Текст книги "Сладкое безумие (Глубокая, как река)"

Автор книги: Ширл Хенке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

Ее не переставали удивлять контрасты Нового Орлеана. Казалось бы, здесь главенствовали креолы с их высокой культурой, утонченными манерами и стремлением к законности и порядку. Однако они предпочитали смотреть сквозь пальцы на деятельность пиратов и котрабандистов, которые наводняли улицы, бросая вызов американским властям.

Солдат, стоявший на часах у резиденции губернатора, вежливо поклонился и придержал дверь, пропуская Оливию и Тонетту. Они прошли в небольшую приемную перед кабинетом Клейборна и обнаружили, что губернатор наконец обзавелся секретарем. За письменным столом сидел худощавый молодой человек, склонив голову над бумагами. Он вскинул глаза на вошедших, рассеянно улыбнулся, обнажив ровные белые зубы, и вскочил с места, отбросив упавшую на лоб прядь серебристых волос. У него были на редкость правильные черты лица, красивые, как у актера на амплуа героя-любовника, но что-то в его внешности настораживало.

– Доброе утро, мадемуазель. Разрешите представиться: Эдмонд Дарси, секретарь губернатора Клейборна.

Оливия улыбнулась в ответ на его теплую улыбку и тоже представилась. Приветливость молодого человека произвела на нее должное впечатление.

– Ах, вот как! Наследница Шарля Дюрана. В городе только и говорят, что о ваших приключениях на пути из Сент-Луиса вниз по Миссисипи. Чем могу служить?

– Не знаю, право, говорил ли вам губернатор, что он обещал позаботиться о моей корреспонденции.

– Конечно же, говорил, уважаемая мадемуазель Сент-Этьен, – заверил секретарь, протянув бледную руку, чтобы взять письмо, которое Оливия с готовностью отдала:

– Бесконечно вам благодарна, господин Дарси.

– Не желаете ли повидать губернатора? У него сейчас как раз перерыв между важными встречами с законодателями.

– Нет, нет, все в порядке. У него и без меня масса дел. Просто передайте ему мои наилучшие пожелания и сообщите, что на будущей неделе я намереваюсь переехать в дом на плантации Байю-Бьенвеню. Если там все организовано так же блестяще, как и в городской резиденции дядюшки, примерно через месяц я буду готова принимать гостей.

– Уверен, что губернатор с нетерпением будет ждать вашего приглашения, – последовал вежливый ответ.

Они распрощались, и Оливия вместе с горничной покинули резиденцию губернатора, а секретарь Клейборна выждал, пока гостьи скроются из виду, и небрежно взвесил в руке толстый пакет, адресованный отцу Луи, проживающему в Верхней Луизиане в форте Сент-Франсуаза, для передачи Микайе Джонстону. Молодой человек довольно ухмыльнулся и засунул письмо во внутренний карман сюртука. Он решил прочитать послание не спеша на досуге и тогда уж решать, отправлять ли его по назначению. Что же касается переписки между девицей Сент-Этьен и полковником Шелби, то вся корреспонденция подлежала уничтожению.

* * *

За год отсутствия Шелби Вашингтон очень изменился. Нет, не внешне – город по-прежнему лишь отдаленно напоминал проект, задуманный архитектором Пьером-Шарлем Л'Энфантом. Здания являли собой странное зрелище – сочетание великолепного строительного камня с нескладными фасадами и плохой облицовкой, которым угрожал постепенным разрушением капризный климат Виргинии, близкое соседство болот и соленый воздух с океана. Перемены скорее ощущались в атмосфере, напоенной тревогой и ожиданием. В коридорах власти как бы сверкали молнии, предвещавшие грозу, все будто чего-то боялись и одновременно ждали, сгорая от нетерпения. Вашингтон жаждал войны.

Государственный секретарь Джеймс Монро войны не желал. Однако в последние месяцы отношения между администрацией президента Мэдисона и правительством Великобритании резко ухудшились. Пламя страстей усиленно раздували в Вашингтоне сторонники американской экспансии, стремившиеся воспользоваться ситуацией для захвата британской территории в Канаде и испанских колоний во Флориде.

– Если бы только Генри Клей и все эти напыщенные идиоты перестали молоть чепуху о необходимости блюсти честь Америки! – воскликнул Монро, разбирая документы, доставленные Шелби.

– Конгрессмены горячатся, когда речь заходит о захвате англичанами американских судов, совершенно игнорируя тот факт, что Наполеон конфисковал их не меньше, – заметил Сэмюэль. Он возлагал большие надежды на Монро, который, по его глубокому убеждению, мог предотвратить кровопролитие.

Чисто внешне Джеймс Монро был полной противоположностью президенту. Высокий, широкоплечий, с румянцем во всю щеку, человек действия, он выгодно отличался от стареющего Мэдисона, хрупкое здоровье которого все более ухудшалось с каждым годом пребывания в Белом доме. Кроме того, Монро, крайне осторожного и осмотрительного, не причисляли к разряду блестящих мыслителей, выдававших искрометные идеи, чем всегда славился президент. Однако внешность обманчива, как и поспешные суждения об умственных способностях той или иной личности. Мэдисон и Монро дружили с детства и трудились в полном согласии и взаимопонимании, возмещая недостатки друг друга, а главное, государственного секретаря даже его враги не могли назвать дураком и не пытались обвести вокруг пальца.

– Нашему англичанину ирландского происхождения еще многому стоило бы поучиться перед тем, как всерьез заниматься шпионской работой, – сухо заметил Монро, не отрывая глаз от бумаг.

– Да, несомненно, он любитель, а не профессионал, но того же нельзя сказать о посреднике.

– Вы думаете, он французский шпион? – Государственный секретарь испытующе взглянул на Шелби.

– Я осторожно навел справки через своих давних друзей в посольстве Франции и выяснил, что никто не слышал о человеке по имени граф де Крильон ни до, ни после революции.

– В таком случае мы имеем дело с агентом секретной полиции Наполеона, – кивнул Монро. – Да. Тогда все понятно. В последнее время у маленького императора дела идут из рук вон плохо, ему нужно, чтобы Англия повела войну на двух фронтах.

– А мы из кожи лезем, чтобы ему угодить, – угрюмо заключил Шелби. Он знал, что его тесть выступает в сенате в роли самого горячего сторонника войны с Англией.

– Боюсь, сейчас уже поздно менять наш курс. «Ястребы» в конгрессе сумели раздуть истерию, охватившую всю страну. Единственным оплотом мира осталась Новая Англия… но судя по этим бумагам, положиться на политиков в этом регионе мы тоже не можем.

– С тех пор как администрация Джефферсона ввела эмбарго на торговлю с Европой, владельцы судоходных компаний в Новой Англии не скрывали своего недовольства – весь Вашингтон прервал их давние торговые связи с Англией. Так что в этих бумагах нет для нас ничего нового, если не считать письменной инструкции за подписью генерал-губернатора Канады в адрес Генри. Это уже новый элемент.

– Так называемые бумаги Генри не только подольют масла в огонь, который раздувают сторонники войны, они могут также укрепить позиции нашей администрации, – ответил Монро, неизменно старавшийся внимательно изучить обе стороны медали.

– Вы имеете в виду тот факт, что все тайные союзники Британии в Новой Англии, упомянутые в бумагах, принадлежат к партии федералистов?

– Да, именно так, полковник, – подтвердил Монро, и в его глазах появился стальной блеск, обещавший крупные неприятности федералистам. – Они дошли до того, что даже стали угрожать выходом из состава республики в случае войны. Наша администрация, возможно, не сможет предотвратить войну, но уж помешать тем, кто пытается подорвать единство страны, мы вполне в силах. Вы еще раз оказали своей стране неоценимую услугу, полковник. Благодарю.

– По-вашему, когда президент потребует от Конгресса официального объявления войны?

– Трудно сказать. Президент все еще надеется, что премьер-министр Англии примет меры к тому, чтобы английские корабли перестали нападать на американские суда. Однако поговаривают, будто министр иностранных дел Англии Веллесберг уходит в отставку, а он самый стойкий сторонник решения проблем мирным путем. Если Веллесберг уйдет, – Монро пожал плечами, – боюсь, к весне мы будем вынуждены…

После того как государственный секретарь покинул небольшую гостиницу, в которой остановился Шелби, полковник плеснул немного бренди в бокал, сел в кресло и задумался. Пока ему было приказано оставаться в столице. В свете напряженной обстановки в стране не приходилось сомневаться, что нового задания долго ждать не придется.

Время приближалось к полуночи. Полковник устало прикрыл глаза и вспомнил долгий путь из Бостона в Вашингтон, который пришлось проделать верхом. Конечно, морем было бы быстрее и не так утомительно, зато гораздо более опасно, так как английские корабли временами нападали на американские суда даже вблизи берегов Соединенных Штатов. Имея при себе секретные бумаги первостепенной важности, Шелби не мог рисковать.

Шелби сделал глоток и с удовольствием ощутил, как от горла к животу прокатилась горячая волна. На душе было смутно и тревожно, до смерти надоела бессмысленная возня, которую затеяли политические деятели, и отчаянно тянуло назад в Новый Орлеан, к Оливии, но в данный момент об этом нечего было и помышлять. Прошло два месяца после того, как они расстались, и по прибытии вчера в Вашингтон Сэмюэль прежде всего поинтересовался, нет ли для него письма. Его ждало разочарование.

Странно, очень странно. Наверняка сейчас она уже точно знает, ждет ли ребенка. Почему же не пишет? Конечно, письмо могло затеряться. Однако вся корреспонденция от губернатора Клейборна пришла вовремя. Полковник устало протер глаза и начал писать новое письмо, уже третье с того дня, когда он оставил Новый Орлеан. «Почему, ну почему ты молчишь, Ливи?» – в сотый раз задавался вопросом Шелби под легкий скрип пера по бумаге. Грудь теснило предчувствие беды.

25

– Вы абсолютно уверены, доктор? – С мертвенно бледным лицом Оливия сидела во врачебном кабинете Альбера Фрея, отказываясь поверить новости, которую еще два месяца назад восприняла бы с ликованием. – Ведь меня по утрам не тошнит и нет никаких иных симптомов…

– Далеко не всех беременных женщин, дорогая, тошнит по утрам, – мягко улыбнулся врач, француз родом из Эльзаса. – Вы молоды, у вас крепкий организм и отменное здоровье, так что в период беременности у вас не будет никаких неприятностей.

– Если не считать отсутствия мужа, – без обиняков заявила Оливия.

От Сэмюэля за все это время не пришло ни единого письма, и трудно было избавиться от подозрения, что он ее забыл и бросил. Оливии было не до соблюдения приличий.

Лунообразное красноватое лицо врача приобрело багровый оттенок, Фрей промолчал и ласково похлопал пациентку по руке. Мадемуазель Сент-Этьен щедро жертвовала на больницу и сама провела здесь немало часов, ухаживая за больными сиротами, которых подбирали на улицах монашки. Фрей восхищался добротой и великодушием этой женщины. Если бы только можно было ей помочь! Но как?

– А отец ребенка – он находится вне пределов Нового Орлеана? – осторожно спросил врач.

– Да. Впрочем, если бы он и был здесь, то все равно не смог бы на мне жениться. – Оливия встретилась взглядом с врачом. Прочитав в его глазах не осуждение, а сочувствие, она добавила: – У него уже есть жена.

Пожилой врач задумчиво почесал густые седые бакенбарды:

– А, понятно. И у вас, насколько знаю, нет родных, к которым вы могли бы обратиться за помощью?

– Мои родители умерли раньше дядюшки Шарля, а все остальные родственники погибли во времена Большого Террора во Франции, когда я была еще ребенком. Единственный родной мне человек живет в лесной хижине близ Миссури. Он бы принял меня с распростертыми объятиями, я уверена, но после новых подземных толчков путешествие по Миссисипи сопряжено с большой опасностью. Никто не соглашается сопровождать меня, хотя я предлагала немалые деньги.

Женщина держалась стойко, не билась в истерике, но по лицу было видно, что она в полном отчаянии. Фрей прекрасно знал, что скажет новоорлеанское общество, когда станет известно о беременности незамужней девицы Сент-Этьен. Даже колоссальное состояние Дюрана не спасет ее от всеобщего остракизма.

– Может быть, – нерешительно начал врач, – я мог бы помочь… то есть если вы решите избавиться от ребенка…

Когда до нее дошел смысл его слов, Оливия тут же, словно защищаясь, обхватила живот руками:

– Нет! То есть я, конечно, благодарна вам за заботу, но…

Врач улыбнулся с облегчением:

– Значит, вы хотите родить ребенка от этого человека?

Доброта и участие врача так растрогали Оливию, что она разрыдалась.

– Да, да, я очень хочу этого ребенка. Это все, что мне от него осталось. – Она промокнула слезы носовым платком. – Право, не знаю, что со мной. Я никогда не плачу.

– Повышенная чувствительность – признак беременности, – улыбаясь одними глазами, пояснил доктор. – Видите, а мы думали, будто у вас нет никаких симптомов. А теперь, – продолжал он, вставая и отечески похлопав женщину по плечу, – я попрошу Луизу приготовить настоящего крепкого кофе, и мы вместе с вами обдумаем, как поступить, чтобы было хорошо и вам, и вашему будущему ребенку.

Вскоре Оливию устроили в уютной гостиной за чашкой ароматного французского кофе, любимого напитка всех без исключения жителей Нового Орлеана. Вокруг гостьи хлопотали доктор Фрей и его незамужняя сестра Луиза, прилагавшие все усилия к тому, чтобы Оливия чувствовала себя как дома в светлой небольшой квартирке, расположенной над врачебным кабинетом.

– А теперь расскажите мне о молодом человеке, отце вашего будущего ребенка, – попросила Луиза, после того как заставила гостью отведать сладкого пирога. Мадемуазель Фрей была довольно устрашающего вида, высокая дама с пышной грудью и плечами гренадера, массой седых волос, уложенных короной надо лбом. Но в темных глазах ее искрился смех и доброта, она часто и громко хохотала. Оливии довелось трудиться с ней бок о бок в больнице, и она считала, что Луизе следовало давно выйти замуж и заиметь дюжину собственных детей, которых она могла бы любить так же страстно, как больных сирот.

Последние два месяца Оливия была обречена фактически на одиночество и полное молчание, поскольку ее окружали чужие люди, для которых она представляла интерес лишь как наследница Дюрана, да застенчивые слуги, с которыми она обменивалась только короткими фразами. Так что впервые за долгое время Оливию готовы были внимательно выслушать добрые люди, относившиеся к ней с искренней симпатией. Слова сами полились из уст, и Оливия без утайки рассказала все. Когда она дошла до описания картины прощания с Сэмюэлем, голос сорвался.

– Я… боюсь, что с ним стряслось что-то страшное, у него очень опасная работа, и его могли убить.

– Полной уверенности нет и быть не может, – возразила Луиза. – Ведь прошло всего два месяца, а почта работает из рук вон плохо. Вы сами говорили, что он постоянно в пути. И ваши и его письма могли просто затеряться.

Оливия покачала головой:

– Но не все же. Я отправила массу писем. Кроме того, мы договорились держать связь через губернатора Клейборна. Если бы Сэмюэль был жив, он бы обязательно мне ответил. Я даже пыталась снестись с его сестрой в Сент-Луисе, но и она молчит. Губернатор заверил меня, что регулярно получает почту из Вашингтона, но писем от Сэмюэля там нет.

Доктор Фрей принялся расхаживать по комнате, задумчиво поглаживая бородку.

– И все же пока, на мой взгляд, его рано хоронить. А если президент отправил полковника за границу?

– Это возможно, – кивнула Оливия, готовая, подобно утопающей, ухватиться за соломинку.

– Однако нашу проблему это не решит, – вмешалась практичная Луиза. – Все равно вначале он должен получить развод. Даже будь полковник здесь, он не смог бы сейчас на вас жениться.

Взглянув на сестру, доктор несмело предложил:

– В нашем городе немало достойных молодых людей из хороших семей. Может быть…

– Нет! Ни за что! Даже если найдется человек, который изъявит готовность на мне жениться и усыновить моего ребенка, все равно моим мужем может быть только Сэмюэль. Пока хоть малейший шанс, что он жив… – Оливия в отчаянии затрясла головой. – Нет, даже если узнаю, что его нет в живых.

– В таком случае, – бодро проговорила Луиза, – нам просто придется изобрести для вас мужа.

Оливия и доктор Фрей ошеломленно уставились на нее.

– Хотел бы я знать, какой дьявольский план созрел в твоей голове, Лулу?

Луиза подняла густые темные брови и любовно оглядела брата. Он не называл ее Лулу со времен далекого детства.

– Я предлагаю предельно простое решение проблемы. Оливии требуется временный муж, который не станет обременять ее необходимостью выполнять супружеские обязанности, но сохранит ее репутацию, дав ей свое имя. Если полковник жив и получит развод, Оливия моментально овдовеет и выйдет замуж за отца своего ребенка. Отличная мысль! – продолжала Луиза, довольная своей изобретательностью. – Требуется муж, способный умереть молодым. Думаю, на эту роль как нельзя лучше подойдет какой-нибудь испанский офицер… Подождите секунду… Некий молодой человек с титулом, из богатой и знатной семьи, а службу он проходит, скажем, в Испанской Флориде. Итак, мы отправляемся в Пенсаколу. С сеньорой Вальдес мы не виделись уже много лет, путь не близкий, и мне, естественно, не помешает общество молодой особы, любительницы путешествий. Скажите, Оливия, почему бы нам с вами не совершить поездку во Флориду?

Начав понимать, куда клонит Луиза, Оливия воспряла духом. Улыбнувшись, она сказала:

– Однажды мне довелось проделать долгий путь по Миссисипи, да еще во время землетрясения. Думаю, небольшое путешествие морем до Флориды пойдет мне на пользу.

– Дон Рафаэль Обрегон! – торжественно провозгласила Луиза. – Мне нравится это имя! А вам, дорогая?

– Я выйду замуж за таинственного дона Рафаэля в Пенсаколе, затем трагически овдовею и укроюсь в поместье в Байю-Бьенвеню, оплакивая безвременную кончину любимого мужа, – подхватила Оливия.

Доктору оставалось только восхищенно покачивать головой, слушая, как дамы воодушевленно разрабатывают свои планы. По мнению Фрея, мужчины в подметки не годились слабому полу, когда речь шла о необходимости выстоять и выжить в самой невероятной обстановке.

Все утро губернатор Уильям Клейборн провел как в аду. Его кабинет до отказа забили плантаторы-креолы, крайне возбужденные перспективой грядущей войны с англичанами. Они требовали, чтобы американская армия встала на защиту их интересов и раз и навсегда положила конец преступным действиям давнего врага, чьи корабли бороздят воды Мексиканского залива, словно это внутреннее море Англии. Кое-как убедив визитеров в том, что ситуация находится под контролем, насчет чего сам губернатор весьма сомневался, и позволив им несколько выпустить пар, губернатор в конце концов отправил всех восвояси.

Обстоятельства вынуждали Клейборна обдумывать каждое слово в разговоре с именитыми гражданами Нового Орлеана, так как в Конгрессе рассматривался законопроект о предоставлении Луизиане статуса штата. После его одобрения те же самые темпераментные плантаторы займут места в законодательном собрании нового штата и в случае чего смогут вообще отравить жизнь губернатору. Клейборн устало потирал голову, когда раздался стук в дверь и в кабинет вошел секретарь.

– Что нового, Дарси? Еще одна делегация плантаторов или на этот раз капитан испанского судна с жалобой на пиратов, обобравших его до нитки?

– Нет, ваше превосходительство, ничего неприятного, – улыбнулся секретарь, державший кипу бумаг. – Всего лишь несколько документов на подпись, в том числе призывы к общественности насчет поимки пирата Жана Лафита, прошение о помиловании Энрике Салазара, ордер на арест Поля Шмита, несколько заказов на поставки и ряд бумаг на выплату жалованья.

Клейборн просмотрел первый документ, гласивший, что американские власти должны немедленно конфисковать товары, закупленные на доходы от незаконных операций Лафита, и поставил витиеватую подпись.

– Этого мерзавца пора хорошенько проучить, – процедил сквозь зубы губернатор, вычеркнул несколько строк из следующей бумаги, написанной каллиграфическим почерком Дарси, и ощутил начало очередного приступа головной боли.

С тех пор как во время эпидемии желтой лихорадки умерла креолка, вторая жена Клейборна, которую он очень любил, губернатор остался в полном одиночестве и чувствовал себя отвратительно. Однако не следовало поддаваться слабости, и Клейборн со вздохом принялся разбирать гору бумаг, размашисто подписывая их в том месте, где указывал Дарси. За последние месяцы, с тех пор как у него начал работать этот энергичный и толковый молодой человек, Клейборн привык во всем полагаться на своего секретаря.

Вкратце поясняя содержание каждого документа, Дарси открывал последнюю страницу и предлагал губернатору поставить подпись, работа кипела, и вскоре с документами было покончено.

– На сегодня достаточно, ваша светлость. Почему бы вам не отправиться домой? Час уже поздний, с остальным я сам управлюсь.

– Благодарю вас, Дарси. Думаю, стакан доброй мадеры перед сном мне не помешает, надо будет пораньше лечь спать, – не заставил себя долго уговаривать губернатор, встал и направился к двери, а секретарь принялся аккуратно раскладывать бумаги на письменном столе.

Когда Клейборн укатил домой, Дарси вынул из общей кипы документов одну страницу, адресованную полковнику Сэмюэлю Шелби, перечитал и холодно усмехнулся. «Никак не ожидал, что получится так легко, – удовлетворенно пробормотал секретарь. – Будем надеяться, что полковник не примет слишком близко к сердцу известие о замужестве своей французской шлюхи. Ему отнюдь не обязательно знать, что она уже успела овдоветь и ныне живет затворницей в своей загородной резиденции, никого не принимая. Впрочем, полагаю, об этом губернатору не следует информировать Шелби… а также о том, как возлюбленная изливает душу в своих письмах к полковнику. Бедняжка все клянется в вечной любви и умоляет Шелби вернуться к ней и ее новорожденному ублюдку. Откуда ей знать, что все ее послания, не дойдя, обращаются в пепел».

Золотистые глаза секретаря зловеще сверкали в свете свечи, но в тени оставалось бледное лицо с правильными, почти женственными чертами. Эдмонд Дарси выглядел в точности как падший ангел. Правая рука сатаны.

После встречи с Джеймсом Мэдисоном полковник Сэмюэль Шелби вышел из боковой двери, которой пользовались лишь в том случае, если посетителю, по мнению президента, не следовало попадаться на глаза посторонних. С тех пор как в это здание въехал хозяином Томас Джефферсон, много людей, начиная с послов иностранных держав и кончая политическими оппонентами, выскальзывали через этот черный ход после аудиенции с президентом. Сэмюэль шел до длинному извилистому коридору с мрачным видом, но его тяготили отнюдь не проблемы войны и мира, которые он только что обсуждал с главой американской администрации.

Возле двери в свои личные апартаменты полковника поджидала Долли Мэдисон. Она сразу приметила, что мыслями Сэмюэль был далеко, скорее всего за тысячи миль от столицы, в Новом Орлеане.

– Знаю, что на границе с Канадой сложилась очень тревожная обстановка, но мне почему-то кажется, что тебя гораздо больше волнует ситуация в районе, находящемся значительно южнее. – Супруга президента по-матерински чмокнула Сэмюэля в щеку, потянула его за собой и тщательно прикрыла дверь.

Вернувшись в Вашингтон, полковник рассказал Долли Мэдисон, что добивается развода с Летицией, так как встретил девушку, на которой хочет жениться, и она ждет его в Новом Орлеане. Оливия Сент-Этьен должна быть воистину исключительной особой, сделала вывод жена президента, поскольку Сэмюэль нарушил собственное правило, согласно которому никогда и никому не поверял своих тайн, в особенности сердечных, и все свои проблемы решал самостоятельно. Долли порадовалась за своего любимца, но сейчас в его глазах вновь погас живой огонек и на лице опять застыла прежняя маска циничности. Долли была уверена, что за этой маской скрывается глубокое страдание, и хотела узнать его причину в надежде помочь или на худой конец просто посочувствовать.

Она провела полковника в гостиную, усадила на кушетку вдали от любопытных глаз и чутких ушей прислуги, отпустила горничную и скомандовала:

– Теперь выкладывай, почему у тебя такой задумчивый вид. И не потчуй меня ссылками на военную ситуацию. Мой муж мне и так все уши прожужжал рассказами о сокрушительном поражении наших войск, когда генерал Хэлл сдал форт Детройт англичанам.

– Мне никогда не удавалось вас обмануть, – улыбнулся Шелби, но улыбка тут же погасла, и на лицо его набежала тень. – Развод мне больше не нужен. На этот раз Летиция и вправду отдала богу душу.

Долли ахнула:

– Как это случилось?

– В точности не знаю. Вчера повстречался мне Уортингтон Соамс и накинулся на меня, как разъяренный бык, топал ногами и кричал, будто я нанес его драгоценной дочери смертельное оскорбление, подав на развод. Сенатор обвинил меня в том, что я не могу оставить ее в покое даже в могиле и пытаюсь втоптать в грязь славное имя Соамсов.

– Но ты мне рассказывал, что однажды они уже якобы похоронили ее и она воскресла.

– На этот раз все без обмана. Сенатор был вне себя – небрит, глаза покраснели от слез, словом, явно убит горем. Летиции нет в живых, в этом можно не сомневаться. Ее застрелили в Сент-Луисе, когда я отправился в погоню за Вескоттом. Соамс не мог связно мыслить и говорить, так что о деталях я могу только догадываться, но, очевидно, в дом забрались грабители. Тело Летиции переправляют в Виргинию и похоронят в семейном склепе.

– Возможно, сейчас об этом рано говорить, но мне кажется, теперь ты вполне мог бы вызвать Оливию в Вашингтон. – Она запнулась.

Сэмюэль взглянул ей в глаза, и от этого взгляда Долли похолодела. Нет, его подавленное настроение вызвано отнюдь не кончиной Летиции Соамс.

– Не стану лицемерить и утверждать, будто меня печалит смерть Летиции, но я не могу звать сюда замужнюю женщину. Забавно, не правда ли? Вначале мы не могли соединить свои судьбы из-за меня, а теперь – из-за нее.

– Погоди. Но почему? Ты уверен, что она замужем? Она сама тебе сообщила? – Долли было горько смотреть, какая мука исказила черты Сэмюэля, на миг сбросившего свою маску.

– С момента, когда я покинул Новый Орлеан, я не получил от Оливии ни единого письма, хотя сам отправил больше десятка. О ее замужестве меня известил губернатор Клейборн, выразил сочувствие и тому подобное. Видимо, Оливия сочла неудобным писать сама и попросила губернатора. – Не в силах усидеть на месте, полковник вскочил на ноги и начал метаться по комнате, изливая душу в довольно несвязных, отрывочных фразах.

За долгие годы супружеской жизни Долли Мэдисон в совершенстве овладела искусством выслушивать собеседника до конца, задавая наводящие вопросы. Иным путем невозможно было разговорить застенчивого мужа, который крайне неохотно делился своими сокровенными мыслями даже с близкими. Не спуская глаз с Сэмюэля, Долли налила в два бокала шерри из графина, стоявшего на столике грушевого дерева, и молча вручила напиток полковнику. Тот рассеянно принял бокал.

– Ее мужа зовут дон Рафаэль Обрегон, испанский граф или нечто в этом роде. Я так и думал, что ее в конце концов потянет к своим, к титулованным особам. Ведь ее родители тоже аристократы – барон и баронесса, из древнего рода. А что я? Сын бедного плантатора из Виргинии. Естественно, когда она была бедна и жила почти без надежды войти даже в высший свет Сент-Луиса, то и я ей годился. Или воображал, будто годился. Но когда во время плавания по Миссисипи я узнал о наследстве ее дяди, у меня сразу возникло это… – полковник помолчал, подыскивая слова, – предчувствие, нет, скорее даже уверенность, что такая женщина не для меня. Потом, выяснив размеры дюрановского состояния и увидев, как перед Оливией буквально стелется весь высший свет Нового Орлеана, я понял, что просто не смогу жить, придавленный тенью ее богатства. И одновременно не имею права просить ее отказаться от наследства.

– Но сама она предлагала это сделать, так? – Долли почему-то не сомневалась, что так оно и было.

В ответ он хрипло рассмеялся, допил шерри и поставил бокал на изящный столик.

– Да, предлагала, но… тогда мы оба… простите мне некоторый цинизм, полагали, что она, возможно, беременна. Вероятно, пока она этого опасалась, то готова была расстаться и с богатством, и с положением в обществе. Но, как вы помните, на прощание я мог обещать ей лишь одно – начать процесс о разводе. Мы могли пожениться только через год или даже позже, если, конечно, меня бы вообще не убили. – Он тряхнул головой, пытаясь отогнать мысль о постигшем его горе и разочаровании.

– И, оставшись в Новом Орлеане, молодая, красивая и богатая, окруженная толпой воздыхателей, она поддалась соблазну, даже не сочтя нужным самой написать тебе об этом, – заключила Долли, рассерженная обидой, нанесенной ее любимцу. Но в ее сердце все же теплилась надежда, что случившееся – результат досадного недоразумения.

– Если бы мы переписывались обычным путем, я бы, конечно, мог предположить, что все наши письма затерялись. Но я своими глазами видел мешки с почтой, привезенные спецкурьерами Клейборна, там были документы и личная переписка – но ни слова от Оливии… пока она не попросила губернатора уведомить меня о ее замужестве.

– Сэмюэль, мне очень жаль, – сказала Долли, подошла к полковнику и сжала его руку. – Ты заслуживаешь гораздо лучшего. – Ей было неловко задавать следующий вопрос, но она все же решилась: – Что ты будешь делать теперь? – В Сэмюэле чувствовалось невероятное напряжение, чреватое неизбежным взрывом.

– Я получил назначение в армию Гаррисона в Индиане, – ответил Сэмюэль с улыбкой, которая затронула только губы; глаза его остались холодны как лед. – Похоже, после моего успеха с осагами я считаюсь в военном ведомстве лучшим специалистом по военной стратегии индейцев – вождя Текумсеха и конфедерации племен шони. Мне поручено пробраться через позиции англичан в Канаду.

Долли побледнела:

– Это же равносильно самоубийству! Просто невозможно!

– Не только возможно… но я должен это сделать. Мы уже понесли неисчислимые потери на море. Наш флот более чем в двадцать раз уступает британскому – и по личному составу, и по вооружениям. Мы не имеем права потерпеть поражение на суше, иначе англичане прорубят коридор от Канады по Миссисипи вплоть до Мексиканского залива. Я обязан выполнить задание.

– Береги себя, Сэмюэль. Не рискуй излишне лишь потому, что сейчас жизнь тебе опостылела, обещай! Я тебя не отпущу, если ты мне в этом не поклянешься, – потребовала Долли.

Сэмюэль невольно улыбнулся, и на этот раз в его улыбке проглянуло былое обаяние.