Текст книги "Фрейлина"

Автор книги: Шеннон Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Кабан уже почти догнал ее.

Тут она услышала грохот еще чьих-то приближающихся шагов и свист летящей стрелы.

Кабан был в десяти футах от Гвинет, когда стрела попала ему точно в горло. Зверь сделал шаг назад, зашатался и упал замертво.

Гвинет лежала скорчившись, тяжело дышала и дрожала как лист. Она почти не понимала, что происходит, и только моргнула глазами, когда сильные руки обхватили ее и поставили на ноги. Она никогда не считала себя трусливой, но сейчас у нее от страха подгибались колени. Она едва смогла осознать, что это лорд Рован прискакал за ней, точным выстрелом убил кабана всего за долю секунды до ее гибели, а теперь аккуратно поднял ее с земли, обнимает и успокаивает так нежно, как если бы она была ребенком.

– Вы в порядке? Все кончилось.

Она прижалась к нему, обхватила его руками за шею. Но, даже повиснув на его могучей и надежной, как крепостная стена, груди, она слишком хорошо чувствовала, что продолжает дрожать.

– Она не должна была так стрелять, – пробормотал Рован.

Гвинет поняла, что он имел в виду королеву. Он критикует королеву!

Вспыхнувший гнев разгорался и придавал ей силы. Дрожь прекратилась. Только теперь она почувствовала, что лорд Рован тоже дрожит, и решила молчать. Потом она выпрямилась в его руках и, отстранившись, сказала:

– Королева стреляет великолепно. Это лорд Джеймс не должен был скакать за ней вдогонку. Конечно, он отвлек ее внимание.

– Он опасался за ее жизнь, – возразил Рован. – Ему явно стоило побеспокоиться и о вашей жизни.

– Пожалуйста, отпустите меня. И сейчас же! – потребовала она, обидевшись на Рована: он так явно показал, что считает ее безмозглой наездницей.

Он выполнил ее просьбу. Гвинет зашаталась и снова упала ему на грудь. «Я и в самом деле дура: не почувствовала, что ноги у меня еще слабые, как желе», – подумала она.

Рован поддержал ее и не дал упасть. Гвинет отчаянно старалась, чтобы силы вернулись к ней.

– Спасибо, – поблагодарила она, отступив назад и пытаясь устоять на ногах.

Она подумала, что выглядит жалко и смешно: шляпа ее пропала, заколки выскочили, и волосы растрепались и рассыпались в беспорядке по плечам, в них запутались листья и обломки веток. Лицо измазано грязью: она это чувствовала. Костюм для верховой езды сбился и сидит на ней криво.

Гвинет было неловко из-за своего неопрятного внешнего вида, и потому она была настроена агрессивно. Но и глубине души она понимала, что не вправе обижаться на того, кто – это совершенно ясно – спас ей жизнь. Девушка чувствовала, что ее щеки пылают от стыда, а Рована это, казалось, нисколько не смущало, он не отрываясь смотрел на нее в упор. Ей отчаянно хотелось открыть рот и заговорить, но что-то заставляло ее молчать.

Она заметила, как в его взгляде появилось разочарование, и чем дольше она молчала, тем отчетливее оно проявлялось. От этого ее положение стало еще хуже. Почему ей так важно, что Рован думает о ней?

Наконец Гвинет смогла заговорить.

– Королева не виновата, – прошептала она, но этого было мало.

Рован спас ей жизнь. Она понимала, что должна его поблагодарить.

Он продолжал смотреть на нее, и это ей вовсе не помогало.

Наконец она вспомнила о хороших манерах и произнесла чопорно и спокойно:

– Благодарю вас, вы спасли мне жизнь.

Он низко поклонился ей с преувеличенной вежливостью, словно она сказала это слишком поздно и ей должно быть стыдно.

– Возможно, вы научитесь лучше ездить верхом, особенно теперь, когда вы уже дома, – произнес он и повернулся к своему коню.

Стикс послушно ждал хозяина.

Гвинет пошла за ним быстрыми широкими шагами.

– Я хорошо езжу верхом! – бросила она дерзко.

– Разве?

Она снова покраснела и объяснила:

– Моя лошадь испугалась и упала.

– Понимаю.

Она видела, что Рован не верит ей.

– Она встала на дыбы, а потом перевернулась, – уточнила Гвинет.

– Ну конечно!

– С вами невозможно разговаривать! – воскликнула она.

– Очень жаль. Но почему?

– Вы не слушаете меня.

– Разумеется, слушаю.

– Вы не верите ни одному моему слову.

– Разве я говорил что-нибудь похожее? – спросил Рован.

Она стала поднимать вверх подол разорванной охотничьей юбки, чтобы не споткнуться, и при этом очень старалась не скрипеть зубами.

– Еще раз благодарю вас за спасение моей жизни, – процедила она и пошла по тропинке.

Гвинет не заметила, что Рован направился следом за ней, и поэтому испугалась, когда он схватил ее за руку. Она вздрогнула, повернулась и пристально посмотрела на него. Ее дыхание было неровным, а сердце билось слишком быстро. Нравился он ей или нет, в любом случае его высокий рост и сила производили впечатление. Правда, он был непростительно надоедливым. Но в его прикосновении не было ничего отталкивающего.

– Куда вы идете?

– Искать королеву.

– Пешком?

– Как вы могли заметить, моей лошади нигде не видно! – вздохнула она.

– Идемте со мной.

Она продолжала стоять неподвижно. Тогда он наконец улыбнулся и сказал:

– Вам не нужно бояться меня.

– Я не боюсь.

– Может быть, не боитесь, но остерегаетесь.

– Вы до сих пор не научились любить королеву. Может быть, теперь научитесь, – заявила ему Гвинет.

– Я служу королеве Марии всем, что у меня есть.

– Но любите не ее, а Шотландию, – парировала она.

Его улыбка стала заметней.

– Люблю Шотландию, но королева воплощает Шотландию в себе, разве не так? А теперь идемте. Садитесь со мной в седло, и мы сможем найти остальных.

– Вы ужасный человек. Не думаю, что я смогу сидеть с вами на одном коне.

Рован громко рассмеялся:

– В чем дело? Я соглашаюсь с вами, а вы нападаете на меня.

– Вы вовсе не соглашаетесь со мной.

Он коснулся рукой ее лба, смахнул с него листок из лесной подстилки. В этом движении была странная нежность. Ей вдруг расхотелось спорить с ним. Ей захотелось…

Захотелось снова почувствовать, как эти пальцы касаются ее тела.

Гвинет быстро отступила назад. У него есть жена. И он ее очень любит, хотя она так тяжело больна.

– Идемте, – повторил он, на этот раз нетерпеливо.

А потом, не давая ей выбора, он легко поднял ее в воздух и посадил на своего высокого жеребца, прыгнул на коня сам и сел сзади нее.

Гвинет ничего не могла сделать: он обхватил ее руками, когда брался за поводья. Она сглотнула комок в горле. Как этот человек, который может быть таким резким на словах и грубым в поступках, сумел разбудить в ней чувство, которого она никогда не испытывала раньше?

Это нелепо. И неправильно.

Сидеть на коне Рована было нетрудно. Этот вороной жеребец был огромным, но полностью подчинялся хозяину. Шаг Стикса был плавным, ровным и быстрым. Гвинет сидела, откинувшись назад, и чувствовала себя странно – несчастной и в то же время возбужденной. Никогда она не ощущала прикосновение другого человека с такой остротой, как сейчас.

Они наконец вернулись на равнину, где их ждали Джеймс и Мария. Королева радостно вскрикнула, бросилась навстречу Гвинет и крепко прижала ее к груди, как только Рован опустил свою спутницу на землю. Мария пылко обняла Гвинет, потом отступила назад, посмотрела ей в глаза и оглядела с ног до головы, выясняя, нет ли ран.

– Ты не ранена? Бедная моя! Это я виновата. – Принимая вину на себя, Мария бросила гневный взгляд на брата. – Что случилось? Вы нашли кабана? Нет, это кабан нашел вас. О боже, подумать только, что могло случиться…

– Зверь уже мертв. Мы пошлем за ним кого-нибудь, ваша милость, – сказал Рован.

Мария бросила на него благодарный взгляд, затем снова посмотрела на Гвинет:

– Ты в порядке?

– Мое достоинство сильно пострадало, но в остальном я в полном порядке, – заверила ее Гвинет, а потом глубоко вздохнула и добавила: – Лорд Рован чудом пришел на помощь как раз вовремя. Он… – Почему ей так не хочется это говорить? – он спас мне жизнь.

– В таком случае мы безмерно благодарны лорду Ровану, – серьезно сказала Мария.

Рован кивнул, выражая признательность за эти слова, и произнес:

– Ваша милость, я рад служить вам любым способом, которым могу это сделать.

– Вернемся во дворец: леди Гвинет могут понадобиться уход и покой, – мрачно пробурчал Джеймс.

– Где ваша лошадь? – спросила Мария у Гвинет.

– Смею предположить, что она вернулась на конюшню. Я уверен, что она знает дорогу туда, – сказал Рован. – Стикс – большой и сильный конь, – добавил он, указывая на своего жеребца. – Леди Гвинет и я доедем на нем до конюшни так же легко, как доехали сюда.

Протестовать при подобных обстоятельствах было бесполезно: Гвинет только выглядела бы глупо. Поэтому, немного поворчав, она согласилась.

Позже, когда они вернулись в Холируд, Гвинет услышала, как лорд Джеймс тихо сказал Ровану:

– Если они собираются скакать по лесам, ища развлечений, то должны научиться ездить верхом.

Гвинет очень хотела повернуться к брату королевы и вступить с ним в спор, но, к своему удивлению, обнаружила, что ей незачем это делать.

– Джеймс, я думаю, что эта леди ездит верхом ничуть не хуже любой другой женщины, а может быть, не хуже любого мужчины. Никто не может усидеть на падающей лошади. Если лошадь валяется на земле, там же должен валяться и всадник.

Гвинет, потрясенная тем, что Рован защищает ее, не была готова к тому, что произошло потом. Один из рослых, широкоплечих охранников подошел к ней, желая и взять за руку и проводить во дворец.

– Спасибо, я могу идти сама, – настаивала она. – Я не пострадала, на меня только налипло много листьев.

Охранник взглянул на Марию, та кивнула, и лишь после этого ей позволили стоять самой на ногах.

Она убежала в свою комнату, желая как можно скорее избавиться от этой излишней заботы.

Рован видел, как Гвинет уходила, и удивлялся тому, как легко она может тронуть его сердце. Он не знал, что его так привлекает в ней – выражение глаз, страсть, которая звучит в ее голосе, или сочетание яростной воинственности и невинности.

– Лорд Рован! – позвала Мария.

– Что, моя королева?

– Я действительно желала поговорить с вами вне дворца, но возможности не было. Не проводите ли вы меня в мои комнаты?

– Готов выполнить все, что вам угодно.

Он понял, что, пока он спасал Гвинет, Мария и Джеймс говорили между собой о чем-то, поскольку лорд Стюарт явно знал, что именно королева собирается сказать ему, Ровану. И действительно, именно Джеймс провел их в маленькую приемную, находившуюся рядом с покоями королевы.

Для их удовольствия в комнату принесли прекраснейшее французское вино. Рован предпочитал хороший шотландский эль или виски, но сказал изящный комплимент по поводу выбора королевы. Она не сидела в королевском кресле с высокой спинкой, в котором ей полагалось принимать иностранных послов, а выбрала один из обитых парчой стульев, стоявших перед огнем.

Джеймс не стал садиться вообще, а остался стоять у камина. Мария жестом велела Ровану подойти к ней, и он выполнил ее желание. Его любопытство росло с каждой секундой.

– Мне известно от людей, заслуживающих доверия, что вы находитесь в дружеских отношениях с моей кузиной, – начала Мария.

Он снова сел: слова королевы застали его врасплох.

– С королевой Елизаветой?

«Чему тут удивляться? – выругал он себя. – У Марии очень талантливые министры, которые служат ей много лет».

– Да.

– Мать моей жены состоит в дальнем родстве с ее величеством, – сказал он.

– Родственные связи – хорошая вещь, верно? – спросила королева. – Нас учат чтить наших отцов и матерей. Поэтому странно, что в делах политики и королевской власти можно причинить так много зла тем, кого любишь. Но сейчас речь идет не об этом. Мы играем в очень сложную игру – я и Елизавета. Я никогда не встречалась с моей кузиной и знаю ее только по письмам и по чужим рассказам. Сейчас мы заняты серьезными вопросами. Я не утвердила договор между нашими странами, потому что она тоже не подписала свое завещание.

Об этом Рован уже знал.

– Я полагаю, – осторожно заметил он, – что Елизавета считает себя еще молодой и не хочет думать о том, что будет после ее смерти.

Мария покачала головой и заявила:

– Она должна согласиться, что я – прирожденная наследница ее короны.

Рован молчал. Он был уверен, что Марии понятно, почему Елизавета колеблется. Англия теперь твердо придерживалась протестантской веры. Если английская королева признает своей наследницей католичку, это может привести к церковному расколу в ее стране. Рован знал, что правившим Англией протестантам была не по душе королева Шотландии, как сторонница католической веры. Хотя, если иметь в виду только порядок родства, требование Марии, вероятно, было справедливым. Но существовали и другие внуки и внучки Генриха VIII, и среди них – Кэтрин, сестра несчастной леди Джейн Грей, которую прозвали «девятидневная королева». После того как умер единственный сын Генриха VIII Эдуард, протестантская партия возвела Джейн на трон. Но сторонники другой Марии, католички, дочери Катерины Арагонской, легко разгромили защитников Джейн. В конце концов «девятидневной королеве» отрубили голову на эшафоте – но не потому, что родные поспешили усадить ее на трон, а за то, что Джейн отказалась сменить веру, когда Мария этого потребовала. Та Мария приобрела себе так много сторонников именно благодаря тому, что имела законное право вступить на престол. И по ее приказу было казнено много видных протестантов, из-за чего она получила прозвище Мария Кровавая. Елизавета взошла на престол после смерти той Марии и положила конец преследованиям за веру, но в сердцах и умах англичан еще жила память о пролитой крови, и теперь они не хотели, чтобы ими правила католичка.

– Мы все знаем, почему Елизавета медлит, – сказал он.

– Вот в этом-то и дело. Вы знаете, лорд Рован, что я не намерена силой навязывать свои верования моему народу, который теперь следует по пути шотландской церкви. Если Елизавета будет знать это и верить в это так же, как верю я, не думаю, что она станет дальше затягивать переговоры. У вас с ней дружеские отношения. Вы можете попросить ее об аудиенции, чтобы пожелать ей доброго здоровья, а во время встречи с ней можете рассказать ей то, что узнали обо мне.

– Рован, вас посылают в Лондон, – прямо заявил Джеймс.

Рован взглянул на брата королевы. Этот человек являлся для него загадкой. Он был регентом Шотландии до приезда Марии и знал о шотландском народе очень много. Он разбирался в законах и потому попросил сестру вернуться и уступил ей корону. И все же иногда он, наверное, думал о том, что положение Шотландии могло быть гораздо лучше, если бы он был единственным законным ребенком своего отца.

– Разумеется, я охотно исполню любое ваше поручение. – Сказав это, Рован помедлил, но затем хрипло добавил: – Хотя я собирался съездить в свои поместья. Там есть работа, за выполнением которой мне бы следовало проследить самому.

Мария коснулась ладонью его руки. Рован увидел в ее глазах глубокое сочувствие и понял, что в одном сторонники королевы поистине правы: у нее золотое сердце. Она добра и очень заботлива к тем, кто ее окружает.

– Разумеется, я позволяю вам поехать домой и оставаться там столько времени, сколько будет нужно. Но после этого вы должны отправиться на запад, сопровождая леди Гвинет, а затем в Лондон.

– Сопровождая леди Гвинет? – переспросил он.

– Я получила письмо от Энгуса Маклауда: это брат ее отца, он управляет ее землями. Он очень просит, чтобы она приехала ненадолго погостить. Вы окажете мне огромную услугу, если будете ее сопровождающим и отвезете на остров Айлингтон перед тем, как поедете дальше, в Англию.

Эта просьба встревожила Рована своей неожиданностью и смутила его – почему, он не мог понять.

– В этом случае важна быстрота. Может быть, мне лучше отправиться в мои поместья, а потом в Англию одному, даже без моих слуг, – предложил он.

Мария немного нахмурилась:

– Нет, лорд Рован, я предпочитаю, чтобы леди Гвинет проделала весь путь вместе с вами, то есть сопровождала вас к английскому двору после того, как побывает у себя дома. Я назначаю вас ее хранителем, и пусть будет известно, что я искренне желаю, чтобы она, одна из самых дорогих мне дам, узнала больше о положении дел в Англии и смогла затем быть моей наставницей и научить меня понимать моих ближайших соседей ради сохранения мира между нашими странами.

Ловушка захлопнулась: Рован мало что мог бы сказать или сделать. Не мог же он сказать королеве, что та, которую она просит его сопровождать, стала для него слишком сильным соблазном?

Нет. От него ожидают, что он будет надежным хранителем своей спутницы независимо от того, что он думает и чего желает.

– Рован, Мария попросила у меня совета в этом деле, – сообщил ему Джеймс, – Я думаю, ваш дружеский визит в Англию будет иметь большое значение, а если вы привезете с собой леди Гвинет, это облегчит дело. Она состоит в свите Марии, но сама осталась протестанткой. Она горячо любит Марию, но по крови и по манерам остается гораздо больше шотландкой, чем француженкой. Неофициально она будет посланницей королевы.

– Леди Гвинет знает об этом? – спросил Рован.

– Пока нет, – ответила Мария. – Но она прекрасно поймет, чего я хочу от нее. Я здесь недавно, хотя королевский титул ношу уже давно, ибо в этот сан меня возвели всего через несколько дней после рождения. Мое желание принести моей стране только добро должно быть понято, и то, что я желаю мира, должно быть понято тоже. Вы, сэр, можете без обмана протянуть мне руку дружбы в самых важных неофициальных поручениях. То, что скажете вы и что скажут вам, не будет меня ни к чему обязывать. Если мои министры и послы сгоряча делают поспешные глупые заявления, я не считаю своим долгом выполнять то, что они обещали. Вы отвезете Елизавете несколько подарков от меня лично. И я знаю, Гвинет очарует ее. Я еще не встречала ни среди знатных, ни среди простолюдинов никого, кто не нашел бы ее очаровательной и умной. Ее обаяние сослужит мне хорошую службу.

– Когда вы хотите, чтобы я отправился в путь? – спросил Рован.

– После следующей воскресной службы, – серьезно ответила королева.

Глава 4

Это решение ошеломило Гвинет.

Она не могла поверить, что Мария отсылает ее прочь. Конечно, у королевы есть придворные дамы, есть четыре Марии, но Гвинет считала, что королева нуждается и ее дружбе, а значит, в ней самой. К тому же они так недавно приехали сюда. Она явно нужна Марии, поскольку хорошо знает Шотландию.

Гвинет поделилась своими мыслями с королевой. Понимая, что позволяет себе слишком много, она все же промолвила:

– Я не могу покинуть вас сейчас. Я нужна вам здесь.

Мария только улыбнулась в ответ:

– Гвинет, не надо об этом. Разве ты не веришь в меня? Да, я давно не была здесь, но очень много читала. И кроме того, у меня есть брат Джеймс, который дает мне советы во всех делах. Я собираюсь идти вперед очень медленно и осторожно. Скоро я отправлюсь в поездку по стране, побываю во многих городах, чтобы встретиться с большим числом моих подданных. Гвинет, я не отсылаю тебя прочь, я отдаю в твои руки самое большое желание моего сердца.

Слова королевы потрясли Гвинет, и она должна была подчиниться.

Елизавета была на десять лет старше Марии и взошла на трон в возрасте двадцати пяти лет. До своего воцарения она на протяжении многих лет видела мятежи, сражения и смерть. И однажды даже сама попала в тюрьму – правда, условия там были достойные королевской особы, но все же эта была тюрьма. А случилось это потому, что ее старшая сводная сестра Мария Тюдор боялась восстания протестантов. Впоследствии Мария умерла естественной смертью, и Елизавета на законном основании взошла на престол. Она не отличалась ни молодостью, ни наивностью, наоборот, считалась сильной и рассудительной правительницей. А Мария Шотландская по-прежнему в глубине души верила, что достаточно пожелать чего-то, и это непременно сбудется.

– Боюсь, вы ставите передо мной задачу, для выполнения которой я не подхожу, – попыталась все же возразить Гвинет.

– Я прошу тебя о том, о чем не могу попросить никого другого. Это займет не очень много времени, Гвинет. Несколько недель в горном краю, еще несколько недель пути на юг, месяц или около того в Лондоне, а потом ты вернешься. Ты идеально подходишь для выполнения этой миссии. Я не жду от Елизаветы официального ответа, а только хочу заложить основы для будущего – остальное сделают министры и послы.

– А если я подведу вас?

– Ты не подведешь, – ответила Мария, и на этом разговор был закончен.

Они должны были уехать в воскресенье после церковной службы.

Мария уже сообщила лорду Ровану о своем намерении, и Гвинет была уверена, что это известие его крайне огорчило. Он, разумеется, не будет рад поручению отвечать за ее безопасность. А ее твердое решение присутствовать на двух церковных службах одновременно – католической мессе и своей протестантской – должно было если не рассердить, то по меньшей мере раздражить его, потому что в результате они поедут позже, чем он рассчитывал.

Однако ее планы были нарушены в самом начале.

Гвинет была достаточно умна, чтобы не идти в большую церковь Эдинбурга, где проповедовал пламенный Джон Нокс, и поэтому вместе с несколькими протестантами из свиты Марии отправилась верхом в маленькую и очень простую часовню, находившуюся всего в нескольких милях к юго-западу от города.

Священника, служившего в этой часовне, звали Дональд Донехью. Его голос звучал мягко и ласково. Но как только он начал проповедь, Гвинет сразу поняла, что ее ждут неприятности. Он был из тех, кого четыре Марии, смеясь, называли «стукалы».

Речь Дональда Донехью была пропитана ненавистью к папистам, он назвал их пятном на теле страны. Ударяя кулаком по кафедре, священник смотрел прямо на Гвинет, а потом, указывая на нее, заявил:

– Те, кто чтут ложных идолов, хулят Бога! Их жизнь – кощунство, они – проклятие нашей страны! Эти люди подобны ведьмам, которые в темноте призывают беду, и сеют смерть!

Гвинет была так потрясена, что сначала сидела молча. Но когда эхо его слов разнеслось по всей часовне, она встала со своего места, кипя от гнева.

Девушка тоже простерла руку в сторону священника. Не ум работал с бешеной скоростью. Она хотела осторожно выбирать слова, но это было уже невозможно: ей казалось, она вся горит внутри.

– Те, кто верит, что Бог их друг и что Он друг только им; те, кто считает, что Он шепчет только им на ухо, что хорошо, а что плохо, – вот кто пятно на теле нашей страны! Никто из нас не знает наверняка, каковы намерения Господа. Те, кто осуждает других людей, но не видит собственных ошибок, – вот кто опасен и злобен. Если Бог, благословляя страну, ставит во главе ее человека, который ясно понимает, что никто не узнает Бога, пока не будет призван к Нему, и хочет позволить своим подданным считать добром то, что признают добром они сами, жители такой страны должны поклониться этому правителю или правительнице в знак благодарности. Наша королева так мудра и добра, что не желает проливать кровь, но боюсь, что иногда об этом хочется пожалеть.

Закончив говорить, Гвинет еще какое-то время не мигая смотрела на проповедника, затем повернулась к нему спиной и стала пробираться к выходу, в спешке задевая соседей по скамье.

Все молчали, пораженные ее дерзостью. Она остро чувствовала эту звенящую тишину, когда со всем достоинством, на которое была способна, шла между рядами.

Перед самой дверью она снова услышала яростный удар кулака по кафедре и голос священника – и похолодела.

– Сатанинская ведьма! – проревел он.

Она повернулась и невозмутимо ответила:

– Я очень сожалею, что вы так думаете, ваше преподобие. У меня возникло впечатление, что вы сами слуга Сатаны.

В ее голосе было больше спокойствия, чем она чувствовала на самом деле.

– Прекратите сейчас же!

Гвинет с изумлением увидела, как лорд Рован поднимается со своего места. Он строго взглянул на священника, затем на нее и произнес:

– В этом доме Бога ни одна партия не должна из чувства мести обвинять другую. Преподобный отец Донехью, обращайтесь к нашим душам, но не используйте церковную кафедру для ваших личных нападок или для того, чтобы возбуждать недовольство властью. Леди Гвинет…

– Он нападал на королеву! – гневно крикнула она.

– И больше не сделает этого, – заявил Рован. Затем он снова повернулся к священнику и сказал: – Королева проявляет к чужим верованиям только терпимость и поощряет деятельность шотландской церкви. Она просила, чтобы ей не мешали хранить верность религии, которую она знала с детства. Она никогда не будет говорить другим, что они должны чувствовать и во что верить в своих сердцах. Будем уважать ее мнение и ее постоянство и станем беспокоиться о собственных душах.

Гвинет могла только догадываться, что именно прихожане станут говорить этим вечером. Но сейчас они сидели неподвижно, потрясенные и немного взволнованные, ожидая продолжения происходившего у них на глазах скандала.

Но больше ничего не случилось «Представление окончено», – с облегчением подумала Гвинет. Она вышла на улицу, зажмурившись от ярко бившего в лицо солнечного света.

Едва не споткнувшись, девушка побежала по разбитым камням, уложенным для удобства на дорожке, которая начиналась у церкви и вилась между длинными рядами могил. Возле низкой каменной стены, окружавшей церковный двор, она остановилась, чтобы отдышаться, ухватилась за стену и стала глотать ртом воздух.

В следующее мгновение она услышала приближающиеся быстрые шаги и нисколько не удивилась, когда, подняв глаза, увидела Рована.

– Что, черт возьми, вы делали там, в церкви? – сердито спросил он.

– Что делала я? – изумленно переспросила она. – Преподобный Донехью нападал на нашу королеву.

– Так какое-то время будут делать многие священники по всей стране. Она католичка. Если шотландцы уверовали во что-то, они будут верны этому безрассудно и безгранично. Именно так они сейчас преданы церкви, которая носит имя их страны. Вы только раздуваете огонь, который и так уже слишком силен. Вы слушаете мессу с королевой, а после этого идете в эту церковь.

– Я выбрала протестантскую веру, – с негодованием заявила Гвинет. – А королеву я сопровождаю на мессу только потому, что давала клятву следовать за ней всюду, куда она идет.

– Она поняла бы вас, если бы вы не пошли.

– Тогда я показала бы, что не поддерживаю ее выбор.

– Вы показали бы, что уважаете ее выбор, но сделали свой.

– Вы говорите мне, что в нашей стране все люди – мужчины, женщины и дети – все до одного протестанты? Почему они так быстро ими стали? Прошел всего год с тех пор, как был принят эдикт о вере. Кто же мы тогда – овцы? Никто не думает сам за себя? Господи Боже! Утром мы чтили римскую церковь, вечером чтим шотландскую. А завтра, может быть, начнем молиться древним богам-идолам? Вы, лорд Рован, не сделали ничего, не сказали ни слова в защиту королевы.

Он сложил руки на груди, посмотрел на нее с высоты своего роста и покачал головой.

– Вы думаете, я в силах заставить людей изменить их мнение? Или я должен был вызвать этого пожилого седого проповедника на дуэль на церковном дворе?

– Вы должны были заговорить.

– И подлить масла в огонь? Разве вы не видите, что он рвется в бой? Если вы не будете обращать внимание на тех, кто унижает королеву Марию, вы не дадите пищу для их бешеного гнева.

– Он указал на меня, – процедила Гвинет сквозь стиснутые зубы.

– Вам следовало спокойно слушать его и делать вид, что его слова недостойны ответа.

– Я не могла сделать этого, – просто сказала она.

– Тогда хорошо, что мы уезжаем.

– Неужели вы такой трус? – спросила она, по-прежнему кипя от гнева, потом подняла взгляд, чтобы посмотреть Ровану в глаза.

Гвинет увидела, что его лицо исказилось от ярости, которую Рован все же сдерживал.

– Я не молод и не безрассуден. Я знаю, как настроен народ. Я знаю, что, если попытаться заставить замолчать священника, когда он проповедует с кафедры, это заставит его кричать еще громче, и тогда его крики проникнут в души прихожан, потому что они поверят его словам. Ваша вспышка гнева для них будет только доказательством истины того, что он сказал. В церкви находятся и другие люди, которые заговорили бы позже, спокойно и обдуманно. Они – и я тоже – сказали бы, что королева не раз доказывала, что она источник доброты и справедливости и полна величайшей заботы о своем народе. Наши сдержанные слова прозвучали бы гораздо мощней, чем ваши гневные упреки.

Гвинет отвела взгляд и прошептала:

– Он назвал меня ведьмой. Как он посмел?

Рован глубоко вздохнул:

– Если мы все сможем быть выше того, что говорят люди, которые своим фанатизмом пытаются разрушить нашу страну, все кончится так, как должно кончиться. Королева не изменит свою точку зрения, вэтом я уверен. И вы правы: в нашей стране действительно есть католики, и вот это как раз и злит таких людей, как этот преподобный отец. Они боятся мятежа или восстания.

Он помедлил в нерешительности, но продолжил:

– Дай бог, чтобы Мария не стала выяснять, возможна ли ее свадьба с доном Карлосом Испанским.

Гвинет изумленно взглянула на него. Слова Рована ее очень встревожили: она думала, что никто, даже Джеймс Стюарт, не знает, что Мария обдумывает свою свадьбу с испанским наследным принцем. Потом она покачала головой и ответила:

– Королева заявила, что считает самым лучшим для себя брак с протестантом внутри своей страны.

– Тогда будем молиться, чтобы такой брак состоялся. Но лучше бы ей сначала укрепить свою власть. А вот и ваша лошадь, – указал он на ее кобылу. – Вернемтесь в Холируд, а потом отправимся в горный край.

Он взял свою спутницу за руку и подвел к лошади. Хлоя – так звали кобылу Гвинет – действительно сама вернулась в конюшню после той злополучной охоты. Гвинет могла бы после этого случая выбрать себе другую верховую лошадь, но она была твердо уверена, что они с Хлоей станут хорошо чувствовать друг друга. Гвинет не могла упрекать животное за страх перед кабаном, который до ужаса напугал и ее саму.

Ей не нужна была помощь, чтобы сесть в седло, но Рован намеревался помочь, и она решила не давать ему повода для нового спора.

Уже сидя верхом, Гвинет снова упрекнула Рована:

– Вы не защитили ни меня, ни королеву!

– Я защитил вас обеих, – коротко ответил он. – Я отвечаю за вас.

– Вы не обязаны отвечать за меня. Я вполне способна сама отвечать за себя.

Она удивилась, когда Рован в ответ насмешливо улыбнулся:

– В самом деле? Тогда, может быть, вы действительно ведьма?

– Не смейте так говорить!

Он рассмеялся:

– Это было сказано как комплимент – правда, своеобразный. Вы можете очаровывать людей и, несомненно, создавать бурю.

Он ударил коленом свою лошадь и отъехал от Гвинет. А в ней по-прежнему бурлил гнев. Ей хотелось вытащить преподобного Донехью из церкви за волосы и сказать ему, что он злой и неумный человек. Кроме того, она сердилась на Рована. Ее уже пугало, что она должна будет терпеть его общество много дней. Даже педель. А может быть, месяцев.