Текст книги "Туда, где ждут тебя... (СИ)"

Автор книги: Сергей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Знакомый, да. Спрашивал, что я здесь делаю.

Сергей издал непередаваемый звук.

– И что ты ему сказал?

– Сказал, что живу здесь.

– Информативно, да.

– Ты многого не знаешь и не понимаешь.

– О, да! Куда уж мне. Да только как понять, если никто ничего не говорит? Если не понял, так это я про тебя.

– Они не хотят твоих домов, – сказал я прямо.

– Это не им решать. Как они могут помешать мне? Встать всем племенем вдоль участка, взявшись за руки? У вас столько людей?

– Да, нас мало, – признал я.

– Если же они просто встанут, мне достаточно сделать шаг в сторону и строить там. Место на Грейптадоре – не принципиально.

– Сколько всего будет домов?

– Сорок восемь. По крайней мере – таково задание. Столько у меня зурма.

Он думал об одном – как он будет строить. Недальновидно. Словно висящий на одной руке над пропастью вдруг задумается о состоянии прически: не истрепались ли волоски на перьях. Нет, перья в порядке. Они изломаются позже, когда разожмутся пальцы, и ты встретишься с дном ущелья. Лети.

Сергей редко обращал внимания на посторонние мелочи. Перед ним стояла задача построить, и он не отвлекался от нее. Лишь иногда садился отдыхать и смотрел вниз, на море. Искал вдохновения? Вспоминал о том, как раньше ему было хорошо здесь? Но после такого отдыха его дома становились иными, чем раньше. А может, он мечтал о полете? Ведь его крыло сломано и мечта недостижима. Мечта всегда такова. Если ее не добиться – мы страдаем. Если же она осуществляется, мы остаемся разочарованными. Даже не результатом, а тем, что мы что-то теряем внутри себя. Утрачиваем самую возвышенную часть души.

Моя мечта воплотилась.

Из меня выдернули самое главное – стержень, который не давал мне согнуться и стать как все. Что я теперь? Чем отличаюсь от остальных, никогда не поднимавших голову к небу, верящих в птиц и предначертанное? О чем теперь будут петь мои перья?

Я знаю, что такое полет. Знать и оставаться живым при этом – что может быть страннее?

А еще я знаю, как старейшины расправятся с нами. Я видел, куда шел Цертисс.

4

Просто отворить каменную жилу, если знаешь, где она проходит. Сложнее заставить ее служить тебе. Как управлять расплавленным камнем, хлещущим из разверзающейся ямы? Да, он течет вниз. Но куда? Я думаю, что Цертисс рассчитал правильно, и лава будет течь прямо на нас. Еще до заката она сожжет всё, что построил Сергей. Или уничтожит другим способом.

Огненная гора далеко, но я вижу раскаленный язык на ее вершине. Он вытягивается, извивается, с жадностью сластолюбца трогая скалы, и стремится вниз, чтобы растечься каменным озером и низвергнуться в море. Пока тихо. Но звук скоро придет, и Сергей увидит. Поймет тщетность усилий. Что он сделает? Быть может, вернется домой, раздавленный, как каменная ящерица под ногой? Или станет строить в другом месте, где ему опять помешают? Люди – странные существа. Никогда нельзя предсказать, как они поступят. Будут они бороться, несмотря на тщетность усилий, или сложат руки, хотя победу можно просто поднять из пыли?

Мрачный гул достиг нас.

– Что это, Хорц?!

Это мое имя. Я сказал его. Я должен ответить, ведь знающему имя нельзя возразить.

– Это смерть, Сергей. Моя. Твоя. Других людей. Смерть твоего дела.

– Извержение. Да, о такой вероятности я не подумал. Когда лава будет здесь?

– Скоро. Цертисс не ошибается.

– Это что – нарочно сделано? Но зачем?! Странные вы люди!

– Мы – не люди. Запомни, Сергей. Мы – другие. Неужели ты не понял этого?

– Да понял… Но ведь существуют общие принципы жизни. Общие для всего живого инстинкты. Общие страхи. Живое – оно всегда живое. Будь ты грейпом или человеком, инстинкт выживания всё равно заставит тебя поступать так, а не иначе.

– Ты когда-нибудь нес смерть другим? Знаешь, как это сладостно? Когда кровь врага стекает по твоим пальцам, застывая на перьях алыми пятнами? Когда враг захлебывается в мольбе о пощаде, лишенный языка? Когда извивается под твоей ногой, пробившей грудную клетку? Что ты можешь знать об этом? Ты – исчадие мира, где нет войн!

– Я помню о смерти. Я помню. И войны были у нас, не чета твоим. Ты не знаешь в чем сила. Думаешь, убив врага, ты победил его? Не-е-ет. Ты проиграл.

– Скажи это Цертиссу! Если он станет слушать тебя…

– Станет, – Цертисс появился перед Сергеем внезапно, и тот отпрянул.

– Мои доводы пусты для тебя, – Сергей начал почти сразу. – Останови лаву, тогда будем разговаривать.

– Разговор был нужен тебе, человек, – Цертисс смеялся. – Я могу лишь слушать. Говори. Последнее слово – священное слово.

– Ты меня рано хоронишь, грейп. Скажи, зачем ты сделал это?

– Наивные люди. Им всегда надо доискаться до причин. Думают, будто поняв, они смогут что-нибудь изменить. Поздно менять. Лава идет сюда.

– Как меня достали эти глубокомысленные разговоры! – Сергей с силой ударил кулаком в раскрытую ладонь. – Хочешь сказать – говори! Почему я должен искать второй слой?! Хочешь моей смерти, да? Жди! Не дождешься! Я еще не всё сделал, что собирался! Понял, грейп?!

Цертисс промолчал. Ему нечего было сказать. Он не торопился: отворивший жилу всегда знает – куда и когда уйти. По крайней мере, я видел, что Цертисс уважает врага, и это уже значило многое. Он не станет убивать Сергея руками. Станет ли Сергей сражаться? Не думаю. Это не его способ. Да и нет смысла в убийстве, когда неукротимый огонь стремится к тебе.

– Мы не можем договориться, – сказал я. – И не хотим. Нет смысла договариваться со стихией: она не ответит. Что бы ты ни думал, стихия сделает по-своему, как удобно ей.

– Ты про извержение? – спросил Сергей.

– Нет. Про вас, про людей.

– Ах, вот как! Ты считаешь, что с разумным человеком нельзя договориться? А ты пробовал? Пытался? Какие слова говорил?!

– Зачем слова? – Цертисс вступил в разговор. – Достаточно посмотреть на дела ваши. Что принесли вы нам, издавна живущим на этой земле? Хорошего – ничего. И если это не плохое, то уж точно – ненужное.

– Что хорошего вы ждали от нас? Скажи! Поведай тупому землянину! Чего вам не хватает, и какую подачку дать вам? Только не забудь: полученное без трудов – зло.

– Уходите. Это будет самым лучшим из того, что вы можете сделать.

– Куда? Куда мы уйдем?

– Откуда пришли.

Теперь Сергей не знал, что ответить. Я видел, что он принимает слова Цертисса, но возразить не в силах. Невозможно быть одновременно и с теми, и с этими. Внести разлад в мысли врага – первый шаг к победе над ним. И Цертисс умело воспользовался этим способом. Вот только смешно воевать с одним человеком, если идешь против всех людей. У землян никогда не найдешь того, кто принимает решения. Убивать исполнителей можно, но бесполезно: они ничего не решают. На смену одному придет другой. Может, слабее, может, сильнее, но тоже ничего не решающий. Людей слишком много. Этого Цертисс не понимает. Поэтому он проиграл.

Я понял это в тот момент совершенно ясно и четко. Нет смысла убивать, если этим не достигается победа.

– Цертисс, – сказал я. – Ты хочешь победить? Какой ценой? Чем ты поступишься ради победы? Не будет ли плата чрезмерной?

– Не будет. Нет такой платы.

– Посмотри здраво. Вокруг себя. Посмотри вниз – что ты видишь?

Цертисс посмотрел. Он видел тоже, что и я: маленькие домики у моря, толпы людей и других странных пришельцев, их машины. Можно залить лавой всё побережье. Можно взорвать все горы. Можно уничтожить жизнь. Но зачем? Придут другие люди, откопают из-под пепла свои дома, построят новые машины, начнут жить, как жили раньше. Будет лишь малое отличие от того, что есть сейчас: в этом мире не станет грейпов.

Ты же умный, Цертисс! Ты должен понять!

Он молчал дольше, чем требуется для подготовленного ответа. Цертисс действительно думал. Но о чем? О враге? О его силе? О своей слабости? Что возобладает – самоуверенность или осторожность? Каким путем пойдут грейпы по воле старейшин?

– Новый путь, Цертисс. Новый путь…

Мои слова вернули его в горячий день.

– Да, ты прав. Нужно искать новый путь. Я буду еще размышлять над этим. Не знаю сколько, но я найду решение. И тогда мы посмотрим, кто хозяева на Грейптадоре.

– Останови извержение! Ты же можешь!

Сергей ошибается. Остановить огненный камень не может никто. Его можно только направить. Либо повернуть. Либо дать ему течь, как вздумается. Я почти уверен, что Цертисс выберет последнее. Зачем мне понимание неизбежного? Оно дается тем, кто близок к смерти.

Цертисс не будет слушать просьбы врагов. Он говорит только то, что считает нужным:

– Пусть это будет вам уроком. Пусть. И уроком лично тебе. Я не буду размышлять – удастся вам справиться с огнем или нет. Я уже забыл об этом. Это твое дело. Дело людей.

Цертисс повернулся и полез на горячую скалу, цепляясь за выступы, которые видел только он. Знающий путь. И при этом предсказуемый в своих поступках. Он не страшен людям. Страшен будет тот, кто выйдет за грань привычного и увидит. Не уверен, что доживу до этого. Сейчас я не уверен ни в чем.

Огненная река подбирается к нам всё ближе. Нестерпимый жар опаляет кожу, заставляя волоски перьев скручиваться и зловонно чадить. Я не ухожу вслед за Цертиссом. Мне некуда идти – у меня нет своей воли. Воля Сергея непонятна, но я остался с ним разделить неизбежное. Он может одуматься и уйти. Может. Но не желает. Да, он не ценит свою жизнь – она пуста. Не ценит мою жизнь, которая есть лишь вырванный из небытия плевок. Но как же жизни других людей? Тех, что внизу?

Я спросил. Но разве ответит тот, кто не может совладать с внутренней болью? Для него вся жизнь – боль. А смерть – освобождение. Он не слушает здравых рассуждений. И не должен их слушать. У него свой мир. Только там он может найти ответ на вопрос, который задаст сам.

– Если б я мог… Если б я мог… – тихо говорил Сергей, глядя на раскаленную поверхность.

– Невозможно остановить ярость камня. Люди уйдут. Мы останемся.

Мои слова словно пробудили человека. Блуждающий взор стал цепким и злым. Всегда спокойное лицо исказилось, и он закричал:

– Нельзя?! Ах, вот как! Ошибаешься! Я смогу. Я выстрою стену. Лава не пойдет здесь. Ты увидишь.

Может, Сергей говорил это в запале. Может, тогда он еще не знал, как поступит. Всё может быть. Но как только он сказал, то стал действовать. Его решимости и точности действий позавидовал бы лучший воин, идущий на битву. Один удар – один противник. Шаг – удар – смерть. Зачем терять время на добивание? Так же и Сергей.

Он наклонился. Вынул кусок зурма из сумки, с которой не расставался, и метнул в сторону расплавленной огненной реки, текущей на нас. Он бросил далеко. Дальше, чем мог бы я. Дальше, чем мог он сам, когда был спокоен. Еще на лету камень поймал несколько огненных плевков, окутался дымом и упал на раскаленной берег алой реки. И тут же он начал расти, подниматься, вздыбливаться буграми. И ползти, обходя реку полукругом, запирая ее. Толстые и высокие каменные волны из холодного камня. Яростные горячие брызги расплавленной реки. Лава не знает преград. Она сжигает всё. Пробивает проходы сквозь камень. Она сама – камень. Ее не остановить. И только когда перестает течь из жерла, она успокаивается, затихает, покрывается ломкой пузырчатой корочкой, которая легко слезает, стоит наступить на нее незадачливому прохожему.

Камень против камня. Огонь против силы духа. Каменная стена росла и нагревалась. Жар шел от нее. Казалось, она не выдержит, треснет, и лава прорвется огненным слепящим водопадом. Чтобы растечься по склону и сделать то, к чему стремилась.

Я боялся. Смерть находилась прямо передо мной. Не какая-то далекая, незнаемая, от которой еще можно спастись, ухватившись в падении за цепкие корни скальной травы. Нет. Решительная, требовательная и насмешливая. Которая хохотала, бросаясь обжигающими камнями и дыша ядовитым воздухом: «Ты – мой. Беги, не беги, всё равно я догоню тебя. Не на первый твой шаг, так на второй. И конец твой будет ужасен!»

Невозможно противиться неизбежному. Можно лишь оттягивать его.

Сергей не понимал этого, суетился, старался избежать предначертанного судьбой. Это его путь. Мой путь проще. Сделать шаг и лететь.

Ветер подхватит меня.

Я – жертва.

Раскинув руки, как крылья, грейп падал. Красные перья на его руках вибрировали, гудели и, казалось, замедляли падение.

Не надейтесь. Всё равно кровь плеснет алым языком на серые камни, а изломанное тело будут клевать птицы смерти.

* * *

Здравствуй, Марина!

Страшно.

Огонь, кровь, опять кровь и расплавленный камень, стекающий к подножию скал…

Странный Грейптадор, ты не находишь? В этот раз я увидел его таким. Ничего общего с тем, каким он был в наш первый приезд. Я старался не смотреть по сторонам, когда высаживался из космолета, когда летел на экраноплане до поселка, когда выходил на причал. Да, это был другой поселок. Руководство купило участок в месте, которое ближе всего к космопорту. Но не на побережье, а на скалах. Я выспался и с утра пошел на место работы.

И это действительно другой Грейптадор. Недоступный, чужой, незнакомый. Этим напоминающий тебя. Не известно, что ждать от него. Неизвестно, как он ответит. Словно смотришь на прекрасную вазу с одной стороны и гадаешь – что на другой. Может, рисунок, подобный тому, что ты видишь. Или несущий противоположный смысл. Может, трещины и сколы, кое-как затертые, чтобы ваза не рассыпалась, или оставленные змеиться черными вызывающими рунами. А может, с той стороны вообще ничего нет? И это всего лишь половина вазы? Кому она нужна, такая? Имитация.

Больше всего боишься, что обманешься. Примешь подделку за что-то настоящее. Копию – за оригинал. Жалость – за сочувствие. Подачку – за душевный подарок. Привязанность – за любовь.

Я – обманулся! Ты слышишь?!

Нет во мне целостности. Я хочу слишком многого, а не получаю ничего. Более того, я недостоин того, чего хочу. Я уже понял это. Быть достойным – что это значит? Кто выбирает? Почему одним – всё, а другим – ничего? Хотя, я несправедлив. Ведь никто не отнимал у меня работу, друзей, свободу… Отняли только тебя. И я думаю – что было бы, если б ты осталась, а ушло что-нибудь иное? Согласен я на такой обмен? Раньше я сказал бы и говорил: «Да, согласен!» Мне ничего не было нужно, кроме тебя. Сейчас я сомневаюсь. Неизвестно, что более важно для человека. Выбор всегда есть и будет. Да, выбор. В этом проблема. Когда ты можешь выбирать – это одно. Но когда ты поставлен перед фактом, когда у тебя отняли самое дорогое, когда ты не в силах что-нибудь изменить – ты плачешь.

Нет выбора.

Ты берешь, что дают. Ты довольствуешься тем, что выберут для тебя другие. Они не знают тебя. Они думают, что тебе будет лучше. Наверно, ты тоже считала, что так мне будет лучше. Наверно. Я не могу этого точно знать.

Я уверен лишь в одном: что выполнил то, что собирался. Что мои планы осуществились. Достаточно посмотреть из окна экраноплана, который разворачивается, чтобы лететь к космопорту. Сорок шесть домов – скоро в них поселятся люди. Каменная стена, отгораживающая их от грейпов. Светлое море, машущее волнами на прощанье…

Сергей.

05.009.170 л.л.

Электронная метка: написано вручную.

Евгений

5

Вы в свадебное путешествие ездили? Нет? Повезло. А я вот поехал. Сам хотел, сам, никто не уговаривал. Да еще бесплатно, на средства компании, на модный курорт. Правильно. Что сейчас самое модное? Грейптадор, конечно. Нет, тут всё нормально. Жена тоже хотела. Она ж кроме своего Аллона нигде и не была. Командировка на Хрон не считается – никому нормальному в голову не придет там отдыхать.

Я тоже думал – отдохну. Да где ж вы видели, чтобы компания, посылая сотрудника отдыхать забесплатно, выгоды не поимела? Они мне целый список прислали – чего делать, на что смотреть, куда идти и как себя вести в том или ином случае. «Руководство: как отдыхать сотруднику компании». Про личную жизнь и мои интересы – ни слова. Конечно, кого они волнуют, кроме меня.

Нет, я всё прочитал. Даже выучил кое-что. А потом свое «Руководство» составил. Чтобы совместить их запросы с моими желаниями. Получилось, конечно, я ж профессионал, а не абы кто.

Кому вся эта рутина интересна? Ну, про перелет, про посадку, про станции пересадки, на которых даже искусственной гравитации нет, и приходится в чужих декомпрессионных костюмах париться. Про запахи я уж и молчу. Десять дней издевательств над людьми. Хорошо хоть время перелета не входит в отпуск.

Ну, да, перелет – не отдых. Хотя некоторые умудряются и в космосе всякие напитки распивать, которые на борту запрещены. Алкогольные. Не знаю, как они их протаскивают. Может, прямо в желудке. Наглотаются капсул с различным сроком растворения оболочки, а потом кайфуют. То одно в желудок выливается, то другое. А может, одинаковое – желудку-то без разницы, что в нем: мадера или чистый спирт этиловый. Со спиртом удобнее, наверно, – меньше тащить. Так вот напьется такой «умный», а потом в невесомость его. Ну, эффекты разные бывают, в основном неприятные для окружающих. С такими гражданами лучше не связываться и вообще каюту на запоре держать.

Нам, как молодой семье, это просто: высветил на двери табличку «новобрачные», фиг кто подкопается, даже ломиться не станут. Правда, по утрам подмигивания всякие и вопросики с намеками. Но их игнорируешь, намеки, и дальше завтрак ешь.

Так что без приключений добрались.

Грейптадор впечатляет, да. Когда выходишь и в первый раз вживую видишь… Это вам не голо-снимки. Это – настоящее. Нет, привыкаешь быстро. Дня через три и небо обычное, и трава, и море, и солнце, и туристы. Только чужая планета всякие сюрпризы каждый день подбрасывает.

Скажем, первый ужин. Прилетели мы поздно. Устали, конечно. А тут посадка, всё такое, таможенные проблемы, как без них-то. Мы ж в составе группы прибыли, которая заранее сформирована. Стоим, ждем. Есть хочется. После невесомости всегда есть хочется, проверено. Ну, гид и говорит. Дескать, сейчас поедем на место, там и поедим. По расписанию. Наверно, у них какое-то не то расписание было. Потому что на полчаса с ужином опоздали. А есть-то хочется – почти сутки голодные. Тут лишние пять минут – скрежет зубовный и в животах урчание.

Принесли. Никто, конечно, не понял, что это и из чего приготовлено. Но выяснять не стали. А то, как узнаешь, так вообще голодным останешься, и придется внутривенно жидкую пищу получать – какой-нибудь раствор глюкозы. Есть это блюдо можно было, у кого зубы хорошие. Потому как ножи почти не резали. Откусишь и жуешь, жуешь. Некоторые предположили, что это такая специальная жевательная еда – чтоб желудочный сок лучше вырабатывался. Ага, и чтобы язву поскорее себе нажить.

Ну, и конечно, у всех ночью нехорошо с внутренностями. Кто дезактиватор перед сном не принял. Надо рассказывать, кто самым умным оказался?

Что еда непривычная – это всем понятно, не на Земле ж. Даже на Земле, проедешь какую-то жалкую тысячу километров, тебя и не так накормят. Что все требуют чаевых – нас гид предупредил. Дескать, обычаи у них такие. Ну, ладно, обычаи уважать надо, кто ж спорит? А вот то, что почти за все экскурсии дополнительно пришлось оплачивать, – мне сильно не понравилось. Денег-то я мало с собой взял, только на сувениры. А Яся всё талдычит: «Давай, сюда сходим, давай, туда сходим…» Нет, сходили, конечно. Самому тоже интересно, как-никак. Хоть и курортная планета, а посмотреть есть на что. Всякие древности. Развалины там, пещеры с рисунками, камни с резьбой в раскопках. Сразу видно, где люди жили и чем занимались. Ну, не люди, конечно, но очень похожи. А куда делись и от чего ушли с этих мест – никто не знает. Ладно, наши ученые – они всегда не в курсе. Так даже в местных легендах ничего про это нет. Жили, а потом вдруг раз и ушли. Или померли все – такой вариант тоже где-то проскальзывал. В общем, таинственность. Тем и интересно.

Местные жители, конечно, чудные. Я сначала думал – на них украшения. Потом пригляделся и чуть не упал. Это всё на них прямо росло. Само по себе. Или выращивалось специально, не суть. Главное, что выглядели они совершенно невообразимо. С виду, вроде, обычные – это когда стоят и не двигаются. Ну, две ноги, там, две руки, голова, сама собой. Вот только одежды на них совсем нет. Но и не сказать, чтоб голыми были. Всё тело в перьях. Не так, чтобы очень длинных, скорее, даже, коротких. Но на голове прям гребнем стоят. И все разноцветные. Ни одного похожего нет. Ясно дело – красят.

Ну, я ж помню, что на корабле говорили, не тупой. Дескать, живут они в горах, вниз спускаются редко, только для покупок разных и потом сразу обратно. С людьми контачат не охотно. А тут – нате вам! Выстроились, как на парад. Или, там, на показ современной моды. Демонстрируют нам эксклюзивные фасоны носки перьев. М-да… Кто ж их оценит-то? Нет, может, какому дизайнеру это самое то – новые впечатления, новые идеи. А простым людям, что отдохнуть приехали, – поглазеть и забыть.

Но главное не в этом. Главное, что они вообще там находятся, где находиться не должны. А это – беспокойство. Непрогнозируемый фактор. Мало ли как он на отдыхе скажется. Ага, сказался. Еще как.

Нет, я по порядку буду, иначе сам запутаюсь. Мы ж позже, чем Сергей, прилетели – так и задумано было, чтоб не светиться лишний раз.

Встали утром. Первым делом, конечно, в душ! Вечером не до того совсем было – лечь и коньки отбросить, и чтоб никто не трогал. Только зубы почистили, а на местную сантехнику и не посмотрели. Мы ее утром во всей красе узрели. Времени немного было – едва к завтраку успевали. Вот я и предложил душ вдвоем принять – может, быстрее получится. Яся сразу в ванную пошла, а я чуть подзадержался. Слышу вдруг вопль какой-то, а потом ругань. Женским голосом. Я и не знал, что жена так ругаться умеет. «Что же это, – думаю, – ее до такого состояния довело?» Вбегаю. Картина интересная. Ты ванную видела? Видела, не отпирайся. Что там должно стоять? Нет, у всех по-разному, конечно, но основное-то! Ладно. Унитаз, раковина, ванна или душевая кабина. Для гостиницы вполне приемлемо. Всё это было. Только вместо ванны стояло неработающее биде, а душевая кабинка была размером полметра на полметра! В кабинке дверца такая отъезжающая. Яся разделась, внутрь попыталась забраться, а целиком не помещается. Либо левая половина, либо правая, либо вообще одна голова с грудью. Она втискивалась, втискивалась, дверцу закрыть попыталась, а она возьми и заклинься. Как раз посередине моей жены.

Если со стороны смотреть – смешно, конечно. Стоит голая девушка и ругается. А дверцу не может сдвинуть. Вот вы бы так попали – что делали? Хорошо хоть у нее был я. Который ворвался в ванную и вырвал жену из цепких объятий душевой кабинки. Смотрю, где нам мыться предстоит, и четко понимаю, что вдвоем точно не поместимся. Вот тебе и романтический душ… Можно было бы и по отдельности. Но почему-то душевая лейка была жестко закреплена где-то на уровне Ясиной груди. Это чтобы голову не мыли? Или ванная предназначена для низкорослых индейцев из амазонской сельвы? Если присесть, то колени либо в стенку упираются, либо за дверцу вылазят. Но это еще ничего. Вот с водой какие-то проблемы. Невозможно воду отрегулировать. Чуть заденешь кран – горячая хлещет, в сторону чуть сдвинешь – ледяная. А то и вовсе выключается. Супер-контрастный душ.

Вымылись, а что? Если по диагонали вставать – даже я умещаюсь, так это еще сообразить надо было. Я жене даже спинку намылил – ей самой не дотянуться было – локоть в стену упирался. Такая романтика. На завтрак успели, конечно. Я потом с гидом поговорил, объяснил ситуацию. Она к администрации сходила, выяснила – как же, претензии уважаемого туриста. Оказывается, нас действительно не в тот номер поселили. Не для человеков. Для инопланетников каких-то, я даже их видового названия не запомнил. Не произнести его по-русски.

Ну, там, поели, опять же по расписанию – на этот раз точно, наверно гид им часы синхронизировала. И на пляж. Загорать, купаться, кто умеет. Кто не умеет – тех в бассейн запустили. Но там совсем не то. Вода, хоть и проточная, да с подогревом, а какой-то химией отдает. Так что я разок окунулся, а потом в океан пошел плавать. Я ж помню – ничего опасного для человека там не бывает: ни рыб хищных, ни млекопитающих, ни птиц, ни даже беспозвоночных. Про бактерии не буду говорить, не запомнил. На этот случай таблетка есть одна. Принял – и сутки можешь не опасаться атак чужеродных микробов. Да нет, я в курсе, что человек им всё равно не по зубам и они сразу помирают. Это всё понятно. Вы для наглядности стаю собак представьте. Подбегает к вам каждая, куснет и брык на спину, сдохла значит. Так вам от третьего укуса поплохеет. А последняя собаченция будет уже хладный труп кусать. Ну, да, бактерии мелкие, так ведь их сколько! Несравнимо с собачьей стаей.

В общем, купаюсь в свое удовольствие, плещусь. Тут же и Яся рядом, наслаждается. Она в открытом море не новичок, ей можно. Но, говорит, что отличается вода. И теплее, и вкус у нее какой-то другой – приятнее, что ли. И вообще – тут классно! Ну, кто ж с этим спорит? На курорте всегда клёво.

Наслаждаюсь. Ну, и как на зло гид наша подбегает. «Вылазьте, – говорит, – пойдем новый номер смотреть». Пошли, конечно, а то опять подсунут невесть что – в который уже раз ругаться придется. Открыли двери, продемонстрировали и сразу закрыли, потому что, видите ли, у них плановая санитарная обработка. Перед закрытыми дверями потом и порассказали, что там в номере имеется. Впечатляюще. Я половины слов даже не понял.

И напоследок говорят, что номер для молодоженов, в качестве компенсации нам за доставленные неудобства. Ну, я и повелся. Одного не понял – сколько лет предполагаемым молодоженам должно быть? За сотню? Потому как кровати раздельные. Но это еще ничего, если б они не разъезжались. Самопроизвольно, внезапно и резко. Хочу, я, скажем, жену во сне обнять, тянусь к ней, обхватываю за плечи, и тут кровати начинают ехать. Причем, обе сразу и в противоположные стороны. Тут надо либо Ясю отпускать, либо один из нас точно на пол грохнется, а то и оба. Это еще ничего, когда просто спишь. Не так травматично. А если в этот момент сексом занимаешься? Да еще в какой-нибудь экзотической позе, из которой так просто и не выбраться? Или кровати должны блюсти целомудрие партнеров во время сна? Так что на кроватях пришлось только спать. А сексом в других местах заниматься. Ну, вы что не знаете? Никогда молодоженом не были?

И под луной в голом виде не плавали? Думаешь, что один на пляже, ан нет, глядь – уже компания. И не только из людей состоящая. Вроде и на берег не выйдешь, и в море не останешься – всё холоднее делается. Тут либо уплывать подальше, либо набираться храбрости и в таком виде выходить, будто так и надо. Вот ты бы что выбрала? Так выйти? Яся – тоже. Так вам есть что показать, можете гордиться. Не то, что мне. Стесняюсь.

Вот она и вышла. Чисто Афродита из морской пены. Знаешь такую? Богиня это, древнегреческая. Компания на нее уставилась, даже замолчала, а я быстренько вокруг, чтоб меня никто не заметил. Меня всегда люди поражают, которые естественно держатся, независимо от обстоятельств. Я про Ясю сейчас. Смотришь на нее, как она по пляжу идет на фоне луны Грейптадорской, спокойно, даже как-то неторопливо, лунный красноватый свет ее со всех сторон обволакивает силуэтом, а спереди она вся в тени, формы только угадать можно. И видишь как бы чужими глазами, со стороны. Тут-то и понимаешь, что идеальнее ее нет вовсе.

Ты бы что делала, если б богиню увидала? Зря спросил. У женщины другая реакция совершенно. А мужики эти, что на пляже собрались, рты пораскрывали, расступились и в спину ей смотрят. Я тоже смотрю, конечно. Красивая спина, ничего не скажешь. И ноги красивые. И всё остальное – тоже. Только подкрашено всё в красный цвет – из-за луны, понятно. Кровавый такой.

Тут инопланетник, что с мужиками был, завыл, на колени бухнулся и вопит, что вот не сойти ему с места, а это снизошла сама Трц-ала. После такого всё внимание, конечно, на инопланетника переключилось, а Яся, между тем, до тени дошла и в ней спряталась. Я одежду жены на берегу подобрал и тоже – к ней. А эти всё никак инопланетника успокоить не могут. Еле уговорили его алкоголя принять – верное средство для борьбы с духовными проявлениями. Только тогда он утихомирился и песню запел. Ну, местную, не на человеческом языке. Мне потом перевели. Очень неприличные слова, не буду смущать.

Вот почему большинство на отдыхе так напивается, что потом и не помнит, где они вообще были? Толку-то лететь за тридевять земель, когда своя выпивка рядом, под боком? Или просто стыдно перед своими? А чужие, дескать, дурного слова не скажут, а если скажут, так их куда подальше послать можно и больше с ними ни разу не встретиться. Так мало ли с кем мы встречаемся один раз в жизни? Каждый день – новые лица. На другой конец города съезди, таких отморозков увидишь, что какой-нибудь мальвин тебе красавчиком покажется.

Ну, как я объясню, кто такие мальвины? Их видеть надо. Ну, вот представь. Махина под три метра. Волосатый. Лицо, как у неандертальца, и зубы такие же. Иногда они даже одеваются. Некоторые продвинутые стараются человеку во всем подражать, даже зубы чистят, дескать, мы одной крови. Вот идет такой мальвин по пляжу, люди в стороны расступаются, потому что запах от него звериный, и по сторонам зыркает – чем бы таким интересным заняться. А для мальвина ничего интереснее нет, чем сломать что-нибудь. И чем оно сложнее ломается, тем интереснее. Так что непрочное он даже не замечает. Если заденет, так только случайно, по дороге. Конечно, потом они платят за ущерб, честь по чести. Вот администрация отеля на этот случай и расставляет по пляжу всяких железобетонные и чугунные балластные чушки. Ну, или какой другой мусор, который трудно уничтожить.

Насколько я понял, основное дело в свадебном путешествии – ничего не делать. А это еще уметь надобно. Вот попробуйте ничего не делать, да еще от этого удовольствие получать. Деятельные натуры тут же с ума сойдут. Ну, или, по крайней мере, будут как на гвоздях сидеть. Нет, гвозди им никто подкладывать на стул не будет. И раскаленные угольки тоже. Хотя, эксперимент можно провести: посмотреть – похоже или нет. Ладно, потом проведем, сейчас не к спеху.

Так что ничегонеделанию приходится долго и кропотливо учиться. Но тут другая сторона и открывается: только научился, а тебе работать уже пора. Вот облом-то, да? Знаешь, что я придумал? Притворяться. Ну, что ничего не делаешь. Делать вид, что бездельничаешь, так сказать. Потому что в любом деле лучше профессионалом быть, а не любителем.

А профессионалы на всех других с таким снисхождением смотрят, что сразу понимаешь – зря ты на свет появился. Лучше бы в виде микроба существовал. Ну, кому охота микробом быть? Поэтому пристраиваешься рядом и начинаешь всю эту повадку перенимать, чтобы хотя бы издали казалось, что ты самый что ни на есть бездельник. Да не простой бездельник, а при деньгах. Почему-то женщины на таких больше внимания обращают, чем на богатых, но работящих. Наверно потому, что работящие где-то там, на своей работе деньги делают, а эти – здесь лежат, на виду.