Текст книги "Час льва (ЛП)"
Автор книги: Шериз Синклер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Во время долгого ночного переезда она вспоминала слова Калума в пещере с горячими источниками: «Тишина в горах хорошо помогает, когда у меня неприятности». Теперь, запрокинув голову, Виктория смотрела наверх, где восходящее солнце освещало покрытые снегом вершины длинной горной цепи.
И она превратилась.
Глава 27
Калум ходил вдоль книжных стеллажей, не в силах успокоиться. В передней части книжного магазина Торсон сидел за своим столом и слушал Алека. Калуму было больно видеть, как новое горе подкосило старика. На прошлой неделе, когда он услышал от Энджи о предательстве Виктории, Торсон исчез в горах. И вернулся только сегодня.
Козантир подошел к ним, когда Алек рассказывал о событиях в убежище Видаля.
– …после того, как Вик и Уэллс ушли, мы сожгли здание.
Торсон откинулся на спинку стула с недоверчивым выражением лица: – Вы двое не смогли поймать машину на грунтовой дороге?
– Мы пытались, – сказал Калум. – Почти догнали, а затем она выбросила что-то в окно. Как ты это назвал, Алек?
– Светошумовая граната. Подходящее название.
Торсон фыркнул: – Я читал о них. Слепящий свет и оглушительный шум?
– Точно. – Калум потер уши, воспоминания всё еще причиняли боль. – В форме кошки и ночью это довольно неприятно. К тому времени, когда к нам снова вернулось зрение, их уже не было.
– Она крутая, – сказал старик.
Алек ударил кулаком по стойке, когда так долго сдерживаемый гнев вспыхнул, словно проклятая светошумовая граната: – Черт возьми, Торсон, она не крутая. Она предала нас. И тот шпион, которого она спасла, сделает всё возможное, чтобы передать нас правительству. Она выбрала его, а не нас.
Калум понимал реакцию брата. В тот момент, когда Виктория выбрала врага, его внутренности скрутило, словно после обеда падалью. И всё же…
Торсон отвернулся, его лицо было напряженным. Козантир устало прислонился к прилавку. Слишком много бессонных ночей. Он пытался справиться с болью от потери Виктории, надеялся, что гнев утихнет. Клан ждал, когда он сообщит о смерти девушки, а он… не мог. Что-то беспокоило его, удерживало от этого шага, и он не мог понять, это от того, что его эмоции вышли из-под контроля или он упустил какой-то существенный факт.
– Если ты не возражаешь, Джо, я бы хотел услышать твой взгляд на ситуацию. Боюсь, я не вижу всей картины.
Лицо Торсона напряглось, усилив вину Калума, но старик кивнул: – Хорошо. Начните с того момента, когда она впервые появилась. С моим Лахланом.
– Свэйн и Видаль схватили его, – сказал Алек. Пальцы мужчины были сжаты в кулаки, словно он пытался держать себя в руках.
Калум встал рядом с братом, положив руку ему на плечо, и почувствовал, как гнев брата угасает.
– Действительно ли она помогла Лахлану в побеге или одурачила его, чтобы получить доступ к нам?
Торсон покачал головой.
– Лахлан совершил ритуал Дарения. У мальчика была способность читать людей. Он не мог ошибиться, а враг не дошел бы до ритуала. Это правда, козантир. Это был настоящий Дар.
В этом факте Торсон не сомневался.
– Хорошо.
– Нанялась работать в бар, чтобы собирать информацию. Не могу обойти этот момент, – сказал Алек.
– Она спасла Джейми в тот день, – тихо вставил Калум. Он никогда этого не забудет. – Но когда мы поймали ее в ночь Сбора, она солгала. Она сказала нам, что ищет тебя, Торсон. А не то, что наблюдает за оборотнями.
– Нет закона против убийства двух птиц одной лапой, – признался Торсон, рычание исчезло из его голоса. – Я верю, что Лахлан дал ей это задание. В ее запахе не было лжи, как и в ее печали.
Калум вспомнил ту ночь в доме Торсона, когда Виктория впервые рассказала им, как умер Лахлан. Ее горе было настоящим.
– Согласен.
– Мой мальчик… он очень боялся нашего разоблачения, – сказал старик. – Я думаю, он заставил девушку дать обещание хранить молчание.
– Но она агент ЦРУ. Она признала это, и мы знаем, что Уэллс – ее куратор. – Брови Калума сошлись. – Так что, когда эта шпионка узнала о существах, которых она никогда не видела раньше, каково было ее первое действие?
Алек скривился: – Сказать своему боссу.
– Нет, черт возьми, – огрызнулся Торсон. Его глаза заблестели. – Глупый детеныш. Нас наводнили правительственные агенты?
– Нет, – медленно сказал Алек. – Помимо мужчин Видаля, появился только Уэллс.
Калум оперся на прилавок для поддержки.
– Могла ли она действовать самостоятельно? Проверять нас в своих интересах?
– Вы двое знаете ее лучше меня, – сказал Торсон. – Неужели эта маленькая кошка способна побежать к своему боссу со сказочной историей? Особенно, если она пообещала сохранить информацию о нас в секрете?
Калум вспомнил, когда Джейми было два года: «Я сделаю это сама, папочка». Виктории было бы намного, намного труднее.
– Нет. У меня такое чувство, что она разрывалась между своими обязанностями и обещаниями еще до того, как стала оборотнем.
Он вспомнил ее осторожные расспросы в доме Торсона и ее признание: «Если бы я думала, что ты опасен, я не уверена, что бы я сделала».
– Но Уэллс сказал, что она получит медаль за информацию. Это не похоже на кого-то на нашей стороне.
– Я разговаривал с Энджи сегодня. – Херне, он все еще упускал часть чертовой головоломки. – И я хочу, чтобы вы меня выслушали. Боюсь, что мои собственные желания могут повлиять на мою объективность, – признался Калум.
Торсон кивнул.
– Она твоя пара, козантир. Ты не можешь оставаться объективным. Продолжай.
– Энджи сказала, что Виктория и ее начальник разговаривали очень тихо. Затем Виктория встала и покачала головой, как будто она отказалась от чего-то. Мужчина был в ярости. Энджи направлялась к ним, прямо перед тем, как Уэллс повысил голос, потому что решила, что тот может навредить Виктории.
– Вик отказалась, – сказал Торсон, массируя старую рану на плече, – как она тебе и сказала.
– Калум, я знаю, о чем ты думаешь… Брат, она отпустила его на свободу, – прошептал Алек. Его лицо, искаженное болью, словно окаменело. – Она выбрала его, а не нас. У тебя нет выбора – девушка должна умереть.
Мне не следовало обсуждать это с ним здесь. Калум сжал плечо брата. Сможет ли кто-либо из них пережить смерть спутницы жизни?
– Когда я бродил по лесу, думал о том, куда она может обратиться за помощью. – Взгляд Торсона остановился на фотографии внука. – Вы знаете, она рассказывала мне, что у нее тоже никого не осталось.
Нет семьи. Но, несомненно, такой любящий человек, как Виктория, нашел бы замену семье… Глубоко в груди Калума вспыхнула надежда, когда он, наконец, почуял правильный след.
– Алек, – сказал он хриплым голосом. – Мы наблюдали за ними через окна, прежде чем ворваться внутрь. Помнишь выражение его лица?
Брат нахмурился, а затем его глаза сузились.
– Она освободила его. Они разговаривали. И он выглядел… глаза мужчины были красными, как будто он был готов заплакать. Он не смотрел на нее как работодатель или как любовник. – Алек потер ладонями по лицу. – И ее реакция на то, что мы собирались причинить ему боль… Она любит его. Черт, он, вероятно, для нее как отец, а мы хотели стереть ему память.
– Мы не оставили ей выбора, не так ли?
– Херне, как мы могли быть такими глупыми? – глаза Алека вспыхнули, когда он пришел к тому же выводу, что и Калум. – Но если он член семьи, обмен информацией с ним не нарушает Закон.
Калум улыбнулся.
– Да. С семьей можно поделиться.
Торсон рассмеялся, затем кивнул головой на дверь.
– Козантир. Кахир. Пожалуйста, найдите мою внучку и верните ее домой.
* * *
Неделю спустя Алек понял, что выполнить просьбу Торсона было не так просто, как казалось. Злючка исчезла, словно ее никогда и не существовало. Ну, это неудивительно, учитывая ее понимание, что даонаины убьют ее. Алек дал ориентировку, использовал все легальные и нелегальные методы, которые он знал, чтобы найти ее. Ничего. Этот проклятый босс-шпион хорошо обучил девушку.
Короткие зимние дни стали серыми и несчастными, Алек хотел Вик до боли, которая становилась все сильнее. Хотя они с братом старались поддерживать веселое настроение ради Джейми, в чем не очень то и преуспели, девочка тоже тосковала.
На прошлой неделе им удалось найти информацию о начальнике Виктории. Она промахнулась, назвав того по имени. Человеческие каналы связи были слишком рискованными, но Калум связался с даонаином на Восточном побережье и договорился, чтобы домовой оставил сообщение для Уэллса в его старом викторианском доме. Домовые не возражали против оказания помощи, когда взятка была достаточно большой.
Алеку было интересно, как агент отреагировал на записку на своем кухонном столе в своем хорошо защищенном доме.
Пока ни слова в ответ, но если бы он действительно заботился о ней как отец…
Через час дверь его офиса открылась. Алек уронил ручку, когда увидел, кто вошел вслед за Калумом.
– Уэллс, – сказал Алек хриплым голосом.
Мужчина пододвинул стул к столу, уселся и поправил темно-серый костюм.
– Вы хотели поговорить. Я предпочитаю говорить лично.
– Верно. – Алек посмотрел на Калума. С чего начать? – Мы пытались найти Вики.
Проблеск веселья появился в бледно-голубых глазах Уэллса.
– Сержант редко сидит на месте достаточно долго, чтобы кто-нибудь мог выстрелить в нее.
Калум налил им кофе из потрепанной кофеварки в углу и поставил чашку перед Уэллсом. – Вы кажетесь человеком, предпочитающим черный.
– Очень проницательно. – Он наклонился вперед, его глаза походили на синий лед. – Могу я спросить, почему вы изменили свое мнение о ней?
– Нам удалось собрать воедино картину из некоторых ее поступков и мотивов, – спокойно сказал Калум. – Он пристально посмотрел на Уэллса. – Вы предложили ей медаль за информацию, и это почти привело ее к смертному приговору. Я надеюсь, что вы удовлетворены.
Уэллс побледнел от холодного тона Калума. Его пальцы сомкнулись вокруг кофейной чашки, а затем расслабились.
– Я не осознавал этого тогда… я плохо с ней обошелся.
Уэллс против козантира. Я должен сделать ставку на победителя, – подумал Алек. Опять же, разве женщины не склонны к спариванию с мужчинами, похожими на их отцов? Кахир подавил большую часть своего раздражения.
– Если это так, возможно, теперь мы можем прекратить играть в эти глупые игры.
– Пока нет. Сержант будет раздражена, если я ошибся и помог вам – кем бы вы ни были – выследить ее, – сказал Уэллс и посмотрел на Калума. – Почему ты хочешь, чтобы Вик вернулась?
Он ответил просто: – Я люблю ее.
Взгляд Уэллса обратился к Алеку. На прошлой неделе кахир старался не думать о ней, по крайней мере, днем. Крошечные камешки воспоминаний – ее смех, ее плавная грация, ее запах – так легко могли превратиться в оползень – то, как она двигалась под ним ночью, как она кусала губы, когда изучала руководство полиции, – принося пустоту в их дом без нее. Как и в случае с Калумом, ответ был прост, – Я люблю ее.
– По сути, она моя дочь. – Уэллс обхватил свою чашку длинными пальцами, как будто хотел согреть руки. – И я предпочел бы, чтобы вы продолжали охотиться на нее, тому факту, что она ваша женщина.
К шоку Алека, Калум на самом деле зарычал.
Намек на улыбку озарил лицо Уэллса.
– Но она любит вас обоих, таких недостойных.
– Она сказала это? – спросил Алек, не успев даже подумать.
– О, да, той самой ночью. – Уэллс поморщился. – В том же разговоре, где она заставила меня дать слово. Я поклялся, – он перешел к дословной цитате: «никогда, никогда не раскрывать, какими бы то ни было способами что-либо об оборотнях или что-нибудь, что может привести к ним».
Калум поднял брови.
– Она угрожала тебе?
– Хуже. Она плакала.
– Ааа. – Калум вздохнул. – Она могла бы с такой же легкостью вырезать твое сердце ножом – было бы не так больно.
Уэллс кивнул, глядя на дальнюю стену.
– Я никогда в своей жизни не нарушал данное мной слово, и не собираюсь начинать. Твоим людям нечего бояться меня.
– Или кого-либо еще? – спросил Калум.
– На данный момент нет какой-либо необходимости или какой-то информации о вас, которую я могу передать. – Уэллс передернул плечами. – Как долго это может длиться, не мое дело.
– Хорошо, – сказал Алек.
– У меня остался еще один вопрос, – сухо сказал Калум. – Ты случайно не знаешь, где мы можем найти нашу спутницу жизни?
– Нет. Я не знаю. – Лицо Уэллса стало мрачным. – Я тоже не смог ее найти.
Глава 28
Лапы несли Викторию на юг, и она согласились с пунктом назначения. Она не могла с точностью сказать, как долго пробыла в лесу. Первая неделя или около того прошла, словно в тумане. Каждый раз, когда она оборачивалась в человека, боль в душе возвращалась, и девушка, опустившись на колени, плакала как брошенный ребенок.
Но боль постепенно притуплялась, и теперь Вик, превратившись в человека в дневное время, сидела на солнце и думала. День за днем она пыталась сделать выбор.
У нее была настоящая тактическая проблема – как удержать даонаинов от ее убийства, – которая не могла быть решена, пока девушка не ответит на более сложный вопрос: «вернуться назад или нет?»
О, тяжелое решение. Она была чертовски храбрым солдатом.
Расстрелять или даже убить ее? – Нет проблем.
Вступить в перестрелку? – Пожалуйста.
Но рискнуть ее сердцем? – Да пошло оно на хрен.
Поговорим о кошке-трусихе. Она даже не дождалась начала битвы как настоящий трус. Черт, она убежала при первом же артиллерийском обстреле. Но, как известно, солдаты, покинувшие поле битвы, а затем взявшие себя в руки, мужественно возвращались в бой. Сможет ли она?
Самый безопасный выбор – держаться подальше. Жить как изгой, скрываясь в лесах, или вернуться в человеческий мир и прятать свою животную половину. Она справится. Уэллс поможет, даже отправит ее в далекую страну при необходимости. Она жила под прикрытием много лет. Ничего нового.
Или она может вернуться. Но это намного, намного страшнее. Физический риск – она может умереть, а что еще хуже Алек или Калум станут теми, кто убьет ее. Да, ужасный конец. Но смерть была не в новинку. Что по-настоящему напугало Вик, так это мысль о борьбе за жизнь – за любовь, – что она хотела. Обнажить душу для эмоциональной боли. Потому что, – она тяжело вздохнула, – эти двое могли причинить ей боль гораздо хуже смерти.
Если бы в том ресторане был кто-то кроме Калума и Алека, она убежала бы, когда Уэллс выставил ее предательницей? Конечно, нет.
Если бы ее любовники не отнеслись к ней так же, как к Видалю, она бы сдалась так легко? Или она велела бы Уэллсу уходить, а сама осталась, чтобы сразиться?
С кем-то другим она выбила бы всё дерьмо из них, если бы они судили ее, не дав возможности говорить. Неважно, насколько явными были доказательства. Но поскольку это были Алек и Калум, она сдалась, заставляя себя выглядеть еще более виноватой.
Почему?
Потому что она не верила, что заслуживает их любви. Или жизнь, которую они хотели дать ей. Ее глупое подсознание решило, что никто не может действительно любить ее настолько, чтобы выслушать и решить все проблемы. Ведь они должны знать, насколько она недостойна, насколько испорчена.
Ее подсознанию нужно было надрать задницу.
Но потребовалось время, чтобы осознать весь идиотизм ее поведения и признать, что Алек и Калум действительно ее любили. Мужчины не притворялись. Они хорошо ее узнали. Может быть, не ее прошлое, но определенно ее личность, недостатки и всё такое. Они любили ее так же, как и она их.
И она хотела всё вернуть назад. Поэтому она направилась на юг.
В лучшем случае ее мужчины позволят ей объясниться. Они поймут – и, возможно, даже извинятся за поспешные выводы – и заберут ее домой. Она бы любила их, Джейми и… у девушки сжалось в груди… и, возможно, когда-нибудь у них будет ребенок. Или помет.
В худшем случае она умрет.
Виктория придумала план: она притащится в центр Колд Крик, устроит зрелище – учитывая, что у нее нет одежды, это должно быть нетрудно – и потребует разговор с Калумом и Алеком. Они не смогут убить голую женщину перед городом, на глазах у целой толпы, среди которой будут и люди.
И она стояла бы там и – спокойно – рассказывала бы всё. Что она сделала и не сделала, как она не знала, что делать, о том, как Уэллс дал свое слово и что она убьет его лично, если он его нарушит. Не то чтобы ее шеф мог его нарушить, но они же не знают об этом. Она пообещает родить для них миллион детей, если они этого захотят. Она будет молить о прощении.
Если они будут справедливы – поскольку они мужчины, то справедливость не всегда является гарантированной, – они признают, что совершили ошибку. Она зарычала, пробираясь через лес.
Да, они могли дать ей шанс объясниться и вместе решить проблему с Уэллсом. Но не-е-ет, нужно было сделать поспешные выводы. Конечно, попала в их ахиллесову пяту – скрывать их существование от правительства, – но всё же.
Так что остается двигаться прямо в зону обстрела, сделать себя мишенью и надеяться на лучшее. Один большой «приглашение к катастрофе» план. Но эй, даже у Уэллса могли бы возникнуть проблемы с выходом из этого беспорядка.
Кошка перепрыгнула через упавшее бревно, почуяла запах кролика и остановилась, но затем продолжила свой путь. Она приближалась, она это знала. Прошлой ночью у нее возникло чувство, что она дома, словно ей было холодно, и кто-то обернул вокруг нее теплое одеяло. Каждое прикосновение ее лап к земле повторяло это. Дом, дом, дом.
Эти штучки оборотней, конечно, странная вещь.
Кошка подняла морду, вдохнула запах раннего утра. Здесь даже пахло правильными горами, и эта мысль заставила рвануть вперед, ее темп увеличился и…
Щелчок! Боль. Ужасная боль.
Она зарычала, развернулась и упала. Сукины дети. Ловушка.
Задняя лапа угодила в тяжелый железный капкан. Вик обернулась, а затем охнула, когда металлические зубцы углубились в более нежную человеческую плоть. Черт возьми, это больно. Плотно сжав губы, она осмотрела капкан. Ловушка была огромной, сделанной из тяжелой стали. И эти зубцы были отвратительными. Рана тоже выглядела не слишком хорошо.
Когда Вик удалось подняться, она изо всех сил навалилась на «челюсти» капкана. Но ей не хватало веса. Она пыталась снова и снова, а затем соскользнула на землю. Она не могла открыть эту чертову штуку. И в пределах досягаемости ничего не было, чтобы раздвинуть зубцы. Сможет ли она вырвать его и унести с собой?
Через несколько минут она отказалась от этой мысли. Охотник забил якорные колья так глубоко в замерзшую землю, что те даже не сдвинулись с места.
Вернувшись в форму кошки, она легла и стала смотреть, как ее кровь окрашивает снег. Черт возьми, в своих немногочисленных и далеко идущих молитвах она специально просила о смерти в сиянии славы.
Но это было совсем не то.
* * *
Несколько часов спустя уши Вик дрогнули и повернулись к юго-западу. Кто-то приближался. Ветер дул как раз в ту сторону, поэтому она не могла уловить запах. К сожалению, это означало, что он может чувствовать запах ее крови и всего остального.
Человек, зверь или оборотень? Страх пронзил ее позвоночник. Похоже приближалось не одно животное. Стая волков? Как восхитительно. Черт возьми, разве хищники не должны охотиться только ночью? Разве эти животные не читали книгу правил? Мех на шее кошки встал дыбом, когда она поднялась и, балансируя на трех лапах, старалась не зарычать, когда капкан натянул ее израненную ногу. Черт, если она попытается оказать сопротивление, она, вероятно, упадет.
Ну, по крайней мере, она была избавлена от перспективы появиться в чем мать родила в Колд Крик… Но она никогда не увидит Алека и Калума снова. И Джейми. И Торсона. И…
В поле зрения появилось большое животное, которое двигалось через подлесок. Нет, два животных.
Две огромные пумы ворвались на поляну. Солнечный свет сверкал на темно-золотистом меху. И бледно-золотистом. Она узнала их и зарычала от бессилия.
Они убьют ее. Она даже не успеет ничего объяснить, черт возьми…
Смиренно вздохнув, кошка встала на ноги. Упасть и просить пощады? Ни за что. Гнев на несправедливость ситуации, на них, переплетался с любовью к ее мужчинам и радостью, что она видит их в последний раз, а ее кошачьи инстинкты не могли решить, что делать.
Калум бросился первым, прямо к ней. Он приземлился вне досягаемости. Она подняла переднюю лапу, показала свои когти и поняла, что не сможет причинить ему вред.
Он шагнул ближе и, не обращая внимания на ее демонстрацию борьбы, потерся своей мордой о ее мордочку, мурлыча достаточно громко, чтобы заставить деревья дрожать. Его гигантская лапа приземлилась на плечи маленькой кошке, расплющив ее, как блин, и он облизнул ее ухо, продолжая мурлыкать. Затем Алек толкнул Калума в сторону, чтобы сделать то же самое. Их запах охватил ее, смешался с ее запахом.
Они ведь знали кто она, не так ли? Спутница жизни, которая их предала?
Но она скучала по ним. Более высокий гул в воздухе был ее собственным мурлыканьем.
Калум обратился в человека. Встав на колени рядом с ней, он осмотрел капкан и ее лапу. Он посмотрел на Алека, который ускакал прочь и вернулся с огромной веткой в больших челюстях. Кот бросил ту на землю и трансформировался.
Мужчины освободили лапу Виктории за считанные минуты. Железные зубцы причиняли меньше боли, когда их вытащишь, но все равно чертовски больно.
Калум посмотрел на нее гневным взглядом. Одной рукой он схватил ее морду, заставляя встретиться с его очень пристальным, очень темным взглядом.
– Трансформируйся, – пробормотал он.
Его сила пронзила Викторию, и секунду спустя девушка лежала обнаженной перед ним.
Алек обхватил ее ногу, надавив, чтобы остановить кровотечение.
– Освободить кого-то из ловушки перед казнью нерационально, вы так не думаете? – пробормотала Вик, стараясь не дать губам задрожать. Она была солдатом, черт побери, солдаты не рыдают. Ей удалось вдохнуть и вернуть нотки уверенности в звучание своего голоса. – Как вы меня нашли? Я же не на тропинке, нет?
– Между козантиром и его территорией есть связь. Я знаю, когда незнакомый оборотень ступает в мои горы. – Морщинки вокруг его глаз становились всё глубже. – Или, когда потерявшийся приходит домой.
– Ой.
Он провел костяшками пальцев по ее щеке, а затем появилась его мерцающая улыбка.
– Кариада, разве я не предупреждал тебя и Джейми об этих ловушках?
У нее перехватило дыхание.
– Я – враг. Как я снова стала «кариадой»?
Алек выпустил ее ногу, подождал, чтобы убедиться, что кровотечение остановилось, а затем быстро поцеловал девушку губы.
– Как только мы вытащили наши головы из задниц, мы выяснили, что произошло и что ты, должно быть, пыталась сделать.
Глаза защипало от надежды, реальность заставляла ее опустить глаза.
Калум приподнял ее голову за подбородок.
– Маленькая кошечка, мы сомневались в тебе. Я сомневался в тебе. Сможешь ли ты простить нас?
Когда она покачала головой, его челюсть сжалась, а рука опустилась.
Девушка схватила его за пальцы.
– Нет. Я имею в виду, я не могу поверить, что вы простили меня. – Она вздохнула. – Не без долгих споров. Это моя вина, я знаю. Я… я не сказала вам всей правды. – Следующее признание далось мучительнее. Сложнее. – Я должна была остаться, чтобы всё объяснить, но я…
– Не думала, что мы любим тебя настолько, чтобы выслушать? – мягко спросил Калум.
Вик кивнула.
Алек обнял ее, его горячее тело прижалось к ее холодной коже.
– Мы любим тебя, Злючка, даже если ты заставляешь немного сомневаться в тебе. Так же, как и ты любишь нас несмотря на то, что мы параноидальные ублюдки.
– Правда, любите?
Калум кивнул, в его глазах была нежность.
– Мы любим тебя, кариада, и ты нужна нам. Возвращайся домой.
Домой.
