Текст книги "Флаг в тумане"

Автор книги: Сэйте Мацумото

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

присмотрел палку, которую старуха использовала вместо засова, и решил, что она подходит для моих целей. Мгновенно схватив стоявшую у входа палку, я ударил Кику по голове».

Однако мог ли преступник, который замыслил убийство, надеяться на то, что подходящее орудие найдется у жертвы? Убийца, как правило, тщательно готовится к преступлению. В данном случае речь идет, как сказал прокурор, о детально разработанном замысле. Так что предположение об использовании Янагидой в качестве орудия преступления предмета из дома жертвы довольно неправдоподобно.

На допросе Янагида заявил: «Кику грохнулась на пол, а затем вскочила и яростно бросилась на меня, тогда я схватил палку правой рукой и ударил Кику по лбу и по лицу. Она снова упала со страшным криком и больше уже не двигалась». Эта картина убийства крайне туманна, настоящий преступник должен был рассказать обо всем точнее и подробнее. Вероятно, Янагида не знал точно, куда были нанесены удары, и, вспомнив из газет и журналов, что на лице были раны, сказал: «Ударил по лицу».

Почему Янагида Масао был столь неточен в деталях в момент признания? Об этом можно только догадываться. У Оцуки были свои предположения на этот счет. На допросе Янагида заявил: «Затем она вскочила и яростно бросилась на меня. Тогда я схватил палку правой рукой и ударил Кику по лбу и по лицу».

В газетных сообщениях перечислялись нанесенные жертве увечья. Про голову и лицо было сказано, а об ударе в грудь не упоминалось. Если Янагида знал о ранениях, полученных жертвой, из газетных публикаций, он, конечно, и не предполагал об увечье груди.

Этот удар преступник нанес жертве по одежде, и хотя сила его была незначительна, в результате все же сломалось третье ребро. При наружном осмотре понять это было нельзя. Оцуке прежде доводилось слышать от судебных медиков, что даже незначительные удары вызывают у пожилых людей переломы ребер. Так и в случае с Кику Ватанабэ перелом третьего ребра был обнаружен лишь при вскрытии. Вот почему в «признании» обязательно должны были оказаться слова о переломе третьего ребра. Поэтому, решил Оцука, в протоколе последующего допроса и появилась фраза: «Вспоминаю, что ударил также в грудь».

Затем следствие заявило, что ящики в шкафу жертвы выдвинуты и одежда, лежавшая в них, перерыта, потому что Масао Янагида, вытащив из шкафа свою долговую расписку, хотел представить случившееся как ограбление. Это утверждение покоилось на том предположении, что, кроме расписки, ничего не было похищено. Поэтому следствие утверждало, что Янагида не украл ничего, кроме своего долгового обязательства.

Однако установить, что похитили у Ватанабэ-сан было невозможно. Она жила отдельно от сына и невестки и была совершенно одинока.

Поскольку сумма похищенного неизвестна, то и неясно, имело ли место хищение. Но если никто, даже сын не знал, сколько наличных денег было у матери, то можно предположить, что ограбление все-таки произошло. Тот факт, что ящики шкафа выдвинуты, вызывает предположение, что подлинный преступник взял из них деньги и бежал. Это, кстати, подтверждает невиновность Янагиды. Подлинный преступник бежал буквально за несколько мгновений до прихода Янагиды.

Уйма материалов, перерытая Оцукой, неотвратимо вела к этим выводам. И все указанные обстоятельства свидетельствовали о невиновности Янагиды.

Эти выводы озадачили Оцуку.

Если бы он тогда вмешался в это дело, Янагида, возможно, был бы признан невиновным. Теперь, сопоставив все, Оцука был уверен в этом. «Если не вы, сэнсэй, то никто не спасет брата», – вспомнил он слова младшей сестры обвиняемого. Сердце у Оцуки ныло от запоздалого раскаяния: а все-таки, если бы я сам…

Киндзо Оцука сложил толстую кипу материалов дела и перетянул их бечевкой. Завтра он попросит Окумуру отправить их обратно на Кюсю. Оцука закрыл блокнот, испещренный пометками, подпер щеку рукой и, нахмурившись надолго задумался.

– Угрюмое у тебя лицо! – сказала Митико, посмотрев на Оцуку. – Даже смотреть на тебя с таким лицом не хочется. Ну, будь же повеселее.

– Прости, – с усмешкой извинился Оцука. – Постараюсь быть повеселее.

Вделанная в пол жаровня была покрыта роскошно расшитым одеялом. На столике стояла батарея бутылок сакэ, но Оцука так и не захмелел.

Это был дом, куда они всегда приходили. Хозяйка хорошо знала его, служанки тоже привыкли. С тех пор как в его жизни появилась Митико, он постоянно пользовался этим домом.

Оцука переоделся в домашний халат, и Митико сделала то же самое. И в доме, и за окнами царила настолько звонкая тишина, что Оцука как бы кожей чувствовал холодный воздух за окном. Служанка здесь являлась лишь по зову.

В соседней комнате веселились, слышался смех, звуки сямисэна и голос поющей женщины.

– Там веселье, – заметила Митико, беря в руки бутылочку сакэ. – А ну-ка, может, ты станешь хоть чуточку порадостнее?

– Попробую, – Оцука взялся за чашечку для сакэ. – Может, ты тоже споешь?

– Не заставляй меня! – Митико чуть покраснела и засмеялась.

– Ну, спой же! Я весь внимание.

– Это нечестно – так настаивать, – сердито посмотрела на него Митико. Глаза у нее были красивые, и она прекрасно сознавала, какое впечатление производит их взгляд.

Все-таки Митико запела. Голос у нее бы тонкий, пронзительный. Пока звучала песня, Оцука думал о своем.

– Ты не слушал, – укоризненно сказала Митико.

– Конечно, слушал. Я просто в восхищении, настолько это хорошо. Когда песня прекрасна, аплодисменты всегда следуют после паузы.

– Тебе виднее, – Митико налила себе сакэ и выпила.

– Не надо сердиться.

– Значит, даже встречаясь со мной, ты думаешь только о работе!

– Не думаю я о работе.

– Нет, это написано у тебя на лице, – настаивала Митико, – и на днях, когда мы с тобой встречались, было то же самое. Лицо озабоченное.

– Да нет же. Сегодня я наслаждаюсь встречей с тобой.

– Спасибо, весьма благодарна, но это не так. Скажи, а во время нашей предыдущей встречи ты думал все о том же? – Митико пристально посмотрела на Оцуку.

– Нет. Я размышляю о деле, которое не имеет ко мне отношения, – признался Оцука.

– Зачем же тебе им заниматься? Странно.

Действительно, зачем? К тому же Оцука с самого начала отказался от этого дела под благовидным предлогом. Сколько раз подобное случалось и раньше, но никогда еще он не унывал по таким пустякам.

И все-таки Оцука понимал причину своих терзаний. Она заключалась в том, что обвиняемый Янагида умер под арестом. Останься он жив, Оцука что-нибудь предпринял бы теперь. Поехал бы расследовать это дело на Кюсю или куда угодно. Но человек уже умер, и ему ничем не поможешь. Это тяжелым грузом легло на сердце.

– Пора бы в гольф поиграть, – сказал Оцука, покачав головой.

– Хорошо бы, – согласилась Митико.

– А то все сижу в конторе, не даю себе роздыха Ты поедешь со мной? – Оцука привлек к себе Митико.

– Поеду, – сказала она, прижимаясь к нему.

– А как дела в ресторане, позволяют?

– Дел хватает, но ради тебя я всегда готова поехать. Оцука погладил Митико по щеке.

Глава 6

Клерк Окумура положил на стол Оцуки визитную карточку, на которой значилось: «Кэйити Абэ, сотрудник журнала «Ронсо». Оцука поднял взгляд на Окумуру.

– Он пришел проконсультироваться. Я попросил его рассказать в общих чертах, в чем суть дела, но он ответил, что хочет поговорить непосредственно с вами, сэнсэй.

Оцука еще раз посмотрел на визитную карточку.

– Так что же это за дело – оно связано с журналом или личное?

– Сказал, что личное. Кстати, он журналист, так что не исключено, что это просто предлог, а на самом деле он ищет сюжет.

Адвокат в это утро бы в хорошем настроении. Будучи не в духе, он бы отказал, сославшись на занятость. К тому же он только что пришел на работу и ему не хотелось сразу же погружаться в дела Встреча с незнакомым молодым человеком представлялась неплохим поводом для того, чтобы заполнить образовавшийся вакуум.

– Пригласи, – сказал адвокат клерку.

Окумура вышел, а вместо него появился высокий молодой человек. С первого взгляда Оцука решил, что впечатление он производит весьма неплохое. Вообще говоря, Оцуке приходилось принимать за день более десятка людей. Некоторые из них производили очень хорошее впечатление, другие, наоборот, плохое. Оцука полагался на свою проницательность. Если посетитель не нравился ему, он старался побыстрее спровадить его. Но вошедший молодой человек не принадлежал к тому типу мерзавцев, к которому, по мнению Оцуки, относится большинство журналистов. Он был аккуратно одет, с открытым приветливым лицом.

– Сэнсэй? – Вошедший улыбнулся и сделал поклон. – Как я уже сказал вашему сотруднику, меня зовут Абэ, я из журнала «Ронсо».

– Присаживайтесь, – Оцука указал на стул, стоявший напротив него, и снова заглянул в лежавшую на столе визитную карточку.

– Вы пришли для консультации? – спросил Оцука, подняв глаза на посетителя.

– Да. Я очень хочу получить ваш совет по одному делу. Адвокат достал сигарету и не спеша закурил. Сизый дымок заструился в лучах утреннего солнца.

– Мой сотрудник сказал, что дело ваше не имеет отношения к журналу? – Оцука изучающе посмотрел на Абэ. У того было очень воодушевленное лицо, глаза блестели.

– С журналом это не связано, – ответил Абэ.

– Значит, это имеет непосредственное отношение к вам?

– Не знаю, можно ли так сказать… – Абэ несколько заколебался. – По правде говоря, это связано с одним моим знакомым.

– Вот как! – Оцука повернулся в вертящемся кресле и немного подался вперед. – Что ж, послушаем.

– Это дело… – Абэ вытащил из кармана блокнот и, заглядывая в него, начал, – связано с убийством одной старухи.

Эти слова поразили Оцуку. Кресло под ним заскрипело – он невольно переменил позу и машинально сунул в рот сигарету. Сощурившись, стал затягиваться, стараясь скрыть от посетителя испытанное им потрясение.

Оцука еще надеялся, что речь пойдет о чем-то другом, но с первых же слов молодого человека понял: это все-таки то самое убийство старухи на Кюсю.

Оцука не верил в фатальную роль случая, но сейчас, глядя на увлеченного своим рассказом молодого человека, ему пришлось поневоле ощутить странную силу обстоятельств.

Пока тот рассказывал, Оцука повторял про себя все, что усвоил из материалов дела. Да, его собственное расследование было более детальным, результаты более глубокими, и все-таки теперь, когда он слышал все это от живого человека, впечатление было куда более реальное и непосредственное.

– Таково основное содержание дела, – закончил Абэ. – Молодой учитель продолжал упорно настаивать на своей невиновности. Он подал апелляцию, но по прошествии нескольких месяцев умер в тюрьме. Есть один человек, который твердо верит в невиновность обвиняемого. Это его младшая сестра.

В этот момент глаза адвоката Оцуки впервые оживились.

– Не знаю, сэнсэй, сможете ли вы судить о деле на основании столь краткого изложения. Но я тоже верю в непричастность молодого учителя к убийству. Если вам нужны более подробные сведения, мы можем запросить их с места происшествия. Но все же, что думает сэнсэй по этому поводу?

Абэ напряженно всматривался в лицо Оцуки.

В соседней комнате звонил телефон, клерк и молодые юристы обменивались мнениями. Оцука сидел спокойно и как будто прислушивался к тому, что происходит за перегородкой. Абэ, следя за выражением лица адвоката, тоже стал слушать.

– Только на основании этого я не могу вынести никакого суждения, – наконец заговорил Оцука. Глаза его, устремленные на молодого человека, были спокойны.

– Вы правы, – Абэ чуть склонил голову, – я изложил лишь самую суть. Я и не думал, сэнсэй, что вы сможете высказать свое суждение только на основании этих данных. Но если вы проявите

интерес, я могу представить более полные материалы и тогда хотел бы снова просить вас о совете.

Оцука опять медлил с ответом. Сидел он все так же подавшись вперед, глаза устремлены куда-то в сторону.

Как раз в это время с улицы донесся какой-то гул. Он угасал постепенно, и, дождавшись тишины, Оцука ответил.

– Я не уверен, что займусь этим делом, – четко проговорил адвокат. – Подсудимый уже умер. Добиться повторного рассмотрения будет затруднительно.

– Однако, – энергично возразил Абэ, – жив подсудимый или умер, к существу вопроса отношения не имеет. Я убедительно прошу вас об этом ради оставшихся членов его семьи, ради тех, кто верит в его невиновность.

Лицо адвоката приобрело равнодушное выражение. Он притушил в пепельнице сигарету, поставил оба локтя на стол, сцепил пальцы и выставил вперед подбородок.

– Пожалуйста, на меня не рассчитывайте, – решительно отказал он.

– Однако, сэнсэй, разве вам не приходилось уже вести несколько процессов, где подозревались безвинные люди, и добиваться выяснения истины?

– Из того только, что в прошлом у меня были такие процессы, – усмехнулся адвокат, – еще не следует, что во всех уголовных делах фигурируют безвинные. Если, как вы говорите, подробнее изучить дело, то может оказаться, что предварительное заключение, сделанное полицией и прокурором, обоснованно.

– Но в конце концов, главное – выяснить истину в этом деле, если сэнсэй за него возьмется.

– Однако, – перебил Оцука, – ведь на этом процессе был адвокат?

– Был, – подтвердил Абэ, – но я бы сказал плохой. Провинциальный адвокат, к тому же назначенный судом. Вы, сэнсэй, и он – небо и земля. Если бы это дело попало к вам в руки, невиновность подсудимого, возможно, удалось бы доказать. Я верю, что подсудимый сказал правду.

Адвокат в очередной раз взглянул на лежавшую на столе визитную карточку, затем взял ее и аккуратно подвинул к краю стола.

– Во всяком случае, – на лице Оцуки появились явные признаки раздражения, – меня не интересует это дело. К тому же я в настоящий момент очень занят и отказываю почти во всех случаях, когда ко мне обращаются за консультацией. Поймите это.

– Наверно, я слишком примитивно все это изложил, – спокойно продолжил Абэ. – Мне кажется, если у вас будут более подробные материалы, это дело не оставит вас равнодушным. Вы позволите еще раз навестить вас для консультации?

– В этом нет необходимости, – тихо ответил Оцука. Голос у него был сдавленный и низкий. – Я уже несколько раз повторял вам, что не возьмусь за это дело. Извините, у вас еще что-нибудь есть ко мне? Я очень занят.

– Сэнсэй, – Абэ впервые в упор взглянул на Оцуку, – вам не приходилось раньше слышать об этом деле?

– Послушайте, – адвокат покраснел и бросил на Абэ ответный взгляд. – О чем вы говорите?

– Младшая сестра подсудимого упоминала, что приезжала к вам с Кюсю. Сэнсэй должен бы вкратце слышать эту историю.

– Не слышал я ее! – рассердившись, закричал Оцука. – Я помню женщину, о которой вы говорите. Я человек занятой. Она ушла, так и не рассказав мне ничего.

– Сестра подсудимого говорит, – продолжал Абэ, глядя на Оцуку, – что вы отказали потому, что у нее не хватило денег на гонорар.

Когда адвокат услышал эти слова, глаза у него загорелись гневом.

– Позвольте осведомиться, – спросил Оцука, – а кем вам приходится сестра подсудимого?

– Нас ничто не связывает, – заявил Абэ, – только чисто дружеские отношения. Ее огорчает, что вы с самого начала отказались выслушать, в чем дело. Если бы вы тогда согласились взять на себя защиту, брат ее, возможно, не умер в тюрьме, заклейменный грабителем и убийцей. Так она считает.

– Какие могут быть ко мне претензии? – адвокат попытался выдавить из себя улыбку. – Я имею полное право соглашаться или не соглашаться на ведение дела. Не знаю, какое впечатление создалось у вас и у младшей сестры подсудимого, но проблема заключалась не в деньгах, а в моей занятости. У меня не было времени даже на то, чтобы выслушать суть дела. Жаль, что она приехала так издалека, но поскольку предварительной договоренности с ней не было, мне ничего не оставалось, как отказать.

– Понятно, – Абэ убрал свои записи в карман. – Извините, что отнял у вас время. По правде сказать, я сегодня надеялся получить от вас консультацию, но, судя по вашему ответу, моей надежде не суждено сбыться.

– Скажите, – адвокат поднял глаза. – Эта девушка о чем-то вас просила?

– Нет, я по собственному усмотрению пришел к вам. Я очень сочувствую ей и поэтому хотел немного помочь. Впрочем, не скрою от вас, что, услышав эту историю, я заинтересовался. Жаль, что вы не согласились взяться за это дело, сэнсэй, но предупреждаю вас, я на этом не остановлюсь. Скоро я снова побеспокою вас своей просьбой.

– Прошу извинить, – Оцука приподнялся со стула и попрощался.

Молодой человек вышел из конторы. Оцука встал и поглядел в окно, голые ветви деревьев раскачивались под порывами ветра. Сюда, на эту улицу, солнечные лучи проникали редко, как на дно котлована. По тротуару, в сумраке, втягивая голову в плечи, двигались прохожие. Вот среди них появилась и фигура Кэйити Абэ.

Оцука увидел, как Абэ сунул руки в карманы пальто и зашагал прочь. Его длинные волосы развевались на ветру. Подняв руку, он остановил такси и, садясь в машину, снова обернулся в сторону конторы, но, естественно, не заметил стоящего за окном Оцуку. Такси тронулось с места, и вскоре его уже не было видно.

Оцука услышал за своей спиной шаги Окумуры. Адвокат вернулся за стол и стал слушать доклад клерка, но про себя твердил слова Абэ.

Оцука в достаточной мере изучил дело об убийстве старухи, чтобы убедиться, что в обвинении есть много слабых мест. Если продолжать знакомство с делом, можно обнаружить и другие доказательства невиновности обвиняемого. Исходя из своего многолетнего опыта, Оцука уже мог сказать, что против Янагиды выдвинуто ложное обвинение. Но сейчас Оцука чувствовал себя не вправе открывать все это впервые посетившему его журналисту.

Нельзя сказать, что, слушая Абэ, Оцуке не хотелось сообщить ему о невиновности Янагиды. Сдерживало его то, что он в свое время наотрез отказал помочь младшей сестре обвиняемого. К этому еще примешивалась проблема гонорара. Так или иначе осадок от всего этого был неприятным, и Оцука ощущал некоторое беспокойство.

Клерк Окумура доложил о сегодняшних делах, но Оцука слушал его доклад краем уха, как назойливое жужжание осенней мухи.

В тот вечер Абэ отправил письмо адвокату Р., живущему в городе К. на Кюсю. Имя его он узнал из газет, это был адвокат, назначенный судом по делу Янагиды.

Письмо содержало просьбу прислать на неделю материалы процесса по делу об убийстве старухи. Поскольку обвиняемый уже умер, дело закрыто, Абэ рассчитывал, с согласия адвоката Р., получить материалы. Работы в журнале было по горло, и, занимаясь ею, Абэ ждал ответа. Ответ пришел на пятый день. Это была просто открытка.

«Получил ваше письмо. Не знаю, зачем понадобилось вам дело, о котором вы просите, но оно уже закрыто в связи с кончиной обвиняемого. Как видно из содержания вашего письма, дело представляет какой-то интерес для вашего журнала, но я, к сожалению, не имею

права представить вам материалы суда. Однако могу сообщить следующее.

Месяц назад по просьбе одного юриста эти материалы были представлены токийскому адвокату Оцуке. Если вы хотите узнать об этом деле’ поподробнее, думаю, вам лучше обратиться к адвокату Оцуке».

У Абэ перехватило дыхание. Он думал, что Оцука был совершенно не заинтересован этим делом, а оказывается, тот потихоньку заполучил и прочитал судебные материалы. Во время встречи с Абэ Оцука ничем не выдал себя и только с безразличным видом курил сигарету.

Почему Оцука ни словом не обмолвился об этом? И подчеркнул, что с самого начала отказывался участвовать в процессе, а когда Абэ излагал суть дела, Оцука делал вид, что слышит все это впервые. Конечно, когда к нему явилась Кирико, Оцука не знал об этом деле, но затем специально обратился к адвокату на Кюсю и получил материалы. Это свидетельствует о том, что в нем проснулся интерес к этой истории.

Перед глазами молодого журналиста все еще стояло безразличное лицо Оцуки, его взгляд, устремленный куда-то в сторону. Тон разговора был весьма прохладный, и с самого начала адвокат был настроен к предложению Абэ отрицательно.

Абэ размышлял, – может, он сам вызвал отрицательную реакцию адвоката. Энергично влетел и потребовал консультации. Возможно, это было неучтиво по отношению к такому первоклассному адвокату, как Оцука, но все-таки почему же тот напустил на себя такой равнодушный вид?

Абэ решил еще раз зайти к Оцуке, показать ему открытку адвоката с Кюсю и потребовать объяснений на этот счет. Хотя такого человека, как Оцука, вряд ли можно захватить врасплох.

Абэ был завален работой в журнале, но лишь выдавалась свободная минутка, начинал строить различные предположения по поводу Оцуки.

Через день-другой Абэ позвонил в бар «Кайсо» и позвал к телефону Кирико.

В два часа дня он встретился с нею все в том же кафе. Кирико пришла раньше и уже ждала его. Абэ сел рядом, она подняла на него свой ясный взор и чуть улыбнулась ему, но в этой улыбке не было той радости, которую надеялся увидеть Абэ. Выражение ее лица было почти таким же, как и при первой встрече. С тех пор как она стала работать в баре, кое-что изменилось в ней, но эти перемены не затронули главного.

– Вы не устаете? – спросил Абэ, усевшись прямо напротив. – Нет, не очень, – ответила Кирико, потупя свои зеленоватые глаза.

– Сегодня вечером вы поздно освободитесь?

– Да, около двенадцати.

– Вы еще не привыкли к работе и, наверно, устаете. Как вы себя чувствуете?

– Ничего, – ответила Кирико, пожав узенькими плечиками.

– За это время я успел побывать у адвоката Оцуки.

Кирико быстро подняла опущенные глаза и внимательно посмотрела на Абэ.

– Все было так, как вы мне рассказывали. Адвокат Оцука заявил, что ничего не знает об этом деле. Я пошел к нему, чтобы попросить о консультации по этому поводу, но сколько я с ним ни беседовал, интереса он так и не проявил и сказал, что его это совершенно не волнует.

Кирико не спускала глаз с лица Абэ.

– Я думаю, это отговорка На самом деле у меня есть доказательство, что Оцука-сан тщательно изучил это дело.

– Как? – впервые тихо подала голос Кирико. – О чем вы говорите?

– Честно сказать, я отправил письмо адвокату Р. на Кюсю. Я хотел обратиться по этому делу к какому-нибудь адвокату здесь и попросил Р. прислать мне материалы судебного процесса. Он отказался это сделать, упомянув, что материалы суда уже запрашивал Оцука-сан.

Кирико от волнения сглотнула слюну. Она все так же продолжала глядеть на Абэ, но ее взгляд стал еще более жестким.

– Меня тоже поразил этот ответ. Но когда мы встретились с Оцу-кой, он и виду не показал, что ему все известно.

– Зачем же адвокат Оцу&а решил изучить дело? Как вы думаете?– спросила Кирико, пытаясь овладеть собой.

– Видимо, на него все-таки произвели впечатление ваши слова. Короче, адвокату стыдно, что он отказался участвовать в деле из-за малого гонорара.

– Ну, если так, – начала Кирико, удивленно раскрыв глаза, – то почему адвокат Оцука не рассказал вам, Абэ-сан, о том, что он изучил материалы?

– Вы правы, – кивнул Абэ, – я тоже много думал об этом. Могу только предполагать, но мне кажется, что Оцука-сан промолчал потому, что, возможно, докопался до сути дела.

В глазах Кирико читалось охватившее ее волнение.

– Короче, я думаю, – продолжал Абэ, – что адвокат Оцука обнаружил доказательства невиновности вашего брата. Оцука-сан такой человек, что если уж возьмется за дело, то доведет его до конца. Не сомневаюсь, – он что-то обнаружил. Читая те же судебные материалы, что и обычный адвокат, Оцука, конечно, может глубже вникнуть в суть дела. Вот почему я полагаю, что, получив от адвоката Р. документы, он обнаружил в них доказательства невиновности. Если бы

этого не произошло, он при встрече со мной повел бы себя иначе. Суд вынес решение о виновности обвиняемого, и если бы Оцука был с этим согласен, он выразил бы свое согласие с этим решением, но он не мог этого сделать и молчал, скрывая свою точку зрения, потому что выводы, к которым он пришел, изучая документы, противоположны выводам суда.

Абэ считал, что Кирико и без его объяснений понимает причины, по которым адвокат не рассказал ему о своем открытии.

Кирико наклонила голову и задумалась. Она будто окаменела, уставившись на кофейную чашку.

Абэ вспомнил, как нынешней весной Кирико в кафе не захотела даже разговаривать с ним. Теперь она снова на его глазах ожесточилась против кого-то, ожесточилась еще сильнее. Он даже немного побаивался ее.

Оцука вышел из купальни. Тело его, еще в капельках воды, порозовело. Не надевая теплое кимоно на вате, а просто в легком юката1 он подошел к окну. За окном в вечернем сумраке виднелся горный пейзаж Хаконэ. Отель, где он остановился, стоял на высоком месте, откуда внизу, в долине, виднелись огоньки рёкан – гостиниц в японском стиле. Огоньки эти мерцали в тумане. У подножия гор напротив тоже клубился туман. Мощные стволы криптомерии подернулись белой дымкой.

Туман становился все гуще. Наблюдая за этой картиной, Оцука вспомнил, как ему говорили, что туман «шипит». «Правда ли это?» – подумал Оцука. По извилистой дороге, спускающейся в долину, вверх и вниз, сверкая огнями фар, ползли машины.

Из купальни донесся плеск воды. Он понял, что сейчас выйдет Митико. Оцука все еще продолжал любоваться пейзажем, когда послышался шорох раздвижной перегородки.

– Смотри простудишься, – раздался позади голос Митико.

Оцука обернулся – Митико с раскрасневшимся лицом стояла рядом. В руках она держала теплое кимоно для Оцуки, которое и надела на него.

– На что ты смотришь?

– На туман, – коротко ответил Оцука. – Приходилось ли тебе слышать, что туман «шипит»?

– Хм-м, – Митико задумалась, усаживаясь перед трехстворчатым зеркалом, – не приходилось. А разве туман может «шипеть»?

Оцука промолчал. Прикурив сигарету, он уселся в плетеное кресло. И, лишь усевшись, почувствовал усталость от игры в гольф. Он не-вольно вздохнул, и Митико, подкрашивая губы, спросила:

– Устал?

– Устал, – Оцука протянул руку и стряхнул пепел.

– Ах, – коротко выдохнула Митико, – не говори так. Сегодня ты был в ударе.

– И тем не менее возраст сказывается, – засмеялся Оцука, – я быстро устаю.

– Но вот принял ванну, и усталость почти сняло.

– Когда человек не молод, усталость проходит не сразу. Тебе это еще незнакомо.

Оцука сбоку посматривал на прихорашивающуюся Митико. Кожа на ее шее, умащенная кремом, чуть поблескивала.

– Не пойму, что ты все о старости да о старости, – выпятив губки, Митико накрасила их и засмеялась. – Проиграл сегодня! – Она повернула к нему пахнущее косметикой лицо. Разговор о гольфе забавлял Митико.

– Ну да, сразу после того, как дал тебе фору.

– Какой-то ты сегодня странный, – искоса посмотрела на него Митико. – Мне мешал ветер. А то бы я тебе показала.

– Поиграешь с мое, так будешь учитывать и скорость ветра, и направление, – рассмеялся Оцука, а Митико тем временем подошла и села в кресло напротив, но, внезапно обратив внимание на босые ноги Оцуки, воскликнула: – Ногти отросли! – и кинулась к своему саквояжу.

Ее стройная фигурка хорошо смотрелась и в гостиничном кимоно. Присев на корточки у ног Оцуки, Митико расстелила бумагу и принялась стричь ногти.

– После купанья ногти мягкие, – пробормотала Митико. Оцука смотрел на ее распущенные волосы, еще влажные и сверкающие после ванны, возле мочек ушей они даже прилипли к коже.

Оцука снова глянул в окно. Сумерки сгущались, и сверкание огоньков в долине становилось все ярче.

– Надо бы хоть чего-нибудь поесть, я проголодался, – сказал Оцука.

– Я тоже, – отозвалась Митико. Она продолжала работу. На листке тонкой бумаги скопилась кучка стриженых ногтей.

– Чтобы спуститься в ресторан, надо переодеться в европейскую одежду. Это хлопотно.

– Закажи ужин в номер, – посоветовала Митико.

– Нет, пойдем в ресторан, – настоял Оцука. – В таком отеле все-таки лучше ужинать в ресторане.

– Ты предлагаешь спуститься? – удивилась Митико. По прошлому опыту – им случалось и прежде останавливаться в гостинцах – она знала, что Оцука неохотно выходил из номера.

Оцука встал, и Митико помогла ему облачиться в европейский костюм. Затем оделась сама.

В этом первоклассном отеле был роскошный ресторан. За окнами уже стемнело, а здесь все сверкало огнями. Было самое время ужина. Официант с трудом разыскал им столик. Митико просмотрела меню и сделала заказ. Оцука, чтобы не ломать себе голову, заказал то же, что и Митико.

По соседству сидели иностранцы, они шумно переговаривались и смеялись.

Митико посмотрела на Оцуку.

– Когда ты завтра возвращаешься в Токио?

– Та-ак, – Оцука задумался, – хорошо бы вернуться к полудню.

– Славно, – сказала Митико, – значит, можно не торопиться.

Молодая женщина как бы невзначай поглядывала на расположившихся рядом иностранцев. Лицо ее казалось особенно прелестным в ярких огнях ресторана. Она обращала на себя внимание даже в гуще толпы на Гиндзе. К тому же в этот вечер Митико ощущала прилив бодрости. Наконец-то она вырвалась из Токио. Может, именно поэтому ее охватила обычно несвойственная ей словоохотливость. Она неустанно щебетала о чем-то, ее красивые губы все время шевелились.

Именно тогда это и произошло. Один из официантов неслышно подошел к Митико и, наклонившись над ее ухом, что-то прошептал. Митико остолбенела. Рука, державшая вилку, замерла на мгновение. Впрочем, Митико тут же кивнула и отпустила официанта.

– Что случилось? – спросил ее Оцука, сидевший прямо напротив.

– Приехал человек из моего ресторана, – ровным голосом ответила Митико.

– Человек из твоего ресторана? – тоже удивился Оцука. – Из Токио?

– Видимо, так. Досадно… так неожиданно, – Митико нахмурила брови.

– Наверно, какое-то срочное дело. Лучше пойти сразу.

– Да, – Митико встала, отодвинув стул. Выход был за спиной Оцуки. Он решил, что Митико вышла в вестибюль, и какое-то время продолжал ужинать, затем вдруг обернулся. Митико стояла у выхода, возле роскошного панно, и разговаривала с каким-то молодым человеком, высокого роста, лет двадцати четырехч– двадцати пяти. Он что-то тихо говорил Митико, выражение лица у него-было серьезное, сосредоточенное. Лица Митико не было видно, но в фигуре ее чувствовалась какая-то напряженность.

Вдруг молодой человек посмотрел в сторону Оцуки. Глаза их встретились, и он вежливо поклонился адвокату.

Молодой человек и Митико перебросились еще двумя-тремя словами, затем он подошел к Оцуке и снова поклонился.

Оцука тоже приподнялся, сняв с груди салфетку. Подошла Митико и представила молодого человека.

– Это наш метрдотель, Сугиура.

– Так-так, – Оцука выпрямился и улыбнулся. – Прошу вас за стол.

– Благодарю вас, – снова наклонил голову метрдотель. Это был большеглазый, с тонко очерченным лицом молодой человек в щеголеватом европейском костюме. – Вынужден отказаться, так как надо спешить, – и он еще раз учтиво поклонился Оцуке.