Текст книги "Наследник имения Редклиф. Том второй"

Автор книги: Шарлотта Мэри Йондж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Филиппъ замолчалъ. Онъ понялъ, что Лора старается заглушить свое нравственное страданіе усиленнымъ умственнымъ трудомъ. – Бѣдная! она озлоблена противъ семьи, противъ свѣта, думалъ онъ, ей невыносимо тяжело смотрѣть на счастіе другихъ. Кто знаетъ, быть можетъ, она ропщетъ даже на Провидѣніе!…..

– Знаете ли, Филиппъ, – сказалъ Гэй, входя въ эту минуту въ столовую:– нашъ планъ путешествія, кажется, разстроится.

– Почему это? спросили Эмми и Филиппъ, въ одинъ голосъ.

– Потому, что мнѣ сейчасъ сказали, что въ Сондріо и его окрестностяхъ свирѣпствуетъ повальная горячка, и меня увѣряютъ, будто очень опасно туда ѣхать.

– Куда жъ мы отправимся вмѣсто этого? – спросила Эмми.

– Я думаю ѣхать въ Венецію, – сказалъ Гэй. – Вотъ что Филиппъ скажетъ.

– А я думаю, отвѣчалъ Филиппъ:– что намъ горячки бояться нечего. Ею заболѣваетъ нищій, полуголодный народъ. Можемъ ли мы заразиться, проѣзжая только эту мѣстность и притомъ будучи обставлены совсѣмъ иначе, чѣмъ эти несчастные итальянцы.

– Но нѣдь намъ придется ночевать въ Соіесо и Мадоннѣ, – возразилъ Гэй. – Соіесо очень вредная мѣстность лѣтомъ, а въ Мадоннѣ горячка свирѣпствуетъ хуже, чѣмъ въ Сондріо. Очень можетъ быть, что мы и не заразимся ею, но зачѣмъ же рисковать собою?

Филипцъ началъ довольно колко возражать Гэю, и даже намекать на его трусость.

– Я не трушу, – улыбаясь, отвѣчалъ тотъ. – Для меня лично все равно, куда бы ни ѣхать, но дѣло въ томъ, что я не рѣшусь взглянуть въ глаза мистеру и мистриссъ Эдмонстонъ, если позволю себѣ подвергнуть Эмми опасности.

– Чтожъ Эмми ничего не скажетъ? – спросилъ Филиппъ, насмѣшливо поглядывая на молодую женщину. Она вѣрно также отказывается отъ изученія береговъ Комо?

– Эмми у меня добрая жена, – отвѣчалъ Гэй за нее. – Она поѣдетъ со мной въ Венецію. Пойду сейчасъ отправлю впередъ Арно. Филиппъ, надѣюсь и вы съ нами ѣдете!

– Нѣтъ, благодарю, не поѣду. Я рѣшился во что бы то ни стало идти въ Вельтинскія горы и эпидемія между чернымъ народомъ не въ состояніи меня испугать.

– Филиппъ! неужели вы туда пойдете? спросила Эмми.

– Какъ я положилъ, такъ и будетъ, Эмми, – отвѣчалъ Филиппъ.

– Жаль! замѣтилъ Гэй. – Мнѣ очень бы хотѣлось, чтобы вы намъ показали большой свѣтъ въ Венеціи, а теперь мнѣ право страшно за васъ.

Филиппъ мысленно былъ противъ того, чтобы они ѣхали въ Венецію, гдѣ англійскіе путешественники жили еще шумнѣе, чѣмъ въ Мюнхенѣ. Особенно опасными казались для Филиппа артисты, съ которыми Гэй очень легко сходился. Онъ началъ убѣждать Эмми не слушаться мужа и не измѣнять прежняго маршрута. Эмми стала спорить съ нимъ и даже разсердилась. Филиппъ продолжалъ придираться то къ ней, то къ Гэю, и говорилъ съ большою желчью на счетъ легкомысленнаго ихъ направленія. Гэй отдѣлывался смѣхомъ, шутками и даже по лицу его не было замѣтно, чтобы онъ раздражался.

Въ такихъ преніяхъ прошелъ почти цѣлый часъ. Эмми очень обрадовалась, когда Арно вызвалъ Гэя, и принялась укладывать кой-какія бездѣлицы въ той же комнатѣ.

– Эмми, – заговорилъ покровительственнымъ тономъ Филиппъ, когда они остались одни:– вы хорошо дѣлаете, что безпрекословно повинуетесь мужу. Современемъ вы убѣдитесь, что съ нимъ иначе нельзя дѣйствовать.

Дальше онъ не могъ продолжать, потому что Эмми подняла на него глаза съ выраженіемъ такого искренняго изумленія, что онъ замолчалъ.

– Кажется, вы забываете, съ кѣмъ говорите, произнесла съ большимъ достоинствомъ молодая женщина, гордо выпрямившись и обернувшись къ нему лицомъ.

Филиппъ покраснѣлъ. – Прошу васъ извинить меня, – сказалъ онъ сконфузившись.

И было отъ чего сконфузиться! Онъ совершенно забылъ, что передъ нимъ не кузина Эмми, съ которой можно судить и рядить о характерѣ Гэя заочно; нѣтъ, передъ нимъ стояла лэди Морвиль, гордая своимъ молодымъ супругомъ.

Видя, что Филиппъ положилъ оружіе, Эмми стало жаль его. Выраженіе ея лица быстро измѣнилось и она обыкновеннымъ, кроткимъ своимъ голосомъ, замѣтила ему: «Я рада, что мнѣ представился случай поговорить съ вами, Филиппъ. Вы ошиблись въ Гэѣ и, ложно понимая его, вы постоянно дѣлали все, чтобы раздражать вспыльчивый его характеръ. Вамъ никогда въ голову не приходило подумать, чего стоитъ Гэю борьба съ самимъ собою. Я говорю такъ не потому, что я его жена, а потому что мнѣ тяжело видѣть, какъ вы сильно предубѣждены противъ него. Любимой мечтой Гэя было сойдтись съ вами; какъ онъ добивался вашей дружбы, какъ горячо защищалъ васъ дома противъ нападокъ всей нашей семьи, которая, надо вамъ сказать, сильно негодуетъ на васъ, и что же? за все это, вы же сами стараетесь озлобить его противъ васъ!…

Филиппъ поблѣднѣлъ. Его взорвало выраженіе: „семья наша негодуетъна васъ“. – Не я виноватъ, если мы съ Гэемъ не сошлись, возразилъ онъ ѣдко. Вольно ему скрытничать. Я и теперь не перемѣнилъ своего мнѣнія объ немъ!

– Знаю, грустно отвѣтила Эмми. – Но когда вы его перемѣните, вы раскаетесь, что судили Гэя слишкомъ строго. – Сказавъ это, она вышла изъ комнаты. Филиппу понравилась ея выходка, онъ болѣе чѣмъ прежде убѣдился, что Эмми, при такомъ кроткомъ характерѣ, примирится съ своей жизнью, какъ бы тяжка она ни была. За то Гэя онъ не переставалъ осуждать за лукавство и настойчивость, посредствомъ которыхъ, по мнѣнію Филиппа, онъ всегда добивался исполненія какого бы-то ни было своего желанія.

Съ этого дня онъ совершенно измѣнилъ свое обращеніе съ Гэемъ: онъ сдѣлался сухъ и холоденъ съ нимъ; за то къ лэди Морвиль онъ иначе не обращался какъ съ самой почтительной любезностью, какъ бы желая доказать ей, что онъ искренно цѣнитъ ея нравственныя достоинства. Въ Эмми, напротивъ, такая любезность со стороны Филиппа возбуждала глубокое отвращеніе и, пріѣхавъ вмѣстѣ съ нимъ въ Верону, она не могла дождаться той минуты, чтобы Филиппъ отправился, какъ хотѣлъ, на югъ въ горы.

– Полноте, Филиппъ, – замѣтилъ Гэй, когда они собирались уѣзжать изъ гостиницы. – Перемѣните свое намѣреніе и поѣзжайте съ нами въ Миланъ!

– Благодарствуйте, я не перемѣню плана, – сухо возразилъ Филиппъ.

– Ну, смотрите, не захватите горячки, я бы не желалъ, чтобы мнѣ пришлось ухаживать за вами, шутя замѣтилъ Гэй.

– Спасибо! я надѣюсь, что мнѣ никогда не придется требовать такого одолженія отъ друзей, – гордо отвѣчалъ Филиппъ, какъ бы желая сказать: ужъ отъ тебя-то я этого не потребую.

– Итакъ, прощайте! сказалъ Гэй, протягивая ему руку. Но затѣмъ вспомнивъ, что онъ обѣщалъ Лорѣ быть къ нему внимательнымъ, онъ прибавилъ:– Жаль! мнѣ хотѣлось подольше пожить съ вами. У меня въ Гольуэлѣ очень будутъ разспрашивать объ васъ. У васъ тамъ есть вѣрный другъ.

Филиппа тронули эти слова. – Кланяйтесь всѣмъ нашимъ, – сказалъ онъ, нѣсколько мягче. – Посовѣтуйте Лорѣ не слишкомъ много работать. Эмми, прощайте! прибавилъ онъ, пожимая руку кузинѣ. – Желаю вамъ пріятнаго путешествія.

Они простились, и карета съ молодыми двинулась. Бѣдная малютка Эмми! – говорилъ самъ себѣ Филиппъ, – она очень развилась въ послѣднее время. Счастливецъ этотъ Гэй, какую славную жену себѣ нажилъ! Ему, кажется, на роду написано пользоваться всѣми благами міра; немудрено, если онъ забудется и во зло употребитъ свое счастье. А Эмми мнѣ жаль, я мало надѣюсь на ея мужа: если теперь въ первые мѣсяцы ихъ супружества, зная, чего она именно желаетъ, Гэй и то не согласился исполнить такой бездѣлицы, чтожъ будетъ впослѣдствіи, въ серьезномъ дѣлѣ? Хорошо, что она еще его любитъ: любовь слѣпа. Дай Богъ только, чтобы это подольше продолжалось. Во всемъ виноваты дядя съ теткой!…

Разсуждая такимъ образомъ, Филиппъ бодро взбирался, съ чемоданомъ на спинѣ, по узенькой тропинкѣ, ведущей въ гору. Обернувшись на одномъ поворотѣ, онъ увидѣлъ, что Эмми высунулась изъ окна кареты и пристально смотритъ на него. Онъ приподнялъ шляпу и помахалъ его.

– Всегда себѣ вѣренъ! замѣтила Эмми мужу, вздохнувъ свободно, когда рослая, красивая фигура Филиппа скрылась изъ виду.

Гэй смолчалъ, но улыбнулся.

– Ты на него не сердишься? сиросила Эмми.

– За что жъ мнѣ сердиться? возразилъ весело Гэй,

– Какъ за что? Представь, онъ вздумалъ мнѣ читать наставленіе, какъ я должна себя вести въ отношеніяхъ съ тобою.

– Чтожъ? онъ вѣрно нашелъ, что тебя нужно научить?

– Не знаю! я, впрочемъ, не дала ему времени распространиться и остановила его на первомъ словѣ.

Гэй началъ крѣпко цѣловать свою жену и хохоталъ отъ души, видя, что она не на шутку горячится.

– Ну, милый мой Гвидо (Гэя всѣ такъ звали въ Италіи), сдѣлай, что я тебя попрошу, – говорила Эмми, нѣжно ласкаясь къ мужу:– сознайся, что ты доволенъ, что мы разстались съ Филиппомъ?

– Напротивъ, мнѣ очень жаль, что онъ прямо идетъ на смерть, – отвѣчалъ шутя Гэй.

– Вѣрю, что тебѣ жаль его, но признайся, ты все-таки радъ, что онъ не сидитъ въ эту минуту передъ нами?

Гэй засмѣялся и началъ тихо насвистывать какую-то пѣсенку.

ГЛАВА XVI

Три недѣли спустя, сэръ Гэй и лэди Морвиль остановились въ Виченцѣ, на обратномъ пути изъ Венеціи. Они сидѣли вдвоемъ, за завтракомъ, когдакъ нимъ въ комнату явился вдругъ Арно.

– Хорошо, сэръ Гэй, – сказалъонъ:– что вы изволили отклонить свое намѣреніе посѣтить Вальгиминскія горы вмѣстѣ съ капитаномъ Морвиль.

– А что? вѣрно съ нимъ случилось что нибудь? – тревожно спросилъ Гэй.

– Ему дорого обойдется его смѣлость. Мнѣ сейчасъ передали, что какой-то англичанинъ Морвиль опасно заболѣлъ въ небольшомъ мѣстечкѣ, недалеко отсюда.

– Гдѣ это?

– Badia di Recoara, – отвѣчалъ Арно. – Это небольшой городокъ, на сѣверѣ, въ горахъ; туда всѣ жители Виченцы ѣздятъ обыкновенно на лѣто, чтобы скрыться отъ жарь. Но теперь всѣ до одного вернулись, боясь горячки, которая тамъ открылась.

– Пойду, сейчасъ справлюсь, – сказалъ Гэй, быстро вскочивъ со стула. – Туда ѣзды, говорятъ, четверть часа. Я увѣренъ, что больной – никто другой какъ Филиппъ. Сегодня утромъ я встрѣтилъ его доктора, итальянца; прочитавъ на доскѣ нашу фамилію, онъ далъ мнѣ понять, что и его паціентъ также Морвиль. Болѣзнь должна быть опасная, докторъ называетъ ее una febre malto grave.

– Очень опасная! воскликнула Эмми. – Но какъ же онъ узналъ, что больной – Филиппъ Морвиль?

– Изъ паспорта его. Самъ Филиппъ говорить не могъ.

– Бѣдненькій! И лежитъ одинъ! Что намъ дѣлать? говорила Эмми, чуть не плача. – Гэй! надѣюсь, ты меня здѣсь одну не оставишь? продолжала она, взглянувъ на мужа.

– Вѣдь это недалеко, Эмми…..

– Не говори, Бога ради, ничего! Возьми меня съ собой! Неужели ты мнѣ откажешь? Вѣдь это будетъ жестоко съ твоей сгороны!…..– умоляла Эмми, со слезами на глазахъ.

– Душа моя, оставить тебя здѣсь я не рѣшусь, отвѣчалъ Гэй:– потому что знаю, что ты измучишься безъ меня. Притомъ ты ничѣмъ не рискуешь, я никогда не допущу, чтобы ты ходила за больнымъ. Поѣдемъ вмѣстѣ.

– Благодарствуй, мой милый! можетъ, я и тебѣ помогу въ чемъ нибудь, – сказала Эмми, немного оживившись. – Какъ ты думаешь, не прилипчива эта горячка?

– Надѣюсь, что нѣтъ. Филиппъ сложенія крѣпкаго и притомъ самая болѣзнь, вѣроятно, занесена случайно. Однако, Эмми, медлить нечего. Ему вѣрно плохо, а подлѣ него никого нѣтъ. Не послать ли мнѣ нарочнаго къ консулу, въ Венецію, чтобы попросить его прислать лучшаго доктора, я что-то не вѣрю этому, итальянцу.

Они немедленно отправились въ мѣстечко Рекоару, расположенное у подошвы горной цѣпи; городокъ этотъ стоялъ въ долинѣ, орошаемой рѣкою. Эту долину со всѣхъ сторонъ окружали горы; спускаясь все ниже и ниже, она постоянно суживалась, такъ что въ одномъ мѣстѣ изъ нея образовалась огромная котловина, густо поросшая каштановыми деревьями, Путешественники должны были все подниматься въ гору, чтобы достичь населенной части города. Солнце свѣтило очень ярко, но воздухъ былъ чистъ и свѣжъ.

Трудно было представить себѣ, чтобы въ такой здоровой, привлекательной мѣстности могли гнѣздиться горе и смерть. Эмми невольно подумала тоже самое при видѣ богатой зелени садовъ и чистенькихъ домиковъ города. Она хотѣла сказать объ этомъ мужу, но смолчала, замѣтивъ, что тотъ серьезенъ и впалъ въ глубокую задумчивость.

Небольшая рѣчка протекала въ самой срединѣ города; чистенькій отель, въ которомъ остановился Гэй и его жена, былъ такъ близко расположенъ около скалъ, что они образовали точно навѣсъ надъ нимъ.

Гэй, по пріѣздѣ въ отель, тотчасъ побѣжалъ къ больному. Эмми осталась одна въ небольшой, бѣдно убранной комнатѣ, и со страхомъ ожидала возвращенія мужа.

Гэй вернулся весь красный и, не говоря ни слова, прямо побѣжалъ къ окну и началъ дышать полной грудью, какъ бы упиваясь свѣжимъ воздухомъ.

– Намъ нужно перенести Филиппа въ другую комнату, – сказалъ онъ, наконецъ. – Ему невозможно лежать въ этой конуркѣ: тамъ дышется тифомъ. Вели поскорѣе приготовить новый нумеръ, Эмми.

– Сейчасъ! отвѣчала та, дернувъ за звонокъ. – Каковъ Филиппъ? спросила она.

– Онъ безъ памяти. Въ страшномъ жару. Немудрено, впрочемъ, и быть въ жару въ такой атмосферѣ; его комната точно раскаленная нечь. Очень можетъ быть, что онъ оживетъ, если его перенесутъ туда, гдѣ чистый воздухъ. Ахъ, Эмми! страшная вещь заболѣть на чужой сторонѣ и вдали отъ родныхъ, – заключилъ Гэй, тяжело вздохнувъ.

Эмми послала немедленно за хозяйкой отеля, а Гэй ушелъ опять къ больному. Скромный путешественникъ, явившійся пѣшкомъ, какъ видно, не представлялъ большаго интереса для хозяйки. Ей было даже досадно, что по милости его внезапной болѣзни всѣ пріѣзжіе стали обѣгать ея домъ. Но когда богатый англійскій милордъ обратилъ на него такое вниманіе, всѣ, начиная съ хозяйки до послѣдняго слуги, сбились съ ногъ; но нумера были всѣ крошечные и потому для Филиппа можно было найдти только въ нижнемъ этажѣ три нумера изъ самыхъ большихъ; двери вездѣ растворили, чтобы дать воздуху больше простора, и подъ присмотромъ Эмми устроили для больнаго настоящую англійскую спальню. Сама же Эмми наняла для себя съ мужемъ комнату во 2-мъ этажѣ, надъ отдѣленіемъ, назначеннымъ для Филиппа.

Филиппъ даже не чувствовалъ, какъ его перенесли въ другую комнату. Онъ заболѣлъ за недѣлю передъ пріѣздомъ Гэя и не обратилъ на это большаго вниманія, стараясь себя переломить. Страшно было видѣть, какъ онъ, такой сильный, высокій мужчина, лежалъ теперь какъ пластъ, тяжко переводя духъ. Гэй стоялъ передъ нимъ молча и безпрестанно смачивалъ его лицо уксусомъ, а губы водою. Окно въ комнатѣ было отворено настежъ. Доктора ждали ежеминутно, но онъ не ѣхалъ. Лекарствъ больному не давали никакихъ, потому что Гэй боялся ошибиться и принести вредъ вмѣсто пользы.

Чистый, свѣжій воздухъ подѣйствовалъ благотворно на Филиппа, онъ повидимому очнулся, пошевелил немного головой и силился произнести что-то.

– Da bere, – прошепталъ онъ съ усиліемъ, такъ что Гэй не могъ даже разслушать словъ…

– Вамъ вѣрно воды хочется! спросилъ его Гэй по-англійски, подавая ему чайную чашку свѣжей холодной воды. Услыхавъ родные звуки, больной широко раскрылъ глаза и, увидѣвъ воду, началъ пить ее съ жадностью.

– Довольно, замѣтилъ ему Гэй, отнимая чашку:– хотите я помочу вамъ голову.

– Хорошо! проговорилъ слабо Филиппъ.

– Легче вамъ? спросилъ Гэй. Мы вчера только услыхали о вашей болѣзни, а то бы мы раньше пріѣхали.

Филиппъ наморщилъ брови и началъ метаться на подушкѣ: Казалось, что онъ узналъ Гэя и что прежняя антипатія его къ нему вернулась съ новой силой. Больной забредилъ. Къ ночи жаръ увеличился и онъ сталъ бросаться на всѣхъ, такъ что его надобно было силой удерживать на постели.

Эмми не видалась съ мужемъ въ первый вечеръ. Ночью онъ зашелъ къ ней на минуту, чтобы выпить чашку кофе, и тотчасъ же ушелъ, говоря, что ему нужно просидѣть до утра около больнаго.

Гэй былъ блѣденъ и, судя по лицу, страшно утомленъ.

Утромъ пріѣхалъ докторъ французъ, повидимому человѣкъ опытный, который объявилъ, что горячка Филиппа прилипчивая, весьма опаснаго свойства и что къ ней присоединилось воспаленіе мозга. Гэй былъ очень радъ, что можно наконецъ принять рѣшительныя мѣры, и началъ тщательно наблюдать, чтобы ледъ и свѣжіе горчичники постоянно были на головѣ. Онъ самъ прикладывалъ холодные компрсссы и пузыри со льдомъ къ головѣ Филиппа.

Дни проходили за днями, горячка не уменьшалась, бредъ повременамъ даже усиливался. Филиппу чудилось, что онъ лежитъ больной одинъ, въ Броадстонѣ, и что ни Эдмонстоны, ни товарищи по полку, никто къ нему нейдетъ. Слово «домой» безпрестанно вертѣлось у него на языкѣ. Однажды онъ произнесъ очень явственно: «не везите меня домой». Гэй одинъ только говорилъ по-англійски и потому поневолѣ чаще другихъ обращался къ нему съ вопросами: не желаетъ ли онъ чего? Но Филиппъ каждый разъ отворачивался отъ него, и охотнѣе позволялъ Арно ухаживать за собою. Гэй не унывалъ; онъ продолжалъ просиживать около постели цѣлыя ночи напролетъ и кротко, ласково, какъ женщина, уговаривая Филиппа послушаться приказаній доктора, когда тотъ упрямился. Онъ совершенно забылъ о себѣ; больной поглотилъ все его вниманіе. Къ Эмми Гэй ходилъ изрѣдка и то только пообѣдать или напитя вмѣстѣ чаю; иногда онъ забѣгалъ къ ней на минуту, чтобы сообщить ей о ходѣ болѣзни Филиппа, когда тотъ впадалъ въ забытье. Эмми умоляла мужа прилечь на диванѣ и позволить ей почитать что нибудь вслухъ, чтобы онъ заснулъ, но Гэй не любилъ лежать. Онъ охотнѣе ходилъ вмѣстѣ съ Эмми подышать чистымъ воздухомъ въ каштановой рощѣ, растущей на горѣ, за городомъ. Молодая женщина очень дорожила этими прогулками; вообще она чувствовала, что съ нѣкоторыхъ поръ она сдѣлалась полезна Гэю. Тихій голосъ ея, ласки и самое нѣжное вниманіе къ мужу отрадно дѣйствовали на Гэя, изнурѣннаго безсонными ночами и постояннымъ уходомъ за больнымъ Филиппомъ. Эмми взяла на себа всѣ домашнія хлопоты и переписку съ родными. Она ежедневно посылала нарочныхъ за покупками въ Виченцу и даже въ Венецію, наблюдала за чистотой бѣлья и комнаты больнаго, писала въ Англію бюллетени о состояніи здоровья Филиппа, дѣлала, словомъ, столько, что Гэй шутя увѣрялъ ее, будто она полезнѣе даже, чѣмъ онъ, и, цѣлуя жену, искренно благодарилъ ее за заботы объ немъ, говоря, что не будь ея – онъ бы пропалъ. Такъ прошли двѣ недѣли. Однажды утромъ докторъ объявилъ Гэю, что на слѣдующую ночь нужно ожидать кризиса, и потому онъ обѣщалъ вечеромъ пріѣхать самъ, чтобы наблюдать за его исходомъ. Настала ночь; докторъ не ѣхалъ. Будучи въ волненіи отъ предстоящей опасности, Гэй не могъ сомкнуть глазъ и съ ужасомъ наблюдалъ за малѣйшимъ измѣненіемъ въ лицѣ больнаго. Исхудалое, изсиня-блѣдное лицо, всклокоченные волосы и небритая борода придавали физіономіи Филиппа совсѣмъ другое выраженіе. Въ больномъ нельзя было никакъ признать блестящаго, ловкаго, красиваго капитана Морвиля. Сидя у его изголовья, Гэй съ грустью вспоминалъ о прошедшихъ своихъ отношеніяхъ съ нимъ. Онъ горячо молился, чтобы Господь сохранилъ его жизнь или, но крайней мѣрѣ, допустилъ бы, чтобы передъ концомъ Филиппъ искренно помирился бы съ нимъ. Къ утру больной задремалъ; изрѣдка тихо бредилъ. Проснулся онъ на другой день, къ полномъ сознаніи и, почувствовавъ, что Гэй пробуетъ его пульсъ, спросилъ слабымъ голосомъ:

– Сколько ударовъ?

– Я не могу сосчитать, отвѣчалъ Гэй:– но пульсъ вообще слабѣе, чѣмъ былъ вчера. Хотите пить?

Филиппъ съ трудомъ проглотилъ немного воды, осмотрѣлся вокругъ и спросилъ опять:– Какой у насъ день?

– Утро, воскресенье, 23-е августа, – отвѣчалъГэй.

– Давно я болѣнъ?

– Ровно три недѣли, сегодня вамъ стало лучше. Филиппъ, помолчавъ и пристально взглянувъ на Гэя, произнесъ довольно твердо: – мнѣ кажется, что я все еще между жизнью и смертью?

– Да, вы опасно больны, возразилъ ласково Гэй: – но не безнадежно. Я хотѣлъ пригласить къ вамъ нашего священника, но его не нашли. Хотите, я вамъ почитаю что нибудь изъ евангелія?

– Благодарю, теперь не могу слушать, – я что-то хотѣлъ сказать…. да, дайте мнѣ воды.

Когда Филиппъ напился, то, обернувъ лицо къ Гэю, вдругъ назвалъ его по имени.

– Гэй! сказалъ онъ:– вамъ кажется, что я слишкомъ строго васъ судилъ? Повѣрьте, что я думалъ сдѣлать вамъ пользу.

– Не думайте, Филиппъ, о прошломъ, – быстро возразилъ Гэй, чувствуя, что сердце ёго радостно забилось, услышавъ первое слово примиренія.

– А вы, не смотря на все это, были ко мнѣ такъ внимательны, – продолжалъ съ усиліемъ больной, Если я останусь живъ, я вамъ докажу, какъ я умѣю васъ цѣнить, – и онъ протянулъ Гэю свою исхудалую руку. Гэй, со слезами на глазахъ, крѣпко пожалъ ее. Онъ никогда не былъ такъ счастливъ какъ въ эту минуту.

– У сестры хранится мое духовное завѣщаніе, – заговорилъ опять Филиппъ. Передайте ей мой поклонъ, ей – и бѣдной Лорѣ. Голосъ его задрожалъ.

Гэй поспѣшилъ ему подать снова воды.

– Вы и Эмми все для нея сдѣлаете, я увѣренъ. Не испугайте только ее, сказавъ вдругъ, что я умеръ. Ахъ! Гэй, вы не знаете! вѣдь мы ужъ давно тайно съ ней обручены. – Гэй ничего не возразилъ, но Филиппъ замѣтилъ, что это его очень удивило.

– Это дурно, я знаю, но она ни въ чемъ не виновата, – произнесъ онъ почти шепотомъ. Я теперь говорить не въ состояніи; буду живъ, все разскажу. Если умру – поберегите ее!

– Даю вамъ слово, свято исполнить вашу просьбу, отвѣчалъ Гэй, со слезами на глазахъ.

– Бѣдная Лора! произнесь больной и замолчалъ. Черезъ минуту онъ повернулъ голову къ Гэю. – Прочитайте мнѣ что нибудь, сказалъ онъ тихо. Гэй открылъ библію и читалъ до тѣхъ порть, пока Филиппъ не заснулъ.

Когда Арно пришелъ замѣнить Гэя, онъ отправился къ своей женѣ.

– Эмми! сказалъ онъ, входя къ ней съ сіяющимъ, отъ радости, лицомъ. – Мы объяснились съ Филиппомъ.

– Значитъ, вы примирились совершенно, отвѣчала Эмми, увидѣвъ, по лицу мужа, что дѣло идетъ хорошо: – лучше ли ему?

– Не совсѣмъ еще; пульсъ высокъ, но сознаніе вернулось. Говоритъ онъ спокойно и ясно все понимаетъ. Будь, что Богу угодно, но я радъ, что мы наконецъ объяснились.

Они сѣли завтракать вдвоемъ. За чаемъ Гэй опять заговорилъ о Филиппѣ.

– Знаешь ли, что меня удивило, Эмми, – сказалъ онъ. Ты ничего не слыхала о любви Лоры и Филиппа?

– Я знаю, что сестра любитъ его и всегда была его любимицей. А что? неужели онъ, бѣдный, былъ влюбленъ въ нее все это вреля?

– Филиппъ сказалъ мнѣ, что Лора давно уже дала ему тайно слово.

– Кто? Лора дала ему тайно слово? повторша Эмми. – Быть не можетъ, Гэй, онъ вѣрно бредилъ, говоря это.

– И я такъ прежде думалъ, но по всему видно, что онъ былъ въ полномъ сознаніи. Много говорить онъ не могъ, но я все-таки понялъ, что онъ проситъ насъ не обвинять Лоры и, говоря объ ней, онъ сильно растрогался. Онъ упрашивалъ меня не пугать ее, сказавъ вдругъ, что онъ умеръ, и разсуждалъ обо всемъ такъ же ясно, спокойно, какъ и теперь. Нѣтъ. Эмми, онъ не бредилъ!

– Не понимаю! возразила Эмми, – но мнѣ сдается, что все это могло быть только слѣдствіемъ бреда. Люди въ сильной горячкѣ, часто смѣшиваютъ фантазіи съ дѣйствительностью. Немудрено, если онъ въ самомъ дѣлѣ любилъ Лору, и ему представилось, что они тайно обручены. Бѣдный Филиппъ! воображаю, что онъ перестрадалъ все это время, скрывая свою привязанность. Нѣтъ, я увѣрена, что онъ просто бредиль ею въ бреду, упрекалъ себя въ томъ, въ чемъ совсѣмъ не былъ виноватъ.

– Не знаю, – сказалъ Гэй: – онъ передавалъ это мнѣ такъ просто, что я не могъ не повѣрить. Неужели въ предсмертномъ бреду намъ кажется, что мы дѣйствительно согрѣшили въ томъ, въ чемъ мы были грѣшны только помышленіемъ. О Господи! заключилъ онъ, вставая со стула и подходя къ окну:– если все это такъ, то въ часъ смертный мой избави мя и защити.

– Подождемъ, впрочемъ, – произнесъ, онъ вздохнувъ и подходя опять къ Эмми:– современемъ мы все узнаемъ.

– Я не могу себѣ представить, чтобы Лора могла смолчать и не открыться во всемъ папа, замѣтила Эмми.

– А помнишь, какъ она плакала въ день нашей свадьбы и все твердила, что она несчастная? возразилъ Гэй. – Впрочемъ я готовъ не вѣрить этому, тѣмъ болѣе что я не желаю поколебать своего мнѣнія о сестрѣ и о Филиппѣ въ особенности. Пойду-ка я опять къ нему, сказалъ онъ, цѣлуя жену. – Надо Арно отпустить завтракать.

Эмми долго сидѣла одна и, размышляя о случившемся, невольно отдавала справедливость честному, открытому характеру своего мужа, который ни разу не поставилъ ее въ неловкое положеніе ни передъ семьей, ни передъ свѣтомъ. – Мнѣ никогда не сумѣть сдѣлаться достойной его, – говорила она съ улыбкой, вспоминая кроткое, нѣжное выраженіе лица Гэя, когда онъ уходилъ. – Нѣтъ, такихъ людей, какъ мой мужъ, нѣтъ на свѣтѣ.

Весь этотъ день Эмми хлопотала по хозяйству; передъ вечеромъ она усѣлась у себя въ комнатѣ, у открытаго окна, не зная за что приняться. Снизу, изъ спальни больнаго, долетали до нея несвязныя слова, стоны и даже крики. Филиппъ опять забредилъ и жаръ его увеличился. Книга и работа валились изъ рукъ Эмми, писать домой она не имѣла духу. У нея сердце сжималось при одномъ воспоминаніи, каково Лорѣ читать ея письма, гдѣ она нерѣдко выражалась очень откровенно на счетъ Филиппа.

Почти передъ обѣдомъ пріѣхалъ докторъ. Больной утихъ, внизу не слышно было уже ни одного звука. Стемнѣло; Арно принесъ свѣчи съ докладомъ, что капитанъ впалъ въ забытье. Явился докторъ и спросилъ себѣ кофе. На вопросъ лэди Морвиль, каковъ больной, онъ отвѣчалъ, что горячка слабѣетъ, но что силы больнаго падаютъ; если онъ выздоровѣетъ, то всѣмъ будетъ обязанъ своему крѣпкому тѣлосложенію и заботливости сэръ Гэя.

Гэй не приходилъ на верхъ. Въ 11 часовъ ночи онъ написалъ карандашемъ, на клочкѣ бумажки, слѣдующій бюллетень своей женѣ.

– Пульса почти нѣтъ; обморокъ похожій на смерть; докторъ говоритъ, что это продолжится нѣсколько часовъ; но ложись спать; дамъ знать, если что случится!

Эмми повиновалась мужу, она немедленно легла въ постель; но отъ сильнаго волненія не могла заснуть. Утромъ на зарѣ она проснулась, въ комнатѣ царствовалъ полумракъ. По корридору слышались осторожные шаги, и замокъ двери, ведущей въ уборную Гэя, тихо щелкнулъ. – все кончено! подумала Эмми. Живъ или умеръ? Сердце ея сильно забилось, когда она услыхала, что мужъ идетъ къ ней въ спальню. – Я не сплю! сказала она громко. Гэй подошелъ къ постели. Профиль его рѣзко обозначился противъ свѣта отъ окна. Эмми старалась разсмотрѣть выраженіе лица мужа; онъ былъ весь въ слезахъ и глаза его распухли.

– Филиппъ будетъ живъ! сказалъ онъ тихимъ, дрожащимъ голосомъ. – Поблагодаримъ Господа Бога, Эмми. – Онъ теперь спитъ покойно и пульсъ сталъ крѣпче. Обморокъ его былъ ужасенъ; докторъ все время держалъ ее за руку и назрачалъ мнѣ минуты, когда давать лекарство. Я раза два думалъ, что все кончено; докторъ только сейчасъ объявилъ, что опасность миновалась.

– Боже! какъ я рада! воскликнула Эмми. – Что онъ, опомнился? можетъ говорить?

– Да, онъ очнулся, но слабъ дотого, что не только говорить, но даже смотрѣть долго не можетъ. Зато какъ взглянетъ на меня, то всегда очень ласково. Ну, Эмми, это утро принесло намъ большое счастіе.

– Мнѣ кажется, что ты сегодня счастливѣе даже, чѣмъ былъ въ Рэдклифѣ, послѣ бури, – замѣтила Эмми.

– Еще бы! Тогда мнѣ только блеснуло утѣшеніе, это былъ, такъ сказать, первый лучъ моего настоящаго блаженства. Эмми! Эмми! Богъ осыпалъ меня такимъ благомъ, о которомъ я и мечтать не смѣлъ. Мнѣ не подъ силу такое полное счастіе, тѣмъ болѣе что я недостоинъ его. Право, ужь не послалъ ли мнѣ его Господь, какъ испытаніе.

Слова мужа тронули Эмми до глубины сердца. Она не могла уже спать и лежа все думала.

– Да, – говорила она мысленно: – Гэй можетъ быть, правъ: на землѣ полнаго счастія не существуетъ, а у насъ съ нимъ до сихъ поръ еще горя не было….