Текст книги "Фрейлина"
Автор книги: Шеннон Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Да, и это очень печально. Он женат на леди Кэтрин Бречмен.
– На дочери лорда Бречмена. Но его земли – они же в Англии, – сказала Гвинет, понимая, что сейчас услышит правду о таинственном и трагическом прошлом лорда Рована.
– Да. Как же вышло, что я все это знаю, а ты нет? – спросила Мария, которая, казалось, была довольна, что может поделиться с подругой тем, что знает сама. – Должно быть, дело в том, что я за последние месяцы очень часто встречалась со своим братом Джеймсом. Наверное, он рассказал мне эту ужасно печальную историю. Они были безумно влюблены друг в друга, и Рован отважно явился к отцу Кэтрин просить ее руки. Мой брат Джеймс и королева Елизавета дали разрешение на этот брак. Молодая жена сразу же зачала ребенка. Но незадолго до того, как он должен был родиться, она разбилась, когда ехала в карете, во владениях своего отца, очень тяжело пострадала, и у нее началась сильнейшая горячка. Ребенок не выжил. Леди Кэтрин с тех пор повредилась рассудком да так и не окрепла телом. Теперь она совершенно больна и живет в замке лорда Рована в горном краю. Там за ней ухаживают сиделка и управляющий лорда, люди добрые и верные. Она очень слаба и, вероятнее всего, скоро сойдет в могилу.
Гвинет молча смотрела перед собой. Мария грустно улыбнулась:
– Закрой рот, моя дорогая.
– Я… я… как это печально.
– Да, – согласилась Мария и, внимательно глядя на нее, добавила: – Не влюбляйся в него!
– Влюбиться в него? Он… неотесанный мужлан.
Мария улыбнулась:
– Я это вижу. Но хотя тебе это, может быть, не интересно, я должна сказать, что он больше не живет со своей женой. Жить с ней было бы жестоко с его стороны, потому что у нее теперь ум как у маленького ребенка. И он в этом положении ведет себя, можно сказать, с достоинством.
– С достоинством?
– Конечно, я знаю это только со слов Джеймса, но говорят, что лорд Рован не живет как монах, правда, его любовные увлечения… скрыты от посторонних глаз, и он сходится с женщинами, которым это не может причинить вреда. А я никогда не захочу, чтобы тебе причинили вред, моя дорогая подруга, – серьезно сказала Мария.
– Вам не нужно волноваться, – заверила ее Гвинет. – И никогда не будет нужно. Я не намерена влюбляться. Любовь делает нас всех глупыми и опасными. А если бы даже я оказалась такой идиоткой, что влюбилась, то не выбрала бы дикого горца вроде лорда Рована.
Мария, глядевшая на огонь, отрешенно улыбнулась и ответила:
– В этом и есть разница между нами. Как я хочу влюбиться, чтобы узнать такую сильную страсть!.. Ну, хватит. Для меня замужество – это сделка. И все-таки – узнать бы когда-нибудь такую любовь…
– Мария, – неуверенно пробормотала Гвинет.
– Не волнуйся, дорогая подруга. Когда я снова буду выходить замуж, не забуду про свои обязательства перед моим народом. И все-таки даже королева может мечтать. – Она помахала Гвинет рукой, давая понять, что отпускает ее. – Сегодня был длинный трудный день. И впереди у нас еще много таких дней.
Королева ясно дала ей понять, что пора спать, и Гвинет поспешно направилась к двери.
– Доброй ночи, моя госпожа…
– Гвинет…
– Я ухожу, и теперь вы – моя королева.
– Но ты остаешься моей подругой, – заверила Мария.
Гвинет наклонила голову, улыбнулась и вышла. Ей очень хотелось как можно скорее добраться до своей постели в этом огромном шотландском дворце, который стал ее домом. Торопливо идя по длинному залу в свою комнату, она услышала голоса и замерла на месте, понимая, что случайно слышит разговор, происходящий в одной из малых комнат, которые были предназначены для государственных дел.
– Больше ничего нельзя сделать. Вы не можете взять назад свое слово.
Это произнес низкий мужественный голос, который легко было узнать. Голос лорда Рована Грэма.
– Мы напрашиваемся на неприятности.
Голос второго собеседника она узнала так же легко. Это был Джеймс Стюарт. Действительно ли брат королевы – друг своей сестры? Или он тайно мечтает сам носить корону и считает, что ее должны были надеть на его голову?
– Может быть, и так, но другого выхода нет. Мы можем лишь надеяться, что твердая решимость королевы не допустить преследований за веру окажется сильней.
– Раз так, то, как вы уже сказали, мы должны быть готовы.
– Да, и постоянно.
Внезапно дверь открылась, и ошеломленная Гвинет увидела выходившего из комнаты лорда Рована. Он застал ее здесь, в зале! Любой поймет, что она подслушивала! Рован смотрел на нее суровым, пристальным взглядом, а она только моргала ресницами и старалась проглотить комок в горле.
– Я… заблудилась, – наконец выговорила она.
– В самом деле? – усомнился он.
– Это правда! – гневно ответила она.
Он хмуро улыбнулся, словно услышал что-то забавное:
– Комнаты придворных дам вон там. Вы должны были бы повернуть в ту сторону – конечно, если искали именно свою постель.
– А что еще я могла здесь искать?
– Что еще? – повторил он и насмешливо поклонился, но ничего не ответил, а просто повернулся и ушел.
Гвинет испугалась и очень рассердилась, что он так легко отпустил ее.
– Господи, почему?
Лорд Рован был ей почти противен. Конечно, ей было жаль жену этого несчастного человека, но, похоже, он вел не слишком праведную жизнь, к тому же был грубым и раздражал ее. Он слишком много о себе мнил, и…
У нее больше нет сил. Она идет спать в свою постель, она вполне заслужила сон. А о нем она больше вообще не будет думать.
Ее комната была маленькой, но предназначалась для нее одной. Это было не так уж важно. Во время поездок с королевой по Франции Гвинет иногда имела отдельную комнату только для себя, а иногда спала в общей постели с кем-то из Марий. Тогда девушки много веселились, потому что любили передразнивать почтенных князей и дипломатов, с которыми встречались. Как и королева, они любили танцы и азартные игры и, конечно, очень любили музыку. Они пробыли вместе так долго, что стали почти одной семьей, и были так добры, что принимали в эту семью Гвинет. И все же она понимала, что никогда не войдет в их круг полностью.
«Здесь, в Холируде, я буду спать одна», – подумала она, осматривая свой новый дом. У нее было крошечное окно и даже маленький камин. Горевший в нем огонь освещал окно, и Гвинет увидела, что это был витраж: тени от языков пламени играли на изображении голубки, сидящей на дереве. Под этим рисунком был изображен герб Стюартов, цвета которого ярко выделялись в полумраке комнаты.
Гвинет решила, что в Шотландии, у себя дома, она будет рада жить без соседок. Марии многое забыли о Шотландии. Она любила их и не хотела лишиться их дружбы, но не могла слушать, как ее родину будут постоянно сравнивать с Францией – и, конечно, в пользу последней.
Если она рассердится на кого-то, то сможет прийти сюда и накричаться в подушку.
Если ей надо будет подумать, она сможет побыть здесь одна.
Если ей будет нужно спрятаться…
«От кого я собираюсь прятаться?» – насмешливо спросила она себя.
Это не важно. Важно то, что эта чудесная маленькая комната – ее личное, священное место.
Матрас был удобный, подушка пышная и очень легкая. Рядом с камином она увидела узкую дверцу. Открыв ее, Гвинет поняла, что у нее есть даже собственная уборная. Восхитительно!
В общем, хорошо быть дома!
Гвинет бережно сняла свою дорожную одежду и сложила в сундук: комната была так мала, что в ней нельзя было оставлять разбросанные вещи. В ночной сорочке из мягкой шерсти молодой фрейлине было тепло и удобно. Она была совершенно без сил и все же, когда наконец легла в свою постель, очень уютную и теплую, долго не могла уснуть.
Она думала о лорде Роване.
Эти беспокойные мысли были прерваны стуком, который донесся со двора.
Гвинет мгновенно спрыгнула с кровати, словно обожглась. Ее вдруг охватил такой страх за королеву, что она, забыв в панике про обувь и платье, выскочила в коридор. А тем временем шум внизу нарастал. Она услышала нестройный хор скрипящих и визгливых звуков, а потом – голоса.
Вместе с другими обитателями дворца, которых разбудил этот шум, она помчалась вниз, где были комнаты Марии. Дверь в зал по-прежнему была распахнута. Гвинет, фрейлины и охранники вбежали туда и увидели, что королева не спит. Она стояла у одного из окон и смотрела вниз.
– Все в порядке, – успокоила их королева, подняв руку в знак приветствия, и улыбнулась тем, кто, едва не сбивая друг друга с ног, так быстро мчались в ее спальню. – Это серенада в мою честь: мои подданные приветствуют меня! Слушайте! – весело воскликнула она.
Мария была бледна и очень устала, но все же продолжала приветливо улыбаться.
– О боже! – воскликнул по-французски Пьер де Брантом, один из французов, входивших в свиту Марии. – Это не серенада. Это вопль тысячи кошек, на которых кто-то наступил.
Он нахмурился и взмахнул рукой, выражая таким образом свое недовольство.
– Это волынки, – сердито заметила Гвинет. – Если вы прислушаетесь, то поймете, что звук у них красивый.
– Я уже слышал их раньше, – обиделся Брантом.
Сощурив глаза, он недовольно посмотрел на Гвинет, словно напоминая молодой фрейлине, что страна, где она выросла, с его точки зрения, – непросвещенная, глухая провинция.
– В их звуке есть своя прелесть. И Мария, королева шотландцев, несомненно, чувствует ее, – заверила его Гвинет.
Она никак не могла понять, какое место занимает Пьер де Брантом при королеве, хотя сам он считал себя дипломатом и придворным. Гвинет он был не по душе: на ее взгляд, он чересчур саркастично обо всем отзывался. Но он действительно любил Марию Стюарт, и Гвинет решила, что за это его нужно терпеть.
– Да, я люблю звук волынок, – признала Мария. – Мой дорогой Пьер, вы должны развить в себе вкус к этому роду музыки.
– Нет сомнения, что они звучат громко, – сухо отозвался Брантом.
По крайней мере, это было правдой. Казалось, что во дворе стоят не меньше ста человек и что вопли волынок смешиваются с голосами поющего во все горло хора.
Мария явно устала, и было видно, что она делает над собой усилие, чтобы вести себя достойно, как подобает королеве.
– Как это мило, – просто сказала она.
И они все слушали этот импровизированный концерт, пока он не закончился. Французы, служившие королеве, при этом все время что-то ворчали себе под нос. Потом все домочадцы, смеясь и весело болтая, медленно вернулись в свои покои.
Гвинет последней пожелала Марии спокойной ночи и на этот раз без проблем нашла дорогу в свою комнату.
Снова оказавшись в постели, она наконец уснула, но во сне видела, как несчастная сумасшедшая жена лорда Рована поет что-то под жалобные стоны волынки, а ее лорд, больше не возлюбленный, а только хранитель, стоит в отдалении.
«Не влюбись в него», – предупредила ее Мария.
Какая нелепость.
Разве что она перестанет чувствовать к нему отвращение, если сможет.
Глава 3
В первые дни после приезда в Шотландию Гвинет с облегчением осознала, что мрачные предчувствия, тер-шишие ее, были нелепостью. Шотландцы явно любили свою королеву.
Французы из их круга и те шотландцы, которые так долго прожили во Франции, что, кажется, стали считать себя французами, постепенно переставали жаловаться. Холируд был не просто прекрасным дворцом: здесь жили служители, которые охотно выполняли желания своей молодой королевы, всегда доброй к тем, кто ее окружал. Лес вокруг дворца был густым и диким, и вскоре придворные полюбили ездить сюда верхом. А из окон дворни открывалось еще одно впечатляющее зрелище – вид на Эдинбургский замок, стоящий высоко на скалистой вершине холма. Вид этой мощной каменной крепости подействовал даже на тех, кто был не слишком рад уехать из Франции.
Однажды Гвинет отвела четырех Марий за покупками на Королевскую Милю, и они заявили, что у шотландской столицы есть свое, совершенно особое очарование.
Казалось, что все идет хорошо.
А потом наступило первое воскресенье, когда нужно было идти в церковь на службу.
Гвинет, хотя и была протестанткой, поклялась, что будет стоять на мессе рядом с королевой, если они обе будут находиться в Шотландии, чтобы поддержать выбор Марии, а затем пойдет слушать еще и протестантскую службу. И вот сейчас королева приготовилась идти в церковь. Лорд Стюарт заверил ее, что она сможет слушать мессу здесь так же, как во Франции.
Мать Марии, француженка, была набожной католичкой, а когда сама Мария в раннем детстве покинула Шотландию, волна всеобщего протеста против католицизма еще не поднялась.
Гвинет успела достаточно узнать о Джеймсе Стюарте, который сам принадлежал к шотландской реформаторской церкви, и верила, что он намерен выполнить обязательство, данное Марии. Он был по натуре суровым и неуступчивым шотландцем, но молодая фрейлина не имела никаких оснований сомневаться, что он сдержит слово. Возможно, в глубине своего сердца он чувствовал, что сам должен был бы носить корону, но, хотя и склонился перед шотландской церковью, был во многом похож на Марию. Как и его сестра-королева, он ненавидел насилие по религиозным причинам и теперь доказывал это делом.
Около маленькой домашней часовни, стоявшей перед дворцом, собралась гудящая, угрожающая толпа. Священник, который должен был служить мессу, дрожал и боялся идти к алтарю. Служки, которые несли свечи, были в ужасе. Люди из толпы схватили их, чтобы сорвать мессу, и от этого им стало еще страшней.
Со двора были слышны крики:
– Убейте священника!
– Мы что, снова должны терпеть поклонение идолам?
– Милостивый Боже! – умолял о помощи священник, выкатив глаза от страха.
Тогда Джеймс Стюарт в сопровождении Рована Грэма, внушавшего почтение высоким ростом и широкими плечами, впился суровым взглядом в тех, кто собрался но дворе, и громко крикнул:
– Я дал слово!
– Вы должны соблюдать обещание, данное вашей королеве, – объявил Рован.
– Ты не с ними! Ты не папист! – крикнул кто-то.
– Королева Мария объявила, что никого не будет преследовать за веру. Как человеку молиться, касается только Бога и самого человека, – резко ответил Рован. – Или вы хотите, чтобы здесь горели гнусные костры, как было в Англии, когда там по королевскому капризу господствовала ересь?
Толпа продолжала ворчать, но уступила, и королева со своей свитой в сопровождении Джеймса, Рована и отряда верных им солдат вошла в часовню.
Священник дрожал во время всей мессы и говорил очень быстро, поэтому Гвинет показалось, что служба шла всего несколько минут.
Мария явно была потрясена, но нашла в себе силы помахать рукой народу и пройти обратно в свои покои. Когда она вернулась к себе, Джеймс разогнал толпу, собравшуюся во дворе.
Гвинет ожидала, что эти события вызовут у королевы большую тревогу, но та, к удивлению молодой фрейлины, не унывала. Когда все придворные дамы сидели вместе с королевой в ее покоях, Мария сказала им:
– Эти люди скоро поймут, что я не потерплю насилия ни против католиков, ни против тех, кто выбрал другую веру.
Придворные дамы королевы много времени проводили за вышивкой, и Мария тоже любила это рукоделие. Но она также жадно читала книга, причем на многих языках. В этот день она оторвала взгляд от тома стихов испанского поэта, который держала в руках, и гневно воскликнула:
– Это Нокс! – и взглянула на Гвинет. Потом добавила: – Он само воплощение фанатизма и жестокости.
В комнате наступила тишина. На одно мгновение Гвинет показалось, что королева смотрит на нее почти с осуждением. Как будто оттого, что она была лучше знакома с последними событиями в Шотландии, она каким-то образом могла предотвратить утренние неприятности.
Гвинет глубоко вздохнула. Она знала, что Мария могла иметь намерение грубо обойтись с Джоном Ноксом или даже наказать его. Но если королева поведет себя так, то не только будет противоречить своему собственному заявлению, что она против преследований по религиозным причинам, но и может подтолкнуть свой народ к восстанию против нее. Гвинет покачала головой, и на ее губах появилась печальная улыбка. Мария не хочет быть ни грубой, ни жестокой; ей только нужно понять этого человека. Гвинет вдруг подумала, что королева хочет вступить с Ноксом в спор.
– Моя королева… Джон Нокс много путешествовал и много читал. Но, несмотря на это, он придерживается мнения, что женщины по природе ниже мужчин.
– Хотя мы нужны мужчинам, разве нет? – сказала Мери Ливингстон и с нежной и лукавой улыбкой окинула взглядом трех других Марий – Флеминг, Сетон и Битон, а также Гвинет.
Гвинет ответила ей ласковой улыбкой, но оглянулась на королеву и серьезно произнесла:
– Здесь большинство мужчин считают, что женщины ниже их по природе, но охотно признают власть королевы, как, если хотите, необходимое зло. Они также считают, что правителей, которые им не подходят, нужно свергать или… убивать. Нокс – прекрасный оратор, в его словах много огня. Новая церковь сначала овладела народом, но это Нокс добился, чтобы ее приняло и дворянство. Нет сомнения, что именно благодаря его влиянию год назад была официально создана шотландская церковь. Он умный человек, но религиозный фанатик. Вы должны… остерегаться его.
– Я должна встретиться с ним, – возразила Мария.
Гвинет хотела было запротестовать, но что можно было сделать? Если Мария твердо решалась на что-то, ей никто не смел перечить.
Но Мария никогда не слышала, как говорит Нокс. А Гвинет слышала.
Рован сопровождал лорда Джеймса Стюарта в тот день, когда Джону Ноксу была назначена аудиенция у королевы. Священника встретили приветствием и провели в приемный зал для встречи с королевой. Рован не удивился, что при Марии была только одна ее фрейлина – леди Гвинет Маклауд с острова Айлингтон. Он догадался, что Гвинет успела услышать, как Нокс говорит перед людьми. Притом, хотя многие дамы королевы и были шотландками по рождению, из всех ее ближайших друзей только Гвинет знала по собственному опыту о том, как настроены шотландцы в последнее время.
Как бы сегодня не грянул гром: Нокс страшный человек. И фанатики тоже очень опасны.
Джону Ноксу еще не было и пятидесяти. Взгляд у него был пристальный и пронзительный. Этот священник большой приходской церкви в Эдинбурге имел огромную класть над людьми. Однако он вел себя достаточно вежливо, соблюдая все правила приличия при встрече с королевой, а та в ответ сердечно приветствовала его и сказала, что они могут поговорить наедине. Тогда ее брат Джеймс, Рован и Гвинет заняли места на стульях ближе к огню, на некотором расстоянии от собеседников, так, чтобы можно было наблюдать за ними, но нельзя было вмешаться в разговор.
– Скверная стоит погода, верно? – добродушно обратился лорд Джеймс к Гвинет, когда они заняли предназначенные им места.
– Да, кажется, осень мстит нам за что-то, – ответила Гвинет.
Джеймс улыбнулся, но Рован не рискнул произнести ни слова, только внимательно наблюдал за молодой фрейлиной. На самом же деле все они внимательно прислушивались к разговору, который вела королева, хотя и делали вид, будто ведут свой, отдельный разговор.
Вначале все, казалось, шло хорошо. Нокс был вежлив, хотя и резок, а Мария твердо заявила, что не намерена вредить шотландской церкви. Затем Нокс начал излагать свои взгляды. И при этом шел напрямик, не проявляя никакой гибкости.
Мария хотела предоставить людям возможность выбирать, какую веру исповедовать, а Нокс горячо верил, что существует только одна истинная вера. Он настойчиво твердил: раз королева католичка, постоянно существует опасность, что католики восстанут, а иностранные католические правители со своими армиями попытаются навязать шотландцам свою веру.
– Одна месса пугает меня больше, чем десять тысяч вооруженных врагов, – парировал Нокс тоном борца за истину.
Мария снова попыталась прибегнуть к доводам разума:
– Я не угрожаю тому, что уже создано. Разве вы не видите, что я училась у великих ученых, знаю Библию, знаю моего Бога?
– Эти ученые заблуждались и вели вас по неверному пути.
– Но многие весьма ученые люди видят созданный Богом мир не таким, каким его видите вы, – запротестовала Мария.
Иразговор снова стал двигаться по кругу.
– Люди имеют право восстать против государя, который не видит свет Божий, – заявил Нокс.
– Я совершенно уверена, что это не так. Я избрана Богом, чтобы быть вашей королевой, – резко ответила Мария.
– Нельзя, чтобы на троне находилось такое хрупкое создание, как женщина. Это случайное стечение обстоятельств и ничего более, как воля случая, – ответил Нокс.
– Дорогой мой, меня вряд ли можно назвать хрупкой: я намного выше вас, – возразила Мария.
Их голоса снова стали тише.
Рован с изумлением увидел, что Гвинет улыбается, скосил глаз в ее сторону и вопросительно поднял бровь.
– Ей это нравится, – пояснила Гвинет.
Даже Джеймс был горд своей сестрой и сказал:
– У нее глубокий ум, и она умеет сражаться словами.
Рован кивнул, чувствуя, что Гвинет смотрит на него.
– Да, королева хорошо защищается. Однако Нокс не остановится и не согнется.
Когда он произносил эти слова, все трое услышали голос Марии, который опять стал громче.
Гвинет встревожилась и хотела встать. Увидев это, Рован едва заметно покачал головой. К его изумлению, она потеряла уверенность и снова села.
Нокс продолжал уверять Марию, что, несмотря на свои дурные предчувствия, будет терпеть ее власть, как и апостол Павел – власть императора Нерона. Он жаловался, что ей не хватает знаний, поскольку именно их недостаток делает ее такой упрямой. Королева же закорила его, что прочла очень много книг.
В конце концов беседа зашла в тупик.
Но когда все в комнате встали, Рован был уверен, что Мария много узнала о Ноксе, а Нокс научился по-новому уважать якобы низшее существо, которому случилось стать его королевой.
Когда Нокс ушел, Мария повернулась к ним и воскликнула:
– Какой отвратительный коротышка!
– Ваша милость, я пыталась рассказать вам… – начала Гвинет.
– Мне, по сути, было приятно спорить с ним, – прервала ее Мария. – Хотя он упрям как бык и стоит на ложном пути. Джеймс, – обратилась она к брату, – неужели же он не видит, что я не хочу ему вреда? Я хочу править, уважая свой народ, и буду с почтением относиться к шотландской церкви.
Джеймс вздохнул, не зная, что сказать. За него ответил Рован:
– Ваша милость, такие люди, как Нокс, – это фанатики. По их мнению, душу ведет к спасению лишь один путь, а вы не идете по этому пути.
– И не пойду!
Рован почтительно склонил голову. Мария взглянула на Гвинет:
– Я не смогла ответить ему доводом на довод.
– Смогли.
Мария широко улыбнулась и заявила:
– А теперь мы отправимся на охоту.
– На охоту? – переспросил совершенно сбитый с толку Джеймс.
– Мой дорогой брат, есть время упорно работать и есть время забавляться.
Глаза Джеймса едва не вылезли из орбит.
– Не будь таким суровым, – приказала Мария. – Если бы не было охоты, что бы мы ели, кроме баранины и говядины? Сегодня я невыносимо хочу скакать верхом, охотиться.
– Я прослежу за приготовлениями, – пообещала Гвинет. – Должна ли я позвать ваших фрейлин и благородных французских придворных кавалеров?
– Нет, сегодня будет малая охота. Мы возьмем с собой мяса, сыра и вина и прекрасно пообедаем на свежем воздухе.
Джеймс по-прежнему смотрел на нее.
– Мария, сегодня нам надо заняться важными делами. Нужно еще раз пересмотреть договор с Елизаветой, который вы отказались подписать.
– Дело в том, что Елизавета по-прежнему отказывается признать меня своей наследницей, – сообщила ему Мария, и в ее голосе зазвучали резкие ноты. – Мне действительно нужно решить много серьезных дел – и я уделю каждому из них все свое внимание. Я буду той королевой, которую вы желаете видеть на троне, брат. Но не сегодня днем. Через час я жду вас во дворе. Мы не должны упускать больше ни одной минуты.
Было похоже, что Джеймс хочет снова запротестовать, и Мария быстро заговорила опять:
– Зачем Бог поместил этот чудесный лес рядом с дворцом, если не для того, чтобы люди его оценили? Помните, брат: каждый человек должен есть. И мы также обсудим наши дела.
Густые брови Джеймса Стюарта подскочили вверх: сестра застала его врасплох. А Гвинет улыбнулась. Рован в этот момент лучше чем когда-либо понимал, что она действительно хорошо знает свою королеву. Внимательней приглядевшись к Гвинет, лорд Грэм понял: она не знает, что королеве нужно от него.
Мария была прекрасной наездницей и охотницей, имела отличную свору охотничьих собак и, кроме них, много мелких комнатных собачек, которых очень любила. Когда охотники въехали в лес, она просто излучала счастье. Королева пожелала, чтобы они поехали одни, хотя это было не по душе Джеймсу и Ровану. Гвинет понимала, почему они были недовольны. Они не могли чувствовать себя спокойно, пока такие люди, как Нокс, проповедовали с церковной кафедры, что человек имеет право отстранить от власти нечестивого правителя. В его ограниченном уме «нечестивый» значило любой, чьи взгляды не совпадают в точности с его учением, а значит, королеве будет угрожать опасность со стороны религиозных фанатиков.
Мария не могла поверить, что кто-то может осмелиться причинить вред особе королевской крови, поэтому она только посмеялась над их предостережениями, но в конце концов все же согласилась, чтобы вокруг того участка леса, где они станут охотиться, была выставлена охрана. И вот гончие залаяли и сорвались с места: охота началась.
Природа в Шотландии, возможно, не так роскошна и богата, как на континенте, но лес здесь отличается почти мрачной манящей красотой. Осень едва началась, но было похоже, что под зеленым сводом ветвей темнеет быстро. Сначала Мария и Джеймс ехали впереди. Гвинет, скакавшая сзади них с Рованом, не могла слышать их разговор, хотя она сама и ее спутник молчали, и это ее беспокоило.
Лорд Рован был погружен в свои мысли и, видимо, не замечал ее тревогу. Вдруг он повернулся к ней и спросил:
– Скоро ли вы поедете погостить к себе домой?
Гвинет посмотрела на него отсутствующим взглядом, не понимая, о чем он спрашивает. И правда, удивительно, что она снова здесь и даже не подумала о том, чтобы побывать в своем доме на острове Айлингтон. То, что пришло ей на ум прежде всего, не годилось для ответа: «Меня не хотят здесь видеть».
– Я… не загадываю так далеко вперед, – ответила она.
– Так далеко вперед? Но вы уже достаточно давно знали, что вам придется вернуться в Шотландию.
– Думаю, я беспокоилась за королеву, – поспешно добавила она. – Вы не понимаете. Первое время ей было здесь трудно. Несмотря на свой высокий сан, она очень заботливая и добрая женщина. Мария была сиделкой при короле Франциске в ужасные часы его болезни. Она была с ним, когда он испустил последний вздох. И вдруг такая молодая женщина стала вдовствующейкоролевой Франции. Ей нужно решить такое множество вопросов, встретиться с таким количеством людей! Она была в трауре, но к ней приходили иностранные посланники с соболезнованиями от королевских особ и дворян, и всех она должна была встречать и вежливо приветствовать. Все это время ей нужно было принимать решения и думать, как лучше всего себя вести.
Пока она говорила, Рован наблюдал за ней и улыбался – как ей показалось, язвительно.
– Именно от вас больше, чем от любого другого, можно было ожидать, что вы не станете осуждать королеву, а поймете, что она чувствовала тогда, – укоризненно проговорила она.
Его улыбка немного поблекла, он поднял глаза и скачал:
– Леди Гвинет, я снова подумал о том, как повезло нашей доброй королеве Марии, что она имеет такого стойкого и верного друга, как вы.
Гвинет почувствовала себя полной дурой.
– Спасибо, – с трудом пробормотала она, а потом, чтобы скрыть свое смущение за словами, стала говорить о королеве: – Те, кто хорошо ее знают, любят ее – все,кто ее знает, не только я.
– Тогда ей действительно очень повезло, – мягко произнес он.
– Не отставайте! – окликнула их Мария.
В этот момент впереди громко затрещали ветки.
– Кабан? – крикнул Джеймс. – Пропустим его. Нас слишком мало, мы можем не справиться с ним, если охота пойдет плохо.
Но Мария не услышала его, она уже погналась за зверем. Королева прекрасно стреляла из лука, и Гвинет отлично знала, что Мария может убить животное. Но Джеймс, беспокоясь за сестру, все же поскакал за ней. За ними, что-то ворча себе под нос, последовал Рован.
Гвинет ударом колена поторопила лошадь и тоже приготовилась к погоне, хотя не слишком любила охоту. Однажды при ней медленно умирал убитый олень. Гвинет видела, как постепенно гаснут глаза красивого зверя, и после этого ей никогда не хотелось участвовать в охоте, хотя случалось, что у нее не было выбора, как теперь.
Впереди нее петляла незнакомая тропа. Вдруг Гвинет поняла, что осталась одна: остальные охотники, должно быть, свернули в другую сторону. Ей было все равно: она любила ездить верхом. Гвинет придержала лошадь и наконец догадалась, где именно свернула с правильной дороги. Но тут раздался оглушительный треск.
Ее лошадь тоже услышала его и отпрянула. Гвинет стала успокаивать ее словами, при этом крепко сжимая в руках поводья.
Но опыт ей не помог. Кобыла вдруг сделала свечку, встав на дыбы, потом развернулась, захрапев и душераздирающе заржав. В следующее мгновение Гвинет лежала на земле в нескольких футах от своей лошади. А та уже ускакала прочь.
– Стой! Предательница! – крикнула Гвинет.
Она с трудом поднялась на ноги и ощупала руки и ноги – нет ли переломов? Она была исцарапана с ног до головы, вся покрыта грязью и колючками чертополоха. Сначала она злилась и на лошадь, и на себя: усидеть в седле было невозможно, но она должна была быстрей встать, успокоить лошадь и не дать ей ускакать.
Потом она снова услышала все тот же шум, и перед ней появился кабан. Несколько стрел торчали из его левой лопатки, и капли крови стекали из-под них по боку обезумевшего от боли зверя. Он был серьезно ранен, поэтому теперь шел медленно и спотыкался.
Кабан увидел ее. Он смотрел на Гвинет, и она, не моргая, смотрела в его крошечные глаза. Зверь был огромный. Она не могла даже приблизительно представить себе, сколько он весит.
«Умри, ну пожалуйста, умри сейчас!» – мысленно попросила она его.
Но кабан не собирался умирать. Он бил копытами землю, храпел, шатаясь на ослабших ногах. А потом помчался к ней.
Гвинет закричала и побежала, в отчаянии ища взглядом какую-нибудь хорошо протоптанную тропу или дерево, на которое она могла бы забраться.
Что это за звук – топот звериных копыт или стук ее собственного сердца? Только бы продержаться! Кабан должен умереть: он потерял очень много крови. Ей качалось, что она бежит уже целую вечность, но все еще слышала за спиной его приближающийся топот.
Гвинет споткнулась о корень дерева и с размаха упала и кусты. Теперь она была уверена, что умрет, но перекатилась по земле, отчаянно пытаясь встать на ноги и снова побежать.
