Текст книги "Таинственные истории"

Автор книги: Сергей Обручев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Вопрос о том, почему умерли в палатке Андрэ и Френкель, В. Стефансон решает весьма убедительно. Они не могли умереть от холода, как утверждали моряки, открывшие лагерь, и правительственная комиссия. Покойники были тепло одеты и обуты, и у них рядом было достаточно запасного теплого платья, шерстяных носков и зимней обуви. Они лежали не в спальном мешке (он был один на троих), а рядом с ним в пределах палатки. Это показывает, что они находились в теплой палатке и не страдали от холода. В палатке горел примус, в котором в 1930 г. сохранился на две трети керосин. После находки лагеря примус был опробован: он горел хорошо и можно было в шесть минут согреть до кипения литр воды.

Расположение плавника и больших костей показывает, что палатка была придавлена по краям.

Смерть Стриндберга должна была последовать вскоре после 8-го (последняя запись Андрэ), а остальных также очень быстро, так как изучение лагеря показывает, что он был обитаем лишь очень короткое время. Анализируя положение умерших, В. Стефансон приходит к выводу, что они скончались от отравления окисью углерода (угарный газ), который генерировал примус при неполном сгорании. Стефансон приводит несколько примеров такого отравления в экспедиционных условиях, начиная с Баренца, спутники которого отравились угаром в тепло натопленной избе в 1594 г. Но такие примеры известны нам во множестве из русской жизни, и не стоит на них останавливаться. Интереснее более современные случаи, где отравление было вызвано примусом. Такое событие описывает Стефансон из своего опыта; например, в 1911 г. это произошло в снежной хижине, где Стефансон и три его спутника приютились на ночь. Примус стоял на глыбе снега. Отравление наступило очень быстро. Когда обнаружились первые признаки угарного отравления, Стефансон потушил примус и этим спас своих товарищей. Они все четверо чувствовали себя плохо, но двух из них пришлось вытащить наружу, так как они были уже без сознания. Один из эскимосов плохо чувствовал себя весь следующий день, а другие поправились быстрее.

Такой же случай произошел с экспедицией Р. Э. Бэрда в Литл-Америке; причиной была керосиновая печка с нагнетанием; имевшаяся выводная трубка оказалась забитой снегом во время метели.

Свердруп приводит в своем письме Стефансону (в 1938 г.) сообщение Г. Хорна, открывшего лагерь Андрэ, о том, что воздушный клапан примуса, стоявшего между трупами, был закрыт. По мнению Свердрупа, это указывает, что смерть произошла от отравления угарным газом.

Специалист по окиси углерода И. Хендерсон сообщил В. Стефансону по его просьбе, что следы окиси углерода могли быть открыты анализом крови остатков трупов. Но к сожалению, трупы были сожжены в крематории и соответствующий анализ не был сделан. Но расположение трупов, их одежда, положение спального мешка, состояние примуса – все это показывает, что предположения В. Стефансона о причине смерти Андрэ и Френкеля безусловно верны. Их смерть не представляет ничего загадочного или таинственного – это следствие элементарной небрежности при пользовании примусом. То, что поставило в тупик целую комиссию и экипажи двух судов, было разрешено В. Стефансоном просто и убедительно.

Литература

Гибель экспедиции Андрэ. На «Орле» к полюсу. Перевод с норвеж. М. П. и М. А. Дьяконовых. Л.—М., 1931.

Stefansson, Vilhjalmur.An Arctic Mystery. Saturday Review of literature. New York, 1931 Jan.

Жизнь и смерть С. П. Перетолчина

Сергей Павлович Перетолчин хорошо запомнился всем, встречавшим его. Научная целеустремленность, самозабвенная работа по изучению природы родной страны, бесконечные жертвы, принесенные Перетолчиным для выполнения поставленных им себе научных задач, большая скромность – все это создаст незабвенный образ исследователя. Когда в зрелые годы он уже вышел на большую дорогу научной жизни, его настигла – во время исследований в горах Восточного Саяна – неожиданная и таинственная смерть. Эта внезапная гибель приковала внимание научной общественности Восточной Сибири.

Личное знакомство с С. П. Перетолчиным и изучение районов его работ в 1939—1954 гг. заставляют меня рассказать все, что я знаю о его жизни и смерти. Мною собраны очень интересные, никогда не публиковавшиеся материалы о Перетолчине; в особенности важно уголовное дело, которое велось о его гибели следователем Тункинского района.

Впервые я встретился с С. П. Перетолчиным в Томском технологическом институте осенью 1908 г., куда я был принят на горное отделение; Сергей Павлович учился уже на старших курсах. Он резко выделялся в толпе юношей своим возрастом – ему было 45 лет, и его начинавшая седеть голова, которую я иногда видел над пюпитром большой аудитории горного корпуса, казалась странной среди молодых лиц.

Сергей Павлович родился 20 октября 1863 г. в Бодайбинском округе на Надеждинском прииске, принадлежавшем иркутскому купцу Трапезникову. Отец Перетолчина служил управляющим прииском. До десяти лет Сергей учился дома, по в 1873 г. его отец, желая дать хорошее образование детям, оставил службу и перебрался в Иркутск. Там Перетолчин в 1881 г. окончил техническое училище.

Перетолчину не удалось поступить в университет, о котором он мечтал: вскоре неожиданно умер отец, и Сергею, старшему в семье, надо было зарабатывать, чтобы поддерживать мать, оставшуюся с маленькими детьми; в 1885 г. он поступил заведующим музеем и физическим кабинетом в то же техническое училище и одновременно стал давать частные уроки. Ученики любили его: он умел заражать их своим энтузиазмом. Преподавание для него не было книжным, сухим делом – перед ним открывалась живая книга природы, и его слушатели вместе с ним учились читать ее. Сергей Павлович ходил со своими учениками за город, устраивал экскурсии на Байкал. Ему удалось хорошо оборудовать физический и естественноисторический кабинеты в училище, а потом его начали приглашать для организации таких же кабинетов и в другие школы Иркутска. В 1891 г. училище было преобразовано в промышленное и Сергей Павлович стал исполнять в нем также и обязанности лаборанта химической лаборатории.

В 1892 г., когда С. П. Перетолчину исполнилось 29 лет, он решил, что благосостояние семьи упрочено и теперь можно осуществить свою мечту – поступить в высшее учебное заведение. После неудачной попытки в Москве, где Сергей Павлович был вольнослушателем на естественном отделении университета, он перешел в Казанский университет также вольнослушателем. Но после двух лет учения ему снова пришлось вернуться в Иркутск для помощи семье. Перетолчин снова лаборант при физическом кабинете промышленного училища. Кроме того, оборудовав мастерскую у себя дома, Сергей Павлович брал в ремонт и чистку физические приборы из других школ. Он приобрел большие навыки в этом деле: ему, например, удалось наладить «синематограф», который привез в Иркутск заведующий городским собранием. Так в Иркутске впервые увидели кино.

В 1896 г. Сергей Павлович смог наконец осуществить свое сокровенное желание – начать самостоятельные научные географические и геологические исследования. Он выбрал для своих работ ближайшие к Иркутску горные хребты, тогда еще очень плохо изученные. На 200—300 руб., которые ему удалось урвать из своего скудного заработка, Сергей Павлович организовывал поездки с одним проводником и одной-двумя вьючными лошадьми. Уже в в 1896 г. Перетолчин дважды поднялся на Мунку-Сардык, главную вершину Восточного Саяна, для описания ледников и метеорологических наблюдений. Осенью, того же года он сделал доклад в Восточно-Сибирском отделе Географического общества и в том же году опубликовал статью об этой поездке в «Известиях» отдела.

В следующем 1897 г. отдел командировал для изучения Мунку-Сардыка и озера Косогол (Хубсугул-Далай) С. П. Перетолчина и другого члена отдела, Е. М. Генинг-Михелиса. Последний поместил в «Известиях» отдела большую статью об этой поездке [23]23
  Речь идет о работе: Е. Генинг-Михелис.В северной Монголии. Экспедиция на Мунку-Сардык и Косогол в 1897 г. Известия Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, т. 29, вып. 3. Иркутск, 1898. – Прим. ред.


[Закрыть], а Сергей Павлович решил, что его наблюдений для публикации недостаточно и надо дополнить их при новых исследованиях.

Ежегодно с 1898 по 1907 г. С. П. Перетолчин изучал ледники Мунку-Сардыка и озеро Косогол один. В 1901—1907 гг. он производил отсчеты по минимальному термометру, который установил в 1900 г. на вершине Мунку-Сардыка на высоте 2860 м. В те годы в России это был исключительный случай – семилетнее непрерывное наблюдение температуры на такой высокой вершине. Перетолчин уже в 1896 г. в первый раз установил минимальный термометр на вершине Мунку-Сардыка, но установка была сделана на заметном месте, и местные жители разрушили ее как оскверняющую священную вершину. Только в 1900 г. удалось поставить новый термометр, на этот раз скрыв его в куче камней. Перетолчин пишет как об исследовательских только о поездках с 1896 до 1903 г. Очевидно, в 1904—1907 гг. он поднимался на вершину только для проверки термометра.

Очень небольшую материальную помощь Перетолчину оказывал Восточно-Сибирский отдел: правда, на экспедицию 1897 г. было ассигновано 260 руб., но последующие пять лет Перетолчин ездил в Саян на свои скудные средства.

Брат Сергея Павловича – К. П. Перетолчин в присланной мне много лет назад краткой записке о жизни Сергея Павловича сообщал, что тот ездил и в Хамар-Дабан, и по Слюдянке, и в Тункинские Белки, и на графитовый рудник Алибера в верховья Ботогола.

В 1905 г. мать Перетолчина уехала в Култук и там вскоре умерла. Когда все братья и сестра выросли и были устроены, Сергей Павлович решил, что имеет право на устройство личной жизни. Он женился на Вареньке – воспитаннице его матери.

Варвара Ивановна, будучи лет на двадцать моложе мужа, стала верной помощницей Сергея Павловича. Она сопровождала его в экспедициях, собирала растения, зимой помогала в обработке коллекций. С детства она привыкла видеть в нем необыкновенного человека, непревзойденный идеал чести и знаний и относилась с благоговением ко всем его работам.

В сентябре 1902 г. Перетолчин осуществил свою заветную мечту – поступил на горное отделение Томского технологического института (ныне Политехнический). Среди студентов Сергей Павлович выделялся не только своим возрастом, но и отношением к изучаемым предметам. Для него все курсы, которые он слушал, были живыми, непосредственно касающимися тех вопросов, которыми он занимался во время своих поездок в Восточный Саян или которых ему приходилось касаться во время преподавания в промышленном училище.

В свободное от занятий время в 1905—1906 гг. Сергей Павлович то работал на угольных копях Рассушина в Черемхове, то снова возвращался к своему любимому Мунку-Сардыку. Он опубликовал две большие статьи – одну о ледниках этой горной группы (1908) и другую об озере Хубсугул (Косогол) (1903).

Восточный Саян был для Сергея Павловича не только местом научной работы, но и источником поэтического вдохновения. Вот как описывает Перетолчин вид с Мунку-Сардыка: «И нет ничего удивительного в том, что многие из посещавших эту гордую вершину плакали от избытка чувств своих…» А вот характеристика озера Хубсугул: «Косогол прекрасен своею девственностью, своим общим и более мягким колоритом, своей водой, своим монгольским небом. Пейзаж Байкала грандиозен, контрастен, суров, а Косогол – миниатюра, мягкость и скромность» (1903).

С. П. Перетолчин – студент Томского технологического института.

В 1909 г. Русское географическое общество наградило С. П. Перетолчина малой золотой медалью за его двенадцатилетние работы по изучению оледенения Восточного Саяна и озера Косогол. Уже с 1897 г. он состоял членом общества.

С. П. Перетолчин вообще был робок в публикациях и печатал свои статьи лишь после того, как несколько раз побывал в изучаемом районе. Так, например, на Мунку-Сардыке он был двенадцать раз, на озере Хубсугул – не менее пяти (с 1897 по 1902 г.). В 1898 г. ему удалось достать лодку, на которой он и производил дальнейшие исследования озера.

В архиве Географического общества хранится много путевых тетрадей и черновых набросков С. П. Перетолчина. Имеются два варианта физико-географического очерка Хубсугула, статья «Базальты оз. Косогол» (1910 г., ненапечатанная) и отчеты об отдельных годах исследований. Есть большая статья «К вопросу о нашем лесном хозяйстве» (1893), также ненапечатанная. Сохранился и «Отчет Томскому технологическому институту о командировке студента С. П. Перетолчина в 1903 г. для собирания минералогической и геологической коллекций». Поездка эта была сделана по инициативе В. А. Обручева в восточную часть Восточного Саяна на Слюдянку и озеро Хубсугул, на Мунку-Сардык и в верховья Иркута. Из материалов фонда Перетолчина отметим еще «Краткий отчет об исследованиях в Иркутской губернии в 1888 г.» (Куда, Слюдянка, Хамар-Дабан), «Очерк современного состояния минеральных вод Ниловой Пустыни». Все эти черновики и отчеты говорят о разнообразии интересов Сергея Павловича.

В 1910 г. Перетолчин окончил Томский технологический институт по геологоразведочной специальности и получил звание горного инженера. При окончании он защищал дипломный проект «Детальная разведка рудного месторождения золота»; объяснительная записка к этому проекту сохранилась.

По окончании института С. П. Перетолчин в мае 1911 г. стал штатным преподавателем Иркутского горного училища. Но в делах его есть сведения, что с 1 сентября 1912 г. он штатный преподаватель геологии, минералогии и петрографии и одновременно преподаватель начертательной геометрии и черчения 1-го Сибирского среднего политехнического училища в Томске.

В 1912 г. Сергей Павлович снова отправился в Восточный Саян. На этот раз его манила внутренняя часть хребта, фактически не изучавшаяся после поездки П. А. Кропоткина в 1865 г. С Перетолчиным поехал в качестве помощника ветеринарный врач Заханович (Жиханович?). Лето было очень дождливым, путешественники прошли вверх по реке Джон-Болок [24]24
  Река Джон-Болок, которая и дальше будет фигурировать в тексте очерка, стала широко известной благодаря наличию в ее бассейне обширных лавовых полей и вулканических аппаратов. Это название нередко упоминается в литературе в формах Джон-Булук, Жон-Болок, Жун-Гулак, Джун-Булак, Жан-Балык. Исходное бурятское и монгольское Дзун-Булаг, то есть «восточный (левый) источник (ручей)». Река действительно слева впадает в Оку. – Прим. ред.


[Закрыть], но не смогли перейти через лавовый поток и не попали к вулканам на реке Хикушке [25]25
  Хикушка, или Хигол, – небольшая речка, видимо, с непостоянным поверхностным стоком, так как на прилагаемой карте С. В. Обручев отметил «падь Хикушка». Она замечательна тем, что именно здесь высятся мертвые вулканы Перетолчина и Кропоткина. – Прим. ред.


[Закрыть].

Последнюю свою зиму 1913/14 г. С. П. Перетолчин провел в Иркутске, где опять занялся преподаванием в Горном училище. Варвара Ивановна говорила мне, что в 1912/13 г. ее муж преподавал в Народном университете в Томске.

В эти годы кроме геологических исследований Сергей Павлович занимался также сбором зоологических коллекций для Московского университета и ботанических для Казанского.

В 1914 г. неутомимый С. П. Перетолчин в четырнадцатый раз поехал в Восточный Саян. Теперь его сопровождала Варвара Ивановна. В Тункинской долине на Иркуте они пригласили из селения Шимки старого казака Ефима Безотчества в качестве проводника и наняли там лошадей. Обойдя с севера родной Мунку-Сардык, Перетолчин вышел на Окинскую тропу у речки Ишунты. Окинская тропа в то время пересекала несколько раз Оку, обходя утесы, выступающие то справа, то слева.

В тот год не приходилось ждать, как в прошлом, по нескольку дней, чтобы вода в Оке спала и можно было бы перейти реку вброд. Лето стояло сухое, и довольно быстро путешественники добрались до тогдашнего административного центра – Окинского караула, расположенного на левом берегу реки на широкой степной террасе. За древними каменными курганами стояло несколько рубленых русских изб и две-три юрты. Здесь жили урядник и один-два «карантинщика», на обязанности которых лежало следить за переходом скота через государственную границу.

С. П. Перетолчин собирался нанять в Окинском карауле для поездки к вулканам еще одного проводника и подряжал уже бурята Галсанова, но, узнав, что наблюдатель местной метеорологической станции Сергей Михайлович Толстой не прочь поехать с ним вверх по Джон-Болоку, решил сэкономить свои скудные средства и отказался от услуг Галсанова.

Метеорологическая станция в Окинском карауле – первая в бассейне Оки – была организована Иркутской метеорологической обсерваторией по предложению С. П. Перетолчина, который в 1912 г. при своей поездке убедился, что караул представляет очень удобный пункт для метеорологических наблюдений. В начале 1913 г. директор Иркутской обсерватории, известный исследователь, климатолог и сейсмолог А. В. Вознесенский назначил С. М. Толстого [26]26
  В ряде документов он именуется «Толстых», но при формальных допросах назван везде «Толстой».


[Закрыть]первым наблюдателем этой станции.

Толстой в начале века служил матросом на экспедиционном судне Э. В. Толля «Заря» и после гибели начальника экспедиции остался в Сибири и жил в Енисейской губернии в заполярном селении Дудинка. В 1910 г. он был осужден Красноярским окружным судом на три с половиной года арестантских рот за то, что помогал политическим ссыльным и передал им рукописную карту для побега из Туруханского края. Уроженец Тверской губернии, он полюбил Сибирь и, после того как вышел на свободу, охотно поступил на место наблюдателя-метеоролога в самый глухой угол Восточного Саяна. Кроме своей основной работы Толстой собирал здесь зоологические коллекции по заданию Зоологического музея Академии наук. В поездку с Перетолчиным он вызвался ехать именно для того, чтобы пополнить коллекции.

Сергей Павлович и Варвара Ивановна Перетолчины в экспедиции на Мунку-Сардык (Восточный Саян).

Путникам предстояла тяжелая дорога по узкой тропе, тянущейся между крутыми склонами гор и лавовым потоком по левому берегу Джон-Болока. В конце четвертичного периода базальты тут изливались из маленьких вулканов и преимущественно из трещин, раскрывшихся в истоках правого притока Джон-Болока – речки Хикушки. Базальты эти залили ее долину и двинулись дальше по Джон-Болоку. Они направились влево, вверх по долине, но вскоре задержались, так как подъем становился круче. Но направо, вниз по долине, они потекли легко и свободно. Была залита вся глубокая долина Джон-Болока, и базальты вышли даже в долину Оки и покрыли ее вверх и вниз по течению на несколько километров. Но сила потока уже иссякала, и он скоро остановился. Долина Джон-Болока была залита лавой на глубину 30—50 м и более. И главная река в верховьях, и устья ее притоков остались под лавой и промыли там в своем древнем русле новые подземные водотоки. Только начиная с середины своего течения, от озера Бурсук, реке удалось пробить извилистое ущелье сквозь толщу лав. Местами это ущелье превратилось в серию провалов, небольших круглых и овальных озер, обрамленных крутостоящими плоскими глыбами базальтов.

Перетолчин и Толстой выехали из Окинского караула 27 июня. Варвара Ивановна не могла поехать с ними, так как у ее лошади была сбита спина.

Тропа вскоре перевалила через открытую низкую седловину в долину Джон-Болока, где по лугам стояло несколько юрт, перешла к левому берегу и пошла вдоль склона гор. Долина здесь была уже покрыта густым лесом, но сквозь него везде виднелись плоские глыбы базальта – выступы покрова. Местами базальты подступали вплотную к склону и, образуя крутостоящие плоские, зубчатые глыбы, лезли одна за другой даже вверх по склону. Тропа все время жалась к крутому склону долины: выходить на поверхность покрова было небезопасно из-за трещин, закрытых мхом.

Через два дня вышли к озеру Хара-Нур (черное озеро). Здесь лес тянется только по склонам гор, а на дне долины лавовый покров обнажен. Местами он покрыт мхом и белыми лишаями.

Озеро Хара-Нур, в которое впадают несколько мелких речек, образовалось в долине Джон-Болока выше базальтового потока. Таким образом, верхнее течение Джон-Болока в результате подпруживания базальтами отделено от нижнего.

Схема расположения вулканов Перетолчина и Кропоткина и потока лав р. Джон-Болока. Кружками обозначены вулканы, точками – поток лавы. На врезке: схема расположения вулканов Окинской и Тункинской зон в Восточном Саяне.

Вдоль обоих берегов Хара-Нура тянулись гнейсовые гряды. У озера Перетолчин задержался. 30 июня они с Толстым съездили на запад, вдоль северного берега. Тропа шла у самой воды, лепясь вдоль осыпей и обрывов. За эту поездку Перетолчин и Толстой, по-видимому, подружились. Их объединял общий интерес к необыкновенным картинам саянской природы. На следующий день они решили пройти к вулканам, которые были расположены километрах в 22—25 вверх по долине правого притока Джон-Болока, речки Хикушки. Ближайшей целью был северо-восточный вулкан, который позже Географическое общество назвало по моему предложению вулканом Перетолчина. Вулканы у бурят не имели отдельных названий – оба вместе именовались Албанай-Болок. Переход к вулканам был не так прост: предстояло пересечь широкое поле лавы, чтобы выйти к правому берегу Хикушки, вдоль которой по краю леса тянулась едва заметная тропа. Перетолчин и Толстой решили пересечь базальт там, где он не был покрыт мхом и трещины в нем были видны и менее опасны. Толстой пустился в путь пешком, ведя лошадь на поводу. Перетолчин пошел вслед за ним, без лошади, осмотрел лавовый поток и решил, что пересечение его здесь чересчур опасно и что лучше сделать это в нескольких километрах ниже, примерно у впадения Хикушки в Джон-Болок. В то время как Толстой осторожно двигался по базальтовому потоку, Перетолчин нагнал его и сказал, что он будет преодолевать лаву ниже.

Переход Толстого по базальту занял около пяти часов, хотя ширина потока здесь всего 3 км. Но идти пришлось осторожно, проверяя все время дорогу – нет ли скрытых трещин. Толстой остановился примерно против устья Хикушки (текущей также под лавой) и вскоре, часа в три дня, к нему опять пришел Перетолчин и просил подождать его до вечера. Он рассчитывал захватить лошадей в лагере и часа за три перейти с ними лаву.

После шести часов вечера небо заволокло, в восемь часов пошел дождь. Толстой зажег громадную лиственницу, чтобы огонь и дым служили маяком для Перетолчина. Но он не появился. На следующий день дождь продолжался до полудня, дул сильный ветер. Толстой ждал весь день, но никто не пришел. 3 июля Толстой решил отправиться на кратеры один, до первого из них было не более 15—16 км. Он думал, что Перетолчин, вероятно, отказался от поездки к кратерам на лошадях, а пешком, как знал Толстой, он не хотел туда идти и раньше: еще 1 июля Толстой предлагал ему навьючить все необходимое имущество на его лошадь и пойти вдвоем, так как все равно придется вести лошадь в поводу. Толстой предполагал, что Перетолчин решил вернуться в Окинский караул и потом поехать на вулканы более легким южным путем через Катурус.

К восточному кратеру (теперь вулкан Перетолчина) Толстой доехал к двум часам дня и пробыл на вершине до вечера, затем переночевал вблизи, на удобной поляне к северу от кратера.

Костер горел у него всю ночь. 4 июля около десяти часов утра, побывав на кратере, Толстой отправился южным путем через Катурус в Окинский караул, куда добрался 6 июля днем. Перетолчина с проводником там не было. Посоветовавшись с Варварой Ивановной, Толстой решил 8 июля поехать на поиски, тем более что провизия у Сергея Павловича была на исходе.

Таков рассказ Толстого, записанный в его показаниях по делу о гибели Перетолчина.

Интересно остановиться на показаниях Ефима Безотчества, которые он дал тогда же в Окинском карауле на допросе уряднику Попову. Проводник сообщил, что Перетолчин вместе с ним выехал со стана на левом берегу реки Джон-Болок против устья реки Хикушки вечером 1 июля, как было условлено с Толстым, но по дороге через лаву одна из лошадей провалилась в трещину. Они испугались, очень долго провозились, вытаскивая лошадь; ночь провели на лавовом потоке. Вернувшись обратно на стан, Сергей Павлович решил теперь пойти на вулкан пешком. 2 июля было ненастье. Только 3-го Перетолчин двинулся пешком через лаву. Он тяжело нагрузился: кроме большого фотоаппарата и прочих инструментов он взял с собой штатив, принадлежавший Толстому, и его же баранью шубу. До тех пор шубу везли на вьючной лошади. Сергей Павлович хотел доставить ее Толстому, так как тот уехал налегке, в одной куртке. Ефим Безотчества был последним человеком, который видел Перетолчина.

Толстой, как мы знаем из его рассказа, уже в 6 часов утра 3 июля уехал из стана на Джон-Болоке. Очевидно, что Сергей Павлович только к вечеру мог дойти до стана Толстого у первого вулкана.

Ефим прождал Перетолчина до 6 июля; продукты у него кончились. Он утешал себя мыслью, что Сергей Павлович встретился с Толстым. Ефим сходил к первому стану Толстого на Джон-Болоке у устья Хикушки, убедился, что Перетолчин побывал там и что он ушел дальше к вулканам.

6-го же июля Ефим уехал в Окинский караул, до которого было 60—70 км; вечером 7-го он добрался до караула и узнал, что Перетолчин к Толстому на стоянку у первого кратера до утра 4 июля не приходил.

Беспокойство Варвары Ивановны, превратилось уже в серьезные опасения. Благодаря энергии урядника Попова в 5 утра следующего дня, 8 июля, выехала спасательная партия: Толстой, сам урядник Окинского стана Попов, карантинщик Николай Безотчества (сын Ефима), Ефим, пять бурят и Варвара Ивановна.

Прежде всего поехали к палатке, которую оставил на месте Ефим. Здесь нашли все вещи в порядке; обнаружили и деньги – 36 р. 6 к., которые были переданы Варваре Ивановне. От палатки в разных направлениях были начаты поиски. Через три дня захватили палатку и вещи Перетолчина и поехали на кратеры. По дороге на восточный кратер Варвара Ивановна обнаружила следы Сергея Павловича – мох на тропе был местами приподнят палкой, о которую он опирался. Дальше Николаем и Толстым была найдена рогожка, которой Перетолчин завязал шубу: очевидно он перекинул здесь шубу через руку. Эта находка сделана, по одним показаниям, в 4 км от вулкана, а по другим – в 2,5 км.

Дальше следы не просматривались. Никто не подумал, что поиски должны широким веером охватить базальтовое поле, куда мог сойти Перетолчин. После двух ночевок у кратера русские выехали обратно по дороге через Катурус. Буряты еще раньше вернулись через Джон-Болок.

17 июля урядник снарядил новую, уже большую спасательную партию. Поехали опять он сам и Варвара Ивановна, писарь Окинского стана И. Р. Сидоренко, стражник А. С. Кромской и значительное количество бурят – 35 человек, по документам – 38. От палатки на Джон-Болоке разделились на группы и искали три дня, а затем вернулись по Джон-Болоку.

К следующей спасательной партии, поехавшей 23 июля, Варвара Ивановна не могла присоединиться, так как очень утомилась. Ездили опять урядник, Толстой, Ефим и четверо бурят. Провели в поездке пять суток.

2 августа по распоряжению тункинского пристава спасательная партия была организована в еще более значительном составе – до 48 бурят (по сообщению урядника Попова, – 59), но поиски опять кончились ничем. Проездили всего семь суток, искали везде в радиусе 120—150 км. Падал снег, и следы закрылись.

Таким образом, по-видимому, на протяжении всего каких-нибудь 15 км между Джон-Болоком и первым вулканом Перетолчин бесследно исчез. Снег покрыл горы, и дальнейшие поиски пришлось оставить до весны. Варвара Ивановна с тяжелым сердцем уехала домой в Иркутск.

В Иркутских газетах уже в июле появились статьи и заметки об исчезновении Перетолчина. А. Вознесенский напечатал в газете «Сибирь» большую статью; в ней он, между прочим, сообщал, что собраны деньги на организацию поисков: 50 р. дал Восточно-Сибирский отдел Географического общества, сбор среди частных лиц принес 157 р. Вознесенский предполагал, что Перетолчин скончался от сердечного припадка, которым он был подвержен. Переход с большим грузом в жаркий день мог этому способствовать.

Серьезные подозрения у Варвары Ивановны, как и у других местных жителей, возбуждал Толстой, который оставил Перетолчина, не выяснив, пошел ли он для условленной встречи на кратер. Толстой отличался угрюмым характером и был в неладах с местным населением, и это настроило окружающих против него.

Уже 6 сентября 1914 г. становой пристав 3-го стана Иркутского уезда запрашивал окинского родового старосту о поведении и жизни Толстого. Нужно было выяснить, правда ли, что Толстой отговорил Перетолчина нанимать проводника из местных бурят, почему он оставил Перетолчина, почему он поехал по неизвестной ему дороге, кто рекомендовал его на место наблюдателя и т. п. 30 сентября Окинское родовое управление сообщило, что Толстой отказался без всяких объяснений отвечать на предложенные ему старостой вопросы и пришлось удовлетвориться опросом местных жителей. По их мнению, местность, по которой возвращался домой Толстой, труднопроходима и ему проще было возвратиться к Перетолчину. Толстой не знал раньше ни той, ни другой дороги, так как никогда не уезжал дальше 12 км от Окинского караула. С местными жителями – русскими и бурятами – он почти не общался. Караульный метеорологической станции Евграф Жамбалов, проживавший в одном доме с Толстым, показал: «В семье Толстой – величайший деспот, детей держит в излишней строгости, а жену даже бьет. В одно время драки с женой им была сломана скамейка и стол, а также в одно время и за ним, Жамбаловым, гонялся с шестом в руках, каковым хотел ударить его, но Жамбалов убежал с криком, каковой слышали соседи». Староста на запрос пристава глубокомысленно заметил: «Ненормальностей за Толстым не замечается, но в то же время и вполне нормальным его признать нельзя».

5 ноября по требованию прокурора мировой судья 5-го участка Иркутского уезда начал следствие об исчезновении Перетолчина.

20 января 1915 г. Варвара Ивановна написала первое письмо Иркутскому генерал-губернатору с прямым обвинением Толстого; она указывала, между прочим: «Мне кажется даже странным и удивительным, почему до сих пор наши власти (полицейские, родовые) не уделяют должного серьезного внимания на поведение и роль наблюдателя Окинской метеорологической станции Сергея Михайловича Толстого в таком мошенственном и трагическом деле, как исчезновение мужа…»

В заявлении от 6 февраля 1915 г., написанном в Иркутское полицейское управление по поводу справки о поисках мужа, она отмечает, что Толстой собирается выехать в Иркутск и необходимо предотвратить его уклонение от следствия, ведущегося мировым судьей 5-го участка. Варвара Ивановна указывает, что Толстой – «единственный почти свидетель последних дней жизни в научном путешествии мужа и, может быть, гибели его».

Варвара Ивановна в эти же дни, 7 февраля, в другом заявлении нашла нужным сообщить и еще некоторые порочащие Толстого сведения. Она рассказала, как одновременно с Толстым в Окинский караул приехал зажиточный бурят Монхонов (вероятно, Мунконов?) и очень резко упрекал Толстого в том, что он бросил своего товарища одного.

На допросе у мирового судьи 14 марта 1915 г. Варвара Ивановна снова подчеркнула, что Толстой сам предложил Перетолчину отказаться от местного проводника. Вернувшись домой из поездки, Толстой «все время почему-то избегал смотреть мне в глаза, а вечером, как я узнала, он пошел к карантинщику Александру Семеновичу Кромских и заявил, что с инженером, наверно, случилось что-либо неладное; не пришлось бы его ехать искать».