Текст книги "Мой муж Джон"

Автор книги: Синтия Леннон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Прилетев в Эдинбург, я тут же взяла такси до приморской деревушки Голспай, где располагался госпиталь, недалеко от места аварии. Путешествие было долгим, и всю дорогу я только и думала о Джулиане и о том, как я его увижу. Однако, добравшись до больницы, я узнала, что Джулиана там нет. Мне сказали, что его забрала тетя. Больше ничего я добиться не смогла. Опять, даже в такой ситуации, Джон не пожелал со мной увидеться. Мое отчаяние усугубилось полученной от него запиской. Там говорилось, что Джулиан очень плохо себя вел, и Йоко им недовольна. Мое возмущение не знало границ: Джулиан – маленький ребенок, которому пришлось рано столкнуться с серьезными жизненными трудностями. Если с ним иногда бывает сложно, то это только естественно и вполне ожидаемо. А Джон, вместо того чтобы выразить беспокойство или предложить что – либо дельное, не нашел ничего лучше, чем осуждать сына.

Единственное, чего мне хотелось, это поскорее найти Джулиана и забрать его домой. Внезапно до меня дошло, что вышеупомянутая тетя – это Матер, и я тут же позвонила ей. На мое счастье, она сказала, что Джулиан с ней и они сейчас находятся в ее летнем домике в горах. Я снова села в такси и спустя два невыносимо долгих часа увидела Джулиана, укрытого теплым одеялом, с чашкой горячего шоколада в руках.

Похоже, решение Джона поехать в Шотландию навестить тетушку Матер, дядю Берта и Стэнли в Эдинбурге было спонтанным. Матер встретила меня возбужденным рассказом о том, как Йоко отмела с порога приготовленный для них обед с ростбифом и бросилась на кухню варить какие – то проро – щеиные бобы. «Она трясла своими длинными волосами над кастрюлей, как самая настоящая ведьма», – возмущалась Матер. Будучи не в восторге от Йоко и от резких перемен в характере Джона, она прижала его в углу и спросила напрямую, что он такое творит с собой и своей жизнью. Джон сказал ей, среди прочего, что собирается забрать у меня Джулиана. Его тетка отнеслась скептически к этой идее и твердо заявила, что никто ему не даст забрать ребенка у родной матери, пусть он выбросит это из головы.

Взбешенный, Джон посадил Йоко с детьми в машину и рванул что есть мочи прочь – до первого кювета.

Я была благодарна Матер за то, что она вступилась за меня перед Джоном, и рада, что Джон, несмотря на ссору, отпустил Джулиана к ней. Тем не менее из – за его упрямого нежелания держать меня в курсе происходящего я несколько часов колесила по шотландским проселочным дорогам, не имея представления о том, где и в каком состоянии пребывает мой сын.

На следующий день мы полетели домой. Я все еще негодовала по поводу поведения Джона, но понимала, теперь уже окончательно, что не смогу ничего изменить. Мне уже казалось, что лучше запретить ему видеться с Джулианом, но я не считала себя вправе обрывать и без того хрупкие отношения между отцом и сыном. Поэтому в течение следующих нескольких месяцев Джулиан продолжал время от времени по выходным ездить к Джону и Йоко.

Между тем Роберто окружил Джулиана заботой и вниманием. Впервые в жизни рядом с моим сыном ежедневно был мужчина, которому он интересен и нужен, который отводил его в школу, помогал делать домашние задания и играл с ним в парке в футбол. Джулиан обожал Роберто, и они стали неразлучными друзьями.

Я тоже была счастлива с Роберто, хотя первые грозовые облака уже маячили на горизонте. Меня все больше и больше волновал денежный вопрос: жалованья, которое причиталось мне и Джулиану после развода, едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Мы нуждались в дополнительном источнике дохода, но заработки Роберто были очень нестабильны. Он получал какие – то деньги от отца, который питал к нему некоторую слабость с тех пор, как он в детстве переболел полиомиелитом. Кроме того, Роберто управлял отцовским рестораном в Лондоне, в районе Виктория. Но, к сожалению, деньги в его руках не задерживались и имели необъяснимое свойство исчезать в расходах на всякие развлечения и прелести жизни, прежде чем мы успевали потратить их на оплату счетов. Мой новый мужчина очень любил покутить и отличался чрезмерной щедростью. Он мог пригласить толпу друзей в ресторан, где все гуляли за его счет, или приводил их к нам в дом, чтобы кормить и поить до самого утра.

Мама нередко навещала нас, и в один из ее приездов, когда мы только – только уселись в такси, на заднее сиденье, Роберто вдруг встал перед ней на колено и попросил моей руки. Мама любила Роберто и, не колеблясь, дала свое благословение. Я, отбросив сомнения, помня обо всем, что Роберто делает для Джулиана, тоже ответила «да».

Роберто был добрым и любил меня. Я надеялась, что вместе мы справимся с любыми трудностями. Мы расписались 31 июля 1970 года в регистрационной конторе в Кенсингтоне, куда пригласили наших родственников и нескольких близких друзей, включая Ринго, Морин и Твигги с ее менеджером и бойфрендом, которого звали Джастин де Вильнёв. Я очень хотела, чтобы на свадьбе была и моя дорогая подруга Фил, но она тогда жила далеко от Лондона, на северо – западе Англии, в Камбрии, с двумя маленькими детьми. В качестве пажа на церемонии нас сопровождал Джулиан. Он крутился и прыгал вокруг нас, весь перевозбужденный, так что маме приходилось все время одергивать его.

В тот день я была счастлива. Мне недавно исполнилось тридцать, Роберто был на два года моложе меня. Я надеялась, что начинается новый, более удачный период моей жизни. Свадьбу праздновали на Фулхэм – роуд в ресторане Meridiапа, принадлежавшем нашим друзьям, Уолтеру Маритти и Энцо Апичелле. Несколько омрачил праздник короткий разговор с отцом Роберто, который отвел меня в сторону и сообщил, что прекращает выплачивать пособие сыну, поскольку со мной оно ему больше не понадобится. Он, как и многие другие, был уверен, что после развода я получила солидную сумму в качестве отступных. Сердце мое в тот момент ёкнуло: он явно полагал, что теперь его сына буду содержать я.

В наш медовый месяц мы с Роберто и Джулианом отправились на Адриатическое море, в один из отелей, принадлежавших семье Бассанини. С нами поехала бывшая девушка моего брата Чарльза, Кэти, чтобы помочь присматривать за ребенком.

Два месяца спустя после свадьбы мы устроили дома несколько запоздалую вечеринку в честь новоселья. После долгих раздумий я согласилась на предложение Роберто позвать Джона с Йоко, чтобы таким образом уладить и закрепить наши взаимоотношения. Роберто всегда восхищался Джоном, хотя и осуждал его поведение по отношению ко мне; он все еще находился под впечатлением от того, что я была замужем за битлом, и жаждал с ним познакомиться.

Меня удивило, что Джон и Йоко согласились приехать, и еще больше – что они действительно приехали. В тот вечер я увиделась с ними впервые за последние два года с той ужасно неприятной встречи в адвокатской конторе и очень нервничала.

На вечеринке были Ринго с Морин, Твигги, Джастин, Лулу и ее новый муж Морис Гибб, а также Роджер Мур с женой Луизой [30]30
  Роджер Мур – британским актер, режиссер и продюсер, один из исполнителей роли Джеймса Бонда. Луиза Маттиоли – актриса, его третья жена, с которой Мур впоследствии развелся. Морис Гибб – вокалист и басисг группы Bee Gees.


[Закрыть]. Джон и Йоко пришли позже всех. После холодного «привет» в мой адрес Джон сел рядом с Ринго. К ним присоединился Роберто, и скоро между мужчинами завязался оживленный разговор, прерывавшийся взрывами хохота. Джулиан, крайне возбужденный тем, что его мама и папа вновь находятся в пределах одного помещения, вертелся под ногами, как заводной.

Йоко, оставшись одна, не долго думая, решительно двинулась в мою сторону. Я только успела присесть отдохнуть после двух часов фланирования между гостями, а она уже тут как тут, сидит прямо на полу, у моих ног. Я чуть было не лишилась дара речи, а она без умолку говорила о Джулиане, о том, как им нравится, когда он их навещает, и тому подобное. Мне трудно было совместить мило журчащий поток ее слов с той непроницаемой стеной молчания, которой она отгораживалась от меня во время двух наших предыдущих встреч. Выглядело это просто отвратительно и больше походило на показательное выступление перед остальными гостями и Джоном в первую очередь. Я встала и вышла из комнаты. Через несколько минут, когда они собрались уходить, Джон сказал мне второе слово за весь вечер: «Пока».

После их ухода меня охватила необъяснимая грусть, но вместе с тем я испытала чувство облегчения. Мне было странно и больно вновь увидеть Джона. Я так надеялась, что мы наконец сможем поговорить о Джулиане, но он весь вечер избегал общения со мной, а эти потуги Йоко продемонстрировать дружеское ко мне отношение и вовсе были невыносимы. В конечном счете ничего мы не добились, пригласив их к нам в дом, разве что сбылась давняя мечта Роберто познакомиться с великим Джоном Ленноном. Он, как и многие из тех, кого я потом встречала в жизни, за славой Джона не мог разглядеть в нем человека. Для Роберто тот человек, который столь безжалостно со мной обошелся, был как будто кем – то совсем другим, не имеющим ничего общего с суперзвездой. Еще несколько месяцев спустя в одном документальном телефильме Джон был назван одним из трех великих людей шестидесятых, наряду с президентом Кеннеди и председателем Мао. Это поднимало статус Джона на новую ступень, куда выше остальных звезд, и делало его в глазах общественности чем – то вроде сверхчеловека. Роберто, конечно, продолжал осуждать их, особенно Йоко. Ее он презирал и никогда не простил за ту боль, которую, как он считал, именно она причинила Джулиану.

«Битлз» продолжали оставаться феноменом до конца десятилетия. Их пластинки все так же продавались большими тиражами, количество их первых хитов в таблицах популярности достигло двадцати. Это был абсолютный рекорд на тот момент. Он был побит позже, по иронии судьбы, Клиффом Ричардом, чей талант они в свое время так низко ценили. «Битлз» также выпустили Abbey Road – их последний совместный альбом. Группа пользовалась неизменным успехом, однако слухи о том, что внутри коллектива возникают ссоры и недовольство, стали просачиваться в прессу. Я знала об этом и до развода с Джоном, но теперь, летом 1969–го, всем было ясно, что финал не за горами.

Джон и Пол, которые когда – то с таким блеском и страстью вместе сочиняли музыку, к концу 1960–х с большим трудом находили общий язык. Их музыкальные образы и вкусы ни в чем не совпадали. Пол продолжал писать баллады типа Hey Jude, а Джон предпочитал жесткие вызывающие песни, такие как Revolution, посвященную студенческим демонстрациям 1968 года. Magical Mystery Tour был их первым самостоятельным проектом после смерти Брайана. Его инициатором и движущей силой выступил Пол, Джон был только на подхвате. После этого они сочинили еще несколько песен и даже выпустили новый фильм, Let It Be, но в нем уже не чувствовалось прежней радости от совместного творчества. Уже в 1967–м мне было очевидно, что рано или поздно их пути разойдутся.

И тем не менее меня шокировало известие о том, что Джон сообщил «Битлз», что он покидает группу. Это решение, по всей видимости, было спровоцировано хаосом, царящим в их компании Apple. «Битлз» не имели никакого опыта и знаний в сфере бизнеса, и деньги из компании улетучивались из – за того, что у нее не было нормального управляющего. Мик Джаггер порекомендовал Джону одного весьма красноречивого адвоката из Штатов, ведущего дела звезд шоу – бизнеса, по имени Аллен Кляйн. Джон, Джордж и Ринго познакомились с ним и решили нанять его, чтобы он вытащил компанию из затруднительного положения. Пол не испытывал особого доверия к Кляйну и отказался подписывать с ним контракт, обратившись вместо него к своему тестю, Ли Истману, тоже вполне успешному адвокату в области шоу – бизнеса. Это только усугубило напряженность между Джоном и Полом.

Был еще один, пожалуй, самый важный фактор, повлиявший на распад «Битлз». Отношения Джона с Йоко раздражали других членов группы и значительно отдалили его от них. С самого начала у «Битлз» было заведено неписаное правило: жены и подруги не должны вмешиваться в рабочий процесс. Мы часто появлялись после сеанса звукозаписи, чтобы услышать конечный результат, но всегда знали, что ребятам работается гораздо комфортнее, если им никто не мешает. Мало кто вообще когда – либо допускался к участию в записи песен, кроме них самих и Джорджа Мартина. Даже Брайана вежливо просили посидеть за пределами студии и подождать, пока не будет записан окончательный вариант. Написание и сочинение музыки было работой, и лучше всего они работали, когда вокруг никто не болтался.

Когда Джон познакомился с Йоко, все стало по – другому. Он отказывался делать что – либо без нее – как тогда, у адвоката, когда она ждала его у двери мужского туалета. Он уже объявил во всеуслышание, что отныне их имена будут единым целым, и звать их теперь следует не иначе как Джон – и-Йоко. Потом он изменил свое второе имя с «Уинстона» на «Оно». Остальные «Битлз» смотрели на все эти выкрутасы со сдержанной иронией. «Он иногда выглядел чокнутым, но мы все равно любили его», – сказал мне однажды Ринго. Однако, когда Джон стал приводить Йоко в студию, советоваться с ней по поводу всего, что собирался делать, и даже позволял ей критиковать то, что делали остальные, запас их терпения исчерпался. Они едва сдерживали негодование, и было понятно, что скоро мирно решить этот конфликт уже не получится.

В итоге именно Джон положил конец «Битлз», так же как создал их когда – то. Теперь он продолжал свой путь не только без меня, но и без Пола, второго самого близкого ему человека на протяжении всех шестидесятых. Йоко вытеснила меня в качестве жены и Пола – в качестве соавтора. Конечно, перемены неизбежны. Джон, как и Пол, были самостоятельными творческими личностями, и каждого ждал свой собственный успех. Обидно только, что разрыв случился вот так и что, хуже того, их отношения так и не восстановились полностью. После шести лет беспрецедентного успеха один из величайших ансамблей современности распался, погрязнув в ссорах и взаимных обвинениях.

Пока все это происходило на их глазах, Джорджу и Ринго ничего не оставалось, кроме как наблюдать со стороны. Джордж все еще продолжал увлекаться восточной философией и, возможно, испытал известное облегчение оттого, что с «Битлз» покончено. Ринго, всегда смотревший на вещи философски и с иронией, позже скажет: «Это было здорово, пока это было». Но я все же думаю, им было больно расставаться с тем, что каждый из нас считал частью своей семьи.

Я, конечно, переживала, что все закончилось. Пусть я уже не принадлежала к ближнему кругу, я все равно любила их всех, и мне было очень печально оттого, что они столь разобщены и далеки друг от друга.

Джон и Йоко продолжали мелькать в новостях, занимаясь своей неустанной борьбой за мир во всем мире и – терзало меня подозрение – за внимание прессы. Они основали собственную группу, Plastic Ono Band. Их первый сингл Give Peace a Chance взлетел на первые места в хит – парадах. В одиннадцати городах мира они развесили плакаты с надписью: «Стоит вам только захотеть, и война – окончена! Счастливого Рождества от Джона и Йоко». Они остригли свои волосы и выставили их на продажу с аукциона. Джон, кроме того, в знак протеста против войны и истеблишмента, вернул в королевский дворец свою медаль члена ордена Британской империи. Мне стало жаль Мими, которая так гордилась ею.

Я знаю, что тогда многие воспринимали его поступки как мужественные и нестандартные, но я, мать его маленького, растерянного сына, смотрела на это несколько иначе.

Как и многие, кто любил Джона, я с горечью наблюдала, как чрезмерная самонадеянность и наплевательское отношение к близким все отчетливее сквозят в каждом его шаге. Он проделывал все это с такой убийственно серьезной миной, так откровенно упиваясь самим собой, что утратил всякое сходство с Джоном, которого я знала раньше. То же самое ощущали и его друзья, и родственники.

Но особенно глубоко меня встревожил еще один мо – мент в поведении Джона и Йоко. Я знала, что у них вроде бы были хорошие отношения с Тони Коксом, бывшим мужем Йоко. Он опять женился, и они вместе с Киоко, Тони и его новой женой встречали 1970 год в Дании, где провели после этого еще несколько недель. Однако в апреле 1971–го Джон и Йоко были арестованы полицией по подозрению в намерении обманным путем похитить Киоко и увезти ее с собой. Оказалось, что все это время между Йоко и Тони шла тяжба по поводу опекунства над дочерью. Бывший муж Йоко тогда жил на Майорке. Джон и Йоко приехали к нему и забрали девочку сначала к себе в отель, а потом, судя по всему, собирались сесть вместе с ней в самолет и втроем покинуть остров в неизвестном направлении. В итоге они были задержаны на четырнадцать часов, после чего отпущены без предъявления какого – либо обвинения. Киоко вернули отцу, который, по всей видимости, был настолько напуган богатством и могуществом Джона и Йоко, что бежал от них с дочерью куда подальше, в Америку. Джон и Йоко полетели за ними в Штаты, провели там целый месяц в поисках беглецов и потом вернулись ни с чем в Англию.

Изначально Йоко оставила дочку отцу, но потом, видимо, передумала и подала иск в суд на установление опекунства над дочерью. Мог ли Джон сделать то же самое в отношении Джулиана? Уж не решили ли Джон – и-Йоко, что пора, наконец, их детям жить вместе с ними под одной крышей, раз у них все более или менее утряслось? Если так, то я зубами вцеплюсь в глотку тому, кто задумает отнять у меня Джулиана!..

Несколько недель я провела, не находя себе места от беспокойства. Но Джон и не думал просить о встрече с сыном: он попросту оставил его. В сентябре 1971 года из газет я узнала, что Джон и Йоко переехали жить в Соединенные Штаты, устав от постоянных нападок прессы и ненависти к Йоко со стороны общественности. Просто потрясающе: еще не так давно Джулиан ездил к ним в гости, и теперь Джон уезжает из страны на неопределенное время, не сказав ни единого слова ни мне, ни своему сыну. Я не имела ни малейшего представления, собирается ли он дальше видеться с Джулианом и как вообще его найти. До сих пор мы держали связь через Питера Брауна и офис, но, когда я спросила его об этом, Питер сказал, что он тоже ничего не знает. Похоже, Джон готов был пожертвовать сыном, лишь бы защитить Йоко.

Я попросила Питера связаться с Джоном и сказать ему, что я хочу, чтобы они и дальше продолжали общаться с Джулианом и чтобы мы могли время от времени сообщать ему об успехах сына. Через две недели раздался звонок, и я услышала в трубке голос Йоко. «Привет, Синтия, – сказала она. – Мы с Джоном решили, что обо всем, что касается Джулиана, ты теперь будешь разговаривать со мной. А Джон будет говорить с Тони по вопросам, связанным с Киоко».

На сей раз они зашли чересчур далеко. Мне многое пришлось от них вытерпеть, но это было уже слишком. Я ответила, что не собираюсь вести с ней никаких переговоров. Если Джон захочет повидаться с Джулианом, пусть позвонит мне сам, сказала я и повесила трубку.

Я была вне себя от ярости. Только что Джон выпустил Imagine, песню, которая вскоре стала международным гимном миру, где он призывал мир «жить в единстве». И при этом он не мог поднять трубку, чтобы помириться со мной и договориться о встрече с сыном. Уж сын – то, рассуждала я, наверное, важнее для него, чем какая – то дурацкая договоренность с Йоко о том, как им вести себя с бывшими супругами.

Я ошибалась. Джон и Джулиан увиделись лишь три года спустя.

ГЛАВА l8

С тех пор как Джон и Йоко уехали в Америку, я слабо представляла себе, каким образом Джулиан сможет видеться с отцом, и мне оставалось лишь жить дальше и надеяться, что со временем найдется выход из этого тупика. Если бы Джон позвонил или написал мне, что хочет встретиться с Джулианом, я была бы только рада. Я даже мысленно умоляла его об этом. Но между 1971–м и 1974 годами в наш адрес не было сказано ни единого слова. Правда, ко дню рождения и на Рождество Джулиану регулярно приходили подарки, присланные лондонским офисом Джона, однако там не было ни записки, ни открытки с личными поздравлениями. Джулиану, наверное, казалось, что его папа куда – нибудь улетел с этой планеты. Ему было восемь лет, когда они последний раз виделись. После этого о передвижениях и планах своего отца сын узнавал только из газетных вырезок.

Джон тогда бился с американскими властями за право получить вид на жительство в Штатах. Предъявленные ему ранее обвинения в хранении наркотиков были серьезным препятствием для предоставления ему желанной «зеленой карты». Я говорила Джулиану, что папа не может уехать из Америки, пока не получит разрешения жить там, но это мало что ему объясняло. «Если папа не может приехать ко мне, тогда почему я не могу приехать к нему?» – спрашивал он меня. Что я могла на это ответить? «Думаю, он сейчас очень занят всем этим. Как только освободится, он обязательно с нами свяжется». Но время шло, все оставалось по – прежнему, и Джулиан начал делать свои собственные выводы. «Папа все время говорит людям, чтобы они любили друг друга, – сказал он мне однажды. – Тогда почему же он не любит меня?»

В глубине души я не могла с этим не согласиться. Я проклинала Джона за то, что он заставляет ребенка страдать, но делала все, чтобы убедить Джулиана, что папа его любит.

Джулиан был не единственным живым существом, которое напоминало Джону о прошлом. И он, похоже, намеревался разорвать все связи с родственниками и друзьями в Англии. Если он и связывался со своими сестрами, тетушками и друзьями, с которыми поддерживал постоянные отношения в эпоху «Битлз», то крайне редко.

Мне было особенно трудно видеть, что Джон не обращает внимания на родного сына и в то же время прилагает неимоверные усилия, стараясь помочь Йоко найти ее дочь. В декабре 1971–го они с Йоко узнали, что Тони и Киоко находятся в Техасе, тут же полетели туда, и Тони продержали в тюрьме пять дней за то, что он не давал матери видеться с дочерью. Затем Тони вновь бросился в бега, и на этот раз Джону и Йоко так и не удалось напасть на их след. Они ездили по улицам, давали объявления в газеты с призывами сообщить о своем местонахождении, но Тони и Киоко бес – следно исчезли. Мне было жаль Йоко, но в то же время я не исключала, что Джон мог заключить с ней странное соглашение, типа «я не буду видеться со своим ребенком, пока мы не отыщем твоего». Как бы кощунственно это ни звучало, я не видела другого объяснения тому, что Джон столь упорно игнорировал Джулиана. На одном из поздних дисков «Битлз», известном как «Белый альбом» (White Album), была колыбельная песенка, которую Джон посвятил Джулиану. Альбом вышел незадолго до нашего развода, я слышала песню, когда Джон сочинял ее, и она мне очень понравилась. Меня расстроило, что Джон не исполнил ее сам, а отдал Ринго. Довольно долгое время после развода я ее не слушала и сыну не заводила. Но потом все – таки дала ее послушать Джулиану и в надежде, что это хоть как – то его утешит, объяснила, что папа написал эту песню специально для него.

Вскоре после того как Джон покинул Англию, мы тоже переехали в другой дом. Непрестанные вечеринки Роберто и растущие долги, которые нужно было оплачивать, привели к тому, что мне пришлось урезать свои расходы, чтобы хватило денег на воспитание Джулиана до его совершеннолетия. Убеждать Роберто прекратить посещать рестораны и ночные клубы оказалось занятием бесполезным, поэтому я продала дом в Кенсингтоне, и мы переехали в Уимблдон. Джулиану предстояло опять сменить школу, но я надеялась, что это компенсируется достатком и более стабильной семейной жизнью.

Я стала обычной мамой, отводящей ребенка в школу, посещающей местный супермаркет, и меня это вполне устраивало. Теперешняя моя жизнь нисколько не походила на прежнюю, подле Джона, однако я и не пыталась вернуться к ней, предпочитая снова оказаться среди обычных людей. Большинство из тех, с кем я общалась, понятия не имели, кто я. С Джоном, даже на публике, я всегда находилась на заднем плане, поэтому без него меня никто не узнавал. Да и кто мог подумать, что в очереди в кассу супермаркета он встретит жену экс – битла? Если мне кто – то и говорил, что мое лицо кажется ему знакомым, я улыбалась и изображала удивление. Обычно это срабатывало: любопытствующий извинялся и уходил.

Конечно, у меня все еще оставались друзья среди знаменитостей, мы с Роберто часто проводили с ними восхитительные вечера, однако я старалась держать этот мир на расстоянии от своей будничной жизни. Даже родители одноклассников Джулиана, заходившие с детишками на чай, редко интересовались, кто мы и откуда.

Перед самым Рождеством 1972–го, спустя год или чуть больше после нашего переезда, умерла от цирроза печени тетя Джона, Хэрри. Ей было всего пятьдесят шесть. Она никогда не пила, поэтому это было особенно неожиданно и печально. Мы с мамой поехали в Ливерпуль на похороны. Было очень приятно вновь увидеться со всеми родственниками Джона. Джулия, которой уже исполнился двадцать один год, пришла с мужем и маленькими детьми – мальчиком и девочкой. Джекки стала парикмахером, а Дэвид, сын Хэрри, привел свою жену, которая ждала второго ребенка. Старшая сестра, Лейла, работала врачом – консультантом, и у нее было трое детей. Тетушка Мими тоже присутствовала, ей уже исполнилось семьдесят, но, к моему удивлению, у нее не было ни единого седого волоса. Едва закончилась служба, она набросилась на меня: «Чем ты думала, глупая, когда развелась и дала ему уйти к этой женщине?» Я заметила, что меня никто не спрашивал. Но Мими мой ответ не устроил: «Ты должна была остановить его. А теперь смотри, каким идиотом он себя выставляет!» Мне стало смешно. Столько лет она от меня нос воротила, а теперь, видите ли, недовольна, что я не удержала мужа. То, что тетушка Джона осталась прежней, все такой же вспыльчивой и несдержанной, в какой – то мере даже успокоило меня. Я пообещала ей, что мы с Джулианом приедем к ней в Пул погостить, и, несколько смягчившись, она отошла от меня в поисках очередного объекта для словесных баталий.

Позже Джулия рассказала мне, что, когда Мими встретилась с Джоном и Йоко после выхода в свет их альбома Two Virgins, она спросила: «Слушайте, почему вы не могли найти кого – нибудь посимпатичнее, если уж вам обязательно нужен был кто – то голый на обложке?» Прямо и без обиняков, как всегда.

Это была моя первая поездка в Ливерпуль за много лет, и я подумала тогда: как же мне его не хватает! Я пообещала себе, что, если появится такая возможность, я обязательно вернусь туда. В Уимблдоне было хорошо, но там я никого не знала, а жить с Роберто становилось все труднее. Его ресторанные загулы не прекратились, кроме того, он открыл счет в компании, занимавшейся пассажирскими перевозками, и каждый вечер мотался на такси в Вест – Энд и обратно, добавляя нам счетов. Он все еще управлял отцовским рестораном, Da Bassano, но каждый день туда набивались друзья и знакомые, которые ели – пили и ничего при этом не платили. Ему хотелось, чтобы все вокруг его любили, и его популярность финансовым бременем ложилась на наши плечи.

Роберто вообще был донельзя избалован родителями и никогда не сталкивался с суровыми буднями жизни. Он относился ко всему легко, весело и играючи, и наконец я поняла, что с меня хватит, больше не могу. Мне было не до праздников, когда в конце каждого месяца я подсчитывала наши долги и не могла заснуть. Просить, умолять и требовать – все это не приносило никакого результата. Он давал обещания, которые не выполнялись, клялся в любви, дарил цветы, смотрел на меня невинными щенячьими глазами, пока я волей – неволей не рассмеюсь..

К 1973 году я понимала, что наш брак обречен. Единственное, почему я не ушла раньше, это Джулиан. Я не могла лишить его столь значимого для него человека. Роберто так много сделал, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся после ухода Джона. Но другого выхода я не видела. Я не могла больше жить с человеком, который не намерен взрослеть, работать и разделять со мной обязанности. С тяжелым сердцем я сказала Роберто, что хочу развестись.

Втроем мы долго лили слезы, и мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы довести дело до конца. Утешало меня лишь то, что Роберто, несмотря на глубокую обиду, никогда не оставлял Джулиана. Как ни странно это для отчима, да еще после столь недолгого брака, Роберто постоянно поддерживал с нами связь и регулярно приглашал Джулиана в Италию, где несколько лет спустя, по иронии судьбы, он стал довольно богатым человеком.

Они с Джулианом оставались добрыми друзьями вплоть до смерти Роберто от сердечного приступа двадцать лет спустя. Он оставил посмертное письмо, из которого следовало, что на имя Джулиана в швейцарском банке открыт счет на 100 тысяч фунтов. После расследования, проведенного банком, выяснилось, что никакого счета нет. Во всяком случае, так утверждал представитель банка. Мы так и не добрались до сути этой таинственной истории, но в 1998 году свой диск Photograph Smile Джулиан посвятил памяти Роберто, любимого отчима, который был для него отцом в гораздо большей степени, чем Джон.

В 1974 году, после развода с Роберто, мы с Джулианом переселились на север. Я приобрела загородный домик в поселке Меолс, округ Уиррал, недалеко от Хойлейка. Было здорово оказаться снова дома. Мы жили в какой – то паре километров по шоссе от мамы, и можно было видеться когда угодно. Я записала Джулиана в Кингсмидскую школу, рядом с домом. Это была уже пятая школа в его неполные одиннадцать, и, конечно, Джулиану было нелегко, но школа ему понравилась. Он сразу же сошелся с Джастином Клейтоном, с которым дружит и по сей день.

Наш домик был совершенно обычным, и я понимала, что это лишь временное пристанище, необходимое, чтобы перевести дух после двух неудачных браков и решить, чего я хочу от будущего. Я скучала по Роберто и иногда спрашивала себя, правильно ли я поступила. Джулиану его тоже не хватало. Как же так? Как получилось, что оба мои замужества потерпели крах? И это при том что мужчины мне достались совершенно разные, не имевшие ничего общего между собой, – разве что и тот и другой вытянули из меня все нервы. С восемнадцати лет я впервые в жизни была одна и чувствовала, что схожу с ума от одиночества. Но опускать руки я не имела права: мне нужно было заботиться о сыне.

Возможно, из – за всего, что ему пришлось пережить, Джулиан выглядел старше своего возраста и порой бывал слишком серьезным. В его лице мне чудилось что – то средневековое, напоминающее барельефы на древних надгробиях. Как будто он уже жил когда – то на этой земле, и не раз, – такая недетская мудрость светилась в его взгляде. Джулиан заботился обо мне не меньше, чем я о нем. Он умел внимательно выслушать, успокоить, старался, как мог, оградить меня от переживаний. Мы были близки по – особому, как бывают близки только мать – одиночка и ее единственный ребенок.