Текст книги "Шевалье"
Автор книги: Синтия Хэррод-Иглз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)
– Тогда еще больше причин для Мара взять все управление в свои руки. Если шевалье и Бервик не прибудут сюда...
– Но, милорд, я понял, что короля ожидают здесь с часу на час, – вставил недоуменно Аллан, – король и лорд Бервик...
– Так думают люди, и я прошу вас не разуверять их, Макаллан. Но если то, что говорит Челмсфорд, правда, то, черт побери, чем больше мы позволяем Аргиллу разворачивать свои силы, тем хуже для нас. Сколько еще пройдет времени, пока мы выступим, а?
Он снова обращался к Карелли, забыв о присутствии Аллана, как только отвернулся от него. Карелли наклонился над столом.
– Аргилл владеет мостом в Стирлинге и это ставит его между нами и приграничными жителями в Нортумберленде. Теперь, если мы сможем через Форт достичь какого-нибудь другого пункта и соединиться с людьми приграничной области, в наших руках окажется вся Шотландия.
Глаза Страталлана зажглись от перспективы какого-либо действия.
– У вас есть план? Черт возьми мои глаза! Я бы хотел услышать. Мне неважно, какой он, лишь бы как-нибудь выбраться из тыла.
– Не мой план, а Синклера – пересечь узкий залив Форта на лодках.
– Но в заливе вражеские корабли – три военных корабля и Бог знает сколько вооруженных рыбацких ботов, – возразил Страталлан. – У нас совсем нет кораблей. Что ты предложишь, украсть гребные лодки?
– Именно это. И ложную атаку на остров Бернт, чтобы отвлечь военные корабли, пока мы в темноте будем пересекать залив. Нам, конечно, понадобятся люди, которые знают берег и лучшие места для высадки...
– Господа, – возбужденно воскликнул Аллан, – я знаю берег от Эдинбурга и до Северного Бервика так же хорошо, как свои пять пальцев. Я живу там, мой дом в Аберледи. Я знаю берег с детства, когда лазил ребенком по скалам.
Страталлан посмотрел на него с интересом.
– Бог мой, вы знаете? Кажется, вы привезли нам людей и денег. Челмсфорд, я думаю, что нам лучше встретиться с генералом, и как можно скорее.
– Мы можем пойти к нему прямо сейчас и условиться о времени. На совете должны быть и другие. Синклер говорит, что Хей знает береговую линию Файфа, где лучшее место для лодок.
Страталлан вскочил, готовый к действиям.
– Макаллан, вам лучше пойти с нами, раз уж вы так много услышали. И вы сможете лично вручить деньги Мару. Это убедит его в вашем bona fides[40]40
Bona fides (лат.) – честное намерение
[Закрыть]. Где ваши люди?
– Ждут на поляне сзади гостиницы, сэр.
– Они могут оставаться пока там. Я прикажу одному из моих сержантов подыскать им помещение на ночь. При удаче мы сможем завтра выступить.
* * *
Надежды Страталлана были слишком оптимистичны, но все-таки план привели в действие очень быстро и 9 октября 2500 вооруженных людей вышли из Перта под командованием генерала Макинтоша Борлама, любовно прозванного Старым Борламом, высоким худым шестидесятилетним стариком, с проницательными серыми глазами под нависшими густыми бровями. Они достигли побережья у Файфа во вторник 11 октября.
Синклер вышел несколькими днями раньше, чтобы объявить шевалье королем в рыбацких деревнях вдоль берегов Файфа и реквизировать необходимые лодки; На следующий день люди спокойно расположились на отдых, готовые к первой переправе в среду ночью. Планировались две переправы в две ночи подряд, потому что оказалось невозможным погрузить на лодки более тысячи человек одновременно и высадить их безопасно до рассвета. Люди Аллана присоединились к друмондам лорда Страталлана, и Аллан должен был переправляться с первой партией, чтобы указать подходящее место для высадки. По его совету лодки направились в три места: к Северному Бервику, Аберледи и Гуллейну. Авангард, включая самого генерала, мог спокойно ожидать завершения переправы в доме Аберледи, так как худшее, чего следовало опасаться, это разделения сил и их рассеивания.
Переправа осуществлялась приблизительно на пятидесяти маленьких лодках. Сложное дело переправить людей, многие из которых никогда не видели лодок раньше. Их нужно было посадить в лодки в кромешной тьме, переплыть залив, высадить их и переправить лодки назад, чтобы они находились на месте для второй переправы ночью в четверг. Аллан переправлялся в Аберледи в первой лодке в благородной компании с самим Старым Борламом. Карелли оставался у Файфа, чтобы руководить второй ночной переправой. Аллан, как только они ступили на песчаную землю, послал своего слугу бегом к дому, чтобы подготовиться к приему генерала и разместить как можно большее количество воинов их экспедиции. Прошло менее двух недель с тех пор, как Аллан расстался со своей женой и детьми, но был очень рад предстоящей возможности снова обнять их и побыть с ними хотя бы несколько коротких часов.
* * *
Попытки поднять восстание в Нортумберленде продолжались еще некоторое время, и активность курьеров, обходящих дом за домом, не укрылась от внимания шпионов курфюрста. Уже был издан ордер на арест лорда Дервентвотера по одной лишь причине, что он являлся дальним кузеном шевалье, и члена парламента Тома Форстера, поскольку он был обременен долгами, а также потому, что его знали как якобита и не ожидали от него никакой лояльности. Подозрение пало также на Джона Раткила, который как внук графини Челмсфорд мог бы выступить на стороне шевалье. Сбор наметили на 6 октября как раз под Беллингэмом, удачно расположенном на пересечении нескольких важных дорог. Оттуда собравшиеся должны были направиться к Ротбери по Элнвикской дороге у подножия Шевиотских гор. Предполагалось, что там к ним присоединятся люди с восточного побережья, и оттуда они смогут пойти прямо на юг к Ньюкаслу. Трудность для Раткила и его людей состояла в том, чтобы выехать из своих земель, потому что после издания ордера за ними неотступно следили и любая попытка двинуться к югу могла спровоцировать арест. Требовались отвлекающие действия, и хотя Джону претила мысль о вовлечении Франчес, ее энтузиазм преодолел его возражения.
– Я имею полное право делать то, что могу, для дела, – заявила она, – и отец одобряет, да?
Франкомб добродушно усмехнулся.
– Она – дочь своей матери. Я никогда не мог удержать Сабину от того, чего она хотела. Так что и ты можешь отказаться, Джон.
В его голове возник образ Сабины, мчащейся верхом на лошади на агентов правительства с диким воплем, как он видел ее скачущей во весь опор на охоте.
– Кстати, если ты можешь придумать другой способ вытащить нас отсюда...
Джон не мог, так что все было решено. Накануне вечером они лежали, нежно обнявшись на кровати, занавешенной пологом, и хотя они не говорили, оба думали о том, о чем никогда раньше не задумывались.
– Я очень счастлив с тобой, – наконец произнес Джон. – Я никогда не думал много о женитьбе, но когда бабушка заявила, что я должен жениться на тебе, я понял, что ты единственная женщина в мире, на которой я мог бы жениться. И наш сын Джон...
Его голос изменил ему, и Франчес ласково прижала его к себе. Их единственному выжившему ребенку недавно исполнилось два года, и они оба им гордились.
– Тише, дорогой. Не надо об этом говорить. То же самое и у несчастного лорда Дервентвотера, – сказала Франчес.
– Ему хуже, – произнес Джон. – Он женат всего три года. Мы с тобой, по крайней мере, вместе десять лет.
– И его жена беременна, – добавила Франчес. – Должно быть, ему очень тяжело.
– Я бы хотел оставить тебя беременной, моя голубка. Вдруг что-нибудь случится со мной...
В темноте она прикрыла ему рот рукой.
– Не надо об этом. Я тоже была счастлива с тобой, мой Джон. Но мы снова будем счастливы. Когда король воцарится на троне и ты вернешься ко мне.
Они смолкли. Через некоторое время, когда они оба засыпали, он услышал ее негромкий голос:
– Может быть, ты оставляешь меня беременной. Он улыбнулся, но сон одолевал его и он не ответил.
На следующий день Франчес и две женщины, одетые в мужское платье и в плащах с капюшонами для большей маскировки, выехали к торфяникам Эмблхоупа и поскакали в направлении Отторберна. Когда они уехали, привлекая, как надеялись, внимание шпионов правительства, мужчины по одному или по два незаметно направились в леса вдоль Рукен Эджа, где уже два дня укрывались лошади. Верхом они поскакали через общинные земли Блэкборна на юг к Гринхау и оттуда к Беллингэму. Тем временем Джек Франкомб оседлал свою самую выносливую лошадь и в одиночестве бешено помчался через Блэкменс Лоу на юг к Ридесдейлу, а потом тропами мимо Рейвенс Ноу к Блайндберну, чтобы взять своих людей из старого имения. Зимой попытка такой поездки наверняка закончилась бы смертью, и даже в октябре она была довольно рискованной, но Франкомб родился в Шевиотских горах и эти голые вершины служили ему суровой нянькой. 13 октября, когда якобиты уже собрались в Ротбери и двинулись к Воркворсу, он въехал туда во главе отряда из двенадцати вооруженных всадников, чтобы соединиться со своим зятем.
* * *
Вторая переправа из Файфа оказалась менее удачна, чем первая. Нельзя было ожидать, что отвлекающие силы на острове Бернт могут вводить в заблуждение военные корабли постоянно, и те подошли к маленьким лодкам, когда они были как раз на середине залива. Карелли находился на берегу до конца посадки и видел многое из того, что происходило. Вначале казалось, что ничего плохого не случится, так как маленькие лодки были сильно рассеяны и большим неуклюжим кораблям трудно было что-либо с ними сделать. Карелли заметил, как одну из лодок захватили и около сорока человек взяли в плен. Но пока это происходило, другие проскользнули и достигли берега, воспользовавшись светом от кораблей, который освещал им направление и облегчил высадку.
Но потом военные корабли перегруппировались и вместо того, чтобы гоняться за плывущими лодками, как большие быкоподобные охотящиеся мухи, они догадались выстроиться в линию в середине залива и перегородить путь. Продвижение вперед было невозможно, как и возвращение назад, прилив закончился и начался отлив. Карелли приказал плыть к берегу Файфа, но течение отлива оказалось слишком сильным, и после нескольких изматывающих часов гребли они смогли высадиться на острове Мэй, в середине самой широкой части залива. Это был маленький скалистый остров, пустынный и продуваемый ветром, где однажды какая-то религиозная секта нашла убежище от мира, так как перед островом лежали только безмерные пространства Северного моря и до самой Норвегии – никакой земли. Если бы они его миновали, они бы наверняка погибли.
Военные корабли не могли подойти близко к острову из-за скал и течений, но они держались как могли ближе, чтобы не допустить побега. Ночью и утром следующего дня подошли другие лодки, всего их набралось одиннадцать, и среди прибывших оказался лорд Стратмор. Когда все собрались и сосчитали людей, выяснилось, что на остров высадились около двухсот человек, около половины второго ночного десанта. Утомленный, Карелли приступил к устройству убежища и снабжения своей маленькой армии питанием.
* * *
Аллан нашел своих женщин в доме Аберледи и в восторге вновь соединился с Сабиной, которая выглядела отнюдь не хуже из-за своего путешествия и, более того, нашла новую радость в кормлении новорожденного собственной грудью, поскольку кормилица покинула их в первую же ночь, когда они проходили через ее деревню, сказав, что она не желает рисковать в утомительной поездке по стране, переполненной солдатами. Сабина проявила меньше восторга, чем Аллан, от встречи.
– Господи! Что ты здесь делаешь? – резко спросила она его. – Почему ты не сражаешься где-нибудь?
– Мы готовимся к сражению, моя дорогая, – мирно ответил он. – Между прочим, я должен просить тебя принять на постой генерала, его штаб и некоторых из солдат. Я не могу тебе много рассказать о наших планах из страха быть подслушанными, но...
– Принять на постой? Я надеюсь, ты не имеешь в виду питание, ведь у нас очень небольшие запасы.
Тут вмешалась Мавис.
– Тебе лучше привести их в зал, Аллан, а те, кого нельзя разместить в зале, могут на время устроиться в конюшнях и амбаре. Как долго вы пробудете здесь?
– Только одну ночь.
– Сколько с вами людей? – подозрительно спросила Сабина.
– Будет около трехсот, другие могу подойти в течение ночи.
– Триста! – воскликнула Сабина. – Как ты представляешь себе накормить триста человек?
– Он не собирается их кормить, Сабина, – вмешалась Мавис. – Успокойся, иначе у тебя испортится молоко и ребенок заболеет. Аллан, ты бы лучше пошел и привел их сюда, но чтобы они по возможности меньше шумели. Мы не хотим привлекать внимание соседей, хотя, слава Богу, мы здесь достаточно далеко от дороги.
Аллан с благодарностью удалился. Мавис повернулась к Сабине.
– Никогда раньше мне не приходилось напоминать тебе, что этот дом принадлежит мне в силу опеки над моей дочерью, и я надеюсь, что в этом нет необходимости сейчас. Аллан приведет людей, и мы сделаем для них все, что можем. Я не понимаю, почему ты такая несговорчивая.
– Все это так смешно и недостойно, – проворчала Сабина. – Мы скрылись из Бирни с большими неудобствами и ехали через всю страну в смешном маскараде, – она уже забыла испытанное от этого удовольствие, – одни, чтобы Аллан мог быть свободным и присоединиться к генералу Мару в Перте. И едва мы прибыли сюда, как он оказался на пороге. Это смешно. Кстати, что им здесь надо?
– Мы не можем знать их планы. Возможно, они собираются атаковать Эдинбург.
– Что ж, возможно, – смягчившись согласилась Сабина.
– Каковы бы ни были их планы, наше дело – помочь им.
– Да, ты права. Ты умница, Мавис. Давай пойдем и посмотрим, что у нас есть.
Сабина никогда подолгу не бывала в плохом настроении. Сейчас она снова стала решительной и энергичной, настоящей женой солдата. Мавис вздохнула и подумала, что будет в следующий раз.
Днем тринадцатого генерал Макинтош двинул собранное войско к Хаддингтону, чтобы обеспечить место для второго ночного десанта. Аллан остался дома для встречи вновь прибывших. С замиранием сердца он вместе со своими женщинами наблюдал с берега, как большие корабли набрасываются на маленькие лодки. Они не могли досмотреть драму до конца, так как скоро с берега стали появляться переправившиеся, и женщинам нужно было возвращаться в дом и оказать им помощь, но позже, когда поток людей иссяк, они вновь поднялись на скалистый берег, чтобы что-нибудь выяснить. В. первых лучах рассвета они разглядели за большими кораблями маленькие пятнышки лодок, которые повернули назад.
– Лорд Челмсфорд должен быть на одной из них, – произнес Аллан. – Я молю Бога, чтобы они вернулись целыми и невредимыми.
– По крайней мере корабли ушли, – отметила Сабина. – Было страшно, когда они погнали лодки к берегу.
– Они не могут подойти очень близко. Мы в достаточной безопасности, – сказала Мавис. – Я полагаю, сейчас тебе следует уйти, Аллан?
– Да, я должен проводить этих людей к генералу Макинтошу в Хаддингтон, – ответил он, но выражение его лица было задумчивым.
Корабли подошли достаточно близко, чтобы увидеть, где высадился десант. Сведения, по-видимому, доставят неприятелю в гарнизон Эдинбурга. Аберледи может стать мишенью.
– Вы должны уехать отсюда сразу, как только мы выступим, – распорядился он резко. – Здесь опасно. Я думаю, лучше всего поехать в Морлэнд. Там вы будете в достаточной безопасности.
Сабина открыла было рот для возражения, но Мавис жестом руки успокоила ее.
– Хорошо, Аллан, мы сделаем, как ты скажешь, – спокойно ответила Мавис.
Аллан посмотрел с облегчением.
– Сейчас я думаю, что поступил не лучшим образом, разрешив использовать этот дом. Я могу подвергнуть вас опасности. Но если будет известно, что дом пуст, я надеюсь, его не тронут, и мы сможем спокойно вернуться сюда, когда все закончится.
– Тебе не нужно о нас беспокоиться. Ты можешь полностью посвятить себя выполнению долга, – твердо произнесла Мавис.
В ранние часы утра в пятницу 14 октября Аллан обнял свою жену и Мавис, поцеловал детей, приложил руку к голове маленького Аллена в благословении и двинулся с последними воинами к Хаддингтону. Женщины вернулись в дом и стали готовиться к новому бегству. Но в конце дня стало ясно, что Сабине нездоровится. Она пыталась вначале это скрыть, но во второй половине дня ее охватила лихорадка и начались приступы неконтролируемой дрожи. С наступлением сумерек она не сопротивлялась, когда Мавис положила ее в постель. Было очевидно, что они не смогут тронуться в путь, пока не пройдет лихорадка.
Глава 17
Аллан Макаллан думал, как и все остальные, что как только они соберутся вместе, они отправятся на юг для соединения с приграничными жителями Шотландии, которые, как ожидалось, должны были восстать в то же самое время, когда они выступят. Однако как только забрезжил рассвет пятницы 14 октября, Старый Борлам поднял их и отдал приказ быстрым маршем направиться на Эдинбург.
– Что он решил? – сварливо спросил Аллана знакомый капитан. – У нас нет никаких шансов взять Эдинбург с нашими силами без всякого плана.
– Я не знаю, – ответил Аллан. – Не кажется ли вам, что Старый Борлам действует по своей инициативе под влиянием очень серьезных обстоятельств?
– Старый Борлам может заняться этим у входа в игорный дом, – ответил капитан с какой-то горькой иронией. – Он – суровое старое создание и не думает много о ветреных молодых господах моложе шестидесяти лет. Но мы не сможем взять Эдинбург. Может, он надеется напугать их до смерти?
– Вероятно он думает, что они сдадутся. В конечном счете в Эдинбурге должно быть много тех, кто ненавидит Союз и не испытывает ни малейшей любви к курфюрсту. Если они увидят, что мы подходим, они откроют ворота, выйдут нам навстречу и присоединятся к нам.
– Пожалуй, в одном можно быть уверенным: если мы возьмем Эдинбург, наши проблемы будут решены, – заключил капитан. – Оружие, деньги, пушки, – все, в чем мы нуждаемся.
– И это отрежет Арчилла от юга, – добавил Аллан.
Вскоре после полудня они подошли к городу на расстояние видимости и остановились примерно в миле от городских стен. Но не было никаких признаков, что кто-либо их встречает.
– Может быть, они нас еще не видят, – с надеждой проговорил Аллан.
Капитан пессимистично хмыкнул.
– Видят! Посмотрите туда и вон туда. Они подносят ядра для пушек. Они и не думают сдаваться, черт побери. Они готовятся к защите.
Они стояли примерно около часа под холодным октябрьским солнцем. Затем генерал Макинтош отдал приказ повернуть на север и двигаться в Лейтпор Эдинбурга. Стало очевидным, что какую бы помощь ни ожидал Старый Борлам из Эдинбурга, она не пришла. Но им и в Лейте хватало дел. Городская стража вышла и выглядела взволнованной и готовой к отпору, однако перед лицом очень большого количества воинов им ничего не оставалось делать, как сложить оружие. Аллана послали с горсткой солдат в тюрьму Тобус, чтобы освободить сорок человек, схваченных во время второй переправы, и вернуть их к службе. Потом они захватили здание таможни, где хранилось большое количество провианта, а также, к несчастью для дисциплины, много бренди.
– Они ни на что не будут способны, если начнут открывать бутылки, – в отчаянии воскликнул Аллан.
Однако оказалось много дел, чтобы в течение некоторого времени занять людей. Они захватили Старую Крепость, построенную для защиты Лейта, но не использовавшуюся, и начали укреплять ее. Она была в хорошем состоянии, и приготовления заключались только в том, чтобы заделать одну или две дыры и забаррикадировать ворота. В гавани стояло несколько вооруженных кораблей. Их взяли на абордаж, а пушки сняли и установили на крепостном валу Старой Крепости. К десяти часам вечера их аккуратно замаскировали для безопасности, и солдаты смогли начать долгожданное откупоривание бутылок.
Аллан отказался решать проблемы дисциплины и достал бутылку для себя. Он нашел кусок совершенно черствого хлеба, немного жесткого мяса из запасов на захваченных кораблях и остался полностью доволен. Дружелюбный капитан, которого звали Блэк, присоединился к нему.
– Неплохо. Все решилось лучше, чем я полагал, – заметил Блэк, вытаскивая бутылку. – Солдаты не смогут двинуться к утру, но это неважно. Нас отсюда не выкурят.
– Кто?
– Как кто? Генерал Аргилл и его люди. Они подойдут к Эдинбургу немного погодя.
– Сколько их? Целая армия?
– Нет-нет, около пятисот, как сказал лазутчик. Показывает, что мы беспокоим генерала. Может быть, такой у него план. В любом случае, пока он здесь, он не в Стирлинге. Если у генерала Мара есть хоть какой-то здравый смысл, он быстро подойдет к Стерлингу и все будет кончено.
Аллан подумал о Стирлинге и о марше от Перта, о том, что армия пройдет мимо его дома в Брако и замка Морлэндов в Бирни. Затем его мысли естественно переключились на Сабину и детей. Он надеялся, что они уже выехали. Может быть, он неправильно поступил, оставив их всех, может быть, его долг – находиться с ними, а не воевать за шевалье? Но он знал, что сказала бы на это Сабина. Вздохнув, он еще раз глотнул бренди и передал бутылку Блэку.
– Грязное вонючее пойло, – произнес Блэк. – Как бы я хотел немного виски. Однако надо делать все, что возможно. Тост за короля за морем, за шевалье! И за поражение маленького немецкого помещика!
Он выпил тост с энтузиазмом и начал петь:
«Поднимем дружно тост за Сэнди Дона[41]41
Дон – преподаватель, член совета колледжа в Оксфорде и Кембридже
[Закрыть],
Поднимем тост за Пляшущего Джона,
Мечей и копий собрано немало,
Мы в задницу вонзим Георгу жало!»
Аллан присоединился к нему:
«Представ перед нами средь шотландских гор,
Обмочишься ты, маленький Георг».
Бренди развеяло его сомнения и страхи. Из разных концов крепости он мог слышать звучащие голоса, некоторые из них звонкие, другие – уже пьяные и неясные.
* * *
Аргилл подошел и ушел. Он предложил сдаться, а когда получил отказ, отступил без выстрела. Все радовались, но гадали, что будет дальше. Люди чувствовали недостаточную целенаправленность в командовании и что они делают не то, что надо. Возможно, генерал ощущал то же самое, потому что ночью 15 октября он отдал приказ покинуть крепость и привел через песчаные земли в Сетон, где они заняли дом Сетон Хаус, принадлежавший лорду Уинтоуну, которого там не оказалось, так как он поднимал приграничных шотландцев на защиту шевалье. Во время ночного марша нескольких солдат потеряли, как полагали из-за того, что те напились до такой степени, что не могли дойти даже до Сетона. Остальные впряглись в работу на всю ночь и на следующий день по заготовке провизии и укреплению дома. Но алкоголь долго не выветривался из них. Аллана самого мучила отвратительная головная боль, но он догадывался, что ему лучше, чем большинству других, выглядевших будто они при смерти.
Они работали весь понедельник 17 октября и вечером уснули здоровым сном. 18-го начались волнения, когда из Эдинбурга подошли двести всадников и триста пеших воинов, по-видимому посланных по приказу Аргилла попытаться захватить Сетон Хаус. Но Сетон Хаус был хорошо укреплен. Подобно Морлэнду или дому в Аберледи он был вначале разрушен, а потом восстановлен, так что без пушек не имелось никакой надежды взять его. Подошедшие выстрелили несколько раз по внешним стенам, постояли около часа, а затем ушли.
Люди были возбуждены и насмешливо приветствовали отход ополчения. Позже в этот же день от генерала Мара пришла депеша. Ближе к вечеру капитан Блэк разыскал Аллана и сказал:
– Пришел конец инициативе Старого Борлама. Map приказал соединиться с шотландцами приграничных районов как можно скорее, и, как я слышал, приказ сформулирован весьма резко. Мы выступаем завтра, чтобы встретить их в Келсо.
Аллан пробурчал что-то в ответ, но его глаза и мысли были далеко от капитана. Он смотрел на восток, где начинал виднеться странный огонь по мере наступления темноты.
* * *
Мавис держалась храбро перед Сабиной, так как Сабина боялась, что заболела оспой, и ее требовалось постоянно уверять, что никаких пятен нет. Что значила лихорадка, Мавис не знала и не могла предполагать, но она была неострой и прерывистой, и после глубоких раздумий Мавис решила не звать доктора, так как хотела как можно меньше привлекать внимания к тому, что их дом все еще оставался занятым. Всего неделю назад дом в Хаддингтоне подвергся атаке группой соседей и ополчения за то, что его хозяин поддерживал якобитов, а сын хозяина дома был убит. Мавис держала двери запертыми, а окна с закрытыми ставнями, и приказала нескольким оставшимся слугам вести себя тихо. Она старалась казаться веселой и уверенной, но тишина действовала ей на нервы, поэтому она вскакивала при малейшем звуке. Дети чувствовали себя прекрасно, и Мари часами занимала Хамиля картами, играми и рассказами. Доставлял хлопот младенец, потому что у него, похоже, начиналась та же лихорадка, что уложила его мать, и он много капризничал и кричал.
К четвергу Сабине стало намного лучше. У Мавис появилась надежда на то, что они смогут на следующий день уехать. Прошло более четырех дней с момента переправы, и, очевидно, если их собираются атаковать, это случится вот-вот, как она думала. Должно быть, они считают, что дом пустой, размышляла Мавис. Много больших домов вдоль побережья в этой части использовались только как летние резиденции богатыми лордами.
Днем Мавис стала готовиться к отъезду на следующее утро, при условии, что состояние Сабины будет улучшаться. Поскольку все было спокойно, она послала двух слуг в деревню узнать, нельзя ли купить какой-нибудь еды. Они отсутствовали два часа и вернулись в состоянии большой тревоги.
– Хозяйка, хозяйка, подходят солдаты, – закричали они. – Большая армия из Эдинбурга направляется сюда! Мы должны немедленно бежать!
Мавис успокоила их как только могла и попыталась добиться от них вразумительного рассказа, хотя они были так напутаны, что едва могли говорить. Мари и Хамиль подкрались близко сзади и молча слушали с раскрытыми глазами. Наконец ей удалось выяснить, что якобиты заняли Сетон Хаус и что из Эдинбурга пришло ополчение, чтобы попробовать их вытеснить. Это не удалось и большинство повернуло назад к Эдинбургу, кроме отряда, направившегося в Аберледи.
– Ладно, мы не знаем, для чего они идут в этом направлении. Они могут идти куда угодно, в Северный Бервик, например. Вовсе не обязательно, что они идут именно сюда.
Но один из слуг с побелевшими, как у испуганного вола, глазами начал снова торопливо бормотать о том, что женщина в деревне знает его и сказала ему, что солдаты собираются сжечь их дом.
Мавис лихорадочно думала. Первое, что она решила, это проверить истинность утверждения. Она велела слугам оставаться на месте и взобралась на верх дома и вылезла на крышу, откуда было видно далеко вокруг. То, что предстало ее взору, заставило ее кровь похолодеть. Солдаты приближались, все правильно. Небольшая армия, конечно, но достаточно, вероятно пятьдесят или шестьдесят, как предположила она. Но что хуже всего, с ними шли местные жители, обыкновенные горожане, недовольные действиями якобитов или, возможно, просто желающие им зла. Наблюдая, она увидела двух людей с поднятыми вилами, встретившихся с солдатами и суетящихся рядом с ними, пытаясь попасть в ногу. Они качали головами, возможно болтая друг с другом и смеясь.
Мавис вернулась в дом и бегом бросилась вниз. Хамиль и Мари сидели одни в комнате, где она их оставила.
– Где люди? – спросила Мавис.
Лицо Мари побелело, но голос еще ее слушался.
– Они разбежались. Они сказали, что не хотят погибнуть за свои труды. Мама, что будет?
– Все будет хорошо, дорогая, – ответила Мавис, пытаясь не выдать своего волнения. – Мы будем сидеть здесь тихо. Может быть, они опять пройдут мимо. Не пойдешь ли ты со мной наверх посмотреть, все ли в порядке с Сабиной? Не говори ей об этих людях. Это только растревожит ее. Хамиль, беги в конюшню, быстрее, и закрой лошадей в каменном коровнике во дворе. Там они будут в большей безопасности.
Дети убежали с поручениями, а Мавис обошла дом в поисках слуг и проверила, все ли окна и двери заперты. Никаких слуг в доме не было видно, однако на кухне она встретила старую Катерину, спокойно упаковывающую еду в пару мешков.
– Где все остальные? Катерина посмотрела на нее.
– Все ушли, хозяйка, будь прокляты их черные сердца. Только я осталась и девушка наверху с госпожой Сабиной. Кто эти люди, что идут к нам, хозяйка? Я ничего не поняла из того, что они говорили.
– Это ополченцы и сброд из деревни, – ответила Мавис, не видя никаких причин лгать этой отважной старой женщине. – Некоторые говорят, что они идут, чтобы сжечь дом.
– Сделать это сейчас? Да, дела и в самом деде плохи. Этот дом всегда не любили, хозяйка, еще со времен, когда он был снесен при лорде Кромвеле, пусть сгниет его черное сердце в аду, или где бы он ни был. Но южане безбожники, я это всегда говорила. Вам надо было вернуться домой в вашу родную страну, когда умер ваш муж, хозяйка, я это всегда говорила.
Мягкий неторопливый голос Катерины успокоил Мавис. Старая женщина была уроженка далекого севера и рассматривала остальной мир за пределами своей родной горной долины как отклонение от нормы на теле Бога, а остальное человечество помимо своего лорда и его рода – грубыми варварами. Но пока они разговаривали, Мавис что-то подсознательно услышала и сейчас только поняла, что это был звук лошадей, заходящих во двор. Хамиль уже должен был вернуться. Она велела Катерине подняться наверх в комнату Сабины и вышла во двор. Дверь в каменный коровник все еще оставалась открытой, и он был пуст. Она прошла к конюшне. Дверь в конюшню также была открыта. Она поняла до того, как заглянуть внутрь, что лошадей там не было. Их опередили. Кто-то украл лошадей, а с ними и шансы на спасение. Но где Хамиль? Она хотела повернуть назад, когда что-то задержало ее взгляд, какой-то бледный отблеск в глубине одного стойла. Сердце у нее опустилось. Она осторожно шагнула вперед, чтобы проверить.
Хамиль лежал лицом вниз, его щека покоилась на согнутой руке, будто он прилег поспать на солому жарким днем. Его нос, все еще по-детски курносый, был прижат другой рукой, а приоткрытый рот показывал белизну зубов. Но он не спал. Его затылок был проломлен чем-то тяжелым, возможно булыжником или железным ломом, и его волосы были красными и влажными. Мавис почувствовала, как горечь поднимается к ее горлу и судорожно проглотила слюну. Ей нельзя быть слабой. Она опустилась на колени в солому и дотронулась до шеи, пытаясь пошевелить его голову, не трогая кровавое месиво. Кости черепа вокруг раны были странно подвижными, словно черепа не существовало. Мальчик был мертв.
Она поднялась и застыла на месте, с дрожью глядя на него, не в силах что-то предпринять. Ее потрясенный ум отказывался понимать происходящее. Мавис совсем не думала, что его убийца мог находиться где-то рядом. Она захотела убежать, убежать прочь из дома и от людей, находящихся в нем, которые ей уже не подчинялись. Так она стояла, покачиваясь на ногах, когда услышала шум со стороны фасада дома, взволнованные голоса и звуки ударов. Боже мой, толпа появилась! Она вышла из состояния оцепенения. Там была Мари. Ворота двора открыты. Она подобрала юбку, быстро повернулась и побежала.
