Текст книги "Жирафка"

Автор книги: Славка Поберова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

В понедельник я решила не разговаривать с Томашем, но не удержалась и спросила, почему он так вел себя на танцах.

– Потому что дурак, – ответил он.

– Замечательное объяснение!

Как бы ему отомстить? Ведь диктанты, даже с орфографическими ловушками, не представляют для него таких трудностей, как для меня некоторые виды задач. А контрольные он или дает мне списать, или решает для меня мой вариант, что ему, конечно, ничего не стоит. Да, если у меня способности к гуманитарным предметам, мне надо было бы серьезнее заняться языками. Немецкий я учила только год, но, если медленно говорить, я все понимаю. Английский совсем легко дается, русский тоже. Ну да, стать переводчицей, а вдруг попадется какой-нибудь маленький японец и мой рост он воспримет как оскорбление? А, что там… Ева права: нечего сейчас думать, времени много, все это завтрашние заботы, а сегодняшних и так полно.

Я читаю ребятам сказки, скоро буду работать на школьном радио, то ли дружу, то ли нет с самым умным мальчиком в школе, и меня мучит только то, что Богунка – тоже мне гимнастка! – упала на собственной кухне (у нее теперь множественный перелом голени) и заставляет меня готовить девчонок к спартакиаде.

Я стою у ее койки почти так же огорченно, как стояла бы во время проводов на вокзале, я ей только что вручила цветы и конфеты, потому что Ева считает, что без этого в больницу не ходят, и сама себе напоминаю Алису в Стране Чудес.

– Не снится ли мне все это? Товарищ профессор Богунка, ты не забыла, что я Жирафка? Каково мне будет торчать столбом среди всех подростков Чехо-Словакии? И ты еще забыла такую мелочь, как моя астма. Уж прости, что я заболела этой проклятой болезнью, что у меня аллергия черт знает на что, и уж наверняка на спортивный зал и стадион. Если ты бывала в спортивном зале и на стадионе, то, конечно, заметила, что там полно пыли, а если не была, спроси, и тебе расскажут. Здесь присутствующая Ева, возможно, проинформирует тебя, что случилось со мной, когда я провела всего несколько минут на школьном стадионе. Точка.

Нет, это не для меня. Не мое дело. И нет тут никакой Бары, чтобы втянуть меня в это дело, как папу. И нет нужды распространяться о том, что я предпочитаю занятия спортом в высшей лиге всем этим массовым зрелищам. Вот в ГДР поняли, что в сегодняшнем мире нужен только спорт, настоящий спорт. Даже маме не удалось меня переубедить, а тут еще эта Богунка.

– Пусть Ева возьмет этих твоих девочек. Ты ведь уже повесила на меня свою библиотеку. Я согласна даже на радио, но свою спартакиаду оставь себе.

– Еве нельзя, она должна ходить к маме. В Прагу она не сумеет вырваться. А на мне можешь поставить крест, – Богунка постучала по гипсу. – Пойми, это же физкультура. Спартакиада – событие для всех, занимающихся физическим воспитанием.

– Именно поэтому можешь и на мне поставить крест. От физкультуры я освобождена. Я занималась профессиональным баскетболом, а это разные вещи. Надеюсь, тебе понятно?

– У тебя спортивное мышление, ты настоящая спортсменка, а человек, который ничего не смыслит в движениях, тренировки вести не может. Я, конечно, помогу тебе, сама ты не справишься, но я, правда, не знаю, сколько времени я здесь проведу. Перелом, действительно, отвратительный, будет операция. А сколько я еще дома пролежу, тоже неизвестно. Даже в лучшем случае я не смогу заниматься гимнастикой, по крайней мере, год, это говорят хирурги, и ортопеды.

– И что, во всей школе не найдется замены?

– У каждого преподавателя свои композиции. А девочек тренировала только я, ты сама знаешь. Они и так столько пропустили из-за моей Африки. Ну, пожалуйста, Ленча! – стала упрашивать Богунка. Просить она умела так же хорошо, как и приказывать.

Я снова вспомнила про свою астму. Уж астма-то должна меня спасти от всеобщего помешательства!

– Ты знаешь, я тут поговорила с очень хорошим врачом… Ему, конечно, нужно посмотреть твои анализы, но он считает, что резкий отказ от занятий спортом тоже опасен.

Я расхохоталась, а воспитанные визитеры у других коек посмотрели на меня с упреком, и Ева тоже.

– Пардон, но ты действительно меня рассмешила. Провинциальная знаменитость оспаривает выводы пражских врачей!

– Ничего нет смешного. Врачи часто расходятся во мнениях, а у того врача, о котором я говорю, жена болеет астмой, и только по этой причине он вынужден работать здесь, столичная ты гордячка! У него не только клинический, но и личный опыт. Он, например, высказал такую мысль, что в твоем случае причина приступов – это соединение аллергии с большой физической нагрузкой. А о какой же физической нагрузке пойдет речь, если ты будешь только отдавать команды и заниматься с девочками? И рост твой тут ни при чем, Жирафка ты глупая! Богунка так раскричалась, что Ева зашипела на нее. А потом, чтобы больше не принимать участия в нашей перепалке, она стала убирать на столике и вокруг койки. Прирожденная медсестра, это, наверное, у нее в крови!

– Все же интересно: что это вы вдруг объединились против меня?

– Зачем ты меня спрашиваешь? Спроси у врача. Я только слышала, что для астматиков обычная физкультура даже полезна. Ленда, очень тебя прошу, не обижай девочек; для них поездка в Прагу на спартакиаду не то, что для тебя. Попробуй, пожалуйста, не ради меня, а ради себя. А вдруг тебе понравится?

Да, умеет эта Богунка убивать одним выстрелом двух зайцев! Она ломает ногу, а я не могу оставить девочек. Ах ты, боже мой, сделай это не ради меня, а ради себя! С ума сойти от нее можно! Разве спартакиада поможет мне вернуться в баскетбол?

Задала она мне задачу! Скорее всего, этого врача она не выдумала.

Он мне сказал:

– Надежда умирает последней. Но я говорю не о полном излечении, хотя я почти уверен, что вы можете прожить годы без астматических осложнений, если будете избегать порождающие их ситуации. Одна из них – повышенное физическое напряжение, являющееся следствием регулярных тренировок, характерных для большого спорта. Кроме того, причиной являются сами соревнования и напряжение всех сил, связанное с ними.

Я поразмыслила и поняла, что он ничем не отличается от пражских врачей, он только дополняет их рассуждения. Но на что мне это все нужно?

– Это Богунка вас сагитировала? – ядовито спросила я его.

Я уже давно отказалась от всяких надежд, привыкла к своему трауру, а огрызаюсь просто так, по привычке.

– Вы думаете, я позволил бы себя сагитировать?

Я посмотрела на него, точно размышляла, можно ли ему доверять. Но что делать, не знала.

– Я бы на вашем месте все-таки попробовал. Медицине, конечно, известно многое, и ока ведь развивается. Насколько я знаю, у вас сейчас нет никаких жалоб, но вспомните, при каких обстоятельствах у вас случился последний приступ. В жизни могут случиться подобные же обстоятельства. И даже если это будет не баскетбол, приступ могут породить и другие причины. Я думаю, со временем вы вновь сможете играть в баскетбол, но не в рамках большого спорта.

Да не нужен мне такой баскетбол, дорогой доктор! Настоящий баскетбол для меня означал очень многое (тогда я, разумеется, думала, что он для меня все, теперь немного поумнела), но это был настоящий баскетбол. Благодаря ему я уже не была просто долговязой девчонкой, благодаря ему я была кем-то, понятно? А теперь я могу только так же по-идиотски, как мама, готовить девочек к участию в спартакиаде. Как вы думаете, уважаемый доктор, есть разница?

И все-таки я продолжала мучиться. А вдруг, если я начну сейчас эти облегченные тренировки, они позволят мне в будущем, когда развитие медицины достигнет высочайшей степени, перейти к настоящим спортивным нагрузкам? Он ведь говорил, что к каждому случаю надо подходить индивидуально. Конечно, он был категорически против настоящих тренировок, но может быть, и вправду надежда умирает последней?

Глава 16

– Ленда, ты с ума сошла, не страдай. Я тоже так начинала.

Богунка сидела в большом кресле, обтянутом белой материей, нога в гипсе на табуретке. Кресло стояло сразу у входа в палату, а с коек (к счастью, в послеоперационной палате их было намного меньше) на нас с огорчением и неодобрением смотрели прочие обитатели палаты. Был неприемный час, но Богунка уговорила главного врача, что мой визит ей просто необходим, и сразу же после обеда я к ней пришла.

– Если ты тут будешь устраивать такой переполох, я к тебе больше не приду, – ругалась я.

– Понимаешь, мы ведь начали репетировать, хоть и с опозданием. Помешала моя поездка. Полагается начинать подготовку в сентябре, и потому, конечно, девочки почти ничего не знают, – продолжала Богунка давать добрые советы. – Но в этом есть и свои преимущества: поскольку тебе придется начинать с самого начала, ты все сделаешь в своем едином стиле.

– А ты что, умирать тут собралась? Ты же ведь вернешься в конце концов?

– Конечно, я когда-нибудь вернусь, но будет поздно все начинать сначала. Не бойся, я у тебя ничего не отниму, буду только твоим ассистентом. Я же все равно ничего не смогу, мне еще долго нельзя тренироваться. И вообще, неизвестно, смогу ли я когда-нибудь двигаться, как раньше.

Богунка вздохнула, и на глазах ее вдруг выступили слезы.

– Видишь, Лени, это мой вариант астмы. Наверное, девочки из моей прежней команды были правы. Я слишком эгоцентрична – такое мне бы и в голову не пришло. Ведь если подумать, положение Богунки далеко не сахар, она должна очень сильно страдать.

– Ладно, попробуем. – Я приняла бодрый вид, который еще так недавно раздражал меня у всех моих утешителей. Слишком бодрый вид. Она, конечно, заметила.

– Да брось ты! Буду стараться, буду выполнять все их требования. Такой примерной больной, как я, у них, наверное, никогда не было, и постараюсь выздороветь. А музыку ты подобрала?

Сразу после того, как я вынужденно дала Богунке согласие, я получила от ее мамы комплект записей.

– Понимаешь, я не очень сильна в музыке. Я, конечно, все прослушала, но, к сожалению, еще очень плохо отличаю ансамбль «Олимпик» от пения Вондрачека.

– Музыка тебе понравилась?

– В общем, да, – ответила я без энтузиазма. – Но мне подбор кажется заигранным. Это такая же древность, как мюзикл «Любовь к трем апельсинам».

– Ты не ошиблась, музыку написал тот же автор. Скоро ты привыкнешь работать под музыкальное сопровождение, научишься сопоставлять такты с соответствующими движениями.

Так мы с ней разбирали описание композиции, страница за страницей, поскольку Богунка считала, что я должна прочувствовать ее в полном объеме.

– Кроме того, будут такие моменты, когда несколько групп синхронно исполняют различные движения.

Вторая часть – лирическая, но исполняется с реквизитом. Богункина мама принесла мне и реквизит. Это двухметровая шелковая лента, прикрепленная цепочкой к шесту с конусообразным наконечником.

– Представляю себе, как я с этой лентой предстану перед девчонками! И что я с ней буду делать – понятия не имею.

– Это неважно, поверь мне, – успокаивала меня Богунка. – Руководительница вовсе не должна все уметь лучше других. Главное, как она это объяснит. Я тебе подскажу, кто из девочек сможет все выполнить как следует. Они будут у тебя живым наглядным пособием. Например, эти упражнения очень хорошо исполняют – Ганка, Моника из класса «А», в первом классе Ивана, а в третьем Зденка. И еще не забудь про Еву! Ты должна только держать в голове всю композицию и одновременно контролировать всех. У тебя будет три группы. Не забудь об этом, потому что общее число участниц не восемнадцать, а намного больше: девочки из шести классов. Значит, это составит несколько групп по тридцать шесть человек, исключая выпускниц. В Прагу поедут две группы.

– Все равно их очень много, я и представить себе не могла, что их столько.

– Я договорилась с директоршей. Она обещала переделать расписание таким образом, чтобы занятия физкультурой у девочек приходились на последние часы и чтобы у тебя в это время либо не было уроков, либо какие-нибудь второстепенные. Она согласилась с удовольствием. Понимаешь, если бы прекратились тренировки в нашей школе, сорвалась бы районная спартакиада, потому что в ней должны участвовать пятьсот семьдесят шесть девушек. Без нашей школы не обойтись.

Хотя наша директорша была в восторге от моего согласия, Гаврда постарался мне отомстить. Как-то на уроке он застукал Яю, читавшую под партой роман (он назывался «Свадебная ночь у озера», и когда Гаврда зачитал нам вслух отдельные выбранные места, мы хорошо повеселились), и Гаврда, глядя на эту книгу, сказал:

– У нас в классе слишком яркие индивидуальности: читательницы и знатоки озер, тренерши. Интересно, кто будет заниматься уроками? Что вы думаете по этому поводу, Сохорова?

– Если вы имеете в виду четверку за диктант, то я ее получила потому, что была рассеянна, а вовсе не потому, что не готовилась к урокам.

– Допустим, но вы до сих пор спортсменка, извините, теперь организатор спартакиады.

Придушить бы его! Хотя раньше мне импонировало его ироническое отношение к спартакиаде. Но пачкать собственное гнездо, пусть я и сижу в нем далеко не добровольно, не желаю.

Богунка глубоко вздохнула и виновато добавила:

– Понимаешь, есть еще промышленное училище. Но там я сумела договориться только на вторую половину Дня.

– И нарочно помалкивала! – набросилась я на нее.

– Я боялась, ты не согласишься.

– Тут ты права на все сто процентов.

– Если не хочешь промышленное училище, придется брать какое-нибудь убогое районное училище – там девчонок как маковых зерен.

– Ты всем наобещала, а расхлебывать мне? У них что, нет своей преподавательницы физкультуры?

– Пока мне не дали уроков чешского языка, полставки я получаю в гимназии, а полставки в промышленном училище.

– Ах так!

– Ты моя золотая Ленчичка! Давай переходи к четвертой части. Четвертая часть – это сложная комбинация из движений с реквизитом и без реквизита. Она естественно завершает всю композицию, все движения, все элементы танца и музыки повторяются, но в более сложных вариациях. Заключение – видоизмененное вступление, только с лентами. Если ты не спешишь, вернемся еще ненадолго к первой части.

– А ты еще не устала?

– Ты как Ева. Если бы ты спросила меня, не болят ли места от уколов, я бы ответила утвердительно, но я не устала. И перестань со мной обращаться как с беспомощной старушкой.

– Я мечу тут бисер…

– Ты как разговариваешь с преподавателем?

– А ты как со мной разговариваешь? Значит, начинаем с основной позиции, потом возвращаемся – это понятно, но сразу перед буквой «А» начало пятого такта…

– Вот видишь, все понимаешь, а еще говоришь, что путаешься в обозначениях.

– Нечего мне льстить! – проворчала я, однако мне было приятно, что она оценила мои старания.

Но ей еще не известно, что не все мне дается легко, что я еще до конца не могу разобраться в терминологии, не представляю себе, как буду произносить вслух названия движений, потому что мне смешны все эти «шаги», «полушаги», «руки вместе», «руки врозь»… Не взялась ли я не за свое дело?

– Вот, посмотри это движение, отмеченное буквой «А». – И Богунка попыталась мне его показать прямо в кресле с ногой в гипсе.

Никто в палате не обращал на нас внимания – они, наверное, уже привыкли.

– Если тебе не понятно, на последней странице разработки эти фигуры нарисованы так, что любой дурак разберется.

– От такого слышу!

– Я же понимаю, что ты проработала тетрадь целиком, а не только начало – какой смысл делать кое-как?

– Ну да, проработала. Ты выражаешься, как наш Шеф. Мне все-таки надо это видеть, особенно учитывая мою любовь к вашей гимнастике и мои способности к ней.

– Ладно, за букву «А» я больше не беспокоюсь. А вообще, останавливаться на отдельных элементах мы будем, если возникнут трудности и тебе не помогут даже твои демонстраторы, хотя они очень ловко и хорошо работают. Я бы больше внимание обратила на хореографические моменты. Они тут тоже все нарисованы со всеми позициями, это намного сложнее. Кстати, тебе ясно, что вот это, это и это, – она показала описания и рисунки, – репетируется одновременно?

Это мне совсем не было ясно, хотя могла бы и догадаться, потому что ломала над этим голову весь вчерашний вечер.

– Есть еще одно темное для меня место. Посмотри на странице девятой первый такт из двадцати восьми в густых диагоналях. Тут упор на правую или левую ногу? Написано, что правая половина стадиона делает упор на правую ногу, а левая – на левую. Так какая из этих половин – мы?

Богунка быстро перелистала разработку и нашла страницу, где была расчерчена схема площади стадиона. Она нашла трибуну, где будет находиться наш край, область и наши группы по тридцать шесть человек.

– А вот это заруби себе на носу, это тебе потребуется еще много раз: когда начнутся перемещения, все твои группы разделятся по видам движений. На краевой и областной спартакиадах будет иначе – все зависит от количества участников, но это тебя не должно интересовать. Можно переходить к хореографии?

Это звучало очень торжественно. Поначалу мне казалось, что это легко, но только казалось. Квадраты, треугольники, потом позиции на цифрах и небольших кружках и снова квадраты, потом перестроение квадратов в ромбы, а в это время другая группа из тридцати шести человек составляет большой квадрат, и снова перемена, и снова мои воспитанницы разделятся на четверки и станут по краям, но этого еще мало – от наружного ряда они двинутся к центру. Потом будут листья, затем овалы плюс солистки – господи боже мой, с ума сойду!

– Тут есть картинки для ориентации. Ты будешь заниматься с девочками до тех пор, пока они не достигнут полного автоматизма, – сказала Богунка.

– Большое спасибо! У меня уже был печальный опыт участия в соревнованиях по спортивному ориентированию с помощью карты и компаса. Когда я прошла первый контрольный пункт, я стала двигаться не в том направлении, доказав тем самым свой топографический идиотизм, – ответила я, глядя на общую схему размещения участников спартакиады на стадионе.

Схема была, конечно, красивая, но к ней прилагался чертеж, где был указан путь каждой из участниц по стадиону. Каждая из них должна была пройти столь сложный путь, прежде чем занять свое окончательное место, что я безнадежно запуталась.

Мама всегда говорит, что репетиции сами по себе – ничто, главное – представить себе картину в целом. Сливающиеся массы, ряды, квадраты, листья, другие листья, потом тройные круги, встречное движение – все это, естественно, мы должны отработать, а тут еще нарисованы какие-то полосы, а между ними нечто напоминающее кренделя. Значит, мы участвуем почти во всех фигурах, мы тут во всех бочках затычки.

Итак, с присущим мне теперь оптимизмом – вперед к составлению заключительного построения! Собственно, какая разница, что мы там сделаем – листья или диагонали, что-то надо оставить и на долю других.

– Брось, Богуна, я в нокдауне. Для меня это нереально. Я отказываюсь и ухожу.

Глава 17

– Ой ты, лес, мой зеленый лес!! – орал ломающимся голосом Вашек.

– Балда ты, и вовсе он не зеленый! – крикнула я ему.

Я глубоко вздохнула, огляделась – чудесно! Как хорошо зимой в горах! Мне кажется, зима очень идет горам. Я так и не смогла привыкнуть к тому, что горы здесь совсем близко. В Праге на зимнюю прогулку выезжают в пятницу вечером или в субботу утром, и еще несколько часов надо провести в пути, а в этом захолустье вышел из школы – и становись на лыжи. Когда мне сказали, что я замещаю Богунку не только в подготовке к спартакиаде, но также должна быть инструктором по лыжам в первых классах, я обрадовалась.

– Если бы знать, что на тебя и это взвалят, мы бы не тратили с тобой столько времени на спартакиаду, – пожалела Богунка.

– Что ты, я очень рада. Я считаю, что это мне на сладкое. Наоборот, если бы мне раньше сказали про лыжи, я бы не артачилась со спартакиадой…

Вне всякой связи с лыжными вылазками, которыми я должна была руководить как педагог, мы составили собственный план проведения зимних каникул. Ева была свободна, и Зденек предложил воспользоваться виллой «Пчелка», расположенной за перевалом Шпиндл и принадлежащей его дяде, который, к счастью, зимой туда не ездит.

– Только потом придется все за собой убрать, понятно?

– Конечно, не в первый раз, – согласилась Ева.

– Что-то не очень хочется, – заколебалась я. – Эти Карелы, Михал… Неохота с ними связываться.

Ева засмеялась.

– Что ты, я там уже была. Это прекрасное место, высоко в горах, повезем с собой лишь самое необходимое. Рому возьмем только для грога, я тебе ручаюсь. Там чудесно. Это заказник, ни одного автомобиля. Тишина, кругом никого, ты можешь себе это представить? Самое большее, раз в день проедет какой-нибудь трактор, и то в полукилометре. Удобства, конечно, во дворе. Увидишь, до чего это замечательные места! Ты даже сможешь тренироваться. Пол как каток, потому что из всех щелей дует. Лед не только на полу, но и на печке. И двери не закрываются. А когда откроются, тут тебе и пейзаж.

Прежде всего надо было договориться дома, потому что рождество в нашем доме благодаря Милуш – это нечто невыносимое. Нужно предварительно устраивать генеральную уборку, а мне совершенно непонятно, зачем это делать.

Не говоря уже об окнах, которые, только помоешь, сразу заливает дождь. Когда бы Милуш ни затевала мытье окон, почему-то всегда лил дождь (а вот нам с Марией везет больше: если мы моем окна, дождь идет не обязательно). Или, скажите мне на милость: зачем чистить ковры специальной жидкостью, если, как только выпадет первый снег, их опять тащат во двор? Хорошо, в этом году обойдутся без меня, не придется лишний раз ругаться или выглядеть лентяйкой, когда все остальные работают. Приехав домой перед праздниками, я увидела на столе синтетическую скатерть, и на нее Милуш поставила мне чашку какавы – пардон, какао.

– Ах, опять эта химия, – поморщилась я.

Милуш, конечно, было все равно, что я это сказала просто так, без всякой задней мысли. Я очень редко выбираюсь в Прагу, – не для того же я приехала, чтобы ругаться с ней! О господи, я стала говорить «выбираюсь в Прагу» совсем так же, как Ева или Богунка. Неужели я сменила дом?

– Знаешь что: давай меняться! Ты убираешь этот дом, ходишь на работу, зато ешь на кружевных скатертях, только стирать их ты будешь тоже сама! – вызверилась на меня моя милая и любимая старшая сестра.

– А у нас с Марией льняная скатерть, клетчатая, – возразила я, чтобы поддержать обычную игру.

Тут я нанесла еще один удар. Я ее просто убила, когда сказала, что любимые пирожки с вишнями и орехами буду делать сама.

– И сделаю много, потому что должна взять с собой – я обещала Еве и Богунке.

– У меня галлюцинации? Ты собираешься что-то делать сама? Ты собираешься палец о палец ударить? – ужаснулась Милуш.

Она тут же побежала рассказать маме, как будто это невесть какое чудо – что-то испечь. Посмотрела бы она, как варит и печет Ева! Вот и я кое-что теперь умею, пусть посмотрит.

На этот раз все прошло мирно. Больше они со мной не спорили. И мама только вздохнула, когда я объявила, что на следующий день после праздника возвращаюсь домой и еду в горы.

– Вот и ты вылетела из гнезда.

– Из какого такого гнезда? Я ведь каждую зиму ездила в горы в спортивный лагерь! И летом ездила.

– Но тогда ты ездила из дому, а не домой.

– К чему эта сентиментальность? – заметил отец. – Ты сама из тех, для кого дом – только голубятня.

– Я? Это тебя никогда нет дома, это у тебя всякие научные конференции и совещания…

– Стоп, стоп, я беру свои слова обратно. Все засмеялись, все снова было в порядке.

Ева не знала, что делать: смеяться или плакать?

– Мне очень жаль, но мама в каникулы будет дома, и я не смогу поехать.

Я еще не успела ничего ответить, как без стука распахнулись обе створки двери, и в Евину комнату влетела на своем кресле пани Моравкова. Влетела и заорала громоподобным голосом:

– Откуда у тебя этот свитер?! Из чистой шерсти! Мы что, нищие?

– Это я подарила! – Я тоже невольно перешла на крик. – Мне отец привез из Финляндии, а он мне мал. Вы же видите, что я почти двухметрового роста. Свитер такой красивый, а в шкафу бы его зря жрала моль. Я привезла Еве, потому что на даче холодно и нам придется там самим топить…

Только тут я заметила Евин предостерегающий взгляд.

– Ты хотела ехать в горы?

– Поеду в другой раз. Надеюсь, Крконоши еще будут стоять на месте. – Ева с тоской смотрела на мать. – Ты же знаешь, что я тебя не брошу.

– Ладно, – сказала пани Моравкова и исчезла так же быстро, как и появилась.

– Прости, пожалуйста, я нечаянно. Лучше бы я себе язык откусила, чем такое сказать. Знаешь, я тоже не поеду. Ты собиралась белить прихожую, я тебе помогу.

Хоть бы она согласилась! Понятно, что ремонт не имеет никакого смысла – мы обе хорошо знаем, что в Евиной жизни скоро наступят перемены. Процесс у пани Моравковой развивается со страшной силой. Конечно, сейчас произошло временное улучшение, но врачи сказали, что это ненадолго и дальше все пойдет еще быстрее. А Евин дом намечен на реконструкцию. Ремонт начнется уже через несколько дней.

– Хорошо, я еще обои купила, очень дешевые.

И мы занялись ремонтом. Когда я приходила к ним домой, пани Моравкова держалась как-то в стороне. И Ева не упрекала меня за мою неловкость. Я не только наговорила тогда лишнего.

Мария рассказала, как она в отсутствие Евы заходила к пани Моравковой. Пани Моравкова плакала, сокрушалась, какое бремя она взвалила на Еву, и все боялась, что будет делать Ева без нее.

– Ты не замечала, – сказала мне Мария, – идет мать с ребенком по улице, он споткнется или упадет, и от страха, что могло с ним случиться, мать накричит на ребенка, а то и поддаст ему. Вот и пани Моравкова такова…

– Какой ужас! Но ведь мне придется ехать в горы с первым классом, Ева останется одна, – испугалась я.

Мария вздохнула:

– Что поделаешь, она и до тебя была одна.

И пришлось мне ехать. Я была и рада и не рада. Кроме того, я боялась, как я с ними справлюсь. И еще как меня примут в качестве инструктора. Получила я, понятно, пятую команду, самую слабую. Преподаватель физкультуры, занимавшийся с мальчиками, только один раз пришел посмотреть, как я веду урок.

– Да, конечно, ты не кончила педагогического класса, но, если бы ты захотела в него пойти, я бы тебя рекомендовал. Из тебя получится преподаватель. Я собираюсь выступить на педсовете. Все очень заинтересованы в том, чтобы учащиеся поехали в зимние спортивные лагеря, а с инструкторами очень плохо.

Мне бы ему сказать, кто знает, где я буду в следующем году, но я промолчала. А сама стала думать об этом педагогическом классе. Неизвестно же, куда все повернется… Надо будет узнать у преподавателя, что для этого требуется. Ну ладно, займусь этим после спартакиады.

Но я была рада, что нам выдали обычные лыжи: слишком опасно, когда такие маленькие становятся на горные лыжи, хотя я очень внимательно выбирала маршрут. И все-таки у меня валилась гора с плеч, когда после прогулки все снимали лыжи и все были целы. Нельзя сказать, что они никогда до этого не становились на лыжи. Но все они были такие осторожные маменькины дочки: живут совсем рядом с горами, а готовы заниматься всем, чем угодно, только не спортом. Если бы они знали, что чрезмерная осторожность тоже до добра не доводит!

В местном баре был отличный буфет, желающие могли получить все, что им хотелось, хотя большинство довольствовалось кока-колой, тоником и болтовней. Многие сидели просто так, разговаривали и пели. Имелись и две гитары. Когда у Мартина устали руки, стал играть Бошка. Мне было очень приятно, когда, увидев меня, ребята стали обсуждать перспективы выставки «Хобби на прищепках» на будущий год, так как я слишком высоко подняла планку.

Мы должны были уезжать в воскресенье вечером, на пятницу назначили соревнования по слалому, на субботу – гонку на пятнадцать километров. Господи, нашей баскетбольной команде приходилось выдерживать и не такие нагрузки!

Но мои подопечные выдохлись уже после семи километров. Я их утешала, говоря, что скоро пойдет спуск.

– Не пугайся, Олдржих, береги силы, иди неспешным шагом, как на прогулке.

Но, по правде говоря, подъем был достаточно крут, и ложь во спасение не помогала. Ребята падали, как перезрелые груши с деревьев, и я начала бояться, что произойдет что-нибудь серьезное и кого-нибудь придется везти в больницу. Но все, к счастью, обошлось, только у одного копчик побаливал.

А потом со мной поравнялся один из ребят, Беда, влюбленный в нашу первую красавицу Петру.

Он подъехал ко мне и говорит:

– Ты бы не взяла у меня рюкзак? Он пустой – мы уже все съели и выпили, а я бы помог Петре.

Конечно, рюкзаком больше, рюкзаком меньше – мне все равно, эти походы для меня – детская игра, хотя я не представляла, чем он сможет помочь Петре. Мы перешли на спуск, лыжи шли сами, он перегнал меня. Они с Петрой сняли лыжи, он закинул обе пары за спину, и они пошли пешком, взявшись за руки.

Мы чуть не упали со смеху. Так, смеясь, мы и ввалились в зал, полный народу, и я тут же пожалела, что у нас был недостаточно респектабельный вид.

Потому что в зале была моя старая команда в полном составе.

Прежде всего я увидела яркий свитер Мадлы. На этот раз не привезенный отцом, а изготовленный собственноручно, хотя и из импортных материалов. Свитер был такой яркий, что притягивал взгляды. И мне стало жаль, что тот, финский, со сказочным, единственным в своем роде узором, мне не подошел. Прямо стыд, какая я стала мелочная…

Но меня уже окружили.

– Что у тебя, Лени, за детский сад? – спросила Мирка.

– Ну, раз ты на лыжах, значит, не так все плохо, – добавила Мадла. – А мы уж на венок собирали… – Странно, Мадла была без наушников (а может быть, у нее теперь другое, столь же дорогое увлечение?)

– Что тут за собрание? – услышала я голос Дуды. Он стоял в дверях рядом с Иветой и тут же заметил меня.

– Какая встреча!

Мой бывший тренер подошел ко мне, наклонился и прошептал:

– Я бы хотел с тобой поговорить. Ты не уезжаешь?

– Завтра мы еще будем здесь. Вечером, наверное, пойдем в бар. А когда у вас ужин?

– Я обязательно приду, – сказал он. – Дамы, мы уходим, а с Лени вы увидитесь позже.

Девушки направились к выходу со своими разноцветными сумками и рюкзаками. Они все были на голову выше моих учениц, мало того, они еще задирали голову. Ивета осталась.

Я заговорила первая:

– Что ты тут делаешь? В газетах писали, что ты в лиге.

– Ты, значит, читала? И поверила? Им нужна была хорошенькая девчонка для фотографии и все. А тот, кто писал, еще и пытался за мной ухаживать.

– Разве можно так обманывать?

– Он не очень-то обманывал. Я даже несколько раз ходила туда на тренировки. Но, понимаешь, я никого там не знала, только по фотографиям из газет. Для тебя ведь не секрет, что я никогда не болела баскетболом так, как ты. Мне за глаза хватит и сборной нашего общества «Минерва», если туда не насуют девчонок старшего школьного возраста. А даже если их туда сунут, выдержу, благо там останется кто-то из своих. И вообще, скажу я тебе, первая лига – это чепуха с красивой вывеской. Двухразовые тренировки. Пришлось бы перейти в другую школу, а этого мне совершенно не хотелось бы – в спортивных школах нагрузка адская.