Текст книги "Сладкое безумие (Глубокая, как река)"
Автор книги: Ширл Хенке
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
Человек что-то прохрипел и упал. Он был слишком слаб, чтобы представлять опасность, и Оливия осторожно приблизилась. В этот момент незнакомец застонал, перевернулся на спину, девушка увидела его лицо и слабо вскрикнула:
– Сэмюэль!
«Боже мой! Он исхудал до неузнаваемости, кожа да кости, и в чем только душа держится? Все тело изранено, исцарапано, изуродовано, но, главное, живой. Что с ним? Что произошло?» Оливия присела на землю, положила на колени голову Сэмюэля и стала громко звать на помощь.
Первым прибежал Микайя:
– Искорка! Девочка! Что случилось?
Она сидела согнувшись на земле и горько плакала, и на мгновение его охватил испуг, но потом он разглядел, что девушка цела и невредима. Оливия роняла слезы на лицо какого-то бедолаги, нежно гладила его по щекам и что-то приговаривала.
– Микайя, смотри, это Сэмюэль, – сказала она, подняв заплаканное лицо. – У него жар, он едва жив от истощения, и его жестоко избили.
– Погоди, не реви. Все не так плохо, как может показаться. Видно, долго бродил в лесах, вот и все, – попытался успокоить девушку Микайя.
Он присел на корточки и принялся обследовать пришельца. Вокруг сгрудились осаги, сбежавшиеся на крик Оливии, и с живым интересом наблюдали за происходящим.
– Да-а, исхудал изрядно, – заключил великан. – Случалось видеть больше мяса на поварешке, чем на его костях. – Микайя приподнял ноги Сэмюэля и внимательно изучил голые ступни. – Если бы на нем были мокасины, в них образовались бы дырки до самой голени. – Он прощупал руки и ноги, провел ладонями по всему телу, проверяя, нет ли переломов, вывихов и серьезных ран, и закончил: – Придется над ним серьезно поработать, девочка. Парень в жутком состоянии.
– Он весь горит, и вон там в боку рубец воспалился, смотреть страшно. Он… он выживет? – спросила чуть слышно Оливия и с надеждой взглянула на Микайю.
– Доводилось видеть людей и в худшем состоянии, – ответил великан, добавив про себя: «Но не часто». Он уже отметил, что, несмотря на все разговоры о презрении к предателю, его Искорка явно питает самые нежные чувства к этому молодому человеку. – Его надо лечить. Есть разные травы и снадобья. Ты готова мне помочь?
– Что нужно делать? – с готовностью отозвалась Оливия. Она говорила спокойно, хотя сердце ее неистово колотилось.
– Вот и молодчина, – похвалил приемную дочь Микайя. Он встал, приметил в толпе Железного Коршуна, хмуро глядевшего на белого незнакомца, которому оказывает такое внимание Горячий Уголек, и обратился к осагу, перечислив что нужно.
Сэмюэля отнесли в вигвам вождя, и одна из жен Похуски сразу принялась готовить снадобье из коры вишни, чтобы сбить у больного температуру. Слух о происшествии быстро облетел селение, и свою помощь предложили другие скво, которым хотелось оказать услугу Большому Медведю и его другу. Оливия вежливо, но решительно выпроводила всех и сама сбегала за чистой водой, чтобы обмыть пострадавшего. Микайя выступил в роли врача, исследуя царапины и ссадины.
– Все, что на руках и ногах, не заслуживает большого внимания, – подвел он итоги, стаскивая рваные остатки кожаных брюк. Он видел, как зарделась Оливия, но сделал вид, будто не заметил этого, и продолжал как ни в чем не бывало: – Надо осмотреть все тело и ничего не пропустить. Не дай бог какая-то зараза в причинном месте, и тогда мужику лучше умереть, чем жить дальше.
Оливия завороженно уставилась на голое тело. Ниже пояса брюк по белой коже сбегали от груди темные волосы и сливались с густой порослью между ног, где покоился мужской орган, который тоже прощупал Микайя, исследуя больного.
– Ну… что скажешь? – выдавила из себя Оливия внезапно охрипшим голосом и облизнула пересохшие губы.
– Исхудал, конечно, но это дело поправимое. Единственное, что вызывает тревогу, это рана в боку, – ответил великан, нажав пальцами на края рубца, откуда потекла желтая вонючая жидкость, потом повернул больного на правый бок и отвел в сторону левую руку, чтобы изучить рану во всю длину. – Надо хорошенько промыть, прочистить и зашить. У тебя ведь неплохо получается со шкурой бизона. Как, сможешь зашить человека? – Великан поднял голову и вопросительно посмотрел на Оливию.
Она чуть язык не проглотила.
– Зашить его? – почти прошептала девушка. – Наверное… смогу.
При виде ужасного рубца, красного и вспухшего, к горлу подкатила тошнота – невиданное дело с тех пор, как Оливия поселилась в хижине Микайи. Одно дело – обрабатывать туши и шкуры оленей и бизонов, и совсем другое – тело человека, особенно когда этот человек Сэмюэль.
– Вот и хорошо. Только не дергайся раньше времени. Вначале нужно сбить температуру, – сказал Микайя и неожиданно выругался: – Черт! Я же оставил свою сумку с медикаментами дома.
– А разве у осагов нет таких же трав и отваров?
– Кое-что есть, но далеко не все. Впрочем, у нас нет иного выхода, придется обойтись тем, что имеется, пока не отвезем его домой.
Оливия тем временем продолжала обмывать тело больного, особенно тщательно промывая глубокие царапины и рану в боку, но, когда дошла до ступней ног и увидела, в каком они жутком состоянии, с трудом смогла сдержать слезы, представив себе, что пережил Сэмюэль.
Микайя отправился на поиски знахаря, чтобы раздобыть нужные травы, сварить отвар и приготовить мази, с помощью которых можно сбить температуру и предотвратить распространение инфекции. Носитель Солнца внимательно выслушал Большого Медведя и сразу принялся за дело. Они уже были на пороге, когда у входа показался Похуска. Повелительным жестом он велел оставить его наедине с Микайей и с каменным лицом жестко сказал:
– Мои слова предназначены только для твоих ушей.
Вождю племени перевалило за шестьдесят лет, редкий возраст для жителя равнин, но держался он прямо и волосы остались густыми и блестящими, хотя и сделались белыми, как снег в январе, за что и получил Похуска имя Белого Волоса. Орлиный нос подпирал могучий квадратный подбородок, над ярко горевшими глазами взметнулись прямые брови, величественная осанка и пронзительный взляд – все говорило о том, что вождь человек незаурядный.
Индеец присел на груду бизоньих шкур у небольшого костра, пылавшего в центре вигвама, сурово посмотрел на Большого Медведя, жестом пригласил его сесть рядом и принялся неспешно набивать длинную трубку.
– Мой брат Белый Волос оказал мне большую честь, – сказал на языке осагов Микайя, устраиваясь на шкурах, принял из рук вождя трубку и сделал первую затяжку.
– Мне нужно поговорить с тобой о Длинном Ноже, которого Горячий Уголек нашла у берега реки. Великий Отец Бледнолицых из Вашингтона может сильно разгневаться, если узнает, что одного из его солдат обнаружили полумертвым возле нашего селения.
Лохматые брови Микайи удивленно поползли вверх, когда он вернул трубку Похуске.
– На нем не было военной формы. Откуда ты знаешь, что он солдат?
– Человек по имени Сэмюэль Шелби посетил наше селение много месяцев назад, и тогда на нем была темно-синяя форма солдата. Одна из моих дочерей, Танцующая в Долине, узнала его и сказала мне. Правда, он исхудал до неузнаваемости и другие не заметили сходства.
– А чего он хотел от моих братьев осагов, когда приходил сюда? – спросил Микайя, запустив пятерню в бороду. Он припомнил, что Искорка, рассказывая о Сэмюэле, строила разные предположения насчет того, зачем ему понадобилось оставлять Мануэля Лису и разыскивать осагов.
– Он ищет человека, которого называет «англичанином», хотя нам он говорил совсем другое, – с неожиданной откровенностью ответил Похуска.
Из своего богатого опыта общения с индейцами Микайя заключил, что они никогда ни о чем не говорят прямо, а, используя намеки и иносказания, подводят собеседника к нужной теме постепенно. То, что вождь сразу перешел к предмету разговора, настораживало. Микайя молча кивнул, ожидая продолжения, и оно последовало:
– Человек по имени Шелби выступил на Совете старейшин и произнес большую речь, просил хранить верность договору с великим Отцом Бледнолицых из Вашингтона. Он предупредил, что к нам придет англичанин с лживыми словами и пустыми обещаниями.
– И он приходил?
Похуска кивнул.
– Да, англичанин приходил снова и снова. И он вернется. Среди осагов нашлись желторотые юнцы, поверившие речам пришельца… Они пили огненную воду, которую принес англичанин… – Похуска помолчал и добавил: – Думаю, скоро разразится война между американцами и англичанами и мой народ окажется между двух огней.
Тревожные слухи о возможной войне доходили и до хижины на Гасконейде, хотя и стояла она в глуши. Их приносили случайно забредавшие в эти края торговцы и охотники, и Микайя опасался за судьбу осагов, вообще всех индейских племен. Когда правительства бледнолицых начинают воевать друг с другом, больше всех проигрывают краснокожие.
– Что вы решили? – спросил великан. – На чью сторону встанете?
– Я дал клятву американцам, но… – Похуска доверительно придвинулся ближе. – Я стар, очень стар. Да, я пока еще вождь племени, но на Совете старейшин у меня один голос. Очень многим, в первую очередь молодым воинам, совсем не нравится, что все больше и больше белых поселенцев пересекают Мать Всех Рек, оттесняют нас все дальше от речных долин в сторону, где заходит солнце. Некоторые старейшины из нашего совета прислушиваются к молодым воинам.
– Значит, ты считаешь, что осаги могут выступить против американцев? – напрямую спросил Джонстон.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не допустить. – Похуска печально улыбнулся. – Совсем не потому, что считаю Отца в Вашингтоне лучше Отца за океаном. Но Отец в Вашингтоне ближе, и именно его дети останутся на этой земле, когда война кончится, а не англичане.
Микайя помолчал, обдумывая все, что сказал ему мудрый вождь, и все, о чем тот не упомянул. Поскольку Похуска высказывался достаточно откровенно, великан решил отплатить ему тем же:
– Зачем ты мне все это рассказываешь, старый друг? На мне нет военной формы, и я не собираюсь участвовать в войне белых.
– Я прошу тебя забрать Длинного Ножа из нашего селения. Он все равно болен и слишком слаб, чтобы сказать свое слово на Совете старейшин. Если здесь вновь объявится англичанин, я не могу поручиться за безопасность американца. А я не хотел бы, чтобы ему причинили вред.
Теперь понятно, откуда дует ветер. Микайя знал, что осаги придают большое значение внешности и часто судят о человеке по тому, как он выглядит. Летом Шелби наверняка прибыл к ним при полном параде и при всех регалиях. Но теперь он появился в лохмотьях, больной и слабый, возможно, преследуемый по пятам тем самым англичанином, о котором говорил Похуска.
Джонстон откашлялся:
– Я все понял. Ты считаешь, что в данный момент он серьезно проигрывает по сравнению со своим противником, и, если его узнают в его нынешнем состоянии, в Совете старейшин могут взять верх сторонники англичанина.
«Они могут запросто убить Шелби, да и нас с Искоркой, поскольку мы тоже американцы», – подумал Микайя и продолжал:
– Мы увезем его в безопасное место. Ты позаботишься, чтобы твоя дочь не проболталась, кто такой Шелби?
Старый вождь только молча посмотрел на Микайю.
– Хорошо.
Собеседники поднялись, поклонились друг другу. Микайя удалился. Предстояло многое сделать, а времени в обрез.
На рассвете они двинулись в путь. Микайя соорудил подобие носилок на спине вьючной лошади, подаренной Похуской, и устроил там больного, а своих с Оливией лошадей нагрузил трофеями охоты на бизонов. Только Белый Волос и его дочь, Танцующая в Долине, знали о том, что незнакомец, обнаруженный на берегу реки, не кто иной, как посланник великого Отца Бледнолицых из Вашингтона. Если повезет, больше никто не проникнет в эту тайну.
14
Бок будто поджаривали на медленном огне, и Сэмюэль бился, чтобы отодвинуться от пылающего факела. Значит, осаги подвергли его пытке, этого следовало ожидать. Он попытался открыть глаза, чтобы мучители увидели, что американец не боится и стойко вынесет любые испытания, но веки не размыкались. Неожиданно полковник ощутил на груди прикосновение прохладной маленькой ладони, нежно толкнувшей его назад, и в ушах блаженной музыкой прозвучал до боли знакомый голос. Его называли ласковыми именами по-французски, воскрешая далекое детство. Голос женский, но это не мать и не сестра Лиза. И, само собой, не Летиция. Тогда кто? Тут все снова заволокло темной пеленой, и он потерял сознание.
Оливия слизывала языком бежавшие по щекам горячие слезы. Руки были заняты, она старалась удержать Сэмюэля в одном положении, чтобы не разошлись швы, недавно наложенные на рану. Еще не изгладилось воспоминание о том, как она протыкала иголкой его кожу и стягивала рваные края раны. Трудно представить, чего ей стоила эта операция. Слава богу, Сэмюэль за все это время ни разу не пришел в сознание. Только когда Оливия почти закончила работу, открыл глаза и дернулся, но Микайя сразу навалился на него грудью и прижал, чтобы девушка могла спокойно завершить дело.
Микайя уверял, что пациент не чувствует боли и ничего не будет помнить, но после операции Оливия очень долго не могла прийти в себя. А потом, смертельно бледная, пыталась унять дрожь в руках, когда нужно было удалить спекшуюся кровь и гной. Зато вскоре исчезли краснота и опухоль.
– Большой Медведь знает свое дело значительно лучше, чем врачи в городе, – приговаривала Оливия, снимая старый компресс и накладывая на рубец свежий, пропитанный настоем из трав.
У нее были большие сомнения, когда Микайя вернулся с реки, держа в руке миску, наполненную грязно-серым, дурно пахнувшим липким веществом, и заявил, что лучшего дезинфицирующего средства не придумаешь. Девушка пришла в ужас, услышав, что вонючее содержимое миски – это икра лягушек.
– Это не лекарство! – сердито кричала она. – От этого только бородавки бывают!
– Ничего подобного, – рассмеялся в ответ Микайя. – Икра содержит нечто убивающее микробов, не знаю, что именно, но моя мать всегда использовала это средство, говорила, что так поступали охотники на ее родине испокон веков.
Оливия не могла предложить ничего взамен и не стала возражать, когда рана со всех сторон была обложена липким веществом, а на следующий день не поверила собственным глазам, обнаружив, что краснота почти полностью исчезла. Оставалось выждать еще несколько дней, пока все срастется и можно будет удалить швы. Лишь бы только Сэмюэль пришел наконец в сознание.
Крепко зажмурив глаза, Оливия тряхнула головой, чтобы прогнать видения прошлой жизни Сэмюэля, преследовавшие его в горячечном бреду. Вначале он звал отца и сестру, а потом пришли откровения, ужаснувшие Оливию.
– Мама… мама, – бормотал он хриплым голосом и так тихо, что девушка с трудом могла разобрать слова. Она склонилась над ним и попыталась облегчить его страдания, вытирая воспаленный лоб мокрым полотенцем, а Сэмюэль продолжал метаться, и с губ рвалось: – Почему ты ушла, мама? Ты разбила сердце отца. Как ты могла нас бросить, забрать Лизу и оставить меня?
У нее сердце обливалось кровью, когда Сэмюэль, в лихорадке снова ощущая себя тринадцатилетним мальчиком, рассказывал о первом Рождестве, которое он встречал один на один с отцом. Отец не находил себе места от горя, но старался не подавать виду. Они были очень одиноки в огромном пустом доме. Но каким бы горьким ни представлялось предательство матери, оно бледнело на фоне того, что открылось перед Оливией далее.
– Знаю, что не оправдал твоих ожиданий, Летиция, – несвязно лепетал Сэмюэль, – но пойми, я солдат… не гожусь в президенты. Черт возьми, даже генерала из меня не выйдет. Ты вышла замуж не за того человека… я же пытался тебе все объяснить…
Оливия искренне сочувствовала мальчику, брошенному родной матерью, но теперь речь шла о жене, и девушке стало нестерпимо больно – это слишком близко ее задевало. Не в силах больше слушать, она встала, намереваясь позвать Микайю и попросить его посидеть у постели, но в этот момент Сэмюэль заметался, сбросил простыню и закричал:
– Сука! Мерзкая сука! Ты убила моего ребенка! Мэй Весс занимается только абортами… не лги мне! Я знаю, что ты ходила к врачу, когда я был в отлучке. Первого ребенка ты тоже убила?.. Не морочь мне голову! Не было у тебя выкидыша… а ты еще клялась, что боишься снова зачать и потерять дитя… Да, ты сдержала свое слово, Тиш… сдержала… слово.
Сэмюэль издал глухой стон и затих, впав в забытье. Дрожащими руками Оливия протерла тело больного влажной губкой, сменила простыни и снова присела у постели. Теперь она поняла, откуда у Сэмюэля Шелби такая ожесточенная неприязнь к женщинам. Для этого у него были серьезные основания. Он ненавидел свою покойную жену и не верил ни одной женщине, кроме сестры.
«Он никогда меня не полюбит, – решила Оливия, и от этой мысли ее бросило в жар. – Какая же я глупая! Неужели до сих пор я питала какие-то надежды?» Она глубоко вздохнула и принялась укладывать лечебные травы на полоски ткани, чтобы сменить повязку, придвинулась к постели и неожиданно увидела широко открытые горящие синие глаза, смотревшие на нее с неподдельным изумлением.
– Черт бы меня побрал, – прохрипел Сэмюэль, – значит, мне не пригрезилась индейская принцесса.
Он окинул Оливию изучающим взглядом. Сейчас она уже не напоминала дочь индейского вождя – сменила чудесное платье с бахромой на тонкую рубашку из оленьей кожи с открытым воротом, – но и не имела ничего общего с обычной белой девушкой. Волосы были заплетены в толстую косу, стянутую кожаным ремешком и украшенную орлиным пером. Возле носа золотились веснушки, лицо загорело, и даже рыжие пряди местами выгорели.
Оливия смущенно встретила его взгляд, подумав, что в старых брюках и рубашке, которые она перешила из одежды Микайи, вид у нее крайне непрезентабельный и Сэмюэль найдет ее неженственной и даже отталкивающей.
– Меня трудно назвать принцессой, хотя мой отец был бароном, – ответила Оливия, стараясь сохранить спокойствие. «Мне абсолютно все равно, что он думает обо мне», – убеждала она себя.
Сэмюэль чуть двинулся, и все тело пронзила острая боль, он потянулся к левому боку, но девушка тут же схватила его за руку.
– Не трогайте, а то рана откроется. Я как раз собиралась сменить повязку, – сказала Оливия и в виде доказательства продемонстрировала полоски ткани.
Сэмюэль послушно вытянул руку вдоль тела.
– Где я? – спросил полковник, обводя глазами скромную хижину.
На вигвам она не походила. Стены были сложены из толстых бревен, лежавших горизонтально, щели промазаны глиной, смешанной с соломой, твердо утоптанный земляной пол отдавал темным глянцем – видно, землю для блеска «обработали» бизоньей кровью. Сэмюэль видел такие полы во многих индейских жилищах во время своего путешествия по торговому пути из Санта-Фе. Меблировка хижины была предельно простой: грубо сколоченный деревянный стол и четыре стула да две деревянные полки вдоль стен, на которых стояли банки с припасами и посуда. Всю дальнюю стену занимала громадная каменная печь. В ней краснели уголья, на которых стояла чугунная кастрюля, издававшая аппетитный аромат, и у полковника заурчало в желудке. На противоположной стене на крюках были развешаны ружья, древний мушкет, несколько ножей, а также копье осагов и томагавк, украшенные перьями и ракушками. Из двух довольно больших окон в комнату вливались солнечные лучи, и, к удивлению Шелби, на подоконниках виднелись живые осенние цветы.
– Вы в нашей хижине, – пояснила Оливия, не вдаваясь в подробности и подумав: «Пускай сам спрашивает».
– «Нашей хижине»? – переспросил Сэмюэль. «Что делает эта беспомощная европейская аристократка в хижине поселенца? В такой глуши! И где это?»
– Ну, не совсем нашей. Вообще хижину построил Микайя. Микайя Джонстон, – ответила Оливия и замолчала, как если бы дальнейших разъяснений не требовалось.
– И кто, черт возьми, этот Микайя Джонстон? – раздраженно воскликнул Сэмюэль. «Неужели новый любовник?»
– Приподнимитесь немного, чтобы я могла просунуть повязку вокруг тела, – велела Оливия, склонившись над Сэмюэлем и стараясь не обращать внимания на дурманящий мужской запах, щекотавший ноздри. – Микайя пришел сюда с гор Каролины, он лесной житель, немного охотится… всего понемногу.
– Чего «понемногу»?
– Я хочу сказать, что Микайя прожил здесь уже много лет в мире и согласии с индейцами и белыми охотниками, но сам он зверя бьет только на пропитание и пушниной не занимается.
– Вы хотите сказать, что у него на Востоке есть богатые родственники, которые присылают ему деньги? – съязвил Сэмюэль, которому все меньше и меньше нравился этот Джонстон.
– Не говорите глупостей. Мы выращиваем для себя кукурузу и овощи, охотимся ради шкур для одежды и мяса. У нас даже есть пчелиный рой, – с гордостью добавила Оливия. – Живем тем, что дает природа.
– Вы?
– Разве здесь есть эхо? Что-то прежде не слышала, – ехидно заметила Оливия, довольная, что не дрожат руки, накладывающие повязку. – Да, я тоже живу здесь. Он спас мне жизнь, после того как вы бросили меня на Миссури.
– Я вас не бросал, а поручил Мануэлю Лисе позаботиться о вас.
– Ну, так я предпочла обойтись без его забот, – отрезала Оливия. – Я ушла от него. Причем одна.
– Я так понимаю, что далеко вы не ушли, – сухо заметил Сэмюэль. Слава богу, она хотя бы не погибла и не попала в плен к враждебно настроенным индейцам.
– Нет, почему же? Три дня я шла сама, – несколько преувеличила свои достижения Оливия, – пока не столкнулась с медведицей с детенышами. – Оливия была вознаграждена гримасой ужаса, которая исказила лицо Шелби. Почему-то это обрадовало девушку. – Вот тогда-то Микайя и спас мне жизнь. С тех пор я живу здесь, в основном в этой хижине, но иногда мы выбираемся на охоту или заходим в селения осагов, где обмениваем товары. Вам повезло, что мы оказались в селении Похуски как раз в тот момент, когда вы решили выйти из леса. Если бы мы с Микайей не забрали вас сюда, индейцы скорее всего вас бы убили, – хладнокровно завершила она свою речь и откинулась назад, разглядывая результаты своей работы.
– Значит, вы живете с Джонстоном? Удобно устроились, – проронил Сэмюэль и устыдился собственной грубости. Девушка этого не заслуживала, и приходилось признать, что в нем говорит ревность.
– Да, удобно, – ощетинилась Оливия, – вернее, было, пока вы все не испортили. Нужно было оставить вас там, где нашли, на милость этого английского агента и его сподручных, молодых осагов.
– Что вам известно об английском агенте? – вскинулся полковник. Его затуманенное лихорадкой сознание мгновенно прояснилось.
– Немногое, – пожала плечами Оливия. – Только то, что говорил Микайе Белый Волос. Англичанин сеет смуту среди молодых воинов, недовольных американцами, которые постоянно нарушают свои обязательства по договору с индейцами.
– А теперь англичанина ожидают в селении Похуски? – Сэмюэль сделал попытку подняться.
– Вероятно, он уже там, но вы сейчас вряд ли в состоянии ему помешать, – сказала Оливия, с удовлетворением отметив, что Сэмюэль снова откинулся на подушку; у него явно хватило здравого смысла осознать, что самостоятельно он не может даже сесть в постели. Ощутив потребность прервать слишком тесный контакт с Шелби, девушка встала, прошла к печи и налила поварешкой в миску порцию густого бульона.
А Сэмюэль мысленно проклинал свое бессилие.
– Если англичанин перетянет осагов на свою сторону, Миссури окрасится кровью.
– И вы можете это изменить? – скептически спросила Оливия.
– Если бы мне удалось перехватить мерзавца, то да, вполне вероятно, – упорствовал полковник. – Как долго я здесь?
– Несколько недель, мы за календарем не следим, – сухо ответила она, приближаясь к постели с миской бульона. – А теперь открывайте рот пошире. Вам надо подкрепиться.
– Что мне надо – так это встать и как-то добраться до селения Похуски.
– Постарайтесь не выглядеть даже глупее, чем создала вас природа, – сладким голосом проговорила Оливия. – Вы истощены, и у вас жар. Не говоря уж о том, что ступни распухли, как подушки. Вы не сможете даже стоять, не то что ходить. Открывайте рот. – И девушка поднесла к его губам ложку с бульоном.
Он хотел было возразить против безапелляционности ее тона, но желудок, так долго лишенный пищи, громко потребовал еды. Полковник сдался и открыл рот.
– Очень вкусно. Неужели сама варила?
Оливия уловила насмешку и улыбнулась:
– Наверное, вспомнили мой кофе? Теперь все не так. Микайя научил меня готовить то, что я добываю на охоте, а еще я умею выделывать шкуры и вялить мясо на зиму.
– Остается только выяснить, чему еще научил тебя всезнающий Микайя, – многозначительно буркнул Сэмюэль.
Он говорил тихо, но Оливия расслышала, сердито отдернула руку и пролила горячий бульон на грудь больного.
– Все-таки надо было оставить вас на берегу реки, и пусть бы англичанин перерезал вам глотку! – Она швырнула ложку в миску, снова расплескав горячий бульон. – Нате, ешьте сами! – И Оливия сунула миску в руку Сэмюэля, пытавшегося вытереть мокрую грудь.
– Ох черт! Жжется! – жалобно вскрикнул больной, и голос его сорвался. Приняв миску, Сэмюэль, к своему ужасу, обнаружил, что руки у него дрожат и в любой момент он может вылить обжигающую жидкость на себя. Он поставил миску на грудь и позвал девушку: – Простите, пожалуйста, заберите миску, пока я не прибавил ожогов ко всем моим прочим увечьям.
Оливия мгновенно устыдилась своего поведения. Сэмюэль чуть не погиб от ран. Он только что пришел в сознание, а она уже требует, чтобы он сидел в постели и сам ел. Все же во всем он сам виноват. Стоило им провести вместе полчаса, как он доводил ее до ярости.
– Ладно, я вас покормлю, – неохотно согласилась девушка, забирая миску и присаживаясь на край кровати. Боже, каким бледным и изможденным он выглядел сейчас!
– Что с вами произошло? – спросила она с жалостью. – Как вы оказались в лесу без лошади, без одежды и едва живой?
– Я проявил неосторожность, – ответил Сэмюэль, – и меня взяли в плен молодые осаги, союзники англичанина.
– И вы бежали? – допытывалась Оливия, продолжая скармливать ему бульон.
– Можно и так сказать.
– А именно?
– Они сняли с меня сапоги и рубашку и прогнали меня сквозь строй из десятка вооруженных воинов.
– Десяток воинов! Не может быть! Как же вы выжили?
– Сам не понимаю, – угрюмо признался Сэмюэль. – Именно тогда меня пырнули ножом в бок, а до того хватили по голове дубинкой, из-за чего я и оказался в их руках. Потом они дали мне фору в пару сотен ярдов, и началась погоня. В жизни не приходилось так быстро и так долго бежать.
– Вот откуда все эти занозы. – Оливия, передернулась, представив, каково это – бежать босиком по лесу.
– Поверьте, это было далеко не худшее. – И Сэмюэль вкратце изложил последовавшие события, включая схватку с Пожирателем Змей и свои блуждания по лесу, до момента появления у селения осагов.
Когда он завершил рассказ о своих злоключениях, а также покончил с бульоном, силы его были на исходе, веки отяжелели. В этот момент на пороге показался Микайя, заполнив мощной фигурой дверной проем. При виде Оливии, сидевшей на постели Сэмюэля, он остановился и мягко сказал:
– Как я погляжу, наш солдат наконец пришел в сознание. – При этих словах Оливию будто ветром сдуло с кровати, она мгновенно оказалась возле стола и принялась энергично мыть миску и ложку.
– Он только недавно очнулся. И еще очень слаб, даже головы поднять не может, – заметила девушка как бы между прочим.
Сэмюэль во все глаза рассматривал великана, похожего на медведя, и думал: «Боже мой! Да он же ей в отцы годится, а то и в деды! – Он вспомнил обидные слова, которыми незаслуженно наградил девушку. – Ну почему в ее присутствии я постоянно говорю только глупости?»
– Полагаю, вы и есть Микайя Джонстон. Я бесконечно благодарен вам за гостеприимство. Вы спасли мне жизнь.
– Я здесь ни при чем. Это все Искорка, ее и благодарите.
«Искорка?»
– Она просидела у вашей постели все ночи с тех пор, как вернулись из селения осагов. А в пути только и было заботы, что поддерживала носилки, боялась, как бы от качки вам не стало хуже. И рану в боку она вам зашила. Правда, не хотела, пока не поняла, что у меня это хуже получится. К примеру, рука. – Микайя продемонстрировал огромный кулак. – Если бы я принялся за дело, всю бы рану раскровенил, а она все сделала чисто и аккуратно. Конечно, она очень тревожилась…
– Микайя, мне кажется, что полковник Шелби нуждается в покое, – поспешила вмешаться Оливия, вовсе не желая, чтобы простодушный великан откровенничал насчет того, как она ухаживала за этим неблагодарным грубияном.
Полковника раздирало любопытство, но усталость брала свое и клонило в сон. Сэмюэль неосторожно двинул левым плечом и не смог удержаться от стона, когда бок обожгла острая боль. Оливия сразу бросилась к постели.
– Не смейте ворочаться, а то швы разойдутся, – строго предупредила она. Ей очень хотелось дотронуться до больного, проверить повязку, как делала много раз, когда он лежал без сознания. Сейчас ситуация изменилась, у него были открыты глаза, и стало непросто прикоснуться к его телу, которое девушка теперь знала не хуже своего собственного.
Микайя молча следил за тем, как Искорка пытается предугадать малейшее желание больного, и ему стало жалко девушку. Она выглядела усталой, под зелеными глазами залегли тени от бессонных ночей, когда она ежеминутно вскакивала и впивалась глазами в Сэмюэля, готовая прийти на помощь при малейшем его движении. Искорка была прекрасная, добрая девушка и остро переживала чужую боль, будь то человек или любое другое живое существо, но, наблюдая за тем, как она ухаживает за красавцем солдатом, Микайя понял, что сердце Оливии принадлежит этому человеку. Сомнений на этот счет не было.
Достоин ли Шелби ее любви? Над этим надо крепко подумать и приглядеться к полковнику поближе, прежде чем выносить окончательное суждение. В конце концов, пока история их взаимоотношений была известна Микайе только со слов девушки, а характер у нее горячий, и гордости хватит на пару индейских вождей. Да и Шелби тоже, видать, парень крутой, если сумел выжить в одиночку в лесу без оружия и припасов. Небось как схватятся, так из обоих искры летят, усмехнулся про себя великан. Ладно, там видно будет. Впереди у него целая долгая зима, чтобы разобраться во взаимоотношениях полковника и Искорки.
Когда Сэмюэль проснулся, в нос ударил аромат свежего кофе и только что испеченных кукурузных лепешек. Пустой желудок тут же дал о себе знать, набежала слюна, Шелби разлепил веки и приподнял голову, осматриваясь.
Оливия хлопотала у печки и не заметила, что больной проснулся, и он мог спокойно наблюдать за ней. Девушка была одета в старые потрепанные брюки, видимо, еще из запасов времен Сент-Луиса, и мягкую вельветовую рубашку, которой Сэмюэль раньше на ней не видел. Рукава были закатаны до локтей, обнажив тонкие руки, покрытые бронзовым загаром.
