Текст книги "Тайна распятия"

Автор книги: Сергей Владич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Но вот что было необъяснимо и странно: в подземелье ему часто снился этот самый Иешуа из Назарета, причем всегда один и тот же сон: Сын Человеческий в белой тоге идет по пустынной, потрескавшейся от жары и жажды земле Иудеи, и там, где ступает его нога, расцветают цветы и всякие травы и вырастают плодоносные деревья. Они даже разговаривали во сне о Царстве Божьем на земле, о едином вселюбящем Боге, об искуплении грехов и о спасении… «Он был спасен, – стучала в его висках одна и та же мысль, – он был спасен…»

А когда настал его черед и Господь смилостивился и прибрал его к себе, стража просто вынесла тело Афрания и закопала без почестей прямо тут, на горе. Никто из охранников не додумался осмотреть пещеру, а иначе они заметили бы выцарапанную каким-то острым предметом на неподатливом камне короткую надпись на латыни, которую оставил после себя заключенный. Она состояла всего из нескольких слов, которые становились отчетливо видны, если смочить камень водой. Вот они, эти слова: « Он не был распят, но спасен».

Глава 14
В мире православном

Всю дорогу домой, которая заняла у них пару дней, Сергея Михайловича не покидало ощущение какой-то нереальности происходящего. И оно только усилилось, когда им удалось беспрепятственно взять билеты, добраться до аэропорта и сесть в самолет. За время полета Натан не проронил ни слова, и у Трубецкого, сидящего в кресле рядом с уснувшей от усталости Анной, было время спокойно обдумать то, что с ними произошло.

Все выглядело как-то уж чересчур театрально. Похищение в Риме, замок в Альпах, появление Бестужева и затем Ковальского, наконец – и это самое странное – их чудесно удавшийся побег. Все это напоминало, скорее, очередной фильм об агенте 007, чем реальные события. Ему ужасно хотелось расспросить Натана о пресловутом «мировом правительстве», но тот угрюмо молчал, и Сергей Михайлович решил отложить свои вопросы до Киева. «Может, человек очень переживает по поводу того, что случилось, – думал он, – а я лезу тут со своими вопросами».

И все-таки что-то было не так. Неужели у людей, которые, как утверждал этот недобитый Миссершмидт, правят миром, не было иных возможностей достичь желаемого результата, кроме как похищать их с Анной и устраивать весь этот цирк в замке? Хотя, с другой стороны, соперника не стоит недооценивать – возможно, это была самодеятельность бестолковых подчиненных, а возможно, – какой-то особый план, пока Трубецкому не понятный.

Первые сомнения в его душе зародились уже тогда, когда примерно через час полета над альпийскими вершинами их вертолет благополучно приземлился вблизи маленького австрийского городка с ласковым названием Киндерберг. Там, на стоянке у микроскопического аэропорта, у Ковальского оказалась машина, и они ею воспользовались, чтобы добраться до Вены. Каждую секунду Трубецкой ожидал погони, однако, как это было ни удивительно, никто их не преследовал. Ничто не помешало им взять билеты на самолет до Киева. Сначала было неясно, едет ли с ними Натан, однако, когда тот заявил, что у него теперь нет другого выбора, было решено лететь вместе. Два часа полета – и они были дома, где, по мнению Ковальского, им ничего не угрожало.

В городе их пути разошлись. У Ковальского, по его словам, в Киеве были родственники, и он отправился к ним, а Трубецкой с Шуваловой – к себе, на Андреевский спуск. Они ужасно соскучились друг за дружкой и с нетерпением ожидали момента, когда смогут наконец-то остаться одни. Пусть жизнь и больше, чем любовь, но и любовь занимает в нашей жизни слишком много места, чтобы безрассудно ею пренебрегать.Впрочем, даже с учетом романтического мировосприятия, которое сейчас одолевало Сергея Михайловича, ему, несомненно, было бы любопытно взглянуть на Ковальского буквально через полчаса после того, как они с ним расстались.

А случилось вот что. Обменявшись с Трубецким телефонами и договорившись созвониться на днях, Натан направился по своим делам. Но по дороге он задержался возле витрины какого-то магазина, заставленной телевизорами. Видимо, в рекламных целях по ним всем одновременно показывали сводку «Евроньюс». Равнодушным голосом диктор сообщал о совершенно неожиданном и резком падении финансовых и фондовых рынков, которое случилось сегодня, банкротстве ряда банков, вооруженных столкновениях в некоторых странах. Между этими новостями затерялось короткое сообщение о происшедшем буквально несколько часов тому назад землетрясении в высокогорной части Альп восточнее города Леобен, которое сопровождалось массовым сходом лавин и сильнейшим снегопадом. О жертвах не сообщалось, лишь несколько горнолыжных курортов оказались временно закрыты. Услышав эту новость, Натан побледнел, дрожащими руками достал мобильный телефон и начал лихорадочно набирать какой-то номер, затем следующий, затем – еще. Однако, куда бы он ни звонил, ему каждый раз на хорошем немецком языке отвечали, что интересующий его абонент находится вне зоны досягаемости станции. И предлагали перезвонить позднее. Ответил лишь один номер, но зато с его обладателем они говорили долго. Очень долго.

* * *

Впрочем, что бы ни происходило в мире, сейчас Сергею Михайловичу и Анне было не до того.

– Я тебя больше одну никуда не отпущу, – сказал Трубецкой и двумя руками со всей возможной нежностью обнял супругу, когда они наконец добрались до дома и остались одни.

– Вообще-то, не отпускать – это женская привилегия, – ответила она. – Это мужчины вечно собираются куда-то: то за мамонтом, то на войну, то в поход. Так что ты тоже особо не надейся.

Все дела в тот вечер были отложены. Опьяненные любовью, словно хорошим вином, они просто наслаждались друг другом, впитывая с восторгом каждое мгновение близости, и, казалось, этому блаженству не будет конца… Но уже утро следующего дня застало Трубецкого за рабочим столом, а Анну – сидящую с поджатыми ногами в единственном имеющемся в доме кресле. Глядя на нее, Сергей Михайлович мысленно отметил, как удивительно уютно умеют устраиваться на мягкой мебели женщины: ножки под себя, закуталась в плед, головку склонила набок – и уже такое чувство, что это не она «вписалась» в кресло, а как раз оно окутало свою хозяйку в точном соответствии с очертаниями ее фигуры.

– Мы с тобой должны во всем разобраться. Поскольку манускрипт, Натан, фантасмагория с похищениями, Бестужев, наше чудесное избавление – все это пока с трудом объяснимо и напоминает плохой детектив, – задумчиво сказал Сергей Михайлович. При этом он с нежностью погладил рукой благополучно доставленный на его домашний адрес конверт с отправленными им самому себе из Лондона документами.

– Я могу добавить к этому еще целый ряд «легких» вопросов по содержательной части. Например, так был ли Иисус распят или спасен Пилатом, где он провел восемнадцать лет своей жизни, правду ли о нем написали евангелисты и, наконец, кто он был – тот Бог, в которого мы все теперь верим, или человек, подвергнувшийся обожествлению? – продолжила Анна. – Что будем делать? С чего начнем?

– Я бы не хотел ставить перед собой задачи, которые так и не удалось разрешить людям значительно более информированным, чем мы с тобой, – принялся рассуждать Трубецкой. – Ну вот скажи, например, а какая, собственно, разница, где провел Иисус часть своей жизни? Пусть в Египте, Индии или в столярной мастерской его земного отца – разве это принципиально? Важно, что в нужный момент он оказался готов к свершению того, что ему было предназначено. С евангелистами вопрос значительно сложнее. Написанное пером – это уже документ, с которым можно и нужно работать. Однако, например, никто толком не знает, кто такой был этот евангелист Марк, хотя утверждают, что он был ученик Петра. В то же время апокрифическое Евангелие от самого Петра каноническим не признано. Да и насчет евангелиста Луки есть вопросы. Кроме того, как ты хорошо знаешь, существует достаточно обоснованная версия, что Евангелие от Иоанна написано на самом деле Марией Магдалиной, и так далее. Изданы по меньшей мере десятки, если не сотни толстенных книг, в которых скрупулезно, построчно и побуквенно разобраны все четыре Евангелия, выявлены неточности и проблемные моменты, выдвинуты версии – как в поддержку евангелистов, так и против них. Но опять-таки, разве дело в том, насколько точно они описали часть событий из жизни Иисуса из Назарета по прозвищу Христос? Мне кажется, значительно важнее, понимает и принимает ли душой каждый конкретный человек, который считает себя христианином, основную идею христианства, его философию, есть ли в его сердце истинная вера или он способен только обряды соблюдать, да и то максимум – это не есть скоромного в пост.

– Боюсь, что здесь все сильно запущено, – заметила Анна. – Это только для очень продвинутых и хорошо знакомых с первоисточниками людей посредники между ними и Всевышним не нужны. А для большинства простых верующих крайне важно не только придерживаться официального, общепринятого толкования Святого Писания, но и соблюдать обычаи и ритуалы. Все-таки и двух тысяч лет оказалось недостаточно, чтобы окончательно уйти от языческих традиций…

– Подожди-ка, – Трубецкой вдруг стукнул себя ладонью по лбу, – до меня только сейчас дошло… Крутилось-вертелось в голове и наконец сварилось. Скажи, как звали того разбойника, которого, по Новому Завету, требовали освободить иудеи после суда над Иисусом? Варнава?..

– Да нет же, Варавва.

– Точно? Давай проверим.

Они проверили.

– Ну конечно, Варавва, – еще раз сказала Анна с оттенком обиды в голосе. – Почему ты мне не веришь?

– Не сердись, я верю, верю, не в этом дело. А в том, что Варавва – по-арамейски Бар-Раббá – буквально переводится как Сын Учителя.Однако если исходить из канонического греческого написания этого имени, то выходит Бар-Аббá – буквально Сын Отца.Но такое прозвище означает или просто насмешку, поскольку все мы сыновья каких-либо отцов, или следует сделать отсюда один логический шаг в другом направлении, до сына какого-то особенного отца, а именно – до Сына Отца Небесного…Но и это еще не все. Буквально перед тем, как получить твое письмо из монастыря, я занимался изучением вопроса о переводах Библии, и мне попался в руки тбилисский кодекс IX века, где, как я припоминаю, указывается, что Варавву звали Иисусом.И в армянском кодексе говорится то же самое. Об этом даже Ориген упоминал в своих трудах! И хотя имя разбойника Вараввы встречается только в Евангелии от Матфея, нет оснований отвергать эту версию. Но тогда Иисус Варавва превращается в Иисуса Сына Божьего, в Иисуса Христа! Как тебе такой вариант?

– Звучит заманчиво, хотя и слегка натянуто… – Анна пожала плечами. – Однако какие последствия может иметь эта игра слов?

– Как ты не понимаешь? Вспомни, после суда Понтия Пилата толпа у дворца Ирода кричала: «Отпусти нам Варавву!» Но теперь выходит, что под этим именем можно было легко понимать и Иисуса, Сына Божьего, так что окончательное решение оставалось лично за Пилатом – свободу для кого из них требуют иудеи.

– Не слишком ли много, как для Пилата? И кого распять – ему решать, и кого на свободу отпустить – тоже. Я вообще сомневаюсь, что римский префект – кстати, знаешь ли ты, что он был префектомИудеи, а не прокуратором? – Трубецкой кивнул, – стал бы спрашивать у толпы иудеев совета, что ему делать с заключенными. Это похоже на дешевое заигрывание и для такого жестокого и властного правителя, каким был Гай Понтий Пилат, совсем не характерно.

Они только вошли во вкус дискуссии, как зазвонил телефон.

– Знаешь, после того звонка, когда мне сказали, что тебя похитили, я все еще боюсь брать трубку, – после паузы произнес Сергей Михайлович.

– Нет проблем, – отозвалась Анна, – мы-то с тобой здесь, так что красть им больше некого, – и ответила на звонок. Это был Натан Ковальский. Он звонил, чтобы пригласить их на ужин.

* * *

Они встретились через несколько часов в ресторане «Да Винчи» на Владимирской. «Тут все очень дорого, – шепнул Трубецкой Анне, когда они присаживались за столик, – но пицца – лучшая в Киеве, да и кофе неплохой. Очень рекомендую». Однако, как оказалось, чувство голода вовсе не было той основной причиной, по которой Ковальский позвал их в «Да Винчи». Он просто опасался безлюдных мест, а «Да Винчи» безлюдным не бывает.

Он вообще выглядел неважно и совершенно не был похож на человека, воссоединившегося после долгих лет разлуки с Родиной, которая, в общем-то, ничего плохого ему не сделала. Натан все время оглядывался на посетителей, нервно ерзал на стуле и постоянно с жадностью пил воду.

– Натан, успокойся! – наконец сказал ему Трубецкой. – Что с тобой произошло? Мы только вчера расстались, а на тебе уже лица нет.

Ковальский вздрогнул при этих словах, еще глотнул воды, но оглядываться и ерзать перестал.

– Дело в том, что случилось нечто невероятное, немыслимое, – выдавил он из себя полушепотом. – Они, – он показал на этот раз пальцем вверх, – исчезли.

– Кто это – «они»? – спросила Анна. – А-а-а, эти ваши, я надеюсь, бывшие боссы из «мирового правительства»?

– Тише, тише, я прошу вас, – замахал руками Ковальский, – вы не знаете, с кем имеете дело, не поминайте их всуе.

– Ты про них говоришь, как про имя Божье, – вставил реплику Трубецкой. – Однако если они исчезли, так чего же ты боишься?

– Но этого не может быть. Они – все-мо-гу-щи! – по слогам произнес Натан. – На телефоны не отвечают, а в новостях говорят, что вскоре после нашего побега в Альпах случилось землетрясение. Кроме того, сообщают о банкротствах банков, падении бирж… Все это плюс их исчезновение – взаимосвязанные вещи, я уверен.

– Вы хотите сказать, что этого замка, где мы были, уже не существует и он исчез вместе с его обитателями? – Удивлению Анны не было предела. – Как это чудесно с их стороны – нагадить и сразу после себя убрать!

– Простите, Анна Николаевна, но ваш сарказм… – Натан, казалось, подыскивал подходящее слово, чтобы продолжить фразу, но не находил.

– Подожди, Натан. – Трубецкой был крайне серьезен. – Какие биржи и банки? Они, по-моему, все время то падают, то банкротятся, в чем же сейчас специфика ситуации?

– Банки, – почти торжественно произнес Ковальский, – просто так никогда не банкротятся. И биржи ни с того, ни с сего никуда не падают. Поверьте, мне известно об этих ребятах не так уж и мало, поэтому я могу утверждать, что все это плановая, даже рутинная работа по легальному перекачиванию больших, очень больших денег из одних карманов в другие. Вот, например, банк с активами в сотни миллионов долларов объявляет, что он банкрот, потому что у него якобы обязательств во много раз больше, чем активов, да и кредиты невозвратные накопились, то да се… Проходит некоторое время, и какой-нибудь другой банк, у которого большое, доброе сердце, берет и тихо забирает этого «банкрота» с потрохами, и все успокаиваются. В результате эти миллионы, или даже миллиарды, преспокойно перекочевывают из одного кармана в другой. А как иначе это можно было бы сделать – враз переместить такие суммы? Наличкой? Банковский трансферт? Исключено! А так все просто и красиво, никаких тебе налогов и минимум контроля. Но вот если надо какую-нибудь собственность трансфернуть, то тут им лучший помощник – фондовая биржа. Сначала играешь на понижение, затем скупаешь акции за бесценок, потом присылаешь в облюбованную тобой компанию пару хмурых ребят с документом от регистратора, что собственник-то уже другой. – Ковальского, как это с ним иногда бывало, понесло. – Но вершина мастерства – это какой-нибудь локальный или глобальный финансовый кризис. Тут, правда, без прессы не обойтись. Одно-два громких дела о нецелевом, как у вас тут говорят, использовании средств какими-нибудь инвестиционными фондами, к примеру пенсионными, – и ага, имеете панику, падение валют, все начинают скупать доллары и фунты, закрывать заводы… А никто почему-то не задумывается над простой истиной: ведь сумма общественных богатств никуда же не делась, просто произошла переоценка единиц измерения. То есть деньги в печку никто не бросал, дома в преисподнюю не попадали, заводы и фабрики как стояли, так и стоят, люди продолжают есть, покупать вещи, дома и машины, любить, рожать. Просто надо было кому-то расчистить рынки, кому-то похоронить конкурентов, где-то поменять правительство, кого-то подсадить на иглу внешних займов. Ну несколько перераспределятся финансовые потоки, ну станет немного меньше «воздушных» или, точнее сказать, виртуальных денег, подумаешь… Так что, кому кризис, а кому отец родной.

Сергей Михайлович слушал и все больше поражался сказанному. Пусть Ковальский и не был великим экономистом, но вещи, которые он говорил, выглядели вполне логично.

– Да кто они такие, в конце-то концов? – возмущенно спросил он. – У них есть имена, фамилии, семьи, дома? Они едят? Спят? Или это какие-то полубоги?

– Не волнуйся, все у них есть, только в отличие от многих плохо воспитанных выскочек, которые лишь недавно стали миллиардерами, они могут позволить себе роскошь жить скромно.Например, я как-то случайно в Нью-Йорке встретил одного из них, так он приехал в офис на «линкольне» – модель «таункар» 1992 года выпуска. А второй мой знакомый уже чуть ли не третий год ходит в одном и том же галстуке… Так что в миру ты их можешь и не признать – им не нужны дешевая реклама и публичная демонстрация их состояний и возможностей. А у этих ребят, поверь мне, и то и другое – практически безграничны.

– Хорошо, – вмешалась Анна, – давайте вернемся к нашим проблемам, мы ведь не из тех, кому есть что терять, кроме как только друг друга. Хотелось бы услышать ваши разъяснения, Натан, что же все-таки от нас хотели эти «мировые правители»?

– Ладно, отбросим ложный стыд и скромность, – махнул рукой Натан. – Я, конечно, не имею права вам все это рассказывать, но теперь уж будь что будет. Дело в том, что одним из концептуальных вопросов, над которым работают сейчас десятки специалистов в разных странах по заданию этих ребят, – это разработка технологий активной манипуляции общественным сознанием. Для этого используются различные каналы массовой информации, культурные проекты и тому подобное. Но особый интерес в этом контексте представляют религиозные институты. Их «технологи» уже преуспели в католическом мире, несколько меньше – среди протестантов, очень успешно сработали в исламских государствах, все просто отлично налажено в ортодоксальных иудейских общинах по всему миру. А вот с православными вышла незадача. Понимаешь, у вас тут нет четкой и понятной организации. Пять, так сказать, главных патриархатов, еще то ли двенадцать, то ли тринадцать канонических, несколько непризнанных, каких-то автокефальных, – в общем, полный хаос или, как это любят у вас называть, демократия. Никто не понимает, как с этим бороться и как всем этим управлять. Особенно сложно разобраться, что к чему, и действовать здесь, в славянском мире, ведь главные патриархаты Восточной церкви – Константинопольский, Антиохийский, Александрийский и Иерусалимский – находятся в чуждых православию странах. Только Московский – здесь. Но патриархат-то в Москве, а духовная столица славянского мира, восточный Иерусалим, – это же Киев, что бы там Москва ни говорила. Все отсюда началось, поэтому и возникла идея привлечь к работе экспертов, желательно именно из Киева, а тут вы, Анна, подвернулись с этим манускриптом. Ну а Сергей Михайлович – известный ученый, практически классик, иметь такой штык любому отряду почетно. Там, в замке, были лишь несколько человек, которые занимаются именно духовной составляющей проекта рая будущего. В другом месте другие люди занимаются геополитикой, а где-то решают финансовые вопросы. Но как там дальше у них все устроено, я, честно говоря, не знаю – не допущен… Но теперь что уж говорить, – закончил он свою речь, пожав плечами, – наверное, вся эта деятельность надолго прекратится.

– Будем надеяться, – сказала Анна. – Что вы теперь намерены делать?

– Я вернусь в Лондон, – ответил Натан. – У меня там дом, семья, работа. Ведь есть «мировое правительство» или нет, а история жизни и служения Иисуса Христа по-прежнему полна загадок и интересует миллионы людей. Значит, нам есть еще над чем работать. Кстати, – спросил он как будто бы мимоходом, – а вы обработали материалы по тому коптскому манускрипту, который обнаружился в монастыре?

– Да, – беспечно ответила Анна, – я уже подготовила статью и планирую отослать все документы в редакцию институтского журнала прямо на днях.

Ковальский одобрительно кивнул. Он подозвал официанта и расплатился за ужин.

– Понимаю, понимаю. Ну что ж, желаю успеха, – сказал он, вставая из-за стола и уже собираясь уходить, как вдруг Трубецкой его остановил.

– Подожди секундочку, Натан. Ты прости меня за этот вопрос, но я все же хочу тебя спросить: в чем была основная причина того, что ты эмигрировал на Запад? Обида? Поиск лучшей доли? Деньги?

Упоминание о деньгах было не слишком вежливым жестом, но Натан, очевидно, пропустил его мимо ушей.

– Видишь ли, Сергей, однажды я понял простую истину : чтобы стать пророком в своем Отечестве, его сначала нужно поменять.Вот я и поменял, – сказал он без малейшего сожаления в голосе и с тем откланялся.

Сергей Михайлович и Анна Николаевна вышли из «Да Винчи», когда уже начало смеркаться. По дороге домой Трубецкой поинтересовался мнением Анны об услышанном.

– Мне почему-то кажется, что все это звучит как-то чересчур, – ответила она. – Ты не находишь? Послушать Натана, так нет объективных экономических законов, реальных ошибок людей и банков, настоящих банкротств и приобретений – все это тайный план и козни всесильного «мирового правительства», которое паутиной своих планов и проектов опутало весь мир. И с религией он это все сильно преувеличивает, все-таки сегодня XXI век на дворе, и не так уж просто манипулировать людьми с помощью церковных институтов. А ты что думаешь?

– Трудно сказать… Скорее всего, ты права. Складывается впечатление, что у него была цель сильно нас напугать, но при этом создать видимость, что все позади и никакого «мирового правительства» уже не существует. Тебе не кажется? Иначе зачем было обо всем этом говорить? Мы ведь не собирались распространяться о путешествии в Альпы, а даже если бы и собрались, кто бы нам поверил – сказали бы, что все это выдумки. Честно говоря, я думаю, что мы об этих горных ребятах еще услышим. Но знаешь, там, в ресторане, пока Натан излагал нам все эти свои теории, мне почему-то вдруг вспомнилось, как я сам пришел к Богу. Хочешь, расскажу? – неожиданно спросил Трубецкой, сменив тему. Анна кивнула. – Так вот, мне было тогда лет семь или восемь, и я никогда в жизни не слышал ничего ни об Иисусе Христе, ни вообще о существовании Бога – в моей семье это было не принято. Родители не верили ни в какие высшие силы, я был некрещеный, книг в доме на эту тему не водилось, а вокруг – коммунизм в самом расцвете. И вот однажды ночью я проснулся от боли в животе с правой стороны. Мне стало страшно, что это аппендицит (а про него я уже был в курсе), и надо было что-то предпринять. Нормальный ребенок что делает? Бежит к маме, и она его успокаивает. А я ни с того, ни с сего вдруг начал молиться. Я даже помню, что придумал какую-то свою особенную молитву и принялся неистово креститься, хотя до этого никто меня не учил, как это делается, – в общем, чистая мистика. И что ты думаешь? У меня все прошло! С тех пор боль в том же месте возникала много раз, я взрослел, но продолжал с ней бороться тем же способом, одной и той же придуманной мною молитвой – и всегда помогало. И только уже в зрелом возрасте я узнал, что эта боль была вызвана какой-то врожденной проблемой и ее легко было устранить с помощью диеты. Но тот случай так на меня повлиял, что на следующий день, когда я перестал быть комсомольцем, я надел крестик и с тех пор, как ты уже знаешь, никогда его не снимаю. Только попов не очень люблю – слишком редко мне встречались среди них действительно умные и просветленные люди.

– А у меня все было как раз наоборот. И дедушки с бабушками, и папа с мамой были верующими, в церковь по воскресеньям ходили, иконы в доме держали. С самого детства Дед Мороз был для меня непонятным персонажем, а вот прихода Святого Николая с его подарками я ждала с нетерпением. Я же ко всему еще и Николаевна! Только помню, что первые сомнения у меня в душе зародились, когда я случайно попала в дом к нашему местному священнику. Городок-то у нас был рабочий, не очень зажиточный, а настоятель местного храма жил, как падишах: в огромном доме, с хозяйством, садом, машиной… Я тогда вернулась домой в шоке. Как же так, думаю, мои родители честно работают день и ночь, но у нас максимум роскоши – это черно-белый телевизор, а у батюшки – дворец, полный добра, это почему? Я даже для себя решила – пойду в священники, хорошая это, наверное, работа. И когда в классе мы писали сочинение о том, кто кем хочет быть, я взяла и написала, что хочу стать священником. Вот скандал был! Маму в школу вызывали, грозили всякими карами, так она сначала хотела меня наказать, а потом на смех подняла – хохотала вместе с отцом до слез. Тогда-то я и узнала, что девочки священниками быть не могут. Это было огромное разочарование! Но с тех пор я для себя решила, что у меня с Всевышним будут свои отношения, без всяких посредников и толкователей! Так вот и живу.

Они миновали Андреевскую церковь и Замковую гору и уже через несколько минут были дома, где любовь снова накрыла их своим невесомым, но таким сладким покрывалом… Трудно сказать, осознавали ли они в тот момент, что именно так, через Любовь, которая делает двоих единым, Бог снова и снова приходит в наш мир. Именно так, через Любовь, Он проявляется в судьбе каждого человека, кто сумеет принять Его, приближая тем самым истинное Царствие Небесное, о наступлении которого две тысячи лет назад говорил Иешуа из Назарета по прозвищу Христос…

* * *

Прошло несколько дней, и жизнь покатилась своим чередом. Анна подготовила к публикации сенсационную статью об открытиях, сделанных ею в монастыре Святого Георгия, а Сергей Михайлович продолжил работу над проблемами перевода Библии. Однажды вечером он сидел в своем домашнем кабинете и смотрел по телевизору программу новостей. Вдруг, словно маленький ураган, в кабинет ворвалась Анна и возмущенно сообщила, что все материалы по статье о коптском манускрипте, отосланные ею в журнал, затерялись и их никак не могут найти. Сергей Михайлович утешил ее, как мог, и пообещал завтра же связаться с редактором и попросить его личного вмешательства. После этого он отправил Анну в кухню заваривать чай.

И тут Трубецкой увидел нечто, с трудом поддающееся осознанию. Передавали очередной сюжет из новостей. Как сообщил за кадром диктор, в Успенском соборе Киево-Печерской лавры по случаю какого-то религиозного праздника состоялась торжественная литургия, которую служил сам киевский митрополит при участии многих православных иерархов, приглашенных в качестве гостей. И вот в одном из высокопоставленных священнослужителей, которых показали во время торжественной службы крупным планом, Трубецкой без труда опознал своего бывшего друга и в прошлом профессора истории Санкт-Петербургского университета Артура Александровича Бестужева. В тот же день по каналу «Би-би-си» сообщили о банкротстве одного из старейших банков Англии и назначении нового президента Библейского общества Великобритании. Им стал, как подчеркнул комментатор, выходец из бывшего СССР Dr. Natan Kovalski. Журналисты, разумеется, не связывали эти два события между собой, а Сергей Михайлович Трубецкой, для которого они могли бы означать нечто большее, чем для всех остальных, этот выпуск новостей пропустил.