Текст книги "Москва нас больше не любит"

Автор книги: Слава Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Слава СЕРГЕЕВ
Москва нас больше не любит

Повесть “нулевых” лет[1]1
  Журнальный вариант.


[Закрыть]

Этот воздух – пусть будет свидетелем.

Мандельштам

Вступление
Случайный штурмовик над Китай-Городом

Это было незадолго перед Пасхой, погода была хорошая, и моя знакомая позвала меня погулять и выпить вина в ее компанию.

– Будет мой муж, ты его знаешь, потом рыжий Лева, ты его тоже знаешь, его невеста и еще два-три человека. Так что компания небольшая. Мы собираемся у метро Китай-город, я тебя жду у церкви перед площадью, в восемь вечера, придешь?

Я подумал и сказал:

– Приду.

На следующий день я приехал, и знаете, очень здорово сделал, что приехал, смотрю издали – а она идет по Солянке, красивая, в длинном платье с цветами и белым пластмассовым стаканчиком вина в руке. Симпатично это было, и давно я этого не видел, уже лет пять-шесть точно. К тому же эти места, я их люблю, там недалеко, у Яузы, в юности жила моя первая возлюбленная, чуть вверх к Покровке – хорошие друзья, они потом в Америку уехали, в располагающемся в Котельнической высотке кинотеатре “Иллюзион” раньше показывали замечательные фильмы, которые не показывали больше нигде.

И вообще, этот треугольник, Китай-город – Покровские ворота – Чистопрудный бульвар, почти нетронутая, старая Москва; там много чего есть и было, и когда-то давно, в начале 1990-х, в подвале под церковью на улице Забелина был первый частный книжный магазин – “Интербук” назывался, помните? Купишь книжку, Фрейда или Юнга (у них еще был тогда очень симпатичный логотипчик: сова и змея, то есть два символа мудрости), и идешь с ней этими переулками, тоже себя каким-то таким чувствуя. Не кем-то (не путайте), а каким-то… Важная вещь для так называемой самоидентификации. Ну вот, и представляете, компания моей знакомой облюбовала для своего праздника садик недалеко от этой самой церкви на Забелина. То есть маленький натуральный садик – площадка, клумба, стол, лавочки; на столе у них красное вино, газетка, закуска кое-какая, пластмассовые стаканчики. Идиллия…

А я, кстати, еще по телефону ей сказал:

– Пост вроде, нельзя пить?

Так мне ее муж и говорит:

– Главное, дорогой С., в эту неделю людей не есть, а все остальное ладно.

И я подумал: вот и хорошо. Ведь смешно, ну что он такого сказал, сам это прекрасно понимаешь, элементарные вещи, но видно такой я человек – несамостоятельный, и мне надо, чтобы кто-то мою мысль подтвердил. Потом, редко сейчас услышишь какие-то вменяемые речи, и поэтому каждый раз они воспринимаются почти как откровение.

А еще я немного унывал в эту неделю, вообще какое-то настроение было неровное, весна, авитаминоз, “общая обстановка”, видимо, а ведь уныние – это грех. Тем более под праздник. Так что, увидев их стол со стаканчиками, я очень обрадовался. Будто помолодел лет на 10, а то и больше. Давно такого не было, вообще-то, сто лет в садиках не пил. Или даже сто двадцать.

И о чем-то таком мы заговорили – о чем-то важном, под красное вино-то.

С ее мужем мы заговорили о России, о чем же еще, – и он сказал, что, находясь в Москве, он всегда чувствует над собой как будто защитный купол, – он еще показал руками, обвел полукруг над головой:

– Вот так.

Я говорю:

–  В Москве?

–  Именно.

И я ему позавидовал.

И вот не помню, то ли тут же, то ли через какое-то время, вдруг слышим свист и гул в воздухе, как от снаряда, ё-мое, все еще перестали гомонить и головы задрали. И, смотрим – в небе низко-низко, прямо над Кремлем и административным кварталом около него летит, – но не дракон, не волнуйтесь, а… военный самолет. Нет, честное слово, я не вру. Про защитный-то купол поговорили, и вот вам, пожалуйста, нате “купол”. Как будто специально. И прямо видно, что самолет пятнисто-зеленый и красные звезды на крыльях. И он так еще быстро, со страшным, не городским, не мирным грохотом промчался над домами и забрал резко вверх – и его за крышами не стало видно.

Ничего себе. Все так: оба-на… Что это? Но наш народ пустяками вроде военной авиации ведь не проймешь – все ровно на полминуты замолчали, а потом продолжили, как ни в чем не бывало, трещать. Типа подумаешь, ерунда. Кто-то, правда, сказал, что это СУ-27, штурмовая авиация, но как-то это не получило развития: 27 и 27, неважно. Будем!… Хоть 37!… Чокнулись пластмассовыми стаканчиками. Я было пошутил, что, мол, началось, но это тоже поддержки не получило, все улыбнулись и дальше поехали. И как-то я про это странное происшествие тоже быстро забыл, мы с моей знакомой в момент пролета штурмовика говорили о чувстве ее подруги к одному человеку на их работе, потом ходили за хачапури в ближайшую шашлычную, потом про новые книги, что хорошего вышло за то время, пока мы не виделись, потом про то, жениться Рыжему на своей невесте или нет, – и как-то я этот самолет держал на краю сознания, но речь о нем не заходила. Я, правда, машинально подумал, что вижу военный самолет над Москвой в первый раз и что даже в 1991-м и в 1993 годах их не было, но подумал и подумал, и все.

С того случая прошло дней 10 и, видимо, “музыка навеяла”, по ТВ началась вся эта квазивоенная истерия, после Пасхи 9 мая приближалось, как вдруг я вспомнил этот самолет однажды вечером и подумал: так вот как это выглядит в Грозном, и вот как выглядело в Белграде. Страшный драконий шум и свист, и эта пятнистая машина, с необыкновенной быстротой низко-низко проносящаяся над домами. А ты только голову в плечи втягиваешь и понять ничего не можешь.

Смешно, но про это потом нигде не было, я и газеты покупаю, и “Эхо Москвы” иногда включаю, но никто нигде ничего не говорил. И я подумал: может, к параду готовились? А я уж и разволновался…

Но нет, увы, у приятеля дочка-студентка участвовала в театрализованном представлении 9 мая на Красной площади, перед Путиным и тогдашним премьером Фрадковым танцевала.

Они, начиная со 2 мая, репетировали, и я ее спросил: а что, авиация в репетициях не участвовала?

Она даже удивилась:

– Нет, что ты, ни разу…

Но не привиделось же мне!…

Еще я вспоминал слова мужа своей знакомый про защитный купол и все думал: так есть купол или его нет?

Часть первая

Нужна ли миру доброта Иры
(размышления над классикой)

У моего приятеля, художника В. есть подруга. Она, как говорится, немного любит выпить. Наверное, ей чего-то не хватает по жизни, мой приятель человек симпатичный, но как все творцы – эгоист. Или эгоцентрик, как минимум. И, когда она выпьет, она становится не то, чтобы буйной, но беспокойной: то уедет куда-нибудь с друзьями и вернется только на следующий день, то кокетничает напропалую с его ближайшим товарищем, а однажды летом, когда они поссорились, она ушла и заснула прямо на лавочке возле Чистых прудов. Вот картина-то была, когда художник вышел утром в магазин и обнаружил ее!… Он потом долго думал, гуляла соседка по площадке со своей таксой или еще нет? В. злится, ревнует ее, говорит, что хочет покоя, семьи, но сам тоже изменяет ей довольно часто.

И вот однажды, в один из таких загулов, у метро Чистые пруды к этой Ире подошел бомж и попросил денег – “на хлеб”. И Ира, вместо того, чтобы дать человеку 10 рублей и не совать нос не в свои дела, пошла с ним к ближайшему продовольственному ларьку и купила ему хлеб. Чтобы он подаяние не пропил, – знаете, есть такая модная тема.

Но пока она покупала бомжу хлеб, он ушел. Потому что на хер ему Ирин хлеб и добродетель, ему нужны либо деньги на водку, либо сама водка, а не то, чтобы кто-то за 10 рублей ему мозги пудрил. Смешная ситуация, несмотря на то, что Ира была пьяная, она ее оценила. То есть старая российская история ХVIII-ХIХ века – “интеллиенцiя и народъ” вновь обрела свою актуальность, прямо зазвенела, будто серебряной ложкой задели о стеклянный стакан. Дзин-нь!…

И тогда, – видимо, не до конца насладившись несостоявшимся облагодетельствованием бомжа (ну и пьяная), – тогда Ира встала у магазина и стала предлагать хлеб прохожим. Те, естественно шарахались, а она все предлагала и предлагала: возьмите, это же хлеб, он чистый и свежий, вот пакет, я только что его купила одному человеку, но он ушел.

Сколько она так стояла – неизвестно. По счастью, кто-то из наших в это время проходил мимо и забрал ее вместе с хлебом. Говорит, еще идти не хотела, упиралась – почему они не хотят брать мой хлеб?

Забавная история. Чего в ней больше – мазохизма или пусть пьяной, но искренности, я не знаю.

Только не говорите В.: он будет расстраиваться, и они опять поругаются.

Московские знакомые

Вечером в Зурбагане почти всегда можно пройтись вдоль моря.

Почти – если нет сильного ветра. Собственно говоря, кроме прогулок здесь и делать-то нечего. Мест, где можно тихо посидеть – без музыки, пьяных завсегдатаев и облаков сигаретного дыма – либо раз, два, и обчелся, либо очень дорого (что не исключает провинциальности и некого сопутствующего тому уголовного налета), столики на улице только в двух-трех местах, мы, правда, нашли одну очень симпатичную маленькую кофейню в районе Пушкинской аллеи, но она закрывалась в семь вечера. Хозяйка после наших просьб продлила рабочий день до восьми (сказала: не сезон! приходите в мае, будем работать до десяти), а так вообще – тетка-официантка сначала пальцем ткнула в какую-то бумажку на двери:

– Расписание видели?!

В общем, союз нерушимый, спаяла навеки – когда же это кончится?

Но через неделю мы привыкли. Да и собственно, какое кафе еще нужно – возьми пузырек местного неплохого коньяку, подстели свитер и сядь где-нибудь на берегу, смотри на волны, на огни вечернего города, на темнеющие вдали горы, прихлебывай коньяк и опять – представляй себя, кем хочешь – хочешь Бродским или даже Овидием, а хочешь, Буниным или Чеховым.

Однажды днем, возвращаясь с прогулки, увидели на набережной старых московских знакомых. Ничего себе! В Москве мы их года три не видели, это самое меньшее, а тут – здравствуйте, сидят…

Все обрадовались. Причем мы узнали-то не всех, только троих, а оказалось – там целая компания, человек десять. У нового мужа моей старой знакомой – день рождения, вот они и приехали, праздновать. Виза пока не нужна, лететь из Москвы всего час с копейками, а места всем известные.

Мы даже смутились немного, все-таки отвыкли от людей. У нас общения в Зурбагане – хозяйка нашей квартиры, немолодая девушка с собачкой-левреткой, да случайные встречные. И так уже месяц. Одичаешь…

Про эту компанию нужно сказать несколько слов. Эта моя знакомая, Аня, у нее так вышло, что бывший муж и нынешний – они были приятели, а когда… ну, когда все произошло, все приятелями и остались. Это в каком-то смысле хорошо, потому что друзья остаются друзьями, несмотря ни на что, к тому же есть ведь общее дитя, которому ко времени нашей встречи незаметно исполнилось 17 лет, и я даже не понял сначала, а кто эта темненькая симпатичная девушка рядом с ними?

Но в каком-то смысле теснота отношений ощущается немного нервно всеми участниками проекта, а местами просто анекдотично, в духе фильма “Покровские ворота”. Но, что самое интересное, новая жена прежнего мужа нашей Ани (жизнь-то идет, и он тоже женился, – вы только не потеряйте нить), так вот, новая жена, у нее день рождения – в тот же день, что и у нового Аниного мужа! Вот так, такие совпадения. Двое из ларца.

Подобные забавные вещи бывают, у меня есть еще примеры. Одни мои друзья расстались и в новых семьях (совершенно независимо друг от друга, им хорошие отношения сохранить не удалось) родили детей с разницей в два или три, точно не помню, года. И не знаю, поверите ли вы мне, но эти дети родились в один день и, более того, знакомые дали этим девочкам одинаковые имена!… В общем, есть много странного на свете, друг Горацио, и, возможно, нет ничего случайного в этом самом случайном из миров…

Так вот. Все очень мило, они дружат семьями, вместе работают иногда, как выяснилось за столом, даже построили по соседству дачи, но я уже видел раньше и сейчас увидел снова, что то первый муж, то уже нынешний начинают временами сильно нервничать и как-то не понимать – а что, собственно, происходит? Это, кстати, немного забегу вперед, неожиданно проявилось во время этой, нашей случайной Зурбаганской встречи.

Но сначала все, как я уже говорил, бурно обрадовались, стали смеяться, спрашивать, что мы здесь делаем, как давно, а, узнав, что мы сидим здесь уже полтора месяца, завистливо завздыхали и спрашивали, а как же моя работа, дела, дела жены, неужели мы на все это наплевали и так далее.

Я рассказал, что мы сюда попали случайно, потому что, будучи пару лет назад в Киеве во время их Оранжевой революции, я, подняв голову на вокзале, увидел на расписании несколько строк с симферопольскими поездами и узнал, что купейный билет из Киева в Крым стоит 12 долларов, а ехать всего ночь; потом посмотрел погоду в Интернете и увидел, что там (в Крыму) плюс 14. В Киеве в тот день шел густой снег.

Ну вот и все, цифра “плюс 14” решила дело, а приехав в конце января 2005 года в Симферополь, мы действительно увидели солнце и людей в пиджаках и кофтах, будто на улице был московский конец апреля, пальмы, траву и маргаритки на клумбах, и на нас все это произвело довольно большое впечатление, так как мы, как люди не очень имущие, на тот момент зимой в теплых местах не бывали.

– А что ты делал в Киеве? – спросил первый Анин муж, Андрей.

– Был на Майдане, – сказал я. Причем я сказал это специально кратко, не добавляя, что ездил туда в командировку от одного журнала. Причем командировка эта состояла в том, чтобы беседовать не с политиками, что делали в то время все кому не лень, и к которым было не пробиться, а с обычными людьми на улицах, что я и сделал с нараставшим удивлением и удовольствием, потому что те человек 10-15, которых я “опросил”, говорили удивительно здравые вещи.

Никто ничего не нес, как это очень часто бывает на улицах Москвы, не было никакой агрессии во все стороны, обиженной на весь мир позы или там антироссийского национализма, как говорили по нашему ТВ, – ничего этого не было и в помине, миллионная толпа просто радовалась произошедшему, и все сильно напоминало наш 1991 год, но про это уже много писали.

Но я ничего из этого не сказал, а только кратко заметил, что сделал в Киеве несколько интервью, а этот Андрей, он всегда был склонен к небольшому идиотизму, он сказал с нажимом:

– Понятно…, – и добавил:

– А с Тимошенко можешь меня познакомить? Мне она очень нравится как женщина.

Я сказал, что попытаюсь, но она, мол, очень занята, и я давно ее не видел, – и засмеялся. Но он даже не улыбнулся, а сказал, что на Майдане в тот год собрались “все околпаченные врагами России”, а я со своим “опросом ВЦИОМ” просто предатель Родины, но тут Анька ему сказала, чтоб он заткнулся, и мы сменили тему.

Знаете, он вообще очень странный, этот Андрей. Он относительно молодой человек, – в описываемое время ему не было сорока, – довольно успешный в социальном плане (он талантливый книжный и журнальный дизайнер), всегда при деньгах, бабам своим дарит малолитражки, но при этом очень любит вспоминать советские времена, и как там ему было хорошо, как он пил портвейн в подъездах и писал картинки, и водка была 3 рубля, и все были хорошие и не злые, и у милиционера на улице якобы было можно спросить, который час… И т. д. и т. п., обычный в таких случаях набор.

Но когда я ему говорю, что ему и сейчас никто не мешает пить портвейн в подъездах, только портвейн будет получше, и что он легко может уйти со своего поста арт-директора большого рекламного агентства, залезть в мастерскую и там писать картинки и сильно пить вечерами с друзьями, которые всегда будут рады к нему зайти, – он говорит “сам дурак” и что, мол, зачем я ему это предлагаю, такую ерунду?!

Кто-то, кстати, мне говорил, что их агентство обслуживало прошлые выборы. Адрес обслуживания не указывался, но это даже неважно…

Тем временем в кафе на набережной все стали собираться, обед подошел к концу, они расплатились, причем, как всегда с этим Андреем, как только возник разговор о деньгах, возникла небольшая заминка: второй Анин муж, Саша, чей день рождения начинался завтра, положил 100 долларов, и остальные стали давать кто по 15, кто по 10, ну и Андрей дал 20, но тут его новая жена сердито сказала ему, чтобы он добавил еще хотя бы 10, так как их же двое!… И, простите, дочка-то чья?

Он вообще немного жмот, этот Андрей, вот что я вам скажу по секрету, современный человек, немного жмот и патриот – вот как, такой коктейль, даже в рифму получилось.

Мы пригласили их домой. Соскучились по общению и вообще, сколько времени я не видел Аньку – сто лет, как время-то летит! Хотя когда-то, в прошлой жизни и при прошлой жене, она с этим Сашей-2 приходила ко мне домой, весьма меня при этом удивив. Я тогда не сразу врубился, что в их triangle произошли некоторые изменения, и на поле вышел новый талантливый игрок. Тем более, они зачем-то вешали мне тогда лапшу, что, мол, Андрей вот-вот должен подойти и к нам присоединится, просто он задерживается. Так и не присоединился…

Ну с этими размышлениями мы прошли Зурбаганскую набережную, свернули на нашу улицу Василенко и взяли в магазине коньяку и две бутылки сухого вина; часть народа, который я не знал, от нас откололась и пошла в их санаторий дальше по шоссе, а мы компанией человек пять поднялись немного наверх к Массандре и свернули в наш двор.

Боже мой, старые Зурбаганские дворики зимой, где я их только не вспоминал, от Москвы до экватора – этот неповторимый запах сырости и моря, старая сосна в центре двора, одна-две скамейки, лестницы на второй этаж, увитые сухим виноградом веранды, висящее на веревках белье, вечнозеленые кусты у неработающего колодца… Как сказал один писатель – этот ласковый Юг.

При этом мы болтали про всякие московские дела, и это было немного странно, идти здесь, в Зурбагане, с людьми, которых я встречал и помню в московских интерьерах и координатах. Например, Анька со своим Сашей теперь живет на Белорусской, Андрей у Китай-города, и когда мы шли и разговаривали, я вспоминал эти московские места и пейзажи и спросил: а как там Москва?

Они стали смеяться и снова спросили: да давно ли мы здесь?

Я перестал выпендриваться и рассказал, что все получилось случайно, а не потому, что я такой смелый и супер-свободный человек. Приехали-то всего на две недели, в зимний отпуск, а потом в журнал, в котором я работал, пригласили нового главного редактора, совсем молодого мальчика с очень большими амбициями, но недостатком образования или вкуса, или уж я не знаю, чего еще, и эта “новая метла” со значением сказала мне по телефону, что теперь все в журнале будет по-другому, и писать про книги Александра Грина или фильмы Георгия Данелии мы больше не будем даже иногда, – они, мол, никому здесь и теперь не интересны.

– Устарели! – энергичным дискантом и нажимая на “а”, сказал мне новый редактор.

Особенно мне понравилось его “здесь и теперь”, и я, после некоторых колебаний, решил, что все очень удачно складывается и хорошо, что я заранее позвонил и мне не стоит менять весенний Зурбаган с зацветающими деревьями на слякотную серую Москву с этим молодым придурком в придачу…

Тем временем пришли, и мы с женой были очень горды квартирой, в которой мы жили, – большой светлой комнатой в дореволюционном доме с большими окнами и видом на маленькую площадь и цветочный базарчик, и все пошли на наш огромный балкон, на котором, наверное, когда-то сидели дамы в длинных платьях и смотрели вниз, на гуляющую публику, и все тогда было совсем-совсем другим, как на старых черно-белых открытках, но и сейчас вечером отсюда сквозь деревья был виден мигающий глаз маяка, а во время штормов доносился шум моря.

И мы, возможно, подражая дамам в длинных платьях, вынесли на балкон стол, а пластмассовые кресла там были, их притащила из какого-то закрывшегося летнего кафе наша хозяйка, откупорили вино и коньяк и шумно подняли тост: за встречу московских друзей в Зурбагане!

Дальше все было довольно сумбурно, после первых тостов мы с Анютой разговаривали о том, как они здесь устроились (оказалось, что в их доме отдыха за совершенно советский двухместный номер пятнадцать метров с них берут по 40-50 долларов в день), и об общих московских знакомых; ее Саша задумчиво смотрел с балкона на улицу, ее Андрей кокетничал со своей новой женой, их дочка смотрела наши книжки, а их коллега – финансовый директор Аниной и Сашиной фирмы, почему-то пошедший с нами, флегматичный, даже немного неестественно спокойный блондин, – помогал моей жене делать чай.

Где-то часа через полтора они собрались уходить. По видимому, все немного опьянели, потому что Саша (он вообще-то по первому диплому филолог) вдруг стал читать Бродского, естественно, “Письма римскому другу”, причем немного перевирая слова, а Андрей, совершенно не обращая внимания на присутствие жены и дочки, вдруг сел на колени финансовому директору, изрядно того сконфузив.

Вообще, конечно, не могу удержаться – милый коктейль в голове у этого Андрея, причем, как мне почему-то кажется, довольно типичный. “Славное советское прошлое”, которого он, естественно, не помнит, куча денег в кармане, “враги России, митингующие на Майдане”, жена, вышедшая замуж за близкого друга, и теперь вот еще финансовый директор… Может, он, конечно, и случайно сел к нему на колени, не имея ничего в виду, но выглядело это как-то… как-то довольно грустно, я бы так сказал. Дочка его, во всяком случае, сильно напряглась и сказала: пап, пошли домой! Но он все не слезал с колен финдиректора, а тот пытался шутить и делать вид, что ничего не произошло, ничего особенного в смысле. Аня выразительно на меня посмотрела, а ее Александр очень развеселился и снова стал читать Бродского, кажется, “Пилигримы”. Причем он читал их с балкона, и проходящие мимо редкие прохожие задирали головы. Единственный человек, который мне однозначно понравился в этой ситуации, это была вторая жена Андрея. Она вообще не реагировала ни на что. Как сидела невозмутимо с чашкой цейлонского чая и знаменитым зурбаганским эклером в руках, так и продолжала сидеть.

И тут я, наверное, от раздражения, – все же мы немного отвыкли от всех этих московских штучек, от всего этого позднего Рима и неуловимо присутствовавшего во всем какого-то духа, душка даже, какого такого душка насилия и разложения, – я вдруг сказал Анюте: “Слушай, Ань, оба твоих мужа ужасно банальны! Где ты их берешь?!.”

И Анька вдруг мне ответила раздраженно (причем, знаете, я сразу, – ведь я ее давно знаю, – как только мы встретились на набережной, почувствовал, что она чем-то недовольна):

– Ну, так найди мне других.

А ведь у Саши-2, хочу напомнить, на следующий, то есть через полчаса, уже в этот день, был happy birthday, и согласитесь, даже имея некоторое чувство юмора, все-таки не очень приятно получать в день рождения такие message от собственной жены.

И плюс сидящий на коленях финансового директора первый муж на переднем плане… Можно как-то немного загрустить, правда?

Но – поскольку на жену он, по-видимому, пока обидеться не решался, а на Андрея ему обижаться вообще было бы грешно: кто знает, почему тот оказался на коленях финансового директора, не в результате ли развода?! – он решил обидеться на меня. Он замолчал и, подняв голову, гордо встал.

– Я ухожу, – гордо сказал он Ане. – Ты остаешься? – И добавил, обращаясь ко мне: – Спасибо…

Я немного растерялся, так как, повторюсь, немного отвык от людей вообще и московского способа отдыха и общения, в частности, а московский способ отдыха последние несколько лет обязательно подразумевает небольшой скандал во втором акте, но самих москвичей за это винить не стоит: что-то, по-видимому, витает в московском воздухе, – и плюс к тому замечу, что, возможно, это что-то витает не только в Москве, просто я в других местах не был. Мне кажется, это просто нервность и страх москвичей что-то потерять, и подозрительность, и неуверенность, и у большинства незащищенность, и отсюда комплексы, потому что некоторым есть что терять и от чего комплексовать: ведь все их добытое трудом и талантом благополучие подвешено на тоненькой веревочке, а что будет дальше, совершенно непонятно, и история последних лет это показала во всей красе… Такие ощущения кого хочешь сделают нервным и готовым скандалить по любому, даже мелкому поводу.

Впрочем, повторюсь, это все мои домыслы, а точно я не знаю.

Пока же я сказал Саше:

– Саня, ты что, с ума сошел? Это же шутка!

Но он все равно, уже гордо подняв голову, уходил, а за ним испуганно поднялась их дочка, и перед ней мне действительно стало неудобно: хоть и шутка, а это все же мамины мужья.

Но кто обрадовался возникшей неловкости, это Андрей. Он вскочил с колен финансового директора и, подбежав ко мне, сказал, что мне “спасибо” и что он тоже – не ожидал от меня такого – и радостно помчался за Сашей-2.

Какого, блин? Я было хотел за ними пойти и, может, как-то даже извиниться перед Сашей, – все-таки давно знакомы, – хотя и не очень понятно, за что, но Аня меня остановила и сказала, чтоб я не обращал на них внимания и что они оба совершенно пьяные, и ее неожиданно поддержала вторая жена Андрея, и моя жена тоже пожала плечами, и я остался. Может, зря, все-таки давно знакомы, повторяю.

А Аня, дочка и вторая жена Андрея медленно собрались, и пошли вслед за своими обиженными и нервными мужчинами. А я вдруг совершенно отчетливо подумал, что совсем-совсем не хочу возвращаться в Москву, где такие истории за столом происходят совершенно запросто и довольно часто (и за этими историями встает весь, что называется, контекст), и от этой мысли мне стало неуютно и грустно.