Текст книги "Мой муж Джон"

Автор книги: Синтия Леннон

Синтия Леннон. Мой муж Джон

Слова благодарности

Благодарю свою семью – моих родителей Чарльза и Лилиан Пауэлл, моих братьев Тони и Чарльза – за их любовь и поддержку и за то, что дали мне выжить в той безумной карусели, которой стала моя жизнь.

Моя благодарность также – сыну Джулиану, лучшему другу и любви всей моей жизни, который всегда поддерживал меня, как только мог.

Сама теплая и сердечная благодарность всем моим друзьям, которые не покидали меня в трудные минуты, помогая мне своими советами, своим заразительным смехом, особенно Фил, моей душевной подруге и сестре.

Спасибо тебе, Джулия Бэйрд, за твои воспоминания и дружбу, спасибо моим невесткам Марджори и Пенни.

Передаю самые теплые слова благодарности моему литературному редактору Каро Хэндли за неизменно протянутую мне руку помощи на каждом из радостных и болезненных этапов написания этой книги: без тебя я бы с ней ни за что не справилась.

Отдельные слова благодарности сотрудникам издательства Hodder & Stoughton, в особенности Ровене Уэбб, Брайар Силич и Керри Худ – за мягкость, чувство юмора и благородство, с коими они вели меня по этому нелегкому пути, который был бы еще более тернистым без их помощи и внимания.

Благодарю моего бизнес – менеджера и настоящего друга Джона Казнса за то, что заронил во мне идею написания этой книги, за его бесценные советы и слова поддержки. Спасибо также Селии Куонтрилл – за проделанную ею огромную исследовательскую работу.

И, наконец, бесконечную благодарность я адресую своему мужу Ноэлу, чья любовь и поддержка неизменно сопровождали меня и в самые мрачные, и в наиболее счастливые моменты жизни.

Спасибо за то, что вы были рядом со мной.

Я помещаю здесь этот текст, потому что из всех песен Джона и Пола лично мне она ближе всех остальных. Выраженные в ней чувства больше всего подходили к состоянию моей души, когда я писала эту книгу, вспоминая те места и тех людей, которые прошли через мою жизнь. Кроме того, эта песня для меня особенна еще и тем, что она напоминает мне о временах, когда Джон, Джулиан и я были по – настоящему счастливы. После взлетов и падений первых лет битлома – нии все наши мечты стали реальностью, мы были счастливы, полны здоровья, нам сопутствовала удача, и мы чувствовали себя в безопасности, живя в нашем новом доме вместе с нашим чудесным сыном.

 
In My Life (В моей жизни)
В моей жизни есть места.
Что не забыть уж никогда.
Пусть изменилось что – то в них
Немного или навсегда.
По – прежнему перед глазами
Любимые подруги и друзья,
Одних уж нет, другие – с нами,
И не любить мне их нельзя.
И все ж из тех, что в жизни встретил,
Люблю я больше всех тебя.
Будь рядом ты, иных бы не заметил,
Ты – несравненная моя.
Воспоминанья чередою
Порой нахлынут, как сейчас,
Но сердце будет лишь с тобою,
Ведь полюбил я в первый раз.
 

Синтия Леннон, 4 июля 2005 года

Предисловие

Непросто расти, будучи сыном Джона Леннона. На протяжении всей своей жизни я только и слышал от подходивших ко мне людей: «Я любил твоего отца» или что – то в этом роде. У меня эти слова всегда вызывали смешанные чувства. Я знаю, что для миллионов людей отец был идолом, они росли, восхищаясь его песнями и идеалами. Но для меня он в первую очередь был не музыкантом или иконой, на которую молились борцы за мир. Он был моим отцом, которого я любил и который оставил меня и потом, с течением лет, продолжал от меня отдаляться. С тех пор как мне исполнилось пять лет и мои родители разошлись, я виделся с ним считаное количество раз. Когда же эти встречи происходили, он часто вел себя отстра – ненно и сурово. Все отроческие годы я мечтал о том, чтобы мы встречались чаще, но чувствовал себя отверженным и не таким уж важным существом в его жизни.

Отец был большим талантом, заметной личностью, он боролся за любовь и мир во всем мире. Но в то же время у него не получалось найти в себе силы или желание проявить эти самые мир и любовь в отношении своей первой семьи. В многочисленных жизнеописаниях отца моя мать и я либо просто не упоминаемся, либо представляемся как малозначимые фигуры в его судьбе.

К сожалению, эта картина не изменилась и сегодня. Поэтому я хочу напомнить, что моя мать была его первой в жизни настоящей любовью, с ней он провел половину своей молодости, начиная со времен художественного колледжа, зарождения «Битлз» и заканчивая их ошеломительным мировым успехом.

Я был очень рад, когда она решила написать свою часть этой истории: слишком долго она позволяла другим уподоблять себя затяжке сигаретой в жизни отца: это не имеет ничего общего с тем, что было на самом деле. Пришло время все поставить на свои места, ведь сегодня существует множество вещей и фактов, о которых никто ничего не знает. Если мир желает получить объективное представление об отцовской биографии, то часть истории, рассказанная моей матерью, выходит сейчас даже с некоторым опозданием.

Я безумно горжусь мамой. Она всегда была рядом, когда я в ней нуждался, всегда умела смотреть на вещи как на единое целое, объясняла мне, что в жизни важно, а что – нет, оставалась сильной женщиной, когда мир вокруг начинал рушиться. В то время как отец становился одним из самых богатых людей в своей профессии, мы с ней имели немного, и ей часто приходилось подрабатывать, чтобы содержать семью. Мама всегда вела себя достойно, и я благодарен ей за то, что из меня получился человек, коим я сегодня являюсь. Я люблю ее за честность и мужество и знаю, сколько ей потребовалось того и другого, чтобы написать эту книгу. Поэтому я дарю ей всю свою поддержку и необходимую помощь и рекомендую эту книгу тем, кто хочет знать правду – настоящую правду о жизни моего отца.

Джулиан Леннон, 2005 год

Вступление

Десять лет я прожила с человеком, который был знаковой фигурой своего времени, а после смерти стал настоящей легендой. Я была рядом с ним с тех самых пор, когда «Битлз» только образовались как группа и потом – когда они продолжили радовать и удивлять мир, пережила вместе с ними все взлеты и падения.

После его смерти полки книжных магазинов начали заполнять издания, авторы которых даже не были знакомы с Джоном и поэтому описывали как его жизнь, так и наши взаимоотношения плоско и односторонне. Многие из этих авторов отводили мне довольно скромное место в биографии Джона, примечательное, по их мнению, только тем, что у нас с ним общий сын. Часто я представлялась эдакой эффектной девицей, которая в него влюбилась, а потом и женила на себе.

Это слишком далеко от того, что было на самом деле: я провела с Джоном десять самых волнующих, необычных, насыщенных событиями лет его жизни. Это было время, когда он находился в наилучшей творческой форме, блистал остроумием, отличался страстностью, честностью и открытостью во взаимоотношениях с людьми, когда он любил свою семью и любил «Битлз». Это время, которое предшествовало разрушительному периоду в его жизни, когда наркотики и непомерная слава в конечном счете вынудили его отказаться от многих ценностей, которым он до того был верен.

Когда наш брак с Джоном распался, я попыталась отгородиться от мира знаменитостей, от всяческих ярлыков, связанных с именем Леннона, и выстроить свою собственную жизнь. Я желала безопасности для нашего сына и собиралась жить реальной и разумной жизнью в стороне от лучей прожекторов. Мне были слишком важны такие понятия, как человеческое достоинство и право на частную жизнь, поэтому я предпочла позволить другим людям высказываться на все эти темы. Но вышло так, что полностью отгородиться все же не получилось. Интерес у публики к моей персоне оставался, и меня часто выдергивали для участия в связанных с «Битлз» мероприятиях, интервью, книгах и т. д.

Поначалу я строго отвечала «нет» почти на все предложения такого рода, но в конце концов поняла, что перестать быть частью легенды под названием «Леннон» либо очень сложно, либо попросту невозможно. В общем, в некоторых случаях, когда проект выглядел интересным или когда мне нужно было заработать немного денег, я соглашалась. Мне даже пришлось несколько раз говорить о наших с Джоном личных отношениях, чего в первые годы после развода я себе не позволяла. В 1970–е годы я написала книгу [1]1
  Имеется в виду первая книга мемуаров Синтии A Twist of Lennon, вышедшая в 1978 году и содержащая, кроме воспоминаний о битловских годах, ее собственные стихи и рисунки. К тому времени она была замужем уже в третий раз, за Джоном Твистом (игра со словом twist в названии книги – а это не только знаменитый танец, но и «крутой поворот», «изгиб», «фортель» и т. д. – неслучайна и вполне достойна язвительного пера самого Леннона). Экс – битл пытался воспрепятствовать публикации книги, но это ему не удалось. После гибели Джона и своего очередного развода, в 1981 году, Синтия вернула себе фамилию первого мужа. (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть], а после смерти Джона помогала в составлении его биографии и дала интервью нескольким журналам. Однако до сих пор я так и не рассказала полную и правдивую историю нашей с Джоном совместной жизни. После развода я была настолько озлоблена, оскорблена и потеряна, что единственной для меня возможностью справиться со всем этим было собрать свои чувства в кулак и полностью изолировать себя от собственных переживаний.

Надо сказать, это мне удалось – настолько, что, когда мне все – таки приходилось говорить о Джоне и нашем вынужденном расставании, я всегда выглядела спокойной, рассудительной и даже приветливой. «Да, что поделаешь. Такие вещи иногда случаются…» Именно такой подход я выбирала, и это срабатывало. Хотя, конечно, боль, связанная с нашим разрывом, оставалась и сидела где – то глубоко внутри меня, как бы я ни старалась ее похоронить.

Похоже, что время рассказать всю правду обо мне и Джоне, о годах, которые мы провели вместе, и о жизни после его смерти, настало. Накопилось столько всего, о чем я никогда публично не говорила, столько случаев из нашей совместной жизни, о которых я никому не рассказывала, столько чувств, которым я не позволяла вырываться наружу – огромной любви, с одной стороны, и боли, мукам и унижениям – с другой. Только мне известно, что на самом деле произошло между нами, почему мы были вместе, отчего расстались и какую цену мне пришлось заплатить за то, что я была женой Джона.

Почему сейчас? Потому что, пытаясь жить обычной жизнью в течение многих лет после того, как мы с Джоном разошлись, я пришла к выводу: меня все равно будут помнить как первую жену Джона. Кроме того, у меня есть много чего рассказать, и это станет частью истории жизни Джона Леннона.

Он был особым человеком. Наши отношения во многом предопределили всю мою последующую жизнь. Я всегда любила его и никогда не переставала горевать по поводу его ухода. Поэтому я и хочу рассказать реальную историю реального, настоящего Джона – порой яростного и свирепого, порой – страстно любящего, иногда жестокого, смешного, талантливого и столь необходимого нам всем человека, который оказал огромное влияние на окружавший его мир.

Джон верил в правду, и ничего иного, кроме правды, он бы не пожелал.

ГЛАВА 1

Однажды, в начале декабря 1980 года, во второй половине дня мы с моей подругой Энджи сидели в нашем небольшом бистро на севере Уэльса. Был холодный пасмурный день, но внутри нам было тепло, светло и уютно. Мы открыли бутылочку вина и принялись наряжать елку и украшать стены рождественскими праздничными картинками. Смеясь над чем – то, мы достали с полки коробку с очередными украшениями, как вдруг из нее на пол выпала детская игрушка. Когда я увидела, что это небольшой пластмассовый пистолет, меня бросило в дрожь: он показался мне ужасно неуместным здесь, посреди мишуры и бумажного конфетти.

На следующий день я отправилась в Лондон в гости к своей давней подруге Мо Старки [2]2
  Морин Кокс Старки, первая жена Ринго Старра.


[Закрыть].

Времени у меня было совсем немного в те, как всегда, полные забот предрождественские дни, но мой адвокат настоял на том, чтобы я приехала подписать некоторые деловые бумаги. Поэтому я села в поезд, планируя вернуться домой уже на следующий день.

Я оставила мужа с Энджи, чтобы они присмотрели за домом в мое отсутствие. Энджи в прошлом была женой родного брата Пола Маккартни, Майка. После того как они развелись, она устроилась к нам на работу и жила тут же, в небольшой комнате, которая располагалась наверху, над бистро.

Я всегда была рада видеть Мо. Мы дружили с 1962 года. Тогда я была подругой Джона, а она – маленькой пятнадцатилетней фанаткой, которая увидела Ринго во время выступлений «Битлз» в клубе «Пещера» [3]3
  Cavern Club – клуб «Пещера» в Ливерпуле, где в свое время выступали «Битлз». Впоследствии был снесен и воссоздан заново в нескольких десятках метров от старого места.


[Закрыть]и сразу же по уши в него влюбилась. Они поженились через полтора года после их первой встречи, и, пока наши мужья колесили по свету, мы часто проводили время вместе. В 1980–м старшему сыну Мо и Ринго исполнилось пятнадцать – он на год с небольшим моложе моего Джулиана, – и ребята к тому времени уже давно были друзьями.

Когда в 1974–м Мо с Ринго развелись, она пришла в такое отчаяние, что села на свой мотоцикл, разогнала его до бешеной скорости и врезалась в кирпичную стену, получив серьезные травмы. Мо безумно любила Ринго и, когда он стал появляться на людях со своей новой подружкой, американской актрисой Нэнси Эндрюс, просто потеряла интерес к жизни.

После развода Мо, которой тогда было всего – навсего двадцать семь, переехала со своими детьми – восьмилетним Заком, шестилетним Джейсоном и трехлетним Ли – на Мэйда – Вейл. После аварии ей пришлось пройти через несколько пластических операций, результатами которых она, кстати, осталась вполне довольна: лицо ее теперь выглядело даже лучше, чем прежде. С годами она стала относиться более спокойно к разводу с Ринго. Одно время у нее даже была непродолжительная связь с другим экс – битлом, Джорджем Харрисоном, но в конечном счете она остановила свой выбор на известном миллионере, владельце сети Hard Rock Cafe по имени Айзек Тигретт.

Когда я приехала, в доме Мо было, как обычно, полно народа. Она жила вместе со своей матерью Фло, детьми и их няней. Дом был всегда открыт для гостей, и в тот вечер к ним приехали на ужин Джил и Дейл Ньютоны. Няня наготовила всякой всячины, и после еды мы еще долго сидели за парой бутылок вина и вспоминали прошлые времена. В какой – то момент разговор зашел о недавней гибели Мэла Эванса, бывшего гастрольного менеджера «Битлз». Это был настоящий великан, огромный, благородный и очень добрый человек. Мы знали его с самых давних времен, когда он еще работал на почте и вечерами подрабатывал в клубе «Пещера» вышибалой. Когда «Битлз» начали завоевывать популярность, они взяли его к себе на постоянную работу.

Мэл всегда был для ребят верным другом. Особенно близкие отношения его связывали с Джоном и с другим менеджером битлов по гастрольным поездкам Нилом Эспи – ноллом; Мэл сопровождал «Битлз» во всех их турне и всегда что – нибудь устраивал, организовывал, устранял проблемы, защищал и присматривал за ними…

Когда группа распалась, Мэл чувствовал себя совершенно потерянным. Он отправился в Лос – Анджелес, где здорово пил и принимал наркотики. Именно там это и случилось 4 января 1976 года: после громкой ссоры с Мэлом, который был явно не в себе, его подруга вызвала полицию, заявив по телефону, что он угрожает ей пистолетом. Когда полицейские ворвались в комнату, где находилась парочка, Мэл не выпустил пистолет из рук, а, судя по всему, нацелил его на незваных гостей. В ответ последовали выстрелы на поражение, и только после того как Мэл скончался, выяснилось, что его пистолет был не заряжен.

Можно только предположить, что Мэл находился тогда под влиянием наркотиков: для него убить кого – то было столь же невероятным, как слетать на луну. Однако независимо от того, насколько правдиво была описана прессой эта трагичеекая история, его смерть привела нас в состояние шока, и в ту ночь, сидя у камина в доме Мо, мы еще раз переживали ее как нечто безумно несправедливое и преждевременное. Тот факт, что кто – то застрелил близкого нам человека, казался чем – то невообразимым, немыслимым: как такое может произойти с твоим лучшим другом?..

Через некоторое время я поднялась в спальню, зная, что остальные наверняка засидятся до самого утра за вином и разговорами. Тем не менее я хотела лечь пораньше, чтобы наутро сесть на ранний поезд и уехать домой.

Я уже спала в отведенной мне просторной комнате, когда меня разбудили какие – то крики. Через несколько секунд я уже поняла, что это кричит Мо. Она ворвалась в мою спальню со словами: «Син, Джона застрелили. Звонит Ринго. Он хочет с тобой поговорить».

Я не помню, как выскочила из постели и сбежала вниз по лестнице к телефону. Плачущий голос Ринго с противоположной стороны Атлантики, пробиваясь сквозь треск международной линии связи, не оставлял места сомнениям: «Син, мне очень жаль. Джон умер».

Меня окатило волной шока. Послышались какие – то далекие звуки – всхлипывания и рыдания, переходящие в крик… Когда я через долю секунды вновь включилась в происходящее, мне вдруг стало понятно, что их издаю я сама.

Мо, перехватив трубку, попрощалась с Ринго и обняла меня: «Мне так жаль, Син…» – и она разрыдалась вместе со мной.

В этом невменяемом состоянии в моей голове блуждала лишь одна мысль: мой сын – наш сын, сейчас он спит дома. Я обязана немедленно вернуться к нему и рассказать о гибели отца. Сыну недавно исполнилось семнадцать. История страшным образом повторялась: и я, и Джон потеряли родителей именно в этом возрасте.

Я тут же позвонила мужу, сказала, что еду домой, и попросила его ничего не говорить Джулиану о случившемся.

Мое третье замужество к тому времени уже давно дало трещину. В глубине души я понимала, что долго мы не выдержим. Однако, надо отдать ему должное, мой муж в те минуты проявил чуткость и, как мог, поддержал меня: «Не волнуйся, ради бога! Я сделаю все, чтобы он об этом не узнал раньше времени».

К тому времени как я собрала вещи и оделась, Мо уже успела вызвать машину с водителем, чтобы отправить меня в Уэльс. При этом она настояла на том, что поедет вместе со мной и захватит Зака: «Я заберу Джулиана к нам на некоторое время. Наверняка он захочет держаться подальше от прессы».

Джона застрелили в Нью – Йорке 8 декабря, в 22.50 по местному времени. Из – за разницы часовых поясов в Британии в это время было 3:50 следующего дня – девятого числа… Ринго позвонил нам примерно через два часа после его смерти, и к семи утра мы уже были в пути. Дорога в Северный Уэльс заняла четыре часа, и все это время я смотрела в окно на серый рассвет, думая о Джоне.

В вихре мыслей, крутившихся в моей голове, две постоянно всплывали и никак не отпускали: первая – о том, что число 9 было всегда особенным для Джона. Он родился 9 октября, как и его сын от второго брака, Шон. Его мать жила в доме под номером 9; когда мы встретились, я жила в доме 18 (если сложить цифры, то опять получается девятка), родильный дом, в котором наш Джулиан появился на свет, был номер 126 (то же самое). Брайан Эпстайн [4]4
  Менеджер «Битлз».


[Закрыть]впервые встретил ребят девятого (ноября), их первый серьезный контракт с фирмой звукозаписи был также заключен девятого числа, и в этот же день месяца Джон познакомился с Йоко. Цифра все время всплывала в жизни Джона по тому или иному поводу; он даже написал несколько песен на тему девятки: One After 909 («Следующий после 909–го»), Revolution 9 и #9 Dream («Безумный сон под номером 9»). И вот его смерть, по необъяснимому стечению обстоятельств, также пришлась на девятое число…

Вторая навязчивая мысль была о том, что все последние четырнадцать лет Джон жил в страхе, что его застрелят. Еще в 1966 году он получил письмо от какого – то психопата, утверждавшего, что Леннон будет убит из огнестрельного оружия в Америке. Помню, что мы оба были очень удручены этим предупреждением: «Битлз» проводили тогда один из своих последних гастрольных туров по Соединенным Штатам, и, конечно же, мы думали, что угроза связана именно с этими гастролями. К тому же незадолго до того Джон сделал свое печально известное заявление о том, что «Битлз» стали популярнее Иисуса Христа. Весь мир стоял тогда на ушах, и обвинения с прямыхми угрозами приходили почтой ежедневно. Однако то письмо особенно зацепило Джона. Несмотря на опасения, он отправился в тур и неохотно извинился за свои слова.

Когда мы вернулись домой, оба почувствовали облегчение. Но воспоминания об угрозах того придурка еще долго не оставляли Джона в покое. Иногда мне казалось, что он оглядывается через плечо, словно в ожидании человека с пистолетом. Тогда он часто говорил: «Меня когда – нибудь застрелят». И сейчас так невероятно и трагично было осознавать, что именно это и произошло.

Мы приехали в Ритин еще до полудня. Как только свернули с шоссе и въехали в этот обычно такой тихий, полусонный городок, мое сердце ёкнуло, и я тут же поняла – у моего мужа не было никаких шансов скрыть случившееся от Джулиана: весь город заполонили журналисты. Десятки фотографов и репортеров толпились на главной площади и на улочках, ведущих к нашему дому и бистро.

Как ни странно, нам удалось припарковаться незамеченными в нескольких кварталах от собравшейся толпы и проникнуть в дом со двора. Муж нервно расхаживал по гостиной. Мама, комната которой находилась наверху, рядом со спальней Энджи, постоянно выглядывала на улицу через задернутое шторами окно. У нее уже тогда была ранняя стадия болезни Альцгеймера, и собравшаяся на улице толпа не могла не вызвать у нее чувства неосознанного беспокойства и тревоги.

Я взглянула на мужа. В моих глазах был лишь один вопрос: знает ли Джулиан? Он красноречиво посмотрел на лестницу, ведущую наверх, в спальню сына. Минуту спустя тот сам сбежал вниз. Я бросилась навстречу, протянув руки, чтобы обнять его. Он уткнулся в мое плечо, и мы оба заплакали над ужасной и несправедливой смертью его отца.

Мо занялась приготовлением чая, в то время как Зак сидел в сторонке, не зная, что сказать или предпринять. За чаем мы обсуждали, что же нам делать дальше. Морин предложила забрать Джулиана в Лондон, но он заявил, что хочет лететь в Нью – Йорк: «Мам, я очень хочу быть там, где был мой отец». Эта мысль встревожила меня, однако я его вполне понимала.

Морин и Зак обняли нас на прощанье и отправились в обратный путь. Потом мы с Джулианом поднялись в спальню, чтобы позвонить Йоко. Нас сразу же соединили с ней. Она сказала, что будет рада, если Джулиан приедет к ней, и что она организует ему билеты на самолет в тот же день. Я заметила, что очень беспокоюсь за его эмоциональное состояние. Од – нако Йоко вполне определенно дала понять, что меня она не ждет: «Синтия, мы – то с тобой не сказать чтобы давние подружки». Ответ ее показался мне чересчур бесцеремонным, но я его приняла: на публичной церемонии прощания нет места для бывшей жены.

Пару часов спустя мы с мужем повезли Джулиана в Манчестерский аэропорт. Как только мы вышли из дома, репортеры тут же заметили нас. Однако, увидев наши лица, они позволили нам беспрепятственно пройти, и я была им за это благодарна. Два часа пути мы провели в молчании. Я чувствовала полную опустошенность от глубины пережитых эмоций и от того, что мне все время приходилось держать себя в руках и быть практичной и рассудительной – ради Джулиана.

В аэропорту мы попрощались, и я потом долго смотрела, как он уходил на посадку в самолет в сопровождении стюарда: бессильно опущенные плечи, лицо – бледное как полотно. Я знала, что в самолете пассажиры будут читать газеты, на первых страницах которых крупными буквами будет написано о смерти его отца, и в какой – то момент мне захотелось побежать вслед за ним. Перед тем как скрыться совсем, Джулиан повернулся и еще раз помахал мне, такой беззащитный и юный, и я снова ощутила нестерпимую боль от того, что отпустила его.

Когда мы вернулись в Уэльс, журналисты по – прежнему находились там, они расположились большим лагерем вокруг нашего дома. В тот день в местных гостиницах не было ни одной свободной комнаты. Много лет спустя известная ныне журналистка Джуди Финнеган в телепрограмме «Сегодня утром», которую она вела вместе со своим мужем Ричардом Мейдли, призналась мне, что в тот день она, тогда еще совсем молодой телерепортер, тоже находилась среди этой толпы: «Я вам очень сочувствовала: вы выглядели совершенно разбитой».

Я пришла в бешенство, когда мой муж, поддавшись на уговоры одного из журналистов, пустил его в дом. Он сказал, что пишет книгу о Джоне, и впоследствии утверждал, что я дала ему тогда длинное подробное интервью. Однако я сказала всего несколько слов и потом сразу же попросила его уйти. В тот день мне было не до интервью. Я легла на кровать и долго лежала неподвижно, в полном бессилии и даже плакать уже не могла, а лишь тщетно пыталась осмыслить произошедшее.

В ту ночь, когда я ненадолго провалилась в нервный, неглубокий сон, меня разбудил ужасный грохот, как будто где – то наверху взорвалась бомба. Выскочив из дома в ночной рубашке, я взглянула на крышу и увидела, что непонятно откуда взявшийся сильный ветер сорвал защитный колпак с дымовой трубы. Он проломил кровлю и упал прямо в спальню Джулиана, которая располагалась под самой крышей, в мансарде. Казалось, злой рок издевается над нами. Я благодарила бога, что сына в тот момент не было дома.

На следующий день он позвонил и сказал, что добрался нормально и сейчас находится в Дакоте [5]5
  Фешенебельное здание в центре Нью – Йорка, где в последние годы жили Джон и Йоко.


[Закрыть]вместе с Йоко, Шоном и несколькими помощниками. Вокруг здания расположились сотни людей, но Шону еще ничего не говорили о смерти отца. Поэтому все старались вести себя как обычно, пока Йоко не будет готова сама сообщить ему об этом. Голос Джулиана звучал устало, но он сказал мне, что в аэропорту его встретил помощник Джона Фред Симен, который был с ним очень любезен. То, что там есть кому присмотреть за моим сыном, вызвало у меня некоторое облегчение.

Тем временем жизнь в Ритине шла своим чередом. Мы не могли позволить себе закрыть бистро, а Джон и Энджи, со своей стороны, не могли без меня справиться с растущим числом посетителей. Поэтому мы решили продолжить дело. Я занималась уборкой, готовила еду, подавала на стол, ухаживала за мамой, но постоянное ощущение потери и отрешенности от происходящего не покидало меня ни на минуту. Приходилось работать, продолжать жить дальше и при этом держать свое горе в себе. Однако, когда газеты вновь запестрели заголовками новостей и статей о Джоне, когда его песни стремительно поднялись вверх в чартах, я все чаще стала думать только о нем и о годах, проведенных рядом с ним. Я получала сотни открыток и писем с выражением сочувствия от тех, кто был знаком с Джоном, и от тех, кто просто любил его и его музыку. Конечно же, это поддерживало меня. Но все эти две предрождественские недели тягучей пустоты и раздрая, без сына, который раньше всегда был рядом, в атмосфере все более накаляющихся отношений с мужем, я чувствовала, как меня буквально убивают безмерная печаль, отчаяние и ощущение невосполнимой потери. Как человек, которого я любила так долго и страстно, мог уйти из этой жизни? Как могло случиться, что вся его вибрирующая энергетика и творческая уникальность вдруг были перечеркнуты в один миг пулей какого – то сумасшедшего? И как он мог оставить своих сыновей без отца, когда они так в нем нуждаются?