Текст книги "Фрейлина"
Автор книги: Шеннон Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 6
Через три недели после этой ночи леди Кэтрин сделала последний вздох в объятиях мужа – он отвез ее на коне за ворота замка и, нежно прижимая к своей груди, помог ей в последний раз взглянуть на горный край.
Рован выехал из замка на своем большом жеребце, усадив Кэтрин перед собой, и с вершины холма она взглянула на открывавшийся оттуда прекрасный вид. Ее разум был ясным. Она прошептала Ровану, что ей нравится эта долина, потом посмотрела на мужа, коснулась его лица и навсегда закрыла глаза. Она была спокойна.
Гвинет в это время была рядом, всего в нескольких футах от них: Кэтрин решила, что нашла в ней сразу ангела и верную подругу.
Гвинет ничего не оставалось, как только сидеть рядом с Кэтрин, выполняя волю больной. Она была не против: было что-то приятное в том, что она так нужна и может оказать маленькую услугу страдающему человеку. Но как мучительно, когда к тебе испытывает такую доверчивую дружбу человек, которого ты должна так скоро потерять.
Гвинет было приятно, что Кэтрин в последние минуты жизни узнала Рована и попросила отвезти ее за пределы замка. Энни сказала своей госпоже, что видела такое прояснение разума раньше и что, к сожалению, оно часто наступает перед самой смертью. Это последнее временное облегчение перед тем, как больная отправится на небеса, потому что такая добрая леди, как Кэтрин, может попасть только на небо.
Последние недели перед смертью жены Рован провел в суровом молчании, словно окутанный холодным туманом. Если бы он не держался так холодно и отчужденно, если бы не смотрел как будто сквозь Гвинет, словно ее вообще здесь нет, она испытывала бы к нему только глубокое сочувствие – хотя, конечно, знала, что сочувствие ему не нужно ни от кого, и в особенности от нее. Она понимала: Рован не хочет, чтобы она вообще находилась здесь, и терпит ее лишь потому, что ее присутствие необходимо для Кэтрин.
Никто из сопровождавших супругов Грэм на эту прощальную прогулку не сошел с коней. Гвинет сидела на своей кобыле, а рядом были Тристан, преподобный Реджинальд Кеох, сиделка Агата и еще несколько человек из тех, кто служил в замке. Все они стояли молча позади владельца замка Грей и его супруги, словно почетная стража.
Рован долго молчал, потом повернулся к остальным и сказал просто:
– Все кончено.
Он нежно прижимал тело жены к груди и с отстраненным видом смотрел перед собой. Больше ему ничего не надо было говорить, и он просто повернул коня и начал спускаться с холма.
Когда они вернулись в замок, Рован отнес Кэтрин на ее постель, все остались ждать его приказаний. Даже преподобный Кеох не был приглашен присутствовать при том, как лорд Грэм будет в одиночестве молиться о своей скончавшейся жене. Священник, как и все остальные, ждал своей очереди, чтобы отслужить панихиду. Гвинет могла лишь догадываться, какие демоны зло смеялись над Рованом, когда он сидел с Кэтрин. Хотя он очень часто приводил ее в ярость, Гвинет не думала, что он причинил Кэтрин какой-либо вред. Он заботился о жене, как только мог.
Когда наступил вечер, Гвинет почувствовала, что больше не может вынести давящую тишину, которая наполняла замок. Она спустилась в конюшню и нашла там свою кобылу. У конюха, как и у всех слуг, был траурный вид, но он быстро помог гостье и посоветовал ей, по какой тропе лучше поехать на прогулку.
– Миледи, эти места – трудные для проезда. Ездить здесь верхом не всегда безопасно для того, кто не знает наши леса, – предупредил он.
– Я далеко не поеду, – успокоила его Гвинет.
Она действительно не собиралась отъезжать далеко от замка, но вскоре оказалась в поразительно красивой местности, где утесы поднимались так высоко, что почти касались неба, а долины были глубокими и необыкновенно живописными. Она проехала мимо арендованных ферм, где крестьяне работали на полях, миновала пастбища с многочисленными овцами, которые казались глубокими впадинами, полными белых облаков. Добравшись до утеса, где проходила хорошо утоптанная тропа, Гвинет поехала по ней, понимая, что поднимается все выше по склону, но не вполне осознавая, что солнце уже заходит и на горы скоро опустятся сумерки. С высоты холма она хорошо видела побережье и ослепительный блеск лучей заходящего солнца на воде. В этот день – день смерти Кэтрин – погода была прекрасная, не было ни тумана, ни привычной в этих местах мороси.
Посмотрев вдаль, она увидела паромы, возвращавшиеся к берегу, и тут только поняла, что почти не знает свой родной остров. Прикрыв глаза ладонью от гаснущего солнца, Гвинет подумала, что вот это пятно вдалеке справа, должно быть, и есть остров Айлингтон. Красные лучи заката коснулись скалы и возвышавшегося там замка. Это было ее родовое гнездо.
Айлингтон, родной дом. Гвинет поняла, что до ужаса боится его. Она уехала оттуда, когда ей едва исполнилось четырнадцать лет. Потом она несколько лет училась в школе в Эдинбурге под покровительством Марии де Гиз, а после этого ее послали во Францию: было принято решение, что королеве Марии нужна новая фрейлина, больше знающая о переменах, происходящих в Шотландии.
Гвинет тогда была рада уехать. Она росла под присмотром добрых нянюшек, но они находились под суровым контролем Энгуса Маклауда, и хотя он не был злым, только мрачным, но всегда завистливо ворчал по поводу решения присвоить ей титул отца, хотя обычно закон присуждал и земли, и титул ближайшему наследнику-мужчине. Из-за того, что отец Гвинет погиб, сражаясь за Якова V, королева-мать, которая была регентшей после смерти мужа, своим указом передала титул Гвинет, и та стала леди так же, как дочь королевы-матери – королевой, в очень раннем детстве.
Здание на острове, словно выраставшее из скал, на мгновение сверкнуло под солнцем, как бы приветствуя Гвинет. «А может, это не приветствие, а предостережение», – подумала она и заставила себя очнуться. Она чувствовала нестерпимую боль, как и все в доме. Судьба оказалась немилосердна к такой нежной и доброй женщине, как Кэтрин. Теперь она покинула этот мир, смерть наконец призвала ее. Больше Кэтрин не будет ни страдать, ни испытывать страх. «Хотя день ясный, в этот день нас всех окутывает тьма», – подумала Гвинет.
Солнце село. Гвинет почувствовала, что становится холодно. Она вдруг поняла, что находится на вершине высокого холма почти в полной темноте.
– Идем, девочка, – скомандовала она своей лошади, следя, чтобы в ее голосе не было ни нотки тревоги, которая вдруг охватила ее. – Пора возвращаться.
Несмотря на все старания своей хозяйки, лошадь почувствовала ее беспокойство. Когда Гвинет осторожно ехала назад по тропе, ее кобыла заволновалась и встала на дыбы.
– Нельзявставать на дыбы на такой почве, – сказала ей Гвинет, но ее слова не подействовали, и всадница твердо заявила: – Милая моя, я не собираюсь снова выпадать из седла.
Они спустились по склону и оказались в долине. Овец здесь уже не было. Гвинет не знала, куда пастухи угнали их. В темноте все неровности этой суровой земли выглядели одинаково. Гвинет ослабила поводья, давая лошади возможность самой искать дорогу. Когда та повернула назад и пошла через поле, девушка услышала крик совы и от неожиданности охнула. Лошадь испугалась и отпрянула в сторону, но Гвинет удержалась в седле.
– Домой, девочка, домой! – тихо повторила она, заставляя лошадь снова идти вперед.
Гвинет долго ехала по мягкой земле через поле, не встретив ни одного человека. Лишь через несколько часов она наконец поняла, что едет в никуда. Лошадь то ли двигалась по кругу, то ли шла на север, в то время как надо было на юго-восток. Гвинет остановила ее и в отчаянии попыталась догадаться, в какой стороне находится море, чтобы сориентироваться. Она решила, что легкий ветерок, который делал ночь еще холоднее, дул с северо-запада, и, определившись с направлением, снова натянула поводья.
Куда делись все деревенские дома, которые она видела раньше? Она не заметила ни одного с тех пор, как спустилась с холма. Гвинет бранила себя за то, что так глупо заблудилась, хотя и понимала, что ругательства – пи мысленные, ни произнесенные вслух, – разумеется, ничем ей не помогут.
Наконец она решила отыскать какую-нибудь маленькую рощу, где, по крайней мере, можно найти место для отдыха, а когда настанет утро, продолжить поиски дороги к замку. В самом конце долины она увидела в лунном свете очертания небольшого густого леса и решила, что сможет отыскать там место, укрытое от дождя и ветра, кучу сосновых иголок, из которых можно сделать постель, и обязательно – воду в каком-нибудь ручье.
Бояться почти нечего, раз она за столько часов не встретила ни одного человека.
Лорд Рован в эту ночь, разумеется, не заметит ее отсутствия. Ей нет причины беспокоиться, что она встревожит его. И все же…
Ее снова охватило отчаяние: Энни и Лайза, конечно, заметили, что она не вернулась, и подняли тревогу. Тристан, по всей видимости, уже послал кого-нибудь искать ее, не отрывая Рована от ночного бдения у тела его любимой Кэтрин.
Она направилась к более темному пятну среди черной ночи, дрожа и ругая себя за глупость.
И тут Гвинет увидела свет среди деревьев.
Она остановила лошадь и прищурилась, но смогла разглядеть только горящий костер. Девушка задумалась, приближаться к нему или нет, но ненадолго. Горцы, конечно, известны тем, что живут по собственным законам, но ей здесь никто не причинит вреда: она служит королеве и находится под защитой лорда Рована из замка Грей.
Кобыла хотела повернуться и ускакать прочь, но Гвинет заставила ее идти вперед. Потом она горько раскаивалась в том, что не позволила себе благоразумно довериться инстинкту лошади.
Пока Гвинет ехала к костру, темнота внезапно наполнилась шорохами и шуршанием. Лес вокруг как будто ожил.
Кобыла испуганно прыгнула в сторону. Гвинет попыталась повернуть ее и ускакать, но поняла, что бежать уже поздно.
Рован много часов просидел, опустив голову, возле постели своей жены. Он не смотрел на прекрасное лицо Кэтрин: он знал, что смерть придала ему спокойное выражение, которого он так давно – слишком давно – на нем не видел. Казалось, что Кэтрин просто спит и ей очень уютно.
Он хотел мучиться. Мысленно Рован звал: пусть придет боль. Но не чувствовал ничего. Ничего, что вытеснило бы из души тяжелый груз – чувство вины.
Лорд Грэм стиснул зубы. Он никогда не давал другой женщине то, что дал Кэтрин. Когда-то очень давно она зажгла огонь любви и верности в его душе, и этими чувствами был полон каждый его вздох. Они смеялись вместе, вели серьезные беседы о положении дел в королевстве, о лошадях, даже об улучшениях, которые нужно сделать в замке.
Когда-то…
Теперь ему казалось, что это было очень давно. И после несчастного случая с ней он слишком часто и слишком сильно желал уехать прочь из этого замка. Он был благодарен своим обязанностям за то, что они уводили его прочь от жестокого зрелища – того, чем стала нынешняя Кэтрин по сравнению с прежней.
А когда он вернулся на этот раз…
Она не только не узнала его, она тосковала по ласке незнакомки.
А потом, всего за несколько часов до смерти, она вдруг узнала его. Чувствуя, что конец близок, она попросила отвезти ее на холм, чтобы в последний раз полюбоваться землей и небом.
Он никогда не дарил другой женщине свою любовь, но при жизни Кэтрин довольно часто проводил время в обществе поклонниц. Это были шлюхи, распутницы, но ни одна из них ничего для него не значила, ни одной он не мог причинить вреда. Ни одна из них не увлекла ни его ум, ни тем более сердце. Все это было не в счет: они ничего не значили.
И все-таки теперь, когда Кэтрин лежала здесь, он чувствовал, что предал ее. Он покинул свой дом не только из-за обязанности, но и по своему желанию.
Он хотел наказать себя за то, что покинул ее, хотел чувствовать боль, а не тоску, полумрак и холод, которые сейчас смыкались в кольцо вокруг него.
– Прости меня, Кэтрин, – прошептал он, прижав руки к груди и крепко сжав кулаки. – Ради бога, умоляю, сумей простить меня.
Сначала он не обратил внимания на шум и движение в коридоре: он знал, что никто не придет и не побеспокоит его. Хотя преподобный Кеох считал, что лорд Грэм должен позволить обработать тело супруги для сохранности, положить его в гроб и подготовить для церковной службы, Рован знал, что на время его оставят одного. Все будут ждать, пока он окончит свое личное прощание с телом жены.
Но суета за дверью стала слишком громкой, шум нарастал. Его больше нельзя было игнорировать. Рован нахмурился, встал, большими шагами подошел к двери и открыл ее.
В коридоре, в двенадцати футах от двери, стоял Тристан и с беспокойством говорил о чем-то с Энни и Лайзой. Обе женщины были явно чем-то огорчены и встревожены, и даже Тристан, как никогда, выглядел очень озабоченным.
– Что случилось? – спросил Рован.
Все трое повернулись и взглянули на него с удивлением, волнением и страхом. Никто не ответил.
– Тристан, что такое? Язык ты, что ли, проглотил?
Тристан кашлянул, чтобы прочистить горло.
– Лорд Рован, мы не хотели отрывать вас от вашей супруги. У нас тут есть небольшое затруднение. Но я справлюсь с ним сам, милорд, даю вам слово.
Рован подошел к ним и, хмурясь, спросил:
– Какое затруднение?
– Леди Гвинет уехала кататься верхом и до сих пор не вернулась! – в отчаянии вымолвила Энни.
– Уехала верхом, – ничего не выражающим голосом повторил Рован.
– Да.
– Кто ей это позволил? – спросил он и грозно посмотрел на Тристана.
– Милорд, я должен был смотреть за ней гораздо внимательней, но… она не просила ничьего разрешения. Просто взяла и уехала, – объяснил управляющий.
Он стоял, выпрямившись во весь свой большой рост, и был готов принять волну господского гнева.
Это было почти нелепо, но Рован не сердился на Тристана: слишком хорошо он знал Гвинет. Но на нее он был зол до бешенства. И, как ни странно, он был рад этой нечеловеческой злобе – он что-то чувствовал, он был…
Жив.
– Когда она уехала? – спросил он.
– Мне кажется, за несколько часов до сумерек, – ответила Энни.
– Я сейчас соберу людей. Даю вам слово, мы найдем ее, – заверил своего господина Тристан.
– Я тоже поеду с ними, – мрачно произнес Рован, затем помолчал, глубоко дыша, и приказал: – Сообщите преподобному Кеоху, что женщины могут подготовить тело моей супруги, мы проведем бдение у гроба в зале, чтобы все, кто желает, из народа могли помолиться о ней перед погребением.
Потом он повернулся и ушел готовиться в путь.
Рован знал, что не должен скакать на поиски Гвинет: его люди могут найти ее и без его помощи. Но он не мог сидеть на месте. В темноте скрываются опасности, а эта глупая девчонка слишком самоуверенна и не понимает этого. Ему хотелось задушить Гвинет: он отвечает за нее, а она об этом и не думает.
Когда стало ясно, что смерть Кэтрин близка, он отправил королеве письмо, в котором сообщил, что их с Гвинет поездка займет больше времени, чем предполагали раньше. Мария ответила, что понимает: ему необходимо быть у постели умирающей жены. И добавила, что это – его долг.
Да, его Кэтрин умерла, и его долг – молиться у ее постели. Никто не ожидает, что он сегодня позабудет этот долг ради другой, менее важной обязанности. Он не должен ехать.
Но тут он представил себе Гвинет одну, ночью, в горах и понял, что все-таки поедет.
– Привет, – прошептала Гвинет и с тревогой услышала, что ее голос дрожит. – Привет, кто здесь? – повторила она.
Только после этого из кустов сбоку от нее выпрыгнул мужчина и схватил ее лошадь под уздцы. Кобыла резко отпрянула в сторону, но незнакомец удержал ее.
– Да это просто девушка. Заехала одна в лес, – произнес он на гэльском языке – языке горцев.
Из темноты вышли еще двое мужчин и встали по бокам лошади.
– Извините, что помешала вам, – сказала Гвинет и продолжила: – Я леди Маклауд с острова Айлингтон. Вы, вероятно, знакомы с моим дядей. Я путешествую под защитой лорда Рована Грэма и сейчас гощу в замке Грей, где произошла трагическая утрата. Может быть, вы будете добры указать мне дорогу туда, чтобы я вернулась в замок, пока еще не совсем поздно?
– Леди Маклауд? – переспросил один из них и шагнул вперед.
Кто-то зажег факел, и его свет на мгновение ослепил Гвинет. Она чувствовала на себе изучающие взгляды, и от этого ей было неуютно. Ей не нравился тон, которым заговорил с ней этот человек.
– Лорд Рован Грэм будет искать меня! – заявила она.
– В самом деле?
Этот вопрос задал тот же человек.
Моргая от яркого света, она старалась разглядеть говорившего. Он был высок, с длинной бородой, доходящей до груди. Это был мужчина лет пятидесяти, крупный и мускулистый. Рядом с ним стоял еще один, помоложе, тоже бородатый и настолько похожий на первого, что было ясно: это его близкий родственник – вероятно, сын. Третий мужчина был выше других, и волосы у него, в отличие от них, были светлые. Гвинет быстро заметила, что клетчатая ткань его одежды была лучше, чем у остальных, и на ногах у него были вполне добротные башмаки, а у его спутников – очень поношенные сапоги.
Светловолосый был молод, чисто выбрит и стройней, чем остальные. И следующим заговорил именно он.
– Леди Маклауд? – пробормотал он.
– Это подарок для нас, – сказал самый старший.
– Не поможете ли вы мне найти дорогу? – с тревогой спросила она.
– Маклауд! – крикнул младший бородач.
Было похоже, что их всех это забавляет. По глазам было видно, что они что-то высчитывают в уме.
– Я одна из фрейлин королевы! – решительно заявила Гвинет.
– А королева-то и в самом деле вернулась, – заметил светловолосый.
– А ну ее, католичку! – воскликнул самый старший и плюнул.
– Католичка, но добрая. Она желает, чтобы все ее подданные молились так, как предпочитают сами, – быстро ответила Гвинет.
– Я помогу вам спешиться, миледи, – галантно предложил самый старший. – Я Фергус Макайви. Может быть, вы слышали обо мне.
Гвинет о нем не слышала.
Но это оказалось не важно: Фергус не ждал от нее ответа. Не спросив у Гвинет разрешения, он снял ее с лошади. Гвинет не стала протестовать: он был огромен как бык. Она уже почувствовала, что попала в беду, но совершенно не могла понять почему. Кажется, причина в том, что она из семьи Маклауд. Может быть, у этих людей был какой-то спор с Маклаудами?
Сердце словно оборвалось у нее в груди. Но она не должна потерять рассудок от страха!
– Королева действительно справедлива и добра, – сказала Гвинет, уже касаясь ногами земли. – Но ей дает советы ее брат, Джеймс Стюарт. А он может быть суровым и строго наказывать.
Трое незнакомцев недоверчиво переглянулись. Светловолосый согнулся в легком поклоне и промолвил:
– Миледи, я Брюс Макайви, глава клана Макайви. Возможно, вы слышали обо мне.
О нем Гвинет тоже не слышала, поэтому она просто промолчала.
– Это мой родственник Майкл, сын Фергуса, – представил Брюс их третьего спутника. – Как видите, вы находитесь на землях нашего клана.
– Милорд, и вы, достойные господа, – начала она и заставила себя любезно улыбнуться, – мне жаль, что я нарушила границу и потревожила вас. Не будете ли вы добры всего лишь указать мне дорогу обратно к замку Грей.
– Мы не отпустим вас без угощения, чтобы вы не были голодны в пути, и не отправим вас в темноту без провожатых, – ответил Брюс.
– А вот лорд Грэм, кажется, позволил себе поступить иначе, – заметил Фергус.
– Я очень опытная наездница, – заявила Гвинет.
– Может быть, но вы не должны находиться в темноте одна, – возразил ей Брюс.
Он внимательно изучал ее взглядом. Гвинет это не нравилось, и она понимала, что должна говорить очень осторожно.
– Жена лорда Рована сегодня умерла, – мягко и тихо произнесла она. – Он в трауре. Он устал, и у него скверно на душе.
Ее слова заставили всех переглянуться.
– Поезжайте с нами! Мы напоим вас пивом и накормим мясом, – сказал Фергус.
У Гвинет не было выбора: Фергус держал в руках поводья ее кобылы, а Брюс взял ее за руку. Поэтому она позволила им отвести себя к горевшему в ночной темноте костру.
Ее усадили перед огнем на свернутый клетчатый плед яподали пиво в кубке из рога, который явно достался этим людям от какого-нибудь предка-викинга. Она вежливо приняла угощение и только теперь поняла, что хочет пить. Правда, вода гораздо лучше утолила бы ее жажду. Пиво было таким крепким и горьким, что ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не закашляться.
Фергус протянул ей маленький кусок мяса, но не пояснил какого. Гвинет подумала, что, может быть, ест на ужин белку, но вслух только поблагодарила его. Она ошиблась: это было мясо какой-то птицы, и вкус у него был совсем не плохой.
Вежливо усадив ее и накормив, эти трое отошли в сторону. Они сказали, что пытаются решить, какой дорогой ей лучше всего проехать обратно в замок Грей. Но она поняла, что трое Макайви говорят о ней.
Гвинет прислушалась, но смогла разобрать только часть их слов. Этого оказалось достаточно, чтобы у нее мороз пошел по коже.
– …из Маклаудов… – это сказал Брюс.
– …богатое приданое… – а это Фергус.
– …месть старику Энгусу! – с торжеством произнес Майкл.
– А гнев королевы? – спросил Брюс.
– Лорд Рован опасней, – высказал свое мнение Майкл.
Притворившись, что усаживается поудобней, Гвинет подвинулась ближе к ним, чтобы лучше слышать. Фергус горячо шептал:
– Это верно. Только что они сделают, Брюс, если ты возьмешь эту леди сейчас? А? Чего ради ждать завтрашней свадьбы? Какие могут быть трудности? Такая красота любого заманит.
– А лорд Рован? – спросил Майкл.
– Этот дурак выпустил ее из рук. Он сейчас в горе и трауре и даже не заметит, что ее нет. А когда заметит, будет уже поздно, – логично рассудил Брюс и сделал вывод: – Я не собираюсь ждать до утра.
– Верно говорится: кто владелец, того и закон, – признал Фергус.
Гвинет сидела неподвижно и напряженно прислушивалась. От ужаса у нее застыла кровь в жилах и онемели руки и ноги. Но она знала: если она хочет иметь хоть какую-то возможность убежать от этой банды, она не имеет права выдавать себя. Она не очень верила, что они посмеют совершить над ней какое-нибудь насилие, и все же понимала, что должна быть настороже. Гвинет знала, как легко кланы начинают сражения между собой и как они любят сами вершить правосудие.
Ей было ясно, что ее дядя сделал что-то такое, из-за чего эти люди стали врагами Маклаудов. И было также ясно, что теперь они желали заставить ее заплатить за это.
Служба при королеве не была для нее защитой, потому что Мария вернулась в Шотландию совсем недавно. Для этих людей королева была иностранкой, которая еще не держала в руках бразды правления. Разумеется, они понимали, что, если королева пошлет сюда солдат, против нее могут восстать все, кто боится ее веры и связей с Францией.
Брюс Макайви большими шагами подошел к Гвинет. Теперь его глаза отражали возбуждение и работу мысли. Девушка поняла, что ее судьба решена. Этой ночью ее изнасилуют, а утром против воли отдадут замуж. Им нетрудно найти сговорчивого священника. Как только обряд будет закончен, ловушка захлопнется. Она станет презираемой женой лорда, который использовал ее только как средство для мести – и для получения денег: ее земли были далеко не самыми богатыми в Шотландии, но все же приносили доход.
Какой же дурой она оказалась! Она может кричать хоть целую вечность – никто ее не услышит. Она даже не представляет, где находится сейчас, знает только, что это земли клана Макайви. Конечно, королева и лорд Рован обрушат на них свой гнев, но уже после того, как все будет кончено. Когда слова брачного обета будут произнесены, никто ничего не сможет сделать. Она станет испорченным товаром, и тут ничего нельзя будет изменить.
Здесь некому ей помочь и нет никакой возможности быть спасенной. Значит, она должна спасти себя сама.
– Как вам понравился фазан, миледи? – вежливо осведомился Брюс.
– Очень вкусный, настоящий деликатес, – ответила она. – Я должна признаться, что ужасно хотела есть и пить. Пиво тоже прекрасное. Искренне благодарю вас зато, что подумали о моих нуждах.
– Мы люди чести и, разумеется, не могли поступить иначе, – ответил Брюс.
– Думаем, будет лучше дождаться утра, и тогда мы проводим вас до дома, – серьезно произнес Фергус.
– Темнота – неподходящее время, чтобы скакать верхом, – заметил Майкл.
– Разве? – спросила она.
– Места здесь очень суровые и опасные, – предупредил Фергус.
Похоже, старший здесь он, хотя главой клана считался его белокурый родственник. По возрасту Фергус был старше остальных, да и телом мощнее.
Но в лес ее поведет Брюс. И она как-то должна справиться с ним.
Гвинет следует изображать простодушную дурочку, чтобы они ослабили внимание. Она позволит Брюсу заманить ее глубоко в лес, потому что остаться с ним наедине для нее – единственная возможность убежать.
В этот момент Брюс взглянул на нее и вежливо сказал:
– Новость, которую вы сообщили… Что леди Кэтрин наконец покинула этот мир… Огромная трагедия!
Гвинет наклонила голову в знак согласия.
– А вы живете здесь у лорда Рована? – задумчиво спросил он.
– Да. По приказу королевы я путешествую вместе с ним.
Наступила тишина. Может быть, эти трое пытались угадать, не решила ли королева, что Гвинет будет подходящей второй женой для лорда Рована? Такая мысль показалась ей достойной презрения: он ведь только что потерял жену. Но если, заставив их поверить в это, она сможет сохранить свою свободу, то она с огромной охотой поддержит эту ложь.
– Не нужно лорду Ровану иметь еще больше власти, – пробормотал Фергус, пристально глядя на Брюса.
Сердце Гвинет сжалось. Вдруг ложь не поможет ей?
Как теперь быть?
Настало время принимать решение: Брюс шел к ней и протягивал руку.
– Идемте, миледи, я покажу вам приятный уголок леса. Мы найдем место, где вы сможете отдохнуть до утра. Ночью мы будем охранять вас, так что вы в безопасности.
– Спасибо, – сказала она, принимая его руку с видом доверчивой благодарности и мысленно молясь о том, чтобы выглядеть естественно.
Желая выиграть время, она начала стряхивать пыль со своих юбок и при этом старалась определить силу Брюса по тому, насколько крепко он сжимал ее руку. Он был худощавее остальных, но вовсе не слабый. У нее была только одна надежда – перехитрить Брюса и ударить его так, чтобы он не смог двигаться.
Брюс увел ее довольно далеко, и это означало, что он хорошо знает эти тропы.
– А есть ли в этом лесу звери? – прошептала она, хватаясь за его руку.
– А! Вам нечего бояться. Тут у нас почти нет зверей, кроме оленей. Правда, иногда мы видим кабанов, но они не тревожат тех, кто их не трогает.
Он остановился, и Гвинет встревожилась: они были еще слишком близко к костру.
Она отпустила его руку и, почти ничего не видя, зашагала по тропинке, желая, чтобы ее глаза скорее привыкли к темноте.
– Куда вы идете, миледи? – спросил Брюс, немного повышая голос.
– Просто дальше в лес, – ответила она.
– Но я знаю эти леса и могу указать место, где всего безопасней спать.
– Я состою при королевском дворе и не могу ночевать вместе со всеми, лорд Макайви.
– Вам не нужно заходить глубже в лес.
– Но я должна это сделать.
Гвинет не осмелилась бежать, но все же пошла быстрей.
Брюс догнал ее и пошел сзади. Она еще больше ускорила шаг, наконец они были уже достаточно далеко от костра. Тогда Гвинет побежала.
Брюс снова оказался рядом и очень крепко схватил ее за руку. Она заставляла себя не делать ни одного движения, похожего на борьбу, и только смотреть на Брюса.
– Милорд? – спросила она.
С его лица мгновенно исчезла вся притворная вежливость.
– Это может произойти приятно и легко или с небольшими затруднениями. Выбирайте, что лучше для вас.
– Это?..
– Маклауды должны мне кое-что, – тихо сказал он.
– У вас вражда с Энгусом? – спросила она, по-прежнему продолжая притворяться, будто так простодушна, что ничего не понимает.
– Ну да. Ваш дядя затеял жестокую войну, в результате которой мы потеряли Соколиный остров. Его отняла ваша родня, леди. Вы моя должница. Вы должны мне доходы с этой земли и с Айлингтона.
– Если мой дядя совершил несправедливость, я исправлю ее, – заявила Гвинет.
– Вы действительно ее исправите.
Брюс потянул ее к себе: он наговорился достаточно.
Гвинет похолодела от страха, но нашла в себе силы прислушаться к тому, что подсказывал инстинкт самосохранения, и выждала время.
Лишь когда Брюс полностью поверил, что она покорилась и готова уступить… лишь тогда она нанесла удар. Она яростно ударила его коленом. Он согнулся пополам, и тогда она изо всех сил ударила его по голове крепко сжатыми кулаками. Он упал, крича от ужасной боли, и Гвинет поняла, что ей снова пора бежать. Она помчалась через лес, жалея о том, что Брюс так громко кричит: такой шум разбудит даже мертвых до самого Йорка.
Но это уже не важно. Дело сделано. Теперь, если они снова схватят ее, будут пытать. В этом Гвинет была уверена, и, значит, ей оставалось только одно – бежать.
Поэтому, несмотря на темноту, она продолжала мчаться по незнакомой дороге так быстро, как только могла. Она бежала и бежала, пока не услышала впереди журчание ручья. Гвинет повернула на этот звук. У ручья она остановилась и стала большими глотками пить воду, а напившись, лихорадочно думать, куда идти дальше.
Но тут ночную тишину нарушил стук камней, и в темноте вспыхнул свет.
Ошеломленная, Гвинет поняла, что Брюс Макайви по-прежнему гонится за ней, он где-то сзади, и отступила в сторону.
– Ты и правда настоящая Маклауд! – раздался гневный голос.
К ней шел Фергус, и его лицо искажала бешеная ярость.
Гвинет повернулась, желая убежать, и, к своему ужасу, наткнулась на чей-то живот. Ее сердце сжалось от страха: даже в полутьме она увидела, что попала прямо в руки свирепо усмехавшегося Брюса Макайви. Обходя ее сбоку, к нему спешил Майкл.
Гвинет вырвалась из рук Брюса и отступила назад. Она была окружена с трех сторон, и бежать было некуда.
На этот раз ее остановил Фергус. Он был наготове, прыгнул к ней – быстро и яростно. Но вместо того, чтобы схватить ее, он вдруг замер неподвижно с каким-то странным выражением лица. Потом, к ее величайшему изумлению, он упал к ее ногам.
Из темноты раздался резкий, хриплый голос – такой властный, что, казалось, даже лес притих от его звука.
– Только дотронься до нее, Макайви, и, клянусь душой моей покойной жены, ты умрешь – и твои родичи тоже!
