Текст книги "Графиня Кейт"

Автор книги: Шарлотта Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Кейт наконец замолчала и задумалась над представляемой ею картиной: приедет Эрмин и в великолепной гостиной услышит сладкий голос своей любимой графини, сидящей за фортепиано и поющей песню, которая напоминает ей дни детства, проведенные в деревне.

Леди Джейн, сидя за работой, думала в это время о том ужасном вреде, который был нанесен бедному ребенку; о том, что Барбара не должна была быть с Кейт слишком строгой, учитывая, что девочка жила среди таких необразованных людей; о том, что они с сестрой, к счастью, забрали к себе Кейт прежде, чем та успела усвоить все привычки дурного общества.

Вскоре после этого разговора юной графине пришлось на деле показать пример своего обращения с мальчиками. Как-то в дождливое утро, торопясь в столовую к завтраку, девочка увидела вошедшего вслед за тетками незнакомого джентльмена приятной наружности в сопровождении мальчика почти одних с ней лет.

– Это наша племянница! – сказала леди Барбара. – Кэтрин! Подойдите и поговорите с лордом Лапоэром.

Кейт понравился взгляд гостя и манера, с которой он протянул ей руку, но, предчувствуя, что осуждения за неуклюжий поклон ей все-таки не миновать, она сконфузилась, подала свою руку, не отделяя локтя от талии, и, нагнув голову на сторону, прошептала вместо «здравствуйте» только «сьте»; по крайней мере, остального разобрать было нельзя. Но что-то ободряющее почувствовали ее тонкие маленькие пальцы при прикосновении сильной мужской ладони. А пожатие руки сына лорда показалось Кейт чем-то вроде угощения. Несмотря на то, что новые знакомые не успели еще обменяться ни единым словом, ощущение, испытанное Кейт от прикосновения детской руки, было похоже на то чувство, которое охватывает человека при встрече с земляком на чужой стороне.

Кейт узнала, что мальчика звали Эрнест, что отец привез его для помещения в школу и заехал к ним только по каким-то делам, касающимся теток. Девочка прислушивалась к словам лорда Лапоэра, который ей понравился и который, казалось ей, непременно будет большим ее другом.

Тот рассказывал о Джайлзе (ее дяде, полковнике в Индии). Девочка узнала, что Энтони, старший сын дяди, офицер полка, которым дядя командовал, никак не мог оправиться от полученной им на войне раны. И что если ему не станет лучше в Шимле[8]8
  Шимла – административный центр Британской Индии, горный курорт на севере страны.


[Закрыть], куда его увезла мать, то отец привезет его на родину, в Англию. Но это, по мнению всех родных, будет крайне неблагоразумным, ибо полковник будет вынужден тогда оставить службу, не дождавшись повышения. Но дядя Джайлз все-таки принял такое решение, потому что сын у него остался один, другого он потерял в сражении, а две или три дочери его родились и умерли в Индии.

Кейт в первый раз слышала обо всем этом, тетки никогда ничего ей не рассказывали и вообще о семейных делах при ней не говорили даже между собой. Зато теперь, навострив уши и переводя свои быстрые блестящие глаза с одного рассказчика на другого, девочка слушала так серьезно и с таким вниманием, что гость в конце концов обратился к ней с вопросом:

– А вы, Кейт, помните своего дядю Джайлза?

– Ах, батюшки, нет! Я ведь была еще совсем маленькой, когда он уехал! – ответила Кейт.

Слово «батюшки» она употребляла по большей части некстати, и тут произнесла его с таким жаром, что леди Барбара даже оглянулась на нее.

– Ну, а кого-нибудь из их семейства вы видели? Энтони или бедного Фрэнка, пока они еще не уехали в Индию к отцу? – спросил опять Лапоэр.

– Ах, батюшки, нет! – Кейт повторила свое «батюшки» уже от конфуза, который всегда заставлял ее делать то, чего не следовало.

– Ох, моя племянница слишком долго была вдали от своих родных… – вмешалась леди Барбара, желая чем-нибудь оправдать просторечные словечки Кейт.

– Мистер Вардур, я надеюсь, здоров? – спросил лорд Лапоэр, снова обращаясь к девочке.

– Ах, да, покорно благодарю! А вы его знаете? – оживилась Кейт.

– Я видел его два или три раза, – ответил Лапоэр ласковее прежнего. – Когда будете писать ему, напомните, пожалуйста, обо мне!

– Хорошо, – поспешила ответить Кейт. – Только ведь он всегда говорил, что это совершенный вздор!

Тетка едва удерживала свое негодование и только из приличия не начала бранить Кейт тут же при посторонних. Но лорд Лапоэр смеялся от всей души и продолжал расспросы.

– В самом деле? И что же именно он считает вздором, позвольте спросить, леди Кергвент?

– Ну, например, всякие изъявления почтения, поклоны… Письма, которые Мэри получала от своих подруг по пансиону, были обычно наполнены разными нежностями и признаниями в любви, и мы всегда над ней смеялись. А Эрмин, бывало, не читая еще, знал, что в них содержится!

– Прошу вас заметить, – ответил Лапоэр серьезным тоном, за которым Кейт, однако, смогла распознать шутку, – прошу вас заметить, что я вовсе не намеревался посылать мистеру Вардуру изъяснений в любви. Здесь дело совсем в другом!

– Да, – кивнула Кейт, – только я не уверена, что вы действительно его помните.

– По-вашему, приветствия, которые мы посылаем в письмах, не приносят никакой пользы? – спросил Лапоэр.

Вопрос этот так поразил Кейт, что она не нашлась, что ответить.

– То есть не только пользы, – продолжал Лапоэр, – но и удовольствия?

– Я не понимаю… В чем тут удовольствие? – прервала Кейт.

– Значит, для вас приятнее быть всеми забытой?

– Никто никогда не может забыть па… дядю Вардура! – воскликнула Кейт с жаром.

– Разумеется, нет, – согласился лорд Лапоэр таким тоном, в котором слышно было, что Кейт ему чрезвычайно нравилась. – Разумеется, такого человека забыть нельзя, знакомство с ним можно считать за честь. Поэтому я прошу вас, леди Кергвент, сочинить такое послание, которое в достаточной мере выражало бы и мое глубокое почтение к мистеру Вардуру, и доставило бы ему удовольствие!

С этими словами лорд Лапоэр взял Кейт за руку, и девочка почувствовала, что он и в самом деле думал так, как говорил.

Весь этот разговор ужасно мучил теток девочки. Они поспешили переменить тему, но Кейт вдруг прервала их на середине фразы.

– Я знаю, что надо сделать! – воскликнула она вдруг тоненьким голоском.

– Знаете? И что же именно? – добродушно улыбнулся лорд Лапоэр.

– Вот если бы вы могли ему помочь в перестройке церкви! Наша церковь, знаете, маленькая, а с этими новыми работами на железной дороге прихожан теперь так много, что все поместиться там не могут, хоть у нас бывает служба по три раза. Поэтому мы хотели сделать пристройку к церкви, но это будет стоить 250 фунтов, а у нас всего 13 фунтов 15 шиллингов и 6 пенсов. Вот если бы вы были так добры и дали хотя бы один шиллинг на церковь, это было бы гораздо лучше всяких выражений почтения и тому подобной ерунды!

– Я согласен, это будет гораздо лучше! – кивнул лорд Лапоэр.

– Ох, не обращайте внимания! Она сама не знает, что говорит, извините! – поспешно забормотала леди Барбара.

Но лорд Лапоэр не обратил на ее слова особого внимания. Он вынул кошелек и, достав пять фунтов, положил их в руку Кейт.

– Вот, душа моя, – сказал он, – разделите это на две части и перешлите каждую отдельно мистеру Вардуру, искренне пожелав ему от меня успеха в хорошем деле. Вы можете это сделать?

Кейт повернулась к нему вся багровая и от радости не могла вымолвить ни слова. Чувствуя, что ее ожидают гнев и брань теток, она тем не менее ощущала себя очень счастливой.

Тетки поднялись со своих мест.

– Пойдемте, Кэтрин, лучше с нами наверх, – произнесла леди Барбара тихим и серьезным голосом, который служил верным признаком ее неудовольствия. – И постарайтесь развлечь чем-нибудь Эрнеста в задней гостиной, пока мы с лордом Лапоэром займемся делами.

Сердце Кейт запрыгало от радости при известии о том, что у нее будет наконец компания для игр. Сунув драгоценные деньги в карман, она побежала наверх, и, когда Эрнест поднялся по лестнице, дверь гостиной уже была ею распахнута настежь.

Лорд Лапоэр и леди Барбара завалили весь стол бумагами, леди Джейн подсела к ним, а дети остались за тяжелой красной шторой, разделявшей комнаты. Сначала там царила глубокая тишина, потом послышалось легкое хихиканье, затем тихий разговор и, наконец, едва сдерживаемые взрывы хохота.

Леди Барбара начала проявлять некоторое волнение и хотела даже посмотреть, чем заняты дети.

– Нет, нет, – остановил ее лорд Лапоэр, – оставьте ее в покое. Боюсь, бедной девочке нечасто выпадает возможность разоткровенничаться. Я еще повеселю ее, когда мы в следующий раз все соберемся в Лондоне!

Взрывы хохота между тем старательно удерживались, и только изредка из-за шторы доносился какой-нибудь звук или вскрик.

Из всего этого можно было заключить, что Кейт и Эрнест вполне подружились. Они уже поведали друг другу о своих любимых играх, Кейт рассказала своему новому приятелю о Вардурах, расспросила и о его братьях и сестрах. Девочка пришла в восторг, узнав, что Аделаида, сестра мальчика, любит лазить по деревьям и что, когда Кейт будет гостить у них в доме, Эрнест выучит ее ездить верхом.

Потом дети начали придумывать игру, которая была бы возможна в их нынешнем положении. Сначала они бегали вокруг стола, потом стали ловить друг друга, и понемногу это последнее превратилось в увлекательную охоту за диким индейцем. Однако когда зонт тети Джейн уже был превращен в смертельное оружие, кринолин индейца повалил два стула и этот индеец вовремя догадался сдержать свой воинственный крик, Кейт пожаловалась на то, что играть здесь невозможно, и предложила отправиться на лестницу.

Эрнест охотно с ней согласился, прибавив, что дома у них есть большая галерея со статуями и что лучше нее в мире нет места, чтобы бегать и шуметь.

– Ах, как я хотела бы там побывать! – воскликнула Кейт, усаживаясь на перила лестницы, которая в ходе игры была объявлена ее домом. – Вот бы мне увидеть статую!

– Статую? Да тебе, я думаю, всякий день приходится их видеть.

– О, я же не о тех больших статуях, которые стоят на улице или в парке! Эти уродины изображают Ахиллеса, поднимающего кверху щит, точно зонтик! Нет, я бы хотела видеть произведение великого ваятеля Джулио Романо[9]9
  Джулио Романо (1492–1546) – итальянский живописец и архитектор, ученик Рафаэля.


[Закрыть]!

– Но он не был ваятелем!

– Нет, был! Разве не он сделал… как ее звали?.. Гермиону! По крайней мере, у Шекспира сказано, что он!

– У Шекспира? Так ты видела «Зимнюю сказку»[10]10
  «Зимняя сказка» – поздняя пьеса Уильяма Шекспира, в которой автор не придерживался реальной истории и географии Европы. Так, например, Гермиона у него – дочь русского царя и жена короля Сицилии; Богемия располагается у Южного моря и т. д.


[Закрыть] на сцене?

– Нет, папа… то есть дядя Вардур читал нам ее в прошлом году на Рождество.

– А я видел ее в театре. Мы с Альфредом ходили туда прошлой весной с гувернером.

– Ах, пожалуйста, давай представлять ее! Посмотри, вот тут на стене прибит маленький кронштейн, мне всегда хотелось стать на него и изображать, как Гермиону, которую муж уже считает умершей, показывают ему в виде статуи работы Джулио Романо.

А когда он начинает сожалеть о том, что приказал умертвить бедняжку, она вдруг спускается с пьедестала под звуки музыки. Вон там стоит маленький орган, мы его заведем, и это будет наша музыка.

– Хорошо, тогда я буду лев или медведь, растерзавший придворного, которому поручено было умертвить дочку Гермионы Пердиту, а он вместо этого отвез ее на остров.

– Да, да, отлично! А я буду придворный! Только прежде нужно сделать из подушек люльку для Пердиты.

– А где будет Богемия?

– В зале! А ковер на лестнице будет море, потому что оттуда тетки не услышат рычания льва и медведя!

Предосторожности эти не были лишними. Рев льва и ворчание медведя, как и пронзительный крик придворного хоть и долетали до гостиной, но в довольно приглушенном виде и не производили на взрослых сильного впечатления.

Но когда леди Джейн подписывала какую-то деловую бумагу, из-за занавески раздался громкий крик:

– Ай! Ай! Он подламывается, трещит! Сними меня, Эрнест! Помоги, скорее! Ой!

Затем что-то рухнуло на пол, заставив леди Джейн так вздрогнуть, что перо выпало из ее рук.

Вколоченная в штукатурку маленькая дощечка красного дерева служила лишь для того, чтобы ставить на нее лампу, но никак не годилась в качестве пьедестала для молоденькой леди. Как только стул, с помощью которого Кейт забралась на эту конструкцию, был отодвинут, дощечка начала отделяться от стены. Спрыгнуть девочке было некуда: внизу находилась лестница.

Эрнест, смеясь над глупым, как ему казалось, страхом девочки, преспокойно продолжал заводить орган. Тут дощечка вдруг переломилась, и Гермиона, так и не дождавшись аккомпанемента нежной музыки, спустилась вниз даже слишком быстро!

Когда лорд Лапоэр и леди Барбара выбежали из гостиной, их изумленным взорам предстали только две ноги, болтавшиеся над перилами, да изумленный Эрнест, который не знал, смеяться ему или плакать.

Лорд подхватил Кейт на руки, сел с ней на ступеньки и начал ощупывать ее. Юная графиня всхлипывала от страха и боли.

Мужчина строго посмотрел на сына:

– Не ты ли, друг мой, стал причиной этого несчастья?

– Нет, конечно! – запротестовала Кейт. – Просто я была Гермионой!

– Ну да, папа, – подтвердил Эрнест, – во всем виновата штукатурка!

Лорд Лапоэр едва мог сохранить серьезный вид при этом объяснении детей. Впрочем, к веселью примешивалась и легкая досада: он всегда благоговел перед леди Барбарой и не хотел, чтобы дети представали перед ней не в лучшем свете.

– Я очень рад, что не случилось чего-нибудь худшего, – сказал он. – Вам бы следовало, леди Кергвент, выбрать пьедестал покрепче, чтобы воздвигнуть себе статую!

– Называйте меня Кейт! – прошептала девочка ему на ухо, краснея еще больше.

Лорд Лапоэр улыбнулся и погладил ее по руке:

– Думаю, нам следует идти просить прощения! Боюсь, это происшествие расстроит леди Джейн, а если это действительно случится, то нам несдобровать!

Он был прав. Леди Барбара, выбежавшая из гостиной только для того, чтобы выяснить, не переломал ли кто себе костей, быстро вернулась назад, чтобы успокоить сестру, для которой испуг никогда не проходил даром и которая лежала теперь на диване почти без чувств. Лорд Лапоэр вошел в комнату, держа за руку Кейт, и выглядел куда более виноватым, чем его сын, которого только забавляло все случившееся.

Леди Барбара взглянула на них очень серьезно и важно, но лорд Лапоэр принялся так мило извиняться, что она скоро смягчилась. К тому же этот удивительный человек все повернул таким образом, что даже леди Барбаре было трудно удержаться от смеха.

Тетка не имела обыкновения бранить Кейт при гостях. Но добрый джентльмен убедил ее не выражать своего неудовольствия и после его отъезда.

– Я не покину ваш дом, пока не получу обещания, что моя маленькая подруга Кейт никогда больше не услышит упреков в том, что сегодня приключилось, – сказал он.

Леди Барбаре пришлось согласиться, и она сдержала свое обещание: ни разу не упрекнула племянницу ни за неловкий поклон лорду Лапоэру, ни за отрывочные ответы и дерзкий громкий разговор, ни за придумывание неподобающих игр, ни даже за просьбу о пособии для церкви.

Дело обошлось без выговора и наказания, но скрыть холодный и неприятный тон тетка не могла. Леди Барбара очень уважала лорда Лапоэра и считала его образцовым отцом, поэтому ей было крайне неприятно, что ее маленькая племянница выставила себя при нем маленькой дикаркой. Она была убеждена, что хорошо воспитанный Эрнест был вовлечен в шалость резвостью Кейт, и боялась, что это неприятно поразило лорда, хоть он и не показал виду.

Глава V
Первый светский визит

После знакомства с Эрнестом Лапоэром Кейт поняла, как она соскучилась по играм со сверстниками, и принялась строить самые смелые планы относительно лета, которое надеялась провести в гостях у Сильвии и Чарли, а также тешила себя надеждой найти товарищей в семействе лорда Лапоэра. Имена всех десятерых его детей она выучила наизусть и даже строила предположения о сходстве между Фанни и Маргарет, которые были старше Эрнеста, и шедшими за ним по возрасту Аделаидой и Грейс.

Между тем утомленный вид Кейт доказывал, что чистый воздух и подвижный образ жизни, к которым она привыкла, были для нее необходимы. По утрам за уроками девочка иногда чувствовала головокружение, она быстро утомлялась и становилась раздражительной. Ее даже показали доктору, часто ездившему к леди Джейн, и, когда тот прописал девочке побольше двигаться, утренняя прогулка Кейт была увеличена на целый час. Кроме того, были куплены воланы и ракетки, в которые она была вынуждена играть с госпожой Лейси.

Это испытание было для обеих тяжелее музыкального урока. То ли из-за большой разницы в росте, то ли из-за врожденной неловкости, но поймать несчастный волан более трех раз подряд Кейт не могла. А миссис Лейси в эти часы имела вид серьезнее и грустнее обычного, словно отбывала наказание. Кейт тоже ненавидела это занятие. Они, с общего согласия, давно забросили бы ракетки подальше, но сделать этого было нельзя: тетка Барбара чутко прислушивалась к ударам волана о сетку ракеток и, как только они смолкали, сразу спускалась вниз, чтобы узнать, почему ее приказание не исполнялось.

Леди Барбара когда-то отлично играла в воланы и даже однажды сама взяла ракетку, чтобы поучить этой игре Кейт. Девочка думала, что волан не упадет никогда между теткой и миссис Лейси: они дошли бы и до пятисот ударов, если бы на девяносто первом их не позвали к обеду. Поэтому леди Барбара и не понимала, как можно было не уметь играть в воланы, она искренне полагала, что неловкость племянницы происходит исключительно от ее упрямства.

Однажды Кейт по неосторожности закинула волан в окно и уже надеялась навеки от него избавиться, но такой поступок сейчас же объяснили шалостью, и был куплен новый «инструмент пытки» (как она называла волан). Немудрено, что Кейт в этой игре видела не заботу о ее здоровье, а лишь жестокость и недоброжелательство. Самым же неприятным для девочки было постоянно чувствовать себя виноватой, это было гораздо хуже всякой музыки, воланов и недостатка удовольствий.

Однажды после завтрака юной графине велели одеться, чтобы ехать с леди Барбарой в гости. Кейт догадалась, что ей предстоит поездка к Лапоэрам, и была так этому рада, что, пока ее одевали, она вертелась и прыгала. Жозефине стоило больших трудов облачить свою подопечную в хорошенькое нежно-голубого цвета платье, вышитую белую кофточку и белую шляпку с лентами и перьями.

Леди Барбара одевала племянницу просто и мило, но для того, чтобы это выходило действительно так, требовалось немало забот как с ее стороны, так и со стороны Жозефины и даже Кейт, потому что свет еще не создавал ребенка, которому так сложно было придать приличный вид.

Эрмин как-то заметил, что Кейт в любом наряде выглядит как в кульке и что кулек есть единственная вещь, которую она испортить не может. Увы, это замечание было справедливым! Угловатые и резкие движения девочки, недостаток внимания к тому, куда и на что она ступает и садится, грозили разорением даже богачу. Домашние посмеивались над ней, говоря, что она изнашивает более восьми платьев в течение десяти дней.

На этот раз, однако, Кейт спустилась вниз к карете тихо и чинно, не заслужив ни единого выговора от теток, с неповрежденной одеждой и перчатками. Она первой запрыгнула в экипаж, даже не подумав о том, что было бы приличнее пропустить вперед тетку.

Леди Барбара села напротив племянницы и в течение первых десяти минут путешествия говорила только о том, как Кейт должна будет себя вести у леди Лапоэр.

– Дети там отлично воспитаны, поэтому я была бы рада, если они подружатся с вами. Пожалуйста, помните: леди Лапоэр не позволит им сблизиться с такой девочкой, которая не умеет себя вести!

– Какова бы я ни была, однако лорд Лапоэр был ко мне очень добр! – фыркнула Кейт.

– Мужчины не могут судить о том, что прилично и что неприлично для маленькой девочки, – строго ответила леди Барбара. – Не сомневаюсь, что на леди Лапоэр вы произведете совсем другое впечатление. Боюсь, она не позволит вам сблизиться с ее дочерьми…

«Не понимаю, как это люди производят впечатление? – размышляла про себя Кейт. – Можно, пожалуй, входя в гостиную, произнести какую-нибудь речь, но на это я никогда не решусь. Вот если бы лошади вывалили нас из экипажа прямо у их дверей, тетя Барбара упала бы в обморок, а молодая графиня выказала бы при этом случае удивительное присутствие духа, вот это было бы впечатление! Жаль, что такие милые вещи случаются только в книжках! Впрочем, это сущий вздор, что следует непременно производить впечатление. Надо стараться быть как можно проще и натуральнее!»

Такое заключение девочки говорило в пользу ее ума. Она и вправду была далеко не глупа, только употребляла свой ум не на пользу себе, а на придумывание разных историй или рисунков.

Леди Барбара, желая застать своих друзей дома, поехала к ним пораньше и не прогадала. Когда они с Кейт поднялись по лестнице и вошли в красивую светлую гостиную, то нашли детей не за уроками, а уже играющими с родителями. Лорд Лапоэр держал на руках малыша, его жена сидела на полу и помогала двум младшим ребятишкам расставлять на ковре игрушечный зверинец, а остальные девочки что-то сосредоточенно мастерили в углу. Кейт с любопытством скосила в их сторону глаза, пока хозяин дома добродушно ей кланялся, а его жена справлялась о ее здоровье.

Леди Барбара сказала правду: дети Лапоэр были действительно хорошо воспитаны. Даже тот ребенок, которого держал на руках отец и которому было не более полутора лет, не дичился, когда леди Барбара его поцеловала, а сам протянул ей свою пухлую ручонку. Другие остались при своих занятиях, не сторонясь незнакомых людей, но и не высовываясь вперед, чтобы на них глазеть. Только четыре сестры встали со своих мест, чтобы принять маленькую гостью в свой кружок, и подошли к ней так свободно, словно были давно знакомы с Кейт. Старшая из сестер, повинуясь знаку матери, взяла на руки ребенка, заставила его помахать всем ручкой, потом эту ручку поцеловала и вышла. Два маленьких мальчугана последовали за ней. Остальные девочки повели Кейт в тот угол комнаты, где они занимались до ее прихода.

Кейт с Сильвией всегда полагали, что невозможно знакомиться с чужими детьми при взрослых, присутствие которых лишало их способности свободно говорить. Но про детей Лапоэров сказать этого было нельзя, они нисколько не стеснялись и не конфузились.

– Мы так рады, что вы приехали! – наперебой заговорили девочки. – Мама надеялась, что вы побываете у нас до нашего отъезда!

– А вам не кажется ужасным уехать из Лондона? – спросила Кейт, тотчас же почувствовав себя вполне свободно.

– Здесь нам не так весело, как дома! – засмеялась одна из девочек. – Конечно, не считая тех дней, когда мы ездим с мамой.

– Мама берет нас по очереди с собой кататься! – объяснила другая. – Всех, начиная с Фанни и кончая малюткой Сесилией. У нас есть возможность остаться с ней наедине и поговорить обо всем!

– А в деревне она вас разве не берет с собой?

– Берет, конечно, но там есть всегда посторонние люди или папа едет с ней. И там мы не так часто катаемся, как здесь, не каждый день.

Кейт не желала бы ежедневно кататься с тетей Барбарой и хорошо знала почему, но ничего не сказала об этом вслух, только поинтересовалась, чем еще занимаются Лапоэры в городе.

– Мы гуляем с мисс Освальд в парке, там она рассказывает нам разные истории, а мы ей. В деревне мы это делаем только в плохую погоду, когда нельзя иначе ходить, как только по дорожкам, и папа советует нам найти себе какие-нибудь другие забавы.

Тут же Кейт объяснили, что мисс Освальд была их гувернанткой, что теперь девочки хлопочут над подарком ко дню ее рождения, что они делали ей картонный ящик, сами склеили его и что у них не так много времени, чтобы работать в секрете от нее.

– Зачем же вы сами делаете ящик, когда в магазине можно купить гораздо красивее этого? – удивилась Кейт.

– Можно, конечно, но мама говорит, что подарок, над которым сам потрудишься, гораздо приятнее купленного. Труд дороже денег!

– Но из этого не выйдет ничего, кроме грязной штуки, которая тотчас же расклеится! – возразила Кейт.

– Это смотря как стараться! – засмеялась Маргарет.

Другие две девочки, которые были явно аккуратнее Кейт, даже не догадались, в чем дело.

– Наш ящик не может расклеиться, потому что Фанни его тщательно перевязала, – уверила гостью Аделаида. – К тому же папа обещал нам помочь его расправить!

– А мама ездила со мной покупать бумагу, которой его надо оклеить, – прибавила Грейс.

Они показали Кейт большой кусок раскрашенного картона, на котором были крепко приколоты разные листья, по преимуществу папоротниковые, и объяснили, что будут делать. Сначала нужно обмакнуть зубную щетку в чернила и, проводя по ней зубьями гребенки, весь картон покрыть чернильными брызгами. Потом листья следует отколоть: посреди чернильных пятен останутся места, которые листья занимали, они сохранят первоначальный цвет картона. Затем останется только пером нарисовать на них прожилки, как на настоящих листьях.

Глаза Кейт засверкали, когда она посмотрела на стол. На одной его стороне было расчищено место, там уже были приготовлены гребенка, щетка и газета, в которую были завернуты прикалываемые листья. Несмотря на такую кучу предметов, беспорядка и грязи на столе заметно не было.

– А вы мне не покажете, как это делается? – Кейт сгорала от нетерпения.

Грейс, снова надевшая темный передник, с хохотом показала ей свои руки, покрытые черными пятнами, и принялась за работу.

– Ах! Дайте же, дайте и мне попробовать! – не унималась Кейт.

Все три сестры уговаривали гостью не делать этого, потому что она не так одета и легко может перемазаться чернилами. Ей предложили вместо этого рисовать пером жилки на том картоне, который обрызгает Грейс. Новые подруги даже пообещали Кейт накалывать на картон только те листья, которые она сама выберет. Но все это не могло удовлетворить Кейт; рисование жилок на листьях было, по ее мнению, прескучной работой по сравнению с удовольствием брызгать чернилами.

Напрасно Аделаида объясняла ей, что главное искусство состоит в том, чтобы со вкусом распределить листья и хорошо разрисовать жилки, и что брызгать чернилами сумеет всякий. Напрасно Маргарет доказывала, что это грязная работа. Кейт продолжала жалобным голосом упрашивать девочек, чтобы они позволили ей обрызгать дубовый листок, который она прикрепила наскоро и небрежно, так что булавки едва держались и Маргарет пришлось приколоть его заново.

В конце концов новые приятельницы сдались. Фанни, вернувшись из детской, настояла на соблюдении предосторожностей. Она сняла с гостьи кофточку, засучила ей рукава и надела на нее передник. Как только щетка попала в руки Кейт, девочка просияла и принялась забавлять подруг разговором.

– Вот несется облако, черное облако, совсем как настоящее! Эй, вы, живущие внизу, берегитесь! Гром, гремит гром! А теперь начинается ливень, точно в начале драмы «Макбет»[11]11
  «Макбет» – одна из наиболее известных трагедий Уильяма Шекспира.


[Закрыть]!

– Французы говорят, что тут автор «Макбета» сделал нехороший комплимент климату, – заметила Фанни.

Тут вся компания разразилась хохотом, так что ни Кейт, ни Грейс уже не смотрели на то, что делается с их руками, щетками и гребенками. Надо сказать, что все Лапоэры – даже малышка – смеялись по-детски, негромко и без всякого кривляния. Что же касается Кейт, то она еще никогда в жизни не хохотала громче, чем сейчас. И тут же за это поплатилась: леди Барбара, сидевшая к детям спиной, обернулась и застыла от ужаса.

Трудно описать чувства, овладевшие ею при виде молодой графини, которую она привезла нежно-голубой, как только что распустившаяся незабудка, и которая теперь своей чернотой больше походила на уголь.

Лорд Лапоэр взглянул на Кейт и засмеялся.

– Девочки! Что это вы с ней сделали? Кейт, у тебя выросли усы? – воскликнул он и повернул гостью лицом к зеркалу.

Темненькие глазки Кейт могли полюбоваться там личиком, обрызганным черными крапинками, преимущественно над верхней губой, что придавало ей вид мужчины с черными усами. Вид был такой уморительный, что Кейт сама расхохоталась, и к ней тут же присоединилась остальная компания.

– Если ты хочешь теперь знать, на кого похож твой дядя Джайлз, взгляни на себя, – сказал лорд Лапоэр. – Не правда ли, Барбара, удивительное сходство?

– Ах, какое тут может быть сходство с Джайлзом! – всплеснула руками леди Барбара, произнося имя своего брата с такой важностью, будто сравнение с этим ужасным ребенком наносило ее брату оскорбление.

– Друзья мои, – обратилась к своим детям улыбающаяся леди Лапоэр, – вам бы следовало поберечь нашу гостью и не доводить до такого состояния!

Кейт внутренне сжалась, полагая, что девочки сейчас расскажут матери, что она сама это сделала, не послушав их предостережений. Но вместо этого Фанни вдруг ответила:

– Кейт не так запачкалась, как кажется на первый взгляд. Я уверена, что ее платье не пострадало, а руки и лицо мы ей сейчас вымоем!

– Это положительно моя вина, и более ничья, – потупила глаза Кейт. – Они меня удерживали, но мне показалось это так весело…

Здесь Грейс дернула ее за платье, и вся компания отправилась по лестнице вниз, чтобы отмыть Кейт.

– Отчего вам так неприятно это сходство, Барбара? – спросил лорд Лапоэр, когда дверь за ними закрылась. – Какова бы Кейт ни была, но из Олдбороу она вынесла бесценный дар: дух правды!

Новые подруги сняли с гостьи выпачканный передник и помогли ей умыться.

– Ну, вот и прекрасно! Твое платье в полном порядке, надеюсь, тетя не будет так уж на тебя сердиться! – сказала Аделаида.

Кейт прекрасно понимала, что наказание неизбежно, но решила, насколько возможно, воспользоваться короткими минутами веселья. Маленькие девочки вместе бегали и порхали по всем закоулкам в доме.

– Да за что тут вообще сердиться! – поддержала ее Грейс.

– Дома меня бы за это не бранили, – вздохнула Кейт, – но тут!.. Я думаю, что тетя Барбара меня сюда больше не привезет!

– Ну что ты! – возразила Аделаида. – Папа этого не позволит!

– Тетя говорит, что ваша мама совсем другого мнения! – сказала Кейт.

– Ничего подобного, – покачала головой Аделаида. – Когда папа рассказывал нам о тебе, мама воскликнула: «Бедное дитя! Как бы я хотела видеть ее у нас!»

Благоразумная Фанни хотела остановить сестру, но не успела, и та продолжила:

– Надеюсь, леди Барбара не наказала тебя за падение с пьедестала?

– Нет, ваш папа взял с нее слово меня не наказывать. Но она очень на меня сердилась. А разве вам лорд Лапоэр об этом рассказывал?

– Конечно, рассказывал. А знаешь, что нам написал о тебе Эрнест? Сначала он ужасно не хотел ехать с папой к леди Барбаре, а потом написал нам: «У леди Барбары мне было совсем не скучно, потому что я встретил там такого веселого товарища по играм, какого вам вряд ли приходилось когда-нибудь знать. Непременно пригласите Кейт с вами поиграть!»

Фанни не знала, как прекратить этот разговор, и была очень рада, когда горничная принесла тазик с водой и полотенце, чтобы смыть со стола следы их «творчества».