Текст книги "Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств"
Автор книги: Сергей Волков
Соавторы: Вячеслав Рыбаков,Дарья Зарубина,Николай Романецкий,Игорь Минаков,Тим Скоренко,Владимир Васильев,Инна Кублицкая,Сергей Лифанов,Андрей Чертков,Шейла Кадар
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Глава восьмая
Когда все разошлись и Алек, посмеиваясь, выпустил меня из душа, я совершенно взмок от горячего пара, а от злости совершенно уверился в том, что Мозес – выживший из ума старикан, а его история – бред сумасшедшего. Но то, что я увидел, включив свет в своей комнате, заставило меня изменить мнение. У меня кто-то побывал и, судя по оставленным следам: вывернутым карманам брюк и пиджаков и разбросанной бумаге, – искал что-то небольшое. И я знал, что именно.
Это небольшое, белое, свернутое в несколько раз, лежало у меня в кармане. Я инстинктивно сжал в руке записку, совершенно забыв о том, что еще минуту назад принимал Мозеса за ненормального.
Я выскочил в коридор в надежде застать Мозеса у себя. В коридоре, поигрывая ключами, сидели его тюремщики. Старший с подозрением посмотрел на мое взволнованное лицо. Я вернулся в комнату с твердым решением все обдумать и, почти не раздеваясь, лег на кровать и мгновенно уснул.
Из постели меня вытащила Мила. Она барабанила в дверь до тех пор, пока я, с трудом разыскав в развороченных ящиках с бельем парные носки и наскоро одевшись, не выскочил из номера. Меб снова бесновался и даже пытался звонить по номеру «1», но, видимо, не дозвонился и поэтому рвал и метал в два раза сильнее обычного. Он выбился из сил только к обеду, и я наконец смог спокойно вернуться к обдумыванию происшедшего. Обыск в моей комнате не слишком взволновал меня – брать у меня было нечего, ибо все мое богатство заключалось в паре собственных костюмов, нескольких сменах белья и носков да неплохом бритвенном приборе, впрочем далеко не новом. Меня больше волновало то, что человек, рывшийся у меня в комнате в поисках записки Мозеса, если, конечно, я сделал правильный вывод о цели обыска, в отличие от меня самого давно определился с тем, верить ли в историю странного старика. Все это требовало мыслительных усилий, к которым я, признаться, был не слишком способен. И мозговая беспомощность эта усиливалась годами сериалов и рекламы, которые, как известно, не требуют от актера титанического умственного труда. Однако ситуация требовала принятия решения. Обдуманного, взвешенного решения.
Но сперва я решил заглянуть к Сневару. Алек, вынужденный обосноваться в конторе, сидел за столом и, в задумчивости сцепив пальцы в замок, наблюдал, как старшая Кайса делает уборку. Дверь была открыта, но я все равно пару раз постучал костяшками пальцев по косяку.
Алек поднял голову и радостно поднялся мне навстречу, в дружественном жесте протягивая вперед руки.
– Кайса, здесь достаточно чисто, дорогуша, – ласково обратился он к пышечке, отчего та залилась нежным девическим румянцем, поспешно собрала щетки и метелки и вышла.
– Извините, – пробормотал я. – Я на минуту, Алек. Просто хотел поблагодарить вас, что прикрыли меня сегодня в душевой. Эта шутка с курткой и приемником была не слишком удачной.
– Не отчаивайтесь, дружище. – Алек по-отечески похлопал меня по плечу. – Просто в деле розыгрышей вы еще новичок, но даже и профессионал не застрахован от неблагоприятного стечения обстоятельств. Но однако, наш неизвестный шутник заразил своей страстью к розыгрышам даже вас.
– В свою очередь могу сказать то же и о вас, – парировал я.
Сневар улыбнулся и погрозил мне пальцем.
– Так вот как вы платите за спасение репутации! – насмешливо пожурил он.
– Тогда не спешите записывать меня в инфицированные, – ответил я. – По правде говоря, Сневар, я не тороплюсь записываться в соратники к нашему шутнику, будь он даже самим Покойным Альпинистом.
– Судя по тому, как вы яростно отмежевываетесь от его проделок, я делаю простейший вывод: вам тоже досталось, – потирая переносицу, резюмировал Сневар.
– Увы, – ответил я, стараясь казаться веселым или, по крайней мере, не слишком сердитым. – Пока я сидел в засаде в ванной, этот призрак учинил кавардак в моем номере. Похоже, раз уж я тут за инспектора, мне решено было устроить что-то вроде обыска…
– И что, много напакостил? – сочувственно покачал головой Алек.
– Да нет, пошвырял вещи, бумагу по полу раскидал… Еще вот бумажки на дверь приклеивает…
– Да, досадно, – отозвался Сневар. – Раньше его шутки были значительно остроумнее… А вы так и не выяснили, кто это?
Я отрицательно покачал головой.
– Но вы не унывайте, Петер, – продолжал Алик. – Ведь ничего не пропало?
– Нет, – ответил я. – Только вот прибираться самому ужас как неохота, а на общее обсуждение выносить как-то не хочется.
– А вот это, дружище, как раз не проблема! – радостно воскликнул Алек и, жестом усадив меня в кресло, скрылся за дверью.
Он вернулся через пару минут, довольный и румяный, как Санта-Клаус, и, потирая руки, сообщил, что все улажено.
– Женщины, мой друг, – удовлетворенно сообщил он. – Женщины созданы, чтобы делать этот мир уютнее. Поэтому не будем им в этом мешать.
Мы перебрались к камину, и Алек открыл бутылку портвейна.
– Вы можете не беспокоиться, Петер, – заверил он меня, наполняя бокалы. – Кайса не только приберет в вашей комнате, но и, несмотря на очевидный недостаток ума, ничего об этом не расскажет. Потому как просто не видит ничего необычного ни в беспорядке, ни в его ликвидации.
Я был благодарен Сневару за услугу, поэтому честно осушил первый бокал, после чего попытался подняться и уйти. В голове моей вертелся Мозес и его необыкновенная история. Но Алек удержал меня за руку и тихо и печально попросил:
– Останьтесь, Петер. Посидим, выпьем немного. Возьмем небольшую паузу…
– Пожалуй, вы правы, – отозвался я. – То, что мне сейчас нужно, – это хорошая пауза.
Сневар иронически взглянул на меня и снова наполнил бокалы.
– Скажите, Алек, – вдруг, неожиданно для себя самого, спросил я, – а вы могли бы поверить в то, что вся эта история в отеле… с убийствами, пришельцами… роботами… что она действительно произошла?
Сневар непонимающе взглянул на меня, удивленно нахмурив белесые брови.
– Ну вот если представить, что все, что рассказывает этот настоящий Петер Глебски, правда? – попытался объяснить я.
– Пожалуй, не поверил бы. Прежде всего не поверил бы в то, что человек, будь он трижды честен с самим собой, способен написать о себе чистую правду. Поверьте мне, Петер, любой, даже самый искренний человек, описывая собственную персону, всегда постарается преподнести себя другим, в более выгодном свете. Поэтому если этот ваш Глебски якобы совершенно откровенно рассказывает о том, как он, извините, облажался, то из этого можно сделать один простой вывод: на деле он, скорее всего, поступил еще хуже и гаже. В инопланетян, впрочем, я тоже не слишком верю… Да и стоят ли веры пришельцы, если тот, настоящий, Мозес хотя бы немного напоминал нашего? Гадостный старикашка…
Я усмехнулся, соглашаясь. И Сневар задумчиво достал сигареты и закурил.
– Знаете, – добавил он, немного помолчав, – этот отель навевает на меня какую-то лирическую меланхолию. И горы вокруг, и эти снежные пространства. Кажется, если бы я был помоложе, как вы, например, я бы мог здесь быть удивительно счастлив… Чем старше становишься, тем сложнее, дружище, быть счастливым. Но в этом отеле есть что-то такое, что позволяет если не обрести покой, то хотя бы приблизиться к нему. А это уже, в определенном смысле, счастье…
Он мечтательно посмотрел в окно, на сиреневые отроги гор. А я вдруг заметил, что он старше, чем я предполагал. И от этого мне стало как-то неприятно и неуютно, настолько, что я даже закашлялся и отвел взгляд. Мне, по правде сказать, всегда неприятна людская откровенность в том случае, если в ней нет острой необходимости. Есть в ней что-то аморальное, неприличное. Для меня это всегда было чем-то вроде разговоров о болезнях. Они вполне приемлемы, если вы ведете их со своим лечащим врачом, но едва ли интересны человеку случайному, почти постороннему. Я не врач, не судья и не пастор, чтобы уметь выслушивать откровенности. Такая откровенность всегда требует откровенности в ответ. А я совершенно не желал в этот самый момент выворачивать себя наизнанку, отчего почувствовал к Алеку что-то вроде неприязни или досады, но Сневар смотрел в окно и, к счастью, не мог видеть выражения моего лица.
– Не знал, что вы такой неисправимый романтик, Алек!.. – раздалось вдруг у меня за плечом.
Я обернулся и увидел в дверях, как всегда доброжелательного и бесцеремонного, дю Барнстокра, за плечами которого виднелись крупная атлетическая фигура Олафа и взлохмаченная шевелюра Рона. В руках дю Барнстокра сияли три свеженькие нераспечатанные колоды.
– А мы тут с ребятами собирались в минуты отдыха душевного… – Дю Барнстокр помахал в воздухе картами. – Разрешите нашей компании присоединиться к вашей.
– Собственно, я уже соби… – начал было я, но дю Барнстокр продолжал:
– Наш уважаемый господин Андварафорс потребовал новой битвы, а дю Барнстокры никогда не отказываются от реванша. Присоединяйтесь, дружище! – провозгласил он, и компания принялась устраиваться, шумно передвигая кресла и стулья.
Алек изъявил желание присоединиться.
– О, ч… – чуть было не выругался я, когда в одном из повернутых от окна к столу кресел обнаружился дрессировщик.
Старик лежал в кресле, запрокинув голову на спинку и приоткрыв рот. Его сухонькая фигурка, съежившись, почти полностью ушла в большой, плохо скроенный пиджак, жесткий воротник которого теперь впивался старику в щеку.
– Что, очередная шутка Симонэ? – не оборачиваясь в мою сторону, поинтересовался Сневар. – Или это проделки нашего Альпиниста?
– Надеюсь, он жив? – настороженно произнес Олаф, осторожно склоняясь к лицу дрессировщика.
Старик не шевелился и не подавал признаков жизни. В этот момент скрипнула дверь, и в комнату медленно прошествовал Лель. От его длинной, влажной на концах шерсти пахло сигаретным дымом и снегом. Сенбернар неторопливо подошел к креслу и потянул старика за полу пиджака. Дрессировщик захрапел и пошевелился. Лель что есть силы дернул хозяина за рукав.
– Что, уже пора, старина? – не открывая глаз, поинтересовался старик.
– Добрый день, господин Ольгерт, – весело поприветствовал дю Барнстокр, видимо единственный, знавший старика по фамилии.
– Добрый день, Казик, – отозвался господин Ольгерт, открыв глаза и медленно поднеся к ним большие карманные часы. – И всем вам, господа! – добавил он, заметив остальных, пораженно уставившихся на воскресшего дрессировщика. – Собака! – взорвался господин Ольгерт, как только глаза его оказались на достаточном от циферблата часов расстоянии, тут же, видимо, забыв обо всех присутствующих. – Ты должен был разбудить меня десять минут назад!
Лель виновато опустил голову и снова потянул хозяина за рукав.
– И не надо делать вид, что ты все это время будил меня, маленький злодей. Нагулялся где-то, табачищем несет… И если этот наглый юнец снова будет угрожать мне увольнением…
И, не замечая больше никого и ничего, старик Ольгерт поплелся вслед за понурым Лелем и скрылся в дверях.
– Вот это фрукт! – отозвался Алек.
– С перспективами на овощ! – злорадно добавил Рон.
– Я провожу старика, а то он еще спросонок загремит откуда-нибудь, – пробормотал я и выскочил из комнаты.
Глава девятая
Я солгал. Я не собирался приглядывать за старым дрессировщиком. С этой задачей неплохо справлялся Лель. Поэтому я прямиком отправился наверх в свой номер, рассчитывая, что Кайса уже закончила наводить чистоту и я смогу спокойно выкурить сигарету и подумать.
На этаже было пусто и тихо. Поэтому я слегка удивился, уловив в номере Покойного Альпиниста странные, приглушенные звуки. Я прислушался и на этот раз услышал отчетливый, едва сдерживаемый смех. Я постучал.
Из-за двери показалась тонкая девичья рука, которая ухватила меня за пиджак и потянула. От неожиданности я влетел в номер и едва не упал, споткнувшись о тумбочку.
– Инспектор, – звонко прошептала она, – а вы уже знаете, что в душе видели Погибшего?
– Серьезно? – как ни в чем не бывало переспросил я, но Моник замахала руками и засмеялась. – Перестаньте, Глебски. Я же видела, как Сневар выпускал вас оттуда, когда все ушли. А вы, оказывается, шалун, а, инспектор? Или я могу звать вас Петером?
Моник чмокнула меня в щеку, а потом с размаху, по-мужски, хлопнула по плечу.
Я хотел было ответить, что она может звать меня, совершенно как ей вздумается, но Моник, видимо, не ждала ответов на свои вопросы, поэтому наклонилась и весело добавила:
– Возьмите меня в сообщники, Петер. Я уже была в комнате Симонэ и повалялась на его кровати. А вечером я зайду за вами, и мы будем шастать по коридору мокрыми ногами и воровать тапки. Вы видели, какие у дю Барнстокра смешные тапки?!
– Так это вы?! – с возмущением начал было я.
– Ч-ш-ш. – Моник прижала пальчик к губам, и огромные очки, закрывавшие половину ее лица, таинственно блеснули. – Мне пора. Ай да инспектор!..
И Моник выскочила в коридор, продолжая весело хихикать. Я переоделся и покинул отель – как раз в тот самый момент, когда невдалеке рявкнул Буцефал. Всего через мгновение из отеля мягкой пружинистой походкой вышел Андварафорс. Светловолосый викинг махнул мне рукой и легко, без всякого усилия побежал в ту сторону, куда скрылась верхом на верном Буцефале Моник.
Я окинул взглядом белоснежную, взрытую колесами равнину, далекую громаду Бутылочного Горла и тщетно попытался представить, что где-то там под снегом скрывается инопланетная станция. Что все эти годы таинственное доказательство того, что мы не одни во Вселенной, лежит здесь, на склоне Бутылочного Горла, скрытое от глаз. Темный и пустой остов чужеродного стального чудовища, и в его черной пустоте эхом отзывается грохот сходящих лавин. Глаза защипало от снежной белизны, и я отвернулся и взглянул на отель.
– Господин инспектор! – Я поднял голову и увидел Мозеса. – Влезайте! – грозным шепотом приказал он. – Есть разговор.
– Вы серьезно? – таким же громким шепотом ответил я. – Я же не альпинист. Тем более не погибший. И стать таковым не тороплюсь.
– Проклятие! – раскатисто прорычал Мозес со все возрастающим раздражением. – Высуньтесь в окошко вашей комнаты.
– Послушайте, Мозес, – начал я решительно, – я только что вышел. У меня масса дел…
Отчего-то мысль о новой встрече с Альбертом Мозесом совершенно не прельщала меня, так же как и мысль снова возвращаться в отель. По правде сказать, я до сих пор не мог найти в себе силы, чтобы наконец решиться: верить или не верить Мозесу. В его словах, в самом выражении его неприятного бульдожьего лица было что-то затравленное и болезненное, отчего его становилось жаль. И в эти моменты я был готов согласиться помочь ему, даже не веря в его историю. Помочь, если это могло хоть немного его утешить. Но порой его грубость, заносчивость и безапелляционность приводили меня в такое бешенство, что, даже и допускай я возможность, что все, что он рассказал, это правда, я и пальцем не шевельнул бы ради такого человека, как он. И я решил во что бы то ни стало настоять на своем.
– Инспектор, – прикрикнул из окна Мозес, – у меня нет такой массы дел, – язвительно добавил он, – но и времени на ваши капризы у меня тоже нет. Высуньтесь в окно вашей комнаты! Теперь вылезайте на парапет, – рявкнул он, когда я наконец показался из своего окна.
Я медлил,
– Ну? – произнес он, выставив вперед руку с растопыренными пальцами.
– Что? – опасливо переспросил я.
– Давайте полезайте! – рявкнул Мозес. – Вы что же, хотите, чтобы нас с вами заметили?
– Нет, – ответил я.
– Ну, так что ж вы стоите, Глебски, или как вас там?! Полезайте!
– Я?
– Да вы, вы! – рассвирепел Мозес. – Я-то уже здесь.
Видимо, на лице моем отразилось что-то такое, отчего он смягчился и еще раз тряхнул в воздухе протянутой рукой.
– Да не бойтесь вы, – добродушно проговорил он. – Даже несмотря на то, что вы так и не ответили, верите ли вы мне и согласны ли помочь, я не собираюсь выбрасывать вас из окна. По-моему, вполне достаточно бедняги Хинкуса. Ольга подхватит.
Откуда-то сверху вытянулась и ухватила меня за ворот длинная и тонкая женская рука и молниеносно втащила в комнату Мозеса. Ольга отряхнула свои изящные маленькие ручки и поправила безупречную прядь волос.
– Здравствуйте, инспектор, – нежно улыбнулась она. – Как я рада вас видеть. Вы так редко заходите к нам.
– Что делает вам честь, – добавил Мозес, саркастически хмыкнув.
– Так с Хинкусом… это вы? – спросил я.
– Почти, – уклонился от ответа Мозес. – Скорее, ваш полоумный режиссер. Не предупредил о том, что будут пугать по-серьезному. И Ольга немного перестаралась с лицедейством. Вот старичок и слетел с катушек.
– Что это у вас? – я заметил на ногах у Мозеса большие, похожие на коробки из-под обуви колодки, крепящие ноги к полу.
– Да так, придумка одна. Даже Ольга снять не может.
Ольга потупилась, продолжая ослепительно улыбаться, но Мозес, не обращая на нее внимания, снова заговорил:
– Сейчас речь не об этом. Он здесь.
– Кто? – машинально переспросил я.
– Чемпион! – рявкнул Мозес.
– Почему вы так решили?
– Вы ненаблюдательны, инспектор. Вы не заметили, что кнопка «1» на телефоне вашего Кревски уже давно отвечает, что шеф недоступен. А ведь Чемпион никогда не оставляет без присмотра сложные операции. Он, скорее всего, уже давно растворился здесь, в съемочной группе. Никто и не подумал сопоставить, когда, кто и с кем говорит по телефону. Зато теперь, когда ему нужно приглядывать за мной, да так, чтобы я его не вычислил, кнопка «1» и молчит. И в прошлый раз он тоже был здесь сам. Я это понял во время допросов у них. Он слишком хорошо знал, что произошло на самом деле. Знал такие подробности, которые мог знать только постоялец отеля.
– И вы его узнали?
– Нет, – горестно ответил Мозес. – За все это время мне не позволили ни разу увидеть Чемпиона. А с тех пор как нас взяли и погиб Луарвик, прошло уже двадцать три года. За это время человек может сильно измениться.
– Но ведь вы же видели его тогда в отеле. Неужели никто из съемочной группы не показался вам смутно знакомым? – недоумевал я.
– В том-то и дело, – сердито отмахнулся Мозес. – Мне тут весь актерский состав показался знакомым. Ваш режиссер хоть и полнейший бездарь, зато человек старательный и дотошный.
– Но вы все-таки уверены, что Чемпион в отеле? И именно среди главных героев фильма? – допытывался я, но Мозес только кряхтел, качал крупной головой и вытирал белоснежным платком пот с красной бычьей шеи.
Ольга прекрасным изваянием неподвижно стояла рядом и улыбалась, и от этой ее улыбки мне с каждой минутой становилось все неуютнее.
– Я ни в чем не уверен, к сожалению. Просто это было бы в его духе – явиться на кастинг и попробоваться на роль себя самого…
– Но тогда он, наоборот, не должен быть точной копией. Ведь вы же сами говорили, что за двадцать три года человек мог сильно измениться. Скажите, Мозес, а может быть, кто-то вам, наоборот, показался не слишком похожим?
– Пожалуй, все в той или иной мере не совсем похожи и одновременно такие же… – в задумчивости пробормотал Мозес. – Хотя… с теми технологиями, которыми я снабдил его, Чемпион мог сделать себе любую внешность…
– Ну тогда вариантов не так уж и много. Симонэ отпадает, – я яростно прикидывал в уме цифры и приметы, – двадцать три года назад ему было не больше десяти, а мне лишь слегка за двадцать, поэтому и я тоже. Олаф – не человек. Остаются Хинкус, дю Барнстокр и Сневар. За Хинкуса я ручаюсь. А вот фокусник и Алек… Алек подходит по возрасту, но настоящий Сневар умер прошлой зимой. Дю Барнстокру, проживавшему тогда вместе с вами в отеле, сейчас за девяносто. А при его телосложении шестьдесят, семьдесят – все едино. Но я едва ли смогу дать Казику больше семидесяти пяти, даже представив, что он знает секрет эликсира вечной молодости…
– Хватит, хватит! – Мозес замахал руками. – Я не заставляю вас играть в детектива. Мне нужно убраться отсюда. И если Чемпион здесь и следит за нами, это становится чертовски сложной задачей. Когда Хинкус упал, Ольга уже попыталась передать сообщение, она ведь оставалась одна на крыше. Станция сама по себе мощный усилитель сигнала, но наш маленький передатчик оказался слишком слаб. Здесь нужно нечто более мощное. Олаф нашел станцию, пометил маршрут, расчистил и разблокировал вход. Завтра на рассвете вы с ним пойдете туда и заберете более сильный передатчик.
– Вы все время повторяете, что за вами следят, но при этом говорите, что Андварафорс успел раскопать вход в станцию и этого никто не заметил… – сказал я, все еще не в силах справиться с подозрениями.
Однако Мозес, казалось, был готов к любым моим сомнениям, потому что ответил сразу, не задумываясь ни на секунду:
– Поймите, Петер, – Мозес снова отхлебнул из кружки, – здесь, в долине, они не могут следить за каждым шагом. Здесь все и всё на виду. Но поверьте мне, они знают, кто куда отлучался и когда возвратился. Они знают, что мне из отеля не выйти, поэтому затаились и ждут. Ждут, когда Олаф принесет мне передатчик. Кто знает, что они планируют сделать потом: сразу забрать его или позволить мне выйти на связь, а потом захватить тех, кто за мной прилетит? Но я не желаю ни того ни другого! И я хочу, чтобы вы и Олаф оставили негодяев с носом!
Видимо, все мои чувства относительно перспективы путешествия с Андварафорсом ясно отразились на моем лице, так как Мозес умоляюще произнес:
– Не надо делать такое лицо, инспектор. Он вам не соперник. Он всего лишь машина. Вы же не станете ревновать женщину к телевизору?
– Женщина в данном случае не в курсе, что это телевизор! – огрызнулся я.
– Инспектор, я прошу вас: на пару дней перестаньте изображать Отелло и помогите мне улететь. Я возьму с собой и Олафа, и Ольгу. Те, кто заберет меня, найдут способ уничтожить и остальных андроидов. И вы получите вашу даму. Просто помогите мне. Ведь вы поможете?
Я кивнул, и Мозес продолжил:
– Утром, в шесть часов, вы отправитесь к Бутылочному Горлу, к месту, где лыжня извивается небольшой восьмеркой. От нее бегите пятьдесят метров на северо-восток. Вы сразу заметите вход, как только дойдете до восьмерки. Вы ведь ходите на лыжах?
Я нехотя признался, что на лыжах хожу довольно посредственно, но Мозеса это совершенно не огорчило.
– Это не важно. Олаф прекрасно ходит на лыжах. Он отвлечет преследование, если таковое будет. Вы спуститесь внутрь станции…
– Постойте. А почему сам Олаф не может принести вам передатчик? – перебил я, чувствуя, как холодок пробегает у меня по спине. В одно мгновение мысль о том, что мне придется спускаться в чрево больше двадцати лет назад похороненной под снегом инопланетной станции, наполнила мою душу страхом. – Ведь он наверняка более вынослив и приспособлен к подобной работе. Вдруг там придется разбирать завалы?.. А там, должно быть, все разваливается!..
– Не паникуйте так, инспектор, – успокоительно пробасил Мозес. – Станция не представляет угрозы для вашей жизни. Как и для жизни любого другого человека, чего нельзя сказать о роботах. В результате аварии внутри образовалось некое… хм… поле… Нет, не поле, а что-то вроде… Впрочем, только не обижайтесь, я полагаю, вы все равно не поймете. Скажу проще: ни Ольга, ни Олаф не протянут внутри станции и двух минут. Зато вы можете там хоть поселиться, хотя я сомневаюсь, чтобы вас посетила подобная идея…
Я передернул плечами, отгоняя непрошеные видения заброшенных гулких коридоров станции. Мозес усмехнулся и снова отхлебнул из кружки.
– Я так и думал, – пробормотал он. – В общем, вы спуститесь и возьмете две вещи – маленькую красную коробочку и средних размеров металлический чемоданчик. Чемоданчик вы передадите Олафу – это всего лишь аккумулятор, но он будет хорошей приманкой для преследователей. А вот коробочку вы возьмете с собой. Спрячьте ее где-нибудь под одеждой. Запомните: красная коробочка размером чуть меньше вашей ладони. Слева вдоль корпуса тонкая оранжевая линия. Это и есть передатчик. Привезите его мне, Петер. От этого зависит не только моя жизнь…
Мозес многозначительно нахмурил брови, и я утвердительно кивнул в ответ.
– Как хорошо, что вы такой понятливый и чуткий человек, инспектор, – пробасил старик.
Ольга улыбнулась еще шире.
Когда я уже стоял на подоконнике, а госпожа Мозес готовилась спустить меня вниз, Мозес отхлебнул из кружки и, торжественно, словно космонавт перед полетом, взмахнув рукой, добавил:
– И не ищите Чемпиона. Не лезьте к этому, как его?.. Бардл… Дюбр… Остерегайтесь, но не ищите.