Текст книги "Смерть играет (Когда ветер бьёт насмерть)"

Автор книги: Сирил Хейр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Тримбл продолжал настаивать, но не мог добиться от него более определенного ответа, и вскоре молодой человек взглянул на часы и объявил, что семь минут, отведенные Полу Джонсу, истекают.

– Ребята хотят вернуться к своим закадычным подружкам,– объяснил он.Пол Джонс здорово подходит для того, чтобы сразу после начала танцев разогреть публику. Но они платят деньги не для того, чтобы видеть, как их девушки танцуют с другими парнями. Так что мне пора выйти и объявить румбу.

Он двинулся в сторону зала.

– Можете выйти на улицу вот здесь.– Он махнул рукой дальше по коридору, где они сидели.

Сержант Тейт двинулся было в указанную сторону, но Тримбл остановил его:

– Давайте на минутку вернемся в зал.

– Как хотите, ребята,– ответил Мастер церемонии.– Только вряд ли вам очень повезет с партнершами, ведь Пол Джонс уже закончился, но я посмотрю, может, подберу вам кого-нибудь, если хотите.

Тримбл от своего имени и от сержанта с благодарностью отклонил любезное предложение. Офицеры последовали за Барри в танцевальный зал. Как только они вошли, инспектор потащил сержанта в угол и, глядя на возвышение, где помещался оркестр, сказал:

– Сержант, вы видите там того, кого вижу я?

Тейт посмотрел в сторону возвышения и оглядел по очереди всех музыкантов.

– Господи!– воскликнул он.– Неужели этот... как там его зовут?.. И играет на этом... Ну, как он называется?

Збарторовски играет на кларнете, помог ему Тримбл.– Я сразу его заметил, как только мы пришли.

– Странно,– задумчиво промолвил Тейт.– Должно быть, он его где-то занял. У него не было времени починить старый кларнет. Как вы думаете, сэр, может, стоит перекинуться с ним словом-другим?

Тримбл кивнул, соглашаясь.

С видом полного смирения в грустных карих глазах Збарторовски спустился с помоста на знак инспектора.

– Я вижу, вы снова играете.

– Если вы называете это игрой, да.– Поляк пожал плечами.

– Значит, вы починили свой инструмент?

– Нет.– Збарторовски вздрогнул, словно от болезненного воспоминания.Нет, теперь у меня другой.

– И где же вы его достали?

– Мистер... такой толстый человек, который еще играет на органе...

– Вы имеете в виду Вентри?

– Да, да, его зовут Вентри. Он дал мне его взаймы, пока я не куплю себе новый.

Тримбл сделал глубокий вздох.

– Черта с два он одолжил!– пробормотал он.

Збарторовски встревожился и обеспокоенно спросил:

– Я не должен был его брать? Может, он ворованный? Клянусь вам, сэр, я не знал...

– Нет, нет!– поспешил успокоить его Тримбл.– Вы не сделали ничего плохого... насколько мне известно. Только дело в том, что именно этот инструмент...

– Минутку, сэр,– вмешался Тейт.– Сдается мне, Вентри сказал, что у него три таких инструмента, и все разные. Помню, у них есть какие-то тональности... Пропавший был си и еще как-то там.

– Си-бемоль, да,– подсказал Збарторовски.– Это именно он. В этих танцах используется кларнет си-бемоль. Но это не пропавший. Мистер Вентри одолжил мне его, и я не думал, что не должен был его брать.

– Меня интересует,– продолжал инспектор,– как случилось, что он решил одолжить вам инструмент. Вы ведь с ним мало знакомы, не так ли? Сейчас вы даже не могли сразу вспомнить его имя.

– Все очень просто,– объяснил Збарторовски.– Мистер и миссис Диксон пришли на обед к миссис Роберте, а я был в кухне и мыл посуду. Вы знаете, миссис Роберте всегда очень добра ко мне, поэтому она попросила мистера Диксона прийти и поговорить со мной, потому что он говорит на моем языке, и мистер Диксон спросил меня, чем я теперь занимаюсь и буду ли выступать на следующем концерте, и я сказал, что больше не могу играть, потому что... ну, вы знаете почему... А мистер Диксон вдруг и говорит: "В таком случае я найду для вас хороший кларнет, потому что я знаю человека, у которого есть такой, но который ему не нужен". И вот на следующее утро он мне позвонил и сказал, что мистер Вентри даст мне инструмент, если я приду к нему домой, и я пошел, а он одолжил мне его. Но это был только заем до нового концерта... если мистер Эванс разрешит мне в нем участвовать,– закончил он уныло.

– Все это похоже на правду,– заметил Тримбл, когда они выходили из Масоник-Холл.– Нужно будет проверить у Диксона рассказ поляка, но все кажется довольно правдивым. Если так, это будет еще одна проблема, которую должен будет разрешить мистер Вентри. Если его кларнет исчез в ночь концерта, как он оказался у него сегодня утром?

– Кажется, он очень удивился, когда при нас обнаружил, что его нет на месте,– заметил Тейт.

– Тогда, по крайней мере, это может значить, что потом он каким-то образом нашел его, не сказав нам ни слова, что само по себе подозрительно. Сначала машины, потом кларнеты,– сказал Тримбл с необычным для него юмором.Он просто мастер терять вещи, а потом находить их. Вам не приходило в голову, что, если человек хочет, чтобы было невозможно доказать, кто играл на этом инструменте в тот вечер в оркестре, он вряд ли мог сделать это лучше, чем Вентри?

Тейт еще не совсем освоился с новыми доверительными отношениями, которые вдруг возникли между ним и начальником. Он был настолько удивлен, что его спрашивают о его собственном мнении, что замедлил с ответом.

– Ах да, понимаю! Отпечатки пальцев!– наконец вымолвил он.

– Вот именно, отпечатки! Ясно, что если на этом кларнете играли во время концерта, на нем должны остаться отпечатки пальцев музыканта. Если кто-то захочет избавиться от них, он должен сделать одно из двух – или начисто их стереть, что выглядело бы подозрительно, если бы дело дошло до осмотра, или, что еще лучше с его точки зрения, дать инструмент кому-то еще. Один Пол Джонс, и каждый отпечаток стерт пальцами Збарторовски. Теперь этот инструмент для нас совершенно бесполезен – вот почему я не стал его забирать у поляка сегодня.

– Дайте подумать. Что же получается, рассуждал Тримбл, пока они неторопливо удалялись от Масоник-Холл по тихим улочкам Маркгемптона.– У Вентри пропадает кларнет в вечер концерта, другими словами, он дает его взаймы человеку... назовем его Икс, чтобы он занял в оркестре место Дженкинсона. Сам Вентри, конечно, занимается тем, что встречает Дженкинсона на станции, и избавляется от него. Совершил преступление Вентри или Икс, сейчас сказать не могу. Когда все было сделано, Икс возвращает кларнет Вентри, и он принимает меры, чтобы помешать нам установить личность использовавшего кларнет человека. О, я знаю,– поспешно прервал он попытку сержанта что-то сказать,– мы и понятия не имеем, кто такой этот Икс, не знаем даже мотива, ради которого Вентри мог убить мисс Карлесс, и этот чертов Барри окажется для защиты роскошным свидетелем. Не говорите мне этого, сержант, не надо!

– Я только хотел сказать, сэр,– серьезно промолвил Тейт,– что, похоже, это мистер Диксон подсказал идею одолжить инструмент Збарторовски.

– Следовательно, скажете вы, Диксон и есть этот Икс! Когда из всех фактов по этому проклятому делу до сих пор у нас есть единственный неоспоримый факт, что он не способен взять ни единой ноты на каком-либо инструменте!

– Это я прекрасно понимаю, сэр. Я только сказал, что это несколько странно. Я все время проворачиваю в уме, может ли это быть дело Диксона и Икса, Диксона, Вентри и Икса, или...

Цепочка из количества возможных подозреваемых растянулась перед ними бесконечно и уныло, как крутой подъем Фейрфилд-авеню, по которому они поднимались.

Глава 17

ПРАВДА О ВЕНТРИ

Диксоны гордились тем, что имели горничную из местных – неуклюжее создание с вечно недовольной миной и неуживчивым характером, но все-таки из местных. Это она открыла дверь детективам, подтвердила, что миссис Диксон дома, и проводила визитеров в кабинет Диксона, скорее приказав, чем предложив подождать. Буквально через минуту или того меньше дверь раскрылась и в комнату стремительно вошел сам Диксон:

– Как я понимаю, вы хотели меня видеть?

– Боюсь, прислуга ошиблась,– ответил Тримбл.– Собственно, нам нужна миссис Диксон.

– Моя жена? Не понимаю. Какой интерес для вас может представлять моя жена?

– Я предпочел бы объяснить это ей лично.

Диксон и Тримбл были приблизительно одного роста и телосложения. Они смотрели друг на друга оценивающе-настороженно, как два боксера легкого веса, только что вышедшие на ринг. Диксон был бледен, его подбородок агрессивно выдвинулся вперед, руки были глубоко засунуты в карманы брюк. Было ясно, что он приготовился возмутиться при любом поводе, и так же ясно, откуда он ожидал оскорбления.

– Вы ничего не объясните моей жене,– резко заявил он,– только если в моем присутствии.

Тримбл заметил, что уже в третий раз Диксон использует выражение "моя жена". И каждый раз оно произносилось с безошибочным нажимом, который становился все выразительнее при каждом повторении. Безусловно, эгоистичный тип супруга, подумал инспектор. Эгоистичный, властный и – нервозный. Это было не очень удачное сочетание, принимая во внимание допрос, который ему предстоял. У инспектора появилось неприятное ощущение, что то, что он намеревался совершить в этот вечер, могло принести несчастье двум невинным людям, нисколько не продвинув само расследование. Но это должно быть сделано. Он сам выбрал себе профессию, и уже поздно жаловаться, что эта работа иногда плохо сочетается с джентльменским поведением.

– Разумеется, мистер Диксон,– успокоил Тримбл нервного мужа,– вы имеете право присутствовать во время допроса миссис Диксон, если желаете. Это зависит только от вас... и от нее.

– В этом отношении желания моей жены совпадают с моими,– так же резко и нервно ответил Диксон.– Повторяю, понятия не имею, какой интерес может быть у вас к ней, но думаю, вы все еще расследуете смерть миссис Сефтон, как и в прошлый раз, когда мы встречались и когда я оказал вам всю помощь, которая была в моих силах, что всегда и намерен делать.

– Да, вопрос связан с этим делом, сэр. Мы полагаем, что миссис Диксон сможет нам помочь.

Диксон пожал плечами, собираясь что-то сердито возразить, однако передумал, круто повернулся и, бросив: "Хорошо, я приглашу ее", двинулся к выходу.

Но инспектор, подталкиваемый сержантом Тейтом, остановил его:

– Минутку, сэр. Вы только что заявили, что всегда готовы оказать нам помощь. Тогда у меня есть небольшой вопрос, в котором мне хотелось бы получить от вас помощь, а поскольку он не имеет отношения к миссис Диксон, быть может, мы сразу его проясним?

– Безусловно. А в чем дело?

Можно было заметить, как только дело коснулось его самого, а не жены, он заметно расслабился.

– Мы только что разговаривали с одним человеком по фамилии Збарторовски. Думаю, вы его знаете.

– Его навязала в оркестр миссис Роберте, и я проверял его по поручению Эванса. Собственно, больше я о нем ничего не знаю. А почему вы спрашиваете?

– Он сказал, что вы помогли ему одолжить у мистера Вентри кларнет. Это так?

– Совершенно верно. Будучи пьяным, он разбил свой инструмент и спросил у меня, где он может найти новый. Я знал, что у Вентри есть кларнет, который он не использует, и обещал поговорить с ним. А почему нет?

– Вы знали о том, что кларнет Вентри пропал в тот вечер, когда должен был состояться концерт?

– Если бы я знал, что он исчез, вероятно, я не стал бы просить Вентри одолжить его. Это все?

– Да, сэр, благодарю вас.

Диксон вышел и почти сразу же возвратился с Николой.

– У жены был трудный и утомительный день,– сообщил он.– Поэтому прошу вас – как можно покороче.

Он подвел красавицу к одному из удобных кресел, бережно усадил и встал за ее спиной, словно готовый отражать нападение.

Потому ли, что Никола Диксон действительно была утомлена, она выглядела бледнее обычного. Она сидела с опущенной головой, так что детективам были видны только ее каштановые кудри.

– Миссис Диксон,– начал Тримбл,– мы с коллегой, как вам известно, расследуем обстоятельства смерти Люси Карлесс, которая произошла в Сити-Холл во время недавнего концерта. В этой связи нам необходимо установить, что в тот вечер делал каждый человек.

– Моя жена,– встрял в разговор Диксон,– в тот вечер была дома все время до начала концерта.

– Простите меня, сэр,– твердо пресек его словесный пыл инспектор,– я не возражал против вашего присутствия при нашей беседе, но должен просить вас не вмешиваться. Я прошу отвечать на мои вопросы не вас, а миссис Диксон.

Никола на минуту подняла голову и спросила глубоким томным голосом:

– Какое это может иметь значение? Это так и есть. Я провела дома весь день и вечер. Потом поехала на концерт – я прибыла минута в минуту. Мистер Петигрю может подтвердить – мы сидели с ним рядом. Можете также спросить человека, который помогал мне поставить машину на стоянке. Должно быть, он помнит меня, потому что я дала ему на чай полкроны, у меня не оказалось мелочи,– пояснила она.

– Модель и номер автомобиля?– автоматическим уточнил сержант Тейт.

– "Коллингвуд-12". Что касается номера, понятия не имею, я плохо запоминаю цифры.

– Зед-Кью-Эм 592,– ответил за нее Диксон.

– Спасибо.

– Причина, по которой мне крайне нужны ваши объяснения, миссис Диксон,продолжал инспектор,– заключается в следующем: в течение дня и вечера, которые, как вы сказали, вы провели дома, находился ли в доме еще кто-нибудь?

Диксон с шумом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и изо всех сил вцепился в спинку кресла, но сама Никола не подавала никаких признаков волнения.

– Нет, не думаю,– все так же медленно, красивым грудным голосом ответила она.– Помню, у прислуги был выходной, потому что мне пришлось самой готовить чай.

– Вы совершенно в этом уверены, миссис Диксон?– Глаза инспектора устремились на застывшее лицо Диксона, и у него заколотилось сердце. Но долг есть долг, и он заставил себя продолжать: – Должен попросить вас постараться вспомнить, потому что у нас есть основания предполагать иное.

Диксон все еще молчал, тяжело дыша и словно зачарованный глядя на затылок жены.

– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.– Она говорила по-прежнему с ленцой, но голос ее слегка дрогнул.

– В тот вечер между шестью и семью часами на подъездной дорожке у вашего дома была замечена машина, которая принадлежит не вам. У меня есть основания предполагать, что она принадлежит одному человеку, поведение которого мы пытаемся проследить. Это был "хэнкок", а номер...

– Господи, Вентри!– слова сорвались с уст Диксона как взрыв.

Никола повернулась в кресле и взглянула ему в лицо. Детективы не могли видеть выражения ее лица, но его лицо исказилось от бешеной ярости.

– Мистер Диксон!– умоляюще воскликнул Тримбл.– Я только что просил вас...

– Замолчите, идиот!– последовал презрительный возглас.– Я сам могу с этим разобраться. И сколько же он провел здесь времени?– потребовал он ответа от женщины, которая жалко скорчилась в кресле и чье лицо находилось так близко от его лица.– Он рано ушел с репетиции – и не вернулся, чтобы участвовать в концерте. Что вы делали здесь все это время?!

Никола молчала. Она медленно отодвинулась от перекошенного злобой мужа, затем встала и взглянула прямо на инспектора.

– Что вы хотите знать?– сказала она, нарочито подчеркнув слово "вы".

– Я хочу знать, когда именно мистер Вентри покинул этот дом.

Никола смотрела в пол, мыском туфельки водя по узору ковра.

– Точно не знаю,– пробормотала она.– Мои часы плохо идут... опаздывают минут на двадцать... поэтому я чуть не опоздала на концерт...

– Часы в твоей спальне, шлюха!– раздался из-за ее спины яростный комментарий.

Никола не отвечала. Она даже не повернула головы и продолжала стоять в центре комнаты, прекрасная и обреченная.

Тримбл с усилием заставил себя продолжать расспрос:

– Если вы вышли в последнюю минуту, чтобы успеть к началу концерта, значит, будет легко вычислить, во сколько это было. Мистер Вентри ушел в это же время?

– Нет... он не ушел со мной... нет, конечно... у него была своя машина.

– Но из дома вы вышли вместе?

– Да... Нет... Не могу вспомнить... Я...

– Очень важно, миссис Диксон, чтобы вы вспомнили.

Никола дважды сглотнула, затем слабым голосом сказала:

– Он вышел первым, я вспомнила.

– За сколько времени до вас?

– Чуть пораньше, точно не знаю. Я...

В этот момент ноги у нее подкосились, и она упала бы, если бы не Диксон. Он бросился вперед и подхватил ее. Когда он уложил ее на кресло, она была в обмороке. Он неторопливо повернулся к ней спиной и посмотрел на инспектора.

– Моя жена находится в деликатном положении.– И в его голосе слышались нотки нечеловеческого напряжения.– Я не могу ей позволить продолжать отвечать на ваши вопросы. У меня у самого имеются к ней вопросы, но я задам их позднее. Прошу вас, будьте любезны, оставьте нас.

Лишь когда детективы добрались до участка, сержант Тейт разразился первым замечанием по поводу недавней сцены:

– Никогда не думал, что у нас тут столько ревнивых мужей. Вы понимаете, сэр, что это уже третий муж, с которым нам пришлось иметь дело только за одно расследование? Сефтон, Кларксон, а теперь еще Диксон. Как подумаешь, просто поразительно! Конечно,– задумчиво добавил он,– по-своему, это комплимент дамам.

– Если бы мне нужно было что-то сказать о миссис Диксон, это было бы что угодно, только не комплимент!– сурово отрубил Тримбл.

Когда на следующее утро инспектор появился в кабинете, он был встречен неожиданной новостью.

– Вам только что звонил по телефону мистер Вентри,– доложил ему дежурный.

– Что он сказал?

– Он только спросил, может ли он зайти к вам в половине одиннадцатого по поводу дела Карлесс, сэр. Я сказал, что можно.

– И были правы.– Тримбл уселся за стол переварить новое развитие событий.

С начала расследования, размышлял он, в первый раз кто-то по своей инициативе предлагает помощь полиции. Была некая ирония в том, что человек, который собирался это сделать, был тот самый, что числился в его списке следующим для допроса. А допрос предстоял весьма неловкий. Ну что ж, это только к лучшему, поскольку освобождало его от необходимости ехать на другой конец города, и он чувствовал, что ему будет гораздо легче выжимать правду из уклончивого клиента на собственной территории, в чистом воздухе полицейского участка, чем в пропахшей дымом сигар атмосфере музыкальной комнаты Вентри.

Но Вентри ухитрился принести с собой собственную атмосферу, и аромат душистой гаванской сигары предшествовал его появлению на узкой лестнице, которая вела к кабинету Тримбла. Инспектор с отвращением втянул воздух, а сержант Тейт, который не разделял ненависти своего шефа к табаку, вдохнул его с благоговением, как только благородный аромат коснулся его ноздрей.

– Доброе утро, инспектор.– Вентри слегка задыхался.– Ваши ступеньки слишком крутые для человека моей комплекции. Я знаю... не говорите мне, что курение вредно, но нельзя же иметь все. Я не задержу вас надолго, но подумал, что вы должны это увидеть. Мне нужно было показать вам это раньше, но вчера мне нужно было съездить в Лондон, и я решил, что это может подождать.

"Это" оказалось картонной коробкой, около восемнадцати дюймов в длину, шести дюймов в ширину и столько же глубиной, коробка была пуста, если не считать бумажной упаковки – коричневой бумаги с адресом Вентри и с дешевой почтовой маркой – и обрывка толстой веревки.

– Это пришло позавчера дневной почтой,– объяснил Вентри.– Без письма и без записки. А внутри был...

– Ваш кларнет си-бемоль,– не удержался и подсказал Тримбл.

– Как вы догадались!– с наивным восхищением воскликнул Вентри.– Во всяком случае, я подумал, это может вам помочь, если вы захотите выследить парня, который его украл, поэтому я...

– Было бы еще лучше, если бы с упаковкой вы принесли нам и кларнет, мистер Вентри, вместо того, чтобы сразу от него избавляться.

– Избавляться от него? Я не избавлялся. Если желаете его увидеть, можете сделать это хоть сейчас.

Тримбл начал терять терпение.

– Я уже видел ваш инструмент,– сказал он.– Он был в руках другого человека, которому вы предпочли его одолжить, и по этой причине он стал для меня совершенно бесполезным!

– Боже мой! Ну, вы, ребята, все знаете! Как вы об этом разузнали? Я одолжил его только вчера.

– Это не имеет значения, мистер Вентри. Давайте о деле. Человек вашего ума должен понимать, что, как только вы увидели, что именно находится внутри посылки, необходимо было принести этот предмет в полицию именно в том состоянии, в котором он у вас оказался.

Вентри глубокомысленно кивнул, вынул сигару изо рта и сбросил большой кусок пепла на пол.

– Я понимаю,– сказал он с видом гордого собой школьника, дающего правильный ответ.– Отпечатки пальцев.

– Ну? И каково же ваше объяснение?

– Боюсь, я свалял дурака,– признался Вентри с невозмутимой искренностью.– Понимаете, именно вопрос об отпечатках и беспокоил меня. Я знал, что, если принесу вам инструмент, вы найдете его буквально захватанным пальцами, и именно моими. И поскольку я уже и так под подозрением в связи с этим делом, мне этого смертельно не хотелось. Собственно, вот как все было. Я вскрыл посылку, как открываешь любую бандероль, ни о чем особенно не думая, и, когда развернул всю эту бумагу, вдруг увидел свой кларнет си-бемоль. Ну, можете считать меня идиотом, но я коллекционер. Я собираю музыкальные инструменты, я люблю музыкальные инструменты, как кто-то любит наручные часы, а кто-то – настенные или китайских собачек... Так что я первым делом вынул его, собрал и внимательно осмотрел, чтобы убедиться, что он не поврежден. Конечно, я знаю так же, как и вы, что мне следовало взять его щипчиками и принести сюда, чтобы вы обработали его порошком, или как там вы это делаете, но я думал совсем о другом. Я вовсе не думал о нем как о вещественном доказательстве под номером на каком-нибудь суде, а как о чертовски прекрасной старинной вещи, которая могла быть повреждена, пока с ней имели дело эти неуклюжие парни на почте.

Он с сожалением взглянул на уменьшившийся окурок своей сигары, затем отшвырнул его в пустой камин:

– Так вот, на вид казалось, что он в порядке. На полированном дереве была одна или две царапины, но, насколько я мог видеть, клапаны не были повреждены. К мундштуку кларнета приделан чистый язычок, если хотите, ключ великолепный, чистый язычок – поэтому я его попробовал. Прошло много лет с тех пор, как я играл на кларнете, и сначала я выдул какие-то ужасные хрипы, но просто поразительно, как быстро вспоминаются такие вещи, и через несколько секунд я уже играл наивную пьеску Вивальди, которую отец заставлял меня играть каждый день, чтобы разработать пальцы. Даю вам слово, просто по привычке! Но стоило мне закончить, как я сообразил, какой же я осел, и весь покрылся ледяным потом, когда подумал об отпечатках пальцев. Я решил спрятать инструмент подальше и забыть. Но когда на следующий день мне позвонил Диксон и спросил, нет ли у меня кларнета, чтобы одолжить этому нытику поляку, мне это показалось прекрасным выходом. Я подумал, что он смажет мои отпечатки своими. Простите, если я уничтожил ценную улику и все такое, но по крайней мере мне хватило ума сохранить бумагу и веревку.

Что бы Тримбл ни думал об этой истории, свое мнение он сохранил при себе. Он взял кусок оберточной бумаги и начал внимательно рассматривать его.

– Вряд ли она очень нам поможет,– вынес наконец он свое решение.

– Ну, почему же!– возразил Вентри.– Адрес написан крупными буквами, очень жирными. По-моему, его писали спичкой, которую макали в чернила, а не ручкой. Почтовый штемпель Центрального почтамта Маркгемптона. Коробка самодельная, может, вырезана из...

– Все эти вещи своим ходом будут исследованы,– коротко сказал инспектор, отодвигая в сторону ком бумаги и коробку.

– Извините, что я вмешиваюсь, я понимаю, это не мое дело. Ну ладно, вот так-то.– Он встал.– Я могу еще чем-то вам помочь?

– Да. Пожалуйста, присядьте на минуту, мистер Вентри. У меня есть для вас еще один вопрос. Как вы добрались до Сити-Холл в тот вечер?

– Но я уже говорил вам, на автобусе!

– Номер автобуса?

Вентри какое-то время молча смотрел на инспектора, затем по его лицу расползлась медленная улыбка.

– Боже! Кто-то вам сказал?

– Я спрашиваю, сэр, на каком автобусе?

– М-да, теперь моя репутация упадет ниже нуля,– покорно пробормотал Вентри.– На автобусе 5а.

Сидящий в углу кабинета сержант Тейт не смог сдержать удовлетворенного вздоха.

– На 5а,– повторил Вентри, обернувшись к нему.– И у кондуктора была такая броская примета – закрученные вверх усики. Если я его снова увижу, сразу узнаю. Остается только надеяться, что он меня тоже запомнил. Боюсь, после всех этих проблем, которые я вам доставил, вы, наверное, пожелаете это проверить.

– Значит, вы ехали на концерт не из дома?

– Да. Я не был рядом с домом с того момента, когда ушел с репетиции, и до срыва концерта.

– У вас украли машину...

– Да, украли, в этом-то и была проблема.

– У вас украли машину,– повторил инспектор,– но не от вашего дома, а от дома номер 6 по Фейрфилд-авеню.

– Да. Я все запутал, инспектор, и врал вам, как солдат, и все из-за любви к одной даме. Кто говорит, что времена рыцарей прошли?

– Думаю, мистер Вентри,– холодно сказал Тримбл,– пора нам услышать от вас всю правду.

– Есть!– весело отчеканил Вентри.– Хотя мне кажется, вы и сами уже почти все выяснили. Видите ли, недавно я начал ухаживать за Николой Диксон, и в последние дни она стала подавать мне кое-какие надежды. Из того, что мне удалось услышать на репетиции, я понял, что оставшееся время вечера берег будет чист... я имею в виду этого снулого карпа, ее мужа... поэтому решил проверить свою удачу. Я позвонил ей, она была дома. Я приехал, и все шло как надо. Мы немного выпили, поужинали, повеселились и поиграли, а потом вдруг обнаружили, что ее часы опаздывают на двадцать минут.

– Часы в ее спальне?

– Говорю только в вашем присутствии, да, в спальне. Я испугался, зная, как этот старый крючок Эванс требует, чтобы концерт начинался минута в минуту, но время еще позволяло, и я был уверен, что спокойно доберусь до Сити-Холл на машине. Настоящий шок наступил позднее. Машина Николы стояла перед домом, и она села в нее первой. Моя стояла на дороге, приткнутой поближе к забору, чтобы не очень бросаться в глаза. Во всяком случае, где она была, когда я туда пришел, ее не было. Я закричал Николе, чтобы она остановилась – она еще не выехала на улицу,– но она, должно быть, меня не слышала. Так я и остался стоять на месте. А остальная часть моей истории,закончил он с гордостью,– чистая правда.

– Благодарю вас,– сказал Тримбл. Помолчав, он продолжал: – Я не спрашиваю вас, сэр, почему до сих пор вы утаивали от нас правду, потому что причина этого столь же очевидна, как и бесчестна.

– Я чертовски бесчестный малый,– весело согласился Вентри.– Кстати, а Диксон об этом знает?

– Знает, и вам еще придется столкнуться с последствиями.

– Ах, последствия! В одном я могу быть уверен. По моей вине он никогда не разведется с Николой!

На этом загадочном замечании разговор был закончен.

Глава 18

ПРАВДА О К-504

– Здесь две ступеньки вниз,– предупредил начальник полиции.– И берегите голову!

Слишком поздно! Петигрю успешно преодолел две ступеньки, но врезался головой прямо в низкую балку над входом. Придя в себя, он понял, что находится в небольшой квадратной комнате, почти половину которой занимал громадный письменный стол. Он впервые посетил крохотное средневековое жилище Макуильяма, зажатое между двумя роскошными зданиями в духе Афины Паллады в углу двора кафедрального собора Маркгемптона.

Шеф полиции возился у буфета позади стола.

– Когда с одной стороны живет настоятель собора, а с другой – находится здание канцелярии епархии, можно сказать, что у меня приятные соседи,заметил он, появляясь с графином, сифоном и двумя стаканами в руках.– Тем не менее я считаю делом чести не приглашать к себе людей ростом выше пяти футов. Предки англичан, видно, были низкорослой расой.

Петигрю взял протянутый ему стакан.

– Простите, что не смог пригласить вас к себе,– извинился он.– Но жена позвала друзей на игру в бридж, и я подумал, что вы не захотите с ними встретиться. Среди них миссис Бассет,– добавил он.

Макуильям открыл разбухший портфель, достал толстую кипу бумаг разложил на столе. Их внешний вид был угнетающе знаком его визитеру. Затем хозяин открыл длинный конверт и добавил к груде его содержимое.

– Согласен,– сказал начальник полиции.– В данном случае лучше избегать встречи с гостями вашей жены, особенно с миссис Бассет. Но сегодня нас никто не потревожит. Я распорядился, чтобы за мной не посылали, разве только в самом крайнем случае. А что касается моих соседей-церковников, не думаю, чтобы кто-то из них вдруг зашел.– Он удобно устроился в кресле и посмотрел на Петигрю своим честным открытым взглядом.– Говоря о церкви,– продолжал он,– вы были совершенно правы насчет судьи по вопросам о наследстве и опеке.

– Вот как!– отозвался Петигрю.

– Фактически, вы во всем оказались правы.

– Вот как!– снова вырвалось у Петигрю.

– Может, хотите взглянуть на бумаги, чтобы удостовериться, что все они в порядке.

– Пожалуй,– без всякого энтузиазма согласился Петигрю. Просмотрев бумаги, он подтвердил: – Да, кажется, сведения исчерпывающие. Они действительно подтверждают мои предположения относительного того, что произошло.

– Поздравляю.

– Спасибо,– уныло сказал Петигрю.

– С другой стороны,– спокойно продолжал Макуильям,– последние отчеты Тримбла нисколько не продвигают расследование.

Петигрю, наскоро прочитав отчеты, согласился с ним.

– Фактически,– заметил он.– мы топчемся на том же месте, где были.

– Не совсем,– безмятежно возразил Макуильям.– Не могу с вами согласиться. Нам многое удалось сделать. Мы установили правду о том простите, что я так говорю,– что сначала казалось совершенно дикой и невероятной версией. По ходу дела мы установили несколько весьма подозрительных фактов. И эти факты, на мой взгляд, ведут к одному неизбежному заключению, а именно, что мы установили, по крайней мере, личность одного человека, ответственного за это преступление. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы двигаться дальше.

– И куда же, мой дорогой полицейский шеф,– потеряв терпение, вскричал Петигрю,– куда вы намерены двинуться? Какая польза от всех ваших подозрительных фактов и неизбежных заключений, когда вы отлично знаете, что в конце концов не можете сказать, кто совершил убийство и как оно было совершено? Вы говорите, что я во всем был прав, что ж, пусть так. Но прошу вас вспомнить, что сейчас мы находимся именно в том положении, о котором я предупреждал, когда вы вытягивали все это из меня. У нас на руках куча фактов, которые могут относиться к преступлению, а могут никак не быть с ними связанными. У нас нет средств доказать их связь с преступлением. Поэтому мы остаемся с перспективой прожить остаток нашей жизни с горожанином, которого подозреваем в совершении убийства, хотя это подозрение может быть совершенно беспочвенным. Господи, как я жалею, что не послушался своего инстинкта, который советовал мне держаться от этого расследования подальше!