Текст книги "Русские поморы на Шпицбергене"

Автор книги: Сергей Обручев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Но в немецком издании (1557 г.) этой книги (перевод сделан самим Герберштейном, он же написал к нему ряд дополнений) мы находим совсем другие сведения. Так, в рассказе о стране Энгронеланд Герберштейн добавляет: «Я только слышал про это от одного лица, но не видел никого, кто побывал бы в той земле» [12]12
  С. Герберштейн. Записки о московитских делах. Перевод А. И. Малеина. СПб., 1908, стр. 366.


[Закрыть]. Во втором дополнении он дает совершенно другое описание положения Энгронеланд: «Энгронеланд расположена к северу против шведских и норвежских земель, но ни туда, ни оттуда не ездят через море из-за бурных ветров и льда. Над страною высятся горы, покрытые вечным льдом и снегом, так что никто не смеет переправиться через них и таким образом жители остаются отрезанными от сообщества людей. Готс-шальх Розенкрантц, сын короля Христерна (который умер при дворе цесаря Карла), бывший канцлер, говорил мне, как на нашей памяти некоторые лица отважились отправиться туда и хотя они наполовину погибли от кораблекрушения, оставшиеся все же дерзнули поехать в эту страну, но, кроме одного, погибли во льду и снеге».

Герберштейн был в Дании в 1516 г. в качестве посла к королю Кристиану II. Но, судя по тексту, он мог встретиться с Розенкрантцем и позже, при дворе Карла V, императора Римской империи, куда Кристиан II бежал вместе с некоторыми своими приближенными после свержения его Густавом Вазой в 1523 г.

B. В. Мавродин (1954) полагает, что у Герберштейна под названием «Энгронеланд» может подразумеваться как Шпицберген, так и Гренландия. Текст Герберштейна не позволяет решить этот вопрос, но следует помнить, что в XVI в. Гренландия была совсем забыта.

Точно установить время начала плавания русских к Шпицбергену мы не можем. Документальные сведения по этому вопросу относятся лишь к началу XVIII в. В упомянутой выше записке Антона Старостина говорится, что его предки плавали на Шпицберген еще до основания Соловецкого монастыря, т. е. до 1435 г. (1425 г. по М. И. Белову), но это заявление основано на преданиях.

Пришедшие в середине XVI в. к северным берегам России иностранцы увидели здесь многочисленные поселения поморов. Английский капитан Барро в 1556 г. встречал на Мурмане и вблизи Новой Земли русские промысловые суда. Барро пишет, что «русские были смелыми и хорошими мореходами и суда их шли быстрее английских». К концу XVI в. на Мурманском побережье, по иностранным данным, участвовали в морских промыслах до 7500 русских судов и свыше 30 000 русских промышленников (Ставницер, 1948).

C. Ф. Платонов (1922) сообщал, что, по преданиям, Пе-ченгский монастырь был основан игуменом Трифоном в 1533 г., а в 1562–1564 гг. сам Трифон на монастырских ладьях приходил с монахами в датскую крепость Вардегуз для продажи датчанам и норвежцам рыбы, рыбьего жира и других продуктов морского промысла. В русских писцовых книгах указывается, что в 1608 г. на мурманском береге находилось 46 становищ (Ставницер, 1948).

По другим сведениям из русских источников, в 1574 г. в Кольском посаде было 87 дворов. «И та земля лопская искони вечная наша вотчина». «Дикая Лопь» Кандалашской губы окрещена в 1526 г., когда там была поставлена русская церковь (Тихомиров, 1962).

В статье И. П. Шаскольского о возникновении Колы подчеркивается, что последняя основана не в 1264 г., как предполагали некоторые историки, а на 300 лет позже. Однако русские плавали вдоль берегов Кольского полуострова уже около 1200 г.

В 1216 г. даньщик Семен Петриловиц собирал дань с саамов Кольского полуострова (Терская волость Новгорода) – об этом свидетельствует Новгородская летопись. Вероятно, освоение Кольского побережья началось еще в середине XII в., а может быть, и гораздо раньше. Но плавания XII–XIV вв. не сопровождались заселением– русские приходили из Подвинья только на лето. Постоянные поселения русских на южном берегу Кольского полуострова возникли в XV в., а на Мурманском – с 30-х годов XVI в. (с основания Печенгского монастыря) (Шаскольский, 1962).

Все это говорит о том, что в XVI в. русские уже хорошо освоили северное побережье Кольского полуострова, имели здесь много поселений, совершали многочисленные ежегодные плавания.

Многие исследователи Севера считают, что уже в XII–XIII вв. поморы ходили на Шпицберген (Ставницер, 1948). Это предположение основано на общих соображениях о выходе русских на просторы Баренцева моря для промысла морского зверя. И хотя оно опирается на достаточно серьезные факты и может считаться весьма вероятным, все же нельзя пользоваться им, чтобы определить время появления первых русских мореплавателей на Шпицбергене с точностью хотя бы до столетия.

Безусловно одно: русские промышляли на Шпицбергене значительно раньше, чем было написано письмо Фредерика II (1576 г.), и что они называли этот архипелаг Грумант или Груланд. Поэтому свидетельство Мюнцера, что в 1493 г. Ивану III подчинялось большое поселение на острове Груланда, можно безусловно отнести к поселкам русских промышленников на Шпицбергене.

В заключение этой главы уместно остановиться на одном драматическом эпизоде, который внезапно прервал мои работы над письмом Мюнцера. Я уже занимался этой темой в течение нескольких месяцев, когда в начале весны

1958 г. увидел в очередном апрельском номере «Советской этнографии» статью И. П. Шаскольского о результатах раскопок скандинавской экспедиции 1955 г. на Шпицбергене. Археологи экспедиции обнаружили на Шпицбергене русское становище конца XVIII в. Но не это интересное сообщение привлекло в тот момент мое внимание: в сноске к первым строкам автор сообщал, что П. Фрумкин в «Летописи Севера», вышедшей в 1957 г., выдвинул гипотезу о том, «что существует письменное известие об открытии Шпицбергена за 100 лет до Баренца». Шаскольский сомневался в правильности этой гипотезы и относил сообщенный автором факт к Новой Земле (Шаскольский, 1958). Необходимо было немедленно ознакомиться со статьей Фрумкина: дата «100 лет до Баренца» слишком близка была к письму Мюнцера!

Статья П. Фрумкина – небольшая, всего пять страниц, заключала в себе все существенное: анализ письма Мюнцера, доказательства, что в нем упомянуты русские поселения на Шпицбергене, важнейшую литературу по этому вопросу.

Сначала я решил, что не стоит дальше продолжать работу: самое важное уже опубликовано. Но когда я внимательно прочитал статью, то увидел, что у меня накоплены более значительные материалы, чем изложенные в ней. Я тогда еще не знал деталей жизни Мюнцера и обстоятельств, при которых он писал письмо (что я мог выяснить только зимой 1961/62 г., когда получил некоторые книги из Германии), но зато у меня был уже собран большой материал о картах XV и XVI вв. Сведения об этих картах и влиянии письма Мюнцера на некоторые из них (об этом – в следующих главах) были очень важны. Статья же Фрумкина представляла весьма краткое сообщение и, как я мог уже судить, не свободное от некоторых ошибок. Хотя она содержала самое главное, «изюминку» проблемы, все же оставалось еще многое сделать, чтобы выяснить все далеко идущие последствия картографического порядка, а также обстоятельства лизни Мюнцера (которыми П. Фрумкин совсем не занимался) и причины написания письма.

Поэтому я решил продолжать сбор материала. В 1959 г. я доложил о результатах своих исследований в Географическом обществе СССР на «Чтениях памяти В. А. Обручева» (Обручев, 1961).

Откуда Мюнцер мог узнать о Груманте

Московия в середине XV в. была еще плохо известна жителям Западной Европы. При дворе императора Римской империи даже в середине века полагали, что князь Московский – данник короля польского и что Московия – небольшая часть Польши. Однако с начала царствования Ивана III сведения о России стали быстро проникать в Италию и Германию. С 1468 по 1493 г. Иван III послал в Италию до десяти посольств, которые имели целью отыскать для Московии архитекторов и мастеров самых различных специальностей.

Тесные сношения именно с Италией были обусловлены прежде всего династическими связями: в 1472 г. Иван III женился на Софье Палеолог, последнем отпрыске последних византийских императоров. Она воспитывалась в Италии, и с ней итальянское и греческое влияние распространилось позже на Москву. В 1491 г. в Италии побывал знаток русского Севера Дмитрий Герасимов. В начале XVI в. он вновь посетил Италию в качестве посла и стал важнейшим распространителем сведений о Северной России среди итальянских географов и картографов. В поисках нужных им специалистов русские послы обращались к представителям культурных кругов Италии. Нюрнбергские гуманисты состояли в постоянной переписке с итальянскими и могли знать многое о московитах и Московии («Очерки истории СССР», 1955; Базилевич, 1952; Гамель, 1866).

Часть русских послов, следовавших в Италию через Балтийское море, должна была проезжать через Аугсбург или Нюрнберг, и во время пребывания в последнем их мог видеть и Мюнцер. Но гораздо важнее являлись сведения, полученные им от русских послов, непосредственно приезжавших в Римскую империю.

Связи Московии с государством Габсбургов зародились в 1486 г., с поездки в Москву авантюриста и неофициального представителя императора Фридриха III Николая Поппеля, или Поплау – личности весьма красочной и замечательной. Это был хорошо образованный человек, храбрый авантюрист, искусный в рыцарских турнирах и вместе с тем блестящий оратор. Он уже рано возыме «охоту к перемене мест» и в 1483 г. отправился в путешествие по Западной Европе. Имея рекомендательное письмо Фридриха III, 2 февраля 1483 г. в сопровождении пяти верховых слуг Поппель двинулся на север, проехал через Германию во Фландрию. Здесь он очаровал своими речами (на латинском языке) и искусством владения копьем Максимилиана, будущего римского короля и императора, а теперь только герцога Бургундского (по браку с Марией Бургундской). Максимилиан дал Поппелю рекомендательные письма к важнейшим дворам Европы, и тот посетил Англию, Португалию, Испанию и Францию, везде представляясь ко двору королей и прельщая их своими талантами. После трехлетнего путешествия Поппель вернулся в 1486 г. в Германию и в Ульме встретился с Фридрихом III.

Поппель вел дневник своего путешествия, который заключает много очень интересных и живых фактов о быте, общественной и придворной жизни посещенных им стран и является очень ценным источником для ознакомления с Европой XV в. Позже этот дневник был напечатан.

Биографы Поппеля очень высоко оценивают его дарования. Фишер называет его: «рыцарь, оратор и гуманист и выдающийся немец». Фидлер считает, что он обладал большим знанием людей и стран, острой наблюдательностью; он интересовался обычаями стран, нравами народа и придворных, бытом и господствующими взглядами (Fischer, 1915; Fiedler, 1857).

Трехлетняя поездка не утомила Поппеля, а только пробудила у него вкус к дальним путешествиям. Он захотел посетить Польшу и Московию; последнюю, как пишет Фишер, в это время знали так же плохо, как и неоткрытую еще Америку. Этой поездке покровительствовал, по-видимому, Фридрих III, который дал Поппелю какие-то тайные поручения и рекомендательное письмо к великому князю Московскому.

Поездка 1486 г. в Москву оказалась для Поппеля очень опасной: его приняли за польского шпиона. Рекомендательное письмо Фридриха даже сверяли с почерком Поппеля – не сам ли он иаписал его. Цель самой поездки – познакомиться как частное лицо с великим государством Московским и увидеть великого князя, узнать людей и страну– казалась московитам весьма подозрительной. Такие туристы в те времена не заезжали в Московию. О какихлибо поручениях императора Поппель на допросах не сообщил.

Все же Поппелю позволили поездить по Московии, и в начале 1487 г. он вернулся в Германию

В Нюрнберге он нашел Фридриха III на очередном рейхстаге. О том, что рассказывал Поппель Фридриху III о России, мы знаем из речей, которые он произносил на приеме у Ивана III, вернувшись в Москву в 1489 г. как официальный посол Римской империи. Речи Поппеля, как и других иноземных послов, записали дьяки Посольского приказа, и они хранились в архиве последнего.

В 1851 г. многие документы из этого архива были опубликованы.

В этих весьма интересных записях на русском приказном языке конца XV в. дано резюме тех сообщений, которые от лица Фридриха III сделал Поппель. Он приехал с предложением заключить договор о «дружбе и любви и братстве и единачестве», а также с проектом династического брака, который закрепил бы союз двух государств и обеспечил бы помощь против врагов Римской империи – турок и поляков. В начале речи Поппель подчеркнул, что, вернувшись в 1487 г. в Германию, он подробно рассказал Фридриху III о Московии и восхвалял мощь великого князя и величие его государства. Приведем из этой речи несколько отрывков, особенно для нас интересных.

«…А се его речи: коли яз ехал от Великого Государя от Великого князя пред двема годы и приехал до Царя Римского в Норберг и пытал мене Царь Римский и иные княжата много о твоей милости…

…иж Царь Римский великий и иные княжата немецкая дивил'иея о таковой вельможности и мудрости твоей и о величестве земли твоей, что дръжишь, что они пръвее того не ведели, они слышали от жадного человека так много, яко от мене разумели…

Царь Великий Римский, коли яз сперва к нему приехал в Норберг и стоял перед столом на обеду, на каждый день пытал мене о твоей милости, про то ему боле поведал о твоей милости, неж другим княжатом о твоей велеможности и мудрости» [13]13
  Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Ч. I. Сношения с государствами европейскими. Памятники дипломатических сношений с Империю Римскою, т. I (с 1488 по 1594 г.). СПб., 1851, стр. 2, 3.


[Закрыть]

Из этих отрывков ясно, что в 1487 г. в присутствии имперских князей Поппель рассказывал Фридриху III во время первого приема и несколько раз за обедом о Московии и московском князе, и никто до этого не мог сообщить столько сведений об этой стране – никакой жадный (т. е. интересующийся, жадный до знаний) человек. Таков был источник первых сведений о Московии, распространившихся в Нюрнберге.

После возвращения из своей второй московской поездки Поппель заболел и три месяца пробыл в Любеке, но в

1490 г. он перебрался в Нюрнберг, где пробыл довольно долго.

Отсюда Поппель послал в Москву своего слугу Иоганна с письмом Ивану III; слуга должен был проводить русских послов в Германию. Поппель просил великого князя послать с этим слугой подарки для Фридриха III: четырех лосей и «гулятина» (по-видимому, зырянина), который ест сырое мясо.

С 1489 г. начались уже регулярные сношения империи Габсбургов с Московией, и в 1489–1493 гг. совершались ежегодные поездки послов с обеих сторон.

Великий князь для работы в России стал в это время приглашать также и немцев. Например, в 1491 г. два немецких мастера горного дела поехали в Москву и затем на Цильму для поиска серебряной руды (Гамель, 1869).

Из дипломатических поездок 1489–1493 гг. нам важно отметить, что в 1491 г. в Нюрнберге снова могли «меть подробные сведения о Московии: в марте 1491 г. Максимилиан I, король римский, прибыл в Нюрнберг и председательствовал на собравшемся здесь рейхстаге. Весной

1491 г. он принимал в Нюрнберге русского посла дьяка Василия Кулешина. Посол оставался в Нюрнберге до июня (Гамель, 1866; Базилевич, 1952). Другие встречи русских послов с императором и королем и доклады немецких послов происходили позже не в Нюрнберге. Но очень важно, что в 1487, 1490 и 1491 гг. в течение ряда месяцев в Нюрнберге жили Поппель и Кулешин, от которых Мюнцер мог получить сведения о русском севере и Груманте. Он мог также узнать, что в 1478 г. Иван III присоединил к Московскому государству все земли Великого Новгорода, в том числе и весь север. Поэтому в своем письме Жуану II Мюнцер совершенно правильно писал, что поселение московитов на Груланде находится под властью «герцога Московии». В представлении Мюнцера вся Московия принадлежала Ивану III, что было в 1493 г. уже фактически верно.

Таким образом, мы не можем сомневаться, что Мюнцер мог получить от Поппеля и московских послов много сведений о Севере России, и как человек, живо интересующийся географией, расспрашивал их об открытиях новых земель. Заселение Груманта являлось выдающимся событием, и Мюнцер мог упомянуть о нем в письме Жуану II, как о ярком и поучительном примере географических открытий.

Отражение русских сведений о Груманте на картах XV и XVI вв

Для того, чтобы полнее осветить вопрос о письме Мюнцера, необходимо выяснить, оказало ли оно какое-либо влияние на последующую картографию. Не исключено, что кроме названия «Груланда», Мюнцер имел и какие-то новые представления о географии русского Севера.

Не отразились ли они и в картах конца XV в.?

Сам Мюнцер составил для «Хроники» Шеделя карту Германии. Оиа захватывает все Балтийское море и Скандинавию. На перешейке, соединяющем последнюю с Россией, мы видим надпись: «GrunIand» (Грунланд). Название это – несомненное влияние русского источника, но в остальном последний ие отразился иа рисовке карты. Мюнцер пишет в письме о большом острове Груланда, а на карте – весьма узкий перешеек.

Как я уже говорил, Мюнцер повторил на своей карте в рисовке Скандинавии то изображение, которое было дано на второй, более поздней карте Клавдия Клавуса. Нам она известна в копии Николая Германуса в ульмском издании «Географии» Птоломея 1482 и 1486 гг. Но в этом издании на соответствующем перешейке стоит «Gotia orienta!is» (Восточная Готия), а Гренландия образует самостоятельный полуостров севернее, уже вне рамки карты Мюнцера. На узком перешейке, соединяющем Гренландию с материком Европы, у Клавуса стоит надпись: «РЯарре-lanth» (Пилаппелант), т. е. искаженное «Земля диких лапландцев» (это обычная надпись для ряда карт того времени). Сама Гренландия здесь носит название Engro-melant (Энгромелант). На том же перешейке, но западнее, где он соединяется с самим полуостровом Скандинавии, Мюицер поместил надпись: «WiIdIappen» (Вильдлаппен), т. е. немецкое осмысление надписи Пилаппелант: «Дикие лапландцы». У Клавуса она имеет правильную форму – Wildlappenland, но стоит к северу от Скандинавии.

Таким образом, неясно: считал ли Мюнцер, что Груланда, или Грунланда – территория, отличная от Энгромелант оригинала, или поместил эту надпись на краю карты, не имея места севернее и расположив здесь и «диких лапландцев».

Северо-восточная часть карты Германии

Составлена И. Мюнцером. Из «Хроники» Шеделя, 1493 г. Оригинал – в Отделе инкунабул Библиотеки АН СССР

Кстати, последние, а также и Грунланда, написаны таким же шрифтом, как Норвегия, Швеция и Финляндия – подразделения Скандинавии.

Следовательно, можно предполагать, что Мюнцер отнесся очень небрежно к составлению карты.

Мы знаем, что Мюнцер принимал участие и в создании глобуса Мартина Бехайма. Какое влияние он оказал здесь на рисовку территории вокруг Северного полюса?

Изображение полярных стран у Бехайма весьма своеобразно. Центральную часть занимает небольшой бассейн, вокруг которого лежит кольцо суши: в Западном полушарии – два больших острова с несколькими маленькими, в Восточном – северо-западный выступ Европы, затем огромный перешеек, соединяющий этот полуостров с Восточной Азией. К югу от этого перешейка (в северной части России) лежит большое внутреннее море с надписью «замерзшее Северное море» (Das gefrore mer septentrional).

Массивный выступ, отходящий от Европы, в своей юго-западной части имеет надпись «Гронланд» (Greenland) и несколько севернее, на небольшой реке, – «Грёие». Кроме того, вблизи первого названия, но еще южнее – «Дикие лапландцы» и в центре выступа, возле большого озера – «Земля диких лапландцев».

Надпись «Гренландия» и ее положение явно идут от карты Николая Германуса, так же как и надпись о лапландах. По-видимому, эта рисовка не имеет связи с Груландой Мюнцера, так как написание здесь иное.

Однако важно, что надпись на перешейке (к северу от внутреннего моря, на берегу полярного океана): «Страна эта обитаема летом» – является отзвуком каких-то сообщений, сделанных русскими людьми, и, "может быть, сведений о Шпицбергене. Также отражением сведений из России о Новой Земле (или сообщения Марко Поло о Северной России) представляется надпись: «Здесь ловят белых соколов». Она принадлежит одному из двух больших западных островов, помещенному на глобусе уже против окончания Азии.

Изображение полярных стран на глобусе М. Бехайма привлекло внимание историков картографии: на предшествовавших картах таких островов, окружающих полюс, не было. В качестве источника такой рисовки Бьёрнбо (Bjornbo, 1912) и Нансен (Nansen, 1911) предложили считать утерянное сочинение Линнса «Inventio fortunata» (1360).

В сохранившейся части этой книги есть рассказ о том, что на Северном полюсе стоит магнитная гора, а вокруг – море, окруженное четырьмя островами. После глобуса Бехайма подобное изображение четырех островов (в которых можно видеть переделку его циркумполярного кольца суши) появилось впервые в 1508 г. на карте мира Рейша (Ruysch). На ней ближайший к Европе одни из четырех квадратных островов носит название «Гиперборейская Европа» (Hyperborei Europa) и к нему почти вплотную подходит огромный, вытянутый к северу полуостров Европы Пилапенлант (Pilapenlant).

Северная полярная область глобуса Михаила Бехайма, 1492 г. Воспроизведение Е. Равенстейна, 1908 г.

Гренландия представляет уже полуостров Северной Америки (Grenlant), а лежащий к северу от нее квадратный остров называется «Пустынные острова» (Insula deserta).

Холанд пытался доказать, что изображение западных островов у Бехайма отражает его знание конфигурации

Лабрадора, залива Св. Лаврентия и лежащих южнее берегов Северной Америки (Holland, 1956, стр. 303–305). Бехайм будто бы узнал об этом от Кортереаля (своего родственника по линии жены) во время пребывания на острове Фаял. Все это очень фантастично и ие доказательно. Скорее можно было бы предположить, что Бехайм мог вместе с Мюнцером использовать какие-то русские рассказы о северном побережье России и островах Ледовитого океана и, сопоставив их с картами Клавдия Клавуса, Николая Германуса и др., дать это циркумполярное кольцо островов и полуостровов.

В общем карта Мюицера и глобус Бехайма, кроме названия «Грунланда» на первой из них, не дают безусловных указаний об использовании русских сообщений о севере.

Однако изучение названия «Гренландия» на картах XV и XVI вв. приводит нас к интересным выводам.

Я просмотрел большое количество карт XV и XVI вв. в превосходных картографических хранилищах Ленинграда (Библиотека Академии наук и Публичная библиотека им. М. Салтыкова-Щедрина). Конечно, приходилось пользоваться в основном воспроизведениями этих карт в известных обзорных атласах: карт XV в. у нас нет (есть только карты, помещенные в инкунабулах), а карт начала XVI в. очень мало.

В тех картах XV и XVI вв., с которыми мне удалось ознакомиться, я нашел до девяноста вариантов названия Гренландия, но в большинстве их первая гласная – о, ое или i (лат.). Названия с буквой и (лат.), соответствующие написаниям карты и письма Мюицера, очень редки. Оии распадаются на две группы.

Первая из них включает в себя форму Груланда (Gru-landa). Это название я обнаружил на двух португальских картах: в атласе Ваш Дурадо (Vaz Dourado) и на морской карте, появившейся ранее 1554 г. В отношении атласа мнения расходятся – в то время как Сантарем (Santarem) относит атлас к 1540–1555 гг. и считает, что он составлен крупнейшим картографом Португалии XVI в. Ваш Дурадо Кортесан (Cortecao, 1933), полагает, что атлас относится к 1615–1623 гг., и сомневается в его авторе.

Атлас хранится в Париже в Национальной библиотеке, а карта – также в Париже, в Гидрографическом управлении. Названия в форме Groullande и Groullanda

Карта северных стран Составлена Клавдием Клавусом. Первая версия – 1424–1427 гг. (Жарта из Нанси»). Удалена средняя линейка с градусами.

Гренландия имеет на картах Pierre Descellier 1546 и 1550 гг. и Nicolas Desliens 1541 г., изданных в Дьеппе, приморском городе в Нормандии (Bjornbo, 1912). Нормандия была связана морскими плаваниями с Португалией, а дьеппская школа картографов при составлении карт пользовалась португальскими источниками.

Написание названия «Гренландия» на двух португальских картах и в дьеппской группе карт следует, вероятно, связывать или непосредственно с письмом Мюнцера, ие менее трех раз опубликованным в Португалии в начале XVI в., или предположить существование промежуточного звена: каких-то неизвестных нам португальских карт первой половины этого века, сохранивших написание Мюнцера.

Вторая, резко обособленная группа карт, где в транскрипции Гренландии мы находим ту же букву и, но с идущей вслед за ней буквой t, издавалась в Венеции в 1546–1570 гг. Гренландия названа в четырех картах этой группы Grutlandia и на одной – Grutlanda и Grutlande.

В эту группу входят карты, составленные Gastaldi, 1546 г. (см. Bjornbo, 1912) Girava, 1556 и 1570 гг. (Kretsch-mer, 1892; Vindel, 1955); Forlani и гравером Barteli, переделка карты Gastaldi, 1566 г. (Bjornbo, 1912), Zaltieri, 1565–1566 гг. (Krelschmer, 1892; Ruge, 1892; Norden-skiold, 1889). Сюда же относятся: карта Gisolfo, изданная после 1570 г. (Bjornbo, 1912), и анонимная карта, хранящаяся в Museo civico в Венеции, возможно, составленная в 1567 г.

Источником этой своеобразной транскрипции, вероятно, является карта Скандинавии (Carta Marina) шведского епископа Олауса Магнуса, напечатанная в 1539 г. в той же Венеции; на ней Гренландия названа Gruntlandia.

Олаус Магнус жил в Германии и, конечно, был знаком с широко распространенной тогда «Хроникой» Шеделя; он мог заимствовать с карты Мюнцера транскрипцию с буквой и.

Историк гренландской картографии Бьёрнбо также полагает, что такая транскрипция карты Олауса Магнуса связана с картой Мюнцера (Bjornbo, 1912). Что касается появления буквы t, которая типична для всей группы, то биограф Олауса Магнуса, Алениус считает это результатом осмысления названия Гренландия: вместо первичного норманского «Зеленая страна» Олаус Магнус, по его мнению, принял «Страна, покрытая грунтом (землей) или песком».

Интересно отметить, что в русских названиях мы находим варианты с той же буквой (Грунт, Грундланд). И все же гипотеза Алениуса весьма шатка.

Вне венецианской группы букву i на других картах я обнаружил только в двух случаях: Groestlandia – на глобусе Ульпиуса, изготовленном в Риме в 1542 г., и Grot-land– на карте мира Фаусто Ругези (Рим, 1597 г.). Генезис этих названий совсем другой.

С венецианской группой, вероятно, связан и морской атлас итальянского происхождения (после 1544 г.), хранящийся в Оксфорде (Bjornbo, 1912). На одной из карт этого атласа Гренландия в разных ее частях носит названия Grutlandia и Grulanda. Нужно заметить, что Венеция в XV–XVI вв. была главным пунктом, через который проникали за границу сведения о португальских путешествиях.

Из тех карт, копии которых мне удалось видеть, только для «золоченого глобуса», хранящегося в Нанси, трудно установить источник транскрипции имеющегося на нем сокращенного названия Grunl. Оно стоит на побережье Гренландии рядом с надписью Engeron (т. е. Engrone-land). Но, по мнению Бьёрнбо (Bjornbo, 1912), изображения на этом глобусе похожи на изображение карты мира Каспара Воппеля 1545 г. Тот же Бьёрнбо указывает, что карта Олауса Магнуса повлияла на рисовку глобуса Воппеля 1543 г. В таком случае источником транскрипции на глобусе Нанси также может быть карта Олауса Магнуса и карта Мюнцера в «Хронике».

Наконец, вероятно, к этой же группе венецианских карт, связанных с картой Олауса Магнуса, надо отнести и глобус 1570 г. миланца Франциска Бассуса (Franciscus Bassus, Mediolanensis), хранящийся в Университетской библиотеке в Турине. Гренландия на нем примыкает с севера к Terra de Labrador и называется Grulandia.

Отсутствие буквы t делает в последних двух случаях этот вывод не вполне безусловным. Но все же здесь следует признать несомненное влияние венецианской группы карт.

Конечно, картографический материал, который здесь предлагается для решения вопроса о транскрипции названия Гренландии, не исчерпывающий: я, несомненно, не мог просмотреть всех карт этого времени, всех тех, которые не воспроизведены в сводных атласах. Чтобы ознакомиться со всеми картами, необходимо было бы посетить важнейшие собрания карт Западной Европы. Но все же те результаты, к которым я пришел, достаточно убедительны, так как они основаны на просмотре очень большого материала.

Можно считать безусловно установленным путем сравнения карт:

1) название Гренландии с буквой и (лат.), свойственное русскому произношению (Грумаит, Грулаид), встречается на очень немногих картах;

2) группа карт с названием «Груланда» (португальские и дьеппские) связывается с письмом Мюнцера (Груланда);

3) группа венецианских карт с названием «Грутлан-диа» связана через карту Олауса Магнуса («Грунтландиа») с картой Германии Мюнцера («Грунланд»);

4) источник транскрипции названий Гренландии во всех этих картах – услышанное Мюнцером от русских название «Груланд» (которое оии относили к Шпицбергену).

Происхождение названия Engroneland (Энгронеланд), которое встречается на некоторых картах Гренландии этого периода, довольно любопытно. Оно, как мы видели, упоминается и Герберштейном, причем все четыре раза, когда он им пользуется, применяется разная транскрипция. На картах транскрипция этого названия также неустойчива – я насчитал до десятка вариантов, и еще ряд вариантов мы найдем в текстах.

По мнению Нансена (Nansen, 1911), название это ведет свое происхождение от имени одной из рек в южной части Гренландии, носящей на карте Клавдия Клавуса датское название «Еуп Gronelandsz аа», т. е. «Гренландская река». Затем оно перешло на ряд карт, в которых была заимствована рисовка Клавуса. Его исказили, и оно превратилось в название всей Гренландии. При этом в некоторых случаях произошла путаница с Angermanland – названием провинции в Швеции, которое происходит от имени большой реки Angerman (Онгерман), впадающей в Ботнический залив. Поэтому надпись «Энгронеланд» ставили то на Гренландии, то на полуострове, отходящем от России к северу от Скандинавии, а иногда даже и на самой Скандинавии.

«Карта Марина» Олауса Магнуса, 1539 г. Северо-западная часть Иногда название это появлялось на восточной части Гренландии, а настоящее имя последней – на западной.

Названия на карте Клавдия Клавуса вообще весьма своеобразны, и на них стоит несколько остановиться. Датчанин Клавдий Клауссон Шварт, принявший латинизированное имя Клавдий Клавус (иногда Клавдий Нигер), родился в 1388 г. Во время своего пребывания в Италии с 1424 по 1427 г. он составил две карты северных стран, на которые впервые нанес Гренландию. В карте на очертания суши, взятые у Марино или Птоломея, были впервые нанесены на рамке градусы широты и долготы, и, таким образом, положено начало научной картографии и землеописанию.