Текст книги "Часовой Большой медведицы"
Автор книги: Сергей Бузинин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Канашенков. Миша. – Пожал протянутую руку Мишка. – А почему пионер?
– Да потому что я в ответе за все, – усмехнулся Витиш, – лозунг помнишь из счастливого детства: «Пионер! Ты в ответе за все!», – ну так это про меня.
– А начальник наш, Шаманский, он и вправду маг? Ох, и суров же он. Да еще и кровь пьет… Он вампир, да? – осенила Мишку догадка.
– Кто суров? Оська? – Зашелся в смехе Витиш. – Да он мухи не обидит! Ну, уморил! Тоже мне, нашел вампира…
– А как же кровавые пятна у него на свитере, а плащ этот, с искрами… Череп, опять же, кошки орут…
– Кровь, говоришь? – смех Витиша плавно перетекал в откровенное ржание. – Да это он чай с вишневым вареньем пил, когда Хреничев позвонил, вот бутерброд с вареньем со страху на себя и опрокинул. А Хреничев, мой юный друг, это заместитель нашего прокурора. Вот он тоже не вампир, хотя все настоящие вампиры работают в прокуратуре, но кровь пить умеет – любой вомпер обзавидуется. Еще и мозг на раз выносит. А плащ этот Оська сыну купил, для спектакля, да видно померить решил. Череп с кошками – это у него так сигнал на телефонной линии с прокуратурой устроен. Типа сигнализация – спасайся, кто может! Ладно, поживешь, освоишься, сам все поймешь. А сейчас, друг мой Мишка, быстренько слетай в Бюро СМЭ* и притащи мне оттуда экспертизку от Ерофеича. Так ему и скажешь, хрычу старому, мол, Витиш помирает, ухи просит. Тьфу, ты, черт, – экспертизу по Майданенко. Где СМЭ находится, знаешь?
– Нет еще, я в Городе первый день, сюда прямо с вокзала, – растерянно протянул Мишка, – но я найду, ты не сомневайся. А Воробей, он кто? Рецидивист? Маньяк?
– Да нет, там все проще. Воробей – крадун мелкий, но тащит все с завидной регулярностью. Мозги от наркоты ссохлись, да там и мозгов было, меньше чем у гоблина. В общем – постоянный клиент нашей конторы, осталось только, как постоянному клиенту скидки ему назначить. Ты сейчас бери ноги в руки и дуй на автобусную остановку, маршрут Љ 2, доедешь до конечной, там увидишь. Не увидишь – спросишь. Следователь ты или где?
– А машину мне не дадут? – робко поинтересовался Мишка.
– Может Вам, юноша, и ковер-самолет выделить прикажите? – усмехнулся Витиш. – Беги на автобус и скажи спасибо, что общественный транспорт ментов бесплатно возит.
Окрыленный напутствием Витиша не менее, чем дАртаньян – напутствием отца, Мишка помчался на автобусную остановку. Нужный ему автобус пришел довольно-таки быстро, Мишка вошел в прожаренный солнцем салон. Автобус тронулся с места и не спеша покатил по наезженному маршруту. Казалось даже, что водитель подремывает за рулем, в то время как автобус находит дорогу сам. Проехав пяток остановок, Мишка услышал долгожданный хрип мембраны: «Конечная. Дальше не катаемся» и выскочил на улицу. Метрах в тридцати слева от остановки, на вершине небольшого холма скромно притулилось невзрачное одноэтажное здание. Стены домика были покрыты белой, местами осыпавшейся штукатуркой, окна оснащены металлическими решетками.
– Интересно, – подумал Мишка, – для чего здесь нужны решетки? Чтобы покойники не разбежались, или чтобы эксперты с санитарами в окна от такого соседства не повыпрыгивали?
Подойдя поближе к зданию, Мишка озадаченно почесал в затылке. Каждая из торцевых стен здания имела крыльцо. И над тем, и над другим крыльцом висели одинаковые вывески «Вход», других пояснительных надписей-стрелочек не было. Отсутствовал даже примитивно-каменный рекламный постер с предложением выбрать путь налево-направо-прямо. Мишка немного подумал и направился к входу расположенному справа. Выбранная им дверь оказалась запертой, а на его стук изнутри раздался женский смех и чей-то недовольный голос прокомментировал: «Похоже опять менты приперлись. Не менты, а прям кайфоломы какие-то!» Мишка смутился и направился к другому входу. Вторая дверь тоже была заперта, но к ее косяку был прикреплен звонок. Мишка увлеченно надавил на кнопку звонка. Раз-другой-третий. Тщетно. Звонок не работал. Не желая сдаваться, Мишка начал долбить по двери кулаками и ногами. Оставаясь незыблемой, она не только устояла под неистовым натиском Мишки, но даже пыталась сопротивляться и отбила нападающему все кулаки.
На пороге возник человек в белом халате заляпанном бурыми пятнами. Из дверного проема, словно из врат преисподней, пахнуло смертью. Мишка даже не понял, что больше всего напугало его – запах тлена, приглушенного формалином, или выражение лица у санитара – человека, который знает, насколько неприглядна смерть, и который ни разу за все время своей работы не обнаружил во время вскрытия такого органа, как «душа». В руках мужик держал пинцет, в котором была зажата сигарета. Глаза человека были мутными и бездонными. Впрочем, Мишка почти сразу же отвел взгляд – казалось, что если долго смотреть работнику морга в глаза, он точно назовет день и час твоей смерти.
Хмуро поглядев на Мишку, санитар спросил:
– Чего приперся?
Мишка с волнением и гордостью достал из кармана кителя служебное милицейское удостоверение, развернул, поднял его до уровня глаз работника морга и веско бросил:
«Я из следствия. Прислали».
Санитар внимательно посмотрел на Мишкино фото в удостоверении. Какая-то мысль, словно вагонетка по железной дороге, проскрежетала по его извилинам, и он протяжно выдохнул дым:
– Зря на опознание приперся, у нас этого мента нету…
Мишка ошарашено перевел взгляд на санитара, потом на удостоверение, по-прежнему висевшее перед глазами слуги Аида, и жалобно-просительно протянул:
– Там, на фото я. Я не на опознание, мне бы экспертизу забрать…
– Тогда чего сюда ломишься? Тебе в ту дверь.
– Я ходил. Там заперто.
– Стучи громче. – Дверь с треском захлопнулась перед Мишкиным носом. Отойдя на несколько шагов, Мишка услышал, как санитар выразительно запел партию из оперы «Смейся, паяц» – и понял, для чего на окнах морга решетки.
Обойдя вокруг здания, он уныло поплелся ко второму крыльцу. К его удивлению, дверь была уже приоткрыта и печально поскрипывала, зловеще шепча: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Сглотнув слюну и пытаясь себя убедить, что за порогом его не начнет немедленно тошнить, Мишка обреченно сделал шаг вперед, оказавшись в полутемном коридоре. На обрывках обоев, лентами свисавших со стены напротив прозекторской, разноцветно пестрели автографы и номера телефонов, по-видимому, выполненные губной помадой: «Звоните всегда! Мы ваши», «Мне понравилось. Верочка», «Чудненько. В любое время, только позови. Тоня». Смерть и жизнь, любовь на границе настоящего и загробного миров, вероятно, придает особую пикантность интимным утехам. Некоторое время Мишка стеснительно потоптался возле двери с табличкой «Бюро СМЭ. Эксперты», из-за которой временами доносились посапывание и томные вздохи. Собравшись с духом, Мишка скромно постучал. С той стороны донесся суетливый шорох, что-то упало, оглушительно звякнув, и голос, ранее так недовольно возмущавшийся явлению ментов, ломающих кайф, рявкнул: «Входите!». Опустив глаза долу, Мишка прошел в кабинет.
За столом напротив входа восседал мужик в зеленом халате, взирая на вошедшего сквозь поблескивающие линзы очков. На соседнем столе вольготно раскинулась девица, лет двадцати пяти, задрапированная в белый, основательно помятый халат, небрежно крутившая на пальце какой-то предмет из числа нижнего белья. Помимо халата, иных предметов туалета на девице не наблюдалось.
– Чего приперся? – Похоже, данная фраза была отличительной особенностью всех работников морга и заменяла им приветствие.
– Мне б экспертизу забрать… по Майданенко… Меня Витиш послал… – краснея и заикаясь, пробормотал Мишка, бросая осторожные взгляды на девицу.
Мужик нервно порылся в выдвижном ящике и, не найдя нужного ему предмета, перешел к шкафу. Некоторое время слышалось только его сердитое сопенье, и на столе со стуком и звоном появлялись различные предметы, очевидно крайне необходимые при производстве экспертиз: граненый стакан с потеками мутной жидкости на стенках, неровно обкусанный бутерброд, журнал с обнаженной красоткой на обложке, секционный нож с прилипшим к нему куском колбасы, бутылка с надписью «проба» на этикетке и явным запахом спирта из горлышка…
– А ты вообще кто такой и откуда? – Девица рассматривала Мишку не только без всякого стеснения, но с явным интересом и вызовом.
– Следователь. Лейтенант юстиции Канашенков Михаил Викторович. Сегодня первый день моей службы. В вашем городе. – Стеснительно пробормотал Мишка, не рискуя поднять глаза.
– Новенький! – радостно всплеснула руками девица. – Новенький! А ты симпати-и-ичный! А когда к нам снова собираешься?
– Надеюсь, лет через шестьдесят, – находчиво ответил Мишка.
Бурный восторг девицы словно подхлестнул эксперта, и вскоре мрачный мужик, лихо вынырнув из недр шкафа, бросил Мишке стопку бумаг, затянутую в прозрачный файл.
– Вот твоя экспертиза. Вали отсюда. Витишу – привет.
Прижимая бесценные документы к груди, Мишка выскочил в коридор. Не посмевшая догнать его, дверь обиженно ударилась о косяк, скрежетнула засовом и затихла.
Через полчаса обратный автобус привез Мишку к остановке, расположенной напротив здания отдела. В здании следствия все было по-прежнему. Рабочий шум, провожавший лейтенанта в путь, невзирая на позднее время и не думал затихать. По лестницам и коридорам туда-сюда, вверх-вниз сновали люди и нелюди, так же трещали клавиатуры, и кто-то на кого-то покрикивал. Канашенков вошел в кабинет начальника. Шаманский, устало вычитывавший очередную стопку документов, уже ничуть не походил на мага, страшного и таинственного. Забрав экспертизу, он вяло поблагодарил Мишку и посоветовал тому двигаться в общежитие, не забыв напомнить, что ожидает новой встречи с началом рабочего дня. Забрав свой чемоданчик, скромно притулившийся в углу начальственного кабинета, Канашенков отправился к своему новому месту обитания.
Общежитие оказалось девятиэтажным зданием, расположенным посреди бесконечного пустыря. От автобусной остановки до крыльца, петляя меж репейника и лопухов, пролегала хорошо утоптанная тропинка. После пыльных коридоров горотдела, пропахшего людскими бедами помещения морга и раскаленных городских улиц те десять минут, что шел до своего нового дома Мишка, показались ему наградой за все пережитые прошедшим днем трудности.
Возле входа в здание стояло несколько детских колясок, в одну из которых без труда мог поместиться малолитражный автомобиль. Наверное, коляска была огрская. Или орочья.
На входе Мишка предъявил свои документы тетеньке-дежурной.
– Ожидайте, – по-военному кратко распорядилась тетенька. – Комендант при исполнении.
Комендантом оказался чрезвычайно коренастый гном с длинными рыжими волосами и такими густыми бровями, что их можно было заплетать в косички. Гном-комендант явился в вестибюль, держа за шиворот двух человек. Вернее, человека и беспросветно-черного черта, одетого в полосатые штаны и широченную красную рубаху.
– Анфиса Петровна, этих двоих выселяем, – проскрежетал гном-комендант. – Сидорычева за пьянство. А Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного – за то, что опять пытался души скупать.
– Начальник, ну какие души у тараканов, а? – завопил черт. – Вот те крест, все про меня врут! Раз черт – значит жулик, да? Отстриги мне хвост, начальник, если обманываю! Хочешь, на колени стану? – Черт грохнулся на колени и поклонился так, что задел рогами пол. При этом из-за ворота его красной рубахи выпала и рассыпалась по полу колода карт.
– Ага! – Сказал комендант. – Анфиса Петровна, внесите в приказ – Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного выселить из общежития за участие в азартных играх.
– Пасьянсы раскладываю, начальник! – возопил черт. – На деньги не играю, чтобы мне Вакулу лунной ночью повстречать!
– Анфиса Петровна, приказ о выселении Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного пока отменить, – не меняя тона, сообщил комендант. – Вывесить в вестибюле объявление о том, что всякому пострадавшему от шулерских приемов товарища Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного следует обращаться с заявлениями к коменданту общежития!
– Эх, начальник, за что ты так с чертом? – грустно вздохнул Василий Петшович, поднимаясь с пола. – Ведь только хотел по человечески зажить, а вы мне снова – бэш чаворо, ромале… Прощай, начальник. Живи так, чтоб не приходили тебе в голову грустные мысли про мою судьбинушку бессонными ночами…
– Анфиса Петровна, впишите в приказ – выселить из общежития Василия Петшовича Жемчугова-Задорожного в связи с его отказом от проживания, – сообщил комендант.
На пороге черт обернулся.
– Эх, комендант, скажу напоследок, кто ж тебе, кроме меня, еще скажет, – злая ты, комендант. И ни фига не женственная.
– Врет он, Гейрхильд Гримсдоттировна! – неожиданно трезво сообщил алкоголик Сидорычев. – Злобствует, падла рогатая.
– Анфиса Петровна! – В голосе коменданта мелькнуло нечто, напоминающее кокетство. – Сидорычеву Афанасию Леонидовичу объявить общественное порицание. Выселение отложить до моего особого распоряжения. Что здесь делает милиция?.. Вы по поводу кражи из сто первой?
– Нет, я по поводу у вас пожить, – хмуро ответил Мишка, протягивая коменданту документы.
– Анфиса Петровна, вселите мальчика в девятьсот тридцатую, – сурово промолвила комендант, тщательно изучив Мишкины документы. – Мальчик уже устал. Пусть мальчик идет спать.
Лифт не работал, и Михаилу пришлось подниматься на девятый этаж пешком. Лестница была довольно грязной, площадки были усыпаны окурками, а стены густо испещрены были угольными и маркерными надписями – хрониками общажной жизни, из которых без труда можно было узнать, кто здесь кому и сколько задолжал, и кто от кого забеременел.
Коридор верхнего, девятого, этажа выглядел пустым и сравнительно чистым. В окнах, замыкавших его с обеих сторон коридор, не было видно ничего, кроме сиреневого закатного неба, и Мишке показалось, что он находится в салоне огромного аэробуса.
Мишкина комната оказалась расположена в самом конце коридора, возле распахнутой настежь двери, выходившей на пожарную лестницу. Канашенков долго возился с ключами, пока не сообразил, что комната не заперта. Внутри не было ничего, кроме металлической кровати с панцирной сеткой да лежащей поверх нее полосатого матраца. Зато в комнате было целых два окна.
Оставляя следы на пыльном полу, Мишка прошел к кровати, раскатал и бросил на сетку матрац, осторожно пристроил свой чемодан у стены, а потом распахнул оба окна. Свежий воздух ворвался в комнату так, как врывается вода в пробоины тонущего корабля – стремительно, шумно и неукротимо. В комнате сразу сделалось свежо и уютно.
Мишка хотел есть. Нужно было разобрать чемодан. Хотелось умыться и сменить рубашку. Вместо этого Мишка сел на подоконник, оперся спиной о стенку и просидел так до тех пор, пока ночная темнота не закрасила небо от горизонта до горизонта. Он слышал стрекот сверчков в траве, музыку, доносившуюся откуда-то снизу, и детский плач из другого конца коридора. Дважды в приоткрытую дверь его комнаты заглядывали: сначала трое нахальных китайских орков предложили дешево купить у них совсем новый рояль, потом вампир и оборотень позвали обмыть «якорную стоянку». Мишка улыбался и отказывался.
Уснул он в час ночи, не раздеваясь и не закрыв ни окон, ни дверей.
В два часа ночи к его комнате вернулись нахальные китайские орки. Орки посовещались меж собой и потихоньку притащили в Мишкину комнату стол, два стула и черно-белый телевизор, задняя крышка которого была приклеена к корпусу жевательной резинкой. Орки изо всех сил хотели подружиться с представителем власти.
Еще через полчаса, получив информацию от дежурной Анфисы Петровны, в Мишкину комнату пришли три самых веселых и разбитных жительниц общаги, известных вольностью нравов и колоритными прозвищами – Шиза, Фаза и Катастрофа. Полюбовавшись на спящего лейтенанта, девушки умилились его молодости и невинности, растрогались и пошли к себе в комнату пить портвейн да грустить о своей невеселой женской доле.
А в четыре часа ночи в комнату к Мишке проник вампир по фамилии Протыкайло. Вампир достал из кармана опасную бритву, подкрался к изголовью постели, надрезал себе руку, смазал своей кровью Мишке подбородок, потом изобразил на своей собственной шее следы укуса и отправился обратно в свою компанию хвастаться тем, что его покусал милиционер. И он – со временем, конечно! – тоже может стать милиционером.
Четверг. Неделя первая
Утро, возвещая начало нового дня, настойчиво постучалось по подоконнику Мишкиной комнаты каплями дождя. Проснувшись, Мишка подошел к окну, постоял, наслаждаясь свежестью и прохладой, и лишь потом обнаружил изменения в интерьере своей комнаты. Впрочем, ни удивляться, ни выяснять координаты лиц, облагодетельствовавших его новой мебелью и старым телевизором, времени уже не было. Переодевая рубашку, Мишка, правда, внимательно оглядел подарки. Стол показался ему похожим на боевого коня, крепко упершегося в пол четырьмя копытами. Стулья же более походили на суворовских ветеранов – старые и обшарпанные, но бравые и готовые стойко нести службу хоть до скончания века. Экспериментировать с телевизором Мишка не рискнул, оставив столь ответственное мероприятие на вечер.
Приведя себя в порядок, Мишка резво сбежал на первый этаж, где еще вечером краем глаза он видел вывеску столовой, украшенную табличкой «Закрыто». К его неудовольствию, табличка по-прежнему висела на месте и лишь слегка покосилась, отчего более всего напоминала издевательскую улыбку. Мишка принюхался к запахам, доносящимся из-за двери, сглотнул слюну и побежал на работу.
Погода, как ни крути, женщина, и настроение у нее переменчивое. Мишка дошел до остановки, сел в автобус и проехал большую часть пути до отдела, как тучи вдруг рассеялись, а солнце засияло так, что надетый на Мишку форменный плащ сделался неуместным, словно ласты в пустыне. Мишке не оставалось ничего иного, как снять плащ и набросить на руку.
Открыв уже знакомую дверь кабинета начальника, Мишка оторопело замер на пороге. Все стулья и диван в кабинете оккупировала разномастная и разноплеменная толпа сотрудников следствия, и даже на подоконнике разместилась парочка оборотней, дружелюбно порыкивающих друг на друга.
Собравшиеся увлеченно переговаривались между собой, не забывая с любопытством поглядывать в Мишкину сторону. Поскольку единственным свободным местом в кабинете оставался стул начальника, Мишка скромно прислонился к стенке в самом углу кабинета.
Минуту спустя в кабинет вошел Шаманский и гул немедля стих. Последующие десять минут начальник следствия, прибегая к многочисленным эвфемизмам, гиперболам и поэтическим аллегориям, задавал подчиненным один и тот же вопрос: «И когда же вы, охламоны, наконец-то прекратите валять дурака и начнете работать?» Охламоны дружно возражали в том смысле, что «Да мы-то трудимся, рук-ног-голов и живота своего не покладая. Вот только Родина в лице обожаемого начальства этого не видит, не ценит и зарплатой регулярно обижает». Закончив разбор полетов, Шаманский жестом пригласил Мишку выйти к столу.
– Представляю всем нашего нового сотрудника – Канашенков Михаил. Прошу любить и жаловать.
– Любить – это мы завсегда пожалуйста. – Гном, вольготно раскинувшийся на стуле прямо напротив Мишки, томно облизнул губы. – Он молоденький, симпатичный, ох и залюблю же я его…
Мишка испуганно вжал голову в плечи, представляя себе жуткую картины любви с гномом.
– Регинлейв Гримсдоттировна! Ты сначала дело по Опанасенко в суд направь, а потом уже эротическим фантазиям предавайся! Так! Прения окончены. А теперь за работу, обленившиеся вы мои, за работу! Витиш и Канашенков, останьтесь.
Мишка облегченно выдохнул – беда миновала. По крайней мере, на время.
– Игорек! Коммуникабельный ты наш! Вы вчера вроде как общий язык нашли, так что будете продолжать дружить и впредь. Жить Михаил будет в твоем кабинете, все равно Женька Еремин к свадьбе готовится, и стол его пустует. Эээх. Так и теряем ценные кадры… – Шаманский картинно смахнул со щеки несуществующую слезу.
– А ты, педагогичный наш, – начальник обратил свой взор на Витиша, – будешь ему наставником. – Не дожидаясь ответной гневно-протестующей реплики, Шаманский поспешил закончить аудиенцию. – Идите уже, преступление раскройте, что ли… Да! Михаил! Мне нужен доброволец на суточное дежурство. Добровольцем назначаю тебя.
Витиш молча направился к выходу, а Мишка уже привычно заторопился за ним, мысленно рисуя себе красочные картины нового места своей работы. Таковым оказался кабинет со слегка отпугивающим номером «13». Внешне кабинет мало чем отличался от громадного количества прочих присутственных мест. Помещение, носившее громкое название – КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ! – представляло собой пенал, оснащенный двумя окнами, и гораздо более походило на коридор, нежели на рабочее место, присущее процессуально-независимому должностному лицу. В дальнем левом углу кабинета находился обшарпанный сейф, простодушно улыбавшийся распахнутой настежь дверцей. Вдоль левой же стены скромно расположился диван, уныло поскрипывающий продавленными пружинами. Со стены над диваном на любого, осмелившегося войти в кабинет, вопросительно поблескивал стеклами пенсне двухметровый портрет Лаврентия Павловича Берии. Под портретом к стенке была прикреплена полочка, на которой неувядающе алел букетик пластмассовых роз. В двух метрах от двери, прямо напротив входа, внушительной баррикадой возвышался массивный письменный стол. На поверхности стола, за бруствером из множества бумаг, пулеметной точкой посверкивал новенький ноутбук, от которого лентой боепитания тянулся шнур к принтеру. С тыла баррикаду прикрывало окно, по причине жары открытое нараспашку. Справа от стола, прикрывая собой потертую стену, словно фиговым листом, стоял одинокий стеллаж. Некогда прямые полки его прогнулись под тяжестью лет и неисчислимых стопок процессуальных бланков, из-за которых любопытно выглядывали чумазые рожицы разномастных кружек. Пытаясь скрыть их присутствие, стеллаж стеснительно прикрылся одной створкой. Одной – потому что вторая отсутствовала в принципе. Наверное – утраченная во время неравных боев с преступностью. Оборонительную линию замыкал еще один стол, размером поменьше первого, но видом крепче и нахальнее. На столе матово отсвечивали панели невиданного Мишкой диковинного металлического агрегата.
Приглядевшись, он обнаружил, что это не что иное, как печатная машинка «Ундервуд», виданная им ранее лишь на картинках. Мысль о том, что ему придется работать с этим шедевром инженерной мысли, поразила Мишку настолько же, как если ему предложили бы управлять космическим кораблем. Заметив Мишкино смятение, Витиш двумя руками развернул голову подопечного, направив ее в правый угол.
В углу было еще одно окно, расположенное так близко к стене, точно оно пыталось спрятаться от посетителей. Судя по тому, что стекло было запылено до пепельной непрозрачности, окну это вполне удавалось. Напротив окна с вольготностью беспечного гуляки раскинулся третий стол. Дверцы его тумбочек расхлябано болтались, а выдвижной ящик дразнящимся языком наполовину высунулся наружу из недр стола. Выбиваясь из общей озорной картины, на слегка прогнувшейся столешнице тихо подремывал дряхлый монитор, выдавая присутствие под столом тушки старого системного блока. В углу стола, вплотную к стене, прижался принтер. Судя по внешнему виду и дате сервисного обслуживания десятилетней давности, начертанным на кожухе маркером, принтер был ровесником системного блока. Интерьер кабинета завершала внушительная деревянная вешалка, прибитая к стене справа от входной двери. Разместив на ее полке свою фуражку, Мишка растерянно замер, не зная, что ему делать дальше.
– Вот тут ты и будешь жить. Возможно, долго очень может быть, даже счастливо, ну а если на огонек заглянет Регинлейв Гримсдоттировна, то еще и весело. – Витиш указал рукой на хулиганистый стол. – Женька, его прежний хозяин, на ближайшие два месяца безвозвратно потерян для коллектива, а свято место, как говорится, пусто не бывает. Давай располагайся, завтракать будем.
При слове «завтракать» Мишкин желудок в предвкушении пищи издал вопль радости. Игорь достал из своего стола электрический чайник, привычно воткнул штепсель в розетку и зашуршал полиэтиленовым пакетом, извлекая наружу пышные булочки, аппетитно пахнувшие домашней сдобой.
– А у меня ничего нет, – печально вздохнул Мишка. – В моей общаге столовая утром еще закрыта была, а вечером я туда уже не успел.
– И что с того, что у тебя ничего нет? – удивился Витиш. – Что ж теперь, удавиться и не жить? Коли ты со вчерашнего дня голодный, не стой столбом, а налегай на булочки. Поддержи, так сказать, отечественного производителя. А я пока кофейку заварю.
– А что это за музейный экспонат? – указал Мишка на «Ундервуд», вгрызаясь в очередную булочку. – Я думал, таких уже и не существует в природе. К нему в придачу еще бы дыбу да колодки, так вместе с портретом Лаврентий Палыча, как раз нужный антураж образуется.
– Дыбу, говоришь, колодки… именной топор… – задумчиво и где-то даже мечтательно закатил глаза Витиш. – Ееех, мой юный друг, все это нам, к сожалению, недоступно. А «Ундервуд», так это Костика Кицуненовича Инусанова агрегат. Он как разволнуется, так когти повыпустит и давай когтями по клавишам долбить. Ни одна клавиатура не выдерживала. Спасибо Кобриной, хоть эту махину нашли.
– Так Костя что, оборотень? – Чуть не подавился булочкой Мишка.
– Не совсем. Вермаджи*. Да ты не переживай, он классный парень, чувства юмора, правда совсем нет, а так хороший друг и надежный товарищ. Он после обеда появится, вот и познакомишься.
Однако знакомству в этот день не суждено было состояться. Не прошло и часа, как в кабинете раздался телефонный звонок. Дежурная часть получила сообщение о краже и изнемогала от порочного желания выпнуть СОГ на место происшествия. Мишка одолжил у Игоря его «выездную» папку и унесся в дежурку. Спустя пятнадцать минут разъездной «уазик» доставил его вместе с группой на место происшествия.
Кража оказалась достаточно стандартной. Какие-то деятели отогнули металлическую ставню торгового киоска, завернутым в тряпку камнем вышибли стекло, а после вынесли пиво и сигареты. Мишка, проведя осмотр места происшествия, уже заканчивал упаковывать вещдоки, когда к нему, покачивая на ладони увесистый булыжник, подошел хмурый и недовольный чем-то эксперт. Мишка, опасаясь удара камешком по макушке, невольно напрягся. А то кто этих эльфов знает? Опасения оказались ложными и ненужными. Обратившись к Мишке, эксперт спросил:
– Каменюгу паковать будем?
– Придется, как-никак это орудие преступления.
– Ну, пакуй, только аккуратнее, потом пришлешь на исследование. Сейчас-то «пальчики» с него не снять, неровный, валиком не получится, а в конторе попробую. Методика у нас, понимаешь, специальная есть по снятию отпечатков пальцев с неровных поверхностей.
Камень, подлежащий изъятию, формой и размерами напоминал гандбольный мяч. Эксперт, нелицеприятно отзываясь о тыловой службе, затолкал камень в реквизированный в ларьке полиэтиленовый пакет. Мишка, насколько мог, перекрутил пакет, чтобы каменюга не болтался, обмотал «горлышко» скотчем, присобачил бумажку с печатью и подписями понятых.
Возвращение в отдел было кратким, как отпуск на войне, можно даже сказать – минутным делом. Не успела группа вернуться в отдел, как дежурный, лучась от счастья, сообщил о новой «заявке».
Надо отметить, что отношение к заявкам в любом отделе целиком зависит от должности и функциональных обязанностей работника. Так, следователь, опер и эксперт из СОГ* наивно полагают, что лучшее дежурство – это спокойное дежурство, в то время как дежурная часть придерживается диаметрально противоположной точки зрения и считает, что СОГ, как солдаты любой армии, должна быть постоянно чем-то занята.
Камень, да еще вещдок, с собою не потащишь, и Мишка понес пакет с камнем в свой кабинет. Но не донес – пакетик накрылся в аккурат перед дверью кабинета. Блин, попадалово. Мишка немного подумал, положил пакет в угол около своего стола, надел перчатку и закатил камешек на пакет. Спрятав улику таким образом, он умотал на следующую заявку.
Возвращение в родные пенаты принесло странные сюрпризы. Порванный пакет лежал на месте, а камня не было.
Мишка бросился к Витишу:
– Игорь! Ты тут в уголке случайно ничего не видел?
– Да тебе какие-то придурки к столу здоровый камень зачем-то подбросили. Наверное, наши юмористы какую-то хохму над тобой, как над новеньким, задумали учинить, вот я его и выкинул.
– И-и-игорь! Это не придурки камень туда положили! Это вещдок был! Куда выбросил-то?
– Да во двор, там этих камней немерено… Паковать же нужно, раз вещдок.
– Да паковал я. Пакет, блин, порвался.
Витиш, ощущая за собой долю вины, отвел Мишку на задний двор, где искомый камень был обнаружен, задержан и препровожден в кабинет. Опознание, впрочем, оставляло сомнения на предмет личности задержанного: вроде бы тот, а вроде и нет. Да и какая теперь уже разница? «Пальчики» с камня снимать смысла уже особо не было. Перепаковать камень вновь не удалось. Дежурная часть забила тревогу, и Мишка, положив камешек на прежнее место, уехал на следующий вызов.
Вернувшись через час в прекрасном расположении духа, Мишка вошел в кабинет, пылая предвкушением стащить у Витиша очередную булочку. Однако мечтаниям не суждено было сбыться. Кабинет был на месте. Витиш был на месте. Пакет был на месте, а камень отсутствовал. Дежа вю, однако. Печальное такое дежа вю.
Мишка вновь бросился к Витишу:
– Игорь! Ну что за шутки! Ты опять?! Камень где?
– Да не трогал я твой камень! – Витиш озадаченно почесал в затылке. – Погоди, когда я в дежурку за материалом ходил, у нас в это время уборщица прибиралась.
Мишка стремглав бросился на поиски. Отыскав в коридоре уборщицу, он набросился на нее с вопросами:
– Вы, когда в нашем кабинете убирали, кроме мусора ничего не выкидывали?
– Вот-вот, давно хотела сказать, что у таких солидных следователей в кабинете всегда беспорядок, – пожурила Мишку уборщица. – А теперь еще и каменюги в кабинет таскать начали. И не стыдно над старой женщиной изгаляться? Тяжеленный такой, камень-то! Я его еле до улицы донесла, чтоб выкинуть.
Мишка мысленно застонал и уныло побрел на улицу. Схожесть камня с первоначальным объектом интересовала его уже крайне слабо. Более-менее подходящий камень был найден и до момента отыскания похожего пакета вернулся в угол кабинета Љ 13. Во избежание повторных эксцессов, Мишка посредством скотча водворил на пакете бумажку с надписью «вещдок». Опасливо косясь на камень, Мишка уселся за стол, потому что вещдок – вещдоком, но материалы обрабатывать надо. Стуча по клавиатуре, Мишка не заметил, как дверь открылась, и в кабинет явились две юные особы.
