Текст книги "Бумеранг Гейдриха"

Автор книги: Сергей Буренин

Соавторы: Олег Семергин-Каховский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Берлин, 27 сентября 1938 года

Несмотря на погожий денек, один из последних деньков бабьего лета, казалось, что над Берлином нависло предгрозовое облако.

Гейдрих прибыл в рейхсканцелярию к пяти часам вечера. На его лице были заметны следы усталости, но движения были резкими и энергичными. Он рысью поднялся по лестнице и быстрым шагом дошел до приемной Гитлера. Там его сразу же провели в кабинет, где кроме Гитлера присутствовал адмирал Канарис.

Гитлер, увидев Гейдриха, сразу же подскочил к нему с вопросом.

– Опишите мне общую ситуацию в Европе. Вот адмирал уверяет, что нам надо дать отбой по операции «Грюн». Что вы скажете на это?

– Ситуация действительно очень сложная, – согласился Гейдрих, – Я не знаю, какие данные вам привел адмирал. Но я скажу следующее: правительства Югославии и Румынии сегодня предупредили правительство Венгрии, что в случае нападения ее войск на Чехословакию они предпримут военные действия против Венгрии. Балканский кризис мы и не думали планировать. Во Франции дела обстоят не лучше. Мобилизация, объявленная там, скорее смахивает на полную. К концу шестого дня Франция будет в состоянии выставить на германской границе 65 дивизий. Учитывая пять наших армий, которые противостоят Чехословакии, мы сможем сконцентрировать к этому времени на этом направлении всего 10–12 дивизий. Более того, в Британии объявлена мобилизация во флоте. Италия не делает ничего, чтобы связать французские силы на юге.

Видя, что Гитлер все более свирепеет, Гейдрих решил перейти на более спокойную тему.

– Но, с другой стороны, Судетский добровольческий корпус полностью занял города Аш и Эгер. Мы используем их как базы. Добровольческий корпус поддерживают наши штурмовые отряды СС. Фактически во всех Судетах происходят волнения. В принципе, вопрос через плебисцит решится вполне определенно.

– Все они хотят войны! – воскликнул Гитлер. – Все! А вот ответственность за эту войну хотят взвалить на меня. Я только что получил телеграмму от Рузвельта и шведского короля. Они оба говорят об одном и том же – что ответственным за войну буду я.

– Ни в коей мере, – спокойно возразил Гейдрих, – Почему чехи так упорствуют? Да потому, что они рассчитывают, заручившись поддержкой Англии и Франции, развязать европейскую войну и погреть на ней руки. Если разразится война, ответственность будет лежать на чехах, и только на них. Это понятно каждому здравомыслящему политику. Англия это прекрасно понимает и уже намекнула на это чехам. Как мне стало известно по моим каналам, Чемберлен высказал Бенешу мысль о том, что Богемия отойдет к Германии независимо от исхода европейской войны. Таким образом, Англия популярно объяснила чехам, что все их надежды отстоять эти области беспочвенны.

– Я всегда говорил, что англичанам не откажешь в здравом уме, – схватился за это Гитлер. – А адмирал меня только что пытался уверить, что все гораздо хуже. Более того, у него совершенно упадническое настроение!

– Возможно, у него просто нет полной информации, – вступился за коллегу Гейдрих. – Абвер всегда делал упор только на военную сторону дела, в политике у него нет таких надежных источников, как у СД. Поставленный вами срок 1 октября вполне реален. И наша цель бескровно получить эти области тоже реальна.

– Но есть еще Россия, – вдруг вспомнил Гитлер, – Литвинов уже неоднократно заявлял, что они вмешаются на стороне Чехословакии.

– Бросьте, – махнул рукой Гейдрих, – Может, Россия и хочет сделать это, но ей этого не позволит Англия. Англии совершенно не нужен еще один конкурент в Европе. Нет, это отпадает.

– У вас, Рейнгард, удивительное умение успокаивать, – слабо улыбнулся Гитлер. – Как бы мне хотелось, чтобы ваши слова оказались правдой!

– Так оно и будет, – рассмеялся Гейдрих. – Я же вам сказал, что к 1 октября мы своего добьемся. После этого о Чехословакии можно уже будет не вспоминать: она лишится 66 процентов своего каменного угля, 80 процентов – бурого угля, 86 процентов сырья для химической промышленности, 80 процентов цемента и текстильной промышленности, 70 процентов электроэнергии и 40 процентов леса. Без немцев и немецких земель она будет бедна, как церковная крыса. Прибавьте к этому то, что в новой Чехословакии будут нарушены дорожное сообщение и связь. Не пройдет и года, как она сама присоединится к нам.

– Нам не нужны чехи, – буркнул Гитлер.

– Ну почему же, мы и им найдем применение, – пожал плечами Гейдрих.

Лабиринты истории

29 и 30 сентября в Мюнхене собралось международное совещания по Судетскому кризису. Судьбу Чехословакии в Мюнхен приехали решать руководители Англии, Франции и Италии. Мнение чехов в этом вопросе никого не интересовало, их пригласили в качестве наблюдателей. О России даже не вспоминали. Во втором часу ночи 30 сентября главы этих государств поставили свои подписи под документом, ставшим известным в истории под названием Мюнхенского соглашения. Документ был подписан в следующем порядке: Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье. Соглашение позволяло немецкой армии вступить в Судеты 1 октября и закончить полное занятие области к 10 октября. За этот период чехи должны были эвакуироваться из этого района. Чехи не имели права вывозить из этих районов подвижные составы, локомотивы, продукты, сырье. Даже население должно было оставить там весь свой нажитый скарб. Гитлер одержал очередную победу, не потеряв ни одного солдата.

На территории Европы появилось новое государство – Чехо-Словакия.

Вернувшись домой, Чемберлен свою речь начал словами: «Друзья мои! Во второй раз в нашей истории сюда, на Даунинг-стрит, из Германии прибывает почетный мир. Я верю, что мы будем жить в мире». На другой день «Таймс» заявила, что «ни один завоеватель, возвратившийся с победой, не был увенчан такими лаврами».

В пылу общей эйфории никто не обратил внимания на то, что лорд Дафф Купер, первый лорд адмиралтейства, покинул кабинет и подал в отставку. На обсуждении результата переговоров в палате общин 5 октября Уинстон Черчилль заявил: «Мы потерпели полное и сокрушительное поражение… (здесь его речь была прервана бурей протестов.) Мы находимся в центре грандиозной катастрофы. Путь вниз по Дунаю… дорога к Черному морю открыты… Все государства Центральной Европы и бассейна Дуная одно за другим будут попадать в орбиту широкой системы нацистской политики… которая диктуется из Берлина… И не надо думать, что этим все кончится. Это только начало».

Но Черчилль не являлся даже членом правительства. Это был глас вопиющего в пустыне.

Прага, 5 октября 1938 года

В это утро президент Бенеш в последний раз пришел в свой кабинет. Он сел за письменный стол и попробовал вспомнить о том, какие мысли были у него, когда он впервые вошел в этот кабинет и оказался за этим столом. Но в голову постоянно лезли совсем другие мысли. В этот момент в дверь осторожно постучали, и на пороге появилась невысокая полная фигура. Бенеш сразу узнал полковника Франтишека Моравца.

– Извините, пан президент, я хотел бы сказать вам несколько слов, – сказал Моравец.

– Считайте, что я уже не президент, – тяжело вздохнув, ответил Бенеш. – Я сегодня подаю в отставку и до выборов нового передаю бразды правления генералу Сыровы. Так что, думаю, с вашим сообщением вы либо поторопились, либо опоздали. Меня уже можно считать частным лицом.

– Вы ошибаетесь в обоих предположениях. Во-первых, вы навсегда теперь останетесь вторым президентом свободной Чехословацкой республики. А во-вторых, я пришел именно к вам, не задумываясь о том, официальное ли вы лицо или частное. Я пришел предупредить вас.

– О чем же?

– Как я уже сказал, вы навсегда теперь останетесь нашим вторым президентом, вторым и последним законным. Вы будете притягательным центром для всех, кто не смирился с немцами. А то, что немцы на Судетах не остановятся, это понятно всем. Таким образом, для немцев вы очень нежелательная фигура. И я получил сведения, что охота на вас уже началась. Мой вам совет: как можно скорее уезжайте из этой страны.

– Спасибо за совет. Но куда же мне, извините за выражение, бежать?

– Давайте лучше воспользуемся словом эмигрировать. Лучше во Францию или Англию. Эти две страны падут, скорее всего, последними. А может, и сумеют выстоять. Я понимаю, что после их предательства вам бы этого не хотелось. Но поверьте мне, они очень скоро и очень дорого заплатят за это. Европа уже пропустила несколько шансов остановить Гитлера, а с каждым разом это будет все труднее. И вот в этой новой ситуации одна из этих стран обязательно станет центром объединенной борьбы с нацизмом.

– Спасибо еще раз. Я обдумаю ваш совет на досуге, которого у меня теперь будет достаточно.

– Пан президент, вы знаете, чем я занимаюсь. Я не говорю пустые слова. Я вас предупреждаю о реальной угрозе. И советую уехать как можно скорее. До свиданья. Я говорю вам «до свиданья», потому что подозреваю, что скоро мы с вами встретимся снова. Хотя, может быть, и в несколько других ролях.

– Еще раз спасибо, полковник. Я прислушаюсь к вашему совету. Уверен, что просто так, не имея на то достаточных оснований, вы бы такое не сказали.

Полковник Моравец козырнул, развернулся и вышел, причем президент Бенеш впервые увидел, что полковник может сделать это по-военному.

Берлин, 10 октября 1938 года

Краснодеревщик Эльзер машинально брел к станции окружной дороги. Он не мог объяснить, откуда у него такая уверенность в том, что его там ждут именно сегодня и именно в этот час. Он шел как во сне. Знакомые улицы вокруг него казались чужими. Но где-то внутри его больного мозга стучала одна мысль: надо сходить на станцию и взять взрывчатку. Вот уже более двух месяцев он мастерил бомбу с часовым механизмом. Часовой механизм был уже, можно сказать, готов. Бомбу можно было установить за трое суток, и она бы взорвалась в точно назначенное время, хотя само устройство было довольно простым и представляло из себя просто-напросто переделанный будильник.

Эльзер поднялся на платформу и встал с правой стороны от расписания движения поездов. Ждать пришлось недолго. Примерно через минуту к нему подошел мужчина в рабочей одежде и передал хозяйственную сумку средних размеров.

Ни слова не говоря, Эльзер взял сумку, повернулся и пошел к выходу с платформы. Мужчина еще какое-то время озадаченно смотрел вслед Эльзеру, потом пошел в другую сторону.

Эльзер шел к дому по той же дороге, по которой только что пришел на станцию. Тяжести сумки он не чувствовал. Теперь он знал только одно: у него все есть, и остальное зависит только от него. Скоро он изготовит бомбу, заложит ее в ту колонну, которая указана на фотографии, и взорвет того, кто был источником всех его несчастий. Он отомстит за брата.

За эти два месяца Эльзер изменился так, что его с трудом узнавали те, кто знал его почти всю жизнь. Столяр похудел, в его глазах появился какой-то больной, лихорадочный блеск. Он стал рассеян и не сразу понимал, что кто-то обращается именно к нему. Никто не мог объяснить, что же с ним случилось.

Эльзер все так же ходил на работу, но как только кончался рабочий день, он спешил домой, где садился и мастерил бомбу. Если бы его спросили, откуда у него появилась эта идея, он, наверное, пожал бы плечами. Просто в один прекрасный день он вдруг решил отомстить за арестованного за коммунистическую пропаганду брата, с которым, вообще-то, и не был согласен. Без каких-либо видимых причин он проснулся однажды утром и понял, что обязательно должен взорвать тирана, который упек его брата в кутузку. И он уже знал, что это будет бомба, знал, где и на какое время ее установить, он знал, что вот сегодня он придет на станцию и мужчина передаст ему для этой бомбы взрывчатку. И у него не возникало даже мысли подивиться, откуда он все это взял.

Прага, 12 октября 1938 года

Штабс-капитан Вацлав Моравек вошел в пивной погребок «Золотой рог» и начал оглядывать зал. В погребке стоял полумрак, и после яркого солнечного света он долго не мог сориентироваться. Наконец его глаза привыкли к полумраку пивной, и он увидел то, что хотел. Точнее, того, кого хотел: невысокого полноватого мужчину. Штабс-капитан подошел к столику, за которым сидел толстяк, и поздоровался.

– Давненько мы с тобой не пили вместе пивка, Франтишек.

Но толстяк только кивнул головой и сказал:

– Здравствуй, Вацлав. Я бы с удовольствием с тобой просто попил пивка, но теперь не то время. У меня к тебе серьезный разговор.

Пока официант ходил за пивом, заказанным Моравеком, оба мужчины молча разглядывали друг друга. Когда официант удалился, толстяк заговорил снова:

– Ты знаешь, чем я занимался последнее время, Вацлав. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что не сегодня завтра Чехословакия перестанет существовать как свободное государство. Не сомневаюсь, что это не оставит тебя, как и многих других, равнодушным. Полагаю, нам надо уже сейчас начать готовиться к борьбе в подполье. Вот чтобы обсудить этот вопрос, я и пригласил тебя сюда.

Штабс-капитан, не отрывая взгляда от своего собеседника, сделал большой глоток из своей кружки, облизнул верхнюю губу и сказал:

– И как вы себе представляете эту подготовку и эту борьбу, полковник Моравец?

Моравец, чтобы придвинуться к собеседнику, навалился на стол всей грудью и сказал:

– Когда немцы оккупируют нашу страну полностью, из страны выедут не только многие политики, но и большинство кадровых офицеров. Вне всякого сомнения, где-то там, за границей, начнет формироваться освободительная чехословацкая армия, но ей понадобятся силы, на которые она смогла бы опереться здесь, в Чехословакии. Называй это как хочешь: партизаны, подпольщики или просто разведгруппы. И вот об этом надо подумать уже сейчас, пока мы еще хозяева в нашей стране. Я знаю тебя давно, поэтому и обратился к тебе в первую очередь. Ты человек военный, многое уже знаешь и умеешь. Вот я и хотел бы, чтобы ты возглавил одну из таких групп.

Пока Моравец говорил, его собеседник медленно попивал пиво, не спуская с него удивленно-настороженного взгляда.

– Я не совсем понимаю тебя, Франтишек, – сказал штабс-капитан, – Ты меня знаешь и должен хорошо себе представлять то, что я буду бороться за свободу, где бы я ни оказался. Что ты имеешь в виду, когда говоришь о том, что подпольную, или пусть партизанскую, группу надо создавать сейчас?

– Я хочу сказать, что надо, пока мы это еще можем, организовать тайные склады с оружием, надо запастись рацией, договориться о времени передач и о шифре, кстати говоря, тебя еще придется научить пользоваться рацией и шифрами. В самый последний момент я передам тебе кое-кого из своей агентуры среди немцев: с каждым днем нам все труднее будет получать от них информацию, к тому же эта агентура пригодится вам и здесь. Именно сейчас, пока мы еще что-то можем, надо подумать о документах и денежных средствах. Штабс-капитану, пусть даже побежденной армии, немцы не больно-то поверят, а вот какому-нибудь бухгалтеру Бочке поверят без слов. Надо будет запастись бланками документов и печатями, чтобы не подделывать все это потом, а воспользоваться подлинниками. Тебе заранее надо будет встретиться с некоторыми людьми, которые останутся в стране для той же цели. То есть заранее создать ядро. Потом, когда вы останетесь один на один с врагом, вы уже будете действовать на свой страх и риск.

Моравец сделал несколько медленных глотков пива, поставил кружку на стол, удовлетворенно крякнул и продолжил:

– Кроме всего прочего, я очень тебе доверяю, поэтому надеюсь дать тебе при этом еще и очень важное задание. Но об этом задании мы поговорим в самый последний момент. Есть вещи, которые лучше знать только в случае крайней необходимости. Извини, я не спросил твоего согласия на это, но мне казалось, что ты обязательно примешь это предложение.

Штабс-капитан немного помолчал, потом сказал:

– Это все очень неожиданно. Никогда не думал, что стану шпионом.

Моравец усмехнулся:

– Но ты ведь никогда не думал и о том, что наша страна встанет перед угрозой оккупации. Мы думаем одно, а жизнь вносит свои коррективы. Понимаю, тебе нужно время, чтобы обдумать мое предложение. Я согласен вернуться к этому разговору через несколько дней.

Штабс-капитан медленно допил пиво, закурил сигарету и, выпустив в воздух колечко дыма, сказал:

– А что тут раздумывать: я – согласен. Надо только обдумать, как это согласовать с моей службой. Организация всех этих складов с оружием, учеба – все это займет уйму времени.

– Об этом не беспокойся: мы вызовем тебя в генеральный штаб на курсы. Начальству скажем, что после курсов ты отправишься на новое место службы.

– Я смотрю, ты все уже заранее продумал, – вздохнул Моравек, – Ну что ж, я готов хоть завтра приступить к новым обязанностям.

– Не спеши. Подожди вызова в генеральный штаб. И, думаю, тебя не надо предупреждать, что этот разговор должен остаться между нами. Я не сомневался, что ты согласишься.

Берлин, 15 октября 1938 года

Унтерштурмфюрер СС Пауль Фогель, весело насвистывая, вошел в технический отдел гестапо и направился к кабинету номер 32. В кабинете сидел молодой человек, который занимался подделкой документов. Это был высокий худой парень, довольно симпатичный на лицо. Когда-то он хотел стать художником и иллюстрировать книжки. Ему казалось такое занятие очень заманчивым: сидишь, читаешь новые книжки, а потом рисуешь к ним картинки, так, как ты все это себе представляешь. Он даже прошел курс в художественном училище и попытался устроиться в типографию, но там его не взяли. У них пока были свои художники, а заказов на иллюстрированные издания было не так уж и много. Примерно в это время он познакомился с девушкой Эрной. Девушка ему очень нравилась, но вот сама девушка предпочитала крепких парней в военной форме и в конце концов нашла себе приятеля в артиллерийском училище.

Карл, так звали нашего художника, очень переживал случившееся, и вот тут-то ему и посоветовали вступить в СС. Во-первых, ему выдадут форму, которая у некоторых котируется даже выше, чем армейская. Во-вторых, СС явно поможет ему с работой. Этого было достаточно, чтобы Карл пришел в ближайшее отделение СС. А дальше помог случай. Один из членов их группы попросил Карла написать за него рапорт командиру, так как у Карла был очень красивый почерк. Ради смеха Карл написал этот рапорт почерком командира. На следующий день командир отряда вызвал Карла к себе и поинтересовался, любой ли почерк может подделать Карл. Через неделю Карл в форме унтерштурмфюрера СС приступил к работе в СД. Однажды он встретил Эрну с ее новым другом. Карл прошел мимо надменно, сделав замечание своему удачливому сопернику за то, что тот не совсем четко отдал ему честь.

– Вы сделали то, что я вас просил? – спросил Пауль, заходя в комнату, где работал Карл.

Карл оторвался от работы, посмотрел на вошедшего и ответил:

– Да, вот ваше письмо. От такого письма и немец заплачет.

Он передал Паулю фотографию письма, которое писал старик Гриншпан своему сыну. И тетрадный листок с новым письмом.

– Я все описал, как ты и просил, а может, даже и пострашней. Зачем вам это?

– Да начальство велело провести одну операцию: убрать одного придурка руками еврея, чтобы на нас не кричали, что мы уничтожаем инакомыслящих.

– Он что, такая большая шишка, что его исчезновение заметят?

– Нет, но он отсиживается в Париже. А этих лягушатников медом не корми, дай посплетничать.

– Ну, удачи тебе, – пожелал Карл.

– Спасибо.

Пауль аккуратно сложил письмо в папку, которая была у него в руках, и, махнув на прощанье Карлу рукой, вышел. У него впереди маячила приятная поездка в Париж.

Берлин, 17 октября 1938 года

Самолет сделал над Берлинским аэропортом два круга и медленно и тяжело начал заходить на посадку. Когда самолет остановился в конце взлетной полосы, и двигатели, чихнув еще пару раз напоследок, смолкли, дверь пассажирского салона распахнулась, и немецкий пилот скинул трап.

Из самолета один за другим, растерянно озираясь, вышли трое штатских. Со стороны аэровокзала к ним уже спешила, группа одетых в черную форму людей. Во главе группы шел высокий молодой и энергичный группенфюрер. Когда группа подошла к прибывшим, группенфюрер остановился, за ним тут же выстроилась вся его свита. Он вскинул руку в партийном приветствии и сказал:

– Рад приветствовать вас, господа, на земле Германии. Разрешите представиться: группенфюрер СС Рейнгард Гейдрих, начальник Службы безопасности. Мне приказано встретить вас и в полной безопасности доставить к фельдмаршалу, министру промышленности Герману Герингу. Ваш кортеж ожидает у входа в аэропорт. Следуйте за мной.

Гости, а это были члены правительства Словакии Дурчанский и Маха, а также лидер словацких немцев Франц Кармазин, последовали за группенфюрером. Перед входом в аэровокзал, действительно, стояло несколько представительных черных автомобилей. На крыльях первого, самого роскошного автомобиля были установлены маленькие флажки, с одной стороны нацистский, красный со свастикой в белом кружке, с другой – флажок, под которым словацкие сепаратисты боролись за свою независимость.

– Как видите, мы признаем вас за отдельную, самостоятельную нацию, – улыбнулся группенфюрер, – Думаю, у себя на родине вы не можете вот так свободно выступать под собственным флагом.

Гости одобрительно закивали. Подскочивший откуда-то эсэсовец услужливо открыл перед ними дверцу головного автомобиля, и гости начали усаживаться. Группенфюрер присоединился к ним.

– Мы внимательно следим за вашей борьбой за свободу, – говорил по дороге группенфюрер, – и готовы оказать вам в этом любую помощь. Сейчас вас по поручению фюрера примет фельдмаршал Геринг. Вы с ним обсудите положение дел и договоритесь о совместных действиях. Мы высоко ценим вашу любовь к свободе и стремление к независимости и приложили большие усилия, чтобы остановить захватнические посягательства Венгрии на вашу страну.

Гости, ничего не говоря, продолжали удовлетворенно кивать. Хотя они и сами часто вели такие же речи, из уст постороннего человека, да еще иностранца, являвшегося официальным лицом, это было очень непривычно. Сейчас они впервые почувствовали себя представителями своей страны, а не области, входящей в состав другой, более сильной державы.

Машины летели по широким улицам Берлина, которые повсюду были украшены флагами нацистской Германии и суверенной Словакии. Правительство Германии рассматривало приезд трех делегатов, как официальный визит дружественной державы.