Текст книги "Опекун (СИ)"
Автор книги: Слава Доронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)
27 глава
Марк
Обычное Лондонское утро началось для меня… необычно. Словно рецидивиста меня закрыли в камере предварительного заключения, будто я был в сговоре с террористами и замышлял нечто ужасное. В любой другой день я бы поморщился от брезгливости, но сегодня воспринимал действительность сквозь тонкую призму отчаяния и неизбежности. В довесок ко всем переживаниям перед глазами предстало ещё одно – перекошенное ужасом и непониманием лицо матери.
– Марк Бретт, – мужчина в форме назвал моё имя. Меня продержали в камере больше суток, прежде чем вызвали на допрос и взяли показания. Почему, чёрт возьми, было так просто попасть в тюрьму и так сложно из неё выбраться? – К вам посетитель, – на меня надели наручники, и повели по узкому коридору в более чистую камеру, где не воняло потом и плесенью. В комнате было светло, посередине стоял стол и два стула. Но одном, из которых сидел Алек. Я позвонил ему в Сиэтл сразу, как только разрешили сделать звонок. Попросил того вылететь ко мне первым же рейсом. Нет, конечно, в Лондоне были хорошие юристы и адвокаты, но они не были в курсе всех нюансов моей «особенной» ситуации.
– Десять минут, – сказал полицейский и оставил нас одних.
Я подошёл к столу, и устало присел на стул. Сутки без сна сказывались на общем состоянии, мозг отказывался работать. Мне хотелось принять душ и немного поспать.
– Как отец? – больше всего остального волновал сейчас этот вопрос. Проблемы с Оливией немного подождут.
– В критическом состоянии. Но без ухудшений Врачи пока не дают никаких прогнозов, – ответил Алек.
– А мать?
– Не выходит из больницы, – я кивнул. Мама безумно любила отца. Не представляю, если с ним что случится, как мы переживем эту трагедию.
– Ладно, давай о деле. Мне сказали, что я обвиняюсь в покушении на жизнь Оливии. Показали снимки увечий, что я нанёс, ознакомили с заявлением. Что скажешь?
– Кейтлин пропала.
– Что? – от коматозного и заторможенного состояния не осталось и следа. Вмиг я проснулся и взбодрился. Вскочив на ноги, я едва не бросился к дверям, чтобы позвать полицейского и попросить меня отпустить. Я готов был заплатить любые деньги лишь бы выйти отсюда. – Что значит пропала? Я сам вчера ночью отвёз её домой!
– А где ты сам был вчера ночью в районе полуночи?
– С Кейтлин. Алек, что произошло?
– Кто-то кроме девушки может это подтвердить?
– Не знаю, нет… Где Кейтлин? – я повысил голос, напряжение нарастало.
– Утром Эмили и Уильям обнаружили, что ее нет в доме, телефон все время не доступен. В Сиэтле она пока тоже не объявлялась.
– Нет… – меня вдруг сильно затошнило, в висках застучало. – Маршал! Ты звонил ему? Проверяли авиалинии?
– Да, утром она улетела в Сиэтл, но дома пока не объявлялась.
– Нет… – в голове уже начали прокручиваться самые не радужные и печальные картинки.
– Я распорядился, чтобы у дома Кейтлин дежурила охрана, а пока остается только ждать.
– Что если на неё напал Генри или Оливия не погнушалась и решила устроить возмездие за несостоявшуюся свадьбу, как и обещала?
– Я не знаю, – Алек пожал плечами. – Я подал ходатайство об освобождении под залог. Но думаю, выпустят тебя не раньше завтрашнего утра.
– Какие перспективы?
– Если не урегулировать все вопросы до суда, срок дадут маленький, но как понимаешь, судимость…
– Понятно. То есть теперь я основательно на крючке.
– Да, – подтвердил Алек. – Оливия сыграла на опережение. Можно было бы отделаться штрафом, но ты нанёс телесный вред женщине… а это уже тюремное заключение сроком от двух до шести месяцев.
– Ты прекрасно знаешь, что я этого не делал! – Алек был в курсе моего плана. Мы собирались подставить Оливию, я намеренно должен был не прийти на свадьбу, тем самым её расстроив. Приблизительно действуя по тому же сценарию, что и моя «невеста», за исключением справок о невменяемости. Отличие было в том, что вместо полицейского участка, она бы отправилась в психушку. Моей «невесте» бы диагностировали сначала нервный срыв, затем признали недееспособной, и как следствие её ждала комфортабельная палата в одном из центров на окраине Лондона. Теперь же неизвестно чем для меня обернётся путешествие в участок.
Кто знал, что отец окажется в больнице?
– Знаю, – подтвердил Алек. – Но они так не считают. Если бы Кейтлин не исчезла, возможно, её показания сняли бы с тебя часть обвинений, а так… я здесь бессилен.
– Найди Кейтлин! – попросил я, прикидывая в уме, что за мной скоро придут.
– Что делать с Оливией? – Алек не сводил с меня сосредоточенного и серьёзного взгляда.
– Пока ничего. Как только выпустят, я сам с ней поговорю, – крепко сжав челюсть, я ударил кулаком по столу. – Как всё не вовремя, – в сердцах произнёс я и тяжело вздохнул. На сердце стало тяжелее пуще прежнего. Неизвестность лишала возможности здраво мыслить. А отсутствие быть на воле так и вовсе вводило в прострацию, словно я был человеком с ограниченными возможностями. – Ты по-прежнему считаешь, что нужно гнать Оливию в шею, и она ничего и никому не сделает? – я поднял на Алека глаза, вспомнив о давнишнем совете.
– Нет, думаю, ты не зря собирался упрятать её в психушку. У неё какая-то больная одержимость стать твоей женой. Может быть, уступить ей, пустить пыль в глаза на время замужества?
– А потом? Смириться, состариться и попросить, чтобы нас похоронили на разных кладбищах, чтобы хотя бы после смерти избавиться от её общества? – радовало, что для иронии ещё хватало сил. Но правда была такова, что на этот раз я сильно вляпался. И сам прекрасно это понимал. Отец был в больнице, я в тюрьме, наше дело оставалось в руках заместителей и людей, которым оно не принадлежало.
Если пустить сейчас всё на самотек, то слетятся коршуны и от компании отца не останется и следа. Мы словно играли с Оливией партию в шахматы, и в этот раз мой соперник оказался на ход впереди, по-видимому, поставив мне шах и мат, а нашей игре конец. И, возможно, я бы не был сейчас так подавлен и разбит, еспи бы не исчезновение Кейтлин. Вдруг окажется, что и к этому Оливия приложила руку?
Тогда бы это был удар ниже пояса…
– Время! – дверь открылась и на пороге появилась тучная фигура полицейского.
– Я завтра тебя заберу, – сказал Алек, и я, кивнув тому в ответ, отправился в «камеру класса люкс».
Мне хотелось надеяться, что Кейтлин просто улетела домой. Возможно, «приходит в себя» в каком-нибудь отеле или попросту пробралась незамеченной домой… В любом случае я даже не допускал мысли, что с Кейтлин приключилась беда.
Однако, учитывая её везение и встроенный магнит для привлечения неприятностей самого различного характера, возможно, мои страхи были не так уж беспочвенны.
Ещё одна ночь в камере предварительного заключения оказалось своего рода пыткой. Но все муки меня ещё ждали впереди, на свободе. Прокручивая в голове события последних дней, я только глубже утверждался в том, что принял верное решение – в жизни Кейтлин я был лишнее и испорченное звено от которого следовало избавиться. Как бы я не любил и не хотел быть рядом, но идти наперекор выходкам Оливии… каждый раз ждать удара в спину, было слишком даже для меня. Добрые мысли, и светлые чувства сгорели дотла в агонии злости и безысходности за пару ночей, что я провёл наедине с собой.
Утром, как и пообещал Алек, меня отпустили под залог и подписку о невыезде.
Последнее меня огорчило больше всего.
– Пропажа нашлась. – Алек с ходу огорошил приятной новостью. – Кейтлин дома.
Подробностей у меня нет, – хотелось немедленно сесть в самолёт и отправиться в Сиэтл, к Кейтлин и устроить той хорошую взбучку, что заставила всех так поволноваться. Чем она только думала, когда решалась на этот шаг? – С мистером Бреттом пока всё без изменений.
– Может быть, раз уж всё так… скажешь, что и Оливия забрала заявление? – как бы там не было, но на сердце частично отлегло, что Кейтлин была дома цела и невредима.
– Нет, этого я тебе не скажу. Куда тебя отвезти? Домой?
– Нет… – многозначительно протянул я. – Мы поедем к Оливии.
– Даже не приведёшь себя в порядок? От тебя запах… словно ты ночевал в конюшне, перепутав солому с навозом.
– Вот и отлично, – я был немногословен, приберегая запас слов для другого человека.
– Надеюсь, ты не наделаешь глупостей?
– Куда уж больше…
Алек припарковал автомобиль у входа в отель Тhe Stafford London – здания оформленного в традиционном английском стиле. Вблизи было расположено несчетное количество ресторанов и магазинов, всё как любила Оливия. Дабы не скучать и тухнуть в одном из дорогих отелей города. Понятное дело, почему она так хотела стать миссис Бретт – иметь постоянный доступ к безлимитной, можно даже предположить неиссякаемой, кредитной карте и денежным средствам, к заработку которых она не приложила и пальца. Имела ли она право расточительно жить на широкую ногу за чужой счёт? Может быть, пора уже было перестать прикрываться лживыми отмашками на любовь, которой не было и в помине?
– Подожди меня, – бросил я Алеку и направился ко входу. Швейцар, было, хотел меня изначально не пустить, но передумал, когда я решительно толкнул на себя дверь, не собираясь ждать, когда мне окажут эту услугу. Мой неопрятный и небрежный вид никак не вязался с дорогим и элегантным интерьером отеля. Поднявшись в комнату, в которой жила Оливия, я постучал. В последнее время я что-то зачастил к ней с визитами…
Оливия встретила меня на пороге, словно её кто-то уже предупредил о визитёре.
«Возможно, консьерж, – мелькнула мысль в голове». Хотя, какая разница кто?
– Ты? – недовольно хмыкнула Оливия.
– Я, – прошёл в номер и повернулся к ней лицом. Мне хотелось посмотреть на те увечья, которые я ей якобы нанёс. На лице девушки не было косметики, видимо по всему я застал её врасплох. На шее виднелся багрово-синий подтёк, несколько синяков на запястьях. «Надо же… и в самом деле синяки были настоящими».
– Что за цирк? – сдержанно и холодно спросил я.
– Марк… ты неприятно… пахнешь, – Оливия сморщила лицо, когда я к ней приблизился.
– Да ну? – я скривил губы в нахальной усмешке. – Знаешь, почему ты ещё живешь в этом отеле, а не находишься там, откуда я только что пришёл? – я в аккурат подтёкам на шее пристроил свои пальцы и сжал горло Оливии. Как же долго я об этом мечтал. Мне хотелось придушить эту гадину и дело с концами. Но я пришёл сюда не за тем, чтобы увеличить срок и переквалифицировать статью.
– Марк… – испуганно выдавила из себя Оливия, когда я блокировал подачу воздуха.
– Зачем ты это сделала? – я прожигал девушку ненавистным взглядом. – Как ты могла? В тебе нет ничего святого! Мой отец лежит в реанимации, а ты… – я выдохся и замолк. Двое суток на ногах и без сна давали о себе знать.
– Могла! – Оливия воспользовалась моей передышкой и вывернулась из ослабевшей хватки. – И ещё много чего смогу! И не заберу заявление, пока мы не женимся.
– Я устал, – я и в самом деле уже давно был на пределе. От Оливии. От Кейтлин. От обстоятельств. Теперь ещё и отец… В скором времени не Оливия поедет в психиатрическую лечебницу, а я, ей Богу Нервы были на пределе. Обессилено прислонившись к стене я смотрел на Оливию. Ненависти как таковой не было, я ощущал себя разбитым и утомлённым. Словно меня выпивали по капле до дна.
– Ты сам в этом виноват. Давно бы сыграли свадьбу и все были счастливы.
– Ты одержима…
– Как и ты, – парировала Оливия. – Я бы тоже на твоём месте уже устала. И… ты подумал, кто возглавит фирму отца, пока будешь сидеть за решёткой? У меня есть на примете неплохая сиделка для твоей матери. Когда отец придёт в себя и обо всём узнает, то второго инфаркта не переживёт… – я замахнулся собираясь ударить Оливию по лицу. Девушка взвизгнула, а моя рука застыла в воздухе. Я сжал челюсти, казалось ещё чуть-чуть и они хрустнут.
– Дряны – выплюнул я, открыл дверь и пошёл прочь. В принципе я и рассчитывал на такой исход. Но так хотелось посмотреть Оливии в глаза. Наверно, чтобы лишний раз проститься с любыми надеждами.
– Марк? – окликнул Алек. Я забрался в салон автомобиля и откинулся на спинку сидения.
– Все нормально. Поехали домой, – переведя дыхание, ответил я. – Хочу помыться, отоспаться и съездить к отцу.
– Что вы решили? – аккуратно поинтересовался Алек.
– Ничего. Я приезжал, чтобы проститься с пустыми надеждами.
– Что? – спросил Алек. – Я не понимаю.
– А тебе и не нужно, – ответил я тихо, и устало закрыл глаза.
28 глава
Кейтлин
Я дрожала от холода. Зуб не попадал на зуб, но я упорно стояла у входной двери и вдыхала в лёгкие холодный воздух вечернего Лондона, пока не почувствовала головокружение. Мне хотелось сейчас чувствовать что угодно, но только не эту боль, которая разъедала сердце, словно серная кислота. Слова Марка никак не шли из головы.
Войдя в дом на ватных ногах, я на автомате прошла в комнату, которую с радостью предоставили мне Эмили и Уильям в своём уютном семейном гнездышке. Я сильно, очень сильно хотела сейчас оказаться в Сиэтле. В своём доме. В своей комнате.
Как известно, дома и стены помогают, а здесь же всё было чужим, незнакомым и причиняющим боль. Всё, на что я надеялась, разрушилось именно здесь, в Лондоне. И мне пора было возвращаться обратно, чтобы залечивать раны. Ждать и надеяться было не на что. У каждого из нас случилось то, что случилось, и в итоге каждый остался со своей болью.
На автомате я сняла с себя «сценическую» одежду и натянула джинсы и свитер.
Господи, какой же я была дурой! Чего я, в самом деле, хотела добиться этим танцем? Этой встречей? Что он с радостью накинется на меня и сгребет в охапку. словно неотесанный неандерталец, и уволочёт в свою пещеру, где мы проживём счастливо остаток жизни? Бред.
Я со злостью швырнула одежду на пол. Слёзы, которые я упорно старалась сдерживать весь вечер, хлынули из глаз. Это был конец. Счастливая и беззаботная Кейтлин умерла. В груди жгло, а глаза щипало от слёз. Казалось, всё внутри сгорало в агонии. Словно ураган я бегала по комнате и швыряла в чемодан вещи.
Плевать! Стало наплевать на всё! Я хотела оказаться дома. Но только не здесь. Не в этом доме и не в этом городе. Выдохшись, я беспомощно села на пол и невидящим взглядом уставилась в одну точку. С глаз будто спала пелена. Как я могла быть такой дурой? Ведь если бы он хотел, то давно бы уже был рядом. Он сам мне признался в этом, а я бегала за ним, доказывая свои чувства…
Хватит! С меня хватит! Я больше ни секунды не хотела оставаться в Лондоне. городе своих разбитых вдребезги надежд.
Ранним утром, когда чуть забрезжил рассвет, в аэропорту объявили посадку на самолет Лондон-Сиэтл. Несмотря на ранний час, в здании аэропорта было довольно многолюдно. Люди сновали туда-сюда, никого не замечая вокруг. Я на автомате прошла регистрацию и заняла место у иллюминатора. Хотелось поскорее покинуть эту страну и этот город, в который я никогда уже больше не вернусь.
– Прощай, Мари… – сказала я вслух, и одинокая слезинка скатилась по щеке. Наша близость и мой танец стали завершающими аккордами в красивой, но грустной песне под названием «Разбитая вдребезги жизнь».
Дома, в родных стенах, моя жизнь потекла по прежнему руслу: учеба, занятия с детьми, бессонные ночи и… пустота. Мне не хотелось никого видеть. Я игнорировала Маршала, Селену, Уильяма, Эмили и Джервиса. Я понимала, что причиняю им боль, не желая ни с кем из них делиться тем, что меня потихоньку разрушало. Но и подпустить кого-то ближе и посвятить в события роковой поездки тоже не могла. Я дала себе мысленную установку не возвращаться мыслями к тому дню, стараясь забыть слова Марка и его самого. Но всё запреты и границы рушились с наступлением темноты. Правда была такова, что я сходила с ума от тоски по человеку, которому была не нужна. Для моего сердца и чувств это обстоятельство не значило ровным счётом ничего. Я всё по-прежнему любила…
Когда игнорировать звонки Уильяма стало совсем некрасиво, я ответила на звонок.
Чисто из вежливости я первой поинтересовалась о здоровье мистера Бретта и. когда услышала, что отец Эмили и Марка миновал кризис, облегчённо выдохнула, тут же переведя разговор в другое русло от их семьи. В конце я пообещала сама позвонить Уильяму, зная наверняка, что ещё очень не скоро выполню своё обещание. Звонки Джервиса так же игнорировались, как и его попытки вытащить меня куда-нибудь погулять. Когда человек находится в печали и разочарован, то самое лучшее – просто не трогать его какое-то время. Я сама решу, когда настанет пора выйти из тени. Но пока я была к этому не готова. Никакие прогулки, разговоры, а тем более, дружеские поддержки мне сейчас были не нужны. Мне ещё было настолько больно, что каждое воспоминание о Марке отзывалось покалыванием в груди и резким головокружением. На глаза наворачивались слёзы, а к горлу подступал ком. Я ненавидела себя за эту жалость, что испытывала сама же к себе.
Ведь сколько людей в мире было несчастнее меня_ Неизлечимо больные дети, люди находящиеся одной ногой в могиле, а я…
Занятия с детьми отвлекали, но не настолько, чтобы вернуться к обычной жизни.
Всё свободное время я старалась проводить с детьми, набрав ещё две группы.
Смотря на детей, я не думала о Марке, рядом с ними я вообще ни о чём не думала.
Кроме одного… Открыть свою собственную школу для таких вот одарённых малышей. И дело было даже не в деньгах, откуда им было взяться у родителей, которые концы еле сводили с концами? Просто мне хотелось дать этим детям хоть какой-нибудь шанс преуспеть в жизни. Но всё то было днем, а с наступлением темноты мне снился один и тот же сон: полумрак, роскошный автомобиль Марка и запах сигарет… Он никогда со мной не разговаривал во снах, просто сидел в машине и курил. После таких снов на сердце было так тяжело… Говорят, время лечит? Но это неправда! Оно даже не притупляет боли. Оно просто держит тебя на волоске, когда ты стоишь на краю пропасти и стараешься не упасть. Не разбиться об камни, запрятанные глубоко в памяти. Сколько раз за последние дни я умышленно сбрасывала с себя мнимые оковы и срывалась в обрыв собственных мук? Сбилась со счета.
Всё изменилось однажды ночью, в один из серых дней, что теперь составляли мою жизнь. Впервые с того дня, вернувшись из Лондона, я проснулась не в холодном поту от кошмаров, а просто открыла глаза посреди ночи и почувствовала в комнате чьё-то присутствие. Уловив знакомый аромат, я медленно привстала с кровати и увидела чёткие очертания мужского силуэта в тусклом свете ночника. Неужто помимо кошмаров меня теперь будут ещё мучить и галлюцинации?
– У тебя прирожденные данные стать истинной англичанкой. – прозвучал мягкий баритон, и я опешила от такой реалистичности ночного наваждения. Я снова прикрыла глаза, мечтая, чтобы сон не кончался. – Не притворяйся, что не слышишь меня, – снова заговорил голос.
– Марк, – блаженно произнесла я, упиваясь ярким и реалистичным сном. Я так мечтала услышать его голос и просто поговорить. – Ты здесь… – я не открывала глаз, боясь, что вместе с этим видение исчезнет, и я снова останусь одна. А мне так хотелось побыть рядом с ним, хотя бы и таким глупым способом. – При чём здесь Англия? – не уловила я содержания его слов.
– Потому что только ты могла уехать и никому об этом не сказать, – я широко раскрыла глаза. Марк стоял напротив. Это не сон. Чёрт возьми, не сон!
– Что ты здесь делаешь? – воскликнула я, окончательно «проснувшись».
– Приехал тебя навестить, – Марк сделал ударение на последнем слове.
Включив лампу, находящуюся рядом с кроватью, я увидела лицо Марка. Нет, этого просто не может быть… Я брежу. Завтра же попрошу Селену вызвать доктора.
Кажется, я переусердствовала со своим отшельничеством. Усталый и одновременно серьёзный вид Марка заставил меня почувствовать тревогу. Что-то случилось с мистером Бреттом?
– Мистер Бретт? – я встревожено заглянула в лицо Марка. – Что-то с твоим отцом? – неуверенно спросила я.
– Нет, с ним всё будет хорошо. Он медленно, но уверенно идёт на поправку, – заверил меня Бретт. – Я здесь совсем по другому поводу, – между нами возникло молчание. Я смотрела в глаза Марка, не понимая, что заставило его переступить порог моего дома. Уже долгое время он не делал этого. Так что же могло случиться, что он пошёл против собственных принципов?
– Я не знаю, чем тебя обидели моя сестра и Уильям, но ты не имела права поступать так по отношению к любящим тебя людям, – мне не сразу удалось уловить смысл сказанных им слов.
– Это основная причина, по которой ты находишься здесь? Только какое право имеешь ты поступать так же? – значит, его волновало только то, что я ничего и никому не сказала, вернувшись обратно домой?
Марк молча смотрел мне в лицо.
– Нет, – он сел в кресло напротив, сохраняя тот же невозмутимый вид. – Вчера мне позвонил Маршал… – Марк внимательно рассматривал меня, отчего я ощущала себя крайне сковано и неуютно.
– Зачем ты приехал? – тверже повторила я свой вопрос.
– Кейтлин, чего ты добиваешься? – Бретт встал и подошёл ко мне вплотную, испепеляя злым взглядом. – Зачем заставлять стольких людей волноваться?
– А при чём здесь ты? – ответила я вопросом на вопрос. Неужели он думал, что вот так просто мог соблазнить меня на свадьбе своей сестры, а потом говорить о том, что я ему не нужна и после, как ни в чём не бывало переступить порог моего дома, требуя от меня веселого и беззаботного настроения! – Я не хочу тебя видеть.
Убирайся! – голос обрёл уверенность, и я почувствовала нервную дрожь, растекающуюся по телу. Кто ему дал право указывать, что мне делать и как? Может быть, мне тоже стоило рассказать Маршалу о поведении его хозяина, чтобы тот заломил ему руки за спину и выпроводил из моей комнаты?
– Ты ведёшь себя очень глупо. Ты уехала из Лондона, никого не предупредив о своем отъезде, и не выходила на связь. Эмили места себе не находила, пока Уильяму не удалось дозвониться до Маршала спустя трое суток. Трое, Кейтлин! – Марк повысил голос и навис надо мной грозной тучей. – А сейчас! Я вернулся в Сиэтл и что узнаю? – его голос сорвался на крик, и я отшатнулась назад, падая в мягкие покрывала постели, то ли от слабости, то ли от неожиданности, что Марк впервые повысил на меня голос. – Ты решила забальзамировать себя в этой комнате? Ты помнишь, когда покидала стены дома последний раз? А когда последний раз ты нормально ела? Кейтлин, какого хрена ты творишь? – Бретт глубоко дышал и не спускал с меня глаз, в то время как я уже давно смотрела в пол, на кружевной рисунок постели, на свои голые коленки, куда угодно, но только не в его глаза. И вовсе не из-за чувства вины. Как он не понимал, что я не хотела всего из того, что он перечислил по одной простой причине, которой был он сам?
– Убирайся, – тихо произнесла я, не поднимая глаз. Достаточно. Я честно не понимала, что ему было здесь нужно. Ему хотелось добить меня? Но нет. Я не позволю ему этого сделать. Больше никогда! – Убирайся! – повторила я, призывая всё самообладание, чтобы не расплакаться. Горькое чувство обиды манипулировало мной, и мне хотелось заставить Марка испытать хоть сотую долю тех чувств, что пережила я за эти дни.
– Официально я всё ещё пока твой опекун, – Марк бесцеремонно стянул с меня покрывало и откинул его в сторону. – Собирайся, – коротко приказал он тоном, не терпящим возражений. – Мы уезжаем.
– Ты не слышал меня? – не знаю, откуда взялось это странное чувство уязвлённого достоинства, что он вот так запросто мог управлять моей жизнью, но именно оно заставило отпрянуть от его рук, требовательно тянувших меня на край кровати. – Я ни куда с тобой не пойду. Хватит! – я вырвалась из хватки Марка и вскочила с кровати. – Ты критикуешь меня за жестокое обращение с людьми, которым я не безразлична, а сам? – я готова была разорвать в клочья простынь, так кипела кровь в венах. Гнев, обида, боль – всё смешалось воедино, образуя ядерную смесь. – Зачем ты пришел? В очередной раз удостовериться в своей власти надо мной?
Пожурить за дни затворничества и отсутствия аппетита? Но только не я одна несу за это ответственность, если уж ты такой борец за справедливость, – я перевела дух и, наконец-то набравшись мужества, спокойно повторила: – Убирайся.
В глазах Бретта вспыхнул огонь, и он, поймав моё запястье в плен, сильно его сжал.
– Власть – это когда тобой управляет разум, а не сиюминутное чувство оскорблённого достоинства, – он отшвырнул мою руку, словно та была никчемной вещью, и молча, вышел из комнаты, не удостоив даже последнего взгляда.
Пошатнувшись в сторону, я смотрела на закрытую дверь. Зачем он приходил? Что ему было нужно от меня посреди ночи, и куда собирался меня увезти? Может быть, это всё-таки был ещё один кошмар? Его слова больно ранили, вызывая опустошение и горечь. Мне хотелось снова увидеть его прекрасное лицо, красивое даже несмотря на усталый и понурый вид. Сколько раз за эти дни я сгорала в воспоминаниях, мечтая его хотя бы просто увидеть… Но когда он пришёл, я его просто-напросто прогнала.
Прогнала…
Слёзы одна за другой покатились по лицу. Боль… Она была везде. В голове, в мыслях, под кожей, в сердце. Казалось, она была сейчас главной составляющей моего существа. Место пустоты постепенно стала заполнять злость. На себя, на него, на жизнь, на обстоятельства. Не помню, как оказалась на полу, помню лишь только, что с силой ударила кулаками об пол, заливаясь слезами. Потом ещё раз. И ещё. Мне совершенно было плевать на физическую боль. Обессилев, я свернулась калачиком на полу.
Зачем? Зачем он пришел, если я была ему не нужна?
Ведь мысленно мне почти удалось убедить себя в том, что я была ему безразлична…
Проснулась я от того, что не могла пошевелиться. Тело одеревенело и затекло от долгого сна на полу. Выплакав вчера все слёзы, я уснула на нем, так и не перебравшись на кровать. Комнату заполнял полумрак. Зашторенные наглухо окна стали главной составляющей интерьера моей комнаты. И кстати я не собиралась изменять своему стилю. Глаза, привыкшие к полумраку. реагировали жжением на яркий свет_С третьей попытки мне всё же удалось встать с пола и рухнуть на кровать, словно я была бесчувственное полено. Ни Маршал, ни Селена уже даже не пытались со мной заговорить. Потому что я всех и вся игнорировала. И даже вчерашнее потрясение от того, что Марк появился в стенах моей комнаты, никак не посодействовало тому, чтобы устроить Маршалу хорошенькую взбучку. Напротив.
Желание исчезнуть с лица земли только возросло.
Конечно, жизнь не кончалась на том, что моя первая любовь оставила мне только разбитое вдребезги сердце. Но у меня не было сил встать с колен, выпрямить спину и, гордо вздёрнув подбородок, двигаться дальше. Я ещё была к этому не готова. А вчерашний гость только всё усугубил своим внезапным появлением.
Но человек не может страдать вечно. Какой бы сильной ни была его боль или отчаяние, наступает момент, когда «прозрение» выталкивает его на поверхность, и он понимает, что пришло время двигаться дальше.
То же самое случилось и со мной.
Выстрадав свою чашу боли, переспав с ней не одну ночь, я поняла, что наконец-то устала. Устала думать об одном и том же, осознав, что не в моей власти что-либо изменить. То, что случилось, уже никак не исправить. Я была полностью опустошена, словно испита до дна, но мой мозг полностью очистился от чёрных мыслей, которые разрушали изнутри. Я сидела за рабочим столом, по которому были разбросаны многочисленные наброски рисунков, и смотрела в календарь.
Сегодня прошёл ровно месяц с того момента как Марк решил окончательно вычеркнуть меня из своей жизни. И почти неделя с того дня, когда я его прогнала.
Последние дни моим основным и главным занятием стал сон. Я больше не плакала и не думала о том, что я ничтожное. никчемное создание с разрушенной душой.
Непонятно откуда взявшееся спокойствие и безразличие ко всему заметно упростили моё жалкое существование. Теперь же на смену дикой отчуждённости от мира пришло странное желание быть нужной хоть кому-либо. Чтобы о тебе проявили заботу, погладили по голове, утешили и просто посидели рядом.
Испортившиеся за эти дни отношения с Маршалом и Селеной отложили должный отпечаток в душе, и я к своему стыду впервые за всё это время почувствовала вину перед этими людьми. Но никогда не поздно что-либо исправить… Именно этим я намеревалась заняться в ближайшие дни.
Проснувшись глубокой ночью от сильной жажды. я открыла глаза. Казалось, не выпей я глотка воды, то от меня останутся только высушенные кости и сморщенная кожа. Кое-как встав с кровати, я прошлепала босыми ногами к столу. Графин с водой, стоявший на нем, как назло оказался пуст. Чтобы никого не перебудить, я тихонечко открыла дверь и спустилась на первый этаж Залпом опустошив несколько стаканов, я удовлетворенно улыбнулась.
«Так-то лучше, – подумала я про себя и налила воды в графин, чтобы не спускаться снова на кухню, когда мне опять захочется пить».
Мечтая оказаться в тёплой кровати, я вышла из кухни. Меня постоянно клонило в сон. Сказывалось ослабленное состояние организма, который, к слову сказать, я сама довела до сильного истощения.
В гостиной тускло горел свет, по стеклам барабанил дождь, а в доме было так тихо и одиноко, прямо как и в тот вечер, когда на пороге моего дома появился Генри.
Замерев на лестнице, я всего на несколько секунд предалась неприятным воспоминаниям. Если бы я настояла поехать тогда вместе с Марком или, на крайний случай, не отпустила Маршала… Всё могло бы сложиться иначе. По телу прошёл рой неприятных мурашек, когда я вспомнила домогательства и бранные слова бывшего опекуна. В глубине гостиной послышались какие-то звуки, и я вздрогнула, всматриваясь в темноту. Приближающиеся шаги и четкие очертания мужского силуэта, очень похожие на Генри вызвали приступ паники и сильное головокружение.
– Генри… – испуганно прошептала я его имя, оцепенев от ужаса.
Графин с водой выскользнул из рук и с громким звоном приземлился на пол. Вода вперемешку с битым стеклом растеклась у моих ног небольшой лужицей. Я вскрикнула от испуга и сделала неосторожный шаг в сторону, чудом не наступив на битое стекло. Ухватившись за перила лестницы, я судорожно переводила дыхание.
– Кейтлин! Ты не поранилась? – голос Марка окончательно выбил почву из-под ног и последнее, что я запомнила, были встревоженное лицо мужчины в полумраке и чувство, будто лечу в глубокую пропасть.
Глухой стук капель дождя по стеклу отдавался в висках, словно кто-то трезвонил в колокола. В голове была каша. Руки и ноги нисколько не слушались. И лишь что-то холодное, приложенное ко лбу, частично компенсировало это ужасное состояние.
– Кейтлин! – мне снова мерещился голос Марка. Или же всё-таки нет? Приоткрыв глаза, я увидела сидящего напротив мужчину – небритого, с пролёгшими чёрными кругами под глазам. Он мало напоминал всегда сияющего и ухоженного Марка, но это был он. Не Генри, как мне изначально померещилось. Наверное, у меня уже вконец помутился рассудок на фоне пережитых расстройств. Марк прижимал к моему лбу ткань, смоченную холодной водой. Судорожно сглотнув, я предприняла попытку оторвать тяжелую голову от подушки и занять сидячее положение.
