Текст книги "Выжить с Рейн (ЛП)"

Автор книги: Шей Саваж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Рейн взяла меня за руку, и мы вместе пошли в хижину, когда солнце начало садиться. Она о чем-то говорила, но на самом деле я не слушал ее. Я просто кивал и ворчал, пока гасил огонь на ночь. Рейн отряхнула песок с циновок. Она сказала что-то о своей подруге Линдсей, шопоголике, и ее выходках в торговом центре в Кливленде, когда мы устроились на матрасе для сна. Мои мысли были слишком далеко, чтобы понять детали ее монолога.

Не было никакого способа, что возвращение в приличное общество с Рейн сработает. Здесь был идеал. Здесь я мог быть всем, в чем она нуждалась, потому что в этом месте ее потребности не были сложными. Вернувшись в нормальный мир, я буду ничем, кроме как социальным неудачником, как гребаная игрушка в мультике «Олененок Рудольф». У Рейн есть подруги, что берут ее на шопинг, и люди, что заботятся о ней. У нее есть потенциал, интеллект, деньги и внешность. Я буду больше ей не нужен.

Это, возможно, была та мысль, от которой кошмары вернулись с удвоенной силой.

– Тебе нравится это? Да? Ты покричишь для меня снова? – он держал ее за волосы одной рукой, прижав голову к земле. Другая рука держала нож, который он прижал к ее боку...

Я стиснул челюсть и на мгновение почувствовал, что могу прокусить свои собственные зубы. Потолок из пальмовых ветвей было первое, что я увидел, когда открыл глаза. Я, должно быть, откатился от Рейн, после того как уснул, потому что ночной кошмар были довольно ужасен, у меня не было их некоторое время. Ну, несколько дней. Сцена был та же самая – они напали на нее на пляже, и я не смог добраться до нее во время – но лица, лица были другими.

Мой желудок свело, я обхватил себя руками на мгновение, тяжело сглотнул и сказал себе не быть такой киской. Это был сон, ради всего святого. Я заставил свое тело расслабиться и уставился на умиротворенную спящую Рейн. Я пытался заставить себя сосредоточиться на ее лице, так чтобы в моей голове не было больше ничего, но это не срабатывало. Я коснулся ее пальцами, думая, что, может, физический контакт поможет, но не было большой разницы. Я продолжал видеть его лицо – того ублюдка, который забрал развалины жизни, что у меня были и чертовски разрушил их. Гюнтер Дарк. В этот раз его лицо было в моем сне вместо лица парня с дредами. Фрэнкс держал Рейн, пока Гюнтер насиловал ее, подставив нож к ее плоти.

Я не мог выносить это больше, вышел, спотыкаясь, из хижины и упал на колени, меня вырвало. Когда я закончил, то подумал о том, чтобы пойти к воде помыть лицо, но я не хотел уходить от нее далеко, определенно не сейчас.

– Она в безопасности.

Я сказал это вслух, хотя себе под нос, чтобы не разбудить Рейн.

– Он, черт побери, никогда не трогал ее.

Воспоминания о лице ее отца, так непохожего на нее, когда Гюнтер расправлялся с ним, затопили мой мозг.

– Тебе нравится это? Да? Тебе нравится это, свинья? Покричишь для меня снова?

– У тебя был еще один кошмар? – ее мягкий голос донесся до меня по ночному ветерку. Я тяжело сглотнул, прежде чем кивнул. Мгновение спустя Рейн была рядом со мной, и ее маленькая рука лежала на моем плече, другая предлагала мне чашку воды. Я промыл рот, попил немного и затем отбросил ее в сторону на песок. Я вытянул рук и притянул Рейн ближе к себе, упав на колени рядом с ней и уткнувшись лицом в ее живот. Я вдохнул ее запах и попытался заставить свои руки не дрожать.

– Я хочу чертов алкоголь, – сказал я в ее кожу.

– Я не могу дать тебе его, – сказала Рейн, ее руки были в моих волосах. – Я могу дать тебе только себя.

– Я люблю тебя, – прошептал я. – Мне жаль, что я не помог ему... Я должен был... если бы я знал тебя тогда, я бы, черт побери, умер, чтобы спасти его.

Рейн перестала дышать, и я ощутил, как ее колени немного подогнулись.

– Ты расскажешь мне сейчас? – я едва расслышал ее.

Время пришло? Могу я рассказать ей? Я не мог дать ей деталей – я не сделаю это. Но должна ли она знать? Должна ли она знать, что я не сделал ничего? Заслуживает ли она знать, каким чертовым бесполезным ублюдком я был?

– Я только что выиграл свой последний турнир, – я начал говорить. – Всегда был большой праздник в честь победы – ужин и всякое подобное дерьмо после большого боя. Турнир длился четыре дня посреди пустыни где-то в Неваде. Я вышел едва поцарапанный и был чертовски доволен собой. Я думаю, что принес свыше двух миллионов в этом турнире. Бог знает сколько Лэндон и Фрэнкс получили с этого. После этого они отвезли нас на большой курорт в Сиэтле. Там были роскошные балконы, с которых открывался вид на танцпол, бар и дерьмо подобное этому – живая музыка, множество столов, шлюх и просто тусующихся людей. Я стоял рядом с краем, просто наблюдая за людьми и получая хлопки по спине от парней, проходящих мимо, которые выиграли что-то от моего выступления. Со мной был еще один парень – Гюнтер. Фрэнкс был его дядей.

– Гюнтер Дарк, мужчина, который убил моего отца, – сказал она тихо.

– Да, он сел в тюрьму за убийство их всех.

– Он умер в тюрьме.

– Да, рассердил кого-то ублюдка, полагаю. – Я сильнее обнял ее и закрыл глаза от воспоминаний, обрушившихся на меня. – Он стоял со мной, и я рассказывал ему о последнем участнике, которого я убил, когда он внезапно распрямился и указал на толпу.

– Видишь этого парня?

– Какого из них? – спросил я.

– Того, что с левой стороны бара, с «Манхэттеном» в руке, – сказал Гюнтер. – Большой парень, темный пиджак, модельные туфли, без галстука. Черт! Эти двое из них.

– Двое из кого?

– Копы, Бастиан, они чертовы копы?

– Откуда ты знаешь?

– Я, черт побери, чую их, – сказал Гюнтер с усмешкой. – Просто посмотри, как они идут – подпирая руками бока, как будто у них оружие, даже когда его у них нет. Ты видел этих двоих прежде?

– Не думаю.

– Бл*ть! Эй, Фрэнкс!

– Я не знаю, как на самом деле он узнал, что они были копы, но он узнал, – сказал я. – Фрэнкс разозлился и охранники привели их на балкон. Когда они не ответили на его вопросы о том, что они делали здесь, он отправил охранников обыскать все место. Это заняло несколько часов, но, в конце концов, каждый человек, за которого не мог поручиться ни один из боссов, был приведен, и их выставили в линию у стены. Всего их было шестнадцать.

– Всех этих людей убил Гюнтер Дарк.

– Да... но он... он не просто убил их. Черт, если бы он просто выстрелил им в голову, я бы, вероятно, не ушел. Я бы, возможно, не дал показания. То, что он... дерьмо. Я даже не могу сказать тебе, что он сделал с парнями, Рейн, не говоря уже о женщинах. Я не хочу, чтобы ты, черт побери, думала об этом.

– Я думаю, что знаю достаточно, – признала она.

Спасибо Господи, что она не собиралась спорить с этим.

– Я начал... я не знаю... идти туда. Я не знал, что, черт побери, собирался делать. Остановить его? Джон Пол и Лэндон удерживали меня. Сказали, что я просто убью себя тоже. Я должен был сделать что-нибудь, черт побери. Я просто стоял и смотрел. Двое из огромных охранников Фрэнкса держали их, а Фрэнкс говорил Гюнтеру что делать дальше, а сам просто, черт побери, стоял и просто, черт побери, наблюдал за происходящим...

Я остановился, рыдания вырвались из моего горла, непрошенные и неконтролируемые. Рейн легла на песок, расположившись так, чтобы она могла обнять меня за голову и притянуть к себе, моя щека была прижата к ее плечу. Одна ее рука легла на мое плечо, крепко прижав меня к ней. Я пытался сосредоточиться на ее прикосновениях и запахе, наполняющем мои ноздри, но, неважно, были ли мои глаза открыты или закрыты, все, что я мог видеть – их глаза, когда каждый из них понимал, что он следующий. Все, что я чувствовал – их кровь. Все, что я мог слышать – их крики.

– Я ничего не сделал, Рейн. Я не помог твоему отцу... Прости... Прости... Прости... Мне так чертовски жаль... если бы я знал тебя тогда... я бы сделал что-нибудь, чтобы помочь ему, я клянусь, я бы сделал, Рейн... Прости... Прости...

– Я знаю Бастиан. – Она обняла меня крепче, прижимая сильнее к себе. Я слышал, что она тоже плачет. – Ты ничего не мог сделать. Я знаю, что ты ничего не мог сделать.

– Прости.

– Почему они были там, Бастиан? Что они делали там?

– Я понятия не имею, детка, – ответил я. – Не знаю, почему и как твой отец оказался там. В суде был еще один полицейский, который давал показания – я думаю, что он был руководителем или что-то типа того – и сказал, что не знал, что они были там. Они не должны были быть в этом месте вообще, и они не выходили на связь по рации, чтобы сообщить, что что-то проверяют.

– У моего отца должна была быть рация, – сказала Рейн без сомнения в голосе.

– Так и твердил прокурор. Никто, казалось, не знал, что они там делали, и знаю, что это звучало очень подозрительно, но, твою мать, я не обращал особого внимания на эту часть. Для меня не имело значения, как они туда попали.

– Это имеет значение для меня.

– Черт, детка... Я бы хотел, чтобы я мог сказать тебе. Но я просто не знаю.

Она обнимала меня... или я обнимал ее... не знаю – может, мы оба – долго время обнимали друг друга. На песке было неудобно, но мне было плевать. Я рассказал ей так много, как мог рассказать о той ночи; мне просто нужно было закончить то, что осталось, прежде чем я перестать говорить.

– Я облажался, Рейн, – прошептал я. – Даже после всех смертей, что я видел, – смертей, в которых был виновен – я не мог спать. Не мог ничего есть, без чувства тошноты, и не мог выкинуть их лица из своей головы. Каждую ночь, снова и снова. Некоторое время я даже не мог покинуть свою квартиру, и где-то через месяц наконец-то сказал Лэндону, что больше не буду участвовать в турнирах. Неделю спустя Гюнтер был арестован и сдал своего дядю, и следующее, что я понял – это то, что согласился дать показания. Лэндон узнал это, пришел и выбил все дерьмо из меня, но я отказался идти на попятную. Я думал, что если сделаю это – если помогу отправить их за решетку, я смогу снова спать. Или это позволит мне спать, или я умру.

– Хотя это не сработало, – сказал я ей. – Даже после того как Гюнтер оказался в тюрьме, я все еще видел кошмары. Может, потому что Фрэнк был оправдан... Не знаю... поэтому я начал пить... много. Я пил, когда ушла Джиллиан, и иногда это помогало забыть на некоторое время, так что я начал пить, когда ночные кошмары стали одолевать меня. В конце концов, они ушли, или я просто не запоминал их, после того как напивался до бессознательного состояния. Вот как я поступал... годами... пока не попал на плот.

– Ты говорил о некоторых вещах, когда спал, – сказала мне Рейн. – Ты говорил о суде, когда болел, и ты говорил о Лэндоне все время.

– Я не знал, что делал это прежде, – признался я. – Я по-настоящему не спал ни с кем кроме тебя.

Рейн выпустила мягкий, раздражительный смешок.

– Я имею в виду...

– Я знаю, что ты имеешь в виду, Бастиан. Все в порядке. Я знаю ты... был со многими женщинами.

– Не так как с тобой, – сказал я тихо.

– Я знаю это тоже, – сказал она, пальчиками очерчивая мой подбородок.

– Никто никогда не относился ко мне, как ты,– сказал я. – Я всегда был... не знаю... брошенным? Когда я был ребенком, у меня даже не было настоящего имени.

– Что ты имеешь в виду?

– Одна из социальных работниц сказала мне, когда я подрос. Я спросил у нее, откуда я и кто мои настоящие родители. Думаю, мне было шесть или семь. Меня только что перевели из одной приемной семьи в другую. Я учился еще в той же школе и случайно сел в автобус, который ехал в первую семью. Когда я приехал, приемный отец не позволил мне войти, хотя на улице был дождь. Он накричал на меня и сказал оставаться снаружи. В конечном итоге приехала социальная работница и забрала меня. Я спросил у нее кто мои настоящие родители.

– Он заставил тебя стоять под дождем? – ахнула Рейн. – Как кто-то мог сделать такое с маленьким ребенком?

– Он был очень злым со мной, – сказал я. – Не помню почему, хотя, полагаю, что заслужил это.

– Никто не заслуживает этого. – Я услышал ее бормотание, но не чувствовал, что готов спорить с этим. Очевидно, кто-то заслуживал это. Я, например.

– Тогда меня называли Себастиан Смит. Я знал только свое имя, когда меня нашли, я полагаю, поэтому они просто сделали фамилию и день рождения и все подобное дерьмо для меня.

– Ты не знаешь когда твой настоящий день рождения? – Рейн звучала полностью подавленно.

– Нет, – ответил я. – Они просто отвели меня к доктору, который сказал, что я, вероятно, рожден в мае, и они выбрали фамилию и дату рождения, чтобы сделать свидетельство о рождении.

– О боже мой, – пробормотала Рейн, ее пальцы оказались в моих волосах, когда я вжался ближе в пространство между ее шеей и плечом.

– Все в порядке – мне плевать. – Я сделал глубокий вдох, вдохнув ее запах, прежде чем продолжить. – Социальная работница сказала, что никто не знал моего настоящего имени, поэтому они просто дали мне это.

– Как ты стал Старком тогда?

– Это фамилия Лэндона, – сказал я. – Я взял его фамилию через три месяца после того, как начал драться для него. Он был мне почти как отец, и я хотел привязаться к кому-то, даже если это было не по-настоящему.

– Так же как Мистер Пушистик, – сказал Рейн.

– Только не снова эта гребаная собака! – зарычал я, наклоняя голову, чтобы посмотреть на нее.

– У него не было имени. – Рейн заправила прядь мне за ухо и провела пальчиками по моей шее. – Я не знала, откуда он появился и как. Но ты знаешь, у него тоже были кошмары.

– У собаки были ночные кошмары? – фыркнул я.

– Были! – утверждала она. – Он скулил и рычал во сне.

– Ты знаешь, я не люблю это дерьмо, – напомнил я ей, – сравнение меня с собакой.

– Я любила Мистера Пушистика, – сказала Рейн тихо, – и тебя тоже люблю. У вас много общего. Он был предан мне и всегда пытался защитить, когда люди, которых он не знал, оказывались рядом. У него ушло некоторое время на то, чтобы начать доверять мне, но когда он это сделал, я не могла просить о лучшем компаньоне.

Я подумал об этом немного, но мне все еще не нравилось это.

– Что он думал о твоих парнях? – я понял, что спросил это.

– Ему не очень нравился Эндрю, – сказал она. – Хотя в конечном итоге он перестал рычать на него.

– Что насчет других?

– Не было никаких других.

– Почему?

– Никто не привлекал меня в этом плане. – Я ощутил, как она пожала плечами.– После того как папа умер, у меня был Эндрю. Он понимал, через что я прошла, поэтому я не должна была объяснять ему. Когда мы расстались, так много всего происходило в моей жизни, мои друзья ходили на свидания и все такое, но это было слишком для меня. Я не хотела объяснять какому-то парню, почему я плачу из-за голубого цвета или почему была на терапии, или почему я продолжаю ходить к адвокатам, даже когда они сказали, что ничего не могут сделать для меня.

– Так ты никогда не ходила на другие свидания?

– Ну, – засмеялась Рейн.– Я пыталась один раз.

– Пыталась?

– Этот парень позвал меня на свидание, когда я впервые пошла в колледж,– сказала она. – Мы пошли на ужин, но пришел Эндрю и устроил что-то вроде сцены.

– Что он сделал?

– Он был очень зол, когда узнал, что у меня свидание. Он пришел в ресторан и начал допрашивать бедного парня. Он вел себя как властный родитель, и когда парень, с которым я была на свидании, понял, что это мой бывший, он бросил деньги на стол и ушел. Он сказал, что не собирается мириться с такими... вещами. Он не разговаривал со мной больше.

– Эндрю – мудак.

– Нет, он просто хотел защитить меня. Он боялся, что мне причинят боль.

– Если бы я был с тобой на свидании, я бы отметелил его.

– Бастиан! Ты просо не можешь делать это!

– Почему, черт побери, нет?

– Ты не можешь просто взять и избить кого-то за такое. У людей есть право на их собственный выбор, и ты не можешь бить их только потому, что тебе не нравится, что они делают или говорят.

– Некоторые ублюдки считают, что тебя можно трахать против твоей воли. Это ты тоже считаешь верным?

– Нет. Конечно, нет.

– Я бы отметелил этого Эндрю, – повторил я снова.

– Это не то же самое.

– Это близко к тому, что я говорю, – проворчал я. – Он сделал что-то, чего ты не хотела, и испортил что-то хорошее для тебя.

– И если бы он этого не сделал, может, меня бы не было здесь сейчас.

Когда она сказала это, все мои аргументы испарились, поэтому некоторое время мы лежали в тишине на песке. Небо начало окрашиваться в яркие цвета, что говорило о наступлении нового дня, но я не чувствовал, что способен двигаться с места. В моей голове было так много мыслей – остатки сна, свидание Рейн, испорченное ее мудаком бывшим, очередное сравнение меня с гребаной собакой – я, казалось, не мог их остановить. Я бы хотел, чтобы мне нужно было над чем-то поработать, чтобы я мог встать и делать что-нибудь. Однако лежать с Рейн ощущалось слишком хорошо, поэтому я оставался на месте, наблюдая за восходом солнца, а Рейн начала поглаживать мои волосы пальцами.

– По чему ты скучаешь больше всего? – наконец, спросила Рейн. – Я имею в виду из реального мира?

Я усмехнулся, гадая, думала ли она, что это на самом деле какая-то фантазия.

– Выпивка, сигареты с никотином и чертовски огромная «Chicago-style» пицца, – ответил я, помолчав немного. – Что насчет тебя?

– Душ. – Я почувствовал, как она кивнула головой. – Приятный, горячий душ будет ощущаться очень-очень хорошо.

– Та, это звучит отлично. – Я подумал о том, чтобы быть в душе с Рейн и почти забыл спросить ее о чем-нибудь еще. – И, это все?

– Нет... я скучаю по тому, чтобы спать с подушкой.

– Я все еще сплю с подушкой, – пробормотал я тихо.

– Ты используешь меня как подушку, это не то же самое.

– Это работает для меня, – сказал я.

– Я заметила! – она засмеялась и снова начала гладить мои волосы. Мгновение спустя она выпустила искренний смешок. – Я так сильно скучаю по нижнему белью!

– У тебя есть мое, – напомнил я ей. – Если ты спросишь меня, это почти так же сексуально, как если бы на тебе были стринги или что-то подобное.

– Серьезно?

– Да. Видеть тебя в моих боксерах, заставляет меня хотеть сорвать их и трахать тебя на песке.

– Ты делал это.

– Правда.

– Ты также делал это, когда я была в шортах, – напомнила она мне, как будто я нуждался в напоминании, – и когда на мне ничего не было.

– Ну, охренеть, – рассмеялся я. – Что я могу сказать? Я похотливый ублюдок, а ты прекрасна и в одежде, и без.

– Ты немного ненасытный, – согласилась Рейн.

– Ты жалуешься? – спросил я, и затем мгновенно понял, что не хочу знать ответ на этот вопрос. Черт, я никогда не должен был это спрашивать.

– Нисколько.

Спасибо господи. Если бы она сказала что-то другое, я бы попытался умерить пыл ради нее. Все было бы в порядке, но она такая чертовски красивая, и я ничего не могу поделать, но хочу ее все время. Мне нравилось быть здесь, где я мог взять ее когда угодно, и я был в восторге, что ее все устраивало. Я надеялся, что она тоже наслаждалась, но я был счастлив от ответа на мой последний вопрос. Я не собирался упускать свою удачу, задавая другой.

– Ты голоден? – спросила Рейн, наконец.

– Немного, – сказал я.

– Почему бы тебе не позаботиться об огне, а я посмотрю, что можно сделать на завтрак?

– Хорошо.

Я неохотно переместился из позиции лежа на ней и поморщился, когда мою ногу немного свело. Я пошел через боль и несколько раз согнул ногу в бедре. Все стало лучше, когда я начал двигать ногой. Рейн пошла в хижину, а я начал бросать дрова в тлеющий костер. Я выбросил кучу дерьма из своей головы, сосредоточившись на своей задаче, но другие мысли нахлынули, чтобы занять место предыдущих.

Я поймал себе на мысли, что думаю о Джоне Поле – где он и что делает, выжил ли он? Честно говоря, мне было плевать, увижу ли я его снова, но было бы хорошо знать, жив он или нет. С тех пор как я заботился о потребностях Рейн, я все больше задумывался о том, что случилось той ночью. Я слышал голос Джона Пола, и мне казалось, что он был на одной из шлюпок с пассажирами, но я не представлял, из-за чего шхуна могла перевернуться.

У меня были теории от правдоподобных до крайне невероятных, начиная со шторма и заканчивая тем, что Фрэнкс вдруг решил прикончить меня. Я сомневался в последнем. Если бы он хотел моей смерти, он нашел меня бы раньше и позаботился об этом. В любом случае, почему его это должно беспокоить? Гюнтер умер в тюрьме через шесть месяцев, а Фрэнкса полностью оправдали. Племянник или нет, если бы Фрэнкс заботился о Гюнтере, Гюнтер никогда бы не был осужден.

Через полчаса или около того, пламя прогорело до углей, и Рейн начала готовить что-то вроде тушеного мяса, которое включало смесь съедобных растений и рыб. Еда была довольно сносной, учитывая, из чего ей приходилось готовить. Я задавался вопросом, какой была бы ее готовка, если бы в ее распоряжении была вся кухня. Готов биться об заклад, она была бы чертовски восхитительной.

– Бастиан?

– Да, детка? – ответил я, пока опрокидывал полную еды чашку из морской ракушки в рот.

– Я все еще скучаю по моему отцу.

Положив ракушку на песок рядом с огнем, я поднял на нее взгляд и снова увидел слезы в ее глазах. Рефлекторно мне захотелось успокоить ее и выбить дерьмо из того, кто расстроил ее. Так как, очевидно, она была расстроена из-за своего отца, я не знал, что делать, кроме того, чтобы притянуть ее к себе на колени и обнять.

– Мне жаль, детка, – сказал я, когда она, наконец, сделала глубокий вдох и, казалось, успокоилась. – Я должен был сделать что-то...

– Тссс. – Рейн вытянула руку и приложила пальцы к моим губам. – Ты знаешь, когда я думаю обо всем, что случилось с тех пор, как я потерял его, я должна признать, что нахожусь в замешательстве из-за моих чувств.

– В каком смысле?

– Я скучаю по отцу, – снова сказал она. – Но если бы он не умер, у меня бы не было тебя. Я потеряла отца, но в итоге это привело меня к тебе. Я... не знаю, что чувствовать по этому поводу сейчас.

Мои мышцы напряглись. Конечно, она была права. Если бы я не увидел смерть ее отца, мы бы не были здесь сейчас. Если бы все события, что вынудили его оказаться там той ночью, не произошли, у Рейн все еще был бы отец, но она никогда бы не встретила меня. На краткое мгновение это имело смысл. Все – от моих родителей, выбросивших меня, содержание под стражей несовершеннолетним, причины по которым шестнадцать человек были убиты – у всего этого появился смысл для меня. Все случилось так, чтобы привести ее ко мне. В противном случае мы бы никогда не встретились. Генри Гейл должен был умереть, чтобы я мог быть с его дочерью, и я внезапно обрадовался, что это произошло.

В конце концов, полагаю, что я был эгоистичным мудаком.

16 глава

Подарок

Моргнув пару раз, я уже понял, что проснулся слишком рано. Было еще по-прежнему темно, и не было слышно щебетание птиц. Мою голову не заполняли ужасные картинки кошмаров, поэтому я не знал, почему внезапно проснулся, и это смутило меня. Я обычно не просыпался без причины. Я немного размял шею и затем решил разобраться, что разбудило меня.

Рейн лежала подо мной, уткнувшись головой в мою грудь и переплетя одну ногу с моей. Обе мои руки крепко обнимали ее за плечи. Прислонившись к ее голове, я вдохнул запах ее волос. Я услышал, как она сделала глубокий вдох, отчего мои руки немного приподнялись. А затем медленно выдохнула. Она не спала, поэтому я отодвинулся, чтобы скатиться с нее, но она вцепилась в мою руку, удерживая меня на месте. Я посмотрел на нее, еще больше смутившись. Обычно она просыпалась раньше меня, потому что ей нужно было пописать, и она хотела, чтобы я скатился с нее, чем быстрее, тем лучше. Но сейчас было такое ранее утро, и всё это не входило в обычную рутину.

– В чем дело, малышка? – прошептал я. Я не знаю, почему, черт возьми, шептал, нас все равно никто бы не услышал.

– Ни в чем, – ответила она. Она откашлялась и отвела взгляд.

– Чушь, – сказал я. Я приподнял ее подбородок рукой, чтобы она вновь посмотрела на меня.

– Правда, ни в чем, – вновь сказала она. Я рыкнул, и она выдохнула. – Просто... я просто... я скучаю по Линдсей.

Рейн разрыдалась и прикрыла руками лицо. Я поднес руку к ее затылку и прижал ее голову к своему плеча, желая, чтобы мог сделать что-нибудь.

– Я хочу... домой, – всхлипнула она между вздохами.

Черт.

– Тише, малышка, – я крепче обнял ее и прижал к груди. Чертовски больно видеть ее в таком состоянии и осознавать, что я никак не могу улучшить ситуацию, особенно когда это касается того, что я не хочу, чтобы произошло. У меня не было ни малейшего желания отправляться... ну... да куда угодно. У меня не было дома, по которому я бы скучал, если конечно я не хотел поднять его со дна моря. Я был вполне уверен, что попытаться вместить меня в понятие «дом» Рейн было бы огромной проблемой. Я не планировала это обсуждать с ней, поскольку ничего хорошего не вышло бы.

– Я устала просыпаться здесь, – всхлипнула Рейн. – Устала есть одно и то же каждый день. Устала, что моя кожа сухая от мытья в соленой воде. Устала носить одну и ту же одежду. Устала от... от всего.

Ее рыдания были близки к истерике, и мысль о том, чтобы вбить в нее немного смысла пришла в голову, но быстренько исчезла. Она дрожала, всхлипывала и выплакивала свое расстройство, пока я обнимал ее и думал, что сказать, чтобы хоть как-то успокоить ее. Я не мог сказать, что станет лучше, потому что понятия не имел правда ли это. Нас могут найти сегодня, завтра или в следующем году, или никогда. Я не мог дать ей ложную надежду, потому что я боялся, что слова не вылетят из моего рта, и она сразу поймет, что я не хотел бы, чтобы это произошло

– Рейн, – прошептал я, прижимая ее сильнее. Я уткнулся в ее волосы и вдохнул, желая, чтобы я мог предложить ей утешение, но встал перед фактом, что не мог. Она продолжила плакать, а я достаточно долго молчал, поскольку сказать было нечего. В конце концов, рыдания утихли, и она громко фыркнула.

– Я хочу в чертов душ, – фыркнула она.

Я громко расхохотался. Я правда не хотел, но поскольку Рейн нечасто произносила ругательства, ее выбор времени всегда был чертовски забавным.

– Знаю, малышка, – сказал я.

– Почему я сейчас так расстроена? – всхлипнула она. – Тут лучше, чем на плоту, и тогда я не рыдала.

– Потому что тогда у тебя не было сил на это, – ответил я. – Я думаю, это просто росло в тебе, пока ты не сломалась. И это просто сводит меня с ума. Мне жаль, что я не могу ничего сделать лучше.

– Ты делаешь.

– Ага, точно. Я, вероятно, причина половины твоего стресса.

– Когда ты расстроен, ты просто вновь и вновь вспыхиваешь, – сказала, кивая, Рейн и хихикнула сквозь слезы. – Это заставляет тебя почувствовать себя лучше, а ты заставляешь меня чувствовать себя лучше.

– Я никогда не думал, что могу сделать что-нибудь, чтобы ты почувствовал себя лучше, – подметил я.

– Ты обнимаешь меня, – тихо сказала она, ее пальцы вжались в мою кожу. – Ты сохраняешь меня в безопасности.

– В любое время, – сказал я. И с трудом сглотнул комок, который застрял в горле. Я не знал, отчего он образовался, вероятно, от вида того, как она плачет.

Я продолжил прижимать ее к себе, пока она медленно не провалилась обратно в сон. Стало потихоньку светать, но я не хотел подниматься. Если все, что я мог сделать – это обнимать ее, я буду, черт возьми, делать это, пока она не скажет мне отпустить ее.

Она не могла сказать мне отвалить, пока спала, а она спала до утра, поэтому я продолжал до утра обнимать ее. Когда она, наконец, проснулась, то по-прежнему выглядела уставшей, ее глаза были красными от слез, и она пожаловалась на головную боль. Я попытался сделать ей чай из цветов напоминающих ромашку, но получилось чертовски ужасно, поэтому я подогрел кокосовое молоко. Это также не помогло, но она хотя бы слегка улыбнулась. Я пожарил несколько крабов, которые ей нравились больше остальных морепродуктов, и за это меня наградили широкой улыбкой и поцелуем.

Мы не делали практически ничего за весь день, а ранним вечером зарядил дождь, поэтому мы застряли внутри. Это был не огромный ливень или что-то подобное, когда я пошел пописать, то дождь едва намочил меня. Разочарованные в прошедшем дне, мы легли на матрас, и я медленно трахнул ее, удерживая нас так долго, как мог, и почувствовал, как она трижды кончила, пока кончил я. После этого, я обнимал ее и слушал ее дыхание, которое успокоилось после оргазма, и она медленно заснула. Я еще немного обнимал ее, слушал, как стучит дождь, и затем перекатился в положение, в котором моя нога оказалась между ее, а руки надежно обернул вокруг ее тела. Я положил свою голову на ее, вдохнул ее аромат и уснул.

*****

Она провела рукой по моей челюсти, и я прильнул к прикосновению. Когда я открыл глаза, она улыбалась мне, но не от счастья... Ее улыбка была... печальной? Она медленно покачала головой.

– Все нормально, – сказала она. – Я знаю, что ты бы лучше остался здесь.

Она ушла прочь от меня, вниз по пляжу к маленькой моторной лодке. Джон Пол и Лэндон ждали ее там. Они помогли ей забраться на борт, сказав, что ей надо быть осторожнее в ее состоянии...

Я сделал несколько шагов вниз по пляжу, собираясь пойти за ней, но мотор завелся, и они бросили меня здесь.

Я проснулся в холодном поту. Хотя этот сон не вызвал отвращение, он оставил внутри страх такой, которого я еще не испытывал. В груди стало тесно, я был не уверен, что там хватит место для моего сердца, чтобы оно продолжало биться, или моим легким, чтобы они впитывали воздух. Мне нужно было выбраться на свободу, пока я совсем не слетел с катушек.

Я вытащил ноги и руки от Рейн и поднялся на ноги. Выудив свою зажигалку и полный кулак самодельных сигарет из пояса, я спустился вниз по пляжу.

– Этого не могло произойти, бл*дь, – сказал я себе шепотом, как будто услышать слова вслух было достаточно. – Я сделал операцию. Дважды. Она никак бы не смогла забеременеть от меня.

Все же меня пугала не мысль о том, что Рейн забеременела от меня. Я бы волновался, потому что во время беременности и родов что-то могло пойти не так, но не это пугало меня, сказать по правде. Пугал взгляд на ее лице, тот который был у нее во сне, когда она забиралась в лодку без меня. Тот, что означал, что она бросает меня. Взгляд, который значил «прощай». Я не увидел бы ее больше никогда. Никогда не увидел бы ребенка. Никогда.

– Рейн не сделала бы такого со мной, – я выжал из себя эти слова, и почувствовал, как горячие слезы начали жечь глаза. – Она не такая как... нет... она не...

Но я не думал, что Джиллиан была такой. Я любил ее. Я собирался, черт возьми, сделать ей предложение. Я думал, что она любит меня. Она говорила это мне очень много раз. Иногда, когда я позволял себе думать о ней или о... ребенке, я по-прежнему чувствовал боль в груди. Как бы я не чувствовал отголоски предательства Джиллиан, мысль о том, что Рейн уйдет от меня вот так, осознание, что я никогда не увижу ее, вынуждало все мое тело напрячься, казалось, что все мои органы могли разорваться под давлением. Я не мог дышать. Я был вполне уверен, что мое сердце замедлило ритм под давлением. Если бы она когда-нибудь сделала бы это, если бы Рейн бросила меня, это бы меня убило. В этом я даже не сомневался. Боль от ее потери точно убила бы меня.