Текст книги "Капкан"

Автор книги: Синклер Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава XVII

После обеда Ральф удил рыбу на озере – таком гладком, прозрачном до самых глубин, что казалось, будто он парит меж небом и долиной на воздушном корабле без мотора, и в этой тиши супружеские распри, вражда индейцев и белых представлялись далекими и нелепыми, словно война между двумя муравейниками.

Ральф старался не думать – а потом с легким сердцем и вовсе забыл – о надвигающемся буйном рауте в хижине мистера Бирмайера. По слухам, которые со смаком распространял Па Бак, пиршество обещало быть столь же хмельным и развеселым, как вчерашняя вакханалия у Джо. Собственно, радовался Па, это будет та же самая вечеринка: те же усердные бражники, тот же покер.

Ральф изобретал предлоги, чтобы отвертеться, но, возвратившись домой, застал Элверну в такой горячке сборов, что не отважился завести разговор.

Джо, по логике вещей, следовало бы предпочесть кутежу домашнюю скуку и домашние шлепанцы. Ему следовало разрабатывать тайные планы, как уберечь свою ветреную овечку от волков. А между тем, когда Ральф шепнул ему:

– Хочешь, после ужина не будем садиться за карты, а сразу улизнем домой? – Джо в недоумении запротестовал:

– Нет, отчего же, я как раз очень не прочь при случае сразиться в покер и пропустить по маленькой. – Точно ребенок, у которого отбирают новые игрушки и спозаранку отправляют спать.

– А-а, ну да… естественно, – сказал Ральф.

Элверна, с сияющими* глазами, танцевала одна под патефон. После обеда она успела переделать свое платье с красной вышивкой: подогнула края лифа у ворота и обшила вырез рюшем из дешевого кружева.

– Правда, миленько получилось? Правда, идет? II все сама! – торжествовала она, кокетливо поворачиваясь, поглядывая на Ральфа поверх очаровательного плечика.

«Сущие дети, эти двое! Осложнения? Вздор!» – философствовал «взрослый» Ральф, умиротворенный прогулкой по безмятежному озеру.

Он не заметил, что она в новых туфлях на красных высоких каблуках, а если б и заметил, не усмотрел бы в этом ничего знаменательного. В самом благодушном настроении он «переоделся к обеду», иными словами, умылся и выудил из рюкзака безнадежно измятый городской костюм.

Лавка «Братьев Ревийон» и коттедж Бирмайера находились за милю от поселка Мэнтрап – не на озере, а в месте слияния Мэнтрап-Ривер с Рекой Гуманной Скво. Путь туда лежал через болото, поросшее карликовой сосной: топкая стежка, на которой в самом вязком месте были проложены по грязи скользкие бревна.

Подойдя к мосткам через трясину, Элверна остановилась и пропищала:

– Джо! Мне здесь не пройти!

– Это почему?

– Да новые туфли! До того высоченные каблуки… Поскользнешься, угодишь в грязь, и туфли пропали. Ой, не могу, Джо, честное слово! Не мо-гу! Ты должен меня перенести. Должен, и все!

– Вот чертовщина! – огорчился Джо. – Тут одному-то дай бог удержаться. И что б тебе надеть человеческую обувь, а эту дрянь взять в карман?

– Ну, а я вот не додумалась, так что давай неси.

– Ну и зря не додумалась, и не понесу.

Ральф охотно вызвался бы вместо него. Такая ноша была бы ему не в тягость. Однако момент для предложения дружеских услуг был явно неподходящий.

Джо с сердитым видом двинулся по неверным мосткам, а вслед за ним – Элверна, покачиваясь на шатких бревнах, переступая бочком: одна нога вперед, к ней осторожно подтягивается другая; руки отчаянно машут в воздухе, точно крылья ветряной мельницы; несчастное лицо сведено напряжением. И все время, не переставая, она хныкала и охала от страха.

На полпути, где мостки обрывались у клочка твердого грунта, Джо замешкался, поджидая ее.

– Что за смысл был идти в этих туфлях, – виновато заговорил он. – Ты же знала, какая здесь дорога. Забыла надеть нормальную обувь, значит, надо было разуться и пойти босиком. Ну, да уж ладно, донесу до того конца, если только не задушишь по дороге.

– Если! Только! Хотя! Когда!.. – взвизгнула она. – Разуюсь, можешь радоваться.

Не смущаясь присутствием Ральфа, она плюхнулась на пень, сорвала свои маленькие туфли, сдернула шелковые чулки и, высоко подобрав юбки, яростно зашлепала по грязи, мгновенно забрызгав свои белые ноги.

Ральф услышал за спиною голос Джорджа Игана:

– Эй, Элви! Какая муха укусила?

Не оглядываясь, поверяя свои невзгоды всему миру, она объявила:

– Я положила столько труда на свое платье, а Джо хотел, чтобы я его испортила! Но я ему покажу, как мной помыкать!

Ральфу все это вдруг осточертело, и прежде всего собственная «зрелая» никчемность. Еще противней ему стало потом, когда они с Бирмайером ходили к засыпанному опилками леднику за льдом для виски с содовой и хозяин дома просипел:

– Не повезло старине Джо! Интересно, знает он, что Кудрявый Эванс крутит любовь с Элверной…

– Это неправда! – вскипел Ральф.

– Ох, не смеши меня! .

Никогда еще Ральф не чувствовал себя так явно не в своей тарелке среди лесных старожилов, как в тот вечер за покером. В романах всякий уважающий себя городской неженка, в особенности, если он ходит в очках и весит не более ста тридцати семи фунтов, пожив недели три на ранчо, среди лесорубов или на китобойном судне, мужает, умнеет и чаще всего кончает тем, что, победив в драке нахала весом в двести шестнадцать фунтов, женится на хозяйской дочке. Но Ральф в этот вечер был больше горожанин – причем горожанин скучающий, – чем в день отплытия из Белопенного.

Когда Бирмайер в третий раз прогудел: «Смейтесь, смейтесь, а я вот повышаю на четверть доллара! Четвертая доля доллара, джентльмены!»; когда Пит Реншу в седьмой раз тоненько пропищал с акцентом (шведским, по его убеждению): «Ох, пропало мое дело»; когда Па Бак в одиннадцатый раз загрохотал: «А

398 не вредно бы пропустить еще по рюмашечке», – Ральф почувствовал, что с него довольно веселья.

Он сидел, откинувшись на спинку скрипучего кухонного стула, тщетно пытаясь воодушевиться созерцанием своих карт (двойка и четверка треф, семерка бубен, червовый туз и пиковая дама), а сам в это время отмечал, что в хижине Бнрмайера пахнет сырой одеждой, несвежим сгущенным молоком и жареной рыбой; что вырезанная из страхового проспекта картинка на бревенчатой стене порвана; что Пит Реншу без конца сплевывает на усеянный окурками пол. Он знал, что по неписаному закону Бравых Удальцов ему положено упиваться этой роскошной обстановкой.

А он не упивался.

Он обрадовался, когда через три часа после ужина Джо зевнул и произнес:

– Что-то я совсем никуда после вчерашнего. Ральф, Элви, как насчет того, чтобы трогать домой?

Элверне понадобилось многое сказать на прощанье каждому из своих поклонников, но в конце концов они двинулись в путь.

Помощник Бирмайера, молодой абердинец, вызвался проводить их до дому. Элверна шепнула Ральфу:

– Пошли вперед. Этот шотландский мальчик до того серьезный, что с тоски помрешь.

Когда они дошли до бревенчатых мостков, она в полумраке вскинула на него глаза, и он, не говоря ни слова, взял ее на руки и понес.

Такая легкая, такая милая ноша… на первых порах. Задолго до конца пути он уже едва переводил дух, пошатываясь, рискуя на каждом шагу сорваться в бездонную грязь, обессиленный и несказанно гордый своим подвигом.

Добравшись до твердой почвы, он опустил ее наземь и спокойно, дружески потрепал по плечу. Это пустячное приключение сблизило их, смело прочь его оборонительные маневры, ее неустанную, ненасытную погоню за поклонением. Это чистое объятие, не тронутое, как давеча на танцах, нездоровым возбуждением, послужило для обоих разрядкой. Элверна уже не щебетала жеманным, слащавым голоском женщины, которая ждет комплиментов. Сейчас она заговорила как товарищ.

– Спасибо вам, Ральф. А Джо прав. В такую дорогу надо надевать подходящую обувь. Я просто дуреха!

– Элверна!

– Что?

– Не нужно так дергать Джо, вечно требовать то одно, то другое. Он удивительно хороший человек, верный, добрый. И умный.

– Зна-аю. Вы еще мне рассказываете! Да я его обожаю! Только… здесь такая жуткая скучища, что на нервы действует. Господи, пожить бы хоть пару месяцев настоящей жизнью! Побывать в театре! И завидую же я вам! Ходите себе на все нью-йоркские постановки, а я о них только читаю. «Цену славы», [30]30
  «Цена славы»– пьеса американских драматургов Максуэлла Андерсона и Лоуренса Столлингса о жизни американских морских пехотинцев во Франции во время первой мировой войны. С успехом шла в Нью-Йорке в 1924 году.


[Закрыть]наверное, видели? Шикарно, да? Вот бы посмотреть! Должно быть, классная вещь. У меня был один знакомый сержант – тоже служил в экспедиционных войсках, так он… Ох, вот был парень! Ни одной женщине не спустит вольного обращения – стукнет и не задумается. Но все же симпатичный ужасно: никакого нахальства себе не позволит, ничего такого… И еще «Дождь». [31]31
  «Дождь»– пьеса американских драматургов Джона Колтона и Клеменса Рэндолфа, основанная на одноименном рассказе Сомерсета Моэма.


[Закрыть]Тоже мечтаю посмотреть. Когда я жила в Миннеаполисе, все время ходила по театрам. Понимаете, у меня были знакомые артисты. Говорила я вам – не помню, – что один раз у меня делал маникюр сам Джек Барримор! Расскажите мне про «Дождь», ладно? Хорошая была постановка?

Когда Джо нагнал их у дома, они были поглощены высокоинтеллектуальной беседой.

Одного упоминания о спектаклях, одного звука их названий оказалось достаточно, чтобы Ральф мысленно перенесся на улицы Нью-Йорка. Хорошо будет, отдохнув, вернуться туда в свежие осенние дни.

Да он и сейчас был там! Немного пресытившись покером, Питом Реншу, остротами Бирмайера, он вспоминал своих сдержанных приятелей; ярко освещенные, все в цветах гостиные; захватывающие и безмолвные часы над юридическими головоломками.

Джо вошел в дом, а Ральф все продолжал рассказывать. Он открывал ей новый мир. Процесс Беркли; его, Ральфа, речь перед облаченными в мантии высокими жрецами Верховного Суда в Вашингтоне. Его мечта – создать фундаментальный труд о юридических основах гидроэнергетики. Его друзья: однокашник, ныне дипломат; хирург, которому пришлось оперировать в самолете; исследователь, замученный до смерти в Северном Китае.

Бессознательно Ральф похвалялся: «Я ей докажу! Пусть считает, что я не умею отплясывать джигу, отпускать громкие шуточки, вроде Пита, презирать опасность, как Джо и Кудрявый. Возможно, я и в самом деле этого не умею. Но пусть она увидит, что я тоже не последний человек!»

Званые обеды… Да, разумеется, он «ходит на них во фраке» – да, и очень часто.

Опера; шикарные ночные клубы; уик-энды за городом…

Его скитания по Европе. Осенний день в Роттердаме, платаны, роняющие листья в каналы. Сочельник в Риме, женщины в шалях у портала Ага Coeli. [32]32
  Алтарь небес (лат.) – церковь богоматери на Капитолийском холме в Риме.


[Закрыть]Ресторанчики Добиньи, красно-белые скатерти на столиках; гулянье на пивной ярмарке в Мюнхене. Полосатые навесы Монте-Карло, беспечный стук каблучков.

– Ничего себе, поездили вы по свету! – восхищенно протянула Элверна.

– Спокойной ночи, – пожелал он в темноте ее теплой руке.

Он спустился с крыльца и в раздумье побрел на берег озера.

В теории, размышлял он (насколько можно судить по застольным беседам на обедах и нравоучительным романам, которые ему довелось прочесть), категорически исключается, чтобы порядочный человек, питая бескорыстную любовь к другу, преклоняясь перед ним, доверяя ему, был способен без памяти влюбиться в его жену. Теперь он убедился, что эта теория не стоит выеденного яйца. Джо Истер нравился ему, как никто на свете; для Джо он готов был сделать что угодно; пусть один из них живет в шумном Нью-Йорке, а другой – в фактории Мэнтрап: Ральф надеялся, что они с Джо на всю жизнь останутся друзьями. Он понимал, как огорчают и раздражают Джо причуды жены; он разделял это раздражение. И в то же время он был неодолимо поглощен ею, будто не было на свете ни Джо, ни такой вещи, как верность другу. Ему мерещились линии ее щек и плеч, мерещился ее голос, пробуждая в нем ненасытную нежность. Благо еще, ему жаль ее. (Он вздохнул.) Вот она, соломинка, за которую нужно хвататься! Иначе он и сам не заметит, как увлечется настолько, что, ослепленный, опутанный, будет видеть в пустенькой, невежественной, вульгарной кокетке красу и средоточие вселенной.

Но, с другой стороны (господа присяжные), в равной степени несостоятелен взгляд, будто человек бессилен справиться с подобным наваждением. Чего стоят все женские чары по сравнению с честной мужской дружбой?

Он будет бороться с собою.

Нет, он должен бежать!

Это чужой мир. Он заблудился здесь. Ему здесь не на что опереться. И потом, если он выполнит свой долг по отношению к Вудбери, это всегда будет для него источником удовлетворения. Неплохая тренировка воли: найти его и… нет, не сносить молча его придирки, но воевать, и воевать в открытую.

В таком приподнятом настроении, довольный собою, шагал он по тропе, ведущей от вигвамов, и вдруг споткнулся о сваленное дерево. Он разглядел в полутьме, что это дерево росло у самой тропы; его срубили, причем нарочно так, чтобы оно упало поперек дороги, совсем недавно, уже после того, как они здесь проходили.

Ральф быстро вернулся в коттедж. В гуще деревьев ему чудились шаги.

Элверна уже легла спать, но Джо, в носках, блаженствовал на кухне, покуривая трубку и читая номер монреальского еженедельника «Стар».

Вполголоса, чтобы не потревожить Элверну, Ральф сообщил ему о своем открытии.

Джо пробормотал:

– Не понимаю, зачем это им понадобилось. Надо взглянуть.

С непривычной для него нервной поспешностью он натянул башмаки, схватил электрический фонарь. Ральф шагал рядом с ним по тропе, радуясь, что исчезла завеса неловкости, возникшая между ними по вине Элверны.

– Хм, – произнес Джо, обследуя срубленный ствол, – дурацкая затея. Видимо, индейцы решили нас припугнуть. Возможно, предостережение своего рода. Лучше не говори Элверне! Я тебе не сказал: когда мы сегодня шли домой, я заметил, что мою четырнадцатифутовую байдарку – ну, ту, серую – кто-то увел. Во всяком случае, у причала ее нет. Может, и вправду что-то замышляют… Хотя, с другой стороны, – Джо усмехнулся, – вот тебе доказательство, что они не ахти на что способны, верно? Ну что ж, пора и на боковую. Черт, спать хочется невозможно.

Ральфу спать определенно не хотелось.

Он начал было раздеваться, потом решительно застегнул рубашку на все пуговицы, вытащил из-под койки на веранде винтовку, спокойно набил обойму. Впервые в жизни он шел навстречу опасности ради кого-то другого, хотя было ли то ради Джо или Элверны, сам хорошенько не знал. Он открыл затянутую сеткой дверь, уселся снаружи на ступеньках и стал ждать.

Ночной лес был полон зыбких теней, смутных шорохов. Ральф задремал; край верхней ступеньки больно врезался ему в спину; голова его свесилась на грудь… Вдруг – прошло, быть может, полчаса – он разом проснулся.

Его разбудил какой-то звук, неясный и оттого особенно жуткий. Сквозь сонную пелену он не сразу сообразил, что это уже не игра, что кто-то действительно крадется к дому.

Он замер. Он напряженно всматривался в тьму. Ему казалось, что его взгляд прорезает мрак, как прожектор. Звук был такой, словно где-то подметали двор: шарк-шарк-шарк; мерно, неотступно… И вот он различил между лавкой и домом фигуру, припавшую к земле, фигуру, стоящую на четвереньках…

Неужели собака? Он едва не рассмеялся, но смех застрял у него в горле: фигура выпрямилась и стала шарить по деревянным ставням лавки.

– Кто там? – срывающимся голосом окликнул Ральф.

Человек пустился бежать. Ральф выстрелил раз, другой в небывалой, убийственной, удесятеренной страхом ярости. Никто не вскрикнул; над утоптанным двором повисла тишина.

Внезапно рядом оказался Джо в нелепой ночной рубахе, старой и рваной; осведомился довольно спокойно:

– Что там стряслось?

Выглядывая из-за его спины, кутаясь в халатик, наброшенный поверх кокетливой желтой шелковой пижамы, Элверна жалобно приговаривала:

– Ой, что это, что такое?

– Какой-то тип пробовал залезть в лавку.

– Ах вот что! – беззлобно сказал Джо. – Ну, думаю, второй раз не сунется. Хотя попасть-то ты в него вроде не попал, я видел, когда выглянул в окно, как кто-то улепетывает по южной тропе. Что ж, пойти лечь… Ты, Ральф, не беспокойся. Запрем двери, никто не войдет, а взломать ставни в лавке не успеют: я сразу услышу, будь уверен! Спасибо тебе большое, конечно…

– Можешь и не услышать! – запальчиво возразила Элверна. – Этого же не слыхал! Ой, как страшно! Нет, я не лягу!

– Ну, посиди, почитай, а там, глядишь, и потянет ко сну. – Джо зевнул. – Если очень уж одолеет страх, разбуди меня. Только ничего не случится. Спокойной ночи.

Обессиленные встряской, Ральф и Элверна с мокрыми от росы ногами расслабленно опустились рядом на ступени крыльца.

– Боюсь, – зашептала Элверна. – Ужасно боюсь. Умираю от страха! – Ральф ободряюще потрепал ее по плечу, и она отчаянно вцепилась в его руку. – Ох, Ральф, мне было здесь до того скучно! Я думала, нет ничего хуже, чем так скучать. Теперь вижу, что есть: жить в вечном страхе. Я просто сама не своя. Все жду, вот-вот случится что-то ужасное. И, главное, не знаешь, откуда придет. Господи, как страшно! Вам от нас нельзя сейчас уезжать. Джо говорит, будто вам совесть велит возвращаться к этому гадкому человеку, с которым вы приехали. Ральф, миленький, не надо! Я знаю, Джо хочет, чтоб вы остались. Вы ему ужасно нравитесь.

– А вам? – негромко спросил Ральф.

– Очень! Вы, может, решили, что раз я устраиваю скандалы по пустякам и люблю потанцевать, подурачиться и вообще быть душой компании, значит, мне больше ничего не надо? А мне все это знаете как надоедает? Думаете, я не ценю, когда человек воспитанный, культурный, вроде вас? Думаете, я совсем уж дура набитая?

– Да нет, глупышка!

– Это хорошо. Вы даже не представляете себе, как я много читаю – журналы и всякое такое. И книги тоже, когда бывает время. Конечно, я ужасно занята… Нет, это очень хорошо, если вы не считаете, что у меня голова набита трухой. – Она утихла, довольная, успокоенная, но через минуту, в панике, вскинулась опять.

– Вы нас не бросите? Поможете нам? Не вернетесь к этому вашему идиоту?

– Разумеется. Бедная, напуганная детка!

– Правда ваша! Я просто воробышек в когтях у кошки. И спать до чего хочется!

Так он и сидел, охраняя Элверну; она, сникнув, то дремала, то вновь просыпалась, а он рядом с нею чувствовал, что ему ничего не грозит и ничего не страшно. Стало светать, и постепенно из мглы выплывало Озеро Грез.

Глава XVIII

– Думаю, мне, пожалуй, лучше задержаться на несколько дней, – объявил Ральф за завтраком. – Пока Эванс не привезет полисмена. Дам Вудбери еще немного насладиться прелестями одиночества.

– Вот и хорошо, – протянул Джо. – Надеюсь, что не передумаешь. Только учти: из-за нас не стоит. Если Элви будет страшно, Папаша никогда не откажется переночевать у нас, а может, и Джордж с Питом. Хотя нам-то, естественно, чем больше ты здесь погостишь, тем приятней. И потом хотелось бы еще послушать про эту самую гидроэнергию. Давай-ка закатимся с Элви на остров Синий Нос да устроим пикник.

Ральфу было лестно видеть, как Джо, кивая головой, слушает его рассуждения насчет возможностей гидростанций в глухих районах. В такие минуты он переставал чувствовать себя жалким слюнтяем, затесавшимся среди настоящих мужчин, которым нипочем и речные пороги и тяжкие переходы по суше.

Было около полудня, когда они под стрекот мотора двинулись на Синий Нос. Элверна, которая только что, в ситцевом платьице, проворно и деловито укладывала в корзинку провизию, сейчас разыгрывала из себя молодую даму, соизволившую предпринять лодочную прогулку, вероятнее всего, где-нибудь в окрестностях Оксфорда. В свежевыглаженном кисейном платье василькового цвета, в белых чулках со стрелкой и белых туфельках с красными перепонками, раскрыв над собою чуть порванный бумажный зонтик (другого у нее не было), она возлежала в носовой части лодки, куда были брошены две подушки: на одной развевалось знамя Принстонского университета; на другой было выжжено по коже изображение индейца в головном уборе из перьев, удивительно непохожего на Лоренса Джекфиша или вождя Вапенауга.

«Черт знает что, – сердито подумал Ральф. – Ведь вот и кривляка, и жеманница, и невежда, а хороша! Дьявольски хороша! Такая и научиться могла бы… Три года в приличном обществе, и она, чего доброго, на меня будет поглядывать свысока: мол, не умею держаться за столом. Ах, проклятье! Когда же я наконец выброшу ее из головы?»

Он повернулся к Джо и попробовал завести душеспасительный разговор о щуках и литературе, однако шум подвесного мотора, как известно, не способствует передаче тонких оттенков мысли…

Они высадились на сверкающем пляже под окаймленным соснами обрывом. Сгрузив на берег провизию – а также подушки Элверны, – Джо полез на обрыв за хворостом.

Элверна, подпершись ладонью, полулежала на песке.

– Если б вы все-таки уехали, я бы вас уговорила взять меня с собой и увезти из этого гадкого места, – прожурчала она. – Рискнули бы взять меня без провожатого?

– Боюсь, это едва ли осуществимо.

– А вам не… вы не допускаете, что со мной вам было бы веселей?

– Ну да, но…

– Так чудесно было вчера вечером прикорнуть у вас под крылышком, и совсем не страшно: задремлешь незаметно, тихо-тихо… Надеюсь, вы меня не целовали, когда я заснула?

– Я? – (возмущенно) – И не думал!

– А вам не хотелось? Тихонечко, быстренько, чмок – и все? – Один ее взгляд уже был точно поцелуи.

Он раздраженно вскочил – только раздражение это было двойственное…

– Наверно, хотелось, черт возьми! Но этого вы не дождетесь. Никогда! И кончено, Элверна. Сегодня же я отправляюсь на розыски Вудбери. Хватит с меня! Уезжаю! Я рядом с вами не ручаюсь за себя, а вы – вы совершеннейшая сумасбродка, и к тому же безбожно обольстительны! Не могу больше. Довольно. Все.

– Да вы ведь только утром сказали… Вы сами-то когда-нибудь знаете, что вам надо?

– Как видно, нет!

– Неужели вы не хозяин своему слову?

– Как видно, нет!

– И вы нас бросите в такую минуту? Когда нам угрожают индейцы?

– Мне угрожает кое-что похуже: потеря чести!

– Интересно, родненький, с чем ее кушают, эту честь. Слыхали мы эти разговорчики! Сами бывали на дешевых мелодрамах. И у вас хватит духу бросить нас, когда…

– У вас это время могут пожить Папаша и Джордж Иган. Пригласите их. Глядишь, и поцелуют заодно!

– Ох, Ральф, Ральф! Это уж нехорошо с вашей стороны, правда, нехорошо. Это даже обидно! Я ведь просто в шутку. Может быть, я и сглупила немножко, но… Нет, добрый человек такого не скажет!

– А я и не собирался быть добреньким!

Когда Джо вернулся с обугленным бревном и охапкой хвороста, он увидел, что Ральф, повернувшись спиною к Элверне, с безучастным видом созерцает озеро, а она жалобно поглядывает на него снизу вверх.

Ральф круто повернулся к Джо, отрывисто заговорил:

– Джо. Прости, что я без конца меняю решения. Только я тут снова подумал, и уже окончательно: если б

407 ты отпустил со мной Лоренса или еще кого-нибудь из индейцев, дал на время лодку и палатку, я бы все – таки уехал сегодня же и попробовал найти Вудбери Пон имаешь… хм… это мне не дает покоя. Чувствуешь себя предателем. Хотя, поскольку я и вас бросаю в такой момент, то, видимо, и впредь буду чувствовать то же самое.

– Хорошо, Ральф. Чертовски жаль тебя отпускать, но будь по-твоему. Делай, как знаешь. Само собой, забирай Лоренса. Я, в случае чего, всегда могу сговориться с Солом Бакбрайтом. Я бы тебе и мотор дал, так ведь ни Лоренс, ни ты с ним не управитесь. Сможешь подсобить ему грести?

Ральф краем глаза увидел, как губы Элверны беззвучно складываются в слова: «Останьтесь! Пожалуйста!»

Он сделал вид, будто ничего не замечает.

На том и порешили.

Это произошло в половине первого. А в три часа байдарка, принадлежащая Джо, была уже оснащена всем необходимым – частично из лавки, частично из личного походного снаряжения Джо; на корме уже восседал Лоренс Джекфиш с таким невозмутимым видом, точно снарядился всего-навсего на танцы, и Ральф отправился в путь: на ту сторону Озера Грез и дальше, на озеро Солферино.

Грустно распрощался он с Джо, Па Баком, Джорджем Иганом, Питом Реншу, с Макгэвити и преподобным мистером Диллоном, и почти все эти славные люди, которые могли бы навсегда стать его близкими друзьями, исчезли из его жизни, точно и сами жили лишь на страницах книги, прочитанной в полночь.

Элверна проститься не вышла.

– Верно, не захотела глядеть, как ты уезжаешь. Не знаю, заметил ли ты, но ты ужасно понравился Элви, – серьезно объяснил Джо, а Ральф слушал с таким чувством, словно он карманный вор. – Как мы вернулись с острова, сразу куда-то пропала. Небось, сидит, бедняга, где-нибудь в лесу, проливает слезы. А насчет индейцев ты не беспокойся. Ь нас пока поживет Джордж Иган. Ну, счастливо тебе, Ральф! Как только будет возможность, приезжай еще!

Лодка медленно отходила от берега; Ральф, сидя на носу, оглянулся на горсточку людей, махавших ему вслед с бревенчатой пристани, и подумал, что это самое грустное расставание в его жизни, не считая той минуты, когда его мать, взяв его за руку, вздохнула и навеки закрыла глаза.

Его осаждали напрасные сожаления. Как он мог оставить Джо? И не его ли собственная бесхарактерность виною тому, что Элверна с ним заигрывала? Неужели даже здесь, в краю могучих лесов и хрустальных озер, он не способен проявить твердость?

Неужели отношения между людьми, не считая таких людей, как Джо Истер, для которых собственное «Я» не главное в жизни, неизбежно влекут за собою горе, боль, сумбур?

И потом – ему никогда уж больше не видеть Элверны. Но он должен.Он уже истосковался по ней.

И, если отвлечься от таких высоких материй, как честь, любовь, порядочность, не поступает ли он, как последний дурак, вновь обрекая себя на пытку в обществе назойливого пошляка Вудбери?

И еще: долго ли он сможет выдержать эту адову греблю, от которой разламываются плечи?

Поглощенный бурными и сложными переживаниями, он до сих пор не задумывался, какой это тяжкий труд – грести хотя бы по два часа в день. Почему он не взял еще одного индейца? Не поворачивать же обратно, чтобы публично расписаться в собственной немощи и заново пройти всю церемонию прощания! Но надолго ли его хватит?

Уже сейчас – через пятнадцать минут – каждый рывок был для него страданием. Плечи затекли, затылок будто сдавило тисками. Саднило ладони, не защищенные мозолями. И никак, черт побери, не удавалось перебросить гребок с борта на борт, чтобы не окатить при этом водою колени.

Что поделаешь (он угрюмо стиснул зубы), надо закаляться!

Если, конечно, прежде не кончатся припасы и они не околеют с голоду на полпути…

Обычный маршрут на озера Солферино и Уоррик пролегал мимо длинной песчаной косы, поросшей сосняком и именуемой мыс Ветряный. По воде до него от фактории Мэнтрап было мили две, по суше – три, если идти напрямик, через холм, известный под названием Лосиная гора.

«Доберемся до мыса, сделаю небольшую передышку, – обещал себе Ральф. – Лоренс Джекфиш посмеется надо мной. Ну и черт с ним!»

Они медленно обогнули песчаную отмель на конце мыса, и фактория Мэнтрап – кучка хижин на обрыве – скрылась из виду. И тут Ральф заметил, что по другому берегу мыса бежит фигурка в женском платье и с узлом за спиной – легкая, быстрая фигурка.

То была Элверна.

Она подавала им знаки. Вот она качнулась, ступив на сыпучий прибрежный песок.

Не дожидаясь распоряжений, Лоренс Джекфиш повернул лодку к ней. Ральфу было видно ее лицо, постаревшее, прорезанное горькими, упрямыми складками. На ней была матросская блузка, белая юбка, белые парусиновые туфли – тот же наряд, в котором она с такой беспечной радостью встретила его три дня назад. Только сейчас у нее на голове красовалась черная фетровая шляпа Джо, выцветшая и порыжевшая от старости.

Она тащила узел – наволочку, набитую, судя по всему, одеждой; за поясом у нее был револьвер.

Лодка коснулась песка, и Ральф не хуже заправского индейца перемахнул через борт, не заботясь о том, что может замочить мокасины.

– Господи, что это вы еще затеяли? – взмолился он. – Пойдем-ка, пройдемся по берегу и…

– Я не боюсь, если Лоренс услышит. Пускай кто хочет слушает – мне все равно!

– А мне нет!

– Вам-то, конечно. Еще бы!

Она все-таки побрела рядом с ним вдоль берега. У опушки сосновой рощи они уселись на твердый бугор. Элверна сбросила узел, отерла потный лоб, устало перевела дух. Про свои взмокшие, натруженные плечи Ральф почти не вспомнил.

Начала она с места в карьер:

– Я еду с вами.

– Нельзя! Невозможно! Не сходите с ума. Это абсурд!

– Абсурд не абсурд, а еду. Вы должны меня взять. Поймите: тут дело не только в том, что я испугалась индейцев. I ут… Всю жизнь стоять у плиты и охотиться на уток – ох, и ненавижу я эту охоту, – пока не состаришься, не станешь морщинистая, вредная, злющая, как мамаша Макгэвити, чтоб ей ни дна ни покрышки! Ни за что!

– Но есть же у вас какой-то долг по отношению к Джо!

– Никакого! Слушайте, можете вы раз в жизни говорить просто? Или нью-йоркские пижоны тоже, вроде трапперов и парикмахеров, горазды хорониться за громкими словами? «Долг»? Я дала ему год счастья. Да-да, для него это было счастье, я знаю! Я принадлежала ему душой и телом, а я не уродина и не дура, что бы вы там обо мне ни думали, какие бы глупости я ни вытворяла. А глупости я вытворяю в основном потому, что иначе спятила бы с тоски. Я дала ему любовь. Я стряпала для него, скребла и чистила для него, я пела для него. А теперь он меня больше не любит. Я знаю. Женщина это всегда чувствует! Он думает, я просто вертихвостка. Нет, он привязан ко мне, не спорю, только он не любит меня, как вас или Па Бака. Да и я его по-настоящему никогда не любила. Он вообще-то парень на все сто-смелый, порядочный, но ведь это типичный школьный учитель, и больше ничего . Не спорьтеf вы!Надо думать, насчет Джо и самой себя я как-нибудь знаю не меньше вашего, хоть вы и воображаете, будто изобрели все законы!

– Я не воображаю…

– Да, пожалуйста, мне-то что. С вас станется!.. Ой, это я так, не обижайтесь. На самом деле я знаю, что вы очень умный, честное слово. – От страстной непосредственности она с катастрофической быстротой переключилась на самое беззастенчивое кокетство. – Я вас просто разыгрываю. У вас голова – дай боже, что я, не понимаю? Эх, расшевелить бы вас разочек!

– Все это, дитя мое, разумеется, очень лестно, но ехать вам со мной никак нельзя. Ну, будьте умницей. Вернитесь к Джо, объяснитесь с ним откровенно, и он – я нисколько не сомневаюсь – отправит вас в Миннеаполис или другой какой-нибудь город, раз уж…

– Он нисколько не сомневается! Ах вы, рыба несчастная! Не сердитесь, Ральф! Но неужели так уж трудно хоть минуточку побыть человеком? Миленький, я ведь не то, что ваши знакомые дамочки из Нью-Йорка. Мне идти не к кому, кроме вас. Поймите, дорогой. Из этого ничего не выйдет. Если бы я переехала в город, Джо считал бы, что за мной нужен глаз. Чего доброго, еще отправил бы меня к своей костлявой старой тетке в Айову. А та будет есть меня поедом. Блюсти честь его имени, и все такое. Эх вы, мужчины! Честь! И любите же вы превращать ее в кандалы для своих женщин!