Текст книги "Дым и металл (СИ)"

Автор книги: Скайла Мади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава 3

Домик у озера

Джай

Би-и-и-и-ип!!!

Я подскакиваю, а желудок и сердце сталкиваются друг с другом в попытке протиснуться в горло. Руки инстинктивно сжимают руль и дергают его в сторону, возвращая машину на свою полосу. Тяжело дыша, бросаю взгляд в боковое зеркало и вижу грузовик, проехавший по встречке. Блондинка за рулем в машине за нами смотрит на нас, качая головой.

Как я ее понимаю. Усталость за рулем – опасная игра, и количество таких моих «засыпаний» устрашает. Это как игра в русскую рулетку, и только вопрос времени, когда я убью Котенка, себя и кучу других невинных людей, проезжающих по этой дороге.

По моим подсчетам мы в часе езды от места нашего назначения.

Лейк-Джордж. Я отдыхал там летом несколько раз, когда еще был ребенком, а пятнадцать лет назад мы продали наш домик у озера. Когда мы бежали из туннелей, я все размышлял, пытаясь придумать место, где спрятаться, пока не буду готов снова атаковать.

Потом меня осенило.

Озеро.

Там куча домов, и в большинстве из них живут только летом. Так как сейчас осень, уверен, что один конкретный домик у озера будет заброшен до следующего лета. Он принадлежит мистеру Дуни. Я знал его в детстве. Мистер Дуни был одиноким мужчиной, уже тогда в годах, и занимал домик у озера (подарок сына) недалеко от нашего. Мистер Дуни его ненавидел и много раз хотел продать, но не мог, потому что жена его сильно любила. Когда она умерла, он так и не смог заставить себя избавиться от этого места. Он даже живет там каждое лето, в дань покойной миссис Дуни.

Если жизнь была благосклонна к нему, и он еще жив, дом будет пуст, что делает его идеальным укрытием для меня и Эмили. Никто не найдет нас там... Если мы будем умными.

Еще один сигнал, и я подскакиваю, не подозревая, что мои глаза вновь закрылись. Женщина, которая едет за рулем машины справа от меня, заводит руку за спину и указывает на спящего ребенка не старше трех лет. Я дарю ей самый жалостливый взгляд, на который способен. Должно быть, он показался ей довольно сердитым, потому что она сразу же отворачивается.

Вернув взгляд на дорогу, провожу рукой по лицу. Так я не доберусь до озера. Я бы попросил Котенка сесть за руль, но заметил ее беспокойство – даже при нормальной скорости. Я кошусь на нее, затем снова на дорогу. Могу поспорить, сон – лучшее ощущение. Она так отключилась, что может сойти за мертвую. Грязные волосы закрывают половину лица, а кожа испачкана грязью. Она истощена и выглядит усталой даже во время сна.

Я выдыхаю. Такое ощущение, что это никогда не закончится. Каждый километр нашего путешествия как будто растягивается втрое. Я еще раз смотрю на Эмили, затем снова на дорогу. Рассвет озаряет небо над нами, сияя бледно-синим, оранжевым и красным цветами на горизонте. Это ненадолго. Скоро солнце полностью взойдет, а Череп начнет свою охоту – если уже не начал.

Я думаю о боли, которую, скорее всего, сейчас испытывает брат вследствие нашего бунта, и мой разум наполняется чувством вины и гнева. Я быстренько отталкиваю их, решив вернуться к этому вопросу, когда буду полон сил. Усталый человек – неразумный человек, а я не могу позволить себе быть таковым.

Не сейчас.

У меня есть план. Мне нужно быть хитрым. Как только Джоэл будет в безопасности, я смогу безрассудно отправиться за Черепом, не боясь проиграть. Однако, чтобы зайти так далеко, мне нужно не убить себя по дороге в убежище. Мне нужно добраться до озера живым, а потом смогу заставить Черепа ощутить каждую частичку боли, которую с удовольствием доставлю ему.

Просто добраться до озера...

Мои веки тяжелеют.

Мне нужно добраться до озера.

* * *

Я чертовски сильно устал. Паркуясь, дергаю ручник и откидываю голову на подголовник. Я сделал это! Миллион раз мои глаза практически закрывались, и на этот раз я позволяю им, потому что это больше не угрожает жизни тех, кто рядом. Расслабленность окутывает мой мозг, и все, что следовало за мной последние несколько лет моей жизни, ощущается сейчас как далекое воспоминание. Все, что имеет значение – это сон.

Я с трудом открываю глаза и наклоняюсь вправо, чтобы взглянуть на себя в зеркало заднего вида. Моя первая мысль, когда я всматриваюсь сквозь запекшуюся грязь на коже: «я белый!». Конечно, я всегда был белым человеком, но тон моей кожи никогда не походил на цвет молока. Сколько себя помню, моя кожа всегда была покрыта легким загаром из-за времени, проведенного на солнце. Сейчас я выгляжу так, словно просидел всю жизнь в помещении.

– Расслабься. На твоем личике нет ни единой царапинки.

Я смотрю на Эмили. Она щурит глаза так сильно, что я вижу только ее зрачки. Ее кожа такого же белого оттенка, как и моя – если еще не белее. Черные волосы, ставшие темно-коричневыми на кончиках, переливаются в свете утреннего солнца, спутаны в колтуны, отчего она выглядит дикой и опасной.

Высоко вытянув руки над головой и потянувшись, она улыбается мне сквозь боль.

– Я откопал в тебе образ пещерной женщины, – бормочу я, прикрыв рот рукой, чтобы подавить зевок. – Ты забила каких-нибудь зверюшек на завтрак?

Она закатывает глаза, и круги от усталости под ними становятся более заметными.

– Оборжаться.

Эмили осматривает двухэтажный домик. Я наблюдаю за тем, как ее глаза сканируют каждый подоконник, дверную раму и горшки с растениями.

– Это оно, да?

Я киваю.

– Наше убежище.

Уголки ее тонких розовых губок приподнимаются.

– Я должна почаще сбегать от мафии, если это окупается таким вот образом.

Потянувшись вниз, я отстегиваю ремень безопасности и открываю дверь.

– Лучше не привыкай к этому, Котенок. Я не хочу, чтобы ты закончила лицом вниз в какой-нибудь канаве.

Я стону, вытягивая ноги из машины. Мои мышцы едва работают. После пребывания в неподвижности всю поездку до этого места, они впали в спячку и онемели. За спиной я слышу, как Эмили тоже стонет и ругается. Понимаю, что остаток дня потеряется во сне, но сначала мне нужно избавиться от машины. Наверняка она уже числится в угоне.

Заставляю себя выйти из машины. Первое, на что обращаю внимание – сверкающее озеро позади домика. Идеальное место для затопления машины.

– Как ты одолел дорогу? – спрашивает Эмили, приковыляв ко мне.

– У этой машины даже есть номерные знаки, можешь в это поверить?

– Правда? Офигеть! Вот же повезло.

Я отворачиваюсь от нее, пока она говорит, и осматриваю местность в поисках чего-нибудь тяжелого, что смогу закинуть в багажник. Сама машина наполнится водой и утонет, но никогда не предугадаешь, каким сильным может быть течение до тех пор, пока оно не вытолкнет машину куда-нибудь на берег. Не хочу рисковать, пока мы находимся здесь. Мой взгляд останавливается на высокой груде старых кирпичей, сложенных у левой стены домика. Если накидать достаточное количество, автомобиль должен надолго оказаться на дне озера – возможно, навсегда.

– ...и я не понимаю…

– Вон там, – заявляю я, обрывая ее. – Кирпичи. Они послужат просто отлично.

Эмили в замешательстве моргает.

– Для чего?

Я ухмыляюсь. Девчонка с улицы, думаю, сложила бы два и два.

– Для тонущего автомобиля.

Эмили

Большие пузыри воздуха лопаются на поверхности озера, создавая рябь. С последним громким «бульк» крыша автомобиля исчезает из виду. Прежде я никогда не топила машину. Это довольно весело.

Закинув ремень моей сумки повыше на плечо, Джай выдыхает и поворачивается лицом к дому. Я же смотрю на озеро. Я редко проводила время за городом. Видеть другие цвета, кроме тех, что тускло окрашивают поверхности металла, ржавчины и грязных стекол, так бодрит.

Зеленый.

Красный.

Оранжевый.

Время под землей заставило скучать по тому, о чем я никогда и не задумывалась прежде. Типа цветов. Никогда прежде так не ценила горчично-желтый.

– Горячий душ. Как звучит? – спрашивает Джай.

Мои колени дрожат и слабеют от этих слов. Они звучат почти как оргазм, если такое возможно. Я поворачиваюсь к нему лицом.

– О насколько горячем мы говорим?

Его сухие губы изгибаются, подчеркивая темные мешки под глазами.

– Красная кожа, густой пар и мокрые стены. Вроде так.

Мечтательный вздох срывается с моих губ.

– Я уже и не помню, каково это.

Он кивает головой в сторону дома.

– Пойдем, проверим.

Я следую за ним, и мы заходим на красивую деревянную веранду. Белые и бирюзовые горшочки висят на отполированных цепочках. Толстые зеленые лозы с кремовыми цветками свисают с округлых краев. Цветы? Не ожидала от Джая.

Половицы поскрипывают у нас под ногами, посылая дрожь по позвоночнику. Два белых плетеных кресла-качалки тихо покачиваются от прохладного осеннего ветерка, и вдруг меня осеняет.

– Это же не твой дом, да?

Джай смеется, роняя сумку на пол и, заведя руки за голову, хватается за воротник грязной зеленой футболки.

– Ты думала, что я спрятал бы нас в месте, которое принадлежит мне? Нет. По этим местам Череп пройдется в первую очередь.

Местам? У него их больше одного?

Я скрещиваю руки на груди.

– Я не могу находиться в чужом доме.

Он стягивает футболку через голову, обнажая торс, и наматывает ее на кулак.

– Этот дом пустует до лета. Никто не узнает, что мы здесь.

Я делаю небольшой шаг влево, и он отводит руку и ударяет кулаком в стекло. Оно разлетается с громким хлопком, и большие заостренные режущие кожу осколки падают на пол. Нехорошее чувство оседает в моей груди. Я не чувствую себя комфортно, используя чужой дом, даже если в нем живут лишь летом. Молча и неуверенно наблюдаю, как Джай тщательно убирает последние осколки стекла и отпирает дверь изнутри. Он дергает дверную ручку, и та со скрежетом открывается.

– Это неправильно... – шепчу я.

Джай отступает в сторону, придерживая для меня дверь открытой, и я встречаю его пристальный взгляд. Выглядит он уж больно уставшим, среди этого, намек на беспокойство или раздражение. Не могу сказать точно под слоем грязи на его лице.

– Правильно или неправильно, у тебя есть выбор, Эмили?

Я с трудом сглатываю. Думаю, он прав. Сейчас не время читать мораль. У меня будет для этого достаточно времени, когда все закончится, и меня не будет преследовать ненормальный.

Я втягиваю воздух, а затем выдыхаю, прежде чем проскользнуть мимо него и зайти в дом.

Глава 4

Восстановление

Джай

Клубы пара из-за незакрытой двери ванной сопровождает женский вздох. Я улыбаюсь. Не думаю, что она когда-либо останавливалась в комнате с ванной. Перевожу свой взгляд на пистолет в руках и быстро убираю его за спину, засунув за полотенце.

После того, как я принял душ и забросил свою одежду в стиральную машину, меня позвала Эмили. Сквозь звук бегущей воды и запотевшее стекло, она крикнула, что в ее ванной нет полотенец. Поэтому, удерживая собственное влажное полотенце вокруг бедер, я бросился вниз по лестнице к шкафу с полотенцами, чтобы взять одно и... вот тут и нашел оружие. Я неловко потянул полотенце в цветочек, сложенное в нижней части стопки, и дернул рукой, локтем ударившись о боковую стенку шкафа. Сквозь большую трещину я заметил, что стенка полая. Конечно же, я взломал панель, и там были они – два пистолета. Большинство людей прячутся при виде агрессивного куска металла, но я упиваюсь им. Это приятная находка, учитывая нашу ситуацию.

Запихиваю пистолет глубже под полотенце, оставляя на виду рукоять. Неизвестно, как долго мы собираемся скрываться здесь. Быть бдительными – хорошая идея, даже если это значит носить оружие, пока на тебе лишь полотенце.

Открываю дверь в ванную и вхожу внутрь. Горячий влажный пар обволакивает тело и липнет к коже.

– Держи полотенце, – говорю я. – Тебе нужен гель для душа? Шампунь?

– Нет. Я нашла под раковиной.

Я разворачиваюсь и иду к двери.

– Подожди.

С трудом сглатываю. Остановившись, я оглядываюсь через плечо. Эмили протирает стекло, показывая розовое личико и гладкие волосы. Большая их часть откинута назад, но одна тонкая прядь прилипла к виску.

– Ты собираешься лечь спать?

Я приподнимаю брови.

– Таков план.

– Один? В своей комнате?

Я киваю.

Один.

В своей комнате.

Звучит почти пугающе. Неужели несколько недель сделали нас зависимыми друг от друга? Словно маленькие дети, привязанные к матери?

– Если тебе что-то понадобится, я буду в комнате внизу, у входной двери.

Эмили опускает взгляд – застенчивый жест, которого ранее не наблюдал у нее. Секунду спустя стекло перед ее лицом вновь запотевает. Единственное, что до сих пор видно – ее розовая кожа. Чувствую ее взгляд, но она молчит.

Поэтому я ухожу.

Я хочу остаться. Хочу спросить ее, чего она хочет... но не делаю этого.

Потому что я слабак.

Потому что сцена, где я слышу, как она говорит, что хочет делить со мной постель, абсолютно ужасает. Она делает все реальным.

Одно дело – застрять с ней в крошечном закутке. У нас не было выбора, кроме как стать компанией друг для друга. И совсем другое – здесь, в реальном мире. Если у нас начнутся отношения, чем все закончится? И закончится ли? Не знаю, что на это ответить.

Одно знаю точно: возможные романтические отношения между Котенком и мной – плохая идея по трем главным причинам. Первая: отвлекающие факторы в этом деле мести чертовски опасны. Вторая: как я могу спасти брата, когда мой разум и сердце будут сосредоточены и на ее безопасности? Мне не хватит сил оберегать двух человек. Третья: прежде я никогда не погружался в романтичную атмосферу – и не потому, что не хотел. Хотел... просто никогда не чувствовал связь глубже физического аспекта отношений.

Только одной девушке удалось распалить мою кровь.

И она в душе наверху. Одна.

Я волочу ноги по бежевой ковровой дорожке в холле, что в нескольких метрах от моей комнаты. Когда оказываюсь рядом с ней, хватаюсь рукой за металлическую дверную ручку и открываю ее. Комната пуста, кроме двуспальной кровати и деревянной прикроватной тумбочки ничего нет. Морщу нос – застоялый запах раздражает ноздри. Тут не пахнет сладкими ягодами и чистой кожей, как в комнате Котенка.

Тяжело вздыхаю и плетусь к кровати, у которой даже нет покрывала. Я так долго спал в обнимку с Эмили, что теперь даже и не знаю, как спать одному?

Вытаскиваю пушку из-под полотенца и кладу на тумбочку. На деревянной поверхности остались винные красные следы от дна бокала.

Вконец вымотавшийся, провожу руками по лицу и падаю на кровать.

Ненавижу ее.

Она слишком мягкая, слишком пустая.

– Пиздец, – ругаюсь себе под нос.

Не слишком ли я устал? Грудь сжимается от гнева. Я же хочу спать! Это так, блядь, сложно? Вскакиваю на ноги и вылетаю из комнаты.

– Ух, – врезаясь в Эмили в гостиной, выдыхаю я.

Крепче прижав полотенце к груди, Эмили ахает, а я делаю шаг назад.

– Иисусе. Ты меня напугал, – говорит она сквозь затрудненное дыхание.

– Извини.

Я зарываюсь пальцами в волосы, когда она отводит большие, как у лани, глаза и неловко осматривают старые фотографии в коридоре. Словно бриллианты, капли воды падают с кончиков волос и стекают вниз по молочно-белой фарфоровой коже, прежде чем исчезнуть в ложбинке груди. Если бы не был таким уставшим, я бы смочил внезапную сухость во рту, собрав языком капли с ее влажной кожи. Черт, да, я бы так и сделал. Она выглядит по-другому – почти совсем другим человеком. В дневном свете я вижу редкую россыпь светло-карамельных веснушек на ее щеках и золотистые крапинки света в шоколадных глазах. Они словно гипнотизируют.

– Не нравится комната? – спрашиваю я.

Знаю. Хочу пнуть себя за это.

Наши взгляды встречаются.

– Мне нравится, она весьма неплохая...

– Но?

Скажи это. Скажи это, тогда мне не нужно будет.

– Но чего-то не хватает.

Я открываю рот, но Котенок прерывает меня шквалом смущения. Розовый оттенок распространяется от ее мокрой груди по шее и замирает на щеках.

– Прости. Это глупо. Я взрослая женщина... Я должна быть в состоянии спать одна.

Она собирается отвернуться от меня, но я хватаю ее за запястье, прежде чем она уходит. Мне не нравится, когда она далеко. Мне нравится ее близость. Мне нравится чувствовать ее запах. Касаться.

Кончики ее ушей также становятся красными – свидетельство того, насколько неловко она себя чувствует.

– Ты хочешь спать со мной?

В ее глазах неуверенность. Страх. А еще волна облегчения. Почему мы ведем себя как дети? Не имею гребаного представления.

– Только один раз, – заявляет она, и эта наглая ложь слетает с ее языка.

Красивая, соблазнительная ложь. Только один раз.

Как я могу с этим поспорить? Я тоже этого хочу. Я смертельно устал, но знаю, что не смогу спокойно спать в одиночестве.

Развернувшись, я веду ее в спальню к кровати. Выбрав левую сторону, Эмили сжимает свое полотенце на груди и забирается на кровать. Одновременно я сажусь.

– Ух. Так мягко, – наши голоса звучат в унисон.

– Кто бы мог подумать, что будешь скучать по той неудобной раскладушке, да? – говорю я.

Котенок улыбается, прежде чем уронить голову на подушку и лечь на бок. Она кладет руку под щеку, и вдруг кровать кажется самой удобной в мире. Ее лицо, красивые темно-карие глаза и сладкие, тонкие изогнутые губки смогут продать матрас со сломанными пружинами человеку, который выбросит его после первой же ночи. Если бы я так не устал...

Но я устал, и сейчас не мирное время. Мне нужно быть начеку – быть максимально бдительным, как только может человек. От этого зависит наша жизнь.

Лежа на спине, я кладу одну руку себе под голову, а другую опускаю вдоль тела. Естественно мои тяжелые веки закрываются, и последнее, что я чувствую, прежде чем забвение одолевает меня – это теплые мягкие кончики пальцев, скользящие вниз по внутренней части моей руки к запястью и замирающие на ладони.

* * *

– A-а-а-а-а-а!

Мое тело словно бьет током, и я просыпаюсь. Какого хера? Едва соображая, открываю глаза, хватаю пушку и вскакиваю с постели. Вытянув руку, я взвожу курок и, прицелившись, проверяю все углы в комнате. Она пуста, как и была, когда мы заснули. Я смотрю на Котенка и обнаруживаю ее сидящей на полу – ее глаза широко открыты и она прижимает ладонь к вздымающейся груди.

– Что? – выпаливаю я. – Что случилось?

Уже темно, возможно, около восьми часов вечера. Если бы не свет луны из окна, то я бы не смог ничего увидеть.

– Эм, – она сглатывает, а ее тело заметно вздрагивает. – Паук. Он пробежал по моему плечу.

Она проводит дрожащей рукой по волосам, и я опускаю оружие. Пушки заставляют ее нервничать. Пушки заставляют большинство людей нервничать. Но не меня. Если на протяжении приличного количества времени не постреляю, то у меня случается ломка. Мне нужно подержать оружие. Нужно ощутить вес в ладони и металл на коже. Вдохнуть воздух после выстрела, почувствовать его вибрацию на моей плоти. Да, нет ничего лучше этого!

– Паук? – повторяю я нерешительно.

Котенок быстро кивает и с трудом сглатывает.

– Я оденусь. Может быть, подышу воздухом.

Эмили бледна, бледнее, чем должна быть, и ставлю все свои бабки, что это не паук. Я видел, где она живет. И уверен, что паук – это не повод для такого испуга.

Прижимая полотенце к телу, она покидает комнату.

Глава 5

Причал

Эмили

Вздрогнув, я сильнее сжимаю вокруг плеч синий вязаный плед, который нашла на диване, и сажусь на край причала. Как только вышла наружу в ледяной ночной воздух, сразу осознала, насколько холодно вне дома. Особенно холодно сидеть у воды на шатком старом причале, но это единственное место, где можно ощутить максимально свежий, морозный, чистый, холодный воздух на лице.

Я соврала. По моему плечу не пробегал паук, и, думаю, Джай понял это. Какой взрослой женщине снятся кошмары? Может ли взрослый просыпаться с криком? Как только я увидела панику на лице Джая, когда он соскочил с кровати и посмотрел на меня в растерянности, осознав, что ничего не произошло, я поняла, что солгу ему. Не хочу, чтобы он видел меня слабой... не хочу, чтобы он считал, что должен меня защищать. Признаю, я видела много всего. Видела перерезанные глотки, из которых вытекала кровь, видела искалеченные тела. Я вдохнула смерть... Прикоснулась к ней.

Череп.

Каждый раз, закрывая глаза, я вижу его лицо и вытатуированный на нем череп. В своих снах я чувствую его покрытые кровью руки, которыми он лапает и сжимает все, что хочет, и чую запах его дорогого одеколона, смешанный с ароматом плесени, ржавчины и крови. Если он найдет нас, что сделает? Если каким-то чудом брат Джая жив, то что же Череп делал с ним все это время?

– Эмили?

Я ахаю, а сердце подскакивает к горлу. Собрав силы, мне удается успокоиться. Внутренние чувства легко скрыть, но внешние – нет.

– Прости. Не хотел тебя пугать, – голос Джая эхом разносится над неподвижной гладью воды.

– Ты не напугал меня, – заявляю я, стыдясь своего оборонительного тона.

– Ладно.

Краем глаза замечаю его босые ноги, когда он останавливается возле меня. Его мускулистая голень начинает покрываться мурашками, и я следую взглядом за ними вверх по ноге, пока они не исчезают под теперь уже сухими и чистыми шортами. Секундой позже, они покрывают его спину, и все его тело начинает дрожать.

– Присоединишься? – спрашиваю я, распахивая плед и шмыгнув носом, так как из-за холода у меня течет из носа.

– Я надеялся, что ты не собираешься оставаться здесь слишком долго, и мы сможем вернуться в кровать.

Ухмыляюсь. Вернуться в кровать звучит прекрасно, а обнимашки даже лучше, но вряд ли я опять усну – особенно после того, как проспала весь день, и точно не после того кошмара, который приснился. Ни за что. Это тот тип кошмара, который не так просто забыть. Он из тех, что преследует тебя в реальной жизни.

Когда Джай понимает, что я никуда не собираюсь, он тяжело выдыхает. В ночном воздухе четко видно, как его дыхание вырывается белыми клубами.

– Я посижу с тобой.

Я начинаю дрожать, когда холодный порыв ветра обдувает затылок. Это под землей было жарко и влажно, а наверху чертовски холодно. К счастью для меня, я упаковала немного теплой одежды. У Джая же нет ничего, кроме черных шорт и зеленой футболки. Мне очень жаль его. Тут чертовски холодно.

Джай садится рядом со мной. Когда он оборачивает большой плед вокруг нас, укрывая от порывов холодного ветра все, кроме лица, его твердое, подтянутое тело прижимается к моему. Я снова шмыгаю носом.

– Хочешь поговорить об этом? – спрашивает он, его взгляд блуждает над озером.

– О чем? О пауке?

Джай поворачивает голову в мою сторону, впиваясь взглядом своих темных глаз. Кого я обманываю? Я как гребаное прозрачное стекло для него. Это ужасает – практически чужой человек может видеть меня насквозь. Хотя думаю, меня больше нервирует тот факт, что кто-то наконец-таки захотел это сделать.

– Прекрати нести чушь, Эмили. Я видел, где ты живешь, поэтому очевидно, что пауки для тебя не проблема.

Козел.

Джай выдерживает небольшую паузу, а затем спрашивает:

– Что тебе приснилось?

Без малейшего труда он видит насквозь мой спектакль и раскалывает меня, как кокос.

– Почему ты думаешь, что это был сон?

Дружелюбная улыбка появляется на его губах.

– Скажи мне, что это не так, и я сменю тему.

Я вновь дрожу.

– Это был не сон.

Джай смеется, и красивый, гортанный звук разносится эхом вокруг меня. Мне чертовски нравится этот звук. Он наполняет меня безумным желанием поцеловать его.

– Ладно. Теперь ответь абсолютно честно. – Его улыбка исчезает, а лицо вновь становится серьезным. Как ни странно, намек на мольбу проскальзывает в его глазах. – Не лги мне, Котенок.

– Почему это для тебя так важно? Зачем тебе знать все, что происходит в моей голове? Большинство людей бегут при мысли о серьезном разговоре, но не ты.

– Потому что я забочусь о тебе, – отвечает он без единого колебания. – Потому что ты – семья.

Мое сердце сжимается. Грудь сдавливает спазмом, и огромный комок, который я не могу проглотить, поднимается по горлу. И словно этого моему телу недостаточно, глаза начинает жечь... и это чертовски странно. Я ненавижу плакать, особенно перед ним. Смотрю на Джая не моргая, слегка приоткрыв рот.

– Ну, – говорю я, – может, и нет. Ведь ты же не трахаешься с членами своей семьи.

Я морщусь. Вместо того чтобы как нормальный человек поблагодарить его за то, что он включил меня в свою семью, я ляпнула нечто глупое. Но Джай смеется, и это по-настоящему прекрасный звук.

– Господи. Ты не могла просто улыбнуться и сказать «спасибо»?

– Прости! – Я смеюсь, мои щеки горят от жара, что мог бы посоперничать с солнцем. – Спасибо. Это самое милое, что мне когда-либо говорили.

Он фыркает.

– Сомневаюсь в этом.

– Почему?

– Ты, может, и не росла в семье, но наверняка у тебя были парни. Бьюсь об заклад, они говорили приятные слова.

Размышляя о своей жизни, я не могу вспомнить ни одного раза, чтобы кто-то сказал мне что-то такое доброе. В средней школе надо мной издевались из-за того, что я была бездомной сиротой-лузершой. На стажировке студенты были мудаками, а врачи трахали светловолосых медсестер с блестящими губами, пока я запихивала смазанную вазелином руку в перчатке в чью-то задницу. Единственное милое, что мне говорили до встречи с Джаем, было от безымянного мужчины, с которым я однажды переспала. И не думаю, что это считается, потому что комплименты были моим сиськам и попке.

– Нет, – говорю я, когда грустная реальность настигает меня. – Ты самый хороший человек, которого я когда-либо встречала, что немного странно, потому что иногда ты можешь быть тем еще мудаком.

Затем я замечаю выражение его лица – взгляд, который видела миллион раз. Я ненавижу его.

Усмехаясь, я смотрю на озеро.

– Не смотри на меня так. Мне не нужно, чтобы ты меня жалел. Я прекрасно обхожусь без фальшивой любезности и неуклюжих комплиментов.

– Мне не жаль тебя.

Я закатываю глаза.

– Ага, чудненько.

Большими теплыми пальцами он обхватывает меня за подбородок и разворачивает мое лицо к себе.

– Мне жаль не тебя. Мне жаль их.

Я с трудом сглатываю, пока он продолжает смотреть на меня своим свирепым взглядом. Его дыхание на мгновение согревает кончик моего носа, а затем воздух опять охлаждает его.

– Никто никогда не восхищался золотыми искорками в твоих глазах? Россыпью карамельных веснушек на твоих щеках?

Я слегка качаю головой.

– И губами?

Еще раз качаю головой, и вот тогда замечаю волнение в груди и дрожь предвкушения на кончиках пальцев. Я никогда не чувствовала подобное раньше. Никогда не чувствовала, что мне потребуется момент, который будет идеальным, но сейчас... пожалуйста, Боженька, пусть это будет идеальный момент.

Я хочу увековечить это воспоминание в памяти навсегда. Потому что, если у меня никогда не наступит момента, подобного этому, и все встречи, которые будут позже в моей жизни, рухнут и сгорят в клубе катастрофического пламени, то у меня всегда будет этот момент, в который можно будет окунуться.

Один идеальный момент на всю жизнь.

– Ты лжешь, – шепчет он, его слова почти уносит ветер.

Его лицо в сантиметре от моего. Сейчас его дыхание согревает мои губы, а не нос. Мне больше не холодно. Я горю метафорическим пламенем, и оно сжигает меня изнутри.

– Клянусь, я не лгу.

Наступает оглушительная тишина. Единственное, что я слышу – ветер в ушах. Миллион и одна эмоция витает между нами, и никто из нас не контролирует их. Ох, сколько же разрушений они могут причинить, если мы не справимся с ними прямо сейчас.

– Идиотизм, – выплевывает он, и у меня перехватывает дыхание.

Его губы накрывают мои, и это так греховно и интимно. Сердце колотится в груди, по коже пробегает миллион мурашек, и, ох, чертов ад, на вкус он хорош. Все мое тело болит после побега, но сейчас боль практически пропадает.

Потом боль возвращается, и мне едва хватает времени осознать внезапное исчезновение его губ до того, как холодный воздух прилипает к моей коже, отрезвляя полностью. Плед спадает с тела, и ледяной ветер мгновенно окутывает меня. Ругаясь себе под нос, Джай встает.

– Господи, я не так уж плохо целуюсь.

Он начинает метаться туда-сюда, зарываясь пальцами в свои темные непослушные волосы.

– Ты ни при чем! – Джай присаживается, прикрывая рот ладонью. – Как я мог быть таким идиотом?

Я хватаю плед и натягиваю его на плечи, плотнее прижимая к груди.

– Ты не очень убедителен.

Он тяжело выдыхает.

– Джессика. Она в городе, живет у друга семьи. – Он встает. – Мне пора.

Джессика? Его сестра? Паника начинается, словно пожар, но не по тем причинам.

– Ты уходишь? Куда уходишь?

Я должна волноваться за его сестру, но меня больше беспокоит перспектива остаться в одиночестве. Деревянные доски подрагивают под моей задницей, когда Джай несется с причала.

– Джай? – Я вскакиваю на ноги. – Куда ты идешь?

– Сделать телефонный звонок.

– Так воспользуйся телефоном, – кричу я. – Я видела два, когда мы приехали.

– Не могу, – кричит он через плечо. – Я перерезал кабель.

Ну конечно, он перерезал кабель.