Текст книги "Руины"

Автор книги: Скотт Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Они молча постояли на месте еще несколько секунд и медленно пошли обратно по тропе, оставив свою работу незаконченной.

Все собрались на вершине холма, как и в прошлый раз. Первым пришел Матиас, за ним Джеф. Они сели со Стейси и Эриком у навеса, где находился Пабло. Он лежал, как и раньше, с закрытыми глазами. Ребята старались меньше смотреть на него и не называть его имя, заменяя его местоимением «он».

Эмми все еще была у подножия холма. Когда ребята начали разговор, ее отсутствия никто не заметил. Только Стейси подумала о ней. Ей очень хотелось, чтобы Эмми была рядом и держала ее за руку и чтобы они вместе принимали решение. Стейси боялась сама решать что-либо, а когда боялась, то становилась тихой и молчаливой. Но ребята хотели слышать их с Эриком мнение. Если они скажут «да», то Джеф ампутирует Пабло ноги. Это было даже страшно представить, но, судя по словам Джефа, это был единственный способ спасти Пабло. Поэтому получалось, что, если Стейси и Эрик проголосуют против этого, то у грека не будет ни единого шанса выжить. Пабло умрет у них на глазах.

Из всех слов Джефа Стейси поняла, что он уверен – сегодня на помощь никто не придет. Именно поэтому Джеф говорил, что ампутация была единственным способом спасти Пабло. Осознав это, Стейси уже не думала о Пабло, она думала лишь о том, что ей придется провести еще одну ночь здесь, в палатке, в окружении растений-убийц. Ей казалось, что это просто невозможно вынести.

– Почему ты так уверен? – спросила она. Стейси чувствовала, что вот-вот расплачется, ее голос начинал дрожать и срываться.

– В чем уверен? – не понял Джеф.

– В том, что сегодня нам не придут на помощь.

– Я этого не говорил.

– Ты сказал, что…

– Я не уверен, но мне кажется, что греки вряд ли придут именно сегодня.

– Но…

– А если они не придут сегодня и мы ничего не сделаем, чтобы помочь Пабло, он умрет.

– Почему ты так думаешь?

– Его кости начинают гнить. Поэтому…

– Нет, почему ты думаешь, что греки не придут?

– Потому что я вообще не уверен в том, что они придут, понимаешь. И мне кажется, опаснее просто ждать, чем пытаться действовать.

– Значит, они могут прийти…

Джеф не выдержал и повысил голос:

– А могут и не прийти! В том-то и дело!

Они говорили и ничего не могли решить. Даже Стейси понимала это. Она безумно хотела, чтобы греки пришли сегодня, и не хотела рушить эту надежду на спасение. А Джеф только и говорил, что они могут не прийти и что надо ампутировать ноги Пабло. Все стояли на своем, и никто не хотел поступиться своими надеждами и планами.

Стейси видела, что Джеф был на сто процентов уверен, что операция Пабло необходима. А Матиас был против, она чувствовала это, хотя он и молчал. Стейси хотела, чтобы немец наконец сказал что-нибудь и убедил ее и Эрика не соглашаться с Джефом. Этот план казался ей крайне опасным, но никаких аргументов против она привести не могла. Стейси чувствовала это, но не знала, как объяснить. Не могла же она сказать Джефу, что не стоит делать этой операции только потому, что у нее плохое предчувствие. Ей нужны были аргументы, и она ждала, что кто-нибудь наконец скажет что-то стоящее. Но Эрик был пьян и сидел с прикрытыми глазами, его уже ничто не беспокоило. А Эмми была далеко, у подножия холма.

– А Эмми? – наконец спросила Стейси.

– Что Эмми?

– Разве мы не спросим, что она думает по этому поводу?

– Мы спросим ее, если будет ничья.

– Какая ничья?

– По голосованию. Если будет равное количество голосов «за» и «против».

– Мы что, будем голосовать?

Джеф кивнул. Это казалось ему естественным в данной ситуации. И он сделал вид, что не понимает, почему Стейси так удивилась.

Она действительно была очень удивлена. Стейси думала, что они поговорят и в конце концов вместе решат что-нибудь, найдут какой-то компромисс. Теперь каждый должен был принять решение сам за себя. Это ее пугало.

– Но… Я думаю… То есть хочу сказать… Это… – забормотала она, пытаясь найти какой-то выход из этой ситуации.

– Надо ампутировать, – вдруг заговорил Эрик. Его голос был неожиданно громким и уверенным. – Прямо сейчас.

Стейси обернулась и с недоумением посмотрела на него. Эрик, как ни странно, казался теперь абсолютно трезвым. И он проголосовал, принял решение. Теперь это должна была сделать Стейси. Она знала, что может сказать «нет», и тогда Джеф пойдет за Эмми. И убедит ее проголосовать «за». Он сильнее ее, сильнее их всех. Все хотели пить и есть, все устали, только Джефа ничто из этого не беспокоило. Он был очень сильным. Тогда зачем сейчас противоречить ему, если все равно будет так, как скажет Джеф.

– Ты точно уверен, что так будет лучше? – тихо спросила она.

– Иначе он умрет.

Стейси испугалась, что теперь жизнь Пабло была в ее руках. И если он умрет, она будет виновата.

– Я не хочу, чтобы он умер, – сказала она.

– Конечно, он не умрет, – уверенно сказал Джеф.

Стейси чувствовала на себе взгляд Матиаса. Он, наверное, не верил, что она может согласиться с Джефом. Она и сама не верила в это. Она хотела проголосовать «против», но тогда смерть Пабло будет на ее совести. Стейси не переживет этого.

– Хорошо, – сказала она. – Наверное, ты прав, Джеф.

Эмми фотографировала все, что видела. Она как-то машинально взяла с собой камеру, но забыла про нее на некоторое время. Только после того как она сходила наконец-то в туалет, Эмми вспомнила про камеру.

Ей в голову пришла отличная идея – надо сфотографировать индейцев, растения и все, что она видела. Надо было собирать доказательства того, что сейчас происходит, чтобы потом, когда их спасут, помочь полиции провести расследование и наказать виновных.

Как только Эмми спустилась к самому основанию холма, она сразу же навела фокус камеры на индейцев и начала снимать. Она фотографировала лица всех, кого видела, стараясь снять как можно больше людей. Эмми чувствовала себя охотником, а майя были ее жертвами. Этих людей обязательно должны наказать за то, что они не помогли ребятам выбраться и что по вине этих людей их жизни висели на волоске. Остаток жизни все эти безжалостные люди проведут за решеткой, расплачиваясь за свое бессердечие и жестокость. Эмми обязательно добьется этого. Она уже представляла себе, как показывает все эти снимки следователю и обращает особое внимание на лысого мужчину, вооруженного пистолетом: «Он у них главный. Он был одним из тех, кто не давал нам уйти с холма».

А майя, казалось, не обращали на нее никакого внимания, даже не смотрели в ее сторону, когда она шла по тропе. Они заволновались, только когда Эмми сделала несколько шагов по полосе чистой земли, окружающей холм. Она хотела сфотографировать костер и людей поближе. Несколько мужчин сразу же встали и подняли свое оружие. Эмми быстро сняла их и шагнула обратно на тропу.

Вскоре она почувствовала, что ее приподнятое настроение, куда-то исчезло. Жара становилась все сильнее и невыносимее. Эмми была голодна и хотела пить. Она ощущала все это, когда только пришла сюда, но тогда она была занята фотографиями. Теперь она сняла на пленку уже все, что могла, и больше ничего не отвлекало ее от мыслей о жажде и еде.

Майя снова перестали следить за ней. Они сидели у костров, разговаривали и смеялись. Один из них обстругивал ножом палочку. Наверное, он делал это от скуки, чтобы хоть чем-нибудь заняться. Эмми показалось, что они просто сидят и ждут чего-то.

«Что же это значит? Чего они ждут?» – думала Эмми.

Может, майя знали о греках и они уже приходили? То есть приходили в деревню, но так и не нашли тропы, которая ведет сюда, и вернулись? Никто из ребят раньше не думал, что такое возможно. Но это предположение показалось Эмми столь реальным и убедительным, что она довольно уверенно подумала: «Никто не придет к нам». А если это было так, то у них не было надежды на спасение. Не выживет никто: ни Пабло, ни остальные. И индейцы, наверное, тоже знали это и ждали, когда умрет последний из группы. Жажда, голод, палящее солнце и коварное растение сделают свое дело. Майя надо было только ждать.

Эмми чувствовала себя как-то странно, все было в каком-то тумане, у нее начала кружиться голова. Она присела. «Это от жары, – подумала Эмми. – И от голода». Ей стало страшно, ведь ничего ни с голодом, ни с жарой сделать нельзя.

Она попыталась успокоиться и отвлечься. В руках ее была камера. Эмми смотрела на нее, вспоминая, как купила ее больше десяти лет назад. На камеру она потратила свои первые заработанные деньги. Эмми тогда немного подработала няней.

Когда они с Джефом собирались в этот поход, он хотел взять с собой новый цифровой фотоаппарат. Но Эмми настолько привыкла к своему старенькому, и уже какому-то родному, аппарату, что не хотела брать ничего другого, кроме него. Хотя он был уже не очень надежным, и часто получались смазанные и нечеткие снимки, Эмми не променяла бы его ни на какой другой. Она знала, что начнет пользоваться другим аппаратом, только если с этим случится что-нибудь непоправимое.

Эмми проверила, сколько кадров у нее осталось – три из тридцати шести. Она не взяла с собой запасной пленки, не предполагая, что они уходят надолго.

Эмми подумала, что именно этой камерой были сделаны все ее фотографии. Она фотографировала и родителей, и природу, и собаку, и Джефа, и Стейси. И вот у нее осталось три кадра, возможно, последние в ее жизни. Эмми думала, какими они должны быть. Может, стоит сделать общую фотографию, одну вдвоем со Стейси и третью…

– Все в порядке?

Эмми вздрогнула от неожиданности и обернулась. Сзади стояла Стейси, держа в руках самодельный зонтик. Она выглядела очень уставшей, губы у нее тряслись, а руки без остановки теребили зонт.

«Я в порядке?» – повторила про себя Эмми, пытаясь найти правильный ответ. Она чувствовала какую-то пустоту внутри и обреченность. Эмми устала сопротивляться трудностям, она не была таким борцом, как Джеф. Теперь мысль о том, что ей суждено умереть здесь, уже не заставляла кровь застывать в жилах и не пугала ее, как раньше. Да, Эмми устала, она сдалась, и теперь внутри нее царило какое-то покорное спокойствие и тишина.

– Вроде да, – наконец сказала она. А потом, посмотрев на Стейси и подумав, что ей, должно быть, еще хуже, спросила: – А ты как?

Стейси покачала головой и махнула рукой в сторону холма.

– Они… знаешь, они там… – начала она, но подобрать слова было очень сложно. Стейси прикусила губу. – Они начали, – наконец сказала она.

– Что начали?

– Ампутировать ему ноги.

– Стейси, ты о чем? – спросила Эмми, хотя, конечно, догадалась, о чем говорит Стейси.

– Пабло, – прошептала Стейси. – Они режут ножом.

Эмми молча смотрела на нее, не зная, как вести себя и что говорить. Она еще не поняла, что чувствует и думает по этому поводу. В ее голове все как-то смешалось и спуталось.

– Я не должна была говорить «да»? – спросила Стейси.

– В смысле?

– Мы голосовали, и я…

– А почему мне никто не сказал? Почему я ничего об этом не знала?

– Ты была далеко. Джеф сказал, что позовет тебя, если только голоса распределятся поровну. Но этого не произошло. Эрик проголосовал «за», потом я… – Стейси выглядела очень напуганной. – Я не должна была так голосовать, да? Я, Матиас и ты могли не допустить этого.

Эмми все никак не могла осознать, что происходит. Она не могла понять, как можно отрезать человеку ноги ножом. Она не верила, что Джеф мог пойти на такое. Может, они только говорили об этом, и еще ничего не предприняли, может, Стейси что-то путает и еще можно остановить их?

– Будь тут, – сказала Эмми. – Жди греков, ладно?

Стейси кивнула. Страх до сих пор был в ее глазах, губы тряслись, руки теребили зонт. Она села на землю и уставилась в сторону джунглей.

Эмми посмотрела на нее, убедилась, что она в относительном порядке, и быстро пошла по тропе.

Это делали Джеф и Матиас. Они не просили Эрика помочь, потому что знали, что тот не справится. Поэтому, пока они занимались своим страшным делом, он ходил кругами по вершине холма, периодически останавливаясь, чтобы посмотреть на свое колено.

Сначала Джеф с Матиасом привязали грека к носилкам за грудь и талию. Пока они делали это, Пабло даже не открыл глаза, он не открывал их с тех пор, как перестал стонать утром. Даже когда Джеф попытался разбудить его, позвав по имени, грек не ответил. Он лежал неподвижно, с одним и тем же выражением лица.

Ребята быстро развели костер. Он получился совсем маленьким. Сначала они разожгли несколько листов бумаги, потом подбросили целый блокнот, затем одежду, предварительно облитую текилой. От костра почти совсем не было дыма, а огонь был синего цвета.

Ребята подошли к Пабло и начали планировать операцию, показывая то на одну, то на другую ногу. Когда они наконец договорились, Джеф взял нож и поднес его к огню.

Когда операция началась, Эрик стоял рядом с ними. Джеф обмотал руку маленьким полотенцем, которое нашел в палатке, чтобы держать раскаленный нож. Он действовал очень быстро. Как только нож раскалился докрасна, Джеф подошел к Пабло, нагнулся над его ногами и опустил руку.

Пабло резко открыл глаза и застонал. Джеф делал вид, что не замечает криков. Матиас тоже, казалось, ничего не видит. Он смотрел только на костер, поддерживать который ему было поручено.

Джеф стоял на коленях, склонившись над носилками. На его руках напряглась каждая мышца, он весь вспотел от усилий, которые приходилось прикладывать. Через некоторое время Матиас почувствовал, что запахло жареным мясом.

Эрик стоял рядом с Джефом и все видел. Это было ужасное зрелище, но он, казалось, не понимал, что происходит. Пабло стонал все громче и громче.

На секунду Джеф остановился и протянул нож Матиасу, чтобы тот еще раз нагрел его. Как только нож снова накалился, Джеф сразу же продолжил. Эрик отвернулся и отошел: он больше не мог это видеть. Но уйти было некуда, нельзя было скрыться от этих стонов и ужасного запаха.

Походив вокруг, Эрик обернулся и снова посмотрел в сторону носилок.

Матиас держал в руках сковородку, которую недавно принес Джеф. Эрик видел, как немец положил ее в огонь. Он догадался, что с ее помощью Джеф хочет прижечь Пабло раны.

А Джеф все работал ножом. Пабло стонал. Теперь в его криках можно было разобрать отдельные слова, но понять их все равно было невозможно.

Эрик вспомнил, как упал на грека, когда спускался в шахту. Как они с Эмми поднимали Пабло на носилки. Вдруг он снова почувствовал, как в нем шевелятся растения. Все было просто ужасно. И от этого никуда нельзя убежать.

Эрик все смотрел на носилки и почему-то не мог заставить себя отвернуться.

Джеф наконец отбросил нож в сторону, поправил полотенце на руке и взял с огня горячую сковородку. Теперь Матиасу пришлось помогать ему. Он подошел к носилкам и приподнял ноги Пабло, вернее то, что от них осталось. Грек кричал, плакал, что-то пытался говорить, называя Матиаса и Джефа по именам. Они же делали вид, что не слышат его и не смотрели ему в глаза.

Джеф изо всех сил прижимал раскаленную сковородку к ранам Пабло. Эрик слышал, как шипит кровь, и чувствовал ее запах. Это было просто ужасно.

Он отвернулся, сел на землю, закрыл глаза, заткнул уши руками и начал дышать через рот. Он просидел в таком положении, как ему показалось, довольно долго. Эрик старался сконцентрироваться на своем теле, уйти в себя и забыть об окружающем его ужасе. Но это неизбежно привело к тому, что он все яснее начинал чувствовать, что внутри него шевелится растение. Он пытался убедить себя в том, что Стейси была права, и это движение – биение его собственного сердца, сокращение его мышц, а вовсе не растение. Но Эрик не выдержал, открыл глаза и встал.

Когда он посмотрел в сторону носилок, то увидел, что Матиас и Джеф все еще прикладывали сковороду к ногам Пабло. В воздухе по-прежнему витал жуткий запах. Но Пабло уже не стонал, наверное, потерял сознание.

Потом Эрик услышал приближающиеся шаги. Через мгновение на вершине появилась Эмми. Она, задыхаясь, бежала по тропе, на ее лице блестели капельки пота.

«Слишком поздно», – подумал Эрик, увидев, как она остановилась, смотря на Джефа и Матиаса, склонившихся над Пабло. В ее глазах застыл ужас, она поняла, что опоздала и что уже ничего нельзя изменить.

Джеф не понимал, что чувствует, не знал, о чем думает. Только спустя некоторое время мысли немного пришли в порядок. Теперь он думал о том, что все прошло даже лучше, чем он предполагал. Ноги он отрезал немного ниже коленей, чтобы сохранить суставы. Крови было не очень много. Пабло потерял сознание только в самом конце операции, скорее от шока, чем от потери крови. Ему точно не было больно, Джеф был уверен в этом. Еще он знал, что теперь жизнь грека была в меньшей опасности. Джеф считал, что должен гордиться тем, что сделал для Пабло. Но никак не мог понять, откуда в его сердце такая пустота, почему он еле сдерживает слезы.

Никто, совсем никто не понимал, что он сделал для Пабло. Матиас все время молчал и старался не встречаться с Джефом взглядом. Эрик ходил кругами и смотрел на свое колено. Эмми, даже не разобравшись, сразу начала кричать и обвинять Джефа.

– О, Господи! – кричала она. – Господи Иисусе!!! Что вы сделали?!

Отвечать что-либо не было смысла, и Джеф молчал.

– Вы отрезали ему ноги! Черт! Как вы могли?!

– У нас не было выбора, – тихо сказал Джеф, даже не посмотрев на Эмми. – Иначе он бы умер.

– И ты думаешь, что это спасет его? Думаешь, ты помог ему, отрезав ноги грязным ножом?

– Мы прокалили его.

– Да ладно тебе, Джеф! Посмотри на чем он лежит!

Да, она была права. Весь спальный мешок, который они подстелили под Пабло, был в моче и грязи.

– Мы переворачивали его чистой стороной. Если нам на помощь придут завтра или даже послезавтра, он…

– Ты отрезал ему ноги! – кричала Эмми.

Джеф посмотрел на нее. Она стояла перед ним, вся потная, в пыли, в джинсах, покрытых зеленым пухом. Эмми была не похожа сама на себя. Все изменилось. Теперь, наверное, никто из них уже не был прежним.

– Как, думаешь, сколько было у него шансов выжить, если бы мы оставили его лежать с гниющими, разлагающимися ногами? – спросил он.

Эмми не ответила. Она стояла как вкопанная и смотрела куда-то в сторону.

– Ну же, ответь, – сказал Джеф.

Губы Эмми тряслись, она поднесла руку ко рту и прошептала:

– Господи…

Джеф посмотрел в сторону, куда был устремлен взгляд Эмми. Там, рядом с носилками лежали отрезанные ноги Пабло, все в крови, брошенные прямо рядом с ним. Джеф не успел закопать их до прихода Эмми. А теперь растение выпустило свой стебель, который быстро полз к носилкам… полз за ногами Пабло.

Оба смотрели в ту сторону: и Матиас, и Эрик. Вдруг немец сорвался с места, схватил нож, подбежал к ногам Пабло и начал резать кровожадные стебли. Но это не помогло, все новые и новые зеленые змеи выползали из зарослей и набрасывались на мясо. Эмми закричала и спряталась за спину Джефа.

– Оставь, Матиас, – тихо сказал Джеф.

Матиас сделал вид, что не слышит его, и продолжал резать стебли.

– Матиас, – повторил Джеф, подошел к нему и взял за руку. Матиас рванулся, но Джеф удержал его.

Через несколько секунд перед ними уже лежало несколько абсолютно белых костей.

Никто не двигался с места. Вдруг повисшую в воздухе тишину разорвал звонок телефона, донесшийся из шахты.

Стейси сидела под своим зонтом, прячась от палящего солнца. Она то и дело поглядывала на запястье, забывая о том, что оставила часы в отеле. Стейси представила, как они лежат на ночном столике у кровати, в безопасности и чистоте. А может, ее опасения оправдались и какая-нибудь служанка уже украла их. Возможно, кто-то уже носил и ее украденную шляпку, и солнечные очки. Скорее всего, какая-нибудь женщина, которая наслаждается сейчас завтраком на пляже. Стейси не хватало всех этих вещей, но больше всего она хотела вернуть солнечные очки. Солнце светило так ярко, что слепило глаза, и очки были бы сейчас очень кстати.

Все мысли Стейси были сейчас о голоде, жажде и жаре. А там, наверху холма, ампутировали Пабло ноги… Она пыталась не думать об этом, но это ей плохо удавалось.

Стейси больше не могла сидеть на месте. Она встала, снова посмотрела на руку и снова вспомнила, что часов у нее нет. Мысли о вещах снова закрутились в голове: ночной столик, служанка, солнечные очки, шляпка, женщина, завтракающая на пляже. Эта женщина, наверное, была сыта, утром приняла прохладный душ, а на столе, за которым она сидела, скорее всего, стояла бутылочка с холодной водой. Стейси ненавидела эту воображаемую женщину, ненавидела за все, что у нее есть, что она в безопасности, что может есть и пить, сколько хочет. А Стейси сидит здесь, на земле, под палящим солнцем, без еды и воды. Она ненавидела и мальчишек, которые украли у нее шляпку и очки на остановке, ненавидела индейцев, которые сидели перед ней и ничем не хотели помочь.

Через некоторое время Стейси заметила, что вся ее одежда покрыта зеленым пухом. Она начала срывать его. Сок обжигал ей руки, а растение быстро пускало новые корни. Оно уже проело несколько дырок в футболке Стейси. Она знала, что скоро от футболки и вовсе ничего не останется: всю ее съедят эти зеленые убийцы.

Стейси ненавидела и это растение тоже: его ядовитую зелень и красные цветы и то, что оно могло двигаться, есть и думать.

Ноги Стейси были в грязи, которая неприятно пахла. «Пахнет, как от Пабло», – подумала она. И снова мысли Стейси вернулись к тому, что сейчас происходит на вершине холма… Она закрыла глаза…

Ненависть, ненависть и еще раз ненависть – только это чувствовала сейчас Стейси. Она ненавидела Пабло за то, что он упал в шахту, за то, что сломал себе спину, наконец, за то, что умирал.

Эрика Стейси ненавидела потому, что он поранил колено, и потому, что растение проросло ему под кожу; за страх, который был в его глазах, за его панику. Джефа – за его самоуверенность и спокойствие, за то, что он ампутировал Пабло ноги. Эмми – за то, что та не остановила Джефа, а Матиаса – за его молчание.

Но больше всего Стейси ненавидела саму себя. Ненавидела за то, что не знала, сколько сейчас времени и сколько ей еще тут сидеть; за то, что перестала верить, что Пабло выживет; что была уверена в том, что греки не придут ни сегодня, ни завтра, и вообще никогда.

Стейси открыла глаза и посмотрела вокруг. Все было по-прежнему. Она опустила зонт и посмотрела на небо. Стейси знала, что Джеф надеется, что пойдет дождь. Он старался спасти их: разрабатывал планы и идеи. Но у всего этого был один большой минус – они строились на надежде и их осуществление зависело не от самих ребят, а от удачи и судьбы. Дождь мог пойти, а мог и не пойти. А от этого, в сущности, зависели их жизни.

Небо было ослепительно голубым, без единого облачка. Ничто не предвещало дождя.

И за это – Стейси знала это – тоже себя ненавидела.

Ребята решили еще раз спуститься в шахту. Это была идея Джефа. Эмми не возражала. Греки уже точно не придут сегодня – это понимали все. А раз так, то найти телефон было последней надеждой на спасение. Поэтому, когда Джеф предложил спуститься в шахту, Эмми поддержала его идею.

Но они не могли оставить Пабло одного. Сначала ребята решили, что Эмми посидит с ним, а Матиас и Эрик спустят Джефа в шахту. Но Джеф настаивал, чтобы Эмми спустилась вместе с ним. Он говорил, что вдвоем будет проще найти телефон.

Эмми не хотела снова оказаться на дне шахты, однако Джеф не спрашивал ее мнения. Он твердо сказал, что она спустится с ним. Это уже было решено.

– Можем подтащить их к шахте, – сказал Матиас. Он имел в виду носилки, на которых лежал Пабло. Джеф кивнул в ответ.

Они так и поступили. Джеф и Матиас поднесли носилки к шахте и осторожно положили их на землю, стараясь не потревожить Пабло. Он до сих пор был без сознания. Эмми старалась не смотреть на Пабло не только из-за его ног, но и из-за лица. Когда Эмми училась в медицинском колледже, ей как-то пришлось присутствовать на занятии в морге. Она видела трупы с серо-зелеными лицами, впалыми глазами и потрескавшимися губами. Именно таким сейчас было лицо Пабло, и это пугало Эмми.

Они вчетвером сидели около шахты. Когда они только подошли к ней, звук, напоминающий звонок телефона, прекратился, но вскоре раздался снова.

Девять звонков. И опять тишина.

Матиас проверил веревку.

Эмми стояла у шахты, смотря в темноту, и пыталась набраться духа. Она вспомнила, как они с Эриком сидели на дне, в кромешной тьме и успокаивали друг друга. Нет, она определенно не хотела туда возвращаться, но не знала, как отказаться. Шансов уговорить Джефа оставить ее здесь у нее не было.

Эрик стоял неподалеку и рассматривал раненое колено.

– Мы вырежем его, – вдруг громко сказал он. Эмми повернулась и с недоумением посмотрела на Эрика. Надо признать, он ужасно выглядел. Растение проело дырки в его футболке, и он был весь в крови. Эрик не сводил глаз со своей ноги и бормотал что-то под нос.

Джеф тем временем делал факел. Один конец алюминиевого шеста он обвязал нейлоновой тканью от синей палатки, а другой – магнитной лентой, чтобы не горячо было держаться. На вершину факела Джеф навязал еще одежды, политой текилой, стараясь прикрепить их как можно надежнее. Эмми не была уверена, что это сработает, но не спорила, потому что у нее не было на это сил.

Матиас закончил проверять веревку и начал наматывать ее на катушку лебедки.

Когда все было готово, Джеф обвязался веревкой, затянув узел на груди. Потом взял в руки спички, факел и без малейшего колебания подошел к краю шахты.

Через секунду Эмми услышала уже знакомый скрип лебедки. Матиас и Эрик потихоньку опускали веревку. Эмми наклонилась над шахтой и смотрела, как Джеф опускается в темноту. Он даже ни разу не поднял головы и не взглянул на Эмми. Джеф смотрел только вниз, на дно шахты.

– Почти все, – тихо сказал Матиас.

Эмми обернулась. Веревки осталось совсем чуть-чуть. Джефа уже не было видно. Эмми стало страшно. Ей начало казаться, что Джеф не просто исчез из поля зрения, а исчез вообще, и его больше нет.

Веревка размоталась до конца. Матиас и Эрик подошли к шахте.

– Все в порядке? – крикнул Матиас.

– Да, поднимайте веревку! – ответил Джеф из темноты.

Матиас подошел к лебедке и быстро намотал легкую веревку на катушку. Эмми оцепенела, понимая, что приходит ее очередь спускаться. «Скажи нет, откажись, – думала она. – Ты же можешь. Просто скажи нет. И все».

Эрик с веревкой подошел к ней и помог обвязаться. Эмми все молчала. «Если ты откажешься, это же не будет предательством и преступлением. Это твое право. Ты уже была там, почему именно ты должна снова лезть туда?» – твердил ей внутренний голос, а Эмми тем временем уже сделала первый шаг в темноту шахты…

В дневном свете шахта была совсем другой. Теперь Эмми не видела стены, оплетенные зелеными стеблями. Ей казалось, что она опускается в потусторонний мир, в вечную тьму. Ото дня к ночи, от света к темноте, от жизни к смерти. Она подняла голову и испугалась – свет уже был так невыносимо далеко…

Эмми опустила глаза и попыталась успокоиться. Она уже видела Джефа.

Веревка вдруг начала раскачиваться. Эмми почти дотрагивалась до стен шахты. У нее закружилась голова, и начало тошнить. Она закрыла глаза, стараясь сдержать этот приступ.

Постепенно воздух делался все прохладнее и свежее. Эмми стало немного лучше. Но вскоре стало совсем холодно, и она пожалела, что не взяла с собой теплых вещей. Ее начало знобить. Она знала, что это больше из-за страха, от которого кровь леденела в жилах.

Эмми открыла глаза. Она увидела Джефа. Он был каким-то странным, будто в дымке, совсем как привидение. Джеф стоял, подняв голову, и смотрел на Эмми. Она плохо видела его лицо, но ей показалось, что Джеф ей улыбается. И несмотря на страх, ужас и усталость, Эмми улыбнулась ему в ответ.

Вскоре ее ноги коснулись дна шахты. Скрип лебедки затих. В воздухе повисла пугающая тишина.

– Ну, вот мы и здесь, – произнесла она, только чтобы нарушить эту жуткую тишину.

Джеф помог ей развязать веревку.

– Это невероятно, – сказал он. – Мы так глубоко! Как думаешь, сколько тут футов?

Эмми настолько удивил его голос, что она даже ничего не ответила. Джеф говорил с каким-то восторгом. Ему нравилось все это! Удивительно, что после всех ужасов, пережитых за последние двадцать четыре часа, Джеф умудрялся радоваться происходящему в данный момент. Он вел себя как мальчишка, которого восхищали и волновали интересное путешествие и опасности, которым надо противостоять.

– Я никогда не спускался так глубоко, – сказал он. – Как думаешь, есть тут сто футов?

– Джеф, – только и сказала Эмми. Ее глаза постепенно привыкали к темноте, и она уже видела лицо Джефа. Он смотрел на нее, не понимая, что она имеет в виду.

– Что? – переспросил он.

– Давай искать телефон, ладно?

Джеф кивнул:

– Да. Телефон.

Эмми смотрела, как он присаживается на корточки и начинает готовить свой факел. Он на всякий случай взял с собой текилу, чтобы еще раз полить ткань. Джеф долго и тщательно поливал факел. Эмми чувствовала запах спиртного. Ей показалось, что она даже немного опьянела от запаха.

Эмми заметила, что на полу что-то лежит. Присмотревшись, она увидела, что это был носок. Сначала она подумала, что он принадлежит Джефу, но поняла, что это носок Пабло. Эрик снял его с грека, чтобы пощекотать тому пятку и узнать, чувствует ли Пабло ноги. Эмми уже было наклонилась, чтобы поднять его, подумав, что греку будет приятно, если она вернет носок. Но тут же остановилась и поняла, какую глупость делает. Ведь Пабло больше не нужны ни носки, ни ботинки…

– Где-то здесь была лопатка. Я видела в прошлый раз, – сказала Эмми. И сама удивилась, что вспомнила об этом, ведь видела лопатку мельком. Она показала в сторону, где она лежала.

Джеф пошел, куда показывала Эмми.

– Ты уверена? – спросил он.

Эмми кивнула.

Джеф посмотрел еще раз, но лопатки на прежнем месте не было.

– Может, оно взяло ее, – сказал Джеф.

– Кто «оно»?

– Растение.

– Зачем?

– Мы с Матиасом пытались копать землю с помощью камней и металлического шеста, а еще хотели вырыть яму для туалета. Наверное, оно не хочет, чтобы мы это делали.

Эмми молчала. Эти слова поразили ее и напугали. Она не знала, что сказать:

– Ты хочешь сказать, что оно видело, как вы копали?

Джеф пожал плечами:

– Оно чувствует, что происходит. Ведь оно как-то узнало про ноги Пабло.

«Рефлекс», – подумала Эмми. Она не могла поверить, что растение может видеть. Это было необъяснимым, жутким предположением.

– А они могут общаться? – спросила она.

– В смысле?

– Ну, если растение наверху видело, что вы копаете, то оно должно было как-то передать об этом сюда. – Эмми чуть не засмеялась – столь глупой и абсурдной показалась ей эта мысль.

– Думаю – да, – сказал Джеф.

– А оно мыслит?