Текст книги "Замок на скале"
Автор книги: Симона Вилар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
3
И все-таки он остался. Отец Мартин заявил, что его светлость еще недостаточно окреп для столь дальней дороги, и просил Генри повременить с отъездом. Капеллана поддержал и барон, сказав, что он и его супруга на Сретение приглашены к графу Нортумберленду в замок Олнвик, и он просил бы герцога до этого срока погостить в Нейуорте, а уж затем вместе с ними отправиться к Перси, который сможет достойно принять королевского посла и предоставить ему надлежащий эскорт, чтобы следовать на юг.
Отныне Генри стал столь же усердно избегать встреч с баронессой, как ранее стремился к ним. Время он проводил за чтением «Истории бриттов» монаха Гальфрида или на конюшне, возясь с конем Дугласа, а по вечерам они с Майсгрейвом подолгу засиживались у огня за партией в шахматы. Он больше не тешил семью барона и челядинцев рассказами о событиях при дворе и уже начал было всерьез скучать, когда весть о готовящейся облаве на волков расшевелила его и заставила ближе сойтись с бароном. Теперь они без конца обсуждали всевозможные тонкости травли или же повадки и уловки серых хищников.
Крестьяне давно досаждали Майсгрейву жалобами на то, что волков в этом году развелось как никогда много. Едва начинало смеркаться, люди в страхе не смели выйти из домов. Тех собак в селении, которых хозяева не держали в домах, волки давным-давно задрали. Они загрызли не одну корову, тащили овец и свиней. Крестьянина, бросившегося с факелом защитить свою живность, изорвали в клочья, и ему не помогло даже врачебное искусство отца Мартина. По ночам волки подходили к самым дверям домов. Дети просыпались и плакали. С горных пастбищ в замок прискакали двое пастухов с известием, что серые разбойники пробрались в одну из теплых овчарен, перерезали больше сотни овец, а затем напали на людей, продержав их в осаде больше суток.
Филип несколько раз в одиночку выезжал на охоту, но теперь, когда хищники окончательно распоясались, речь шла о большой облаве. Особенной свирепостью отличалась одна небольшая стая, о вожаке которой крестьяне говорили, что он настоящий оборотень. Но, несмотря на его силу и хитрость, настоящим вожаком был не он, а старая, совершенно седая волчица, о нюхе которой ходили легенды.
Раз-другой барон оставлял у дороги падаль, предварительно отравив ее сильным ядом, но, если и находились потом мерзлые волчьи трупы, ни один из них не принадлежал к стае старой волчицы.
– Это оборотни! – говорили крестьяне, мелко крестясь. – Никто не слыхивал, чтобы звери были так разумны. Они все как один повинуются этой белой ведьме. Только она и держит их вместе, и, если с нею покончить, стая разбежится.
Когда же Майсгрейв объявил в замке, что егеря выследили логово стаи, все мужское население принялось готовиться к травле.
Облава была назначена за два дня до отъезда в Олнвик. Даже Генри тоном, не терпящим возражений, заявил, что непременно примет в ней участие. Накануне были согласованы действия всех участников, и в замок прибыли соседи Майсгрейва, Флетчеры, тоже желавшие присоединиться к облаве, поскольку легендарная стая волков-оборотней и им чинила немалый урон. Седеющий великан Эмброз Флетчер, его супруга и сын с любопытством взирали на герцога Бэкингема, который, имея опыт волчьей охоты в Уэльских горах, выказывал недюжинные познания в вопросах травли хищного зверя.
Ранним утром охота собралась во дворе замка. Кончилась оттепель, снег оседал, а за верхушки замковых башен цеплялись клочья грязного тумана. Конюхи держали под уздцы фыркающих, разгоряченных коней. Слышалось бряцание удил и злое конское ржание. Возбужденные псы визжали и заливались неистовым лаем, их с трудом удерживал на месте хлыст доезжачего. Все были по-особому оживлены. Загонщики с тенетами и трещотками ушли раньше, еще затемно скрывшись в лесной чащобе.
Филип Майсгрейв рывком вскочил на своего серого в яблоках рослого жеребца. Рядом с ним горячили коней Флетчеры. На всех были кожаные охотничьи камзолы, за поясами – длинные ножи, через плечо у каждого висел охотничий рог. То же облачение было и у Генри Стаффорда. Конюх подвел к нему Молнию. Конь рвал поводья, грыз удила, роняя на грудь клочья пены.
Майсгрейв с сомнением заметил:
– Достаточно ли вы доверяете ему, милорд? Ведь на охоте важнее всего следовать в направлении, какое изберут звери, и не исключено, что вам не удастся совладать с Молнией во время облавы.
Генри лишь посмеивался:
– О, барон, если я поладил с этим жеребцом, когда за мной гнались Дугласы, то уж наверняка справлюсь с ним во время травли.
Он наотрез отказался от предложенной ему Майсгрейвом более спокойной лошади, хотя и знал, что у барона отличные кони, в особенности серый в яблоках жеребец, на котором восседал хозяин Нейуорта, – гибкий, литой, с изящной сухой головой, небольшими ушами и упругой шеей, он был необычайно красив. Как заметил барон, в свое время он также угнал Кумира у шотландцев, а точнее – отбил во время стычки, и они обменялись шутками по поводу того, что, видно, именно шотландские кони хороши для таких дел.
Для леди Анны была приготовлена поджарая золотисто-гнедая кобыла.
– Разве женщины тоже примут участие в волчьей охоте? – удивленно спросил герцог.
– Леди Флетчер будет ожидать супруга, – пояснил Майсгрейв. – Что же касается леди Анны, то, клянусь верой, легче сокола заставить ловить эльфов, нежели удержать ее в замке во время травли.
В это время с крыльца раздался насмешливый голос баронессы:
– Весьма неосторожно поминать маленьких духов перед охотой. В особенности, собираясь прогуляться в Безымянную лощину.
Она легко сбежала по ступеням, и Генри, как зачарованный, не смог отвести от нее глаз. На баронессе было белое покрывало с барбеттой, поверх которого – изящно надвинутая на лоб маленькая шапочка из куньего меха, расшитая жемчугом. Широкий плащ из синего бархата с большим капюшоном, подбитый лисьими хвостами, облекал всю фигуру. Шкурки светлого и более темного тона были подобраны так, что образовывали сложный пушистый узор.
Бэкингем почувствовал себя польщенным, когда баронесса, опершись на его сложенные лодочкой руки, взвилась в седло и поблагодарила его благосклонной улыбкой. Ее гнедая лошадка заплясала, и леди Анна, смеясь, подняла ее на дыбы, но затем натянула поводья и успокаивающе потрепала по холке.
Генри тоже вскочил на коня, но по-прежнему не в силах был отвести взгляда от Анны. И не только он. Майсгрейв, оба Флетчера, ратники, ловчие – все смотрели на оживленную, разрумянившуюся перед охотой баронессу. Окутанная тяжелыми складками синего бархата, с горящими зелеными глазами, она была просто великолепна, а на лошади держалась с искусством, делавшим честь и воину.
Наконец кавалькада тронулась. Крутой спуск со скалы завивался спиралью и был посыпан крупным серым песком. Лошади и всадники теснили друг друга. Впереди, хрипя на сворках, рвались собаки, волоча за собой псарей. Охотники ехали не спеша, обсуждая предстоящую травлю. Выслеженная стая хоронилась в местности, именуемой Безымянной лощиной, – безлюдной и дикой пустоши среди скал, где, по преданию, обитали духи гор. Волков часто видели в тех местах, и это только подтверждало молву о том, что дело не обходится без нечистой силы. Утром охотники отстояли мессу и просили у Господа заступничества и удачи.
Было решено, что всадники разобьются на группы и будут поджидать зверей в укромных местах вдоль Безымянной лощины, а Майсгрейв и с ним еще несколько охотников, чтобы перекрыть путь остаткам стаи, что проскользнут мимо загонщиков, расположатся в самом конце ущелья – там, где горный ручей водопадом срывается со скал в долину.
Миновав селение, они вброд переправились через ручей и пришпорили коней, начав подъем на водораздел. Здесь было куда холоднее, чем за стенами крепости. Сырой ветер пронизывал до костей, подтаявший снег комьями летел из-под копыт. Яростный лай собак заполнял долину. Наверху ветер разогнал клочья тумана, и стали хорошо видны седловины пологих гор, по которым проходила воображаемая линия, разделяющая королевства.
Охотники ехали по усыпанной крупным щебнем тропе, которая, петляя, вела к чернеющему на горном плато лесу. Лошади шли вдоль русла шумного неглубокого ручья, то спускаясь, то поднимаясь на склон, по кремнистым россыпям к зарослям древних дубов, берез, рябины и остролиста, перемежающихся чащами терновника. Затем охотники понеслись между стволов деревьев, заставляя коней прыгать через поваленные стволы и глубокие рытвины. Здесь Стаффорду пришлось использовать все свое умение, чтобы заставить норовистого скакуна подчиниться своей воле и не отстать от кавалькады. Синий плащ баронессы мелькал впереди среди стволов, ее гнедая кобыла шла легким галопом, упруго и уверенно преодолевая препятствия.
Миновав лес на плоскогорье, охотники вновь стали спускаться. Тропа была столь крутой, что лошади ржали и пятились, камни с грохотом летели в бездну из-под копыт, а всадники едва не ложились на крупы, натягивая поводья. Вскоре они оказались в глубокой лощине, по дну которой среди сугробов вился ручей.
Свернув, всадники очутились подле руин каменных построек, среди которых чернели обугленные обломки стропил. Внезапно из развалин показался поджидавший охотников старший егерь. Он возник столь неожиданно, что Бэкингему едва удалось справиться с испуганно взвившимся на дыбы конем.
Егерь лишь посторонился и прямиком направился к барону. По его словам, звери с ночи были обложены в лесу, загонщики заняли свои места и лишь ждут его приказаний.
– Я сам подам сигнал, – сказал Майсгрейв, – когда мы достигнем водопада и поднимемся на скалу.
Он разделил охотников, указав, кому и где стать в засаде так, чтобы ни один лаз не оставался открытым. Генри Стаффорд с Баннастером и старым Флетчером должны были вернуться назад, подняться на склон и следить за долиной, с ними оставался также псарь с тремя волкодавами на сворке. Двум другим своим людям барон приказал стеречь расщелину на другом краю долины – там виднелась узкая кривая тропка. С остальными охотниками Майсгрейв поскакал к верховьям ущелья, и вскоре оставшихся всадников объяла такая тишина, что казалось невероятным, что по всей долине среди кустов дрока, обломков скал и куч валежника скрывается множество людей.
Генри оглянулся. Эмброз Флетчер широко улыбнулся лорду. Его щеки, покрытые медной щетиной, собрались в складки. От него попахивало, как от лохматой горной лошадки. Типичный провинциальный сквайр. Флетчер приблизился к лорду Бэкингему и заговорил, указывая на долину:
– Сэр Филип оказал нам, как гостям, большую любезность, поставив здесь. Отсюда ущелье видно будто на ладони, и, когда зверей погонят, мы окажемся как раз на пути стаи. Славная может выдаться охота, клянусь святым Катбертом! Успевай только управляться с арбалетом.
Генри хмыкнул в сторону:
– У себя в Уэльсе мне случалось брать матерого волка живьем, схватив за уши.
– Святая правда! – поторопился подтвердить Ральф Баннастер, заметив недоверчивый взгляд нортумберлендца. – Его светлость – лучший охотник в Брекон-Биконе.
Генри предоставил Ральфу обсуждать с этим немытым приятелем барона его охотничьи подвиги, а сам стал оглядывать долину. Под порывами ветра туман окончательно разошелся. Впереди простиралась заснеженная низина. Выветрившиеся скалы обрамляли ее так, что между ними оставалось всего несколько расщелин, которые хищники не могли миновать. На снегу вокруг развалин виднелись следы охотников и конский помет.
– Волк чуткий зверь, – неожиданно сказал Генри, обращаясь то ли к Баннастеру, то ли к Эмброзу Флетчеру. – А те, что в этой стае, – просто исчадия ада, если верить слухам.
– Чтоб мне провалиться на этом месте, если это не так, – поддержал Флетчер. – Это сущие призраки. Уж каких только капканов на них не ставили, каких ловушек не мастерили! Обойдут стороной, да еще и помочатся – мол, знаем ваши штучки, дурни. А все эта старая волчица, чисто колдунья Морриган[16]16
Морриган – древняя кельтская богиня, впоследствии ставшая воплощением ведовства.
[Закрыть], упаси Господь.
И он начертал в воздухе пальцем древний знак, охраняющий от темных сил.
Генри стало смешно. В этом диком краю, где не реже, чем в Уэльсе, встречались кэрны[17]17
Кэрны – кельтские могильные памятники, а также межевые знаки в виде пирамид из огромных камней.
[Закрыть], люди все еще верили в Черного карлика[18]18
Черный карлик – подземный колдун, наводящий порчу на скот.
[Закрыть], урисков[19]19
Уриски – существа, напоминающие сатиров.
[Закрыть] и эльфов и в каждом загадочном явлении усматривали вмешательство демонических сил. Да что о них говорить, если еще совсем недавно близ Лондона, в Тайберне, сожгли на костре козу, в которую якобы вселился злой дух.
Его размышления были прерваны долетевшим словно с небес долгим и чистым звуком охотничьего рога. Галки с шумом взвились над вершинами дубов.
– Это барон!
И тотчас все вокруг наполнилось треском, воплями, стуком колотушек, ревом рогов. Звуки долетали из нижнего конца ущелья. Охотники напряженно всматривались вдаль. Даже псы насторожили уши и застыли, негромко рыча и подрагивая могучими лапами.
Генри, не выдержав, спрыгнул с седла на снег и, бросив поводья Баннастеру, подошел к самому краю скалы.
– Осторожней, милорд!..
Широко расставив ноги, герцог вглядывался туда, откуда долетали шум и захлебывающийся лай собак. Теперь он слышал и басовитый звук рога, возвещавшего, что зверь поднят. Голоса собак звучали с протяжным подвыванием, и Бэкингем ощутил, как от азарта у него застучали зубы и по-звериному изогнулась спина.
Он вернулся и вновь вскочил на коня. Сейчас горячий норов жеребца только раздражал его. И то, что конь вскинул голову и заплясал под ним, едва не привело его в бешенство. Он был как взведенная тетива, но, вместо того чтобы ловить миг удачи, приходилось успокаивать это дикое своевольное животное. И в то же мгновение Ральф, едва ли не навзрыд, вскричал:
– Там! Там! Чертово семя! Да вон же они!
Все замерли, напрягая глаза. Наконец Генри разглядел несущуюся во всю прыть стаю. Обычно волки при травле рассыпались в разные стороны; теперь же, зажатые ущельем, они держались вместе, стелясь по снежному покрывалу, виляя от одного косогора к другому, но повсюду встречая опасность и устремляясь все дальше. За ними, растянувшись во всю ширь долины, мчались своры собак, выскакивали из засад охотники.
Неожиданно волки рывками стали взбираться по склону, но перед ними возникли конные охотники. Звери, уходя от настигающих собак, бросились вперед прямо между ног лошадей. Сэр Эмброз вдруг отчаянно закричал, словно ветер мог донести его слова:
– Мальчик мой, Гилберт, не упусти зверя! Не посрами моих седин!
На таком расстоянии было трудно разобрать, что происходит. Минутное замешательство – и темные тени метнулись вниз. Волков стало теперь меньше, всего четверо, но, сбегая по склону вниз к ручью, они выиграли расстояние и далеко опередили собак.
Теперь они были совсем близко от затаившихся охотников Бэкингема и шли прямо в их сторону, тяжело перепрыгивая через извивы ручья, утопая в сугробах, вывалив языки, но ни на миг не замедляя бега. Страх сделал их сильнее и проворнее преследователей.
– Седая волчица! – охнул Эмброз Флетчер.
Генри и сам видел, что один из хищников гораздо светлее остальных и отстает, явно теряя силы. Но герцог лишь мельком взглянул на волчицу. Куда больше его занимал несшийся прыжками впереди стаи огромный вожак. Вот это зверь! Страшная пасть его была оскалена, от шкуры валил пар, могучие лапы работали, как стальные рычаги.
Позади щелкнули пружины арбалетов.
– Не стрелять, разрази меня гром!
– Но милорд!..
– Не стрелять! Я возьму зверя живым!
Он неторопливо вывел лошадь на склон и погнал ее вниз, стараясь не терять вожака из виду. Затем сделал знак псарю спустить собак и поскакал во весь опор, трубя в рог.
Собаки рванулись так, что вмиг оказались впереди жеребца герцога, из-под копыт которого выскальзывали камни. Бэкингем молил Бога лишь о том, чтобы псы Майсгрейва оказались достаточно натасканы для схватки с волком. Ах, что за наслаждение было бы затравить такого могучего зверя! Силы небесные! Он уже представлял сияющие глаза баронессы Майсгрейв.
Большой пегий волкодав первым кинулся к шарахнувшимся от всадника волкам и вцепился в лохматое бедро вожака. Но пес оказался легче страшного хищника и уже в следующий миг с жалобным визгом отлетел прочь. Подоспели остальные собаки и, прыгнув на волка, почти опрокинули его на спину. Следовавшие за вожаком звери стремглав пронеслись под копытами храпящего жеребца. Но вожак, как и молил Бога Стаффорд, попался. Он отшвырнул, рванув зубами, одну из собак, но другая с лету ударила его, и они покатились по снегу, рыча и лязгая клыками.
Бэкингем вздыбил коня над ними и прыгнул с седла. Стремясь ухватить вожака за уши, он навалился сверху, придавливая зверя к земле. Волкодав, скрежеща челюстями, уже держал волка, и герцог, сдерживая неистово рвущееся чудовище, ожидал лишь, когда подоспеет Ральф и они, засунув в пасть зверя толстую жердь, взнуздают и свяжут его.
Все решали мгновения. Придавленный к земле, зверь вовсе не собирался сдаваться. Генри не успел и глазом моргнуть, как вожак стряхнул его с себя и одним движением клыков разорвал шею державшей его собаки. В лицо герцогу ударил фонтан крови, шерсть зверя стала скользкой, и он ринулся вперед в тот самый миг, когда Ральф уже был совсем рядом.
– Ушел! Ушел! – вопил герцог, в ярости хватая окровавленные комья снега и швыряя их вслед зверю. Опомнившись, он кинулся ловить за повод коня.
Подоспели ловчие, мимо в сосредоточенном молчании пронеслись псы, и, пока Генри садился в седло и поворачивал коня, он оказался уже в самой середине лавины охотников.
За поворотом ущелье расширялось, но скалы оставались почти неприступными. Впереди слышался шум водопада, пробившего себе узкий проход среди скал и по уступам скатывавшегося к болотистой низине. Волки, проникнув в эту часть ущелья, оказались в западне. Бэкингем понял это, едва увидев, что творится здесь: собаки, волки, всадники смешались в пестрый воющий и рычащий клубок.
Краем глаза Генри заметил на вершине скалы синий плащ баронессы, но сейчас ему было не до любезностей. Он поскакал вперед, где толпились конные охотники, а в середине образовавшегося полукольца шла ожесточенная схватка. Волк расшвыривал собак, огрызался и лязгал оскаленными клыками. Около десятка псов кружили вокруг него, но едва лишь какой-нибудь из них бросался к зверю, как тот сбивал его с ног и разворачивался, ожидая следующей атаки. Он был затравлен, но, видимо, решил дорого продать свою жизнь.
– Уберите собак! – раздался звучный голос барона Майсгрейва.
Он соскочил с коня и, держа в руке длинный охотничий нож, неторопливо двинулся к волку. Собак, лаявших и бесновавшихся, растащили в стороны. Вожак остался в одиночестве, но, едва заприметив направляющегося к нему человека, весь подобрался, вздыбив шерсть на загривке. Филип двигался осторожно, обходя зверя по дуге и заставляя его поворачивать негнущуюся шею. Это длилось несколько долгих минут. Люди притихли, и даже собаки как будто угомонились. Внезапно зверь оскалил свои огромные желтоватые клыки и с глухим урчанием прыгнул.
Все произошло молниеносно. В прыжке зверь сбил с ног человека, но тот успел схватить его за глотку и, рывком перебросив через себя, опрокинуть на спину. В следующий миг лезвие вспороло брюхо вожака до самого паха. Брызнула темная кровь, пятная снег, и огромный зверь забился в судорогах.
Майсгрейв поднялся, вытирая рукавом камзола лицо. Охотники зашумели, выражая восторг. Генри Стаффорд прикусил губу. В эту минуту он отчаянно завидовал барону. Как должна гордиться им леди Анна! Он оглянулся, ища ее, но баронессы нигде поблизости не было.
Меж тем было приказано трубить сбор. Охотники не спешили съезжаться, делясь впечатлениями от травли. Охоте сопутствовала удача. Нескольких хищников пристрелили из арбалетов, едва подняв с лежки, еще двоих взяли собаки, троих убили на скате, когда звери пытались по склону вырваться из лощины. Там и отличился сын Эмброза Флетчера Гилберт, собственноручно добывший двух волков: одного стрелой, другого охотничьим ножом.
Генри хмуро молчал. Он тоже был не прочь блеснуть удальством, да не вышло, и сейчас, пока все еще были разгорячены ловом, на герцога почти не обращали внимания. Охотники суетились, укладывая в ряд тела хищников. Барон послал людей в долину, чтобы подобрали раненых собак и волчьи трупы. Между тем кто-то заметил, что седой волчицы среди них нет.
Это немного остудило горячие головы. Иные даже начали креститься, бормоча, что эта волчица и впрямь оборотень, если и на этот раз ускользнула из западни. Но тут подоспели отставшие загонщики, и один из них сообщил, что видел, как старая волчица по отвесной крутизне взбиралась на скалы.
– Она прыгала с уступа на уступ, как серна! – воскликнул загонщик, тот самый Гарольд из ратников Майсгрейва. – Клянусь подземными силами, я придержал лошадь и несколько раз выстрелил в нее, да не уверен, что стрелы достали ведьму.
– Где же это было?
– Там, где Безымянная лощина расширяется за Горелым хутором. В аккурат рядом с местом, где его светлость хотели взять вожака живьем.
«Хоть кто-то заметил, что я не зря гонял Молнию среди скал», – подумал Бэкингем, но внезапно, ощутив беспокойство, принялся оглядывать возвышающиеся над лощиной утесы. На одном из них он видел синий плащ леди Анны. Если седая выбралась здесь, то баронесса оказывалась как раз на ее пути. Это опасно, какой бы отчаянной охотницей ни была хозяйка Нейуорта.
Он вывел коня из общей сутолоки и поскакал назад в лощину, стремясь отыскать где-нибудь путь, по которому можно было бы подняться наверх, туда, где он видел баронессу.
Его отъезд поначалу остался незамеченным. Даже Ральф Баннастер, забыв о господине, с изумлением разглядывал туши матерых зверей.
Филип спросил, видел ли кто баронессу, но ответа не получил. Все знали, как Анна не любит, когда ее оберегают во время охоты. Прекрасная наездница и великолепный стрелок, она неизменно отвергала попытки слуг сопровождать ее, невзирая на строгий наказ Филипа. Барон опросил всех собравшихся, но только Оливер сказал, что перед началом охоты баронесса поднялась на скалы над лощиной, чтобы лучше видеть ход травли.
– С ней был кто-нибудь?
– Она была, как всегда, одна.
Филип подавил раздражение.
– Куда именно она поехала? С какой стороны лощины поднялась?
Никто не знал.
Майсгрейв ухватился было за луку седла, готовясь вскочить на лошадь, но внезапно резко остановился. Лицо его побелело.
– Гарольд, так где, ты говоришь, карабкалась волчица?
Ратник пустился в объяснения, но вдруг поперхнулся на полуслове. Охотники растерянно переглядывались. Филип рывком прыгнул в седло. Вместе с несколькими ратниками они галопом понеслись по долине.
«Анна прекрасно владеет арбалетом, – убеждал себя Майсгрейв. – Она ходила и на вепря, и на волка, а когда в округе появился медведь-шатун, также принимала участие в облаве. С ней ничего не могло случиться. Но чем скорее мы обнаружим ее след, тем лучше».
Однако первым следы Анны увидел герцог Бэкингем. Он поднялся на утоптанную площадку у края утеса, откуда хорошо были видны толпившиеся вокруг мертвых зверей охотники. Следы вели в горы, и герцог, недоумевая, двинулся по ним. Вскоре он понял, в чем дело. Там и тут на снегу он стал замечать среди следов конских подков отпечатки волчьих лап. Неужели леди Анна в одиночку решилась преследовать эту легендарную волчицу? Чистое безумие!
На его пути появились алые пятна. Видимо, волчица все же была ранена. Как опытный охотник, по цвету крови герцог определил, что зверь ранен легко. Если бы стрела Гарольда вошла глубоко, кровь была бы темнее и пенилась. Теперь седая хищница озлоблена, а сил у нее хватит еще надолго.
Генри ехал по следу верхом поросшего темными вековыми елями склона. Здесь было сумрачно и тихо. Даже гомон охотников не доносился сюда. Дорога пошла под откос, и герцог начал путаться в следах, пока наконец не понял, что в этом месте баронесса также потеряла след зверя. Она кружила среди деревьев, а герцог, в свою очередь, кружил по ее следам. Тогда он остановился и громко позвал:
– Леди Анна!
С соседней ели с резким криком вспорхнула пестрая сойка и, хлопая крыльями, скрылась в чаще. Генри прислушался. Ответа не последовало. Ели стояли безмолвно, словно околдованные, не было ни ветерка, лишь позвякивал удилами да фыркал конь. Генри стало не по себе. Где-то здесь Анна потеряла след волчицы и теперь блуждала среди безмолвного леса. Ему вдруг вспомнилось, как охотники называли седую волчицу оборотнем, а Флетчер даже сравнивал ее с колдуньей Морриган.
Он повел плечами, но все же повторил языческий знак Флетчера, отгоняющий злых духов. В этом сумрачном лесу, среди могучих стволов, он почему-то казался более уместным, чем крестное знамение. И тут же рассердился на себя. Тряхнув кудрями, он пустил Молнию по следу Анны.
Куда могла деваться волчица? Генри вдруг понял, что не на шутку обеспокоен. Когда он скакал сюда, у него все еще теплилась тщеславная мысль отличиться, прикончив дьявольскую тварь, и хорошо бы – на глазах очаровательной леди. Но теперь он желал лишь одного – оказаться рядом с Анной и убедиться, что ничего худого не случилось.
Он снова громко крикнул – и внезапно ему показалось, что он слышит ответный зов. Генри пустил Молнию вниз по склону и вскоре выехал из леса на открытое пространство. Теперь он двигался вдоль огромных выветренных глыб известняка. Спуск был очень крут и почти сплошь обледенел. Он тянулся до россыпей, лежавших ярдах в тридцати ниже. Далее снова виднелся темный лес, уходящий в широкую долину, за которой из туманной дымки выступали горы Шотландии.
Генри Стаффорд остановился в тени нависающей над ним скалы. Он попытался заставить коня спуститься, но Молния скользил по обледенелому откосу, сердито ржал, и герцог натянул поводья, одновременно почувствовав на себе чей-то взгляд. Это было странное, ознобное чувство, пробирающее до костей. Он огляделся, но никого не обнаружил. В тот же миг он забыл обо всем, ибо внизу, среди голых деревьев, послышался звон сбруи, топот копыт, мелькнули синий плащ и белое покрывало леди Майсгрейв, но страшный удар в спину швырнул герцога лицом вперед на шею лошади.
Молния бешено заржал и прянул вперед так резко, что тяжесть на спине исчезла, и Генри услышал лишь, как лязгнули у самого уха клыки. Волчица! Жеребец спас его от затаившегося зверя! Но уже в следующую секунду конь заскользил по склону, неудержимо сползая в пропасть и теряя равновесие.
Генри упал на бок, ударившись грудью о землю, а конь всем весом навалился на его ногу. Скольжение продолжалось, и Генри вопил, как безумный, чувствуя, как ледяная кора и острые камни срывают кожу с бедра. Наконец, извернувшись, Молния вскочил на ноги, но герцог теперь оказался на земле у самых копыт. Подкова едва не расплющила ему руку, но главное – падение прекратилось, и герцог мог оглядеться.
То, что он увидел, было куда страшнее пропасти. Тугим сизым клубком прямо на него неслась старая волчица. Клыки ее сверкали. Генри опять закричал и вскинул руку, стараясь защитить горло. Ему удалось на миг удержать зверя, ощутив у самого лица зловоние волчьей пасти, и он попытался ударить волчицу ногой. Жуткая боль пронзила руку, на которую прежде наступил конь, а теперь ее терзало дьявольское создание. Он слышал, как трещат его кости. Рука ослабела, и страшные клыки рванули плоть. Мир окрасился в алый цвет.
«Это конец», – безразлично подумал герцог, успев удивиться, что не сразу лишился сознания. Рядом он видел стекленеющие глаза волчицы, чувствовал, как она вздрагивает и глухо хрипит. Он плохо различал окружающее и захлебывался соленой кровью.
«Разве, когда умирают, бывает так больно?»
На какой-то миг ему стало легче дышать. Он не ощущал больше тяжести навалившегося на него мохнатого тела.
И тогда он на секунду увидел бледное напряженное лицо леди Анны. В ее руке был зажат длинный охотничий кинжал, а теплая волчья кровь еще дымилась на лезвии.
