Текст книги "Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть"

Автор книги: Сесил Дей-Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Глава 3

На следующее утро Найджел подошел к дому Рэттери. Полицейский у калитки флегматично наблюдал за автомобилем, который тщетно пытался выехать с опустевшей стоянки напротив.

– Доброе утро, – поздоровался с ним Найджел. – Это…

– …душераздирающе, не правда ли, сэр? – неожиданно произнес полицейский. Найджел не сразу сообразил, что замечание собеседника относится не к недавним событиям в доме, а к неуклюжим попыткам незадачливого водителя выехать со стоянки. Жители Севернбриджа славятся крестьянской прямотой и невозмутимостью.

Констебль ткнул пальцем в стоянку:

– Пять минут мается, бедолага. Душераздирающее зрелище, вот что я вам скажу.

Найджел согласился, что ситуация и впрямь плачевная, и спросил, может ли увидеть миссис Рэттери.

– Миссис Рэттери?

– Это ведь ее дом?

– Верно. Ужасная трагедия, правда, сэр? Видный горожанин. Только в прошлый четверг мы с ним…

– Да, верно, ужасная трагедия, однако мне хотелось бы увидеть миссис Рэттери.

– Друг семьи? – спросил констебль, заслоняя калитку мощным торсом.

– Не совсем, однако…

– Значит, репортер. Охлади свой пыл, сынок, – добавил полицейский другим тоном. – Приказ инспектора Блаунта. Велено никого…

– Инспектора Блаунта? Да это мой старинный приятель!

– Все вы так говорите, сынок. – Голос констебля звучал вежливо, но твердо.

– Скажите ему, что Найджел Стрейнджуэйс… хотя нет, лучше передайте карточку. Ставлю семь к одному, что он примет меня сейчас же.

– Я не азартен. Только дураки держат пари. Правда, я сам порой делаю ставки на скачках, но помяните мое слово…

Вяло поломавшись еще минут пять, констебль согласился передать карточку инспектору.

А Скотланд-Ярд тут как тут, рассуждал Найджел, ожидая приглашения. Забавно вновь столкнуться с Блаунтом. Вспомнилась последняя встреча с добродушным над вид, однако жестким, как кремень, шотландцем. Тогда Найджел был Персеем в «Андромеде» Джорджии, а Блаунт едва не сыграл роль морского чудища. Дело было в Чаткомбе, где легендарный летчик Фергюс О’Брайен задал Найджелу самую сложную задачку в его карьере.

Когда другой, не столь говорливый полицейский проводил его к инспектору Блаунту, тот восседал за столом с видом банкира, который намерен строго спросить с клиента за чрезмерные траты.

Лысина, пенсне в золотой оправе, гладко выбритое лицо и неброский темный костюм свидетельствовали о респектабельности и такте. Внешне инспектор Блаунт совсем не походил на безжалостного борца с преступным миром, каким его знал Найджел. К счастью, инспектор обладал чувством юмора – не грубоватым шотландским юморком, а ироничным и суховатым, словно выдержанный херес.

– Весьма удивлен увидеть вас здесь, мистер Стрейнджуэйс, – сказал инспектор, вставая из-за стола и протягивая руку жестом римского папы. – Как поживает ваша жена?

– Благодарю вас. Она приехала со мной. Всем кланом. Налетели, словно стервятники.

Инспектор Блаунт позволил себе слегка прищуриться.

– Стервятники? Только не говорите мне, мистер Стрейнджуэйс, что вы снова в строю.

– Боюсь, что так.

– Вот уж не думал. И судя по вашему виду, вам есть что мне рассказать.

Найджел никогда не позволял любви к дешевым эффектам мешать делу, но оставить за собой последнее слово – в таком удовольствии он решительно не мог себе отказать.

– Итак, это убийство, – промолвил он. – Не какое-то дешевое самоубийство, а настоящее преступление.

– Самоубийцы, – заметил Блаунт слегка поучительным тоном, – обычно не глотают бутылки вместе с ядом.

– Следовательно, орудие преступления пропало? Я был бы не прочь выслушать историю целиком. Мне почти ничего не известно о смерти Джорджа Рэттери, за исключением того, что Феликс Лейн – его настоящее имя Фрэнк Кернс, как вам наверняка известно, однако здесь его знают как Феликса, так что предлагаю в дальнейшем именовать его Феликсом Кернсом, – так вот, этот Кернс собирался убить Джорджа Рэттери, но утверждает, что у него ничего не вышло, а значит, убил бедолагу кто-то другой.

Инспектор принял удар с достоинством старого гвардейца. Он осторожно снял пенсне, подул на стеклышки, протер их и вновь водрузил пенсне на переносицу. Затем спросил:

– Феликс Кернс, говорите? Ах да, такой худощавый, с бородкой. Пишет детективные истории. Что ж, дело становится все интереснее.

Он взглянул на Найджела с легкой снисходительностью.

– Ну, кто начнет? – спросил тот.

– Выходит, вы в некотором смысле представляете интересы мистера Кернса? – произнес инспектор мягко, но решительно.

– Да. Разумеется, пока не доказана его вина.

– Хм, ясно. А вы, стало быть, убеждены в его невиновности. Полагаю, будет лучше, если вы первым откроете карты.

И Найджел рассказал ему историю Феликса. Когда он добрался до плана утопить Джорджа Рэттери, Блаунт не выдержал:

– Поверенные убитого только что нам звонили. Сказали, что располагают интересующей полицию информацией. Не сомневаюсь, речь идет о дневнике. Похоже, вашему… клиенту не поздоровится, мистер Стрейнджуэйс.

– Пока рано судить. Не думаю, что дневник опасен для Кернса.

– Что ж, они отправили дневник с посыльным, так что скоро мы все узнаем.

– Разумеется. Теперь ваша очередь.

Инспектор Блаунт взял со стола линейку и, прищурившись, посмотрел вдоль нее. Затем выпрямился в кресле и резко произнес:

– Джорджа Рэттери отравили стрихнином. Подробности будут после вскрытия, к обеду. Жертва отравления, миссис Рэттери, Лина Лоусон, старая миссис Рэттери, мать убитого, и его сын Филипп, совсем еще мальчишка, ужинали вместе. Ели одно и то же. Убитый и его мать пили виски, остальные – воду. Все, кроме отравленного, совершенно здоровы. Около четверти девятого они встали из-за стола, сначала женщины и мальчик, затем, спустя минуту, хозяин дома, чтобы снова сойтись в гостиной – за исключением Филиппа. Джордж Рэттери почувствовал острую боль через десять-пятнадцать минут. Бедные женщины ничем не могли ему помочь. Джорджу дали рвотное, но боль только усилилась – весьма грозный симптом. Послали за домашним врачом; к сожалению, того вызвали к пострадавшим в дорожной аварии, а пока искали другого, время было упущено. Доктор Кларксон прибыл около десяти – он принимал роды – и дал отравленному хлороформ, однако Рэттери уже ничто не могло спасти. Он умер спустя пять-десять минут. Не стану утомлять вас подробностями, но я уверен, что яд не подмешивали в еду или питье. В то же время симптомы отравления стрихнином проявляются не позже чем через час. Семья села ужинать в четверть восьмого, а значит, Рэттери не могли отравить перед ужином. Остаются те несколько минут, когда женщины ждали хозяина дома в гостиной.

– Кофе? Портвейн? Нет, только не портвейн. Его не пьют залпом, Рэттери наверняка заметил бы горечь и выплюнул яд.

– Согласен. Да и кофе в тот вечер они не пили, потому что горничная разбила кофейник.

– Остается самоубийство.

На лице инспектора Блаунта отразилось легкое нетерпение.

– Мой дорогой Стрейнджуэйс, самоубийца не станет принимать стрихнин перед тем, как присоединиться к собственному семейству в гостиной, чтобы они могли наблюдать действие яда. Кроме того, Коулсби не нашел склянку.

– Посуду, конечно, успели помыть?

– Только хрусталь и серебро, тарелки не тронули. Коулсби, местный полицейский, мог что-нибудь упустить. Я приехал утром…

– А вы знаете, что Кернс не возвращался в дом Рэттери после того, как покинул его утром?

– У вас и доказательства есть?

– Нет. – Вопрос застал Найджела врасплох. – Пока нет. Он сам рассказал мне, что после ссоры на реке Рэттери запретил ему переступать порог своего дома. Это легко проверить.

– Наверное, – осторожно ответил Блаунт, выбивая дробь по крышке стола. – Не мешало бы еще раз осмотреть столовую.

Глава 4

Мрачная столовая была заставлена громоздкой ореховой мебелью викторианских времен. Стол, стулья и громадный буфет явно предназначались для комнаты повместительнее и навевали мысли о плотной тяжелой пище и скучных застольных беседах. Впечатление дополняли тяжелые темно-красные шторы, потускневшие от времени бордовые обои и картины маслом на стенах. На одной лиса раздирала зайца (весьма натуралистично), на другой омары, крабы, угри, треска и лосось возлежали на мраморной плите. Были еще портреты предков, судя по виду, скончавшихся от апоплексического удара или заворота кишок.

– Обжорство требует покоя[52]52
  Герой перефразирует У. Водсворта, который пишет в «Предисловии к лирическим балладам»: «Поэзия возникает из переживаний, которые приходят на ум в покое».


[Закрыть], – пробормотал Найджел, инстинктивно ища глазами минеральную воду.

Инспектор Блаунт стоял над буфетом, задумчиво водя пальцем по деревянной столешнице.

– Взгляните сюда, мистер Стрейнджуэйс, – сказал он, показывая на липкий кружок, вероятно, оставленный донышком бутылки. Инспектор облизал палец. – Интересно…

Белым шелковым платком он тщательно вытер палец и позвонил. Спустя некоторое время явилась горничная в белоснежной старомодной наколке и крахмальных манжетах, очень чопорная и нелюбезная.

– Вы звонили, сэр? – осведомилась она.

– Звонил. Скажите, Энни…

– Мерритт. – Горничная поджала тонкие губы, не одобряя панибратства.

– Мерритт? Скажите, мисс Мерритт, откуда здесь пятно?

Продолжая упрямо смотреть в пол, горничная ответила:

– Это капли хозяина… бывшего хозяина.

– Хм. А куда делась склянка?

– Понятия не имею, сэр.

В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что в последний раз Мерритт видела склянку на буфете в субботу после обеда. Она затруднялась сказать, стояла ли она там после ужина.

– Он наливал лекарство в стакан или в ложку?

– В столовую ложку, сэр.

– А когда вы мыли посуду после ужина, вы ее видели?

Мерритт слегка опешила.

– Я посуду не мою, – ответила она с вызовом. – Я ее убираю.

– Вы убрали ложку, в которую ваш хозяин наливал лекарство? – терпеливо спросил Блаунт.

– Повторение – мать учения, – пробормотал Найджел.

– Да, сэр.

– Затем ложку кто-то вымыл?

– Да, сэр.

– Очень жаль. А теперь вы не попросите спуститься хозяйку?

– Старая миссис Рэттери нездорова, сэр.

– Мне хотелось бы… впрочем, возможно, это и к лучшему… Спросите мисс Лоусон, не уделит ли она мне несколько минут.

– Сразу видно, кто тут главный, – заметил Найджел, когда горничная вышла.

– Очень интересно. По вкусу жидкость напомнила мне микстуру, которую я когда-то принимал. Nux vomica, или рвотный орех.

– Nux vomica? – присвистнул Найджел. – Так вот почему Рэттери не почувствовал горечи. К тому же он задержался в столовой дольше остальных. Кажется, вы продвигаетесь в своем расследовании.

– А вы по-прежнему придерживаетесь версии самоубийства? – прищурился инспектор.

– Она не слишком правдоподобна, если в пузырьке действительно был яд. Но зачем убийце избавляться от пузырька? Зачем лишать себя возможности представить дело самоубийством?

– Вы же не станете спорить, что порой убийцы ведут себя очень странно.

– И тем не менее это снимает подозрения с Феликса Кернса. То есть…

Услышав шаги, Найджел замолчал. Вошедшая девушка казалась здесь столь же неуместной, сколь и желанной. Словно солнечный луч проник в окно тюремной камеры. Ее светлые волосы, белый льняной костюм и яркие губы бросали вызов всему, что воплощала собой эта столовая. Даже если бы Феликс не сказал ему, что она актриса, Найджел догадался бы по тому, как она помедлила на пороге и с какой заученной простотой приняла приглашение присесть.

Инспектор выразил соболезнования мисс Лоусон и ее сестре. Лина приняла их легким кивком – ей, как и Блаунту, явно не терпелось узнать разгадку тайны. А еще разгадка пугала ее, подумал Найджел, заметив, как пальцы девушки теребят пуговицу пиджака и как старательно она изображает безмятежность.

Блаунт задавал вопросы осторожно, заходя с разных сторон, словно ощупывал пациента, надеясь по его реакции определить источник боли. Да, Лина Лоусон находилась в комнате, когда ее зятя скрутил первый приступ. Нет, к счастью, Фила сразу после обеда отправили наверх. Что она делала в гостиной до прихода Джорджа? Сидела вместе со всеми, пока у Джорджа не начались боли. Затем миссис Рэттери послала ее за горчицей и водой, а потом она пыталась дозвониться до врача. Нет, Джордж ничего не говорил между приступами, просто тихо лежал, иногда забываясь сном.

– А во время приступа?

Лина опустила ресницы, однако недостаточно быстро, чтобы скрыть промелькнувший в глазах страх.

– Он ужасно стонал, жаловался на боль. Лежал на полу, свернувшись калачиком… Однажды я переехала кошку, и… Ах, не спрашивайте меня, я этого не вынесу!

Лина спрятала лицо в ладонях и всхлипнула. Блаунт отечески потрепал ее по плечу, но продолжал упрямо гнуть свое:

– Во время приступа он никого не упоминал? Не называл имен?

– Я… меня… я часто выходила.

– Послушайте, мисс Лоусон, глупо пытаться скрыть то, что слышали по меньшей мере еще двое. К тому же слова человека, который корчится от боли, нельзя принимать за чистую монету.

– Ну, хорошо, – сердито промолвила Лина. – Он говорил что-то о Феликсе, о мистере Лейне. «Это Лейн, он уже пытался». Что-то в таком роде. А еще он страшно бранился. Но это ничего не значит! Джордж ненавидел Феликса. Он был ослеплен болью. Вы не станете…

– Не расстраивайтесь, мисс Лоусон. Надеюсь, мистеру Стрейнджуэйсу удастся доказать его невиновность. – Блаунт потер подбородок и продолжил: – Скажите, мисс Лоусон, у мистера Рэттери были причины для самоубийства? Денежные проблемы? Неизлечимая болезнь? Говорят, он принимал лекарства.

На лице Лины отразилось изумление; казалось, она не находит слов для ответа.

– Самоубийство? Мы решили, что это отравление. Ума не приложу, зачем Джорджу…

Найджел предположил, что замешательство девушки вызвано не вопросом инспектора, а чем-то другим. Как выяснилось, интуиция его не подвела.

– Вам известно, что в состав микстуры, которую он принимал, входил рвотный орех?

– Нет.

– Принимал ли он лекарство после обеда?

Девушка наморщила брови.

– Не уверена.

Блаунт снял пенсне и нерешительно повертел его в руке.

– Видите ли, мисс Лоусон, я размышляю о той склянке. Она исчезла, и это меня печалит, потому что мы подозреваем – пока только подозреваем, – что склянка связана со смертью вашего зятя. Рвотный орех – яд группы стрихнина, и мистеру Рэттери, если бы он решил свести счеты с жизнью, достаточно было добавить в микстуру несколько капель. Однако тогда склянка никуда бы не исчезла!

Тщательно скрываемое волнение инспектора Блаунта выдавал усилившийся акцент уроженца Глазго. Лина, напротив, вела себя так, словно оправилась от потрясения или совесть ее была чиста.

– То есть, если бы пузырек не исчез, это указывало бы на самоубийство? – спросила она неуверенно.

– Не совсем, мисс Лоусон, – мягко вздохнул Блаунт, затем подался вперед и холодно промолвил: – Исчезновение пузырька заставляет меня подозревать, что это убийство.

– А, ясно, – облегченно протянула девушка.

– Вы не удивлены? – резко спросил Блаунт, слегка задетый ее безразличным тоном.

– А чего вы хотите? Чтобы я залилась слезами и упала вам на грудь?

Найджел, поймав растерянный взгляд инспектора, кисло улыбнулся. Ему нравилось видеть Блаунта сбитым с толку.

– Еще один вопрос, мисс Лоусон, – вступил в разговор Найджел. – Надеюсь, Феликс сказал вам, что я выступаю в его интересах… Вы не допускаете, что Феликс с самого начала замышлял убийство Джорджа Рэттери?

– Нет, нет! Это ложь! – Лина подняла руки, словно оттолкивая от себя неприятный вопрос. Затем страх на лице сменился удивлением. – Как вы сказали? С самого начала?

– С тех пор, как вы познакомились. До того, как приехали сюда, – ответил Найджел, и сам изрядно заинтригованный ее реакцией.

– Разумеется, не допускаю, – ответила Лина совершенно искренне и тут же прикусила губу. – Я имею в виду, что Феликс не убивал Джорджа. Я знаю, что не убивал.

– Вы были в машине Джорджа Рэттери, когда в прошлом январе он сбил на дороге мальчика, Мартина Кернса, – произнес Блаунт не без сочувствия.

– Господи, – прошептала Лина, – вы все-таки докопались до правды. – Она храбро встретила взгляд инспектора. – Я не виновата. Я пыталась остановить его, но куда там. Меня до сих пор преследуют кошмары, однако я не понимаю, при чем тут…

– Пожалуй, мы и так уже слишком задержали мисс Лоусон, – перебил ее Найджел.

Инспектор потер подбородок.

– Похоже, вы правы. Последний вопрос: у мистера Рэттери были недоброжелатели?

– Возможно. Он умел наживать врагов.

Когда девушка ушла, Блаунт сказал:

– Клянусь, она что-то знает о пропавшем пузырьке. И боится, что мистер Кернс причастен к убийству, хотя не осознает, что Феликс Лейн – отец мальчика, которого сбил Джордж Рэттери. Славная девушка, однако правды она не сказала. Ничего, сами разберемся. А зачем вы спросили, когда именно она заподозрила Феликса? По-моему, еще рано открывать карты.

Найджел выбросил в окно сигарету.

– Дело в том, что если Феликс не убивал Рэттери, мы имеем дело с поразительным совпадением: в тот самый день, когда он задумал убийство, Рэттери убил кто-то другой.

– Пожалуй, совпадение и впрямь редкостное, – скептически заметил Блаунт.

– Нет, постойте, я вовсе не отвергаю такой возможности. Если разрешить обезьянам играть с пишущей машинкой, спустя несколько веков одна из них напечатает сонеты Шекспира. Однако если Феликс непричастен к убийству, то придется предположить, что кто-то другой знал о его намерениях – либо из его дневника, либо со слов Джорджа.

– Кажется, я понимаю, к чему вы клоните. – В глазах Блаунта зажегся интерес.

– Представьте себе человека, обладающего таким знанием и желающего Джорджу смерти. Когда попытка Феликса провалилась, этот человек взял дело в свои руки. Он не сомневался, что подозрение падет на Феликса, но должен был действовать без промедления, пока тот не уехал из Севернбриджа. Первой в голову приходит Лина, они с Джорджем были в том автомобиле, что сбил мальчика. Однако ее искренность не вызывает подозрений, она не связывает Феликса Лейна с убитым ребенком. Следовательно, она не знает о дневнике, и мы можем со спокойной совестью исключить ее из списка подозреваемых. Если только предполагаемое и осуществленное убийства и впрямь не были чистым совпадением.

– Но почему, если мисс Лоусон не знает о дневнике, она так боится, что мы заподозрим Феликса?

– Чтобы ответить, нужно побольше выяснить об этом семействе. Вы заметили, как искренне Лина удивилась, когда я спросил ее, не допускает ли она, что Феликс замышлял убийство еще до приезда сюда? Похоже, ничего не зная о дневнике, она подозревает иной мотив, какую-то вражду между ним и Джорджем.

– Похоже на правду. Нужно расспросить членов семьи, не подозревают ли они Феликса, и посмотреть на их реакцию. Если кто-то хочет использовать его как прикрытие, мы сразу это поймем.

– И еще… Этот мальчик, Фил. Вы не против, если он поживет несколько дней в гостинице? Моя жена за ним присмотрит. Подобное испытание не для нежной детской психики.

– Не против. Я собирался задать мальчугану несколько вопросов, но это подождет.

– Хорошо. Тогда я поговорю с миссис Рэттери.

Глава 5

Когда вошел Найджел, Вайолетт Рэттери сидела за письменным столом и писала. Лина тоже была здесь. Найджел представился и объяснил цель своего визита.

– Разумеется, если у вас другие планы, вы вольны поступать, как знаете, но мальчик отлично ладит с мистером Лейном, да и моя жена будет рада оказаться полезной.

– Да-да, разумеется, благодарю, – произнесла Вайолетт рассеянно и неуверенным движением обернулась к Лине, которая стояла у окна в луче света. – Как ты думаешь, это будет правильно?

– Конечно, почему бы нет. Фила давно пора отсюда забрать, – ответила Лина равнодушно, не отводя глаз от окна.

– Да-да. Только что скажет Этель…

Алые губы Лины сложились в презрительную гримасу.

– Дорогая моя Вай! – воскликнула она. – Прекрати жить чужим умом! В конце концов, чей это сын? Можно подумать, ты здесь прислуга. Хватит позволять матери Джорджа тобой помыкать. Они превратили твою жизнь в ад… И нечего так на меня смотреть! Пришло время указать старой карге ее место. Если у тебя недостает духа постоять за собственного ребенка, так пойди и выпей яду!

Сильно напудренное лицо Вайолетт дрогнуло. Найджелу показалось, что она готова расплакаться. Многолетняя привычка подчиняться боролась с женской гордостью, которую пробудила сестра. Наконец бескровные губы упрямо сжались, в блеклых глазах зажегся огонек, и Вайолетт кивнула:

– Хорошо, я согласна. Благодарю вас за помощь, мистер Стрейнджуэйс.

И словно в ответ на молчаливый вызов, дверь распахнулась. Старая женщина в черном без стука вошла в комнату. Солнечный свет, лившийся из окна, будто замер у ее ног, повинуясь воле старухи.

– Я слышала голоса, – недовольно отчеканила резко.

– Мы разговаривали, – ответила Лина.

Дерзкий ответ совершенно не смутил старуху. Мгновение ее массивная фигура загораживала проход, затем она проковыляла к окну и опустила штору. Темнота – ее союзник, подумал Найджел, на свету она проигрывает.

– Ты меня удивляешь, Вайолетт, – промолвила старая миссис Рэттери. – Тело мужа еще не остыло, а ты настолько забыла уважение к этому дому, что подняла шторы.

– Но мама…

– Это я их подняла, – перебила Лина сестру. – И так все идет хуже некуда, не хватало еще сидеть в темноте.

– А ну-ка замолчи!

– И не подумаю. Если вы намерены и дальше унижать Вайолетт, как унижали ее вместе с Джорджем пятнадцать лет, дело ваше. Только позвольте напомнить, что вы здесь не хозяйка, и я не намерена терпеть ваши оскорбления. Делайте что хотите в своей комнате, но не мешайтесь под ногами, старая мегера!

Свет против Тьмы, Ормузд и Ариман, подумал Найджел, глядя на хрупкие плечи, подавшиеся вперед, на дерзко выгнутую, словно ятаган, шею девушки. Старуха замерла посреди комнаты столпом тьмы. Пусть выглядела Лина слегка вульгарно, зато в ней не было ничего нездорового, ничего грязного, она не отравляла комнату запахом камфоры и гнилой вонью устаревших приличий. «Пора мне вмешаться», – решил Найджел и громко сказал:

– Миссис Рэттери, мы с женой предложили вашей невестке, чтобы Фил немного пожил у нас.

– Кто этот молодой человек? – величественно изрекла старая леди, ничуть не обескураженная выпадом Лины.

Последовали объяснения.

– Рэттери никогда не оставляют поле боя. Я его не отпускаю. Фил никуда не пойдет, – заявила старуха.

Лина открыла рот, чтобы возразить, но Найджел жестом попросил ее не вмешиваться. Если Вайолетт не решится сейчас, то не решится никогда. Вайолетт бросила умоляющий взгляд на сестру и неуверенно взмахнула рукой, однако затем опущенные плечи распрямились, а в лице проступила отчаянная решимость.

– Я решила, что Фил пока поживет у Стрейнджуэйсов. Он еще слишком мал, – произнесла она твердо.

Мгновение старуха сверлила невестку пристальным взглядом, затем тяжело затопала к двери.

– Вы сговорились, – заявила она с металлом в голосе, остановившись на пороге. – Я очень недовольна твоим поведением, Вайолетт. Я уже привыкла к манерам уличной торговки, которые демонстрирует твоя сестра, но запах сточной канавы, из которой Джордж вытащил тебя пятнадцать лет назад, должен был бы давно выветриться.

Дверь захлопнулась. Лина показала непристойный жест в спину старухе. Вайолетт обессиленно рухнула в кресло. В воздухе оставалась висеть вонь камфоры. Найджел рассеянно смотрел вдаль, прокручивая в голове разыгравшуюся сцену. По правде говоря, миссис Рэттери испугала даже его. Господи, что за семейка! Какое окружение для чувствительного ребенка: бесконечные ссоры родителей и суровый матриарх рода, старуха, которая только и знает, что настраивать мальчика против собственной матери!..

– Где Фил? – спросил он резко.

– У себя, наверное, – ответила Вайолетт. – Это над нами. Вы хотите…

Найджел выскочил в коридор и помчался вверх по ступеням. Тусклый голос, доносившийся из-за двери справа, было невозможно не узнать, хотя теперь к металлу прибавились умоляющие нотки.

– Ты ведь не бросишь меня, Фил? Твой дедушка никогда бы не сбежал, он не был трусом. После того, как твой бедный отец скончался, ты единственный мужчина в доме.

– Уходи, я ненавижу тебя!

В детском голосе звучал слабый вызов, словно ребенок оборонялся от ужасного зверя, который подкрадывался все ближе и ближе. Усилием воли Найджел заставил себя замереть на пороге.

– Ты слишком взволнован, Фил, иначе никогда бы не стал так разговариваться с бабушкой. Разве ты не должен поддержать свою мать? Твоего отца отравили, ты понимаешь?

Голос миссис Рэттери, в котором слышались тяжелые, сладкие, словно вонь хлороформа, ноты, умолк. Из-за двери донесся всхлип – ребенок пытался сопротивляться анестезии. За спиной Найджела раздались шаги.

– Твоей матери нужна помощь. Полиция может выяснить, что всю неделю они ссорились с твоим отцом, и подумает, что она…

– Это уж слишком, – пробормотал Найджел, распахивая дверь.

Однако Вайолетт успела раньше. Словно фурия, влетела она в комнату сына. Старая миссис Рэттери стояла на коленях перед Филом, ее пальцы впились в его худенькие плечи. Вайолетт попыталась оттолкнуть старуху, но та стояла, словно скала. Тогда Вайолетт сбросила ее руку с плеча сына и встала между ними.

– Вы чудовище! Как вы смеете такое говорить?.. Все хорошо, Фил, не плачь. Я больше не позволю ей тебя обижать.

Найджел обвел глазами комнату: простая железная койка, старый кухонный столик, голый пол. Несомненно, отец воспитывал сына в спартанском духе. На столике лежал раскрытый альбом для марок. Захватанные детскими пальцами страницы промокли от слез. Найджелу стоило больших усилий, чтобы сдержаться – он не хотел раньше времени настроить старуху против себя. Миссис Рэттери все еще стояла на коленях.

– Не будете ли вы так любезны, мистер Стрейнджуэйс, помочь мне встать? – спросила она.

Даже в такой странной позе старуха излучала непоколебимое достоинство. Что за женщина, думал Найджел, помогая ей подняться.

Дело становилось захватывающе интересным.