Текст книги "Марко Поло"

Автор книги: Сергей Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Так прошло семнадцать лет

Безусловно, заметки Марко Поло о китайских обычаях выглядят беспорядочно и неполно. За долгие годы он много где побывал. Например, некоторые его «командировки» длились по несколько месяцев, и он всегда внимательно приглядывался ко всему, что попадалось ему на глаза по дороге туда и обратно. Но увидеть всё, заметить всё и рассказать обо всём – это было просто невозможно. К тому же он не знал китайских иероглифов и не мог почерпнуть информацию из китайских источников.

Так в бесконечных поездках по стране он провел на службе у великого хана 17 лет. К сожалению, по каким точно делам ездил Марко Поло и по каким точно маршрутам, мы не знаем. В его книге каждому рассказу о том или ином месте дан заголовок, в котором это место называется, но нигде нет ни слова о том, откуда взят материал для рассказа. Понятно, что у читателя возникает масса вопросов, но при этом не нужно забывать, что Марко Поло описывал лишь то, что ему казалось важным, и у него – сына XIII века – были свой взгляд на вещи и свои интересы.

В любом случае он оставил человечеству драгоценный материал об Азии и о народах, ее населяющих. Как отмечает его биограф Генри Харт, «читая книгу Марко, мы постоянно дивимся зоркости его глаза, остроте его ума, точности его описаний – а ведь это был человек Средневековья, человек, не прошедший никакой специальной школы!»^{306}.

Он рассказывает о древнем обычае пользоваться вместо денег раковинами моллюсков каури, о крокодилах и способах их ловли, о лошадях без хвостов, о странном обычае юньнаньцев убивать своих гостей, чтобы их души поселились в доме и принесли в него счастье, о татуировках бирманцев и о многом-многом другом.

Тот факт, что Марко писал о Китае в основном по своим собственным наблюдениям, подтверждается его признанием, что из девяти провинций Манзи (то есть Южного Китая) он описал лишь три.

У Хубилай-хана была страсть к завоеваниям, а у Марко Поло – к путешествиям. Они нашли и прекрасно дополняли друг друга. Во всяком случае, рассказы венецианца были очень нужны великому хану для того, чтобы понимать, что творится в самых отдаленных уголках его империи. А Марко были очень нужны все эти «командировки», ведь он имел возможность утолять свою страсть за государственный счет.

Безусловно, Хубилай-хан привязался к молодому венецианцу. Впрочем, молодому ли? Ведь молодым он был, когда только приехал в Ханбалык. А теперь он повзрослел и сильно изменился. Постарел и великий хан, а старики во все времена и во всех странах не любят изменения.

Постарел и отец Марко Поло. Постарел и его дядя. Кстати, о том, что всё это время делали они, мы практически ничего не знаем. Наверное, они скучали на чужбине и очень хотели вернуться домой. И, наверное, в этом их взгляды на происходящее существенно отличались от того, что думал Марко. Ведь последнего никто не ждал в Венеции, и был он там никем. И наверняка, будь его воля, он так и жил бы себе при дворе Хубилай-хана, наслаждаясь полным соответствием своих желаний и своих возможностей.

Опасения венецианцев

У Генри Харта читаем: «Разъезды Марко по стране, выполняемые им правительственные поручения, его странствования в связи со своими собственными делами – всё это происходило теперь с гораздо большим размахом, чем в те дни, когда Марко только начинал свою службу у хана»^{307}.

Но годы шли, и двадцатилетний молодой человек давно уже превратился в крепкого мужчину – сильного физически, умного, уверенного в себе и многоопытного. «С тех пор как венецианцы приехали в Китай, минуло уже семнадцать лет, и они затосковали по родине. В конце концов, они были здесь все-таки чужеземцами, и при мысли, что им никогда больше не увидеть родной земли, в сердца их закрадывался страх. Всё чаще им снилась Венеция, и какие бы почести и богатства ни приносила им жизнь в Китае, Поло начали обдумывать планы возвращения в Италию»^{308}.

Впрочем, были и другие причины, которые заставляли венецианцев думать об отъезде из Китая, и они были куда более серьезными. На самом деле ностальгия – это всего лишь попытка сравнить наихудшее из настоящего с наилучшим из прошлого. И это вполне можно пережить. А вот то, что они пользовались покровительством и великими милостями Хубилай-хана и это просто не могло не вызывать по отношению к ним зависть и ненависть других приближенных Хубилая, это уже было гораздо важнее. И опаснее. Никколо и Маттео Поло прекрасно видели, как стареет и теряет силы великий Хубилай. Он родился в 1215 году, и теперь ему было «под восемьдесят». По тем временам это был весьма преклонный возраст, и венецианцы не могли не бояться того дня, когда великий объединитель Китая умрет. «Стоило их могущественному покровителю “вознестись вверх” на драконе, как они оказались бы перед лицом врагов безоружными, а их богатства почти неизбежно обрекли бы их на гибель»^{309}.

Подобные опасения были небезосновательны, ведь во все времена после смерти одного государя и до провозглашения нового начиналась междоусобная борьба за власть среди наследников. А как говорится, паны дерутся, а у холопов чубы трещат…

В случае с венецианцами это значило бы лишь одно: «…если бы Хубилай-хан умер, пайцзы – защита их жизни – перестали бы что-либо стоить»^{310}. Таким образом, «своевременное увольнение со службы у хана было вопросом жизни и смерти»^{311}. К сожалению, как совершенно справедливо отмечает Генри Харт, «покинуть китайский двор было гораздо труднее, чем приехать туда»^{312}.

Однажды Никколо Поло, заметив, что Хубилай пребывает в добром расположении духа, воспользовался случаем и попросил у него разрешения уехать. Он просил не только за себя, но и за своего сына с братом.

Оливье Жермен-Тома в связи с этим замечает: «Можно предположить, что желание уехать было более сильным у отца и дяди. Можно даже дойти до представления о том, что просьба Никколо, адресованная императору, не разделялась Марко. <…> Он вполне мог кончить свои дни в Китае»^{313}.

В любом случае, услышав такую просьбу, Хубилай-хан поинтересовался, по какой причине венецианцы хотят пуститься в столь долгий и опасный путь, во время которого они все могут погибнуть. Он сказал:

– Почему вы хотите умереть в пути? Скажите мне. Если вам нужно золото, я дам его намного больше, чем вы получите дома. Впрочем, как и всего иного, о чем вы только попросите…

Никколо Поло бросился на колени и воскликнул:

– То, о чем я говорю, не ради золота, а потому, что в моей стране у меня есть жена и по христианскому закону я не могу ее бросить, пока она жива.

Довод этот, прямо скажем, звучит странно, ведь происходил он от человека, который в свое первое путешествие, погнавшись за барышом, ушел на много лет, а возвратившись в Венецию и взяв новую жену, всего через два года оставил ее. Естественно, главная причина заключалась в другом: думать о возвращении в Венецию он начал «по соображениям личной безопасности – только после семнадцати лет жизни в богатстве и почете»^{314}.

Но, как бы то ни было, Хубилай-хан ответил ему так:

– Ни за что на свете я не хотел бы отпускать вас из своей страны, но в ее пределах я позволяю вам ехать, куда вы пожелаете.

Как написано в книге Марко Поло, венецианцев он «любил сильно, при себе хотел держать и об отъезде и слышать не желал»^{315}.

Но и это не объяснение. Скорее всего, Хубилай-хан прекрасно понимал, что окружающие увидят в их отъезде признак ослабления его власти, а этого он никак не мог допустить. А посему, сколько ни просили Поло его, великий хан каждый раз отвечал одно и то же. И наши венецианцы уже совсем было впали в отчаяние, но благосклонная судьба вдруг в очередной раз выручила их. И, надо сказать, в самый нужный момент.

По сути, это был счастливый случай…

Монгольская принцесса Кокачин

Этот счастливый для венецианцев случай заключался в следующем: у Аргуна (в некоторых источниках – Аргона), внучатого племянника Хубилая, умерла жена. Жену эту звали Болгана, и умерла она 7 апреля 1286 года.

Лоуренс Бергрин уточняет: «Аргон или Аргун, как его иногда называли, был “правителем Леванта”, западной державы, ненадежно присоединенной к империи монголов»^{316}.

Казалось бы, и в чем тут счастье, ведь умер человек? Но, как известно, величина всякого несчастья измеряется не его сутью, а тем, как оно отражается на конкретных людях. Так вот, для венецианцев счастье тут состояло в том, что «у персидских монголов существовал в то время странный обычай: хан, восходя на трон, брал в жены свою мать. Таким образом, покойная жена Аргуна хатун Болгана была в то же время ему и матерью»^{317}. А Хубилай-хан, ради сохранения стабильности в своей империи, готов был обеспечить преемственность и в этом далеком царстве. Тем более что, как объясняет нам в своей книге Марко Поло, царица на смертном ложе завещала, «чтобы наследницей ей и женою Аргона стала кто-либо из ее же рода»^{318}.

А раз так, то «выбрал Аргон трех своих князей Улятая [Улатая], Апуска [Апушка] да третьего Кожа [Коджа] и со многими провожатыми послал их великому хану за невестой из того же самого рода, как и его жена, что померла»^{319}.

Трое послов преодолели длинный и опасный путь ко двору Хубилай-хана, и тот принял их «с почетом, с весельями да пирами»^{320}. Затем был произведен выбор невест, и выбрали монгольскую принцессу Кокачин (или Кокечин). Послы утвердили этот выбор, объявив, что невеста им очень нравится. Марко Поло уверяет, что Кокачин была «семнадцати лет, красавица, приятная»^{321}.

А потом послы увидели Никколо, Маттео и Марко, «латинян – людей умных, и задумали они, чтобы братья шли с ними вместе за море. Пошли князья к великому хану и стали у него просить как милости, чтобы отослал он их домой морем, да снарядил бы с ними и трех латинян»^{322}.

Однако даже этот довод не сразу склонил Хубилай-хана отпустить венецианцев. Но в конце концов он согласился.

В тот момент всем было ясно, что Хубилай постарел и конец его близок. Нужно было торопиться. А посему Никколо, Маттео и Марко Поло сделали всё, чтобы уехать, не откладывая, на любых условиях. А хитрый Хубилай-хан обставил всё так, будто он отпускает своих приближенных не насовсем, а с очередным поручением.

Как бы то ни было, караван с невестой вышел из Ханбалыка и направился в Персию, «а там – из Китая казалось – и Венеция лежит совсем рядом…»^{323}.

Принцессе Кокачин в сопровождение снарядили посольство из шестисот человек. А еще было решено, что гораздо безопаснее будет добираться до места назначения морем.

Отметим, что уже наступил 1292 год и Марко Поло к тому времени был уже зрелым человеком – ему исполнилось 38 лет.

Глава девятая.
ПУТЬ НА РОДИНУ

Прощание с Хубилай-ханом

Перед самым отъездом венецианцев Хубилай-хан, продемонстрировав благородство, вручил им новые пайцзы, гарантировавшие путникам безопасность. Написано на них было, чтобы «всюду трех послов почитали и служили им, как самому владетелю, давали бы лошадей, продовольствие и провожатых»^{324}.

На самом деле у Хубилай-хана имелись свои планы на венецианцев: он решил превратить их поездку в международную миссию большой важности. «Он доверил им многое от своего имени – по-видимому, письма и другие личные вещи, а также поручения к римскому папе, к королю Франции, к королю Англии, к королю Испании и к другим коронованным особам христианского мира»^{325}.

Было снаряжено 14 судов. «На каждом судне было по четыре мачты, и зачастую они ходили под двенадцатью парусами»^{326}. Китайские паруса тогда делались из бамбуковых дощечек. Они были похожи на циновки и никогда не опускались. «На каждом корабле служили от двухсот до трехсот моряков»^{327}.

На прощание Хубилай-хан устроил у себя во дворце пышную церемонию.

Лоуренс Бергрин пишет: «На этой церемонии они последний раз видели Хубилай-хана. После двадцати лет, проведенных в дальних странах, начался долгий путь к дому; главное приключение их жизни приближалось к концу»^{328}.

Марко Поло рассказывает, что «пустились они в море, плыли три месяца и пристали к острову Ява, на юге. Много на том острове диковин. <…> Оттого острова туда, куда шли, плыли они по Индийскому океану осьмнадцать месяцев и много всяких диковин насмотрелись»^{329}. Судя по всему, плавание через океан оказалось трудным испытанием.

Как мы уже говорили, было 600 человек провожатых, но во время морского путешествия «перемерло много; всего только восемнадцать человек осталось в живых»^{330}. Умерли и персидские послы Улатай и Апушка (Апуска). Только один из послов по имени Коджа (Кожа) продолжил путь. Вероятно, причинами всех этих бедствий стали болезни, кораблекрушения и пираты, однако Марко Поло по своему обыкновению не вдается в объяснения.

Япония (Чипингу)

По какому же маршруту они плыли? Через какие моря проходили на долгом пути от Китая до Персии? Какие встречали на пути острова и страны? И прежде всего откуда и когда они вышли?

Считается, что они начали свое обратное путешествие в начале 1292 года и вышли из крупного торгового порта Зейтун. Чтобы было понятно: Зейтуном арабские и персидские мореходы называли порт города Цюаньчжоу, что находится ныне на западном материковом берегу Тайваньского пролива.

В связи с этим выглядит довольно странным тот факт, что Марко Поло описывает заход в Японию, которую он называет островом Чипингу (Чипунгу или Чипанго).

В книге Марко Поло сказано: «Остров Чипунгу на востоке, в открытом море; до него от материка тысяча пятьсот миль. Остров очень велик: жители белы, красивы и учтивы; они идолопоклонники, независимы, никому не подчиняются. Золота, скажу вам, у них великое обилие: чрезвычайно много его тут, и не вывозят его отсюда: с материка ни купцы, да и никто не приходит сюда, оттого-то золота у них, как я вам говорил, очень много»^{331}.

Далее Марко описывает диковинный дворец местного царя, крытый чистым золотом, рассказывает про обилие жемчуга и других драгоценных камней на острове. Но вот был ли он в Японии сам?

А. А. Бушков в одной из своих книг не скрывает иронии: «Это в Японии-то золотые рудники?! Впрочем, касаемо Японии Марко Поло не успел нагромоздить особенных баснословии. Разве что поведал очередную “правдивую” историю…»^{332} Ирония эта понятна, ведь рудник Садо Киндзан, долгое время бывший крупнейшим в Японии золотым прииском, начал работать лишь с начала XVII века, а другое крупное открытие золотых залежей (рудник Кономай) было сделано на Хоккайдо в 1915 году. Что же касается золотоносного месторождения близ Хисикари, считающегося сейчас одним из лучших золотых рудников в мире, то оно было обнаружено вообще лишь в 1982 году.

Так что ответ на вопрос, был ли Марко Поло в Японии, однозначен. Конечно, не был. Как мы уже говорили, Зейтун находился точно напротив острова Тайвань. То есть до Японии от него – 1350 километров на северо-восток. А это значит, что плыть нужно было в противоположную от главной цели их путешествия сторону…

Да, наш герой знал о существовании богатого острова Чипингу (Чипунгу или Чипанго), но по рассказам других людей.

Лоуренс Бергрин отмечает: «Хотя Марко и стал первым, познакомившим недоверчивого читателя с населением этого острова, его отчет полон неточностей, потому что сам он никогда там не бывал»^{333}.

Разделяя это мнение, Генри Харт констатирует: «Марко посвятил целую главу Японии. Сам он там не бывал, и его описание Японии, которую он называет Сипанго (или Чипингу), представляет собой смешение реальных фактов и вымысла – останавливаться на этом здесь нет нужды»^{334}.

К сожалению, в очередной раз мы здесь сталкиваемся с ситуацией, когда Марко Поло описывает какую-то страну живо и уверенно, однако в своем повествовании он ни разу не утверждает: «Я лично видел это».

И все же даже такое «смешение реальных фактов и вымысла» сыграло в свое время огромную роль, и вот что в связи с этим пишет академик В. И. Вернадский: «Созданная капризом истории легенда о Зипангу есть одна из тех форм человеческого мечтания о силе, счастье и могуществе, которые сыграли и, может быть, играют в истории научных исканий крупную роль. Они заставляют напрягать волю, подыматься мысль. Проходят поколения упорных стремлений, пока человек убеждается в призрачности сверкающей перед ним цели. Но попутно при этих исканиях делаются великие открытия, и под их влиянием, за их реальным содержанием более или менее быстро блекнет и теряется вызвавший эти открытия призрак.

Такую роль в астрономии играли гороскопы, в химии – искания философского камня и эликсира жизни, в физике – задания магии, в математике – задача квадратуры круга. Такую роль в открытиях географии играли различные причудливые легенды, одной из которых была легенда о Зипангу. Она получила в глазах европейцев нового времени большее значение, чем придавал ей Марко Поло, передававший преувеличенные рассказы о богатстве Японии, которые были распространены при дворе монгольских владык Китая, пытавшихся завоевать Зипангу.

За золотом Китая и Зипангу шел еще Колумб. За ним стремились все те испанские, английские, голландские, французские моряки и искатели приключений, которые подымались с юга в Тихий океан или пытались проникнуть в него с севера»^{335}.

* * *

Кстати сказать, стареющий Хубилай-хан, стремясь доказать, что он всё еще остается великим и могучим, попытался покорить Японию, и Марко Поло стал для нас единственным по тем временам источником информации об этом военном конфликте с японцами – малоизвестной, но могущественной островной нацией.

Первая попытка завоевания имела место в 1274 году, а вторая – в 1281 году. По словам Марко Поло, японцы были не менее свирепы, чем монголы, но при этом их защищало бурное море, которого монголы почти не знали.

Про первую попытку завоевания Японии Марко Поло пишет так: «Когда великому хану Кублаю <…> порассказали об этих богатствах, из-за них захотел он завладеть этим островом. Послал он сюда двух князей со множеством судов, с конным и пешим войском. Одного князя звали Абатан, а другого – Вонсаничин, были они и разумны, и храбры. Что же вам сказать?

Вышли они из Зайтона и Кинсая, пустились в море, доплыли до острова и высадились на берег. Захватили они много равнин да деревень, а городов и замков не успели еще взять, как случилось с ними вот какое несчастье; зависть была промеж них, и один другому не хотел помогать; подул раз сильный ветер с севера, и стала тут говорить рать, что следует уходить, не то все суда разобьются; сели на суда и вышли в море; не проплыли и четырех миль, как прибило их к небольшому острову; кто успел высадиться, спасся, а другие погибли тут же.

Высадилось на остров около тридцати тысяч человек, да и те думали, что погибли, и очень тосковали; сами уйти не могут, а уцелевшие суда уходят на родину»^{336}.

В действительности при первом нападении монголы разбили японские отряды на островах Цусима и Ики, а после этого они подошли к острову Кюсю и начали атаку, но тут начался сокрушительный шторм, и завоеватели вынуждены были отступить.

Что же касается тех воинов, что остались на острове, то они находились в полном отчаянии, ведь они прекрасно понимали, что им уже не вернуться на родину.

А о том, что было дальше, Марко Поло рассказывает так: «И так-то они поживали на том острове. Услышали царь большого острова и его подданные, что войско рассеяно и разбито, а кто спасся – на маленьком острове; услышали они это и обрадовались; как только море успокоилось, сели они на свои суда и прямо поплыли к маленькому острову; высадились на берег, с тем чтобы захватить всех, кто там. А те тридцать тысяч воинов увидели, что враг высадился на берег и сторожить суда никто не остался; как умные люди, пока враг шел захватывать их, прошли другою стороною, добрались до судов, да и забрали их. А так как суда никто не сторожил, то и нетрудно им было это сделать.

Что же вам еще сказать? Сели они на суда и от этого острова поплыли на другой. Высадились на берег со знаменами и значками тамошнего царя, да так и пошли к столице; народ видит свои знамена, по истинной правде, думает, что царское войско идет, и впускает врага в город. В городе оставались одни старики. Взял враг город, всех повыгнал, оставил себе только красивых жен. Вот так-то, как вы слышали, рать великого хана захватила этот город.

Узнал царь со своим народом, что город взят и дела пошли так, и жизнь стала ему не мила. Вернулся он на других судах к себе на остров, обложил город со всех сторон, и никому нельзя было ни взойти в город, ни выйти оттуда. Что же вам сказать? Семь месяцев держалась рать великого хана в том городе, днем и ночью ухищрялись воины известить великого хана о своем деле и ничего не могли поделать. Видят воины, что делать им нечего, и заключили мир с осаждавшими: спасая свою жизнь, сдались все»^{337}.

После этого Хубилай-хан отправил в Японию послов с требованием сдаться без боя и платить ему дань. Но японцы казнили всех послов, а затем, готовясь к худшему, послали на Кюсю самурайское войско. И самураи начали возводить на острове каменные стены на случай вторжения монголов.

В 1281 году новое войско Хубилай-хана, насчитывавшее около ста тысяч человек, вновь было посажено на корабли и отправлено на Кюсю. Оно находилось под командованием «трех военачальников: монгола Хинду, китайца Фан Вэнь-ху и корейца Хонг Тагу»^{338}.

Войско было разделено на две части, которые должны были позднее соединиться в одну армию. Но согласовать действия не удалось, и китайский флот опоздал к месту намеченной высадки десанта. Ждать было нельзя, и монголы с корейцами начали атаку.

Японцы мужественно отбивали их атаки, не пуская противника вглубь своей страны. Кровопролитная битва длилась целый день. А потом всё повторилось, как в первый раз: налетел страшный ураган и уничтожил около тысячи судов из невиданной по тем временам армады Хубилай-хана. Отметим, что этот ужасный шторм, вызванный тайфуном (разновидностью тропического циклона) и спасший Японию от завоевания, вошел в историю: японцы дали ему название «камикадзе», что значит «божественный ветер».

Эти две попытки Хубилай-хана ввести Японию в состав Монгольской империи оказались, пожалуй, самыми жестокими неудачами его царствования. Во все времена правители в подобных ситуациях начинали искать «козлов отпущения». Не стал исключением и великий Хубилай. И, разумеется, он их быстро нашел. Узнав о раздорах между своими военачальниками, он немедленно велел одному из них отрубить голову, а другого сослал на пустынный остров, оставив там умирать.

В 1283 году, вопреки мнению советников, Хубилай-хан начал готовить третье вторжение в Японию, но всеобщая оппозиция этому оказалась настолько сильной, что ему пришлось отказаться от своей затеи.

В целом же можно сказать, что поражения в Японии сильно ослабили авторитет Хубилай-хана. А от этого пострадала и вся его империя. По сути, «неудачные походы в Японию развеяли в Восточной Азии миф о непобедимости монголов»^{339}.