Текст книги "Окончательно мертв"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Зигеберт опустил глаза и посмотрел на ноги – до меня дошло, что разговорная речь не стала его сильной стороной.

– Та женщина… очень красивая… в ночь перед битвой приходила к нам, – ответил Вайберт, запинаясь. – Говорить… мы быть сильнее, если она нас… заберет.

Они посмотрели на меня вопросительно, и я кивнула, показывая, что поняла: Вайберт говорит, что женщина-вампир хотела заполучить их в свою постель. Или они уже понимали, что она хочет их крови? Трудно сказать. Только ясно, что это был очень амбициозный вампир – чтобы взять этих двоих одновременно.

– Она не говорила, что после мы будем драться только ночью. – Зигеберт пожал плечами, показывая, что тогда не понял этой уловки. – Мы не задали много вопросов. Мы очень хотели!

И он улыбнулся. Ничего нет страшнее, чем вампир, у которого остались только клыки. Может, у Зигеберта есть еще зубы в глубине рта, но мне при моем росте их не видно. Вот Честер с его полным набором зубов, пусть и кривых, выглядел блестяще по сравнению с этим.

– Наверное, очень давно это было, – сказала я, потому что ничего другого не могла придумать. – А давно вы работаете на королеву?

Зигеберт и Вайберт переглянулись.

– С той ночи, – ответил Вайберт, удивившись, что я не поняла. – Мы принадлежим ей.

Мое уважение к королеве – да, пожалуй, и страх перед ней, – еще выросли. София-Анна – если это ее настоящее имя, – смело и стратегически правильно строит свою карьеру предводительницы вампиров. Она обращает их и привязывает к себе связью, о которой… тот, чье имя я не хочу говорить даже про себя, говорил, что она для вампира сильнее любой другой.

Но тут, к моему облегчению, лампа на стене загорелась зеленым.

– Иди, – велел Зигеберт и распахнул тяжелую дверь. Они с Вайбертом одинаково кивнули мне на прощанье, и я переступила порог, шагнув в комнату, похожую на кабинет любого руководителя компании.

София-Анна Леклерк, королева Луизианы, а с ней еще какой-то вампир сидели за круглым столом, заваленным бумагами. Я уже однажды видела королеву – когда она приезжала ко мне домой сообщить о смерти Хедли. Я тогда не заметила, насколько она была молода, когда умерла – не старше лет пятнадцати. Элегантная женщина, дюйма на четыре ниже меня с моими пятью футами шестью дюймами, и вылизанная до самых ресничек. Косметика, платье, волосы, чулки, украшения – все самое лучшее.

Сидевший за столом с ней вампир был ее копией в мужском исполнении. На нем был костюм стоимостью в мой годовой счет за кабельное телевидение, был он наманикюрен, подстрижен и надушен так, что уже почти и не мужик. В нашей глуши такие ухоженные мужчины не попадаются. И я решила, что это – новый король. Я подумала, умер ли он именно в таком состоянии. Точнее, я подумала, не приготовила ли его так к похоронам похоронная контора, не зная, что его нисхождение под землю – только временное. Если так, то он моложе своей королевы. Может быть, дело не только в возрасте, если метишь в короли.

В комнате было еще двое – низкорослый мужчина в трех футах за спиной королевы стоял, расставив ноги, сцепив руки перед собой. У него были коротко подстриженные белесые волосы и светлые голубые глаза. В лице не хватало взрослости, он выглядел большим дитятей, но с плечами взрослого мужчины. Одет он был в костюм, вооружен саблей и пистолетом.

За стулом мужчины стояла женщина, вампирша, вся одетая в красное: слаксы, футболка, туфли. Зря она это выбрала, потому что красный ей не идет. Она – азиатка, и я бы предположила даже, что из Вьетнама, хотя тогда, наверное, эта страна называлась по-другому. У нее были очень коротко подстриженные ногти без лака и устрашающий меч за спиной. Волосы ей обрезали на уровне подбородка – очевидно, парой ржавых ножниц. И к лицу своему она ничего не прибавила сверх того, что дал ей Бог.

Поскольку меня не проинструктировали о протоколе, я просто склонила голову в сторону королевы, сказала: «Рада снова вас видеть, мэм», – после чего попыталась любезно посмотреть на короля, снова наклоняя голову, теперь уже в его сторону. Двоим стоящим – то ли помощникам, то ли телохранителям, – я просто кивнула. Чувствовала я себя при этом по-идиотски, но игнорировать их мне не хотелось.

Зато уж они-то меня игнорировали без всякого труда – только глянули и оценили, что угрозы я собой не представляю.

– У тебя тут приключения были в Новом Орлеане, – сказала королева вводную фразу.

Она улыбалась, хотя у меня создалось впечатление, что она не из тех, кто готов скалить зубы.

– Да, мэм.

– Сьюки, это мой муж, Питер Тредгилл, король Арканзаса.

Даже малейшей нотки нежности не было в ее голосе. Точно так же она мне могла бы сказать, как зовут ее по¬пугая.

– Оч-прятно, – сказала я, повторив опускание головы и быстро добавив: – Сэр.

Это уже начало мне надоедать.

– Здравствуйте, мисс Стакхаус, – сказал он и углубился в свои бумаги.

Обширный круглый стол был завален письмами, распечатками и всякими еще бумажками… банковскими выписками, что ли?

Уяснив, к своему облегчению, что предметом интереса короля не являюсь, я задумалась: зачем я вообще здесь? Но королева начала меня расспрашивать о вчерашнем событии, и я все ей рассказала как могла яснее.

Она с очень серьезным видом выслушала рассказ о заклинании стазиса, наложенном Амелией, и о том, как оно подействовало на труп.

– Ты считаешь, колдунья не знала, накладывая заклинание, что там есть тело? – спросила королева.

Я отметила про себя, что хотя король все время смотрит в бумаги, он ни одной из них не перевернул, пока я говорила. Ну, может быть, он читает медленно.

– Да, мэм. Я знаю, что Амелии это не было известно.

– Благодаря своему искусству телепата?

– Да, мэм.

Здесь Питер Тредгилл на меня посмотрел, и я увидела, что у него глаза необычного цвета – ледяного серого. И в лице полно острых углов: нос клинком, губы прямые, ску¬лы резкие.

И король и королева красивы, но той красотой, что не задевает струн у меня в сердце. И у меня такое впечатление, что это чувство у нас взаимно. И слава Богу.

– Вы и есть та телепатка, которую моя дорогая София хочет привести на совещание, – сказал Питер Тредгилл.

Поскольку это я и так знала, я не чувствовала нужды отвечать, но почтение превозмогло раздражение.

– Да, это я.

– У Стэна один есть, – сказала мужу королева таким тоном, будто вампиры собирают телепатов – как любители собак, скажем, собирают спрингер-спаниэлей.

Единственный Стэн, которого я знаю – это главный вампир Далласа, и единственный телепат, с которым я знакома, там живет. По брошенному королевой замечанию я предположила, что жизнь Барри Колокольчика сильно изменилась со времени нашей встречи. Очевидно, сейчас он работает на Стэна Дэвиса. Не знаю, шериф Стэн или даже король, потому что в те времена я не была посвящена в тайну, что у вампиров таковые имеются.

– И ты теперь пытаешься не отстать от Стэна по пышности свиты? – спросил Питер Тредгилл у жены откровенно недоброжелательно.

По многим дошедшим до меня намекам я понимала, что любви меж ними не слишком много. Если бы спросить меня, я бы ответила, что там даже желания нет. Мне известно было, что моя кузина Хедли нравилась в этом смысле королеве, а двое братьев у дверей сказали, что она перевернула их мир. Ни к одному из концов этого спектра Питер Тредгилл и близко не подходил. Хотя, быть может, это только доказывает омнисексуальность королевы – если есть такое слово. Подумаю, когда вернусь домой. Если вообще вернусь.

– Если Стэн видит выгоду в использовании подобной личности, то я также могу рассмотреть эту возможность – тем более что такая личность есть совсем рядом.

Меня включили в список активов.

Король пожал плечами. Не то чтобы я чего-то ожидала, но я бы сказала, что король такого славного, бедного и живописного штата, как Арканзас, должен быть менее вылощенным, поближе к народу, и с чувством юмора. Может, Тредгилл – саквояжник из Нью-Йорка. Вампирский акцент – он по всей карте размазывался, в буквальном смысле, – так что по речи трудно было определить, откуда он родом.

– Так что же случилось в квартире Хедли, как ты думаешь? – спросила меня королева, и я поняла, что мы вернулись к прежней теме.

– Я не знаю, кто напал на Джейка Перифоя, – ответила я. – Но в ту ночь, когда Хедли отправилась на кладбище с Уолдо, обескровленное тело Джейка оказалось в том чулане. Как оно туда попало – я не знаю. Вот почему Амелия устраивает сегодня экто-чего-то-там.

На лице королевы выразился интерес.

– Она будет выполнять эктоплазменную реконструкцию? Я слышала о таком, но никогда не видела.

А король был не просто заинтересован. На долю секунды он сделался невероятно зол.

Я заставила себя глядеть на королеву:

– Амелия интересовалась, не будете ли вы столь любезны ее, гм, финансировать? – Подумалось, не надо ли добавить слово «миледи», но уж это я просто не могла себя заставить.

– Это будет хорошая инвестиция, поскольку этот новый вампир мог бы нам доставить массу неприятностей. Если бы его просто так выпустили на людей… я рада буду заплатить.

Я с явным облегчением перевела дыхание.

– И я думаю, что тоже посмотрю на эту процедуру, – добавила королева раньше, чем я успела выдохнуть.

Самая неудачная мысль на свете, подумалось мне. В присутствии королевы Амелия стушуется так, что вся ее магия завянет. Но разве можно сказать королеве, что ее присутствие нежелательно?

Когда королева объявила, что хочет посмотреть, Питер Тредгилл поднял острый взгляд.

– Не думаю, что тебе следует ехать, – произнес он, обращаясь к королеве. – Близнецам и Андре трудно будет охранять тебя в городе в подобной округе.

Я удивилась: откуда король Арканзаса знает, что это за округа, где Хедли жила? На самом-то деле это тихий жилой район среднего класса, особенно если сравнить с зоопарком, где находится вампирский центр – с его постоянным потоком туристов, пикетчиков и фанатиков с камерами.

София-Анна уже готовилась к выходу. Эта подготовка состояла во взгляде в зеркало, проверившем, что безупречный вид так и остался безупречным, и надевании туфель на очень высоких каблуках, скрывавшихся под столом – она сидела босиком. Эта подробность как-то вдруг приблизила ко мне Софию-Анну Леклерк. Из-под глянцевой внешности выглянула реальная личность.

– Тебе, наверное, захочется, чтобы нас сопровождал Билл, – обратилась ко мне королева.

– Нет! – рявкнула я.

Да, личность есть – очень неприятная и жестокая.

Но королева непритворно удивилась. Ее супруг был разгневан моей невежливостью – он вскинул голову, уставился на меня горящими от гнева глазами, – но королеву моя реакция просто застала врасплох.

– Я думала, что вы вместе, – сказала она идеально ровным голосом.

Я прикусила язык, чтобы не выдать первый же ответ – вспомнила, с кем говорю. Ответила я почти шепотом.

– Нет, это не так. – Набрав воздуху в грудь, я сделала над собой усилие и сказала: – Я приношу извинения за свою резкость. Пожалуйста, простите меня.

Королева просто посмотрела на меня еще несколько секунд, и я совершенно не могла понять ее мыслей, эмоций или намерений. Как будто глядишь на старинный серебряный поднос – сверкающая поверхность, сложный узор, и на ощупь твердое. Как могло Хедли хватить авантюризма, чтобы спать с этой женщиной – мне просто не понять.

– Ты прощена, – сказала она наконец.

– Ты слишком терпима, – сказал ее муж, и наконец-то его оболочка стала где-то тоньше. Губы искривились в гримасе вроде оскала, и я поняла, что быть в центре внимания этих сверкающих глаз мне ни секунды не хочется. Как азиатская девица в красном на меня смотрит, мне тоже не нравилось, а при взгляде на ее стрижку у меня холодок по коже пробегал. Бог ты мой, даже старушка, которая три раза в год приходила делать бабуле перманент, справилась бы лучше этого Безумного Газонокосильщика.

– Питер, я вернусь через час или два, – сказала София-Анна очень отчетливо, голосом, которым можно было разрезать алмаз.

Коротышка, стоявший у нее за спиной, с тем же ничего не выражающим детским личиком оказался рядом с ней и протянул руку, чтобы она оперлась на нее, вставая. Наверное, это и был Андре.

Атмосфера сгустилась так, что хоть ножом ее режь. Ох, как мне хотелось оказаться подальше отсюда!

– Мне будет спокойнее, если Нефритовый Цветок будет находиться при тебе, – сказал король и показал рукой на девушку в красном.

Ни фига себе Нефритовый Цветок. Скорее уже Каменный Убийца.

Выражение лица азиатки при словах короля не изменилось ни на йоту.

– Но тогда никого не останется при тебе, – возразила королева.

– Не совсем так. В этом здании полно охранников и преданных вампиров.

Даже до меня дошел этот нюанс. Охранники, принадлежащие королеве, отдельно от преданных вампиров – очевидно, тех, которых привез с собой Питер.

– Тогда, разумеется, я буду горда, если меня будет сопровождать такой боец, как Нефритовый Цветок.

Фу-у… Не знаю, всерьез ли говорила королева или просто ублажала своего мужа, принимая его предложение, или хихикала в рукав по поводу его примитивной хитрости – чтобы шпион его был при ней во время эктоплазменной реконструкции. Королева по интеркому позвонила вниз – а может, и вверх, – чтобы как следует охраняли камеру, где Джейка Перифоя учили, как быть вампиром.

– Приставьте к нему дополнительную охрану, – сказала она. – И как только он хоть что-нибудь вспомнит, дайте мне знать.

Подобострастный голос заверил Софию-Анну, что ее немедленно известят.

Мне стало интересно, зачем Джейку дополнительная охрана. Мне как-то трудно было по-настоящему озаботиться его благополучием, но королеву, очевидно, оно волновало.

Итак, мы отправились – королева, Нефритовый Цветок, Андре, Зигеберт, Вайберт и я. Если я и бывала в столь пестрой компании, то не могу вспомнить, когда.

Пройдя по многочисленным коридорам, мы вошли в охраняемый гараж и загрузились в длинный лимузин. Андре ткнул пальцем в одного из охранников, показывая, что тот должен вести машину. Пока что этот вампир с детским личиком не произнес ни слова. К моему удовольствию, водителем оказался Расул, который уже был как старый друг по сравнению с прочими.

Зигеберту и Вайберту в машине было не по себе. Таких не умеющих приспосабливаться вампиров я в жизни не видела, и подумала, не спасала ли их тесная связь с королевой. Им не пришлось меняться, а изменения со временем были единственным способом выжить для вампиров до Большого Откровения. Это еще осталось так в тех странах, где существование вампиров приняли не с той толерантностью, которую проявила Америка. Эти два вампира были бы рады носить шкуры и домотканые рубахи, и выглядели бы совершенно естественно в кожаных сапогах ручной работы и со щитом на руке.

– Твой шериф Эрик приходил говорить со мной вчера, – сказала мне королева.

– Я его видела в больнице, – ответила я, надеясь, что говорю так же непринужденно.

– Ты понимаешь, что новый вампир, тот, который раньше был вервольфом, – что у него не было выбора? Ты понимаешь?

– Я это часто у вампиров видела, – сказала я, вспомнив все случаи, когда Билл объяснял что-нибудь тем, что не мог сдержаться. Я тогда ему верила, но сейчас уже усомнилась. На самом деле я просто до невозможности устала, была несчастна и вряд ли могла набраться духу продолжать убирать квартиру Хедли, разбираться в ее имуществе и делах. Я поняла, что если я уеду домой, в Бон-Темпс, бросив незаконченные дела, то я там просто сяду и буду мрачно сидеть.

Это я знала, но сейчас трудно было прямо взглянуть в глаза реальности.

Пришло время для аутотренинга. Я себе строго сказала, что мне даже в тот самый вечер выпала пара приятных моментов, и каждый день их будет все больше, пока я не вернусь к прежнему своему счастливому состоянию. Я всегда радовалась жизни и опять буду ей радоваться. Только пробиться надо через кучу неудачных полос, чтобы этого достичь.

Не думаю, чтобы когда-либо в жизни я была особо подвержена иллюзиям. Когда умеешь читать мысли, у тебя не остается сомнений, насколько плохими бывают лучшие из лучших.

Но такого я точно не предвидела.

К моему ужасу, у меня из глаз хлынули слезы. Я полезла в сумочку, вытащила салфетку и вытерла щеки на глазах у всех вампиров. На лице Нефритового Цветка впервые появилось выражение, которое я могла назвать. Презрение.

– У тебя болит рана? – спросила королева, показывая на мою руку.

Вряд ли ей действительно это было интересно: наверное, она столько времени себя дрессировала на обычную человеческую реакцию, что это стало рефлексом.

– Сердце у меня болит, – сказала я и пожалела, что не откусила себе язык.

– А, – поняла она и спросила: – Билл?

– Да, – ответила я, сглотнув слюну и изо всех сил постаравшись прекратить выражение эмоций.

– Я горевала по Хедли, – вдруг заявила она.

– Хорошо, что у нее оказался кто-то близкий. – Через секунду я добавила: – Только я была бы рада узнать о ее смерти раньше, чем узнала.

Более осторожно я выразиться не могла, но о смерти своей кузины я узнала лишь через несколько недель.

– Были причины, по которым я не могла раньше послать Каталиадиса, – ответила София-Анна.

Чистое лицо и ясные глаза были непроницаемы, как ледяная стена, но у меня создалось впечатление, будто эта тема ей неприятна. Я посмотрела на королеву, ища какой-нибудь намек, и она чуть повела глазами в сторону Нефритового Цветка, сидевшей от нее справа. Не очень понимаю, как у нее получалось сидеть так свободно с пристегнутым к спине длинным мечом, но я совершенно определенно чувствовала, что с этим же лишенным выражения лицом и пустыми глазами она слушает каждое слово.

Чтобы не рисковать, я решила на всякий случай вообще ничего не говорить, и остаток поездки прошел в молчании.

Расул не хотел заводить лимузин во двор, и я вспомнила, что Дианта тоже парковалась снаружи. Расул вышел придержать дверь для королевы, и первым вышел Андре, огляделся долгим взглядом, потом кивнул – опасности нет, королева может выйти. Расул стоял наготове, с винтовкой в руках, сканируя местность взглядом. И Андре был не менее бдителен.

Следом с заднего сиденья выскользнула Нефритовый Цветок, добавив к этим прожекторам свою пару глаз. Прикрывая королеву своими телами, они двинулись во двор. Следом с топором в руке вышел Зигеберт и подождал меня. Когда я встала рядом с ним на тротуаре, они с Вайбертом провели меня в открытые ворота, церемонясь куда меньше, чем прочие телохранители – с королевой.

Я уже видела королеву у себя дома, без охраны, если не считать Каталиадиса. Видела королеву у нее в кабинете под охраной только одного бойца. Наверное, до сих пор я не понимала, как важна безопасность для Софии-Анны, как опасна для нее власть. Интересно, от кого защищают ее все эти охранники? Кто хочет убить королеву Луизианы? Может быть, опасность угрожает всем правителям вампиров – а может быть, только Софии-Анне? Внезапно приглашение на осеннюю конференцию вампиров показалось мне куда более опасным, чем раньше.

Амелия стояла на круговой дорожке с тремя коллегами посреди освещенного двора. Кстати, никто из этих коллег не оказался каргой на метле. Один – совсем мальчишка – выглядел, как мормонский миссионер: черные брюки, белая рубашка, темный галстук, лакированные черные ботинки. А в центре круговой дорожки стоял велосипед, прислоненный к дереву. Может, этот мальчик и есть мормонский миссионер? На вид он вполне мог еще расти – так молодо он выглядел. Рядом с ним стояла высокая женщина лет под шестьдесят, но с телом, которое могло бы послужить рекламой тренажерам. Одежду ее составляли черная футболка, трикотажные брюки и босоножки, а в ушах болтались громадные кольца. Третья колдунья – примерно моего возраста, где-то в середине между двадцатью и тридцатью, мексиканка с круглыми щечками, красными губами и черными кудрями, невысокая, а изгибов у ее фигуры можно было насчитать больше, чем в букве S. Зигеберту она особенно понравилась (судя по оскалу), но она вампиров будто в упор не видела.

Амелию нашествие вампиров, быть может, и напугало, но она отлично справилась с ритуалом представления. Очевидно, королева уже назвалась раньше, чем я подошла.

– Ваше величество, – говорила Амелия, – это мои коллеги. – Она обвела их рукой, будто показывая автомобиль в телевизионной студии. – Боб Джессап, Пэтси Селлерс и Теренция Родригес – мы ее называем Терри.

Колдуны переглянулись, потом коротко кивнули в ответ на представление. Трудно было сказать, как восприняла королева этот недостаток почтительности – лицо ее осталось глянцево-гладким, – но она кивнула в ответ, и атмосфера осталась вполне терпимой.

– Мы как раз готовились провести реконструкцию, – продолжала Амелия. Говорила она уверенно, но я заметила, что руки у нее дрожат. И в мыслях у нее далеко не было той уверенности, что слышалась в голосе. Она снова гоняла в голове все подготовительные этапы, лихорадочно инвентаризуя все магическое барахло, тревожно оценивая своих компаньонов, успокаивая себя, что они вполне способны выполнить ритуал, и так далее. Амелия – перфекционистка, – запоздало поняла я.

Интересно, где сейчас Клодина. Может быть, увидела приближающихся вампиров и благоразумно спряталась в норку поглубже?

Пока я искала ее глазами, сердечная боль, которую я все время запихивала внутрь, вдруг охватила меня. Как бывало после смерти бабушки, когда я за каким-нибудь очень привычным занятием, вроде чистки зубов, вдруг ощущала, как накатывает на меня чернота. Не сразу смогла я овладеть собой и вернуться к реальности.

Это еще будет случаться какое-то время. Надо просто стиснуть зубы и перетерпеть.

Я заставила себя посмотреть на тех, кто был вокруг. Колдун и колдуньи заняли свои места. Боб уселся на пластиковый уличный стул, и я с пробуждающимся интересом увидела, как он вытащил какой-то порошок в герметичном пакетике размером с бутербродницу, а из нагрудного кармана извлек коробок спичек. Амелия устроилась наверху лестницы, ведущей в квартиру, Терри – на середине ее, а высокая старшая колдунья, Пэтси, уже стояла на галерее, глядя на нас.

– Если вы все хотите смотреть, здесь, пожалуй, будет лучше всего, – пригласила Амелия королеву и меня подняться по лестнице.

Охранники сгрудились в воротах, чтобы быть от магии как можно дальше, и даже Нефритовый Цветок вроде бы с уважением отнеслась к силе, которой сейчас предстояло вступить в действие, если не к людям, ее призывающим.

Естественно, Андре сопроводил королеву вверх по лестнице, но мне показалось, что плечи его несколько ссутулились, а энтузиазм приугас.

Мне приятно было отвлечься на что-то новое, а не пережевывать свои несчастья, и я с интересом стала слушать, что говорит Амелия. У нее был такой вид, будто ее ждут на пляже – в пляжный волейбол играть, а приходится вот описывать нам магическое заклятье, которое она собирается совершить.

– Мы поставили время за два часа до того, как я видела приезд Джейка, – сказала она. – Так что, быть может, придется увидеть много всякого скучного и к делу не относящегося. – Если это уж совсем надоест, я попробую поторопить события.

Вдруг мне явилась мысль, ослепившая меня своей простотой и ясностью. Я попрошу Амелию вернуться со мной в Бон-Темпс и повторить эту процедуру у меня во дворе. Так я узнаю, что случилось с бедняжкой Гладиолой. Сразу же мне стало намного лучше, и я заставила себя вернуться вниманием в здесь и сейчас.

– Начали! – крикнула Амелия и тут же стала нараспев произносить слова – кажется, по-латыни. Донеслись тихие отголоски с лестницы и со двора: это вступили ее напарники.

Мы не знали, чего ожидать, и речитатив стал через несколько минут просто утомлять. Я начала раздумывать, что сделает со мной королева, если очень уж заскучает.

Но тут в гостиную вошла моя кузина Хедли.

Я так ошалела, что чуть не заговорила с ней. Но, приглядевшись секунду, заметила, что на самом деле это не Хедли. Это была Хедли с виду, двигалась она как Хедли, но этот симулякр по цвету был размыт. Волосы у нее были не темными, а поблескивающей имитацией темного. Она шла, как… как окрашенная вода. Видно было, как переливается ее поверхность. Естественно, Хедли выглядела старше. И тверже тоже – с сардонической складкой у рта и скептическим прищуром.

Не замечая ничьего присутствия, реконструкция прошла к полуторному креслу, взяла фантомный пульт и включила телевизор. Я даже посмотрела невольно на экран, будто там что-то должны были показать. Естественно, ничего там не было.

Ощутив рядом с собой движение, я обернулась к королеве. Если я была потрясена, то она – возбуждена невероятно. Вообще я не думала раньше, что королева любила Хедли, но сейчас увидела, что так это и было. Насколько она вообще могла любить.

Хедли поглядывала время от времени в телевизор, крася ногти на ногах, отпивая кровь из воображаемого бокала, один раз позвонила по телефону. Мы ее не слышали. Мы только видели, да и то в ограниченных пределах. Предмет, за которым она тянулась, появлялся за миг перед тем, как рука его касалась, но не раньше, и потому был виден лишь тогда, когда она начинала им пользоваться. Когда она наклонилась заменить бокал с кровью на столе, и ее рука все еще держала бокал, мы видели бокал, стол с другими предметами и Хедли – все это в поблескивающей патине. Призрачный стол существовал поверх реального стола, который был почти там же, где стоял в ту ночь, и оттого становилось еще жутче. Когда Хедли отпустила бокал, и бокал, и стол исчезли сразу.

Я оглянулась на Андре. Он смотрел вытаращенными глазами, и более яркого выражения эмоций я у него на лице еще не видела. Королева горевала, я была заворожена и печальна, а он просто перепуган.

Еще через несколько минут Хедли, очевидно, услышала стук в дверь. (Она обернулась к двери с удивленным видом.) Хедли встала (фантомное кресло, сдвинутое дюйма на два вправо от настоящего, тут же исчезло) и пошла к двери. Прошла через мои кроссовки, оставленные сбоку от кресла.

Да, жуть. Все это было жутко, но глаз не отвести.

Очевидно, зрители во дворе увидели посетителя на внешней лестнице, потому что я услышала, как громко выругался один из Бертов – кажется, Вайберт. Когда Хедли открыла фантомную дверь, стоявшая на галерее Пэтси снаружи открыла реальную, чтобы нам было видно. По покрасневшей физиономии Амелии я поняла, что она об этом не подумала заранее.

У двери стоял (фантомный) Уолдо – вампир, который был при королеве уже много лет. За какое-то время до смерти он был сильно наказан, и кожа у него осталась сморщенной навеки. Поскольку он и до этого наказания был жутко тощим альбиносом, то в ту единственную ночь, когда мы виделись, выглядел ужасно. Сейчас, в виде водянистого призрака, он выглядел лучше. Честное слово, лучше.

Хедли удивилась, увидев его – настолько явно, что можно было прочесть по лицу. Потом на нем выразилось отвращение, но она отступила, пропуская гостя.

Пока она шла к столу за своим бокалом, Уолдо огляделся, будто высматривая, есть ли тут еще кто-нибудь. Импульс предупредить Хедли был так силен, что я едва сдержалась.

После некоторого разговора, которого мы, естественно, не услышали, Хедли пожала плечами и будто бы согласилась с каким-то планом. Очевидно, это была мысль, о которой рассказал мне Уолдо в ту ночь, когда сознался в убийстве Хедли. Он говорил, что это Хедли пришла в голову идея съездить на кладбище Сен-Луи поднять призрак вудуистки Мари Лаво, но, судя по тому, что мы сейчас видели, экскурсию предложил Уолдо.

– Что это у него в руке? – спросила Амелия едва слышно, и Пэтси с галереи вошла внутрь проверить.

– Брошюра, – так же тихо сообщила она Амелии. – О Мари Лаво.

Хедли глянула на наручные часы и что-то сказала Уолдо. Что-то не очень доброе, судя по выражению лица и тому, как резко она указала головой ему на дверь. Она явным образом говорила «нет».

И все же на следующую ночь она с ним поехала. Что же заставило ее передумать?

Хедли вернулась к себе в спальню, мы пошли за ней. Обернувшись, мы увидели, что Уолдо уходит из квартиры, положив по дороге брошюру на стол у двери.

Какой-то странный вуайеризм был в том, чтобы стоять в спальне Хедли в обществе королевы, Амелии и Андре и смотреть, как Хедли снимает халат и надевает весьма затейливое платье.

– Это платье было на ней на приеме в ночь перед свадьбой, – тихо сказала королева.

Платье было красное облегающее, с очень низким вырезом, украшенное красными блестками более темного оттенка, и к нему туфли крокодиловой кожи. Хедли хотела, чтобы королева поняла, кого сегодня теряет.

На наших глазах она прихорашивалась перед зеркалом, сначала причесалась так, потом иначе, долго выбирала помаду. Процессу уже не доставало новизны, и я думала насчет промотать вперед, но королева еще не насладилась зрелищем утраченной возлюбленной. Я уж точно не собиралась ей мешать, тем более что платит она.

Хедли повертелась перед трюмо туда-сюда, явно удовлетворенная зрелищем, и вдруг разразилась слезами.

– Бедная моя, – тихо сказала королева. – Прости меня, дорогая.

Я точно знала, что чувствовала Хедли, и впервые ощутила родство с моей кузиной, утраченное за годы разлуки. В этой реконструкции была восстановлена ночь перед свадьбой королевы, и Хедли предстояло идти на празднество, где парой будут королева и ее жених. На следующую же ночь ей предстоит присутствовать на свадьбе – так она думала. Она не знала, что будет к тому времени мертва – мертва окончательно.

– Кто-то идет! – сообщил колдун Боб.

Голос его донесся из открытых стеклянных дверей. В фантомном, призрачном мире, очевидно, прозвенел звонок, потому что Хедли подобралась, глянула в зеркало еще раз (прямо сквозь нас, поскольку перед ним стояли мы) и сосредоточилась. Идя вниз по лестнице, она уже привычно покачивала бедрами, а на губах ее играла холодная полуулыбка.

Она распахнула дверь. Поскольку колдунья Пэтси оставила реальную дверь открытой после «визита» Уолдо, нам это было видно. Джейк Перифой вошел в смокинге, выглядел он отлично, как и говорила Амелия. Я посмотрела на нее, когда он вошел в квартиру – она с сожалением окинула вервольфа взглядом.

Ему не очень нравилось, что его послали за королевиной любовницей, но он был слишком вежлив и слишком куртуазен, чтобы дать Хедли это понять. Он терпеливо подождал, пока она возьмет сумочку и последний раз пробежится щеткой по волосам, потом они оба вышли.

– Спускаются сюда, – сообщил Боб, и мы вышли из комнаты на ту сторону галереи, заглядывая через перила. Фантомы садились в блестящую машину и выезжали из двора. Там кончалась зона, накрытая заклинанием. Когда призрачный автомобиль проехал через ворота, они мигнули и исчезли рядом с группой вампиров, столпившихся у входа. Зигеберт и Вайберт смотрели суровыми вытаращенными глазами, Нефритовый Цветок выглядела сердитой, Расул – в каком-то приятном размышлении. Будто обдумывал, сколько всего расскажет теперь ребятам в караульной после смены.