Текст книги "Оборотень"

Автор книги: Сергей Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

4.

За истекшие сутки интенсивность снегопада не уменьшилась ни на одну снежинку, белые хлопья все так же валили с обезумевших небес, надеясь погрести грешную землю под девственным покрывалом, дабы скрыть людские тайны, горести и страсти. Снег таял с неимоверной быстротой, сырость была повсюду, пахло мокрым лесом и плесенью. Тонны снега, упавшего на крышу, со страшной силой давили сверху; крыша дала течь, и теперь с четвертого этажа на третий и ниже в районе лестницы непрерывно струилась вода, образуя на каждой лестничной площадке обширные лужи мутной грязной воды. Первый этаж был частично залит водой, проникавшей сквозь наружные двери и окна, с трудом сдерживающими напор взбесившейся стихии. Полумрак, и до этого царивший в здании, еще больше сгустился, настроение людей, поднявшееся было вчера при вести о поимке убийцы, сегодня снова упало, словно показания барометра, замеченного мною в кабинете директора накануне. В довершение ко всему телефонная связь оказалась безнадежно нарушенной, и никакие попытки восстановить ее не принесли результата: видимо, на линии произошел обрыв. С телефоном прервалась и последняя ниточка, связывающая нас с внешним миром, мы оказались отрезанными от него, и наше положение в этот день и в дни последующие можно было сравнить лишь с положением горстки несчастных, внезапно оказавшихся на необитаемом острове. Правда, у нас были кров и пища, и этим мы выгодно отличались от Робинзона Крузо или, скажем, отшельника Оберлуса, и все же… все же на душе скребли кошки и выли голодные псы. Люди снова замкнулись, помрачнели, посуровели, но от прежней недоверчивости не осталось и следа – ведь преступник арестован и подозревать своего соседа в совершении убийства теперь нет никакого смысла! Знали бы они, что убийца все еще среди нас, в этом забытом Богом доме отдыха!.. Женщины поочередно собирали воду с лестничных клеток в ведра и тазы, приводя лестницу в благопристойный вид. Директор бездействовал и лишь порой бледной тенью проносился по этажам. От него за версту разило перегаром. Люди роптали, но относились к ситуации с пониманием: если даже и удастся отремонтировать автобус, то выбраться отсюда без вмешательства извне все равно нет никакой возможности. Они ждали конца светопреставления, но конца все не было…

До второго этажа мы с Мячиковым добрались вместе. Там наши пути разошлись: он зашел к директору, а я зашагал дальше по коридору, надеясь застать доктора у себя. Но надеждам моим не суждено было сбыться: доктор отсутствовал, а дверь его кабинета оказалась запертой. На какое-то мгновение я было растерялся, но тут же вспомнил про биллиардную и не откладывая направился туда.

Биллиардную я нашел быстро, хотя прежде никогда не бывал там: табачный дым валил оттуда, словно при пожаре. Я робко переступил порог и увидел следующую картину. Небольшое помещение, на редкость уютное и располагающее к отдыху, чего нельзя было сказать обо всем здании в целом, почти все было занято огромным биллиардным столом. Мягкий свет лился откуда-то сбоку, благотворно действуя на нервную систему. У стола расположились трое алтайцев с киями в руках; среди них был и тот долговязый верзила, которого я видел утром в столовой. Они сгрудились у дальнего конца стола и о чем-то вполголоса говорили. Шары в беспорядке раскатились по столу и находились в таком положении, видимо, уже давно. По крайней мере, пока я находился в биллиардной, никто из них ни разу не ударил по шару, мне даже пришло на ум, что они вообще играть не умеют. В самом дальнем углу, в потертом кресле, полулежал доктор и дремал. На глаза его была надвинута большая ковбойская шляпа. Ни дать ни взять, кадр из боевика о жизни суперменов Дикого Запада. Воздух был пропитан табаком и алкогольным перегаром.

Когда я вошел, эти трое оборвали разговор и настороженно уставились на меня, но последние три слова все же успели долететь до моего слуха – «этот болван Самсон». Самсон? Я мысленно пожал плечами. Это имя мне ничего не говорило. Наступившая тишина вывела из забытья дремавшего доктора. Он с трудом поднялся, сдвинул шляпу на затылок, обвел помещение мутным взглядом, остановил его на мне и долго что-то соображал, пытаясь, по-видимому, вспомнить, что это за тип вытаращился на него. Он был сильно пьян, как, впрочем, и те трое мнимых игроков в биллиард. Я неловко переступил с ноги на ногу и собрался было покинуть это неприветливое помещение, как доктор шумно вздохнул и, еле ворочая языком, произнес:

– А, пациент… Рад вас видеть живым и здоровым. Желаете партийку в биллиард? Сейчас устроим. Ну-ка, ребята, потеснитесь!..

– Еще чего! – злобно проворчал долговязый. – Сейчас моя партия.

– Нет-нет, – запротестовал я, всячески пытаясь избежать конфликта с этими головорезами, – я не играю в биллиард.

– Зря, – сказал доктор с сожалением.

– Я, собственно, к вам, доктор.

– Ко мне? – Он, кажется, удивился. – Что-нибудь опять с головой?

Я кивнул. Он с минуту соображал, потом ухмыльнулся, подмигнул и поднялся на ноги, с трудом удерживая равновесие.

– Понима-аю! – сказал доктор нараспев. – Лекарство в прошлый раз помогло, и вы решили повторить… э-э… курс лечения. Понима-аю! Что ж, я к вашим услугам, сэр, клятва Гиппократа и долг самой гуманной профессии обязывают меня прийти на помощь страждущему. Вы верите в медицину? А в Бога? Нет? А в загробную жизнь? Прекрасно! А я верю…

Он обогнул угрюмых алтайцев, продолжавших безмолвно стоять у стола с киями наперевес, приблизился ко мне, обнял одной рукой за плечо и вывел из помещения.

– Идемте, пациент, я выпишу вам рецепт и сам же преподнесу лекарство. Я ведь и врач, и аптекарь, и фармацевт, и санитар в одном лице, никого нет, кроме меня, я один, словно перст Божий. А недавно даже хирургом быть пришлось, пулю из ноги вытаскивал. Но об этом – тсс, молчок! – Он приложил палец к губам и зашипел, брызгая слюной. Его шатало так, что он то и дело не вписывался в лестничные повороты, ведя меня в свой кабинет.

Ключ долго не попадал в замочную скважину, а когда наконец дверь распахнулась, в лицо мне пахнуло таким спертым, затхлым воздухом, что у меня перехватило дыхание и закружилась голова.

– Пр-р-рошу! – прорычал доктор, ухмыляясь, и жестом руки пригласил меня войти.

Собравшись с духом, я последовал приглашению. Он вошел следом за мной и плотно закрыл дверь.

– Я сейчас! – он ринулся к стеклянному шкафу и по самые плечи нырнул в него. Вскоре на заваленном бумагами столе появился традиционный столовый набор алкоголика-профессионала со стажем: пара грязных стаканов, обкусанный соленый огурец, зачерствевшая горбушка черного хлеба, початая пачка соли и несколько луковиц; сервировку довершила четырехгранная бутыль со спиртом. Доктор наполнил оба стакана и один пододвинул мне.

– Ваше имя, больной?

– Максим Чудаков.

– Рад. А я доктор Сотников. За знакомство.

Он залпом осушил свой стакан, скорчился в гримасе, захрипел и приложился к огурцу.

– Хороша, зараза! – молвил он, обретя дар речи. – А вы?

– Я чуть позже, – ответил я, не притрагиваясь к своей порции.

– Как знаете. Итак, чем же вызван ваш визит ко мне, сэр Максим? Мне почему-то кажется, что не только головной болью. Я прав?

Пришло время, решил я, играть ва-банк. Или этот бедняга доктор все мне сейчас выложит, или я уйду несолоно хлебавши. Первый вариант мне казался более вероятным: доктор Сотников явно желал выговориться.

– Хорошо, я открою свои карты, – сказал я с решимостью.

– Ага, я так и знал, что вы работаете с ним в паре! – откинулся он на спинку стула. Теперь он казался намного трезвее.

– В паре? – я смутился, не совсем понимая, что он имеет в виду. Неужели он знает о моем контакте с Щегловым? Или за этим кроется что-то еще?

– Я был бы искренне рад ошибиться, – пробормотал он; хмель слетал с него буквально на глазах. Похоже, последний стакан лишь отрезвил его. Но надолго ли? – Значит, вы не имеете к этим… грязным псам никакого отношения? – Он кивнул в сторону двери.

– Я вас не понимаю.

Какое-то время он пытался сосредоточить на мне свой взгляд, но тщетно – это было свыше его сил.

– Кто же вы?

– Я частным образом расследую убийство, произошедшее позапрошлой ночью.

– Частным образом? – Он с сомнением покачал головой и закурил. – Вас подослал Артист? Что ему от меня нужно?

– Я не знаю никакого Артиста. Верьте мне, я искренне хочу вам помочь. Несмотря на то, что вы хлещете спирт литрами, вы симпатичны мне, доктор. Вам что-то известно, я это понял еще в прошлый раз. Расскажите мне все, и я клянусь – ваша искренность послужит делу справедливости.

Он криво усмехнулся.

– Вашими б устами… Ладно, я вам расскажу – все равно подыхать… Семь бед – один ответ. Лучше сдохнуть от руки правосудия, чем получить пулю в живот от этих псов. Слушайте же, Максим Чудаков, – он понизил голос до шепота. – Вы попали в прескверную историю, как и я, впрочем… В этом чертовом притоне орудует банда головорезов, вывеска дома отдыха – это лишь ширма, прикрывающая их грязные дела. Если б вы знали, что здесь творится, когда нет заезда отдыхающих!.. Да не можете вы этого не знать! – вдруг воскликнул он, снова становясь подозрительным и недоверчивым. – Не можете!

Он схватился за бутылку, но я решительно остановил его.

– Не пейте больше, доктор, прошу вас.

– Не буду, – с готовностью ответил он, – клянусь. Спасибо вам, Максим Чудаков, вы первый, кто сказал мне это. Никто из этих свиней ни разу даже не заикнулся, а вы… Теперь вам верю…

В его голубых глазах мелькнуло что-то доброе, человеческое – и вместе с тем до жути тоскливое, безнадежное.

– Они вооружены до зубов, у них тут целый арсенал, вплоть до автоматов. Это мафия, и нет от нее спасения. Они втянули меня в свои черные дела, посулив денег, много денег, а я клюнул, клюнул на эту приманку, как клюют на нее многие, очень многие. Я был молод, честолюбив, мне хотелось красивой жизни. Кто ж ее не хочет, этой самой красивой жизни? Вот я ее и получил.

В его голосе было столько горечи и тоски, что мне стало не по себе. Я положил ладонь на его руку и со всей возможной теплотой произнес:

– Все образуется, доктор, поверьте мне. Вы еще так молоды, у вас все впереди…

– Да бросьте вы, – отмахнулся он, – моя жизнь кончена, в этом нет сомнения. Нити отсюда тянутся высоко наверх, а там, – он ткнул пальцем в потолок, – не прощают таким, как я. Я обречен, но не это пугает меня.

– Что же?

– То, что я не успею расквитаться с ними. – Он резко подался вперед. – За мою погубленную жизнь, за многие другие жизни, погубленные ими. Помогите мне сделать это, прошу вас. Я вам расскажу все, всю их подноготную, а вы… вы выберетесь отсюда и… кому следует… ну вы знаете… ведь от них можно ожидать всего, что угодно. Поймите, – страстно зашептал он, – жизнь этих ни о чем не ведающих людей, которых черт дернул приехать сюда на отдых, находится под угрозой реальной опасности, и если с ними что-то случится, то в этом будет доля и моей вины. А я не хочу, не хочу, слышите, пятнать свою душу кровью ни в чем не повинных людей. Достаточно того, что я залил ее спиртом. – Он уронил голову на руки и всхлипнул.

У меня голова шла кругом от его слов. Я страшно боялся, что он вдруг передумает и замкнется, так ничего и не выложив, поэтому, торопя события, я решил перейти в атаку.

– Чем занимается эта группа?

– Сбывает камешки.

– Камешки?

– Да, камешки. В основном алмазы. Сами копают их где-то в Сибири, сами занимаются огранкой – среди них есть несколько первоклассных ювелиров. А здесь, в этой Богом забытой дыре, производится обмен их на рубли, доллары, фунты и другую макулатуру того же сорта. Здесь что-то вроде перевалочного пункта, где встречаются обе стороны – продавцы и покупатели, вернее, их представители. От поставщиков камней всегда выступал Артист…

– Артист?

– Ну да, Артист, – он снова недоверчиво посмотрел на меня. – Послушайте, вы действительно не знаете, кто такой Артист?

– Да не знаю я никакого Артиста!

– Ну-ну…

Он закурил новую сигарету и судорожно затянулся.

– Это страшный человек, – в его голосе впервые прозвучали нотки ужаса. – Он выполняет роль буфера между поставщиками и их клиентурой, весь товар проходит через его руки и через него же производится денежный расчет. А в его кармане оседают ампулы – да-да, те самые ампулы, – кивнул он, заметив мое нетерпеливое движение, – что вы показывали мне в прошлый раз.

Так, подумал я, все становится на свои места.

– Кто же скупает камешки?

Он пожал плечами.

– А вот этого я не знаю. По моим соображениям, какие-то крупные чиновники, так сказать, сильные мира сего, власть предержащие. Но это не достоверно.

– Какова численность преступной группы?

– Ее состав непостоянен, но в данный момент здесь сосредоточено около двух десятков головорезов.

Я присвистнул.

– И скрываются они в подвале?

– В основном – да.

– Убийство совершено кем-то из них?

Он усмехнулся.

– Э, нет, убитый был как раз одним из этих псов.

– Так кто же его убил? Вам известно его имя?

Доктор Сотников как-то странно посмотрел на меня и глухо произнес:

– Его убил Артист.

Чем-то зловещим повеяло от этих слов.

– Опять Артист! Да кто же он, этот ваш вездесущий Артист? Его имя?

– Его имя… – затаив дыхание, начал было доктор, но в этот момент в дверь кто-то настойчиво постучал, и в кабинет ворвался Мячиков собственной персоной. Он, как всегда, сиял и искрился лучезарной улыбкой.

– А, вы еще здесь, Максим Леонидович! – воскликнул он, увидев меня. – Я не помешал?

– Я так и знал, – сухо произнес доктор, в упор глядя на меня; в его глазах было столько презрения, что мне стало не по себе.

– Что здесь происходит? – удивленно завертел своей круглой головой Мячиков. – Я, кажется, не вовремя?

– Нет, почему же, в самый раз, – язвительно ответил доктор, поднимаясь из-за стола и продолжая сверлить меня взглядом.

– Ничего не понимаю, – сказал Мячиков.

– Да уж куда вам. – Доктор схватился за бутылку.

– Оставьте бутылку! – потребовал я.

– Да идите вы!.. – процедил он сквозь зубы. – Пес!

– Ну, знаете ли, – возмутился Мячиков, хватая меня под локоть и волоча к выходу. – Максим Леонидович все-таки мой друг, и я не позволю… Идемте отсюда!

– Да куда вы меня тащите! – попытался вырваться я. – Ведь он хотел сообщить мне имя убийцы, а вы…

Слава Богу, что коридор был пуст и никто не слышал сказанных мною в горячности слов!

Мячиков отпустил мой локоть и оторопело уставился на меня.

– Имя убийцы? – прошептал он.

Из недр кабинета донесся жуткий хохот.

– Имя убийцы! Ну и шутник, право же, ваш приятель! Откуда же мне, бедному врачу, знать имя какого-то убийцы? Ха-ха-ха-ха!..

Мячиков снова схватил меня за руку.

– Идемте же, Максим Леонидович! Неужели вы не видите, что он сошел с ума? Бедняга! Допился до ручки…

Я был до того поражен происходящим, что дал Мячикову увести себя, и лишь у самого входа в столовую способность мыслить возвратилась ко мне.

– Что же вы наделали, Григорий Адамович! – укоризненно покачал я головой. – Теперь он ничего не скажет, а ведь ему многое известно. Ему известно все!

– Он вам что-нибудь сообщил? – быстро спросил Мячиков, весь обратившись во внимание.

– Еще бы! Он мне сообщил такое, что у вас волосы дыбом встанут, когда вы все узнаете. Но он не сказал мне самого главного – имя убийцы! А ведь он его знает, знает! Пустите меня, Григорий Адамович, я пойду и успокою его. Ему необходимо человеческое участие, он потому и пьет, что так одинок. Да пустите же!..

Но Мячиков цепко держал меня за локоть.

– Нет, Максим Леонидович, сейчас ваше присутствие только повредит ему. Его нервная система взвинчена до предела, и один Господь Бог ведает, что от него можно сейчас ожидать. Не ходите, прошу вас, пусть он успокоится, проспится, протрезвеет, а там, дай Бог, все образуется, и вы снова сможете проведать вашего доктора.

Я вынужден был согласиться с ним, и все же чувство досады не покидало меня.

– Как же вы не вовремя вошли! Эх, если б вы знали…

– Ну простите меня, Максим Леонидович. Я же действительно не знал, что мой приход все испортит. Честно говоря, я думал, что вы уже ушли, и заглянул к нему так, на всякий случай, когда возвращался от директора. Ну хотите, я встану перед вами на колени?

Я не слушал его и думал о докторе Сотникове.

– Бедный доктор! Как он одинок и несчастен… Кстати, Григорий Адамович, чем закончился ваш визит к директору?

Он развел руками.

– Увы! Проболтал с ним около часа, но ничего из него вытянуть не сумел. Хитер, мерзавец, но что рыльце у него в пушку – это бесспорно.

5.

Очутившись в столовой, мы сразу же увидели Щеглова. Тот сидел недалеко от входа и с аппетитом уплетал котлету.

– А, это вы, друзья, – сказал он, когда мы приблизились к нему. – Садись, Максим, я взял порцию и на твою долю. А вам, Григорий Адамович, придется самому о себе позаботиться, уж не обессудьте.

– О чем речь! – улыбнувшись, воскликнул Мячиков. – Я, чай, не инвалид, руки пока слушаются. Позабочусь, Семен Кондратьевич, не волнуйтесь.

Обеденное время подходило к концу, и в столовой было почти пусто. Человека три-четыре было рассеяно по залу, да и те уже заканчивали свой обед. У раздачи помимо Мячикова, только что подошедшего туда, маячила еще одна фигура; это был мужчина предпенсионного возраста, который довольно-таки часто попадался мне на глаза то здесь, в столовой, то в холле у телевизора. Получив свою порцию, мужчина занял пустующий столик недалеко от нас, а вскоре к нему присоединился и Мячиков, сев напротив него.

Я бы не стал столь подробно останавливаться на всех этих мелочах, если бы они не имели решающего значения в трагических событиях, которые последовали буквально через десять минут после нашего появления в столовой. Но не буду забегать вперед…

– Ну-с, каковы успехи? – спросил меня Щеглов, энергично орудуя вилкой. – Как доктор?

Я начал свой рассказ. Щеглов внимательно слушал меня, порой удивленно вскидывая брови и восклицая: «Вот как!» Мой рассказ явно заинтересовал его.

– И мне, пожалуйста, захватите прибор, если вас не затруднит, – услышал я вдруг голос Мячикова и невольно обернулся. Григорий Адамович навис над остывшей котлетой, а его сосед отправился за столовыми принадлежностями, которые ни тот, ни другой не догадались захватить, стоя у раздачи. Я снова вернулся к своему повествованию, стараясь не упустить ни единой подробности из еще свежего в памяти диалога с доктором Сотниковым. Соседний столик отчаянно заскрипел – видимо, Мячиков неосторожно повернулся.

Когда я закончил, Щеглов какое-то время напряженно морщил лоб, и мне представилась уникальная возможность понаблюдать гениальнейшего из сыщиков за работой – работой ума, ума незаурядного, выдающегося и – я не боюсь этого слова – великого.

– Молодец, Максим, – похвалил он меня наконец, и я почувствовал, как за моей спиной вырастают крылья. – Молодчина! Великолепно сработано. Все бы ничего, если б не Мячиков… И дернул его черт войти именно в этот момент!..

Хриплый стон, а затем стук падающего тела прервали его речь. Мы разом обернулись и тут же вскочили со своих мест. На наших глазах разворачивалась очередная трагедия.

Сосед Мячикова по столику лежал на полу и корчился в судорогах, испуская жуткие стоны и хватая посиневшими губами воздух, а сам Григорий Адамович, мертвенно-бледный, с трясущимися щеками, стоял в двух шагах от него с широко открытыми от ужаса глазами. В одно мгновение Щеглов оказался у бьющегося в конвульсиях тела.

– Врача! Живо! – крикнул он страшным голосом. Кто-то метнулся и исчез за дверью. Через пару минут посланный за врачом вернулся и сообщил, что кабинет заперт и на стук никто не отвечает.

– Ч-черт! – прорычал Щеглов. – Пьян, поди, в стельку…

– Минуточку! – послышался сзади ровный, спокойный голос. – Я врач.

Мы с удивлением посторонились, давая дорогу сурового вида пожилому мужчине с аккуратно зачесанными назад седыми волосами и пышными усами. Он скорее походил на потомственного рабочего, какими их обычно представляют в отечественных кинофильмах, нежели на врача. Доктор склонился над безжизненным телом, замершим в неестественной позе, пощупал пульс, приоткрыл веки и безнадежно покачал головой.

– Мертв, – произнес он, поднимаясь. – Заявляю это как врач.

Щеглов вынул из кармана красную книжечку и предъявил ее доктору.

– Старший следователь Московского уголовного розыска капитан Щеглов. С этого момента представляю здесь власть и требую беспрекословного подчинения. Просьба всем оставаться на местах. Итак, доктор, вы уверены в его смерти?

– Абсолютно.

– Причину установить можете?

Доктор задумчиво поглядел на тело, в застывших глазах которого затаился немой ужас, и ответил:

– Причину смерти сможет установить только вскрытие, я могу лишь сделать предположение. Судя по некоторым признакам, это отравление, причем отравление сильнодействующим ядом.

– Вы хотите сказать, что его отравили? – быстро спросил Щеглов.

– Я хочу сказать только то, что сказал. Право делать выводы оставляю за вами. Но, повторяю, яд чрезвычайно сильный, если, конечно, смерть вызвана именно ядом.

Он снова склонился над телом, еще раз внимательно осмотрел его и добавил, на этот раз более уверенно:

– Да, это отравление. По крайней мере, я берусь утверждать это, даже не имея результатов вскрытия.

– Вы можете подтвердить это письменно?

Доктор удивленно посмотрел на Щеглова.

– Это так важно?

– Да, это очень важно.

– Хорошо, если интересы дела требуют этого, я готов дать письменное заключение.

Тем временем кто-то побежал за директором. Мячикова трясло, словно в лихорадке, он выглядел сейчас ничуть не лучше покойника, лежавшего у наших ног.

– Боже мой! Боже мой!.. – причитал он громким шепотом. – Ведь я мог быть на его месте! Боже мой…

– Да замолчите вы! – резко оборвал его Щеглов.

Бледный, испуганный, тяжело дыша, в столовую вбежал директор. Наткнувшись на распростертое на полу тело, он с воплем отпрянул назад. Его взгляд пробежался по лицам людей и замер на Мячикове, который до сих пор не мог прийти в себя.

– Ну, знаете ли, – процедил он сквозь зубы, – это уже слишком… Это переходит все границы.

Щеглов предъявил ему свое удостоверение.

– Как представитель правоохранительных органов я немедленно начинаю расследование. Врач только что засвидетельствовал смерть этого человека, и есть основания полагать, что смерть эта насильственная. Займитесь телом, товарищ директор.

Директор оторопело смотрел на Щеглова и с трудом осознавал ту метаморфозу, которая произошла с бывшим лыжным инструктором.

– А, понял! – дошло до него наконец. – Ну, слава Богу, теперь есть кому навести здесь порядок, товарищ… э-э… капитан. А на меня можете положиться, я все сделаю в лучшем виде. Будьте уверены.

Директор засуетился, отдавая распоряжения, а Щеглов тем временем внимательно осмотрел стол, за которым только что обедали Мячиков и его несчастный сосед. Кроме двух порций второго блюда (по паре котлет с гарниром), нескольких кусков черного хлеба и двух стаканов с компотом, на столе больше ничего не было.

– Тэк-с, – покачал головой Щеглов, – не густо. – Окончив осмотр, он круто повернулся к нам с Мячиковым и коротко бросил: – Идемте!

Вернувшись в номер, он первым делом запер дверь на ключ и посмотрел на часы.

– Четырнадцать десять. Через пятьдесят минут я должен выйти на связь с оперативной группой, расположенной в двух километрах от дома отдыха. Выход в эфир ровно в пятнадцать ноль-ноль. Поскольку события приняли столь неожиданный и, надо сказать, трагический оборот, я считаю целесообразным вызвать сюда подкрепление. Нельзя также забывать и о признании местного доктора.

– Признании? – насторожился Мячиков. – Каком признании?

Он уже пришел в себя и выглядел вполне сносно.

– О том, что здесь, в доме отдыха, скрывается целая группа вооруженных бандитов, – ответил Щеглов, в упор глядя на Мячикова. – Разве вам это неизвестно?

– Мне? Откуда? – искренне удивился тот.

– Я думал, Максим успел сообщить вам о результатах своей беседы с доктором. Нет? Значит, я ошибся. Но теперь, по крайней мере, вы поняли, Григорий Адамович, в каком скверном положении оказались и мы с вами, и те три десятка ни в чем не повинных людей, пожелавших отдохнуть на лоне природы и вволю подышать чистым подмосковным воздухом. Образно выражаясь, мы с вами сейчас сидим на бочке с порохом, к которой вот-вот поднесут зажженный фитиль. Я не могу рисковать жизнью людей и потому намерен немедленно вызвать сюда оперативную группу, способную обезвредить бандитов с минимальным риском для честных обитателей дома отдыха.

Весть о вооруженных бандитах произвела на Мячикова сильное впечатление.

– С ума можно сойти! Нет, это прямо сумасшедший дом какой-то! Наркотики, убийства, мафия – и где? В тихом, мирном доме отдыха, в глуши, у черта на рогах! Где же здесь логика?

– Опять вы за свое, – недовольно покачал головой Щеглов. – Логика должна следовать за фактами, опираться на них, а не наоборот, поймите это раз и навсегда. Ладно, довольно демагогии, об этом поговорим как-нибудь на досуге, если, конечно, живыми выберемся отсюда. А сейчас, Григорий Адамович, пока до пятнадцати ноль-ноль еще есть время, я хотел бы услышать ваш рассказ.

– Рассказ? Какой рассказ?

– Рассказ о том, что вы видели, слышали или знаете о только что произошедшей трагедии. Ведь вы сидели с покойным за одним столом.

– Да тут и рассказывать, собственно, не о чем, – пожал плечами Мячиков. – Все происходило на ваших глазах. Подошел я к раздаче, вижу – стоит впереди мужчина и ждет, когда его обслужат. Я встал следом за ним.

– Ни он, ни вы не взяли первого блюда. Почему?

– Да потому, что первого нам никто не предложил. Обед подходил к концу, и первого, видимо, просто не осталось.

– Так, – Щеглов кивнул. – Дальше. Что было потом?

– Он сел за свободный столик, а чуть позже к нему присоединился я. Оказалось, что ни у него, ни у меня нет столовых приборов, и ему пришлось сходить за ними – ведь надо же кому-то идти. Вот и все. Потом мы сидели и молча ели. Честно говоря, он меня мало интересовал, и я к нему особо и не приглядывался. Все произошло совершенно внезапно: он вдруг захрипел, посинел, выпучил глаза, чуть привстал и повалился набок. Остальное вы знаете.

– Вы ничего не заметили подозрительного? В его поведении, например, или еще в чем-нибудь?

– Нет, все было обыденным. Но одно замечание, Семен Кондратьевич, я все же хочу сделать. Дело в том, что он не притронулся к компоту.

– Так-так! – Щеглов прищурился. – Интересное наблюдение. И какой же вывод вы из этого делаете?

– Первый вывод, – продолжал Мячиков, – это мое алиби – на тот случай, если вы вдруг заподозрите меня в умышленном отравлении. Скорее всего, яд попал в его организм во время приема пищи, а раз он не пил компот, то яд нужно искать либо в котлете, либо в гарнире.

– Верно, Григорий Адамович, – кивнул Щеглов, – вот теперь ваша логика вполне уместна и, главное, опирается на факты. Дальше. В чем же ваше алиби?

– Имейте терпение, Семен Кондратьевич. Итак, если бы яд был в компоте, это заметно осложнило бы наши поиски, поскольку в жидкости практически любой яд растворяется почти мгновенно и без следа. Теоретически мне достаточно было бросить необходимую дозу в его стакан, ну, хотя бы в тот момент, когда он отлучился за вилками, чтобы добиться желаемого результата. Но, повторяю, он к компоту не притрагивался, и вы, Семен Кондратьевич, наверняка должны были обратить на это внимание – стакан оставался полным. А сей факт может означать только одно: яд был введен либо в котлету, либо в картофельное пюре, и здесь отравители явно просчитались.

– Просчитались?

– Именно просчитались. Ведь ввести яд в подобную пищу, в отличие от компота или, скажем, чая, можно только в момент ее приготовления, а готовилась она на кухне. Значит…

– Великолепно, – одобрил Щеглов, не дав Мячикову закончить. – Вы сумели правильно проанализировать имеющиеся в нашем распоряжении факты и, что не менее важно, сделали верный вывод. Преступников следует искать на кухне, среди поваров либо лиц, имеющих доступ к пище. Вы ведь именно это имели в виду, Григорий Адамович?

– Совершенно верно, – согласился Мячиков. – Теперь вывод второй. Я абсолютно уверен, что это отравление не случайно и здесь действительно имело место преступление.

– И на чем же эта уверенность основана?

– Отравиться человек может только тремя путями: через несчастный случай, самоубийство или благодаря вмешательству злой воли. Несчастный случай отпадает, поскольку столь сильный и быстродействующий яд случайно в пищу попасть не мог, это исключено. Версия с самоубийством тоже не выдерживает критики – не будет же человек в свой последний час набивать желудок пищей! Остается последний вариант, то есть убийство.

– Полностью согласен с вами, Григорий Адамович, – кивнул Щеглов. – По-моему, это единственно верная версия происшедшего события. Впредь ее и будем придерживаться. У тебя есть возражения, Максим?

Я сказал, что столь железной логике мог возразить разве что круглый идиот, после чего выразил искреннее восхищение моими коллегами-сыщиками. Честно говоря, от Мячикова таких блестящих успехов я не ожидал.