Текст книги "Русский офицерский корпус"
Автор книги: Сергей Волков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
Единовременное пособие в размере годового оклада выдавалось, как уже упоминалось, офицерам, прослужившим менее 5 лет и уволенным по невозможности продолжать службу по болезни, и их женам (в случае смерти мужа). В отдельных случаях пособие могло назначаться особо заслуженным офицерам и военным чиновникам на время тяжелой болезни и прекращалось при поступлении вновь на службу (но только один раз, при следующем увольнении не выплачивалось). Офицерам–иностранцам и их семьям (даже не перешедшим в российское подданство) пенсии назначались с 1835 г. на общих основаниях, но только при проживании их в пределах России.
В связи с тем что некоторые офицеры, не имевшие права на пенсию, оказывались по выходе в отставку без средств к существованию, в 1850 г. было повелено (прецедентом послужила просьба подпоручика Фокеева, подавшего прошение об отводе ему с семьей участка земли «для прокормления с семейством») офицерам, не имеющим оседлости и средств к существованию, отводить земли на территории Оренбургского казачьего войска, но с тем чтобы более ни о каком пособии от казны не просили.
В середине XIX в. увеличены пенсии раненым офицерам по приказу от 26. 8 1856 г., причем весьма значительно (см. табл. 65){233}.
В 1859 г. было утверждено Положение об эмеритальной кассе военно–сухопутного ведомства. Суть состояла в том, что для выплаты пособий отставным офицерам и их семьям сверх обычных пенсий определялись вычеты из жалованья в размере 6%. Помимо этого выделялось 7,5 млн. руб. из Государственного казначейства и 825 тыс. руб. из сумм Военного министерства, чтобы выплаты могли начаться с 1865 г. Размер пенсий из эмеритуры обусловлен был правом на государственную пенсию (за 25 или 35 лет службы); если умерший офицер выслужил право на пенсию, то семья его приобретала право также и на эмеритальную пенсию.
Кроме того, в 1859 г. пенсионная система для офицеров была коренным образом изменена: пенсия теперь определялась не в зависимости от оклада жалованья, а по особой табели. Вновь установленные размеры пенсий по этой табели были следующими (руб. в год серебром): генералу – 1430 руб., генерал–лейтенанту – 1145, генерал–майору – 860, полковнику, получавшему столовые деньги, – 575, не получавшему – 515, подполковнику – 430–315 (в зависимости от рода войск), майору – 375–290, капитану – 430– 230, штабс–капитану – 345–215, поручику – 315–200, подпоручику – 290–175, прапорщику – 245–145.
В результате всех этих мер размеры пенсий (за 35 лет выслуги) значительно возросли, как показано в таблице 66 (данные по армейской пехоте){234}. Размер пенсий на флоте (где эмеритальная касса была введена в 1856 г.) показан в таблице 67 (берется минимальное жалованье 1–го разряда){235}.
Введение на флоте с 1856 г. эмеритальной кассы значительно улучшило пенсионное обеспечение. Практически это означало, например, что капитан 1 ранга или полковник, участвовавший в эмеритуре с самого начала, при выходе в отставку по болезни в 1880 г. получал бы в пенсию только на 160 руб. менее содержания на службе; прослужив 35 лет, он всего получал бы на 455 руб. больше, чем на службеОшибка! Недопустимый объект гиперссылки.. На эмеритальную кассу распространялось положение об обычной пенсии, согласно которому вдова получала половину пенсии, а несовершеннолетние дети – по ⅓ из другой половины. С 1865 г. произведенным в полковники при отставке пенсия платилась по чину подполковника. С 1869 г. офицерам, служащим на должностях чиновников, разрешалось начислять пенсию (если они 15 лет прослужили на чисто офицерских должностях) по классу своей должности, если таковая будет выше, чем пенсия по чину. Порядок назначения пенсий семействам умерших офицеров остался прежним.
С упразднением в 1884 г. чина майора в армии и уравнения пехоты и кавалерии со специальными войсками размеры пенсий стали назначаться всем офицерам по окладам специальных войск, т. е. пенсии несколько увеличились. О назначении пенсий офицерам, уходящим в отставку с действительной службы (или из запаса, но служившим в это время на гражданской службе), ходатайствовало начальство. Остальные по истечении срока, на который им было сохраняемо содержание или определена выплата заштатного жалованья, должны были (с 1883 г.) сами подавать соответствующую просьбу: генеральские чины (и их семейства) – непосредственно в Главный штаб или те главные управления Военного министерства, которым они были подчинены, а остальные – местным уездным воинским начальникам. В 1884 г. находящимся за штатом было разрешено выходить на пенсию ранее 2 лет пребывания в этом качестве (после 1 года), но выплата заштатного содержания в этом случае прекращалась (офицеры, оказавшиеся за штатом, в течение 2 лет имели право получать денежное содержание).
В 1897 г. за службу на Дальнем Востоке (Амурская и Приморская области и Сахалин) стали назначаться добавки к пенсии: прослужившим там 10 лет добавлялась 1/8 содержания, получаемого в день назначения пенсии (если даже впоследствии офицер был переведен в другой регион).
В 1898 г. пенсии были еще повышены (см. табл. 68) в среднем на 16–28%, хотя и оставались ниже, чем в других армиях (в пересчете на рубли){237}.
Пенсии по инвалидности (из специального инвалидного капитала) были в зависимости от тяжести увечья двух классов и давались в дополнение к основной. Полковник получал по I классу 510 руб., по II – 305, капитан соответственно – 450 и 225 руб.
В таком виде обеспечение офицеров в основном оставалось до мировой войны.
Бытовые условия и уровень жизни
В свете того что было сказано об обеспечении офицеров в те или иные периоды истории страны, нетрудно в общем–то представить их возможности по устройству своего быта. Образ жизни офицера не был, конечно, независим от общей обстановки эпохи и социально–психологических изменений в обществе. В этом смысле первая половина XVIII в., конец XVIII – первая половина XIX в. и вторая половина XIX – начало XX в. отличаются друг от друга довольно существенно. Имущественное положение среднего армейского офицера сравнительно с представителями других социальных групп того же «уровня», как было показано выше, со временем менялось в худшую сторону. В XVIII и начале XIX в. жалованье офицера довольно высокое, но то, что ныне называется «системой социальной защиты», было развито слабо. Со второй половины XIX в. эта система (пенсии, обеспечение семей) совершенствовалась. Но офицерское жалованье (увеличившись в абсолютных цифрах) стало обеспечивать офицерству лишь весьма скромное место среди сопоставимых с ним по социальному статусу профессионально–социальных групп.
Для первой половины XVIII в. проблемы различия в уровне жизни офицера и других представителей высшего сословия в общем–то не было: большинство офицеров владели имениями, получая с них определенный доход, как любой среднестатистический дворянин–помещик. Кроме того, офицер получал весьма высокое по тем временам жалованье. Становясь неспособным к военной службе, он возвращался в свое имение, где мог рассчитывать, во всяком случае, на минимальный прожиточный минимум не ниже крестьянского (если имение было небольшим). Опасности остаться без средств к существованию для большинства офицеров не было.
Находясь на службе, офицеры жили либо на казенных квартирах, либо постоем в частных домах (существовала постойная повинность), либо снимали частные квартиры. Для услуг они имели казенных денщиков из солдат своей части, а кто имел возможность благодаря доходам с имения жить на широкую ногу, держали при себе и необходимое количество частных слуг. Жизненный уровень офицера определялся в основном его состоянием, но и у самого бедного, беспоместного офицера он был благодаря жалованью достаточно высок, пока тот находился на службе. Последняя оговорка существенна, и особенно для второй половины XVIII – начала XIX в.
Дело в том, что слой поместного дворянства, из которого выходило большинство офицеров, начал все более беднеть, имения дробились (количество детей в семьях тогда было довольно большим, нередко превышая 10 человек), и средний офицер все в меньшей степени мог рассчитывать на доходы с имения. С другой стороны, все больше становилось беспоместных офицеров (в том числе за счет произведенных в офицеры лиц недворянского происхождения: в послепетровское время получение дворянства уже не было, как в предшествующие столетия, связано с «испомещением» – земельным пожалованием). Но жалованье офицера оставалось еще достаточно высоким по принятым в обществе стандартам. Поэтому в то время была очень велика разница между мелким дворянином–помещиком (в большинстве своем очень бедным), собирающимся стать офицером, но еще не получившим офицерского чина и жалованья, и отставным офицером из таких бедных дворян или лиц других сословий, с одной стороны, и находящимся на действительной службе офицером – с другой.
Многие дворяне, желающие стать офицерами, не имели средств даже на самые необходимые для исполнения своего желания надобности. В 1807 г. потребовалось специальным указом предоставить 16–летним дворянам, желающим поступить в армию, право получения денег на дорогу до столицы, чем, как подчеркивалось, «достаточно облегчены будут благородному юношеству средства ко вступлению в службу соответственно их званию». Писатель С. Глинка вспоминал, что в 1795 г. при выпуске из кадетского корпуса многим кадетам, произведенным в офицеры, было не на что сшить мундир и Кутузов (бывший тогда начальником корпуса) распорядился сделать это за свой счет, повелев начальникам говорить, что деньги на мундиры присланы родителями или близкими родственниками (чтобы не задеть самолюбие кадет). При организации ополчения в 1806–1807 гг. (когда все отставные офицеры должны были обмундировываться и содержать себя на службе за собственный счет) некоторым офицерам шить мундиры и питаться приходилось на средства товарищей по полку{238}.
Впрочем, на то, что положение отставного офицера могло быть и бывало весьма незавидным, современники смотрели как на факт возмутительный. Известный поэт К. Н. Батюшков (сам служивший офицером в 1806–1809 и 1812–1816 гг.) делился, например, такими впечатлениями от прогулки по Москве (1811 г.): «Взгляни сюда, счастливец! Возле огромных чертогов вот хижина, жалкая обитель нищеты и болезней. Здесь целое семейство, изнуренное нуждами, голодом и стужей: дети полунагие, мать за пряслицей… отец, старый заслуженный офицер, в изорванном майорском камзоле, починивает старые башмаки и ветхий плащ затем, чтоб по утру можно было выйти на улицу просить у прохожих кусок хлеба, а оттуда пробраться к человеколюбивому доктору, который посещает его больную дочь»{239}. Подобные явления, конечно, не были типичными (почему и воспринимались так эмоционально), но наличие даже единичных подобных ситуаций не могло не беспокоить власти, заинтересованные в поддержании престижа офицерского звания. С первой половины XIX в., как говорилось ранее, был предпринят ряд мер по совершенствованию пенсионной системы.
Материальное положение служащего офицера и в середине XIX в. оставалось сравнительно неплохим, и он вполне был в состоянии удовлетворять свои материальные и культурные потребности, даже не имея дополнительных доходов помимо жалованья.
Важнейшую роль в повседневной жизни офицера вне службы играло офицерское собрание. Оно сплачивало офицеров данной части, обеспечивало проведение досуга. Семьи офицеров полка, особенно стоящего в небольшом городе, были знакомы друг с другом, и офицерское собрание являлось естественным и удобным местом их встреч, избавляя от необходимости устраивать слишком частые домашние приемы и званые обеды (которые и так были в обычае). Общение в офицерском собрании облегчало и проблему знакомств (множество офицеров женилось на дочерях и сестрах своих сослуживцев).
По уставу 1874 г. членами офицерского собрания были все офицеры части. Гражданские лица допускались в него в качестве гостей. Полковой командир как единственное лицо, целиком отвечающее за свою часть, являлся естественным руководителем офицерского собрания. Хозяйственно–распорядительные функции осуществлялись по выбору офицеров. Существовала должность (обер–офицерская) «хозяин офицерского собрания». В деятельности собрания обязаны были участвовать все офицеры части, внося на его содержание небольшие взносы. Что касается конкретных правил деятельности офицерских собраний, то тут была предоставлена довольно большая свобода: каждое офицерское собрание имело право вводить те или иные изменения и дополнения, развивающие положения устава офицерского собрания. В офицерском собрании могли периодически, обычно еженедельно, устраиваться балы (с привлечением полкового оркестра), вечера и другие мероприятия.
Посещение офицерского собрания было одной из основных форм времяпрепровождения офицера и его семьи. Помимо этого во многих офицерских семьях (обычно штаб–офицерских) устраивались периодически, обычно еженедельно ( «среды», «четверги» и т. д.), вечера, на которые приглашались ближайшие друзья из сослуживцев по полку и их родные. По праздникам или иным поводам давались балы и званые обеды командиром полка с приглашением всех офицеров части. Офицеры стоящей в городе части (особенно там, где она была единственной) обычно всегда приглашались на балы в местном дворянском собрании или на подобные же мероприятия, устраиваемые городским начальством. В сельской местности офицеры обычно были желанными гостями на вечерах и балах, проводимых местными помещиками.
Возможности культурных развлечений (посещение театров и т. п.) были в провинции довольно ограничены, но это в некоторой степени компенсировалось распространенностью в самих офицерских семьях различного рода музыкальных вечеров, любительских спектаклей и т. п. Вообще же следует отметить, что досуг офицеров (особенно в провинции) был самым тесным образом связан с жизнью местного «общества», естественными членами которого они по своему существу и положению являлись. Что касается личного общения, то, поскольку основная масса молодых офицеров не имела семей, «центрами притяжения» выступали либо более состоятельные из них, либо семьи старших офицеров, имевшие больше возможностей для приемов. Но так или иначе контакты офицеров вне службы приходились опять же и большей частью на сослуживцев по полку.
Как уже говорилось, материальное положение офицеров резко ухудшилось в последние два десятилетия XIX в., когда рост цен не сопровождался адекватным увеличением содержания. 80 и 90–е гг. XIX в. вообще были самым тяжелым периодом в истории русского офицерства (до мировой войны и революции) и в материальном, и в нравственном отношении. Не случайно именно к этому времени относится действие ряда литературных произведений типа купринского «Поединка», рисующих быт офицеров в довольно мрачных тонах (хотя, конечно, все относительно и познается в сравнении – современный офицер и мечтать не смеет о том, что казалось авторам подобных повестей тоской и скукой).
В докладах военного министра отмечалось, что «непрерывный и в высшей степени тяжелый труд офицера не вознаграждается сколько–нибудь удовлетворительно не только по сравнению со всеми другими профессиями, но даже по отношению к самым ограниченным потребностям офицерского быта. Тяжесть экономического положения офицеров особенно резко стала сказываться в последние годы вследствие непомерно возросшей дороговизны» (1882 г.); «Существующие оклады в настоящее время при увеличивающейся дороговизне жизни уже не удовлетворяют даже скромным потребностям военнослужащих. Недостаточное содержание ставит офицеров, а особенно семейных, в бедственное положение, не позволяя им жить соответственно потребностям их общественного положения» (1896 г.){240}.
Ситуация выправилась только на рубеже XX в. Но примерно два десятилетия до того обычный младший армейский офицер (до командира роты) если и не бедствовал (следует учитывать, что приведенные выше высказывания имели целью именно добиться увеличения офицерского жалованья, и краски, возможно, несколько сгущены), то, во всяком случае, должен был ограничивать свои расходы. Надо иметь в виду, что обмундирование офицер обязан был приобретать за собственный счет (кроме первой в жизни офицерской формы: окончившим военное училище перед производством выплачивалось на эти цели 225, а юнкерское – 150 руб., с 1899 г. и тем и другим выдавалось по 300 руб.). Между тем мундир стоил примерно 45 руб., сюртук – 32, фуражка – 7, сапоги – 10, портупея – 2,6, погоны – 2–3 руб. и т. д. Обязательные расходы офицера включали в себя членские взносы в офицерское собрание, на офицерскую библиотеку, в заемный капитал, расходы на питание (не менее 15 руб. в месяц), на ремонт обмундирования, стирку белья и т. п. нужды (13–15 руб.). Кроме того, деньги уходили на покупку книг и газет, посещения спектаклей и концертов, товарищеские обеды по различным поводам, сборы на новогоднюю елку. Пасху, полковой праздник и т. п., не считая мелких и непредвиденных расходов. В кавалерии ко всему прочему добавлялись расходы на лошадь, седла и т. д.
Все сказанное не относится к ограниченному кругу гвардейских офицеров (со второй половины XIX в. это главным образом несколько полков гвардейской кавалерии – полки 1–й гвардейской кавалерийской дивизии (Кавалергардский, лейб–гвардии Конный, два кирасирских) и некоторые другие, особенно лейб–гвардии Гусарский), для которых жалованье имело мало значения, так как в большинстве случаев там служили представители ряда аристократических родов, сохранивших свои доходы, и вообще люди со средствами или получавшие помощь от родителей.
Образ жизни большинства гвардейских офицеров и в XVIII в., и позже несколько отличался от образа жизни большинства офицеров армии. Полки гвардейской кавалерии, жившие на широкую ногу, устраивали многочисленные и дорогие званые обеды, не принимать участия в которых офицер, естественно, не мог; для таких офицеров считалось зазорным сидеть в театре не в первых рядах партера или ложах, ездить иначе как на лихачах и т. п. Лошадей также приобретали самых дорогих (вообще офицеру была положена казенная лошадь, но в кавалерии, и не только гвардейской, считалось неприличным не иметь своей собственной). В гвардейской пехоте служба также требовала обычно повышенных затрат по сравнению с армейскими частями, тем более что гвардия располагалась в столице и ее окрестностях.
В начале XX в., после повышения офицерского содержания, бытовые условия офицеров, естественно, улучшились и до мировой войны оставались достаточно хорошими, хотя материальное положение офицера относительно жизни других слоев общества никогда уже не стояло так высоко, как в XVIII – начале XIX в. Перед мировой войной смертность офицеров не превышала 500 человек в год, заболеваемость (включая простудные и другие легкие болезни, излеченные до конца года) была сравнительно небольшой: около половины офицеров не болели в течение года (см. табл. 69){241}.
Семейное положение
Семейное положение офицера теснейшим образом было связано с условиями его службы и быта. В XVIII – первой половине XIX в.. когда, во–первых, постоянно велись военные действия, во–вторых, офицер имел право выходить в отставку в любое время и, в–третьих, большинство из них не стояло перед необходимостью изыскивать средства к существованию, оставив службу, подавляющее большинство офицеров не были женаты. Походная жизнь, служба в малоприспособленных к жизни условиях и местностях, частые переводы воинских частей из города в город не способствовали устройству семейного быта и не располагали к женитьбе. Решив жениться и обзавестись семьей, офицер обычно уходил в отставку, так как возникала необходимость менять весь образ жизни. Очень много, если не большинство случаев выхода в отставку «по домашним обстоятельствам» было связано именно с заключением брака. Особенно это касалось тех дворян, которые служили исключительно «из чести», а не по необходимости добывать средства к существованию. Многие офицеры оставались холостыми до конца жизни.
Еще в 1858 г. женатых офицеров было только 29%, в том числе среди обер–офицеров – 26,3%, среди штаб–офицеров – 57,3%. Но в конце 60–х гг. эти показатели возросли (см. табл. 70){242}.
Со временем процент женатых офицеров увеличивался, поскольку для все большего их числа служба становилась единственным источником средств к существованию и, не женившись на службе, офицер рисковал навсегда остаться без семьи. С другой стороны, во второй половине XIX в. войны были редки, а условия жизни в местах расположения воинских частей стали более благоустроенными. Но с этого времени начинал действовать новый ограничитель. С 1859 г. жалованье офицеров долго не повышалось и, как уже говорилось, с ростом цен жизненный уровень начал понижаться. Однако нельзя было допустить, чтобы молодой офицер, чьи расходы при обзаведении семьей резко возрастали, впадал в крайнюю бедность, а члены его семьи, не имея возможности выглядеть и вести образ жизни, достойный их положения, роняли бы достоинство офицерского звания. Следует иметь в виду, что к этому времени большинство офицерских невест происходили из таких же бедных служилых семей, как и сами офицеры, а очень многие были дочерьми и сестрами их сослуживцев по полку. Поэтому законодательно были введены некоторые ограничения на заключение браков офицерами, состоящими на действительной службе.
3 декабря 1866 г. утверждены правила, по которым офицерам запрещалось жениться ранее достижения возраста 23 лет. До 28 лет офицеры могли жениться с разрешения своего начальства и только в случае предоставления ими имущественного обеспечения реверса, принадлежащего офицеру, невесте или обоим. Представленное обеспечение должно было приносить в год не менее 250 руб. чистого дохода{243}. Позднее эти правила были подтверждены и развиты законом от 7 февраля 1881 г. и другими актами, принимавшимися в 1887, 1901–1906 гг. По–прежнему сохранялись названные возрастные ограничения и внесение реверса офицерами, получающими до 100 руб. в месяц, а с 1901 г. и вообще всеми офицерами, получающими менее 1200 руб. в год, независимо от возраста (т. е. практически всеми офицерами до командира роты). Сумма реверса была к тому же повышена. 4 марта 1903 г. возраст внесения реверса снова был ограничен 28 годами.
При даче разрешения на брак учитывалась и его пристойность. Понятие «пристойность» требовало, чтобы невеста офицера была «доброй нравственности и благовоспитанна», а кроме того, «должно быть принимаемо во внимание и общественное положение невесты». При подаче офицером соответствующего заявления командир полка обязан был решить вопрос о пристойности брака и, если не видел к тому препятствий, представлял свое заключение начальнику дивизии, который и имел право дать окончательное разрешение.
При поступлении на службу офицеров из отставки, женившихся во время отставки (для чего разрешения не требовалось), вопрос о его браке с точки зрения пристойности должен был рассматриваться на тех же основаниях, и офицеры, чей брак не признавался пристойным, на службу не допускались. То же правило действовало в отношении юнкеров и вольноопределяющихся, вступивших в брак до поступления на действительную военную службу, при производстве их в офицеры. Так что это требование носило абсолютный характер: офицер ни в коем случае не мог иметь жену, не отвечающую представлениям о достоинстве офицерского звания. Вступление в брак без разрешения влекло дисциплинарное взыскание или увольнение со службы. Офицерам издавна запрещалось жениться на артистках и на разведенных, взявших при разводе вину на себя.
Для женитьбы, как уже говорилось, надо было быть не моложе 23 лет, а до 28 лет – представлять обеспечение. Из этого правила делались только следующие исключения: 1) офицеры, служившие в Приамурском военном округе, имели право жениться без реверса, но по особому ходатайству в каждом отдельном случае; 2) при вступлении в брак с дочерьми офицеров и военных врачей, состоящих на действительной службе, и отставных офицеров, прослуживших не менее 25 лет, а также с сиротами этих офицеров реверс вносился в половинном размере; 3) вдовые офицеры, имеющие детей, могли вступать в брак без обеспечения.
Все положения о реверсе касались только офицеров и не распространялись на военных чиновников и врачей. Обеспечение представлялось по выбору офицера: либо в виде недвижимого имущества, приносящего доход не менее 300 руб. в год, либо в виде единовременного вклада в банк в 5000 руб. (с предоставлением права получать ежегодно из этой суммы не более 300 руб., считая и проценты). Для офицеров в возрасте до 28 лет, поступивших из отставки или переведенных из другого ведомства, требование обеспечения сохраняло силу. Оно не распространялось только на тех, кто поступил на службу из запаса и отставки в военное время и потом остался на действительной службе после заключения мира{244}.
В начале XX в. даже среди полковников и генералов (лица этих категорий вступали в брак в 70–80–х гг. XIX в.) до 15–17% никогда не были женаты (см. табл. 71){245} Однако в целом за годы перед мировой войной ситуация изменилась довольно сильно: если в 50–х гг. XIX в. в браке состояло менее 30% офицеров, в конце 60–х – чуть больше трети, то накануне войны около 60% всех офицеров были женаты. Представление об этом дает таблица 72{246}.
Таким образом, за полстолетия процент семейных офицеров в армии увеличился вдвое. Объективные причины, о которых шла речь выше, действовали гораздо сильнее, чем ограничения по возрасту и требование обеспечения. Тем более что после повышения жалованья в 1899 г. материальное положение офицеров значительно улучшилось. Обращает на себя внимание, что доля семейных среди военных чиновников и врачей была намного выше. Это не должно казаться странным, учитывая гораздо более «гражданский» образ жизни этой категории военнослужащих и то обстоятельство, что значительно больший сравнительно с офицерами процент их служил в столице и крупных городах – при окружных штабах. В начале XX в., как и полстолетия назад, наибольший процент семейных офицеров был в пехоте, затем – в артиллерии, затем – в инженерных войсках и наименьший – в кавалерии. Причем разрыв между двумя первыми и двумя последними группами был довольно резкий – примерно 10%. Объяснялось это в значительной степени тем, что, во–первых, в инженерных войсках и кавалерии был относительно более молодой состав офицеров (если в пехоте старше 40 лет было 28% офицеров, в артиллерии – 21%, то в инженерных войсках – 13,6%, а в кавалерии – 16,1%). Во–вторых, из инженерных войск и кавалерии более часты были переходы на гражданскую службу и значительная часть собиравшихся жениться откладывала брак до такого перехода. Но в целом офицерство продолжало оставаться наиболее «безбрачной» группой среди социально–профессиональных групп своего общественного уровня.
