Текст книги "Колыбель тяготения (СИ)"

Автор книги: Сима Кибальчич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

«Что мне делать? Я не понимаю, что происходит. Ответьте, друзья».

И, наконец-то, услышал ответ.

«Лететь», «как мы собирались», «летим и прыгаем» и «играем в прятки».

На последней фразе они грохнули мелодичным хохотом.

«С кем играем в прятки?», – настороженно спросил Тим.

«С теми, кто умеет», «они думают, что быстрее всех прячутся», «но мы им покажем».

Тут тупик. А если зайти с другой стороны?

«Почему вы мне не отвечали, когда я звал? Разговаривали с инсектоидами?»

«Болтали, болтали», «у них плохой слух», «пришлось громко кричать», «громко кричали и тебя не слышали».

«И о чем договорились?».

«Ни о чем», «они скучные», «немного похожи на изоморфов, но думают правильно и не смеются», «скукота», «мы сообщили, что летим играть в прятки», «они обещали нам служить», «ха-ха-ха», «привести туда, где есть от кого прятаться», «ха-ха-ха», «есть кому шептать правильные ответы».

Час от часу не легче. Служить – это, конечно, очень в духе инсектоидов. Вот только кому они служат до сих пор вызывало бурные дискуссии у философов и политологов.

В целом ясно одно, их крошечному экипажу придётся расслабиться и отдаться в лапы сумасшедших инопланетников. И надеяться, что не порвут на лоскуты.

– Все нормально. Мы идем на помощь Земле, – сурово отрапортовал Тим.

Делать хорошую мину при плохой игре ему не привыкать.

* * *

«Тегетроф» с кораблями сопровождения вступил в бой. Выбора не оставалось, ситуация стала критической. Штраус двигал фрагменты голопространств и отдавал приказы. Никаких лишних эмоций. Они все равно выиграют.

Гиперфлот «Альфа» и лично гросс-адмирал сломают шею любому в этой галактике и тем более в родной звездной системе. Он знает свои космические угодья, как пять пальцев. Вертел на потоковом двигателе какие-то булыжники, один раз уже превращенные им в пыль.

Их атаковали с трех сторон, каждая кристаллическая громадина размеров с флагман. И каждую нужно бить не останавливаясь, меняя угол атаки. Штраус заставлял маневрировать флот, почти не думая, на голой интуиции. Нельзя позволить противнику просчитывать действия. Стоило сложить тактику из пяти шагов, как они словно считывали ее из головы.

Под прикрытием флагмана «Варяг» и «Тегеран» пошли на максимальное сближение. Сбросить на врага роботов-дестроидов. Штуки способные прогрызть вязкое поле электромагнитной защиты. Сбросили удачно, но кристаллические иглы впились корабли. Поврежденные фрегаты с трудом покинули линию удара. Их защищали эсминцы. Плазменные потоки плясали вокруг.

Одна из агломераций скакнула под брюхо «Тегерана» и воткнула сияющее копье в незащищенный проем. Командир успел отреагировать, фрегат распался на несколько секций, пропуская удар насквозь. Силовое поле мигнуло голубым, помогая пересобрать конструкт в новой последовательности. Удобной для ответной атаки.

Штраус скрипнул зубами и дал знак к сближению и перемещению. На линию удара попадали свои. Пора ему вступить и положить конец этим прыжкам.

– Управление на меня. Следовать за ключевыми.

Отдал мысленный приказ и подтянул ближе пространственную голограмму своих кораблей. Мягко поместил пальцы над пятью ведущими фрегатами. Он смещал их плотнее к флагманскому крейсеру, заставляя все соединение дрейфовать на полной скорости по окружности к противнику. Они зависли в тридцати градусах от плоскости сражения.

– Всеми интегрированными и отдельными средствами ведения и обеспечения боя нанести фокусированный удар по командному и навигационному центру вражеской флотилии, – он мысленно указал фокус удара – центральный многогранник скопления. – Огонь!

Адмирал внутри Штрауса испытывал ярость, а эстет страдал. Такую красоту не уничтожать, а оставить бы при себе. Наслаждаться в отпуске, поднимая голову к ночному небу. Яркие удары скрещивались и освещали темноту. Во всполохах взрывов на черном бархате космоса росли и множились причудливые друзы. Не каждый мастер способен создать такое великолепие. Над «головами» кристаллов раскрывались веера зеркальных граней, расцветали лепестки сапфиров, бриллиантов и турмалинов.

Твари множились и стекались. Генерировали самые разные геометрические структуры. Стремились, суки, уничтожить Цитадель. И главное – время работало против флотов.

Силы во внешнем и внутреннем контуре оставались равными. Но еще пара часов непрерывного боя, и запасы снарядов начнут истощаться. А перерыв, чтобы задействовать мощности Цитадели и досинтезировать необходимое, делать нельзя. Перелом нужен здесь и сейчас. Новых сил у Земли не будет. Расчленить и распылить крупные агломерации, чтобы не было возможностей для роста друз.

Вот только каким чудом этого добиться?

* * *

Медленный вдох и выдох. Перед глазами орбита над северным полушарием. Пошел обратный отчет. Махина кристаллов будет прямо по курсу. Вторая над ними правее. В трехмерном пространстве четверо обороняющихся гибнут при одном атакующем. Если нет, эшелонированной обороны. У флагмана теперь не будет. Но он атакует. «Код три, пять, семь, кросс-переход четыреста, сектор сорок, – помоги товарищу».

Еще вдох и выдох. Очистить сознание от лишних мыслей. Нет победы и нет поражения. Лишь красота огня и скорости. Уступы великолепных граней во тьме космоса. Он разобьет их в крошево льдинок. Шедевр живописи. Мечта Харли Макрея.

Прыжок. Всполох света в коротком туннеле. А вот и мы, астероиды.

Камуфляж надежнее игры мускул. Проекции раскладывались веером вокруг врагов.

Кристаллы ускоряют движения. Маневрируют. Надеются вычислить, где прячется разум в окруживших их, размножившихся кораблях. Не тратят заряды, сволочи. Скрывают собственные центры управления и энергии. Ну ничего, держитесь.

Приказ во взмахе руки, и сотни ложных кораблей выпустили белесые сгустки. Голограммы заполыхали в пространстве. Картинки древних существ, городов, людей. Отрывки объемных реконструкций. Кристаллические головы беспокойно завертелись, начали перестроение.

Харли сделал знак артиллерии. Геомагнитный удар полыхнул голубыми ракетами. Хороший способ разорвать мыслительные цепочки в кристаллических решетках. Превратить мысли и вычисления в клочки.

«Помоги товарищу», все пока по плану. Обман, дезориентация… А дальше – мощный удар.

По движению Харли крейсер отрыгнул энергию из дул бортовых орудий. Радиальный ядерный – в две каменные глотки. И сразу ответ. Силовая защита полыхнула, удерживая удары. Пришлось выпустить заградительную сеть вакуумных мин и ускориться. Маневрируя, выкрутить на максимум сквозные ретрансляции. Поиграем в прятки.

Первый раунд остался за ним. Враг дезориентирован и сильно поврежден. Успеть бы добить, не дав переместиться или поделиться в мгновение ока. Как эти твари умели.

Прочь лишние мысли. Он растворен и плывет, удерживая щит, изрыгая огонь. Смотрит не глазами на голограмму боя. А всем своим существом – в звезды.

* * *

По спине гросс-адмирала Штрауса тек пот. Кристаллические громадины грудились во всех плоскостях сражения. Удавалось лишь держать оборону. На остальных секторах дела шли не лучше. Кое-где враг был разбит, свободные подразделения укрепили опасные участки. Но и там было горячо. Особенно во внешнем контуре. Здесь вычислительные мощи кристаллов зашкаливали, и на обманки они не велись.

– Всем фрегатам перейти на второй эшелон по координатам.

Он мысленно помечал точки пространственной модели. Навигаторы пересчитывали и отправляли корабля сопровождения.

– Построение для совмещенного удара.

– Внимание. Подготовка к субъэнергетическому радиальному выбросу.

Штраус прищурился на едва заметную рябь в голографической трансляции. К ним шли вибрационные корабли союзников.

– Отставить. Инсектоиды в пределах ноо-видимости. Всю энергию на силовые щиты.

Помощь очень нужна. Но совместный с тараканами бой крайне затруднителен, а сходу – просто невозможен. Слишком отличается тактика и оружие. Эти их снаряды с весом, превышающим объем в миллион раз, банки странной формы с перетекающими токами. Считалось, что у инсектоидов производство мануфактурное. Кто их знает, какими ножичками они растачивали свои адские бомбочки.

Сейчас нужно уйти с линии удара и задрать щиты, чтобы не срикошетило.

Инсектоиды не тормозили. Без единого выстрела шли на сближение с соединением вокруг «Тегетрофа». Что они делают? Интуиция заледенела, как и пот на спине. Зачем так близко? Нет запроса на стыковку. Что-то не так с их кораблями?

Сомнения промелькнули, и их тряхнуло. Вибрация волной прошлась по корпусу. Все проекции подёрнулись рябью искажения.

Какого черта…

Штраус не понимал, что за оружие. И было ли оно? Корабли вроде целы. Оскаленные агломерации друз не атаковали. И что-то странное с ними. Беспорядочно вращались, словно потеряли противника из виду. Все медленнее и медленнее, будто вязли в сиропе.

– Какого черта, вообще?

В ряби голограммы проступили контуры земного корабля.

– «Гордость Португалии» идет на стыковку, – сообщила система.

– Что за корабль?

– Межпланетарный крейсер класса фрегат. По нашим сведениям не на ходу.

– Стыкуйте.

– Корабли инсектоидов покидают зону контакта.

Вот так и помощь союзников.

– Капитан второго ранга Тимоти Граув запрашивает связь с гросс-адмиралом Карлом Штраусом.

– Слушаю внимательно, капитан, – холодно отчеканил Штраус, тяжело опираясь на центральную консоль.

Хорошее дело – побеседовать среди схватки. Но щиты пробить никто не пытался. А когда происходит что-то необъяснимое – не время бездумной пальбы.

– Я привел помощь.

– Помощь? Инсектоиды отчалили даже не поздоровавшись.

– Не они. Новые союзники на моем корабле.

На параболическом скосе межпланетника, на его стыках и изгибах материализовались сферические тела. Гротескная картина, глазам невозможно поверить. Удерживались сферы на обшивке, как приклеенные.

– Действительно на корабле, – пробормотал Штраус. – Что это, капитан?

– Союзники, новые союзники.

– Но как они нам помогут?

– Непросто объяснить в двух словах.

Навигаторы подавали знаки о чрезвычайно срочности сообщения.

– Подождите, капитан. Что случилось, майор Тревес?

– С момента как подошел корабль, мы переместились. Наши датчики сходят с ума. Мы вышли из обычного пространства.

– В кросс-переходе?

– Не совсем. Я бы сказал в пограничной зоне. Представьте, что стены туннели слиплись, и мы болтаемся в куске этого межпространства.

– Между нашей и параллельной реальностью… – с сомнением протянул Штраус. – Мифическое междумирье?

Сердце в груди зачастило. Странное перемещение взволновало куда больше, чем малоперспективный бой с каменюками.

– Смею предположить, гросс-адмирал, – проговорил Тревес. – Враг нас не видит.

Это почти очевидно. Штраус размял затекшие за многочасовой бой запястья и снова запустил связь.

– Похоже, ваши друзья, капитан, способны совмещать пространства. И чем это кончится для нас?

– Они говорит, что кристаллы для нас медленные и слепые. Они их смешат.

– Меня они не очень смешат. Да и слепыми не кажутся, – скептически хмыкнул Штраус.

Хотя прямо сейчас перемещающиеся друзы выглядели беспомощными и вялыми, будто плыли в масле. Хорошая мишень.

– Если мы выстрелим из этого места, то попадем?

– Сферы веселятся, говорят, метьтесь точнее и стреляйте. Не зря же они летели так долго. Теперь здесь и хотят поиграть. И расскажут все, что кристаллы задумали.

– Ну что ж, почему бы и нет, – Штраус оправил китель. – Поиграем вместе.

* * *

– Подготовить пакеты к сбросу на точки выхода из подпространства. Начинаю отчет. Пять, четыре…

Ларский напряженно ждал. Все выверено до долей секунд.

Невидимый удар с силой подкинул лазоревого драконам, и красавец завертелся в воздухе. Развлекаются твари.

– Пуск.

В небе вырос массивный крейсер. Золотые всполохи, белые вспышки ионного удара. И фиолетовые ракеты с белым носом и хаосом зеленых огоньков. Лупят ребята геомагнитными, надеются дезориентировать и разрушить информационные структуры. Еще и еще.

– Кристаллы на экраны! – гаркнул маршал.

– Треснули твари, – подскочил Ларский.

Черные трещины расходились, а между ними полыхало. Голубое обращалось в синее, хлестало из краев. В небо летели копья, сгустки энергии, похожие на мутные линзы. Силовое поле вокруг возникших ниоткуда крейсеров вспыхивало по краям, горело. Но те стреляли снова и снова. В расколы. Во вспучивающиеся наросты. Не давали перехватить инициативу.

– Где чертов десант? Мы теряем время.

Руазсов ревел, а штурмовые авиетки неслись вниз. Ковер драгоценных нагромождений, бесконечные всполохи режущих граней, и темные фигурки, падающие в этот котел. С виду такие беспомощные, пусть и вооруженные по самые уши. Тревога не давала Ларскому отвести взгляд, а мозг регистрировал короткие рапорты офицеров.

– Мурманск. Десант работает.

– Владивосток. Идут с задержкой, кристаллы начали перегруппировку.

– Лиссабон. Враг отражает выстрелы, расколы минимальны.

– Красноярск. Агломерация разбита. Отправляем зачистку.

Ларский ничем не поможет. Его дело наблюдать, думать, делать выводы. Его дело – заглянуть врагам в мозг. Но все мысли крутились на острие зрения, а смотрел он в единственное место. Мехико. Древняя история. Горные массивы и близость бесконечных водных просторов.

В ту ночь так и не удалось выжечь заразу. Она размножалась, словно из воздуха. Мощные цветные геометрические нагромождения. Совершенно нечеловеческие, в отличие от алмаатинских. И может поэтому куда более мощные. Бои у Мехико не утихали всю войну. Небо постоянно полыхало багровым.

А сейчас. Твари прозевали тяжелую артиллерию.

– Мумбаи. Враг перегруппировывается, десант отходит, запрашивают помощь.

На одном из экранов поднимался туманный скальпель. Адская сила врага, способная перемешать внутренности планеты.

– Токио, крейсер подбит. Требуется помощь.

– Тактический резерв на Лиссабон и Токио.

Сыпались короткие приказы. По кристаллическим слоям вслед крошечным дронам мчались легкие фигурки. Дула пушек вращались на плечах, плевались потоками огня. Бежать, расширять расколы, делать новые. Дело десанта – вышибить дверь, а огнем все зальют пехотинцы. Те шли следом. Более медленные, но неумолимые. Парни, у которых вместо одежды многофункциональные танки.

– Суки, бьют по океану.

– Черт бы побрал этих тварей!

Ларский очнулся и перевел взгляд. Волна закрывала небо. Или не волна, а пар, способный сварить все живое на сотни километров побережья.

– Все свободные крейсеры переместить в Токио! Немедленно!

Бледный Руазсов вытирал выступившую на лбу испарину. Дергать глупыми вопросами его не стоит. Но он обернулся сам:

– Должны, должны додавить. Перевес уже за нами. Главное, чтобы Штраус справился.

– Смотрите туда! – кто-то привлёк внимание.

На фоне голубого неба, над оплавленными в стекло кристаллами летал багряный дракон.

Поливал золотым пламенем останки врага.

Глава 19
Вчера и сегодня

Радужное сияние в полдень. Раскрашенное небо. Постепенно цвет приходит в движение, сгущается в облако. Безупречное, округлой формы, оно склоняется над прибрежной частью города. Над восхищенными людьми на набережной, зависшими в небе авиетками, затененными кровлями крыш. Мгновение, и радужный молот устремился вниз. Не крушит, не мнет. Пролетает насквозь, пронзая плоть города миллиардом искрящихся снежинок. В последний момент стройная фигура у парапета оборачивается. Испуганный взгляд Лизы, и разомкнутые губы. Он бросается жене навстречу. Успеть выдернуть из-под сверкающей смерти…

И просыпается.

Проклятие! Ларский вытянул затекшую от неудобного положения ногу. Заснул вчера практически сидя перед очередным семейным фильмом. Объемный кадр остановился, Лиза так и застыла: с яблоком у губ и раскрытой на коленях книгой. История их путешествия на Марс.

Вчера после дружеской попойки с Маррой Ларский притащился домой и запустил очередную запись. Даже не помнил, как это сделал. Ладно бы плоскую картинку или фотографии, но нет, травил себя ожившей реальностью практически через день. Марго много раз говорила не делать этого. А он не оставлял шансов ни себе, ни ей.

Нашарил за подушками дивана ополовиненную бутылку и повернул крышку. Минералка покалывала пузырьками пересохшее горло. Пустой желудок гулко ворчал. Так, душ, зарядка, разминка, завтрак и скачками на работу раздавать задания подчиненным. Если бы не вечера в пустом доме и накатывающая среди этих стен тоска вперемешку с виной, жизнь очень бы даже обнадеживала. А Марго только лишь обнадеживала, жить с Ларским не спешила. Может и к лучшему. Психологи сводят с ума похлеще женщин и воспоминаний. А тут сразу два фактора в одном. Да еще никак не удается переварить воспоминания.

Он уже дожевывал тост с томатно-беконовым рулетом, одновременно запихивая на место пустой лоток синтезатора, как замигал интерком.

– Доброе утро, дорогая, – протрубил Ларский довольным слоном.

После сытного завтрака тени ночных кошмаров и утренних сомнений растаяли.

– Привет, Ник!

Марго тепло улыбалась и крутила в руке какой-то непонятный пульт. Оказаться бы поближе и стянуть с упругой груди эту домашнюю футболку. Жалко не видно, в трусах ли задница, или уже упакована в слои лишней ткани.

– Напомни мне, Маргош, почему мы по утрам пользуемся разными синтезаторами?

– И разными ваннами, – добавила она с хрипотцой.

– А это и того хуже! Так почему?

– Если расскажешь, как и где ты сегодня проснулся, я тебе отвечу.

С чего он решил с женщиной-психологом будет легче, чем с женщиной-дизайнером.

– Не стану рассказывать, – проворчал он. – Знала бы, если бы сама будила.

Меньше всего Ларскому хотелось проснуться между настоящей Марго и как-будто-то бы настоящей Лизой. В очередном кошмаре звать бывшую жену по имени и, когда его разбудят, увидеть боль и понимание в обычно насмешливых глазах. В глубине души Ларский верил, что, если хочешь спасти отношения, надо вооружиться ложью и недомолвками. И не опускать оружия до самой победы. Рубка правды наихудшая тактика для взращивания нежных чувств.

– Думаешь, ты самый хитрый, Ник, – покачала головой Марго. – Мне звонил Петр, сказал, что ты не пришел.

– Извини, вчера после работы была важная встреча. Напутствие старшего опытного товарища. Он больше и толще твоего мозгоправа, поэтому пропустить мастер-класс я не решился.

– Значит, пили на пару с Маррой до состояния пальто.

– Ну почему пальто? Как дошел до дома, хоть и прерывисто, но помню.

– Ну-ну, молодец раз помнишь. И как он? Переживает свою отставку? Что планирует делать?

– Переживает, что он самый умный, и я без его ценных советов не справлюсь. Решил, что будет держать руку на пульсе событий за пару бурбонов в месяц, которые я и ставлю. Планирует меня поработить и контролировать.

– То есть он не переживает?

Ларский пожал плечами.

– Кто ж его знаете. Он как старая оплавленная железяка. Не выпускает наружу настоящих эмоций и не выдает рыбных мест.

Как-то Алекс назвал Марру покрытым коростой ветераном политических игр. Если бы не игры, возможно, жуткой войны с кристаллами не случилось, а Лиза осталась бы жива. Возможно. Теперь Ларскому придется самому искать ответ. Проще, конечно, обвинить Марру в неправильно принятых решениях. Но он не один их принимал, хотя отстаивал именно он. Да и спрогнозировать такие события было невозможно. Вчера Марра выдал добрый десяток предупреждений и предостережений в связи с назначением Ларского на его место. Выпил за его удачу и добавил горько: «Стоило, наверное, вместо всех нас одного стервеца Треллина поставить с его альтернативным взглядом на любое принятое решение». Может, и стоило, вот только где его взять теперь, этого Треллина.

– Думаю, с Маррой все более или менее в порядке. А если что-то и не так, он и под пытками не выдаст.

– Кто ж его пытать будет.

– О! Желающие найдутся, поверь.

– Тебе виднее, – она сделала паузу и, нахмурившись, добавила: – И прошу тебя, Ник, если ты еще дорожишь нашими отношениями – сходи к Петру.

Ларский поднял руки и с готовность кивнул головой. Надо сдаваться, когда в ход пошла тяжелая артиллерия.

Побегав между ванной, гардеробной и необъятным вестибюлем с зеркалами, Ларский все же выбрался на улицу. Между фасадами древних особняков было солнечно, свежо и тихо. Не самое типичное позднее утро для Санкт-Петербурга. Хотя ходил он по этому городу всего пару недель, как переехал, согласившись занять должность ушедшего в отставку Марры. Новое место, новые служебные головные боли – самое то, чтобы выбраться из липкой депрессии.

Сразу после войны по всей планете стали запускать программы хронореконструкций. Особенно там, где погибло много гражданских. Так он узнал про Лизу. В то утро из Макао она полетела в Шанхай на встречу с заказчиком. Ларский получил запись и крутил несчетное количество раз, как в последние мгновения она стояла на набережной. Сильный ветер лохматил короткие волосы, Лиза прикрывала глаза ладошкой и не отрывала взгляд от сияющего всеми цветами радуги кристаллического облака. Наслаждение красотой затмило страх потерять жизнь. И теперь почти каждую ночь Ларский пытался выдернуть ее из-под смертельного ливня. Ни новый город, ни новая должность не могли избавить его от проклятого сна.

От Фонарного переулка, где он обзавелся жильем, до Главного штаба, где размещалось ведомство, путь короткий. Сплошные движущиеся дороги исторического центра. Вообще-то Ларский предпочитал жить в современных, поднятых в воздух городах, а в каменную древность приезжать на прогулки, чтобы вдохнуть истории и помечтать. Но Марго считала, что поствоенный стресс нужно лечить среди вековых, нетронутых войной стен. Санкт-Петербург счастливо избежал разрушений. Что было невероятно удивительно, почти необъяснимо.

Ларский резко вывернул на Гороховую и чуть не столкнулся с мчащимся на всех парах юнцом. На кого-то впереди парень таки налетел и затараторил извинения. Тоже своего рода поствоенные признаки. Раньше по этим дорогам двигались только туристы или вышедшие на приятную прогулку местные. Любовались резными хоромами, задирали головы к припрятанным среди фасадных колонн совам и мифическим чудовищам. Остальные, кто спешил по делам, просвистывали сверху. Теперь будто все и разом спустили на землю. Понятно почему.

Специалисты по после военной реабилитации буквально зверствовали, заставляли людей ходить пешком. Твердили, как важно чувствовать плотность, реальность существования, надежность опор. Лучше деревянных, каменных, на худой конец композитных. Но никак не силовых. Все программы психологического восстановления прописывали групповое взаимодействие людей с предметным миром. Строй, рисуй или играй в футбол, но на полянке и с такими же идиотами.

Резкий порыв ветра принес запах речной воды. Ларский запрокинул голову, прикрыл глаза от солнца и жадно вдохнул. Дни шли, а из памяти никак не вымывался гаревый дух. Вода… Так остро чувствуется ее ценность. В последнем, переломном сражении кристаллы нанесли несколько страшных ударов по океану. Чуть не закончившихся катастрофой. Все промышленные синтезаторы теперь работали на генерацию кислорода. Баланс еще не был восстановлен. Обсуждали варианты отсосать часть у Марса.

До Дворцовой площади уже и рукой подать. Удивительно, стоило убрать из неба боевые корабли, как триумфальные арки снова стали смотреться величественно. Торжество победного духа. Вера человека в стократ больше его самого.

За стенами здания архитектурная массивность и плотность быстро исчезала. Планетарное управление разведки было напичкано датчиками, бесплотными цифровыми картинками, многофункциональными плоскостями, которые перетекали друг в друга, как кем-то разлитая ртуть. Ларский шагал, а нечто бездушное его сканировало, сверяло и одобрительно попискивало, принимая за своего.

Под сводами проходов попадался народ. Все имели озабоченный вид и здоровались с новым начальство пока настороженно. Ларский и сам не чувствовал себя уверенно ни среди людей, ни среди пухлых папок разведки. Только вникал в хитросплетения, которые опутывали расы Федерации. Непростые отношения, сдержки и противовесы, сбой в которых мог привести к кровавым последствиям. А возможно, и привел.

– Никита Сергеевич, здравствуйте. Вы сегодня проводите совещание после обеда?

Берти перегнулась через ограду второго уровня, будто хотела не только спросить, но и дотянуться до босса. Раньше он говорил «девочки Марры», теперь значит «девочки Ларского». Не все они пережили войну к несчастью. А вот Игнатов пережил. Почти. Как выпустят его из госпиталя и подлечат психику, Ларский поиграет с высокомерным сукиным сыном в кошки-мышки. Сольет в заместителя по неволи накопившегося яда и попьет кровушки.

– Берти, я же сказал, быть готовыми. Но все зависит от того, как пройдет встреча.

– С капитаном Тимоти Граувом?

– С ним самым. Ждите, я скину результат.

Все повторяется. Плохие новости приводят на его порог Граува. И тот соглашается на авантюру. И сейчас согласится. Не может не согласится.

Двери закрылись за спиной автоматически, в остальном ничто в его кабинете не напоминало жилище роботов. Марра любил комфорт, но до родной берлоги Ларского на Филиппинах, с пыльными бутылками и лебяжьей периной за стеной, служебное место не дотягивало. Замысловатый секретер на полстены с бесконечным количеством проемов, ящичков и витых ручек, раздражал вычурностью. И что можно хранить в нем в век квантовой магии? Впрочем, Марра ничего внутри и не оставил. Лишь подмигнул «типа вещь полезная, еще поймешь». Что же не забрал, раз полезная?

Ларский опустился в слишком широкое кресло и побежал пальцами по поверхности стола. Страницы быстро его окружили, стали тесниться, подмигивать. За какие-то полчаса голова начала пухнуть. Разве реально запомнить, в какой форме предпочитают расходовать энергию полилингвистические гловнаты. Какие дары на праздник перерождения нельзя вручать заусланцам под страхом смерти. Интересно, что и той, и другой расе отказали в образовательном визите на Землю. Но они до сих пор настаивают. Ссылки на войну их только приводят в воодушевление. Вся эта инопланетная шелупонь, на первый взгляд, милые пушистики. Непосредственность мотивов их поведения рождает ошибочное чувство безопасности.

– К вам капитан Тимоти Граув, – мелодичным голосом сообщила система искусственного интеллекта «Лия».

– Отлично! Впускай.

Ларский смахнул чащобу голостраниц и поднялся. Выжившего и вернувшегося Граува хотелось встретить и обнять. Как родного человека из прошлой жизни. Они пару раз разговаривали по интеркому, но глаза в глаза не виделись с того самого дня, когда Ларский продал капитана изоморфу за весьма скудные сведения.

Граув вошел быстро, энергичной походкой, улыбнулся широко, хотя в глазах сквозила легкая настороженность.

– Добрый день, Никита Сергеевич, вот прибыл по вашему распоряжению.

– Ну здравствуй, капитан! – хохотнул Ларский. – Рад видеть и давай без распоряжений.

И он двинулся вкруг стола на встречу гостю. Если бы не война, их приветствие могло быть более официальным. Но так… Каждое лицо из довоенной жизни казалось родным. Граув крепко пожал руку, и Ларский притянул его к себе.

– Ох, не знаю, Никита Сергеевич? Прошлый раз после вашей встречи я огребся проблемами по ноздри. Что ждать теперь?

– Того же самого, если честно, – Ларский покаянно развел руками. – Более того, одну проблему я уже организовал.

Граув прищурился, губы напряглись, но вопросов не задал. Похож на себя прежнего и не похож. В этот раз одет в гражданское – как сигнал об отсутствии желания служить. Короткая темно-синяя жилетка, белые отвороты рукавов, и ремень в брюках грубой ткани. Весь такой спокойный, с припрятанным недовольством в изгибе рта. Путешествие на Орфорт пошло капитану на пользу.

– Располагайся, – Ларские показал на два кресла у низкого лакового столика, под сенью какого-то гигантского «фикуса» в углу, – чай, кофе, лимонад?

– Коньяк уже не предлагаете? – насмешливо спросил Граув.

– Пока не решаюсь. Не освоился на новой должности.

– Давайте тогда кофе с молоком и без сахара.

– Лия, прими заказ, – обратился Ларский к искину. – А мне большую чашку Эрл Грея.

– Сейчас подготовлю, – пропела Лия.

– Так какую вы мне организовали проблему, Никита Сергеевич?

– Для такого признания тебе стоит снова перейти со мной на «ты».

– Даже так? Мне как бы не по чину, – Граув вытянул ноги и задумчиво всмотрелся в собственные ботинки. – Чувствую, от предложения веет недобрым.

Не веет, на самом деле, а несет или сшибает за версту. Но чуйка Граува блюла этикет. Ларский проследил глазами, как подкативший робот водрузил на стол две дымящие чашки из расписного китайского сервиза. А в довесок и вазочку со сластями. Лия, похоже, действовала по расширенным программам. Он вздохнул и выпалил:

– Готовили приказ о возвращении тебе звания адмирала, но я затормозил.

Граув непонимающе вскинул глаза. Полыхнуло темной синевой.

– Это… почему?

Почему решили вернуть или почему Ларский вмешался. Видимо, все-таки последнее.

– Мне нужен непризнанный и обиженный герой. В компании неуловимого и непредсказуемого орфортца. Для одной очень секретной операции.

– О, неет, – простонал Граув и бросил голову назад, словно хотел разбить ее о стену, – С Иртом ни за что, ни на какую операцию. Ты как контрразведка отслеживаешь теперь всех инопланетников, уверен, что знаешь, в каком я сейчас положении. Даже не проси.

Вот так, после дружеского удара под дых на «ты» переходят легко и непринужденно. Ларский с усилием сдержал улыбку. Он знал факты и догадывался о целях изоморфа, но планировал валять дурака до последнего.

– Почему с Иртом? Он вроде выбрал себе другое имя? Ладно, ладно, не скалься, пусть Ирт. Да не важно. Парламентские присвоили ему статус полномочного посла Орфорта и консула колонии сфероидов на Земле. Изоморф теперь уважаемый, хорошо известный и даже популярный инопланетный резидент. А ты воротишь морду.

– Вы издеваетесь что ли, Ларский! – прямо-таки зарычал Граув. – Давайте так, я всего лишь капитан и ничего вам не должен! Пусть этот уважаемый резидент и выполняет ваши поручения.

– Он-то выполнит. Но если ты согласишься. И мы оба это знаем.

– Нет! – отрезал Граув и издал звук, подозрительно похожий на зубной скрежет.

– Ну почему? – невинно округлил глаза Ларский.

Ответа не было. Еще бы, слишком щепетильна причина нежелания Граува отправляться куда-то с изоморфом. Хотя посвященные следили за драмой с большим любопытством. И Ларский тоже.

– Послушай, Тимоти. Можно по имени? Я не могу тебя заставить. Но боюсь, без вашего участия не раскрутить некоторые обстоятельства начала войны. Это, действительно, серьезное и чертовски важное дело.

Граув молчал. Смотрел в упор и будто не видел. Удивительно тяжелым иногда бывает повернутый внутрь взгляд. Ларский понимал, что болтается на миллиметре от получения отказа: челюстью вон двинул, но в последний момент сдержал слова. Отступаться и выпускать Граува никак нельзя.