Текст книги "Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть"

Автор книги: Сесил Дей-Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Глава 15

В тот вечер Джорджия отправилась спать рано. Она знала, что не стоит мешать Найджелу, когда тот впадает в состояние глубокой сосредоточенности и смотрит сквозь нее, словно сквозь стекло. «Зря мы сюда приехали, – размышляла Джорджия, – если он не будет себя беречь, то с ним случится нервный срыв».

Найджел сидел за письменным столом в библиотеке гостиницы. Одной из примечательных особенностей его мозга была способность работать особенно интенсивно в гостиничных библиотеках. Перед ним лежало несколько листков бумаги. Найджел медленно начал писать…

«Лина Лоусон.

Могла ли достать яд?

Могла.

Могла ли отравить лекарство?

Могла.

Мотив?

а) Забота о Вайолетт и Филе: убрать Джорджа, который портил им жизнь. Вряд ли.

б) Ненависть к Д.Р., возникшая на почве романа с ним или после убийства Мартина Кернса. Нет, смешно. Лина была счастлива с Феликсом.

с) Деньги. Д.Р. оставил состояние жене и матери в равных долях, так что ей ничего не светило. К тому же оставлять было особенно нечего.

Л.Л. исключается.

Вайолетт Рэттери.

Могла ли достать яд?

Могла.

Могла ли отравить лекарство?

Могла.

Мотив?

Избавиться от Джорджа:

а) из-за Роды;

б) из-за Фила.

Ситуация с Филом разрешилась, к тому же Вайолетт терпела пятнадцать лет, с чего бы ей взбунтоваться? Если мотивом была ревность к Роде, она скорее отравила бы ее, а не Д.

В.Р. исключается.

Джеймс Гаррисон Карфакс.

Мог ли достать яд?

Мог (у него было больше возможностей, чем у всех остальных).

Мог ли отравить лекарство?

Едва ли. По свидетельству Фила, К. сразу поднялся в комнату миссис Рэттери. А по свидетельству Вайолетт, сразу спустился вниз, чтобы поговорить с ней. После ухода из дома Рэттери у него железное алиби.

Мотив?

Ревность. Однако, по его собственным словам, ему было бы проще пригрозить Джорджу разрывом партнерства.

К. исключается.

Этель Рэттери.

Могла ли достать яд?

Могла (хотя у нее меньше возможностей, чем у прочих, проникнуть в гараж).

Могла ли отравить лекарство?

Могла.

Мотив?

Семейная честь. Желание не допустить скандала. Умоляла Карфакса вмешаться, однако тот заявил, что готов дать Роде развод. Ее отношение к Вайолетт и Филу свидетельствует о безжалостности и стремлении к неограниченной власти».

Найджел внимательно изучил каждый из листков, затем разорвал их в мелкие клочки. А что, если… Он взял новый листок.

«А что, если между Вайолетт и Карфаксом роман? Интересная мысль, особенно если учесть, что они обеспечили друг другу алиби. Карфаксу проще всех достать яд, Вайолетт – отравить лекарство. Обманутые своими половинами, они могли на этой почве сойтись. Но почему бы просто не сбежать вместе? Ради чего пускаться во все тяжкие и травить Джорджа стрихнином?

Возможный ответ: если бы Джордж отказался развестись с Вайолетт, а Рода – с Карфаксом, Фил остался бы на попечении отца и бабки, а на это Вайолетт никогда бы не пошла. Похоже на правду. Наверное, следует более пристально присмотреться к Вайолетт и Карфаксу. Однако если не считать совпадением то, что отравление и неудавшаяся попытка Феликса пришлись на один и тот же день, то убийца должен был знать о планах Феликса или от Джорджа, или самостоятельно прочтя дневник. Едва ли Джордж рассказал бы о дневнике Вайолетт или Карфаксу; впрочем, В. могла и сама его обнаружить.

Итог: нельзя исключать сговор между Карфаксом и Вайолетт. Кстати, я никогда не встречал Карфакса в доме Рэттери, а ведь друг семьи и партнер Джорджа мог бы проявить большее участие к вдове. Но если им было что скрывать, возможно, Карфакс не хотел давать повод для сплетен? С другой стороны, он с самого начала вел себя уверенно и открыто, а его необычное отношение к разводу свидетельствует скорее о его искренности. Преступнику трудно изображать жалость к недавней жертве – гораздо труднее, чем просто придерживаться первоначального плана (алиби, сокрытие умысла и пр.). Предварительно склоняюсь к тому, что Карфакс непричастен к убийству.

Остаются Этель Рэттери и Феликс. Обвинить Феликса гораздо проще. Возможность, мотив, признание в намерении убить Джорджа. Однако что-то в дневнике заставляет меня усомниться в его виновности. Предположим – только предположим, – что Феликс подготовил запасной план, если убийство на реке сорвется. Хотя я не в состоянии поверить в подобное хладнокровие, допустим, так все и было. И все же нужно быть безумцем, чтобы, зная, что Джордж отослал дневник адвокатам, привести в действие вторую часть плана. Фактически это означает самому положить свою голову на плаху. А если Феликс подсыпал яд заранее, то теперь, понимая, что гибель Джорджа означает его собственный конец, он признался бы ему или нашел способ выкрасть склянку из столовой. Разумеется, если Феликс не собирался сделать себе харакири сразу после убийства. Но если ему было плевать на спасение собственной шкуры, зачем он так тщательно разрабатывал план убийства на реке, зачем нанял меня? Единственный возможный ответ: это не Феликс. Я не верю, что он убил Джорджа Рэттери, это противоречит логике и здравому смыслу.

Значит, Этель Рэттери. Страшная, страшная женщина. Способна ли она убить собственного сына? Я верю, что способна, но как это доказать? Убийство Джорджа вполне сообразуется с ее эгоистическим складом и буйным норовом. Она не пыталась пустить нас по ложному следу, хотя в этом и не было нужды, подозрение все равно пало бы на Кернса. Не пыталась создать себе алиби, а просто отравила лекарство и сидела сиднем на своей внушительной заднице, пока Джордж его пил. А после заявила Блаунту, что смерть Джорджа – несчастный случай. Господь всемогущий, вот кем она себя вообразила. Такая прямолинейность и презрение к другим людям вполне в характере Этель Рэттери. Однако достаточно ли это веский мотив? Когда дошло бы до дела, поступила бы она в соответствии с собственным девизом: «Убийство врага не может считаться преступлением»? Возможно, старина Шривенхем или какой-нибудь из его приятелей мне поможет, а пока…»

Найджел устало вздохнул, перечитал написанное, поморщился и поднес спичку к бумаге. Напольные часы в вестибюле издали надсадный хрип астматика и пробили полночь. Найджел поднял папку, в которой хранил копию дневника. Что-то привлекло его внимание на случайно открывшейся странице. Он застыл, затем принялся лихорадочно листать станицы, ища подтверждение своей догадки. Мимолетная мысль захватила его воображение. Так ночью, на грани сна и яви, рождаются великие стихи, которые наутро кажутся бредом.

Найджел решил отложить раздумья, сейчас он был не в состоянии докапываться до истины, на миг потрясшей его своей беспощадностью. Зевнув, он сунул папку под мышку и направился к двери библиотеки.

Повернув выключатель, Найджел открыл дверь и в кромешной тьме, держась рукой за стену, пошел вперед, на свет, горевший в соседнем вестибюле. Интересно, уснула ли Джорджия, подумал он, и в то же мгновение раздался свистящий звук, что-то мелькнуло и обрушилось сбоку ему на голову…

…На фоне черной бархатной портьеры вспыхивали и гасли яркие искры, настоящий фейерверк. Найджел равнодушно наблюдал за их мельтешением, ему хотелось отодвинуть портьеру, чтобы искры исчезли. Наконец они исчезли, однако черный занавес остался. Теперь ему нужно подойти ближе и отдернуть портьеру, но мешает доска, которую привязали к спине. Откуда она взялась? Не человек, а бутерброд. Найджел замер, пораженный собственным блестящим умозаключением. Затем двинулся вперед. Голову тут же пронзила боль, а искры заплясали еще быстрее. Он дал им дотанцевать и попытался задействовать мозг: нужно резко отжать защелку, и вся чертова конструкция разлетится на куски.

«Я не могу приблизиться к этому прекрасному черному бархату, потому… потому… потому что я не стою на ногах, а доска, которая привязана у меня к спине, никакая не доска, а пол. Разве можно привязать кого-то к полу? Весьма здравая мысль. Выходит, я на нем лежу. Уже хорошо. А почему я на нем лежу? Потому… потому… потому что меня ударили из-за этой портьеры. Чем-то весьма увесистым. Стало быть, я умер. Проблема… как там его… выживания решена. Жизнь после смерти. Я умер, но пребываю в сознании. Cogito, ergo sum[59]59
  Мыслю, следовательно, существую (лат.).


[Закрыть]. Следовательно, я выжил. Я один из огромного большинства. Или нет? О, как раскалывается голова! У мертвых болит голова? Мы так не договаривались. Значит, я жив. Я доказал это неопра… неопро… не важно, с помощью логики».

Найджел приложил ладонь к голове. Мокро. Кровь. Очень медленно он поднялся на ноги и нащупал выключатель. На миг яркий свет его ослепил. Он зажмурился, затем открыл глаза и осмотрел коридор. Пусто. Только старая клюшка для гольфа и папка на полу. Найджел почувствовал, что замерз, рубашка была расстегнута. Он застегнул ее, с трудом поднял клюшку и папку и побрел к лестнице.

– Это ты, дорогой? – окликнула его сонная Джорджия с кровати. – Ты что, играл в гольф?

– Вообще-то нет. Не в гольф и не в крикет. Мою голову использовали в качестве мишени.

Найджел глупо улыбнулся и движением, не лишенным изящества, рухнул на пол.

Глава 16

– Дорогой, тебе нельзя вставать.

– Определенно можно. Сегодня утром я собирался повидаться со стариной Шривенхемом.

– У тебя в голове дырка.

– С дыркой или без, я все равно повидаюсь со стариной Шривенхемом. Пусть принесут завтрак в номер. Машина будет в десять. А ты можешь поехать со мной, присмотреть, чтобы в горячке я не сорвал повязку с головы.

– Дорогой мой, – голос Джорджии дрогнул, – подумать только, я вечно пилила тебя, уговаривая подстричься! Если бы не твои густые волосы и твердый череп, ты вообще был бы мертв!

– Дорогая Джорджия, я люблю тебя сильнее прежнего, но я встану. Вчера ночью я только-только начал кое-что понимать, а тут этот тип заехал мне по голове клюшкой. Надеюсь, старина Шривенхем поможет мне разобраться… К тому же мне не помешает в ближайшие несколько часов побыть под защитой бывалого воина.

– Ты боишься, что он нападет снова? Кто он?

– Почем мне знать. Нет, снова он не нападет, по крайней мере, не при свете дня. Да и рубашка моя была расстегнута.

– Найджел, ты точно не бредишь?

– Точно.

Во время завтрака заглянул крайне взволнованный инспектор Блаунт.

– Ваша милая жена сказала, что вы не желаете оставаться в постели. Вы уверены, что оправились от…

– Уверен. От удара по голове я только расцвел. Кстати, вы обнаружили отпечатки?

– Нет, кожа на ручке слишком жесткая. Однако выяснилось кое-что странное.

– Что?

– Дверь из столовой на террасу оказалась не заперта, хотя официант клянется, что закрывал ее в десять часов вечера.

– Что ж тут странного? Тот, кто ударил меня по голове, должен быть как-то войти, а потом выйти.

– Но дверь была заперта! Думаете, у него есть сообщник?

– Он – или она – мог зайти внутрь заранее и где-нибудь затаиться.

– Возможно, но откуда он знал, что вы засидитесь в библиотеке допоздна, пока не потушат свет, чтобы напасть на вас в темноте?

– А ведь верно, – задумчиво произнес Найджел.

– Все указывает на Феликса Кернса.

– Вы можете объяснить, зачем Феликсу оплачивать услуги недешевого детектива и бить его по голове клюшкой для гольфа? – спросил Найджел, разглядывая тост. – Простите за грубость, но это называется гадить в собственном гнезде.

– Возможно – это только предположение, – именно сейчас ему потребовалось вывести вас из строя.

– Охотно верю, что эта мысль могла закрасться к нему в голову. Едва ли он просто решил отработать удар в темном коридоре, – поддел инспектора Найджел.

– Но и это не все, – продолжил Блаунт, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Видите ли, мистер Стрейнджуэйс, мы обнаружили отпечатки на ключе и на внутренней ручке, а также на внешней ручке и на стекле снаружи. Кто-то закрыл за собой дверь, одной рукой притянув ручку, другой опершись о стекло.

– А что тут удивительного?

– Дело в том, что отпечатки не принадлежат никому из замешанных в этом деле, а также никому из персонала гостиницы. А из постояльцев здесь сейчас только вы с женой.

Найджел рывком сел на постели, виски тут же пронзила боль.

– Значит, это не Феликс!

– Здесь и кроется загадка. Если Кернс хотел, чтобы мы думали, будто вас ударил кто-то пришлый, он мог открыть дверь, используя носовой платок, но кто тогда оставил отпечатки на оконном стекле снаружи?

– Только этого не хватало, – простонал Найджел. – Загадочный незнакомец, который появляется как раз тогда… впрочем, разбирайтесь с ним сами. А я пока навещу генерала Шривенхема…

Полчаса спустя Найджел и Джорджия уселись на заднее сиденье арендованного автомобиля. И именно в эту минуту горничная, которую задержали утренние изыскания инспектора Блаунта, вошла в комнату Фила Рэттери…

Около одиннадцати автомобиль остановился перед домом генерала Шривенхема. Дверь отворилась, и перед гостями предстал обширный вестибюль, полы и стены которого покрывали тигровые шкуры и прочие охотничьи трофеи. Даже привычная к опасностям Джорджия вздрогнула, когда со всех сторон на нее уставились разверстые пасти и оскаленные клыки.

– Наверняка слуги каждое утро полируют им зубы, – прошептала она мужу.

– Весьма вероятно. «Не могу видеть. Они умерли молодыми»[60]60
  Д. Уэбстер. «Герцогиня Мальфи».


[Закрыть].

Горничная открыла дверь налево. Оттуда доносились тихие, жалобные звуки клавикордов – кто-то неуверенно наигрывал баховскую прелюдию ре мажор. Казалось, что нежные, хрупкие звуки тонут в безмолвном реве тигров. Прелюдия завершилась на долгой дрожащей ноте, и невидимый пианист с усердием занялся фугой. Джорджия и Найджел замерли, очарованные. Наконец музыка стихла, и раздался голос:

– Кто? Что? Почему вы их не впустили? Разве можно держать гостей в коридоре?

В дверях возник пожилой джентльмен в бриджах, пиджаке с поясом и твидовой охотничьей шляпе.

– Восхищаетесь моими трофеями? – спросил хозяин дома, щуря старческие голубые глаза.

– И музыкой, – ответил Найджел. – Самая восхитительная из прелюдий, не правда ли?

– Рад это слышать. Я тоже так думаю, но я плохо разбираюсь в музыке. По правде сказать, я до сих пор не освоил клавикорды. Превосходный инструмент, купил его несколько месяцев назад. Словно феи танцуют, ну, вы понимаете, в духе Ариэля. Как вы сказали, ваше имя?

– Стрейнджуэйс. Найджел Стрейнджуэйс. А это моя жена.

Генерал пожал руки им обоим, бросив на Джорджию игривый взгляд. Джорджия улыбнулась ему, борясь с желанием спросить очаровательного старика, всегда ли он надевает твидовую шляпу, исполняя Баха. Шляпа казалась ей самым подходящим головным убором для игры на клавикордах.

– У нас есть рекомендательное письмо от Фрэнка Кернса.

– Кернс? Знаю такого. Бедный малый, его сынишку насмерть сбил автомобиль. Ужасная трагедия. Боюсь, несчастный после случившегося слегка повредился умом.

– Почему вы так решили?

– Недавно со мной произошла удивительная история. Невероятная! Каждый четверг я пью чай в Челтнеме, у Баннера. Смотрю кинокартину, потом ем шоколадные кексы – у Баннера лучшие кексы в Англии, советую вам непременно попробовать! Вечно объедаюсь как свинья. Так вот, в тот раз, могу поклясться, я заметил за столиком в углу Кернса. Худощавый, с бородкой. Кернс уехал месяца два назад и еще тогда, по-моему, начал отращивать бороду. Терпеть не могу растительность на лице. Знаю, бороды носят наши бравые моряки, однако британский флот не выигрывал морских сражений со времен Трафальгара. А посмотрите, что творится сейчас на Средиземном море!.. Так, о чем это я? А, Кернс. Я хотел заговорить с ним, но он шарахнулся от меня, он и его приятель, здоровый усатый тип, на вид грубиян. Так вот, Кернс – или малый, похожий на Кернса, – шарахнулся от меня, словно заяц, и потащил за собой приятеля. Я окликнул его по имени, он не отозвался, и тогда я сказал себе, должно быть, это вовсе не Кернс.

Потом я подумал, возможно, это Кернс, просто он потерял память, вроде тех людей, о которых передают по радио. Поэтому я и решил, что он малость повредился в уме. Кернс всегда был странноватым, но он не стал бы водиться с каким-то хамом.

– Помните, когда это случилось?

– Постойте, – генерал сверился с записной книжкой, – да, так и есть, двенадцатого августа.

Найджел обещал Феликсу не рассказывать генералу про Рэттери, но генерал, сам того не желая, перевел разговор на эту тему. Найджелу хотелось сполна насладиться сказочной атмосферой – настоящей кэрролловской страной чудес! – где отставной воин играет на клавикордах и ничуть не удивляется появлению в своем доме незнакомца с перевязанной головой и его знаменитой жены.

Генерал тем временем увлеченно беседовал с Джорджией о пернатых обитателях равнин Северной Бирмы. Найджел задумался, пытаясь соотнести странный эпизод, рассказанный генералом, со своими предыдущими умозаключениями. Впрочем, долго размышлять ему не позволили.

– Вижу, ваш муж недавно побывал в военной баталии, – заметил хозяин.

– Да, – ответил за Джорджию Найджел, осторожно ощупывая повязку. – Сказать по правде, один тип стукнул меня по голове клюшкой для гольфа.

– Клюшкой? Ничуть не удивлен. Кто только сегодня не играет в гольф! Всякая шушера. Впрочем, никогда не понимал гольф: бить по неподвижному мячу все равно что стрелять по сидящей птице. Не джентльменское это дело. Посмотрите на шотландцев, самый нецивилизованный народ в Европе, это ведь они придумали гольф. У них нет ни живописи, ни музыки, ни поэзии – Бернс не в счет, – только хаггис и карамель. Покажите мне, что нация ест, и я скажу, чего она стоит. Вот поло – совсем другое дело. Гольф – то же поло, если убрать сложность и азарт. Прозаическая версия поло. Шотландцы вообще все сводят к прозе, они умудрились даже переписать прозой псалмы! Вандалы, варвары! Держу пари, у того малого, который стукнул вас по голове, в жилах течет шотландская кровь. Впрочем, из них выходят превосходные воины, но это единственное, на что они годятся.

Найджел неохотно перевел разговор на другую тему. Он расследует дело Рэттери и хотел бы побольше узнать об их семейной истории. Сирил Рэттери погиб в Южной Африке. Возможно, генерал сведет его с кем-нибудь из знакомых?..

– Рэттери? То-то я подумал, не сын ли это Сирила, когда прочел об убийстве в газете. Что ж, не удивлен. Дурная кровь. Могу ли я предложить вам бокал шерри? Нет-нет, какое беспокойство! Я сам в это время всегда выпиваю бокал с печеньем.

Генерал вышел из комнаты и вернулся с графином и вазочкой. Оделив гостей угощением, он принялся за рассказ:

– Видите ли, с Сирилом Рэттери связан один скандал. Я удивился, что газеты не вытащили старую историю на свет, должно быть, кто-то позаботился замять это дело. В начале войны он сражался доблестно, но когда мы начали одолевать противника, что-то с ним случилось. Есть такие ребята, ни за что не признаются, что трусят, а трусят они отчаянно – впрочем, как и любой на их месте, – но в один прекрасный день ломаются. Я встречал его там, в самом начале, когда буры только учили нас воевать. Потрясающие ребята эти буры. Пусть я нелепый старый буян, но людей вижу насквозь, меня не проведешь. Сирил Рэттери был слишком хорош для армии. Ему следовало бы стать поэтом. Но даже тогда он казался мне – как сейчас говорят? Невротиком? Излишне чувствительным и неуравновешенным. И слишком совестливым. Кернс, к слову, такой же.

В общем, Сирила Рэттери с солдатами послали сжечь несколько ферм. Подробности мне неизвестны, вроде бы жители не успели сбежать и решили постоять за себя. Нескольких людей Сирила убили, остальные разъярились и, подавив сопротивление, подожгли фермы, не позаботясь выяснить, остался ли кто внутри. Оказалось, в огне заживо сгорела женщина с больным ребенком. На войне подобное случается сплошь и рядом, и мне это не по нраву. Сегодня мирных жителей бомбят без разбору, и я рад, что слишком стар и мне не приходится участвовать в этих мерзостях. Как бы то ни было, эта история Сирила доконала. Он приказал солдатам отступить. Не выполнил приказ. За что и был разжалован.

– Если верить старой миссис Рэттери, ее муж погиб в бою.

– Ничего подобного. Из-за того случая и позора – а он по-настоящему дорожил своей репутацией – Сирил вскоре совершенно утратил рассудок, и без того пошатнувшийся за время войны. Полагаю, что долго он не протянул и умер где-нибудь в сумасшедшем доме.

Они еще немного поболтали, затем Найджел и Джорджия неохотно расстались с приятным хозяином и сели в автомобиль. Пока они катились по низким холмам Котсуолдса, Найджел был погружен в раздумья. Теперь он видел всю картину целиком, и созерцание наполняло его сердце горечью. Хотелось вернуться в Лондон, подальше от этого проклятого дела…

Автомобиль остановился перед гостиницей. Вокруг царило непривычное оживление. У двери маячил полицейский, на лужайке толпились зеваки. От небольшой группы отделилась женщина и бросилась к ним. Светлые волосы Лины Лоусон растрепались от бега, в глазах застыла тревога.

– Слава богу, вы вернулись!

– Что случилось? – спросил Найджел. – Феликс…

– Не Феликс, Фил. Фил пропал.