Текст книги "Безжалостный (ЛП)"

Автор книги: Шерил МакИнтаер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 31

Дженсен

Я останавливаюсь и смотрю на лицо Холланд через камеру на моём телефоне. Это одержимость, недвусмысленная и простая, и я не могу бороться с самим собой. Это не то, чего я хочу.

Её глаза закрыты, губы расслаблены и слегка приоткрыты во сне. Сновидения сегодня мирные.

Опускаю телефон ниже и делаю два шага вперёд, сокращая расстояние. Я не касаюсь её. Не кожа к коже. Не так, как мне хочется. Но я ласкаю каждый её дюйм глазами.

Лунный свет, голубой и белый, струящийся сквозь одно маленькое окно, на обнажённом теле Холланд гипнотизирует. Задерживаюсь взглядом на красивом изгибе её спины. Кожа здесь на оттенок светлее. Не знаю ещё одного человека, который был бы так захвачен столь незначительным отличием. Кого-то кроме меня, кто смог бы найти так много красоты в чём-то таком несущественном. Не думаю, что другие даже заметили бы. Но я замечаю. Потому что это вовсе не несущественно. Это самая важная для меня вещь в мире.

Позволяю взгляду слегка переместиться, следуя по изгибу её бедер, вниз по выпуклости ягодиц. Здесь кожа на несколько оттенков светлее. Как слоновая кость и фарфор, и я не могу отвести взгляд. Есть что-то такое чистое и нетронутое в мягкости её плоти, хотя я знаю, что это не так. Мои пальцы и губы запомнили Холланд почти так же хорошо, как глаза.

Мои глаза.

Как два маленьких глазных яблока могут приносить так много удовольствия и причинять такую сильную боль?

Тени попадают в поле моего зрения, и я, наконец, заставляю себя отвернуться от красавицы на постели.

Крепко сжимаю телефон в руке и кладу его на полку. Закрываю веки и позволяю темноте забрать зрение. В таком состоянии я вижу, как выглядят мои кончики пальцев, нежно ласкающие её кожу. Я представляю, как это ощущается, не только там, где я соприкасаюсь с ней, но и внутри. В моей груди. Может ли она спасти меня? Может ли она быть покоем, который я искал?

Я поворачиваюсь к ней, открывая глаза и позволяя себе ещё раз взглянуть на её лицо. Мой желудок сжимается, когда я вижу, что Холланд смотрит на меня. Она не двигается, по-прежнему лежит на обнажённом животе, руки под головой, румяная щека на тыльной стороне нежной руки. Длинные огненные волосы разметались по подушке.

Она ничего не говорит. Так же, как и я. Но это общение. В том, как мы смотрим друг на друга, целый разговор.

Я завидую лунному свету. Завидую тому, как он целует её тело и крепко удерживает. Тому, как он обволакивает каждую её частичку, имея такую возможность. Тому, что он видит её так, как не могу я.

Я больше всего буду скучать по этому, по наблюдению за ней в тусклом ночном свете.

Мне следует снова взять телефон. Я должен сделать ещё один снимок.

Но я не могу удержаться от прикосновения к ней. Не могу найти силы и заставить себя остановиться. Оставить эту женщину. Необходимость прикоснуться к ней сильнее, чем когда-либо. Держать и поглощать.

Я всегда ожидал, что буду один во тьме. Я и не мечтал, что найду свет в конце. Надеяться больно. Заботиться больно. Хотеть. Нуждаться. Мне не следует этого чувствовать. Я не могу.

Буду винить в этом лунный свет.

*

Я просыпаюсь, запутавшись в руках и ногах и в ворохе тёмных рыжих волос, и в первый раз, с тех пор, как мне было двенадцать, я чувствую безмятежность.

Эта безмятежность пугает меня до ужаса. И также мне нравится быть напуганным чем-то необычным из-за перемен. Я эгоистичен и не прав, но делаю глубокий вдох, впуская запах Холланд в лёгкие, и закрываю глаза, расслабляясь в умиротворенности, что приносит её присутствие. Так я могу дурачить себя, что мой конечный результат не неизбежен.

– Доброе утро, – говорит она хрипло в мою грудь.

– Доброе.

– Я хочу мороженого.

Удивлённый смех срывается с моих губ, из-за чего голова Холланд подпрыгивает вверх и вниз из-за моего быстрого дыхания.

– Мороженое? На завтрак?

Она откидывает волосы с лица – требуется три взмаха, прежде чем мне удаётся увидеть её глаза.

– Почему нет? Это один из плюсов быть взрослым. Ты можешь есть на завтрак что-то необычное, и никто тебя не остановит, – Холланд улыбается, по-настоящему улыбается. Волосы беспорядочно связаны, щёки розовые после сна, глаза большие и светлые от озорства, и она крадет моё дыхание.

Ухмылка на моём лице исчезает, когда я прижимаю руки к её челюсти и притягиваю ближе к себе.

– Ты так невероятно красива, когда улыбаешься, − я грубо целую её, показывая, насколько великолепной считаю её.

Лицо Холланд ещё больше розовеет, когда я её отпускаю. Я наблюдаю, как она выпутывается из одеяла и спрыгивает с кровати, раздетая и чертовски сексуальная. Она подходит к холодильнику и достаёт из морозилки два с половиной килограмма шоколадного мороженого, берёт две миски и ложки с сушилки на столе, а затем прыгает рядом со мной на кровать.

Действуя быстро, она кладёт в каждую миску по большой ложке и предлагает одну мне.

– Ты никогда не говорил, кому продаёшь свои фото, – говорит Холланд, пробуя мороженое. Она сидит, прижимаясь спиной к стене, со скрещенными под собой ногами. – Эротические, – добавляет она.

Я вращаю ложку, прокручивая её в моём замёрзшем завтраке.

– В основном коллекционерам, – держа одной рукой миску, я вытягиваю её обнажённые ноги и скольжу пальцами по гладкой коже.

Она выгибает бровь.

– Люди коллекционируют фото обнажённых женщин?

Я останавливаюсь, теперь мои руки на её коленях.

– Да. Много людей. И прежде, чем ты спросишь, нет, они не все мужчины. На самом деле, я продал достаточно женщинам за эти годы.

– Ты делаешь выставки?

Я киваю, сжимая участок её ноги между коленом и бедром.

– Делал. Когда жил в Нью-Йорке, ежемесячно выставлял работы в галерее. Теперь большинство моих продаж онлайн.

– Ты жил в Нью-Йорке? – переспрашивает Холланд с любопытством.

– Некоторое время, – отвечаю, не предлагая большего, и хотя в её взгляде сквозит любопытство, она не настаивает на деталях. Я поднимаю руки вверх, перемещаясь всё ближе и ближе к месту, где мне хочется находиться.

– Ты спал со всеми своими моделями? – спрашивает она, слизывая остатки шоколада с ложки. Проклятье, это наталкивает меня на самые различные идеи.

– Ни с одной после тебя, ты и я.

Холланд запинается.

– С тех пор как мы были… с тех пор, как мы встретились. Но до этого?

– Нет, – отвечаю я медленно. – Не со всеми, – как только столовое серебро покидает её рот, я прижимаю к нему свои губы. Её холодный и сладкий язык скользит по моему. Я готов прекратить разговоры, но Холланд, которая, казалось, никогда много не говорила, очевидно, чувствует расположенность к беседе сегодняшним утром. Она отстраняется, проводя рукой по бицепсу.

– Я видела твою стену. Было много разных моделей.

– Да? – я сажусь на пятки, ожидая и гадая, к чему она клонит. Я так чертовски твёрд, что мои яйца начинают болеть.

– Так, сколько это – не со всеми?

Я наклоняю голову на бок, пытаясь прочесть выражение её лица.

– Почему?

Холланд снова скользит языком по ложке, и головка моего члена начинает болезненно покалывать.

– Ты можешь быть честным. Ты не заденешь моих чувств. Едва ли они у меня есть.

Я не уверен, на какое из предложений отвечать первым. Я бы охотнее притворился, что ничего из этого не слышал и просто связал её на кровати.

– Я трахнул много женщин за последние пятнадцать лет. Некоторые были моими моделями. Некоторых я встречал в клубах бондажа (прим. ред.: клубы рабства), – мой голос повышается с каждым предложением, и, кажется, я не могу его контролировать. – Были девушки, когда я учился в старшей школе. Ещё больше в колледже. Нескольких я снимал в баре или в супермаркете, или долбанной библиотеке. Я не знаю, почему ты вдруг захотела обо всём этом знать. Никто из них ничего не значил. Я не женился ни на одной из них.

Холланд приподнимает брови, скользя ложкой между губами, и я резко вздыхаю.

– Счастлива?

Она сужает глаза, теперь лишь одна бровь изогнута, но не отвечает.

– Количество не имеет чертового значения, – говорю я, теперь мой голос низкий и хриплый. – В любом случае ни одна из них не зацепила меня. Ни одна из них не проникла под мою кожу так, как ты, – я поднимаю ложку, мороженое сейчас больше жидкое, чем твёрдое. – Этот разговор окончен, и я бы не возражал, если бы мы никогда этого не обсуждали снова. Сейчас я собираюсь насладиться своим завтраком.

Переворачиваю ложку, позволяя холодному шоколаду капать на её бедро. Её ноги дёргаются, и Холланд прикусывает свою губу зубами, наблюдая за тем, как я прохожусь языком по её коже. Это чертовски сладко.

– Я просто хотела узнать, спал ли ты с женщинами, которые были похожи на меня, – шепчет Холланд, дрожа всем телом.

Я забираю из её рук практически пустую миску, ставя на полу рядом с кроватью, и толкаю Холланд, пока она не ложится на спину. Широко раздвигаю её ноги, располагаясь между ними.

– Нет, – говорю решительно. – Они никогда не были достаточно хороши. Они не были тобой, – снова наполнив ложку, я наклоняю её, позволяя мороженому капать на низ живота, и медленно опускаю вниз, пока капли не оказываются на киске. – Знаешь, большинство женщин, волновались бы по поводу числа, – добавляю я.

Она слегка пожимает плечами.

– Я не такая, как большинство женщин.

Наши глаза встречаются, когда я начинаю ласкать её плоть.

– Нет, – я выдыхаю напротив неё, соглашаясь, – ты не такая.

Закончив на этом, я провожу остаток утра, доедая своё растаявшее мороженое самым эротическим образом, который только мог придумать.

Глава 32

Холланд

Сижу в своей пустой квартире, и в ушах начинает стучать от окружающей тишины. Когда ты привыкать к шуму, тишина оглушает.

Сегодня первый день за всю неделю, когда я вдали от Дженсена. Это мой выбор, не его. В последнее время мы постоянно были с ним заняты – художественный музей, где Дженсен, словно маленький ребенок в зоопарке, взволнованно восхищался каждым экспонатом; парк, где мы гуляли, держась за руки, пока он делал фотографии; кино, где мы обнаружили взаимную любовь к нелепым комедиям; и наконец его спальня, где он разжёг огонь, распространившийся по моей крови. Он всё делал по-своему, и именно с ним я хотела находиться.

Подозреваю, этот мужчина пытается за мной ухаживать. И это работает. Сейчас я была бы с ним, если бы у меня не было столько дел.

Скоро наступит мой двадцать восьмой день рождения. Мне необходимо обновить знаки на машине и заняться делами, которые я откладывала, например, добраться до продуктового магазина и прачечной. Я охотнее предпочла бы компанию Дженсена, но мне не хочется, чтобы он делал нечто важное из моего дня рождения. Будет лучше, если он не узнает, что оно не за горами.

Одевшись в простой жёлтый сарафан, я завязываю волосы в небрежный пучок на макушке, надеваю пару сандалий и выхожу с сумкой в руке.

Это великолепный день. Приятны и солнечный. Звуки лета в воздухе заставляют меня чувствовать себя довольной из-за того, что я выбралась из квартиры. Газонокосилки работают, дети кричат, птицы чирикают. Это чертовски хороший день. Я выуживаю солнечные очки из сумочки и надеваю их.

Прошло некоторое время, с тех пор, как я водила свою машину. С недавних пор Дженсен взял на себя роль моего личного водителя. За исключением тех дней, когда он забирает меня после рабочей смены. Он всегда разрешает мне садиться за руль, когда мы едем к нему. Теперь, когда ночи тёплые, первое, что я делаю, когда сажусь к нему в машину – открываю люк и включаю музыку. Дженсен любит качать головой, будто думает, что я смешна, но предполагаю, что в глубине души ему нравится это. Иначе, почему он до сих пор позволяет мне водить?

Моя машина не доставляет такой радости. Она хорошая и всё такое, но я не ухаживала за ней после того, как покинула Калифорнию. Я не достаточно заботилась о себе, не говоря уже о машине.

Возможно, я заеду на автомойку по пути домой.

Подъезжаю к парковке и начинаю стонать, так как почти все места заняты. Это займет намного больше времени, чем я надеялась.

Зайдя внутрь, я иду по коридору и уже почти поворачиваюсь обратно, когда вижу два знакомых лица, стоящие в конце. Я не достаточно быстрая. Марго останавливает меня практически мгновенно.

– Холланд, что ты здесь делаешь?

– Ох, ну, знаешь, пришла сделать маникюр, – неловко шучу я. Перевожу взгляд на папу Дженсена, и допускаю мысль, что немного его побаиваюсь. Того, что он знает или думает, что знает обо мне.

– Как она выглядит? – спрашивает папа Марго, и его губы растягиваются в поддразнивающей улыбке.

– Лапочка, – отвечает ему Марго. – Честно говоря, она практически сияет.

Он кивает, тёплая ухмылка появляется на его лице.

– Я говорю тебе, Марго, у нас Пэйнов, есть это влияние на людей. Ты не знаешь, что упускаешь.

Щёки Марго заметно краснеют.

– Прекрати, Уолт.

Отец Дженсена наклоняется, будто делится со мной секретом, хотя не понижает голос.

– Думаю, я начинаю её утомлять.

Я смеюсь, и Марго закатывает глаза. Очередь продвигается, и мы движемся вместе с ней.

– Мы получаем знаки на его машину, – продолжает Марго, пытаясь завязать разговор, как я предполагаю, или просто хочет сменить тему разговора.

Папа Дженсена усмехается.

– Я даже не могу управлять этой чёртовой штукой, а они всё ещё заставляют меня обновлять знаки.

– Я вожу её, – заявляет Марго, и по тону её голоса, похоже, не в первый раз. – Или, может, ты хочешь, чтобы я прекратила бегать вокруг тебя?

Он посылает ей гримасу, и она делает то же самое в ответ. И хотя отец Дженсена не может этого видеть, он хихикает так, будто всё видит.

– Мы собираемся перекусить тут рядом, когда закончим здесь, – говорит папа. – Присоединяйся к нам.

– Ох, я...

– Я настаиваю, – добавляет он твёрдо, напоминая мне своего сына, а также дочь.

– Ты можешь с таким же успехом сдаться. Он настойчивый и упрямый.

*

Примерно час спустя, мы сидим в кабинке закусочной, прилегающей к DMV (прим. ред.: Department of Motor Vehicles – Департамент штата по регистрации транспортных средств). По мне стекают капельки пота, потому что в этом ресторане нет кондиционера, и ещё потому что я нервничаю, ожидая сверхъестественной силы восприятия отца Дженсена. Если он снова начнёт меня читать, я уйду. Я решила это пятьдесят пять минут назад, когда он вынудил меня согласиться на ланч.

– Чувак, это место – дыра, – произносит он, барабаня ладонями по пластиковой столешнице.

– Ты его выбрал, – решительно ворчит Марго.

– Откуда вы знаете? – спрашиваю я с любопытством. Не знаю, грубо ли спрашивать об этом или нет. Мне так давно не приходилось беспокоиться о своём воспитании, что я немного позабыла манеры.

– Дешёвые столы, – просто говорит он, сжимая кулак и стуча костяшками. – Воздух плотный от сала. Мои туфли прилипают к полу. Я чувствую запах сигаретного дыма за спиной – вероятно, официантка сделала несколько затяжек в туалете – который отличается от дыма, исходящего от подгоревших яиц на кухне. Виниловые сиденья потрескались в хлам и впиваются мне в зад. И здесь нет кондиционера.

– Вау, – выдыхаю я, всерьёз впечатлена. Всё, что приметила я – это нехватку воздуха и плохой декор.

Он усмехается, выглядя в точности, как Дженсен, когда тот становится дерзким.

– Это дар слепого.

– Как вы это делаете? – спрашиваю я мягко. – Принимаете всё спокойно и легко? Это так сильно давит на Дженсена, но у вас, кажется… всё хорошо с этим.

У него появляется складка между бровями, и он немного наклоняется голову набок.

– Он сказал тебе? – папа кажется удивлённым, и я не могу понять почему.

– Да, пигментный ретинит, правильно?

Он кивает, его глаза светятся. Его адамово яблоко поднимается и опадает, когда он резко сглатывает. Ставит локти на стол и приближает своё лицо к моему.

– Как он справляется? – спрашивает он, весь его обычный юмор и поддразнивание пропадают. Его напряжение вызывает нервную дрожь в моём желудке.

Официантка останавливается возле нашего столика, щёлкая жвачкой, и разговор откладывается, пока мы делаем заказ. Но как только она уходит, и раздаются её шаги, сопровождающиеся звуком прилипания к полу, отец Дженсена снова наклоняется ко мне.

– Мне всегда было легко принять то, что однажды я буду слепым. Я наблюдал, как мой отец проходил через это, и его отец до него, и я усвоил, что делать, а чего не делать, – он сокрушенно пожимает плечами, и всё, что я могу сделать, это уставиться на него. Моя кровь холодеет, когда я прокручиваю в голове его слова, пытаясь понять их смысл.

Я наблюдал, как мой отец проходил через это, и его отец до него.

– Это полная хрень, но всё так, как есть, – продолжает он, сжимая и разжимая кулаки. – Думаю, я просто надеялся, что он увидит это. Дженсен наблюдал за мной, и знает, как я ценил своё зрение, пока оно у меня было, но моя жизнь не закончилась вместе с потерей зрения. Я всё ещё я. И когда придёт его время, он останется тем же, но только если отпустит свой гнев, – папа грустно качает головой. – Он просто такой ожесточённый. И вот что его погубит. Не болезнь.

Я делаю судорожный вдох и прижимаю пальцы ко лбу. Они ощущаются ледяными на моей разгорячённой коже. В голове так много мыслей, что трудно сосредоточиться на какой-то одной. Всё становится на свои места. Щёлк, щёлк, щёлк, в нужном порядке. Настоящая причина, скрывающаяся за скопофилией Дженсена, почему он не любит водить ночью, почему он так уверен, что Саммер не дочь его отца – потому что она не страдает потребностью контролировать… Список можно продолжать, и я осознаю, что я единственная, кто был слеп всё это время.

– Это генетическое, – выдыхаю я, наконец, понимая.

Папины брови сходятся вместе, снова морща кожу на лбу.

– Я думал... ты сказала, он тебе рассказал?

Я слабо улыбаюсь, хоть он и не может этого видеть.

– Он сказал мне о вас, – объясняю я, мой голос надламывается. – Он никогда… – я замолкаю, качая головой. – Я не знала, что он тоже теряет зрение.

Глава 33

Дженсен

Когда звенит звонок, я не ожидаю увидеть по ту сторону двери Холланд. Она говорила, что мы не увидимся сегодня целый день. Я не ярый поклонник сюрпризов, но такие, думаю, привыкну получать.

Она берёт меня за руку и тянет за собой, целенаправленно двигаясь в сторону спальни. Холланд не говорит ни слова, но её намерения достаточно ясны. Я определённо могу к этому привыкнуть.

Она подводит меня к кровати и толкает в грудь. Я ухмыляюсь ей, в душе радуясь происходящему. Я легко поддаюсь и сажусь, наблюдая за тем, как она снимает своё жёлтое платье через голову. Чертовски красивое платье, но ещё лучше, когда оно на моём полу. Холланд не надела под него лифчик, и я нахожу это горячим, как ад. Следом она снимает трусики и тянется ко мне, не теряя времени. Я помогаю ей стянуть мою футболку. Она снова меня толкает, указывая лечь на спину.

Думаю, мне нравится эта доминирующая сторона Холланд.

Она наклоняется и дёргает мои штаны, и я поднимаю свой зад, позволяя ей раздеть меня догола. Мой член такой твёрдый, что болит от жажды освобождения. Я готов, чтобы она взобралась и облегчила боль, но вместо этого, она обходит кровать с другой стороны и открывает мою тумбочку.

Четыре короткие верёвки приземляются на кровать – те же самые я пару раз использовал на ней. Выражение лица Холланд смертельно серьёзное, когда она привязывает мои лодыжки к столбикам, и я контролирую себя, сдерживая смех. Также я не говорю, что её узлы дерьмовые. У Холланд есть цель, и я не собираюсь стоять у неё на пути.

Она взбирается на меня, оседлав мои бедра, и по одному привязывает мои запястья. Мой член дёргается, упираясь в её ягодицы, в предвкушении, а яйца сжимаются.

Слегка потянув и убеждаясь, что я надёжно привязан, Холланд наклоняется вперёд и достаёт шарф, которым я завязывал ей глаза несколько раз. Я могу справиться с верёвками, у меня нет возражений, против невозможности двигаться, но мне нужно иметь способность видеть.

– Нет, – хриплю я, наклоняя голову и покусывая её грудь. – Никаких повязок.

– Да, – говорит она упрямо. – Я всё время надевала её для тебя.

Это обоснованный аргумент. Так и есть. Но она понятия не имеет, о чём меня просит. А я не готов ей это объяснять. Я в отчаянии вздыхаю. Всё внутри меня борется, умоляя отклонить её просьбу. Мой пульс бешено бьётся, а лоб покрывается капельками пота, когда я неохотно сдаюсь, порывисто кивая в согласии.

Холланд скользит шарфом по моим глазам, погружая меня во тьму. Я тяжело сглатываю. Мои мышцы непроизвольно напрягаются. Её вес смещается, оставляя меня, и я быстро решаю, что не люблю находиться один в неведении и ожидании. Я не знаю, смогу ли сделать это.

Блядь, я не хочу делать этого.

Для неё. Я должен сделать это для неё.

Моё дыхание быстрое, слишком быстрое. Я пытаюсь его замедлить. Пытаюсь сконцентрироваться на том, чтобы мой член был твёрдым.

Лежу абсолютно спокойно, ожидая её следующего шага. Проходят несколько долгих секунд, и я начинаю слишком нервничать, чтобы выдержать это. Натягиваю верёвки, проверяя их прочность, когда слышу лёгкие движения – шаги по деревянному полу, когда она приближается. Мгновение спустя, что-то невероятно холодное скользит вниз по центру моей груди. Я шиплю сквозь зубы, возбужденный и испытывающий неудобство одновременно.

Это работает. Пока она прикасается ко мне, думаю, могу с этим справиться.

Холланд продолжает скользить по моей коже, оставляя холодные следы. Мой член дёргается в ожидании, когда она приближается всё ближе и ближе. Затем всё исчезает так же внезапно, как и прикоснулось ко мне. Я улавливаю лёгкий скрипящий звук и на какой-то миг полностью сбит с толку, что для меня хорошо. Это удерживает мой мозг от паники. Жар и холод окружают головку моего члена, что-то нежное и твёрдое касается чувствительной плоти.

Лёд. Это лёд, наполовину разжёванный у Холланд во рту. Святое дерьмо, мне это нравится. Она засасывает меня глубже, проходясь по всей длине языком, и окружает мою эрекцию своим одновременно горячим и холодным ртом.

К чёрту, мне не нравится это. Я, блядь, это люблю.

Холланд продолжает работать надо мной ртом, сжимая всё ещё холодными ото льда пальцами мои яйца. Она растирает и массирует. И я так ясно слышу чувственные звуки её усилий. Холланд не останавливается, пока её ротик не становится снова полностью тёплым, и когда она отстраняется, я надеюсь, что только для того, чтобы взять ещё льда. Эти ощущения отличны от всего, что я испытывал раньше.

– Ты очень хорошо вёл себя, – шепчет она.

Я озорно ей улыбаюсь.

– Ты должна вознаградить меня.

Её сладкий смех заполняет комнату, и мне хочется впитать его в кожу, позволить ему плавать по моим венам.

– Возможно, я просто расслаблюсь и немного поглазею на тебя, – предлагает Холланд, её голос дерзкий и сексуальный.

– Я отшлёпаю твою чёртову задницу, если ты оставишь меня здесь слишком надолго, – это не пустая угроза. Я, блядь, это сделаю. Она понятия не имеет, через что я прохожу ради неё.

– Как? – выдыхает она. – Ты связан.

– Я не буду в таком положении вечность, – указываю я.

Она цокает языком.

– Полагаю, ты прав. Но я не могу решить, что хочу делать с тобой дальше, – я улавливаю стук её ногтей по чему-то твёрдому. Возможно, изголовью кровати. Она щёлкает пальцами. – Я знаю. Почему бы нам не сыграть в игру?

Я кручу прикреплёнными руками.

– Я в твоей власти, – напоминаю ей, моё сердце бешено стучит, больше от возбуждения, чем от тревоги.

– Я буду давать тебе что-нибудь понюхать, и, если ты сможешь угадать что это, я позволю тебе это съесть.

Я озорно улыбаюсь.

– По рукам.

Кровать прогибается под весом Холланд, когда она двигается, и у меня практически текут слюни. Что-то касается кончика моего носа, заставляя меня подскочить. Я моментально узнаю сладкий аромат.

– Вишня Мараскино.

– Очень хорошо, – улыбка ясно читается в её голосе. Она прикладывает вишню к моим губам, и я открываю рот. Холланд толкает её внутрь, касаясь пальцами языка, и аромат её кожи опьяняет.

– Ещё?

Я киваю и улыбаюсь, пока жую.

– Я умираю от голода. Дай мне что-нибудь немного более… удовлетворяющее в этот раз, – похотливо отвечаю я.

Холланд заставляет меня ждать. Мои органы чувств находятся в гипернапряжении. Я замечаю вещи, на которые, думаю, не обратил бы внимания в другой ситуации. Мой отец говорил об этом раньше – его слепые сверхспособности. Матрас прогибается, когда Холланд придвигается ближе ко мне, моё тело покачивается от её движений.

– Скажи мне что это, и ты это получишь.

Я глубоко вдыхаю, мгновенно распознавая запах Холланд, будто он часть меня. Рык, полный наслаждения, вырывается из моей груди. Я чувствую, как капелька влаги выступает на кончике моего члена.

– Спасибо, блядь, – выдыхаю я. – Это аромат рая. Теперь забирайся на моё лицо, чтобы я мог вкусить тебя.

Натягиваю руками верёвки, чертовски желая просто схватить её и прижать её киску к моему рту. Но я подавляю эту жажду. Сегодня шоу Холланд, и она единственная чёртова звезда.

Наконец она располагается надо мной, опуская свой нежный холмик к моим губам. Изголодавшись, я жадно поглощаю её. В такой позиции я глубоко проникаю в её вход и полностью всасываю в рот клитор, окружая каждый её дюйм. Даже когда Холланд кончает на мой язык, и звуки её восторга эхом отражаются в комнате, я продолжаю лизать, желая большего.

Снова из-за связанных рук я остаюсь опустошённым, не в состоянии удержать Холланд около себя. Она ускользает, и я недовольно стону. Я, чёрт подери, не закончил.

Её соки на моём лице, горячие и липкие. Провожу языком по губам, смакуя, и гадаю, что ещё она для меня приберегла.

Холланд трётся губами о мою шею, и я резко вздрагиваю. Она прокладывает вниз дорожку поцелуев, кончиком языка дразня мой сосок. Он твердеет для неё так же легко, как мой член, и Холланд кусает его. Я втягиваю воздух, тщательно сдерживая себя, чтобы не кончить до того, как окажусь в ней.

Я люблю слушать звуки каждого её поцелуя. Её вдохи. Выдохи. То, как она мурлычет от удовольствия. Каждое движение её губ и усиливающиеся покусывания. Как бы мне хотелось прикоснуться к ней. Почувствовать своими пальцами, насколько она влажная. Если бы я мог, то погрузил бы в неё три прямо сейчас.

Продолжая целовать моё тело, Холланд медленно взбирается на меня. В мучительном ритме она скользит своей киской вверх и вниз по моей длине, но не впускает в себя. Я начинаю толкаться бёдрами вверх в поисках входа. Я сейчас как никогда близок к мольбе. Я так отчаянно её хочу. Нуждаюсь в ней. Мне хочется вырваться из этих верёвок и схватить её. Наказать за то, что дразнит меня.

– Дженсен, – она стонет моё имя, крепко хватая мой член и направляя в себя. Я задыхаюсь в удовлетворении. Все её пытки стоили этого. Каждая секунда жестоко затянувшегося ожидания. Ритм Холланд быстрый, почти бешеный, будто она измучила себя так же сильно, как и меня. Её центр сокращается, сжимая меня, и я кончаю в неё сильнее, чем когда-либо.

Холланд падает на мою грудь, тяжело и быстро дыша. Она стягивает повязку с моего лица и встречается со мной глазами.

– Вот на что это может быть похоже, – задыхаясь, говорит она. – Каждый раз может быть таким. Тебе не нужны глаза, чтобы познать что-то прекрасное.