Как бы не расхохотаться! «Девочкам» столько же лет, сколько маме: от сорока и выше. У них уже внуки и правнуки есть! Но каждую среду с семи до восьми они набиваются в спортзал, а в другие дни недели мама из-за этих занятий бегает по всему городу: то она достает какие-то особые резиновые мячики, которые нужны ей для упражнений, то какие-то разноцветные шесты, которые нужны для придания правильной осанки, а как-то, вместо тренировки она устроила поход в парк, и «девочки» (правда, мама иногда и сама их называет «бабками») бегали и скакали по парку и выделывали всякие штучки, совершенно не соответствующие их возрасту. После таких занятий мама всегда возвращается измученная, но веселая. А как-то от нее даже пахло пивом.
– Я думала, ты была на тренировке с «девочками», – ужаснулась я тогда.
– Так пить захотелось! Я выпила всего две кружки и совсем опьянела!
– Куда вы ходили? Надеюсь, ты там знакомых не встретила? – продолжала я возмущаться.
Мама не обращала внимания на мои слова.
– Что ж, в холодильнике есть еще бутылка «Пльзен-ского». Откроем? – предложил папа.
– Конечно! – воскликнула мама, усаживаясь к папе на колени.
Я не ожидала этого от отца – ведь он всегда ворчал, если мама закуривала лишнюю сигарету. Он вечно подтрунивал над ее тренерской деятельностью и административными восторгами, но никогда нельзя заранее предугадать его поступки. У них с мамой особые отношения.
Так и теперь. Я заметила его предостерегающий взгляд и на всякий случай оставила «девочек» без комментариев. Теперь уж мама побежит демонстрировать одной из «девочек» то, чего мы по своему невежеству не оценили. И значит, каш разговор придется отложить, но это неважно – вернется она определенно в прекрасном настроении, в этом я уверена, и берегись, директор, когда против тебя мы объединимся с мамой!
Я улыбнулась папе и снисходительно бросила маме:
– Беги скорей. Твои девочки умирают – хотят услышать музыку!