Текст книги "Кондор принимает вызов"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Сергей Соболев
Кондор принимает вызов (Орден Посвященных)

Это произведение – целиком плод авторского воображения. Всякое совпадение с реально существующими людьми и событиями является случайностью.

Часть I
Вальпургиева ночь

Глава 1

Гроза началась незадолго до полуночи.

С оглушительным звуком треснуло небесное полотно, безжалостно разодранное щелчками огненных бичей, феерические всполохи рельефно высветили контуры городских кварталов. Ливень не заставил себя ждать: вслед за редкими тяжелыми каплями на землю обрушились сплошные потоки воды. Запоздалые прохожие торопливо пораскрывали хрупкие скорлупки зонтиков, отдавая их на растерзание крутому, просоленному на балтийских просторах норд-весту. Ноги сами по себе ускоряли ход, сбивались на торопливый шаг, переходящий в бег трусцой – все спешили укрыться от непогоды.

Редкие в это время суток маршрутные автобусы милосердно подбирали вымокших до нитки горожан, неспешно развозя их по окраинам полумиллионного города – административного, промышленного и культурного центра западной части России.

На опустевших улицах забурлили полноводные ручьи, потоки воды врывались в отверстия подземных коллекторов, пополняя и без того разбухшую после недавнего половодья Преголе, с шумом вливались в Замковые пруды, вот уже полстолетия незатейливо называемые Верхним и Нижним водоемами.

К двум часам ночи небесная канонада лишь усилилась. Под натиском шквалистого ветра натужно гнулись и скрипели деревья городского парка, невидимые за высокой земляной насыпью Литовского вала. На просторной площадке, по периметру огороженной мелкоячеистой проволочной сеткой в обрамлении высоких, с гнутыми шеями штанг-фонарей, сгрудились разнокалиберные иномарки. Большую часть территории занимало строительство крытого автосалона.

Автомобильный бизнес процветает – сказывается близость к Западу, так что пришло время выходить на европейские стандарты обслуживания. Впрочем, площадка у Росгартенских ворот и без того в городе считается «центровой» – рухлядью здесь никогда не торговали, в ассортименте иномарки, прошедшие предпродажную подготовку, стоимостью от пяти тысяч долларов и выше.

Автосалон, как всегда, закрылся в девять вечера, к этому часу площадку также покинули строители, заканчивающие возведение каркаса здания. Охранники, заперев изнутри обе брамы ворот, попрятались в помещении сторожки. Нести службу им помогала кавказская овчарка по кличке Альма. Кроме крупных габаритов и недюжинного собачьего интеллекта псина отличалась еще и свирепым норовом. По какой-то ей одной лишь понятной причине Альма недолюбливала представителей рода человеческого, готовая перегрызть горло каждому, кто окажется в пределах досягаемости ее чудовищных клыков. Исключение составляли только охранники, к их постоянному присутствию она как-то притерпелась. Однако, несмотря на свирепый нрав и кое-какие мелкие недостатки, более надежного стража трудно было себе представить.

Альму выпустили на ночь из вольера, все же слегка ограничив свободу передвижения: длинная и прочная металлическая цепь, заменявшая ей поводок, соединялась карабином с натянутым вдоль сетки ограждения металлическим тросом. Все рассчитано на то, чтобы собака держалась у машин, а не шлялась по строительной площадке, кое-где перекопанной глубокими траншеями.

В ненастную ночную пору время тянется мучительно медленно. Разговор давно уже угас – столько переговорено всего за бессонные ночи, – потому охранники сидят в тишине, погруженные в собственные мысли. В тесноватом помещении, обставленном скупо и скучно – из мебели лишь стол да парочка стульев, – царит мутный желтоватый полумрак, который не в силах развеять ни маслянистый свет уличных фонарей, ни частые вспышки зарниц. Сквозь шум непогоды изредка доносилось лишь позвякивание цепи и глухое, в унисон громовым раскатам, ворчание собаки.

Скука смертная... Диван, ясное дело, охранникам не положен, их дело бдить. Зубов весь извертелся на стуле – и так пытался пристроиться, и эдак, и плечами на спинку откидывался, засовывая кисти рук под мышки, и локтями пробовал опереться на столешницу, и едва уж не грудью ложился на стол, но все его усилия оказались тщетными – состояние приятной полудремы, ставшее уже привычным за время ночных дежурств, к нему так и не приходило.

Не в силах больше маяться на жестком сиденье, Зубов поднялся, потянулся как следует, разминая застывшие члены, и широко зевнул. Поднес к глазам запястье: стрелки на светящемся циферблате «Командирских» показывали четверть третьего. Проклятая ночь, казалось, никогда не кончится...

Из-за разбушевавшейся стихии Зубову было не по себе. Хотя беспокоиться на первый взгляд было не о чем, ночное дежурство проходило по привычной схеме: охранники в сторожке, Альма на стреме – граница на замке.

На другом стуле, привалившись плечом к столу, прикорнул его напарник Миша Костюк, двадцати пяти лет от роду, в недавнем прошлом пограничник, а теперь ночной сторож с окладом, втрое превышающим прежнее жалованье экс-лейтенанта. Куртка повисла на спинке, поверх тонкого свитера – ремни, поддерживающие кобуру с «ПМ». Еще не так давно охранники могли обходиться тривиальными «газулями» и электрошокерами, но времена меняются, все как в сказке – чем дальше, тем страшнее – народ звереет потихоньку. Даже площадки с дорогими тачками «бомбить» стали. Так что впору рыть окопы полного профиля и ставить у ворот бронетехнику.

Резко полыхнуло, оглушительно рявкнул гром, в такт ему жалобно затренькали стекла в окне. Пулеметные струи дождя косо-прицельно хлестнули по окнам, выбили звонкую дробь на черепичных скатах крыши.

Зубов прикурил сигарету и, подперев плечом стену, бездумным взглядом уставился в окно.

Огромная лохматая псина, вольготно распластавшаяся на мокром асфальте у самых ворот, вдруг резко вскинула лобастую голову, чутко повела по сторонам своими ушами-локаторами, сторожко процедив через ноздри насыщенный озоном и влагой воздух. Сторожевая собака, общавшаяся с ночью на недоступном человеческому племени языке запахов и звуков, первой смогла распознать знаки грядущей опасности. Какое-то мгновение она еще лежала неподвижно, затем опавшая нижняя губа обнажила огромные клыки, и из глотки вырвался наружу грозный рык.

Резво стартовав, Альма огромными скачками понеслась в направлении стройки, выбирая на ходу цепь. И, уже заранее предчувствуя, что длины поводка ей не хватит, полыхнула яростным хриплым лаем: хватит дрыхнуть, господа охранники, аларм, тревога!

– Миша, подъем! – встревоженно скомандовал Зубов. Он даже не заметил, что Костюк стоял уже рядом. – Альма чудит!

– Кто-то забрался на стройку, – первым сориентировался в ситуации бывший пограничник. – Или возле самых ворот ошивается... Надо бы шугануть, а? Чего молчишь, Серый?

– Как забрался? По воздуху? – скептически отозвался напарник. – Дальнюю браму, между прочим, я самолично запер. Ферштейн?

– По воздуху или еще как-нибудь – понятия не имею. – Костюк, сдернув со спинки стула кожанку, мгновенно накинул ее на себя. – Но точно там кто-то бродит.

– Наверняка помойный котяра.

– Альма попусту брехать не станет, – вступился за свою любимицу Костюк. – И ты это прекрасно знаешь. Говорю тебе, чужие...

Мгновение спустя, как бы в подтверждение его слов, собака выдала новую порцию злобного лая. Зубов раздраженно пожал плечами: непонятно, с какой стати такой переполох. Из окон сторожки – небольшое кирпичное строение гнездилось на высоком фундаменте – просматривалась практически вся площадка: ближние и дальние ворота, скопище мокнущих под дождем машин, трехметровой высоты проволочное заграждение, недостроенный каркас автотехцентра с задранной в небо стрелой крана и непременным вагончиком для строителей, а за ними крутая земляная насыпь Литовского вала, ограничивающая территорию с востока. Склон ее заплетен «колючкой». Проезжая часть улицы выглядела совершенно пустынной – ни тебе транспорта, ни прохожих – на противоположной стороне темнеют громады жилых домов, чуть дальше и наискосок, по направлению к Верхнему пруду, в призрачном свете редких фонарей панорама площади Маршала Василевского. Она также была пустынна, лишь в самом дальнем углу, у башни Дона, промелькнули огни автомобильных фар.

– Кому не спится в ночь глухую? – мрачно пошутил Костюк. – Приключений захотелось? Ну-ну... Сейчас мы кого-нибудь покусаем...

В отличие от напарника он отнесся к происходящему достаточно серьезно, поэтому не стал терять время даром. Схватив мощный «бошевский» фонарь и облачившись в дождевик из прорезиненной ткани, на мгновение застыл у порога.

– Ты идешь? Или здесь будешь бдить?

Зубов тяжко вздохнул – очень уж не хотелось высовываться под проливной дождь.

– Ладно, уговорил, Карацупа. Заодно и проветрюсь.

Костюк первым нырнул под водопадные струи дождя. Альма, повинуясь команде, отданной негромким, но уверенным и непреклонным голосом, тут же умерила свой пыл и даже слегка осадила назад, ослабив натяжение цепи. Во всем ее облике сквозила скрытая до поры мощь, мышцы сотрясала мелкая дрожь нетерпения, из клыкастой пасти вырывалось хриплое дыхание. Собачка вышколена была по высшему разряду, ей не нужны дополнительные разъяснения. Она способна сбить с ног любого, даже самого крепкого бойца, а если тот начнет вдобавок бузить, размахивать ножами-кастетами, еще и хватанет как следует...

Миша Костюк управился наконец с карабином, соединявшим цепь с ошейником. Если у лихих людишек, забравшихся в неурочный час на стройку, есть хоть капля ума, то, предупрежденные, а заодно и напуганные свирепым собачьим лаем, они наверняка должны уже были отступить за пределы охраняемой площадки. Ну а если по жизни они ребятки наглые и настырные, в таком случае им можно лишь посочувствовать.

Костюк хлопнул псину по загривку: вперед, Альма, – твой выход!

Зубов на какие-то мгновения задержался на ступенях, наблюдая за разворачивающейся на его глазах сценкой. Сохраняя грозное безмолвие, как и положено породистому псу-служаке, огромная овчарка буквально в три прыжка преодолела расстояние, отделявшее ее от угла строения, и скрылась из вида. Следом за ней рванул Костюк, одной рукой придерживая развевающиеся на ветру полы дождевика.

Зубов покрутил головой: кто знает, может, и прав напарник. Судя по реакции Альмы, какая-то сволочь определенно забралась на стройку. Вот только неясно, как это он – или они – смог туда пролезть, разве что прокусил дыру в ограждении...

Ну и дурак, сейчас тварь отгрызет ему ползадницы. Вдвойне дурак, потому что воровать тут пока нечего; отделочные работы начнутся лишь в середине мая, так что поживиться нашармачка чем-нибудь ценным все равно не удастся.

Прежде чем отправиться вслед за «Карацупой» и его верным псом, Зубов на всякий случай решил осмотреть ближнюю браму. Ворота, сваренные из толстых металлических прутьев, заперты изнутри на засов, меж прутьев наверчена цепь с полупудовым амбарным замком. Для верности подергал его рукой. Калитка также заперта, снаружи ее никак не открыть. Еще раз всмотрелся и вслушался в ночную темень – город корчился под натиском небывалой грозы, как эпилептик в припадке. Других, более весомых причин для беспокойства он не обнаружил.

Чертыхаясь, Зубов прошелся вдоль проволочного ограждения. Стараясь ступать по выложенной тротуарной плиткой узкой дорожке, обогнул каркас здания с торца. Ну и куда запропастились эти двое, Костюк и его злобная тварь? На площадке ни единой души.

Он уж начал было испытывать глухое раздражение – что еще за фокусы? В прятки, что ли, решили с ним сыграть? А может, просто разминулись? Странно, очень странно...

Сначала он наткнулся на Альму. Овчарка, ощерив в предсмертном оскале внушительные клыки, недвижимо распласталась у выкрашенного в зеленый колер вагончика строителей. А чуть дальше, метрах в пяти от нее, между вагончиками и отводной траншеей, по какой-то причине до сих пор не засыпанной, из дождевой лужи выпирал подозрительный бугорок. Направленный луч мощного фонаря, высветив мертвенно-бледное лицо с тонкой полоской усов и черным пятнышком в переносице, испуганно отшатнулся.

Отказываясь верить в реальность происходящего, Зубов действовал скорее рефлекторно, чем осознанно. Перебросив фонарь в левую руку, он суматошно рванул «макарова» из кобуры. Увесистый ствол в мокрых дрожащих руках вел себя как скользкий обмылок. Чертыхаясь, он кое-как снял пистолет с предохранителя, готовый без раздумий палить во все, что движется и шевелится.

Прошло несколько долгих, наполненных ледяным ужасом мгновений, прежде чем он чисто интуитивно осознал, что непосредственная опасность ему не угрожает. Выдохнул застоявшийся воздух из легких, после чего принялся отчаянно вертеть головой по сторонам, пытаясь понять, что же здесь произошло.

Порывом ветра капюшон отбросило на плечи, но он не стал поправлять его, подставив непокрытую голову под тугие струи дождя.

– Эй, есть здесь кто-нибудь?! – хрипло выкрикнул Зубов, тщетно пытаясь разорвать прочные путы страха. – Ур-р-рою, мать-перемать!!!

Осознавая, что ведет себя до крайности глупо, Зубов все же решился включить фонарь. Узкий сноп света торопливо пробежал вдоль фасада здания, зияющего пустыми глазницами оконных и дверных проемов, взбежал на заплетенную колючей проволокой насыпь, медленно проплыл вдоль ее гребня, потом резким скачком переместился в противоположном направлении, высветив прочные высокие ворота, – в отличие от ближней брамы в них не было калитки, – бегло прошелся вдоль проволочного ограждения и растворился наконец на пустынной площади.

Сдерживая нервную дрожь, Зубов еще раз осветил лицо напарника. Затем, судорожно вздохнув, выключил фонарь и сунул его в карман дождевика. Ну, дела! Даже в свидетели некого призвать, кроме тех, кто продырявил напарника и вдобавок пристрелил свирепого пса. Но они, кажется, будто сквозь землю провалились.

Как прикажете все это понимать?

Ветвистая молния прочертила аспидное небо, громыхнул гром. И словно плотину прорвало – Зубов вновь обрел способность здраво рассуждать и действовать вполне осмысленно.

Костюк уже явно не нуждался в неотложной помощи, но на всякий случай Зубов все же присел рядом на корточки и приложился пальцами к сонной артерии... Смерть наверняка наступила мгновенно. Ствол в кобуре, кобура застегнута – иными словами, он и сам не слишком серьезно отнесся к собачьему бреху. Или слишком понадеялся на свою любимицу, считая, что в компании со свирепой Альмой ему и сам черт не страшен.

Выпрямившись, Зубов вдруг стукнул себя по лбу. Как это он сразу не обратил внимания? Невезучий напарник лежал в одной кожанке. Но прежде чем покинуть сторожку, Миша Костюк облачился в длиннющий, доходящий ему до пят дождевик. Куда подевался плащ? Будто затравленный волк, Зубов опасливо крутил головой по сторонам. Ноги, казалось, сами тащили его прочь от стройплощадки. Тревожная сигнализация смонтирована в сторожке, там же, в верхнем ящике стола, сотовый телефон. Патрульный экипаж будет здесь от силы через пять минут.

Вывернув из-за угла, он сразу заметил человеческую фигуру, копошащуюся возле ближней брамы. Судя по всему, чужой не смог отпереть калитку, снабженную хитрым запором, потому что уже мгновение спустя незнакомец по-обезьяньи легко и ловко вскарабкался на створки ворот...

– Стой! – заорал охранник, набрав полные легкие воздуха. – Слезай, кому говорю!! Ур-р-рою, мать-перемать!!!

Оседлавший браму резко обернулся на голос и, как почудилось Зубову, вытянул в его направлении руку, будто погрозил ему пальцем. Поскольку у негодяя явно должно быть при себе оружие, охранник мигом убрался с линии огня, укрывшись за первой попавшейся тачкой. Выстрела он не слышал. До него донесся лишь щелчок пули.

Но отсиживаться за массивной тушей джипа Зубов не собирался. Для начала он пальнул вверх, как учили в школе, а затем открыл огонь на поражение. На удачу особо не рассчитывал: в снайперах его никогда не числили, да и расстояние до цели для «Макарова» приличное – метров эдак пятнадцать...

Когда охранник в спешке расстрелял всю обойму, ему осталось лишь проводить взглядом ретировавшегося злодея, который убегал прямо по проезжей части Литовского вала. Развевающиеся по ветру полы дождевика делали его похожим на неуклюжую хищную птицу.

Зубов в бессильной ярости скрипнул зубами – ушел, негодяй! Даст бог, недалеко уйдет...

Глава 2

Бушмин аккуратно разгладил на ладони мятую волглую банкноту. Не удержавшись, бросил укоризненный взгляд в сторону загулявшей парочки, которую он только что доставил во двор пятиэтажки по Пролетарской улице. Те уже успели отдалиться от машины и секундой позже скрылись в парадном.

Скупость человеческая не знает границ. Да и сам он хорош, сразу нужно было оговорить таксу. Раз уж стал левачить, то и вести себя надо соответственно – драть с «седоков» три шкуры. Особенно в такую ночь.

Стоило тащиться через весь город из-за такого мизерного приработка? Да и вообще, что за занятие он себе подыскал, если с шести вечера до двух ночи едва-едва сумел что-то выездить?

Не идут к нему денежки, хоть ты тресни. С работой напряженка, но и это не дело. Если бы не приперло, черта с два он занимался бы подобной ерундой. Но, кроме частного извоза, больше на ум ничего не пришло.

Подавив вздох, Бушмин убрал деньги в тощий лопатник. Докатился, брат, до ручки. Осталось только на паперти встать с протянутой рукой: подайте, мол, люди добрые, на пропитание флотскому офицеру, в прошлом морскому пехотинцу, орденоносцу и герою Кавказской войны...

«Дворники» натужно шоркали по лобовому стеклу «девятки», смахивая потоки дождевой воды. Заглушив движок, Бушмин потянулся в бардачок за сигаретами. Чиркнув зажигалкой, прикурил. Торопиться ему некуда, да и незачем.

В последнее время Андрей Бушмин жил в полном соответствии с печально известным правилом: покуда гром не грянет, мужик не перекрестится. Он был вполне самостоятельным человеком двадцати восьми лет, со сложившимся характером, устоявшимися привычками и наклонностями, определенным набором профессиональных и человеческих качеств, когда в один прекрасный момент вся судьба его резко переменилась. Новую жизнь пришлось начинать практически с нуля. И теперь, спустя почти полгода после увольнения в запас, можно подбить кое-какие итоги: ничего стоящего он за эти месяцы не совершил. Жизнь на гражданке у него не заладилась, факт очевидный и неопровержимый. Дернул же его черт написать тот злополучный рапорт...

Волна сокращений, прокатившаяся по кораблям и береговым подразделениям Балтфлота и потрясшая до основания всю северо-западную группировку, Бушмина напрямую не затронула. Над ним, как говорится, не капало, мог бы себе и дальше служить. И все же неприятно было наблюдать, как одним росчерком пера, словно многопудовым молотом, крушатся сотни и сотни судеб. И вдвойне тягостно, когда в «проскрипционных» списках там и сям мелькают фамилии однокашников по КВВМУ[1]1
  КВВМУ – Калининградское высшее военно-морское училище.


[Закрыть], однополчан, приятелей и просто знакомых, которых немало набралось за семь лет службы в Балтийске. Узнавая дурные новости, Бушмин мрачно про себя размышлял: если и дальше будут пачками толковых спецов сокращать, кто останется на флоте? Черноморский флот уже добили до ручки, теперь, судя по всему, всерьез взялись за балтийцев.

Да и бытовая сторона службы его основательно «заколебала». Что из того, что у него есть собственная жилплощадь? Сорокаквартирный дом, «ударно» возведенный для нуждавшихся в жилье офицеров и прапорщиков Гвардейской Белостокской Краснознаменной орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского бригады морской пехоты, уже третий год напрочь отказывается принимать госкомиссия. Потому как все сделано тяп-ляп. Видать, командование за их счет не один особнячок построило. Вот и мыкаются прошедшие Чечню морпехи: в пятиэтажке нет газа, часты перебои с электричеством и водоснабжением, канализация не работает как надо...

Да, стены у него есть. Но по вполне понятным причинам он не может ни продать свою квартиру, ни, на худой конец, обменять. Какой дурак, спрашивается, захочет с ним меняться? Стоит лишь завести разговор о подобной перспективе, как люди тут же делают испуганное лицо: «Поселок Мечниково? Это под Балтийском? Боже упаси! Гиблое место...»

В его возрасте пора бы и о будущем задуматься, как-никак через полтора года тридцатник стукнет. Не век же ему холостяковать? А у него, если взглянуть правде в лицо, на настоящий момент ни кола ни двора. Потому как квартира, которой его облагодетельствовало командование, отписана Бушминым самому Главкому. Правда, нотариус, к которому обратился морской пехотинец, напрочь отказался оформить дарственную. Не принято, видите ли. Нет, говорит, таких прецедентов. А вот вселять людей в недостроенную сырую конуру и называть это жильем считается вещью вполне обыденной и законной...

В прошлом году он разделил отпуск на две части: июльскую декаду провел в литовской Паланге, а остаток «забил» на осень, собираясь наведаться в Тулу, где проживают родные. И если бы задумка осуществилась, если бы он на время сменил обстановку и подзарядился позитивной энергией в отчем доме – глядишь, и в голове бы у него развиднелось. Но до отпуска он маленько не дотянул – сорвался.

Накопившиеся в душе усталость и раздражение вылились в сухие строчки рапорта. После вполне объяснимых внутренних переживаний и колебаний – одиннадцать лет, считая учебу в «системе», коту под хвост – отправил бумагу по инстанции. Настрой был боевой: ни за что, мол, своего решения не переменю и рапорт отзывать не буду. Он предполагал, что его будут бесконечно долго таскать по кабинетам вышестоящего начальства и слезно упрашивать остаться еще послужить маленько. Думать так у него были веские основания: в части он состоял на хорошем счету, имел правительственные награды, вот-вот ждал присвоения майорского звания, к тому же практически уже был решен вопрос об откомандировании Бушмина на учебу в академию...

А начальство – р-раз!.. – и подмахнуло его рапорт. Только комбриг эдак укоризненно взглянул на него: «И ты, Брут?» Но отговаривать не стал, знал – Бушмин слов на ветер не бросает.

Итак, карьера пошла под откос, будущее представлялось расплывчатым и зыбким, как осенний балтийский туман. Бушмин выправил документы, по традиции устроил «отвальную» для сослуживцев. Ключи от злополучной квартиры презентовал молодому «ваньке-взводному», в шутку предупредив того, что она – собственность Главкома. После чего собрал свои скромные пожитки и перебрался в областной центр.

Уходил не на пустое место. Когда Бушмин наводил справки о перспективах трудоустройства, выяснилось, что «наши» работают как в частных, так и в государственных структурах: ОМОН, СОБР, ВОХР, отдел физической защиты налоговой полиции. Даже в подразделении антитеррора сыскался знакомый парень. Повсюду офицеры морской пехоты котируются достаточно высоко. К тому времени многие его бывшие сослуживцы успели освоиться в К., и никто из них на жизнь не жаловался.

Бушмина «по блату» сосватали в «Балтию» – крупнейшее частное охранное предприятие в регионе. Номинальный глава фирмы, моложавый подтянутый мужчина лет пятидесяти с небольшим, в сравнительно недалеком прошлом сотрудник ВКР[2]2
  ВКР – военная контрразведка.


[Закрыть] в полковничьих чинах, встретил его приветливо: «Вот вы каков, Бушмин... Как же, наслышаны. Решили покинуть тонущий корабль? Шучу... Берем вас в штат, Андрей Михалыч. Такие люди нам нужны».

В тот же день он получил подъемные. Бушмину растолковали, что сумму, эквивалентную подъемным, он будет получать ежемесячно в течение первых четырех месяцев работы в фирме, после чего возможен пересмотр оклада в сторону его увеличения. Иными словами, Бушмину предстояло пройти некий испытательный срок.

Пользуясь собственными каналами, Бушмин оформил регистрацию в областном центре, а также снял на полгода однокомнатную квартиру сравнительно недалеко от центра, на Еловой аллее. Пока суд да дело, опытные инструктора «Балтии» перелицевали бывшего морпеха в «бодигарды». На это ушло немногим более двух недель, хотя с таким же результатом лекция могла уложиться в каких-нибудь два часа. Попутно Бушмин улаживал различные формальности, включая разрешение на ношение оружия, а заодно и присматривался к своим работодателям.

Вводный инструктаж с ним проводил Карсаков, правая рука главы фирмы, который по должности курировал весь штат телохранителей. Вплоть до этого разговора Бушмин оставался как бы в слегка подвешенном состоянии. Но и за это время он уже успел прийти к выводу, что чрезмерное любопытство в этой фирме не поощряется, и потому не спешил высовываться с расспросами.

Выяснилось, что карьеру в охранных структурах Бушмину придется начинать с самых низов, в качестве рядового-необученного. О том, чтобы приставить его к конкретному «телу» или поручить другое серьезное дело, пока не может быть и речи, до этого еще надо дорасти. А заодно ему рекомендовали как можно скорее избавиться от упрощенного взгляда на жизнь, особо свойственного уволившимся в запас офицерам.

Уже из первой беседы Бушмин понял, что руководство «Балтии» имеет на него какие-то свои виды. Вряд ли начинающие сотрудники получают здесь оклад в полторы тысячи долларов. Спустя два месяца, когда Бушмин уже вполне освоился с новой для себя службой и его стали даже привлекать к обеспечению официальных мероприятий (если таковыми можно считать многочисленные тусовки с участием губернской знати), он получил тому косвенное подтверждение.

Довольно неожиданно его вызвал к себе Шубин, глава фирмы. Тот самый моложавый полковник из BKR собеседованием с которым и началось знакомство Бушмина с «Балтией». «Вы неплохо осваиваете новый для вас набор специальностей, – сказал Бушмину его новый шеф. – Не буду лукавить с вами, в „отбойщиках“ у нас недостатка нет. Вы нас интересуете в несколько ином качестве. Ваш опыт и профессиональные знания позволяют вам претендовать на более ответственные должности. Но всему, как известно, свой черед. Не исключено, что по завершении испытательного срока вам будет поручен серьезный участок. С перспективой существенного улучшения ваших материальных условий. Но прежде чем это произойдет, вам следует научиться трезво и реалистично воспринимать существующий порядок вещей...»

Бушмин так и не дождался, пока его начальство окончательно раскроет карты. Простой человеческий поступок, о котором он и сейчас не сожалеет, поставил на его многообещающей карьере жирный крест. Видать, ему так и не удалось избавиться от «упрощенного взгляда на жизнь», так же как и выработать в себе «трезвый и реалистичный взгляд на существующий порядок вещей». Иными словами, он предпочел остаться самим собой.

* * *

Тлеющая сигарета обожгла пальцы. Чертыхнувшись, Бушмин вернулся мыслями в реальность. На днях истекает срок договора найма квартиры. Хозяйка не прочь продлить его, но требует платы за полгода вперед. Съезжать ему не хотелось, на Еловой он уже прижился, да и такса вполне устраивала. Денег у него оставалось в обрез, только-только хватит оплатить жилье за последующие полгода. Но надо ведь еще и как-то существовать? А денежки тают, как снег по весне.

Еще тысяча долларов спрятана в «заначке», это его НЗ. Плюс машина – ее тоже в случае нужды можно превратить в наличность. Потому как неизвестно, долго ли продлится выпавшая на его долю полоса невезения.

М-да... Хочешь не хочешь, но придется и следующую неделю левачить, если только ему и здесь не перекроют кислород.

– У тебя развилась мания преследования, – мрачно произнес Бушмин, заводя движок и выбираясь из темного двора.

Пятью минутами позже он припарковался на площади Маршала Василевского, неподалеку от сияющей вывески круглосуточно работающего ликероводочного магазина. Площадь была пустынной, лишь в предбаннике магазина маячил смутный силуэт. Но после того как в приоткрытую дверь вылетел тлеющий окурок, и это живое существо куда-то испарилось.

Бушмин прикинул, что торчать здесь долго нет особого смысла. Придется заложить еще один круг по Литовскому валу до Московского и далее, через Центральную площадь, на Ленинский проспект. Можно попытаться подцепить клиента на Южном вокзале. Но будет лучше всего, если он прекратит заниматься глупостями и без промедления двинет на Еловую, досыпать остаток ночи в своей койке.

Прежде чем сняться с якоря, Бушмин приспустил стекло и набрал полные легкие насыщенного озоном и пропитанного летучим запахом клейких молодых листочков ночного воздуха. Стрелки часов, встроенных в приборную панель, показывали двадцать минут третьего.

Над древним городом продолжала неистовствовать майская гроза...