Текст книги "Рожденные телевизором"

Автор книги: Слава Тарощина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Ни под орлом, ни под серпом

Запрещенный фильм эпохи Путина-Медведева

Переделкино. Июль. Жара. У открытой калитки Дома творчества дежурит маленький Миша Козаков, сын «большого» Михаила Козакова. Он честно предупреждает любого, кто вознамерится пересечь заветную черту: не ходите туда, там папа читает Бродского. «Папа» читает часами, невзирая на утомленных слушателей, всегда, везде, и не только Бродского, но и Пушкина, Самойлова, Державина, Цветаеву, Тарковского. Для него неважна аудитория: сгодится зал Чайковского, модный клуб, переделкинская беседка с десятью древними старухами, девять из которых мнят себя любовницами Блока.

Думаю, главное из искусств для Козакова, которому сегодня исполняется 75 лет, – Слово. Ему он служит истово, трепетно, преданно. Именно эта любовь вдохновляет все сделанное М. К., в том числе и на ТВ. В основе его телеработ всегда великолепная литература: «Фауст» Гете, «Маскарад» Лермонтова, «И свет во тьме светит» Толстого, «Последняя жертва» Островского, «Визит дамы» Дюрренмата, «Тень» Евгения Шварца. Жаль, что так и не вышла «Пиковая дама», которую он снимал в 1987 году. Самая таинственная сюрреалистическая повесть Пушкина привела режиссера к последней степени душевного истощения. С тяжелейшей депрессией он угодил в Бехтеревку и только там смог освободиться от измучившей его вредной старухи. Сегодня, когда конвейер работает бесперебойно, выдавая по серии в день, этот случай уникален. Козаков – человек петербургской школы. Он не просто вписан в культурный слой, он сам – культурный слой. Такие люди на вес золота, они спасают нас от духовного одичания. Впрочем, не все попытки спасения заканчиваются удачно.

В мае 2007-го мне позвонил Михаил Михайлович с просьбой посмотреть на DVDего новый восьмисерийный телефильм «Очарование зла». На вопрос, где и когда состоится премьера, последовал ответ: «Не знаю. На R7VIон уже дважды демонстрировался, в Америке выпущены лицензионные диски, а у нас – тишина. Более года назад фильм купил канал Россия, но сейчас руководство на мои звонки предпочитает не отвечать». Накануне юбилея снова поинтересовалась у автора – что с фильмом? «Все то же», – ответил автор. До чего же расточительны теленачальники! Уверена: «Очарование зла» именно сегодня (как, впрочем, и вчера, и завтра) необходимо нам как воздух.

Париж, тридцатые годы. Только что закончился концерт известной певицы Плевицкой, ей рукоплещет цвет русской эмиграции. Ажурная зелень листвы, счастье и радость, невыносимая легкость бытия. Через десять лет в живых не останется никого. Такой концентрации жертв и палачей здесь и сейчас история (которая по определению – собрание компроматов), пожалуй, еще не знала: председатель III Госдумы Гучков и храбрый генерал Миллер (убиты агентами НКВД), генерал Скоблин с женой Плевицкой (агенты НКВД), Сергей Третьяков, внук основателя одноименной галереи (агент НКВД, убит в концлагере), Сергей Эфрон (агент НКВД, расстрелян на родине в 41-м), его жена Марина Цветаева (повесилась в Елабуге за месяц до расстрела мужа)… До конца восьмидесятых доживут только главные герои – Вера Гучкова и Александр Болевич. Служба в советской охранке отменит их личную жизнь. Они любили друг друга, а виделись урывками и умерли врозь – он в божедомке под Парижем, она – в Кембридже.

Кстати, Болевич – единственный вымышленный персонаж. С первых кадров именно это обстоятельство напрягало более всего. Понимала, что в прототипах Радзевич, возлюбленный Марины Ивановны, боевой друг Эфрона, которого он же завербовал. Опасалась вторжения в совсем уж заповедную – цветаевскую – территорию. Но на то и Козаков, человек безупречного вкуса и такта, чтобы не впасть в пошлость упрощения.

Очарование зла (в кавычках и без) затягивает как бездна. Вот уже и прелестная Верочка Гучкова хочет быть агентом, рвется в Москву. С милой непосредственностью она рассказывает друзьям, что видела в столе у папеньки папку с надписью «заговор». Эта вскользь брошенная реплика повлечет за собой вереницу смертей, бессмысленных и беспощадных. И когда территория будет зачищена органами окончательно, неизбежно встанет вопрос – почему люди, бежавшие от апокалипсиса большевистского, добровольно вверглись в апокалипсис чекистский? Так кроме основной, политической, исподволь возникает другая тема, блистательно сформулированная Ахмадулиной – «к предательству таинственная страсть». Козакову удалось невозможное – не впасть в назидательную аллюзионность, соединить глубину исследования с занимательностью. В фильме нет обреченности; есть авторская вера в то, что история не прощает беспамятства.

Боюсь, что именно эта очевидная мысль не очень нравится начальникам (другого объяснения найти не могу). Уж слишком провидчески звучит чудесный романс на стихи Георгия Иванова: «И ничему не возродиться – ни под серпом, ни под орлом». Режиссера интересуют не частности, а система, ввергнувшая в водоворот предательства лучших людей России. Тотальные репрессии, подозрительность, вечная вера в заговоры против державы, деление на наших и не наших – вот те ферменты, на которых заквашивалась советская власть. Тогда формировались основы мирозданья, которые мы не в силах преодолеть и в XXI веке. Оттого прелестный романтический антураж лишь подчеркивает главное – кряжевое, кровавое, непреодолимое. Одним словом, очень своевременное кино.

В день рождения Михаила Козакова пожелаем не столько ему, сколько всем нам увидеть на экране телевизоров «Очарование зла».

14 октября

Патриотизм как доходный бизнес

Если бы истории с Александром Подрабинеком не было, ее следовало выдумать, дабы уточнить диагноз обществу, не желающему взрослеть. Массовый психоз растет и ширится, открывая все новые грани коллективного безумия.

Наконец-то свет истины на злодеяния Подрабинека пролил лично Олег Митволь, главный защитник ветеранов. В программе «Честный понедельник» он сразу ухватился за корень проблемы: отчество Александра Пинхосович, значит, он еврей. А если, спрашивает его ведущий, завтра вам напишут письма жертвы ГУЛАГа с требованием снять вывеску на гостинице «Советская»? Митволь надолго задумался и потому ответил особенно убедительно: а я сам еврей по национальности. Мудрому префекту не откажешь в логичности мышления.

Борьба с антисоветской шашлычной реанимировала забытые советские механизмы пропаганды. Инакомыслящих клеймили публицистической патетикой в стиле «доколе?». Главный продолжатель жанра в наши дни – Алексей Пушков. Вершина его творчества – программа «Постскриптум», посвященная Подрабинеку. Озвучив все ритуальные тексты про ветеранов, выходец из Международного отдела ЦК КПСС приступил к главному, то есть к процессу клеймения, назвав правозащитника «злобным ничтожеством». (Как тут не вспомнить бессмертную фразу Путина: «Кто как обзывается, тот сам так называется»?) Правда, неизвестно, что страшнее – пушковская номинация или отчество Пинхосович? Наверное, все-таки второе, что косвенно подтвердил сам Пушков в следующем выпуске «Постскриптума». Его приговор окончателен и обжалованию не подлежит: демократическое движение глубоко антинационально.

Программа на сей раз была посвящена книге Гавриила Попова «Вызываю дух Власова». С чего бы это – ведь книга вышла год назад, о чем свидетельствуют выходные данные? А вот с чего. Произнеся опять же все ритуальные тексты (профессор МГИМО обожает клише), Пушков легким движением руки объединил антинародных Власова, Попова и Подрабинека в одну компанию. Похоже, Александр Пинхосович надолго задержится в музах Пушкова. Ведь у телеведущего, как у Валерия Брюсова, все в жизни лишь средство для сладкопевучих стихов. Сладкопевучие стихи Пушкова – борьба с демократами.

Пропагандистская советская машина работала на упреждение. Компромат на инакомыслящих заготавливался впрок, как гречка при советской же власти. В нужную минуту из мешка доставалось нужное обвинение. Правила игры были ясны, как предстоящий коммунизм. В программе «Необыкновенные судьбы» Михаил Звездинский, «поручик Голицын» российского шансона, рассказал забавную историю. Он был очень популярен еще в начале семидесятых, дружил с лучшими людьми своего времени. Когда его в очередной раз взяли, то больше месяца держали в Лефортовской тюрьме без предъявления обвинения – ждали, когда подруга Галина Брежнева вызволит из узилища. Но подруга ушла в запой на три месяца, и органы устали ждать – певцу пришлось сесть. Другими словами, советская реальность подверстывалась под другую реальность, сформированную членами политбюро вкупе с родственниками и домочадцами. Сегодня эта волшебная практика снова актуальна. Правда, имеются разночтения. Во времена, когда запой Галины Брежневой становился фактом политики, правила игры были ясны. Сейчас для политического класса настали трудные времена. Успешен лишь тот, кто первым угадает настроение, причем не одного, а двух президентов, настоящего и прошлого. Жизнь развивается строго по Жванецкому: ой, вы приказали то, что мы хотели. Но поскольку нынче прямо указания не дают, выигрывают самые метеозависимые, способные первыми учуять атмосферные колебания.

ТВ снова мыслит кампаниями. Случай Подрабинека стал залпом «Авроры», предупреждающим: уже можно! Можно преследовать людей, устраивать пикеты, подгонять факты под идеи, бороться с неугодными. Инициативу «нашего» молодняка подхватила «Единая Россия». Партия возбудилась не меньше Пушкова и потребовала снять с должности Эллу Панфилову, государственного чиновника, поддержавшего Подрабинека. Но что-то не срослось. Из Кремля повеяло нехорошим, начинание единороссов расточилось в раскаленном воздухе. Но ненадолго. Все-таки «ЕР» должна не только триумфально побеждать во всех мыслимых и немыслимых выборах, но иногда намекать обществу хоть на какую-нибудь идеологию.

Вот она и намекнула. На одном из пленарных заседаний Госдумы обсуждалось персональное дело члена КПРФ Нины Останиной. Судя по интервью «Неделе с Марианной Максимовской», коллеги, львиная доля которых единороссы, решили лишить ее депутатского мандата. Может ли быть кара страшнее? А все потому, что Останина обидела всенародно любимую певицу Аллу Борисовну и заодно осмелилась утверждать: у нас нет нормальных законов, у нас продажная судебная система. Собственно, Останина, можно сказать, озвучила мысли, не раз и не два высказанные президентом. Но президент сакрален, он далеко, а Останина рядом. И опять, как в случае с Власовым, из мешка досталось данное высказывание Нины, сделанное аж 17 сентября. Причем не в парламенте, а в программе «Пусть говорят!», где разъяренная Пугачева ринулась защищать внука Дени не самыми разумными средствами. Парламентарии терпели больше месяца. Но когда восставшие массы ринулись на Подрабинека, решили: пора действовать. Инициатором поручения комиссии по этике стал единоросс Фокин. Он это не сам придумал – общественность потребовала. В числе обратившихся к Фокину обиженных значился почему-то Союз ветеранов Кузбасса. Наверное, Пугачева регулярно помогает шахтерам добывать уголь. 302 депутата дружно проголосовали против Останиной…

Проявление телевизионного патриотизма по любому поводу становится правилом хорошего тона для политического класса. Трудно не согласиться с Николаем Усковым. Оппонируя в «Честном понедельнике» не менее честному Митволю, он заметил: патриотизм стал доходным бизнесом и для «Наших», и для Митволя. Список можно продолжать бесконечно. И все бы ничего, каждый кормится как может, если бы не одно обстоятельство – страсти пылают с такой силой, будто страна на пороге очередного Октябрьского переворота. Хорошо бы ребята научились зарабатывать деньги с помощью какого-нибудь менее опасного для общества бизнеса.

19 октября

Быть богом

Непарадные штрихи к парадному портрету

Пятидесятилетие гендиректора ВГТРК Олега Добродеева отметили все, кто должен был отметить. Эрнст с Кулистиковым от полноты чувств разразились стихами, остальные, включая Медведева с Путиным, – прозой.

Олег Борисович – уникальная фигура современного ТВ, его демиург. Добродеев стоял у истоков НТВ (первой частной компании, исповедующей либеральные ценности) и ВГТРК (государственного холдинга, обслуживающего власть). Его называли гением информации, а другого гения за истекшие двадцать лет земля русская так и не родила. По сей день лучшие тележурналисты – те, что прошли школу старого НТВ. Однако и эта медаль имеет обратную сторону.

Перелом в судьбе Добродеева совпал с приходом к власти Путина. Не нашего ума дело размышлять над случайностью или закономерностью данного совпадения. Важен факт: в 2000-м О. Д. резко меняет четвертую кнопку на вторую. И здесь Добродеев, выражаясь актуальным языком, провел блистательную модернизацию. Из тьмы разрозненных, подчас сомнительных структур он в рекордные сроки построил величественное здание государственного телевидения. Петру Первому от ВГТРК удалось даже воплотить в жизнь свою мечту о русском CNN.Таковым стал канал «Вести-24». И когда на бывшем пепелище окончательно расцвели столь прекрасные цветы, обнажилась печальная истина: из царства информации медленно, но верно утекают новости. Разумеется, в подобных метаморфозах виноват не один Добродеев. Но именно он, первый и лучший, ученик и учитель, во многом ответственен за нынешний информационный анабиоз.

На долю Олега Борисовича выпало время промежутка. Когда рухнула одна громадная ложь, показалось, что вот-вот воссияет солнце правды. Но солнце почему-то задерживалось, а место старой лжи быстро заняла новая неправда. В прежней системе координат народ обретался почти комфортно. Там были понятны правила игры, отчего годами лелеемое кухонное двоемыслие не оставляло государству ни единого шанса на победу над умами. В новой системе координат государство повело себя более мудро. Старую ложь оно лишь слегка подгримировало, народ превратило в электорат, научилось говорить правильные слова во второй реальности, мало что меняя в первой. Вот в эту-то очередную щель истории, как сказала бы Зинаида Гиппиус, рухнули все мы.

Глупо идеализировать свободу слова девяностых, но нельзя не видеть: она все-таки была. По мере эволюции образа Ельцина (харизматический царь Борис – помещик-самодур Троекуров – немощный король Лир Кремлевского уезда) менялись правительства, бурлила жизнь. На экран щедро выплескивалось все – от реальных новостей до версий и вымысла. Прощальной картинкой позднеельцинского плюрализма вспоминается одновременный визит двух претендентов на престол, Аксененко и Степашина, к отдыхающему президенту в Сочи. Тогда прозвучало знаменитое ельцинское «Не так сели!».

С приходом Путина закончилась эра прямого эфира и утечки информации. Попутно выяснилось, что «утечка» была единственным каналом, не считая парадно-официозных, по которым продвигалась информация. На наших глазах рождался новый речевой этикет эпохи Путина. Еще совсем недавно ниспровергатель основ Михаил Леонтьев брал первое интервью у ВВП, трогательно гладил собачку, тая прошлогодним снегом от умиления. Но вот уже он в концептуальном споре с Лидией Шевцовой о будущем России запускает в ход весьма эмблематичные обороты «цивилизованный реванш» и «минимальный уровень репрессий» в качестве альфы с омегой путинского правления…

Время промежутка не щадило Добродеева. Строительство стальной властной вертикали, сопровождающееся беспрецедентной зачисткой эфира, не оставляло ему выбора. Всё или почти всё, что отклонялось от генеральной линии Кремля, не находило места в кадре. Каждый теракт вымывал из новостей остатки правды. Последнюю точку в доверии граждан к своему ТВ поставила трагедия Беслана. Чудовищная ложь окончательно отвратила от экрана людей мыслящих. Так теперь и сосуществуют две России. Одна из них ищет новости в Интернете, пытается их анализировать. Другая покорно смотрит «ящик» и внимает главным воспитателям нации, то есть Первому и второму каналам. Об анализе здесь даже не вспоминают. Ведь анализ, как заметил еще Пастернак, воспринимается за осуждение, а нужно восхвалять. Эти две России редко пересекаются друг с другом.

Мастера телеинформации сегодня обливаются слезами не над вымыслом, а над версткой новостных блоков. Одной паркетной хроникой о делах и днях даже двух президентов, нынешнего и предыдущего, сыт не будешь, их нужно хоть чем-то разбавлять. В качестве главной новости дня в ход идут: пираты, фальшивый латвийский метеорит, усыновленные заграницей дети, свиной грипп. Весьма перспективно начинание Первого канала. Конфликт с пугачевским внуком Дени породил новый жанр: семейные диалоги о главном непосредственно в прямом эфире программы «Время». Первый опыт прошел удачно. Орбакайте и Байсаров более десяти минут информировали страну о ходе перемирия. Страна может спать спокойно.

Проблема контента усугубляется кадровой проблемой. Советская ложь въелась в поры, она регламентировала жизнь в каждом ее проявлении – от партийных речей до манеры поведения на экране. В этой тотальности виделась эстетическая завершенность. Сейчас на ТВ работают люди, вылепленные новым временем. То, что их предшественникам давалось свободно, как дыхание, у них получается из рук вон плохо. Хочешь поверить Семину с Мамонтовым, но как-то не получается.

В юбилейном захлебе Эрнст повторял: Добродеев создал стиль современных новостей. Как говорил один герой, это комплимент или повод для драки? Сам Олег Борисович по мере сил сопротивляется предложенным обстоятельствам. «Штрафбат» Николая Досталя, «Завещание Ленина» (о Шаламове и по Шаламову), «Советская империя» Лизы Листовой, «Подстрочник» Лилианны Лунгиной – это то, что не стыдно предъявить и на высшем суде. В умильное юбилейное славословие щемящую ноту внесла Татьяна Миткова, которая продолжает работать на НТВ. В ее краткой, но пронзительной по силе чувства речи о Добродееве звучат восторг и горечь, общая человеческая драма и невозможность возврата. «Наверное, трудно быть богом», – говорит Миткова. Да уж, нелегко.

2 ноября

Глазами отшельника

Опыт ненаучной фантастики. По мотивам Дня народного единства

Однажды корреспондент «Программы Максимум» отыскал в одесской глубинке Сергея Никитенко, который почти шестьдесят лет прожил на чердаке своего дома и только недавно вышел на белый свет. Документы утеряны, но, по самым скромным подсчетам, ему не меньше восьмидесяти пяти лет. С. Н. дезертировал во время войны, жил в страхе расправы и потому в 48-м решил исчезнуть. Внутренний эмигрант выглядит достаточно свежим, но в его глазах – недоумение перед странным миром. Он долго смотрел на мобильник, да так и не понял, что это за штука такая. Попытаемся вообразить, какие острые формы может принять цивилизационный конфликт в отдельно взятой голове отшельника, получившего вдруг возможность посмотреть телевизор в дни единения и согласия.

Нескончаемый, словно Млечный Путь, сериал о Сталине способен подтвердить самые мрачные предчувствия С. Н. – вождь жив, пора снова линять. Дня не проходит, чтобы о нем не говорили. Пытался было человек, которого уважительно именуют президентом, правду сказать зрителям о кровопийце, те послушали, но продолжали гнуть свое. В «Честном понедельнике» народ снова проголосовал за Сталина. Народ, решил наш герой, слушает не Медведева, а какого-то Проханова. Медведев тихий, интеллигентный, а Проханов грозный, нервный, весь трясется и громко кричит о великом Иосифе Виссарионовиче, без которого у России один путь – в пропасть.

Дедушка вздыхает: другой модели государства он и не знал. Одна отрада – в День народного единства, впрочем, как и в другие дни, много и громко поет Кобзон. И хотя поэт Дементьев в стихах про Иосифа Давыдовича ловко так рифмует слова «Кобзон» – «трон», дедушка понимает: из двух Иосифов, не покидающих экран, важнее все-таки первый, то есть Сталин. Хотя и Кобзон – Сталин в своем деле. Не устает повторять, как его песня строить и жить помогает. Значит, все примерно как в дедушкиной молодости: одна часть гниет по лагерям, другая голосит о стране, где так вольно дышит человек.

Если идеологические мотивы кое-как доступны пониманию нашего героя, то от остального голова идет кругом. Ведь его всю жизнь приучали: красный уголок важнее красного угла. А тут тебе, пожалуйте, и то и другое – вместе. Видит он по «ящику», как коммунисты с флагами бегают. Но видит и нечто иное – как в День Казанской иконы Божией Матери патриарх Кирилл совершил Божественную литургию, а затем возглавил шествие от Казанского собора Кремля до Манежа. Дедушка доволен. Патриарх Кирилл, не в пример патриарху Тихону, не уничтожен большевиками, как полагалось в двадцатые, а, напротив, под камеры целуется с главными людьми страны.

Самое сложное для анахорета, вернувшегося в мир, понять, кто с кем борется, где наши, где не наши. Одновременный просмотр «Исаева» и «Адмирала» очень повышает давление. Колчак-Хабенский такой благородный и монументальный, словно памятник самому себе. И все белое движение – в белых ризах, с крылышками за плечами. Но ведь и красные в лице Исаева-Штирлица-Страхова – настоящие красавцы. А тут еще Гоцман-Машков со своей «Ликвидацией» под ногами крутится, с бандитами, хоть белыми, хоть красными, сражается. Да такой убедительный, что безоговорочно веришь только ему. Так бы дедушка и порешил, если бы 4 ноября экран не наводнили поляки. Против них объединились и белые с красными, и бандиты со шпионами; все дружно принялись изгонять врага из Кремля. Ляхов благополучно изгнали, но дедушка все-таки никак не мог понять, отчего новоявленный праздник единства прямо-таки искрит ненавистью. Что так Бортко надрывается в «Тарасе Бульбе», Хотиненко в исторической драме «1612»? Да еще престарелые мушкетеры вернулись, со шпагами бегают взад-вперед. А дедушке хорошо бы с собой разобраться, взять наконец в толк: что это за праздник такой агрессивный нарисовался в телевизоре?

Жаль, в этом году не повторили авторский фильм Михаила Леонтьева «Конец смутного времени». Дедушке бы сразу все стало ясно. Ведь у Леонтьева даже аллюзии прямые, как кладбищенская ограда: «История смуты – это история предательства страны ее политической элитой». И, дабы ни у кого не возникало сомнений по поводу истинной цели сочинения, добавляет: «Так было в 1605-м, 1917-м, 1991-м». А дальше в силу вступает искусство монтажа. Картины смуты чередуются с кадрами «Ельцин на танке» у Белого дома, семибоярщина – с семибанкирщиной, разбой смутного времени – с началом 90-х. Блестящий пиарщик Василий Иванович Шуйский, сам себя призвавший на царство, не кто иной, как победивший Ходорковский. То, что в веке семнадцатом смута, то в веке двадцатом – идеи либеральной демократии, которые помогли бы олигархии манипулировать народным сознанием (тут появляется лик Березовского, каковой, кстати, очень даже неплохо манипулировал самим Леонтьевым в эпоху ОРТ). Одним словом, 4 ноября мы празднуем, по Леонтьеву, чудо преодоления смуты. «Чудо, – выдает финальный аккорд М. Л., – которое еще не раз пригодится нам в русской истории». Портрет современного носителя чуда не прилагается, но даже наш отшельник уже понимает, что имя чуда (опять же по Леонтьеву) – Владимир Путин.

Дедушка, конечно, очень хотел бы понять, кто главный человек в стране, Путин или Медведев. Но тут уж точно телевизор, который делает все возможное и невозможное для того, чтобы затушевать данный вопрос, любознательному дедушке не подмога. Да и какая разница? Других проблем немало. Вон грипп на дворе, а с ним такая морока! Но заметил товарищ Никитенко одну странность. Российские болячки волнуют людей в «ящике» гораздо меньше, чем украинские. С чего бы это? Вроде две самостоятельные страны, болейте на здоровье каждая за свою. Дедушка вообще недоумевает, почему на москалевском ТВ так сильно страдают за его родину? Нет чтоб отдохнуть, переждать эпидемию на чердаке – все на передовую лезут.

Сам-то он согласен с Гоцманом – следует закрыть рот с той стороны. И вообще – мне с вами неинтересно ходить по одной Одессе… Посему сразу после Дня небывалого единства дедушка успокоился и выключил телевизор – раз и навсегда. Он собирается жениться, даже даму сердца приглядел, работает на почте.

9 ноября