Текст книги "Безжалостный (ЛП)"
Автор книги: Шерил МакИнтаер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Глава 27
Дженсен
Обычно я не вижу Холланд по воскресеньям – у неё в этот день выходной. Но когда она садится в мою машину, наша встреча становится особенной по другой причине: из-за того, как Холланд одета. Это не что-то необычное. Раньше я видел её только в униформе или вообще без одежды. Но несмотря на то, что сегодня на ней тёмно-синие облегающие джинсы и жёлтая майка, Холланд выглядит чертовски сексуально и непривычно.
Однако я знаю, что моя проблема не касается того, как она одета. Проблема в том, что мы направляемся к дому моего отца. Я чувствую, что мне необходимо предупредить её о нём. Как-то подготовить. Я раздражён, потому что в мои планы на неё, никогда не входило знакомство с семьей. Чтобы она не видела моё слабое место и не знала эту часть моей жизни. В то же время, там есть часть меня, представленная так, как она есть, и этим можно наслаждаться. Думаю, это выводит меня из себя больше всего.
Я такой уже несколько дней. С того дня, как она сказала мне, что я ей нужен. Вместо обычной спички, горящей медленно и чувственно, Холланд подожгла долбаный предохранитель, и с тех пор я как оголённый провод.
Я бы охотнее съехал на обочину дороги, кинул её маленькую упругую задницу на заднее сиденье и трахал бы в ритме проезжающих мимо машин. Избавился бы от этой накопившейся энергии. Согнал бы немного этого ненормального напряжения. Вернулся бы к тому Я, к которому привык.
– Как зовут твоего отца? – спрашивает она, врываясь в мои мысли.
– Уолтер. Уолт. Но все просто зовут его папа.
– Я не собираюсь называть твоего отца папой, − говорит она, пробегаясь пальцами по своим огненным волосам, по крайней мере, в пятидесятый раз с того момента, как села в мою машину. – Я не его дочь и это кажется для меня странным.
Я пожимаю плечами, барабаня пальцами по рулю.
– Все его так называют, но я его единственный законный отпрыск. Для него это не странно.
Она кидает на меня озадаченный взгляд, сдвигая брови в замешательстве.
– Саммер не законная?
– Саммер технически не его. Короче, папа изменил маме. Она же изменяла папе много раз, пытаясь переплюнуть его или отомстить, не знаю точно, что именно. Ничего из этого так и не вышло. Они разошлись. Пару месяцев спустя мама сообщила о ребёнке. Папа никогда не отказывался от Саммер, но было очевидно, что она не от него. После рождения Саммер дали его фамилию, но мама с папой окончательно разошлись, и на этом всё закончилось. Мама умерла десять лет назад, забрав с собой информацию о настоящем отце Саммер, если она вообще знала кто он. Саммер стала жить с отцом, потому что он считает её своей дочерью.
Чего я не говорю Холланд, так это того, что папа любил маму до самой её смерти. Вот почему не имеет значения, кто настоящий отец Саммер. Дерьмо. Папа всё ещё её любит. Я подозреваю, что всегда будет. И думаю, что он нуждается в Саммер. В ком-то с мамиными глазами вместо своих собственных.
– Но она может быть его, так? – спрашивает Холланд. – Даже если твоя мама была неверна, разве не может быть шанса, что он отец?
Я утвердительно качаю головой.
– Она не его дочь.
– Но откуда тебе знать? Ты не можешь быть уверенным без ДНК-теста.
Я горько смеюсь, удерживая своё внимание на лобовом стекле.
– Я уверен. Саммер не может быть от него, – чувствую, как дёргается мышца на моей челюсти. Я заканчиваю этот разговор.
– Надеюсь, твой папа любит фильмы, – говорит она, предлагая тем самым мне перемирие. – Я не знала, что ему подарить, поэтому купила подарочную карту в кино.
– Хм, – произношу я, потирая свой подбородок. – Он… У него проблемы со здоровьем. Я хочу сказать, что он всё ещё иногда ходит в кино, но знаешь, теперь всё меньше и меньше. В любом случае, тебе не нужно было ничего ему покупать. Предполагалось, что подарок, который подобрал я, от нас обоих.
Воу. Что. За нахрен.
Я что, блядь, серьёзно сказал это?
Теперь я совмещаю наши имена на долбанных подарках? Моё поведение непостоянно. Я веду себя, как ненормальный.
– Ох, – говорит она, очевидно, думая о той же самой чертовщине, что и я.
Я сворачиваю на подъездную дорожку и выключаю зажигание. Я не готов выйти и пойти в этот дом. Если бы это не был его день рождения, я бы этого не сделал. Я чувствую, будто это всё меняет. Это ставит нас на совершенно новый уровень. Тот, которого я никогда не хотел.
– Ты потеешь, – бормочет Холланд. – Если ты не хочешь моего присутствия там, я понимаю. Ты можешь сказать им, что я заболела.
Но я хочу. Я действительно хочу, чтобы она была здесь. И вот эта самая большая херня, которая случалась со мной. Я не должен хотеть этого. Это неправильно. Нечестно по отношению к ней или ко мне.
– Просто жарко, – говорю я и дергаю ручку, открывая дверь. Наклоняюсь назад в салон, чтобы забрать папин подарок. Холланд кладёт руки по обеим сторонам моей челюсти и страстно целует меня. Это застаёт меня врасплох, но я в тот же миг погружаю свой язык в её рот, мой член уже твердеет для неё.
Она отпускает меня, оставляя сгорать в желании большего, и выходит из машины, захлопывая дверцу своим бедром. Удивительно, как одно её прикосновение губами может отключить и успокоить мой разум одновременно.
Моя мама время от времени упоминала одну пословицу. Я никогда её не понимал, до этого момента.
«Никто не может забрать твоё несчастье, оно твоё, и ты должен сам всё выдержать. Найди человека, который сможет заставить тебя забыть, что сперва ты был несчастен».
Теперь я шепчу слова, как молитву к своей матери. Этим ли человеком является Холланд? Этим ли человеком я хочу, чтобы она была?
Я не знаю.
Я, блядь, не знаю.
Глава 28
Холланд
Вечеринка небольшая, для самых близких. Здесь только Саммер, Нелли, папа, его медсестра Марго и я с Дженсеном. Когда меня, один за другим, начали обнимать, я не могла решить, лучше ли то, что рядом ограниченный круг людей. В большей группе я могла бы слиться с толпой. Но этого не происходит.
С отцом Дженсена меня познакомили в последнюю очередь. Он не такой, каким я его себе представляла. Из того, как Дженсен говорил о нём, я ожидала, что его отец будет выглядеть болезненно и старо. Не как этот худой, крепкий мужчина с чёрными волосами, слегка тронутыми сединой. Старшая и более худая версия своего сына. На вид ему слегка за пятьдесят. Не восьмидесятилетний старичок, каким я его себе представляла. Я скрываю своё удивление и улыбаюсь, протягивая руку и надеясь, что хотя бы один из этих людей позволит мне уйти отсюда с рукопожатием.
– Пап, – зовёт Дженсен. – Это Холланд.
Я держу руку вытянутой и начинаю чувствовать себя ещё более неловко, когда он не обращает на меня внимания.
– Слева, пап, – говорит Саммер. − Её рука.
Отец Дженсена протягивает руку и ощупывает воздух, пока не находит мою руку. Он сжимает её в крепком пожатии. Я поднимаю глаза и смотрю на его лицо. Хотя его голова повёрнута в моём направлении, взгляд у этого мужчины расфокусирован, он смотрит за моё плечо. Он, кажется, не сосредоточен. Или… слеп.
Я бросаю взгляд на Дженсена, который напряженно наблюдает за мной, и всё становится на свои места.
– Приятно познакомиться, Холланд, – говорит папа.
– Мне тоже очень приятно, – отвечаю я.
Он наклоняет голову в сторону.
– Голос красивый. Она симпатичная?
– Очень, – отвечает Дженсен.
– О, хорошо. Идём, садись здесь со мной, – папа Дженсена хлопает по стулу рядом с собой. Моё сердце пропускает удар, но я делаю, как он просит, и усаживаюсь рядом с ним.
Мы все занимаем места вокруг большого обеденного стола, заполненного странными видами блюд, которые я видела накануне. Видимо, Марго сделала все любимые блюда папы. Запечённые зити (прим.: Макароны в форме трубочек), рыбные тако, черничные блины, артишоки, завёрнутые в бекон, арбуз и пина колада. Я даже не знаю, с чего начать, но алкоголь, кажется, беспроигрышным вариантом.
– Как ты и Дженсен встретились? – Спрашивает Марго, вежливо поддерживая со мной разговор.
– В пабе. Я работала, а он зашёл выпить, – я делаю быстрый глоток холодного напитка.
Она улыбается, заговорщически наклоняясь ко мне.
– Он всегда кажется таким колючим. Задумчивым, понимаешь? Приятно знать, что он не всегда такой.
– Ох, нет, всегда, – говорю я, бросая взгляд на сидящего напротив меня Дженсена и посылая ему самодовольную улыбку. Он приподнимает брови в немом вопросе, который я игнорирую, поворачиваясь обратно к Марго. Она качает головой, и её тёмные волосы струятся по плечам.
– Тогда как он добился свидания с тобой?
Я сжимаю губы. Только сейчас я осознаю тот факт, что мы никогда не ходили на свидание.
– Он – Пэйн, – вмешивается папа.
– Определённо, – говорит Саммер, растягивая слово.
– Так же, как и ты, − подчёркивает Дженсен, слегка толкая сестру в плечо.
– Только по фамилии.
Отец Дженсена пропускает её высказывание мимо ушей, продолжая.
– У него есть природный шарм и сексуальная привлекательность, которые невозможно игнорировать.
Саммер закатывает глаза.
– Ух, не говори сексуальная привлекательность. Из-за твоих слов я потеряю слух.
– Тогда в нашей семье будут слепой и глухой, – добавляет Дженсен.
– А ты можешь прекратить разговаривать, – тотчас парирует Саммер. – Тогда мы будем глухим, слепым и немым. Как те обезьянки, которые были у мамы.
Дженсен кивает, и небольшая улыбка появляется на его губах, будто он вспоминает этих обезьянок.
– Не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла.
Марго указывает своей вилкой на папу.
– Твой отец тот, кто недавно сквернословил.
Дженсен, расстраиваясь, наклоняет голову набок.
– Всё ещё?
Марго кивает.
– Самые грязные словечки покидают рот этого мужчины.
Я замечаю, что она говорит это с любовью, а не с раздражением. Саммер закрывает уши руками, слегка напевая. Я не могу удержаться от смеха.
– Яблоко от яблони, – бормочу я.
Папа усмехается, его лицо светится от удовольствия. Он хлопает ладонью по столу, привлекая всеобщее внимание.
– Это в нашем ДНК, – объясняет он. – Всё это: шарм, сексуальная привлекательность, сквернословие. У нас хорошие гены.
Дженсен возмущенно выдыхает.
– Да, они лучшие.
– Они достаточно хороши. Сегодня мой день рождения, – говорит папа. – Можем мы нормально поесть? Пожалуйста? Вы оба взрослые люди, поэтому прекратим подшучивать, как парочка девочек-подростков.
Дженсен ухмыляется, откидываясь на спинку.
– Конечно, пап.
Перевожу взгляд с Дженсена на его отца. Состояние папы, кажется, заботит Дженсена больше, чем его самого. Не могу удержаться, чтобы не подумать о своей маме, и как бы я себя чувствовала, если бы мы оказались в такой ситуации. Возможно, я бы тоже злилась. Эта мысль заставляет мою грудь сжаться, не только из-за воспоминаний о маме, а больше из-за того, что я понимаю Дженсена.
Наблюдая его в кругу семьи, видя другую сторону его жизни… Я никогда не хотела, чтобы он мне нравился, но это так. Всё больше и больше с каждым днём.
– Мне бы просто хотелось подчеркнуть, что, технически, я – подросток, – добавляет Саммер.
*
После обеда мы все вместе убираем со стола и моем посуду. Когда на кухне снова порядок, Саммер суёт Нелли мне в руки. Я пытаюсь отдать её обратно, но Саммер поворачивается, берёт коробку со свечами и начинает расставлять их на торте. Я проделала отличную работу, игнорируя ребёнка на протяжении всего обеда. Теперь у меня нет иного выхода, кроме как столкнуться со своими страхами.
Я неуклюже держу её и задерживаю дыхание, пытаясь прикасаться к ней как можно меньше. В моих барабанных перепонках стоит гул. Громкий и резкий. В голове туман. В груди сердце бьётся так сильно, что я могу чувствовать это в каждой пульсирующей точке. Марго смеётся и подходит, чтобы забрать от меня бедную девочку.
– Никогда раньше не была среди детей?
Я так ей благодарна, что чуть ли не взрываюсь слезами. Я еле сдерживаюсь и выдавливаю смешок, сухо кивая.
– Это очевидно, да?
Она усмехается, прижимая Нелли к своей груди.
– Это нормально. Не каждый создан быть матерью.
Это больно. Так больно, что, кажется, я не могу дышать.
– Где ванная? – спрашиваю хрипло.
– Прямо за углом, – Марго указывает, наклоняя голову.
Тяжело удержать себя от бега, но мне удаётся это, и я в спешке прохожу мимо Дженсена, расставляющего груду маленьких тарелок на столешницу. Он хватает меня за руку, останавливая мой побег.
– Ты в порядке?
– Ммм. Отлично, – я не смотрю ему в глаза и быстро освобождаюсь от захвата. В ванной я включаю холодную воду и позволяю ей без остановки бежать по моим рукам и запястьям, пока пальцы не начинают неметь.
Тяжело опускаюсь на пол, позволяя глазам закрыться. Когда это перестанет ранить так сильно? Когда попытки держать на руках другого ребенка не будут ощущаться так, будто я предаю Калеба? Будто я пытаюсь забыть его? Заменить?
Я не хочу больше быть такой, но я не знаю, как быть другой.
Глава 29
Дженсен
Поездка на машине обратно домой проходит в абсолютной тишине. Холланд погрузилась в свои мысли, как обычно, и последние несколько минут я не могу вырваться из собственных размышлений. Когда мы прощались с отцом, он притянул Холланд к себе и сказал ей слова, которые я прокручиваю в голове снова и снова.
«Мои глаза могут не видеть, но мои уши в отличном состоянии. Я распознаю ложь, когда слышу её. Я также распознаю печаль – у неё своя, особенная нотка. Держи это в уме, когда вернёшься в следующий раз. И я действительно ожидаю твоего возвращения».
Холланд не ответила, не подтверждая и не отрицая его слова. Я всегда знал, что есть что-то, что сломило эту женщину, и это то, что изначально привлекло меня в ней. Но за последний месяц я был так увлечён ею, что каким-то образом умудрился забыть об этом. За невообразимой красотой, отличным сексом и мозгами, скрывалась её сломленная натура.
Я понятия не имею, от какой лжи говорил отец Холланд отказаться, и мне следовало бы опасаться, но нет.
Всё, о чём мне хочется позаботиться прямо сейчас − это о том, как сделать эту женщиной цельной. Я хочу быть человеком, который заставит Холланд забыть, что она несчастна.
Нахрен. Я хочу быть единственным, кто прогонит её печаль.
Я останавливаюсь на парковке у дома Холланд и выключаю зажигание. Раньше я не был в её квартире и хочу исправить это прямо сейчас. Я приглашу себя сам, если она этого не сделает самостоятельно.
– Ты поднимешься? – спрашивает она с удивлением.
– Да, – я не даю Холланд возможности поспорить со мной по этому поводу и, открыв пассажирскую дверь, выхожу из машины. Она берёт предложенную мной руку, и я позволяю ей вести меня по огромному количеству ступенек в маленькую квартиру на чердаке.
Говоря «маленькая», я имею в виду комнату, в которой находится кровать, два кресла, холодильник, выглядящий так, будто прибыл прямиком из 60-х – маленький, с зеленоватым оттенком, а также здесь раковина, плита с двумя конфорками того же оттенка, что и холодильник, узкая книжная полка и дверь, ведущая в ванную комнату, не достаточно большую даже для ванной и вмещающую только душ, туалет и раковину с подставкой. Я поворачиваюсь кругом и вижу всё помещение. У неё даже нет телевизора. Здесь только одно окно, круглое и миниатюрное. Оно выглядит так, будто даже не открывается.
Мой первый порыв – собрать барахло Холланд и унести её задницу к себе. Она заслуживает лучшего, чем это. Требуется огромное самообладание, чтобы сдержать своё желание.
Холланд скидывает свои простенькие шлёпки и стаскивает джинсы. То, как она выглядит только лишь в паре розовых хлопковых трусиков и майке, заставляет окружающее меня пространство исчезнуть. Я срываю очки с лица, оставляю их на книжной полке и делаю несколько шагов, что разделяют нас.
Холланд покусывает губу, пока расстёгивает мою рубашку. Верный знак, что у неё есть накипевший вопрос, но по своему обыкновению, она не задаёт его. Я хочу знать, что у неё на уме.
– Что? – выпаливаю я.
Её взгляд перемещается вверх к моему лицу.
– Я просто думала о твоём отце.
– Вау, – выдыхаю я. – Я тебе уже наскучил?
Она смеётся, сдергивая рубашку с моих плеч, и скользит губами по моей груди. – Он всегда был слепым?
– Нет, – отвечаю я. – Это состояние. Болезнь. Пигментный ретинит. Клетки в его глазах мертвы. Это был долгий, медленный процесс, забиравший всё больше и больше его зрения, пока ничего не осталось.
– Это болезненно?
– Сначала были головные боли, небольшое головокружение, ничего слишком плохого. Но не глаза причиняют ему боль сейчас, – объясняю я. – Предполагалось, что витамин А поможет замедлить потерю зрения, но его употребление в больших количествах погубило печень.
– Мне жаль.
Я киваю в ответ, готовый сменить тему.
– Я просто думала, – начинает Холланд мягко, – о твоей скопофилии. Как это всё, возможно, связано, – она смотрит на меня сквозь свои густые ресницы, и её вопрос ясен.
– Ты думаешь, что всё обо мне выяснила, да?
– Да, – искренне отвечает она. – Я только не могу разобраться во всей этой ситуации со связыванием женщин.
Я грубо посмеиваюсь, уважая её выбор слов.
– Ты думаешь, что должна быть серьёзная причина, из-за которой я люблю связывать женщин, когда их трахаю?
Холланд опускает руки на мой ремень и расстёгивает его, доставая из петель. Я удерживаю внимание на её лице, наблюдая, как её брови приподнимаются в согласии.
– Ну да. Ни это ли сила? Очевидно, что ты помешан на контроле, который, я думаю, опять же возвращается к твоему отцу. Ты не можешь управлять процессом его потери зрения, поэтому, возможно, ищешь контроль в других местах?
– Тут какая-то прямолинейная фрейдовская логика.
– Я права? – она тянет молнию и скользит пальцами в джинсы, обнаруживая меня твёрдым и готовым для неё.
Убираю её руки и освобождаю себя от оставшейся одежды.
– Ты когда-нибудь думала, что мне может просто нравится связывать женщин? – я подталкиваю Холланд грудью и опускаю её на кровать. – Что, возможно, я нахожу женщин безумно красивыми в их мягкости и гладкости. Грубые, шершавые верёвки, – Холланд упирается ногами в матрас, и я слегка толкаю её, заставляя полностью лечь. Взбираюсь на неё, накрывая всем своим телом. – И это слияние нежного и грубого… Это сильно возбуждает.
Вжимаюсь членом в её складки и проталкиваю трусики между половых губ. Я трусь об неё, наслаждаясь тем, как её нижнее бельё становится влажным от моих действий. Она открывает рот, вздыхая, и я, пользуясь преимуществом, погружаюсь внутрь. Захватываю её язык своими зубами. Я отключаюсь, посасывая и кусая, рывком задираю майку вверх, а лифчик вниз, освобождая грудь. Пальцами грубо щиплю её соски, превращая их в твёрдые бутоны. Холланд извивается подо мной, настолько податливая. Такая готовая. Я, блядь, люблю это.
Отпуская её затвердевшие соски, я тянусь между нами и дергаю трусики, пока ткань не сдаётся, разрываясь пополам. Мы кожа к коже. Она тёплая, влажная, и я не могу ждать ни секунды. Мне нужно быть внутри этой женщины так же, как нужно дышать.
Я толкаюсь в неё и наблюдаю за её лицом, когда погружаю себя по самое основание. Холланд зарывается головой в мягкое покрывало под собой, и её рот округляется в идеальную О. Явное удовольствие на её лице заставляет мои шары дёргаться в ответ. Я переношу свой вес на колени и нахожу руки Холланд. Складываю её ладони вместе, хватаю их одной рукой и фиксирую у неё над головой. Одним резким рывком я расстёгиваю застёжки на её лифчике и перетаскиваю его вверх, обматывая вокруг запястий Холланд. У кровати нет изголовья, что мешает мне надёжно закрепить руки, но когда я двигаюсь вниз по её телу, Холланд не прилагает никаких усилий, чтобы пошевелиться.
Я посасываю её грудь. Грубо хватаю плоть на бёдрах. Быстрее вколачиваюсь в неё. Все мои мысли только о ней. О том, чтобы доставить ей удовольствие. Заставить её кончить подо мной.
Я больше не знаю, кем являюсь. Я теряю себя в этой женщине и не могу найти ничего, на что мне было бы плевать.
Холланд напрягается всем телом, сжимая меня изнутри и давая знать, что она близко. Это ощущается восхитительно, но я, скрипя зубами, отстраняюсь. Жду, чтобы мы получили освобождение одновременно.
Она стонет с плотно закрытыми глазами. Содрогается всем телом, и, наконец, я отпускаю себя, находя свой экстаз вместе с ней.
Глава 30
Холланд
Сегодня мне некуда сбежать. Дженсен не двигается с моей кровати, и я не могу собраться с силами и попросить его уйти. Кончиками пальцев, он нежно проводит вверх и вниз по моей обнаженной спине.
– Поговори со мной о чем-нибудь, – говорю я, закрывая глаза и вжимаясь в подушку.
– Например, о чём? – спрашивает он, его голос низкий и мягкий, как расплавленный мёд. Пожимаю плечами.
– Я не знаю. О чём-нибудь. Я просто хочу слышать твой голос.
Дженсен затихает на несколько секунд, так что я неохотно открываю один глаз и обнаруживаю, что он наблюдает за мной. Я издаю стон, закрывая лицо руками. Он убирает мою руку, не позволяя спрятаться.
– Ты прекрасна, детка. Не скрывай это.
Я ворчу, но оставляю наши руки сплетёнными.
– Говори.
– Дай мне тему.
– Работа, – говорю я. – Ты сделал какие-нибудь новые снимки?
– Хм, – произносит он медленно. Я не знаю почему, но мои плечи деревенеют от отсутствия его подтверждения. Или, может быть, из-за отсутствия его отказа. – Тебя это будет беспокоить, если сделал?
Будет ли беспокоить меня? Я не знаю. Если так, то это будет первая вещь, о которой я начну волноваться за долгое время.
– Это твоя работа, – просто говорю я, не отвечая прямо на его вопрос.
– Да, – отвечает он. – Я сделал несколько снимков. Потому что это моя работа. Но я не спал ни с одной из моделей. Я не спал ни с кем, кроме тебя. Не спал ни с кем после нашего первого раза.
Моё сердце бьётся немного сильнее, немного быстрее. Я не знаю, что сказать. Что чувствовать. Где-то в животе ощущается странный трепет. Я немедленно подавляю это, потому что точно знаю, что это такое.
Счастье.
Долбанное счастье.
– Что насчёт тебя? – спрашивает Дженсен беззаботно. – Ты была с кем-нибудь? Кроме меня?
– Это будет тебя беспокоить, если да? – я бросаю ему вопросы так же хорошо, как и получаю.
Выражение его лица меняется от безразличного до болезненного в мгновение ока.
– Да.
Я раскрываю рот, будто хочу что-то сказать, но мой мозг не успевает переварить услышанное.
– Не думаю, что ты была с кем-то. Но сейчас, когда я размышляю об этом, представляя, как другой мужчина касается тебя, видит выражение твоего лица, когда ты достигаешь кульминации, слышит звуки твоего наслаждения – меня начинает тошнить. Я очень надеюсь, что больше никого не было, потому что думаю, могу, блядь, сделать ему больно, если это так.
Нет ничего смешного в этой ситуации, но я улыбаюсь. Я даже не могу сдержать улыбку.
– Больше нет никого. Только ты. Ты единственный, с кем я была после моего мужа.
Дрожь проходит по мне, когда я понимаю, что только что сказала. И единственная причина, почему я себя так чувствую – это полностью неподвижный Дженсен. Его рука замирает на моей спине.
– Твой бывший муж? – уточняет он
Я шевелю пальцами на левой руке, показывая ему, что у меня нет кольца. У меня даже нет той полоски без загара, которая бывает у большинства женатых пар. Полагаю, я не была замужем достаточно долго. Но всё это ничего не значит, потому что технически, на бумаге, я всё ещё Миссис Даррен Ховард.
– Юридически?
Дженсен садится, свешивая ноги с края кровати.
– Ты замужем? У тебя есть муж. И ты только сейчас говоришь мне об этом?
– Ты бы предпочёл, чтобы я солгала?
– Нет, – рычит он. – Я бы предпочёл, чтобы ты сказала раньше.
Я окидываю его недоверчивым взглядом.
– Ты хочешь сказать, что это имело бы значение для тебя в ту самую первую ночь? Дженсен смотрит на меня, скрипя зубами. Наконец, тяжело выдыхает.
– Нет. Ничего сказанное тобой, не остановило бы меня той ночью. Или другой долбанной ночью. Мне просто не нравится не знать такого дерьма.
– Ты имеешь в виду не контролировать дерьмо?
– ДА.
Я сильно сжимаю губы, сдерживая смех. Дженсен до смешного очарователен, когда выходит из себя, даже если необоснованно.
– Мы никогда не говорили о нашей личной жизни, – напоминаю я ему. – И Даррен...
– Так его зовут?
Я утвердительно киваю, с трудом сглатывая.
– Он не имеет значения. Просто часть моего прошлого.
– Нет, – поправляет меня Дженсен. – Он часть твоей повседневной жизни до тех пор, пока ты официально не будешь от него свободна.
– Нет. Это не так, – я не хочу этого делать. Я не хочу говорить о Даррене или думать о нём. Мне хочется вернуться на пять минут назад и стереть всё то, что я о нём недавно упомянула.
Я обнимаю Дженсена и толкаю его обратно в постель. Он бы не позволил сделать этого, если бы не хотел, так что я принимаю это за хороший знак. Кладу голову ему на грудь, слушая ровный стук сердца.
Он возвращает руку обратно мне на спину, и я закрываю глаза, надеясь, что это конец обсуждения.
Дыхание Дженсена замедляется, становится глубоким, и я позволяю себе расслабиться. Хотя бы только снаружи. Внутри я проводник. Мысли и воспоминания бесконечно кружатся в моей голове.
Я ненавижу думать о Даррене, потому что эти размышления автоматически подталкивают к мыслям о Калебе. И даже вспоминать о нём слишком больно.
Даррен как-то сказал мне, что хотел бы, чтобы Калеб никогда не рождался: «Если бы этот ребёнок не родился, мы бы никогда не узнали, что теряем». В тот момент я думала, что это самая жестокая вещь, которую он когда-либо мог сказать. Но теперь я знаю, что он просто пытался найти смысл всего этого. Хватался хоть за что-нибудь.
Я бы никогда не променяла своё время с Калебом, даже если бы это уберегло меня от всей сердечной боли. Каждый проведённый с ним миг ценен. Но теперь я понимаю, что имел в виду Даррен. Я также знаю, что он был не прав. Думаю, абсолютно возможно скучать по тому, кого никогда не знал. Ты просто не понимаешь, что это за чувства, пока не обнаружишь их.