Текст книги "Скриптер"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Машина выехала в переулок. Ага… водитель свернул в их сторону! Вот уже эта небольшая, низкая, но в то же время, элегантная, обтекаемая, стремительная иномарка поравнялась с тем местом, где припаркован спецслужбистский джип… Так, так… Двухместный полуспортивный родстер марки MercedesBenz SLK!.. Жесткая крыша машины опущена; она надежно укрывает от разгулявшейся непогоды двух – да, двух, судя по силуэтам! – людей, водителя и пассажира. Серия AV на номерной табличке указывает на то, что транспорт принадлежит иностранному подданному. Или же организации, которая зарегистрирована за пределами России, но имеет здесь, в Москве, свой филиал.

– Сотник, опять дурью маешься? – процедил Зимин. – Не тех снимаешь! Этих инспекторов и без нас найдется кому отфиксировать… Ты в другое место камеру направь… вон наш клиент показался!

Изпод арки особняка, расположенного в двух десятках метров от паркинга, в переулок выкатил знакомый уже им синий фургон марки Volkswagen с тонированными стеклами и надписью на бортах – ВГРТК.

Водитель свернул в сторону Леонтьевского. За фургоном, держась вплотную, только что не тыкаясь низким передком тому в корму, в брызгах луж из под колес проследовал серебристого цвета родстер.

Зимин тоже выехал с паркинга; спецслужбистский внедорожник под усиливающимся дождем покатил за этими двумя машинами.

– Центральная, вызывает Третий пост!

– На связи.

– Объект только что покинул базу, – доложил Зимин. – Следует в направлении выезда на Тверскую!

– Принято, Третий пост!

– За ними хвост… серебристый родстер марки «мерседес». Мы держимся пока вплотную к ним.

– У родстера номера серии АльфаВиктори?

– Так точно.

– Это транспорт аквалонцев. Они действуют в рамках Соглашения о взаимных инспекционных проверках.

– Вас понял.

– Из числа сегодняшних заявок ими выбран тот же мобильный объект, за которым поручено наблюдать и вам, коллеги.

– Понял, Центральная!

– Препятствовать их перемещениям или еще както мешать инспекционной деятельности этих господ – запрещено. Подтвердите ясность по данному пункту!

– Работе инспекторов не препятствовать. Ясность подтверждаю!

– Ваша задача остается прежней… Осуществляйте непрерывное наблюдение за редакционным транспортом!

– Принято!

– Отслеживайте все перемещения, фиксируйте все происходящее! Не упускайте из виду редакционный «фольксваген» ни на мгновение… вплоть до того момента, пока они не вернутся на свою базу! С учетом погодных условий будьте особенно внимательны! Зимин, Сотник, задача вам понятна?

– Задача понятна, Центральная. Будет исполнено!

– До связи.

Синий микроавтобус остановился под аркой в горловине Леонтьевского – перед ним лежит залитая дождем и огнями витрин Тверская.

Водитель родстера в самый последний момент вильнул влево и тут же затормозил. Теперь эта легкая серебристая птичка стояла вровень с кажущимся громоздким и даже неповоротливым на ее фоне фургоном.

Возможно, это дело случая, но серебристый, с элегантными стремительными обводами, mercedes занял ту же позицию, которую занимал несколько дней назад – в тот вечер, когда проводилась репетиция военного парада – транспорт спецслужбистов.

Сотник не знал, отметил ли про себя эту деталь Зимин. В салоне царит напряженное молчание, фоном которому служат шум проливного дождя и лопающиеся гдето в вышине раскаты грома.

Евгений припарковался позади вэна, благо водитель родстера, встав слева вплотную к борту «фольксвагена», предоставил им такую возможность. Движение по Тверской не такое интенсивное, как в часы пик. Но даже в это позднее время, в разбушевавшуюся непогоду, улица отнюдь не выглядит пустынной. Движение идет в обе стороны; то и дело в тучах брызг проносятся легковые автомашины, внедорожники, фургоны…

Дорожное полотно на глазах затягивается пузырящимися под яростными струями ливня лужами; по краям уже бурлят, выхлестываясь на тротуары, полноводные дождевые потоки.

– Евгений, как ты смотришь на то, чтобы я сел за руль? – неожиданно сказал Сотник. – Давайка поменяемся местами, пока еще есть такая возможность?!

– Сиди, где сидишь, – огрызнулся Зимин. – Тоже мне Шумахер нашелся…

– Евгений, ты мне недавно советовал «лечиться»… Так вот, ты тоже не обижайся на то, что я тебе скажу.

– Ну?!

– Ты, Зимин, не уследишь за ними. Не потому, что у тебя кишка тонка, нет… У тебя нет нужных качеств, чтобы усидеть у этих парней на хвосте.

В салоне микроавтобуса с нанесенной на бортах аббревиатурой – белой краской на синем – ВГРТК тоже слышен шум дождя, тоже слышны звуки яростной грозы и натужное шорканье дворников. Водитель даже не повернул головы, чтобы посмотреть на остановившееся рядом с ними серебристое авто. Его внимание занято другим. Он ждет команды от Редактора – Павел Алексеевич в своем привычном черном облачении устроился рядом, в кресле пассажира.

Через заливаемое потоками воды лобовое стекло не столько видна, сколько угадывается проезжая часть Тверской. Окутанные тучами брызг из под колес, подслеповато мигая фарами, проносятся в обе стороны машины; люди спешат добраться домой, торопятся укрыться в своих жилищах от непогоды.

Нижняя часть экрана навигатора, на который выведена карта Центрального округа, сплошь в красном секторе. Линия «запретки», как и в прежние несколько дней, проходит точно по середине полотна Тверской улицы. Но есть и изменения, причем, не в лучшую сторону.

Весь район по этусторону Тверской – на фоне разметки улиц и проулков – закрашен уже не просто пунктирной сеткой алого цвета, но походит на сплошное красное пятно. По другую сторону от пунктирной линии, совпадающей с осевой линией Тверской, на экране прослеживается некое разрежение в виде перемежающихся синих, оранжевых и красных пятен. Местонахождение самого транспорта обозначено на карте навигатора пульсирующей попеременно оранжевым и синим точкой, отмаркированной взятой в кружок цифрой 3.

Павел Алексеевич прижал пальцем к уху микродинамик. В нем прозвучал знакомый ему голос – то был Главный диспетчер.

– Редактор Третьего, вызывает Диспетчерская!

– На связи!

– Сообщите ваше решение!

– Будем работать… на ближнем объекте!

– На ближнем, значит? Уверены? Еще раз хорошенько подумайте! Время еще есть.

– Уверен.

– Учтите, что обстановка меняется, и меняется в худшую сторону. «Запретка» там совсем рядом! А пригородные объекты пока открыты!

«Вот именно, – подумал про себя Редактор. – Именно, что „пока открыты“».

Он, редактор Третьего канала, не собирается отдавать им – кто бы они ни были – ни пяди земли. Тем более, что все чаще наблюдаются попытки закрыть для редакционной работыисторический центр Москвы. И отступать вскоре, если позволять себе и далее идти на поводу у обстоятельств, если обращать внимание на каждый чих инспекторов из всяческих надзорных организаций, будет уже практически некуда.

– Направьте Часовщика на ближний к нам объект!

– Принято.

– Коллеги из Второго канала готовы?

– Редактор, все готовы, – донесся голос Диспетчера. – Ждем только вашей команды.

Павел Алексеевич коснулся рукой литого плеча водителя.

– Начинаю отсчет. Раз…

– Серебристую спортивную тачку видишь? – угрюмо спросил Зимин.

– Не слепой…

– Откуда мне знать, зрячий ты или слепой? И что ты там видишь в своих этих… бредовых фантазиях?!

– Давай оставим разговор о моих «бредовых фантазиях» на потом. Мерсовский родстер я вижу… на зрение пока не жалуюсь! Я даже заметил, откуда он выехал.

– Ну а раз заметил, то чего тревогу пытаешься поднять? Это инспекционная машина.

– Я это уже понял.

– Так что не ожидается сегодня никаких гонок.

– Это твое мнение? Или по рации передали – типа, расслабьтесь, парни, кина не будет, сегодня нелетный день.

– Это мое мнение.

– Я его уже знаю.

– Будем тупо стоять. Ну, или проедемся по городу, по ближним окрестностям… и вернемся назад.

– Угу. Это тоже мне доводилось както слышать.

– Уж поверь мне… не следует ждать чего либо от сегодняшнего дежурства!..

– Тыто мне не веришь, Евгений. Почему тогда я должен тебе верить?

– Потому что я, вопервых, старший. А вовторых, служу в нашем подразделении много дольше тебя!

– Ну да, я помню, – Сотник усмехнулся в темноте. – Ктото говорил мне недавно, что надо поменьше задавать вопросов.

– Я дал тебе хороший совет. Это оччень правильный совет, Валерий! Если планируешь задержаться в Спецотделе надолго, поменьше трепли языком. Особенно, в присутствии начальства.

– Я тебя понял, Евгений. Но… уже не в первый раз, каюсь, проигнорирую этот твой совет. И задам свой вопрос…

Рука водителя «фольксвагена» легла на переключатель скоростей.

Николай сейчас поминал гонщика соревнований Формулы 1, замершего на стартовой решетке. Пилота, готовящегося стартовать с «поулпозишна» в тот же миг, когда над гоночным полотном поочередно поменяют свой цвет с красного на зеленый лампы сигнального светофора.

– Два…

Сотник, переждав очередной гулкий раскат грома, продолжил:

– Вопрос такой… Как часто случается, что одних и тех же сотрудников третий раз подряд отправляют на дежурство? Да еще в одну и ту же точку, в одно и то же место?

– Хм… – Зимин покосился на своего сослуживца. – В одну и ту же точку?

– Не слишком ли мудрено я сформулировал? А то меня упрекают в отсутствии логики и в неумении ясно выражать мысли.

– Ты имеешь в виду наш случай?

– А чей же еще?! Кроме тебя, Зимин, я никого из сотрудников младшего и среднего звена не знаю. Я ни с кем из них не общался и не выезжал на совместное дежурство.

– Имеется в виду третье подряд ночное дежурство?

– Именно! Мы ведь не в кавказской командировке. И не сидим в засаде в ожидании опасного преступника! В таких случаях это было бы уместно…

– Не вижу ничего особенного. Ничего из «ряда вон»… Опять же, тебе разве обещали в Спецотделе курортную жизнь?

– А я, Евгений, вижу нечто «особенное»! Нечто из ряда вон.

– Ну, ну. Расскажешь потом это доктору.

– Что касается условий, – пропустив реплику напарника мимо ушей, продолжил Сотник, – то я не жалуюсь. Нормальные условия. Вот только все равно не понятно, почему нас третью ночь подряд отправляют на дежурство.

Зимин, повернувшись всем корпусом, смерил напарника хмурым взглядом.

– Ему не понятно?! Ты на себя посмотри, умник! Это ведь все изза тебя, Сотник! Изза тебя, сказочник, лично Левашов выписал нам этот наряд вне очереди! Ну, теперь врубился?

– А я и не спорю, – легко согласился Сотник. – Именно изза разночтений в наших с тобой, Евгений, показаниях и докладах!.. Но ты все ж постарайся включить логику! Попробуй предположить, что за моими докладами стоит…

– Брось фигню городить, – перебил его Зимин. – Твои доклады – бред сумасшедшего! Не знаю, почему тебя еще не отчислили. Но я так думаю, что надолго ты у нас не задержишься.

…Весь это диалог между ним и напарником придумал сам Сотник. В реальности же они сидели молча, думая каждый о своем. На задании не принято трепаться; а тут еще и чужаямашина у них под носом стоит. Да и с редакционным транспортом далеко не все понятно, во всяком случае, ему – Сотнику.

«Может ты и прав, Евгений, – подумалось, – может, у меня действительно слишком богатое воображение…»

Но уже в следующую секунду Сотник убедился, что прав именно он.

– Три!.. – скомандовал Редактор.

Сотник замер на какието мгновения, прислушиваясь к уже знакомым ему ощущениям.

Зимин не издал ни звука; его глаза както странно закатились… Он качнулся вдруг влево и затем застыл в кресле; сделался недвижим, подобно усаженной в определенной позе восковой фигуре.

Момент старта Валерий чуть прозевал. Когда его взгляд метнулся от странно поникшего напарника в лобовое стекло, то он увидел лишь удаляющиеся – стремительно! – силуэты двух стоявших только что перед «иксом» в переулке машин.

Синий вэн на этот раз не стал пересекать Тверскую. Водитель повернул налево и выехал на встречную!..

Серебристый «родстер» пулей вынесся вслед за редакционной машиной!

От «фольксвагена» потянулся уже знакомый глазу Сотника сдвоенный оранжевый след…

Спортивный «мерс» тоже оставлял видимую колею!

Эта двойная колея была багрового цвета; она походит более всего на два свежих рубца, на глубокие ровные порезы. И она както странно дымилась, так, как дымится, как парит отворенная, пущенная мясником кровь.

Сотник выругался вслух. Может показаться странным, но он ощутил некий азарт, ощутил нечто такое, что удивило даже его самого.

Была, конечно, и досада; ведь он только что предлагал напарнику поменяться местами!..

А еще он ощутил мощный приток адреналина в крови; но бушевавшая в нем, в его жилах энергия пока не знала выхода.

«Ну и что теперь? Что дальше, Сотник?!!»

Мыслительный процесс тоже требовал времени, тоже пожирал драгоценные секунды…

Как и на чем ты теперь сможешь догнать тех, за кем тебе приказано следить?! Пока ты будешь вытаскивать Зимина, пока перетащишь его в кресло пассажира, эти ловкачи, эти трюкачи скроются из виду! Ищи свищи их потом!.. И движок почему то заглох… не заводится!!

«Время, Валера… бесценное время уходит!..»

В нескольких шагах от капота все еще видны следы колес обоих одновременно стартовавших транспортов: яркий, светлооранжевый, и другой, чуть дымящийся, багрового оттенка.

Они, оба эти следа, собственно, начинались – или проявились – именно здесь, в горловине Леонтьевского.

Сотник вдруг вспомнил о том, как он двигался по сдвоенной оранжевой колее.

«А вдруг?.. – подумалось ему. – А что, если…»

Валерий с колоссальным трудом смог открыть дверь. Коекак выбрался из машины. И остановился тот час же, как будто наткнулся на стену.

Удивительно, но в этом зеленоватосером мире тоже бушует гроза… Шквалистый ветер, несущий дождевой заряд, обрушился на него со всей мощью! В какойто момент ему даже почудилось, что он оказался в настоящей аэродинамической трубе, сквозь которую с ревом проносятся воздушные массы.

А чтобы испытуемому экземпляру и вовсе – даже такая «развеселая»! – жизнь медом не казалась, еще и ледяным душем взялись окатить…

Напор двух стихий, воздушной и водной, обрушившихся на выбравшегося из сухого салона заглохшего внедорожника человека, оказался весьма силен, просто невероятно силен.

Сотник, хотя и был готов, кажется, ко всему, не ожидал такого напора, не ожидал встретить столь серьезное сопротивление среды.

Выставил вперед согнутый локоть, прикрывая им лицо. И сам он тоже подался вперед – ложась грудью, всем корпусом, всем своим весом на встречный поток.

Но даже при таком – наклонном – положении тела он едва мог устоять. Он как бы замер, завис на одном месте; ощущая в то же время, что эта встречная сила вотвот опрокинет, сшибет его с ног! Увлечет куданибудь, закрутит, понесет, как щепку… к ближайшему отверстию ливневой канализации! Туда, куда с шумом, с водопадным грохотом, сливаясь в ручьи и в подземные реки, уходит с поверхности низвергнувшаяся с темных грозовых небес вода.

Но Сотник все ж устоял под напором обрушившегося на него шквала. Удивительное дело: хотя он прикрывал лицо согнутым локтем, хотя его глаза были закрыты, плотно зажмурены, он попрежнему ясно, очень четко видел и горловину переулка, и следы от колеи обеих вынесшихся на Тверскую машин – так, словно его веки стали прозрачными, или же их вовсе не было.

Продавивэту созданную стихией преграду, передвигаясь уже едва не на четвереньках, Валерий преодолел и те несколько шагов, которые отделяли его от начала колеи, от сдвоенного следа, оставленного колесами редакционной машиной.

Он рухнул на ближнюю к нему, контрастно выделяющуюся на фоне залитого водой асфальта светлооранжевую дорожку.

Стало вдруг както очень тихо. Вот только что в ушах стоял рев стихии. Только что ближние окрестности и человека, посмевшего выбраться наружу из машины, всего его целиком и каждую клетку в отдельности, сотрясал грозный гул проносящихся через аэродинамическую трубу, в которую превратилась, кажется, вся горловина переулка, воздушных масс, напитанных ледяной влагой…

И вдруг – как обрезало.

Сотник какоето время приходил в себя. В ушах звонко стучат молоточки; это колотится в груди его собственное сердце. Отчаянный рывок от машины до начала одной из двух оставленных в переулке сдвоенных «дорожек» забрал у него немало сил…

Именно поэтому, вероятно, Сотник не сразу увидел тех изменений, которые стали с невероятной скоростью происходить вокруг него. Он не сразу осознал, что дорожка, на которую он только что ступил, – а вернее даже, вполз на нее, выбрался, как выбирается на спасительный берег растерявший остатки сел пловец – теперь уже не была – или же не казалась – неподвижной.

Сотник присел на корточки, опираясь правой рукой о сухую, теплую, чуть ребристую на ощупь поверхность; встать в полный рост он пока не решался. «Дорожка», начавшая движение тот час же, как только он на нее запрыгнул – ну или вполз, что ближе к правде – более всего походила на ленту эскалатора. Или горизонтального транспортера… Ширина ее, кстати, составляет от восьмидесяти сантиметров до метра. В то время как ширина колес микроавтобуса, который оставил за собой сдвоенный оранжевый след, была стандартной, с профилем шин от десяти до двенадцати дюймов…

Лента, на которую взобрался Сотник, двигалась, как он смог вскоре убедиться, с всё возрастающей скоростью. От горловины Леонтьевского практически под прямым углом – в этом пространстве действуют какието свои законы – она вынесла его на проезжую часть Тверской.

Вынесла, как ему показалось, навстречу движущемуся на него транспорту!..

Прямо под колеса стремительно приближающейся в коконе из брызг и отраженных лучей фар машины!

Столкновение казалось абсолютно неизбежным.

Сейчас идущая навстречу легковушка приметего передком! Скорость этой странной движущейся «дорожки» и скорость едущей по Тверской машины сложатся, суммируются; еще секунда, и он, Сотник, превратится в груду мяса, жил, хрящей и переломанных костей…

Почему же он не «соскочил»? Почему не спрыгнул, не скатился с этой ленты?!

Валерий и сам не смог бы внятно ответить на этот вопрос.

В отличие от его первого выезда на дежурство, то, что он сейчас видел, то, что осязал и чувствовал, мало чем отличается от привычной реальности. Разве что окружающие предметы предстают, видятся не столь контрастными, не столь объемными, полными различных черточек, оттенков, деталей, как это привычно глазу.

Сотник невольно прикрыл веки.

Послышался хлопок; упругая – и короткая, преходящая – волна воздуха коснулась его разгоряченного влажного лица.

Обернулся; машина, столкновение с которой казалось ему неизбежным, была уже в сотне метров позади! Вот она уже миновала дальний край дорожки, которая – и это тоже было новостью для Сотника – сама сворачивалась, сматывалась в невидимый глазу рулон.

Точно так же, – и эта деталь тоже не скрылась от него, тоже привлекла его внимание – сматывалась чьейто невидимой рукой и сдвоенная дорожка багрового цвета, идущая параллельно той, что оставляет на мокром асфальте синий «фольксваген».

А на него, на Сотника, тем временем, надвигалась еще одна встречная…

Опять послышался хлопок, как будто ктото рядом с ним откупорил бутылку игристого вина!..

Потом эти хлопки стали более частыми; а вскоре они, эти звуки, и вовсе слились воедино, став неразличимыми на фоне шипения ливневых струй.

Самих встречных машин уже попросту не было видно; дорожка, на которой Сотник, освоившись, теперь уже стоял почти в полный рост – чуть боком, перенеся вес на полусогнутую правую ногу – ускоряя движение, стремительно разматывалась вслед за оставившим ее транспортом, водитель которого ощутимо прибавил газу.

Скорость, с которой двигалась «лента» – и забравшийся на нее человек – была теперь столь велика, что проносящиеся с обеих сторон очертания городских кварталов казались смазанными; исчезли все видимые, все различимые человеческим глазом детали. Но зато вновь стали слышимыми звуки непогоды: шум дождя, разбойничий посвист разгулявшегося ветра, гулкие раскаты грома…

Небо здесь, в этом пространстве, было не темнолиловым, черным по краям, а иным, призрачным – сероватозеленым. Но и по нему, озаряя окрестности сполохами, ветвились бледными кустами молнии.

Сотник ощущал в эти мгновения себя серфингистом; отвязанным, безбашенным удальцом, который в штормовую погоду, подгадав, выплыв, вымахнув на своей неустойчивой доске на гребень несущейся с ревом океанской волны, пытается теперь оседлать ее, слиться с ней, стать частью этой несущейся с ревом стихии…

«Лента» вдруг стала заметно притормаживать. Поза серфингиста, которую Сотник избрал для столь странного вида перемещения по ночному городу, спасла его от неприятностей. Он очень вовремя перенес весь вес на согнутую в коленке правую ногу. И только поэтому, мягко пружиня, иногда приседая едва не до земли и балансируя руками, смог в конечном итоге удержаться на бегущей дорожке и в этот раз.

В какойто момент «лента» замедлилась настолько, что он мог бы, не опасаясь последствий, спокойно с нее сойти, ступив на проезжую часть (хотя и это, учитывая наличие встречного транспорта, было делом далеко небезопасным).

А потом и вовсе остановилась.

Теперь он мог разглядеть как местность, в которой они оказались, так и оба транспорта.

Местность была хорошо знакомой. Еще бы ему не узнать Белорусский вокзал и прилегающую площадь Тверской заставы!..

Обе машины застыли на выезде с Первой ТверскойЯмской (в недавнем прошлом часть это была улицы Горького). Синий фургон стоит первым в крайнем правом ряду. Слева от него замер, хищно прижавшись к земле, даже чуть вытянувшись, как гепард перед первым прыжком из засады при охоте на антилопу – серебристый родстер. Сотнику показалось (а может, и не показалось), что от шин обоих этих транспортов вьется дымок…

Он решительно не понимал, что происходит. Судя по скорости, с которой перемещалась лента, на которую он успел запрыгнуть, эти два транспорта – и он, Сотник, за компанию с ними – должны уже были вынестись прочь из центра, усвистать далеко за пределы кольцевой…

Именно по этой причине, по причине того, что собственные субъективные ощущения так сильно разнились с тем, что он видит сейчас, Сотник был так удивлен, даже обескуражен. Вот так, так… Они все еще находятся неподалеку от центра, на площади перед Белорусским вокзалом.

Светофор довольно долго держал поток машин, направляющийся на Первую ТверскуюЯмскую, в этой части площади.

Наконец красный сменился желтым.

И, едва только зажегся зеленый, оба водителя одновременно ударили по газам!

Но… но ничего не произошло.

Обе машины попрежнему стояли на месте, как вкопанные, так, словно их приклеили к дорожному полотну!

Сотнику, наблюдавшему за ними с расстояния всего в пару десятков метров, с того места, где остановилась «лента», – а вместе с ней и он сам – в какойто миг показалось, что у обоих транспортов возникли проблемы с ходовой частью.

Такого в своей жизни он еще не видел.

Колеса обеих машин вращались с бешенной скоростью! Шины не то, что дымятся, но уже, кажется, плавятся, как и асфальт под ними!

А сами эти транспорты – попрежнему стоят; они не сдвинулись, кажется, ни на сантиметр.

Потом случилось нечто, к чему он, Сотник, не оченьто был готов.

Сначала раздался громкий хлопок.

И в тот же, кажется, миг его самого швырнуло вперед; ощущения были такими, как будто им выстрелили вместо ядра из пушки.

Прошло какоето время, – секунды, или минуты, этого он не знал – прежде, чем Сотник вновь обрел себя в этом странном пространстве, прежде, чем к нему вернулась способность не только видеть и слышать, но и соображать.

Он лежал ничком на этой разматывающейся движущейся ленте; то ли упал при рывке, то ли рефлекторно занял единственно возможную позицию. Первым, что он услышал, был надсадный рев двигателей. Низкий, рокочущий, как у мощной ракеты, уходящей со старта, заставляющий вибрировать каждую клетку организма – рев мотора синего вэна. И высокий, зудящий, сверлящий перепонки, срывающийся порой на визгливые нотки – серебристого полуспортивного «мерседеса». Уличные гонки перешли в какуюто новую стадию. Судя по сотрясающим окрестности – и барабанные перепонки – звукам, фаза разгона в считанные секунды сменяется отчаянным торможением; то и дело воздух вспарывает визг намертво схваченных колодками шин по асфальту!..

Суть происходящего открылась Сотнику не полностью, но коекакие предположения у него возникли. Похоже на то, что водитель синего вэна намерен во что бы то ни стало стряхнуть преследователя. Он делает все возможное, чтобы уйти, оторваться от него, чтобы избавиться от его назойливой компании… Но тот, кто сидит в данный момент за рулем серебристого родстера, тоже явно не новичок. Ему, этому человеку, похоже, не впервой бывать в подобных ситуациях. Водитель «мерседеса», как могло показаться, – особенно, такому неискушенному новичку, как Сотник – легко, без особого труда, повторяет все движения своего визави. Более того, он реагирует на все маневры «вэна» с поражающей воображение скоростью, точностью и сноровкой.

У Сотника – уже не в первый раз – потемнело в глазах. Желудок то и дело побирался к самому горлу. Вот это да… Вот это перегрузки!!

Водитель синего вэна раз за разом закладывает стремительные и весьма рискованные виражи! Даже както не верилось, что обычный с виду фургон может развивать подобные скорости, что он способен, подобно новейшему истребителю, исполнять некие виражи и пируэты, смахивающие на фигуры высшего пилотажа!..

Сотник был едва жив, он едва держался на этой ленте, на которую его угораздило взобраться; его швыряет то влево, то вправо, то вперед или назад! Сама дорожка, у которой вдруг обнаружились страховочные бортики по бокам, тоже попеременно кренится в одну или в другую сторону – подобно ледяной санной трассе, проложенной в желобе…

Неожиданно для себя он обнаружил, что его правая рука сжимает некую ручку в виде петли, которая прикреплена непосредственно к «ленте». Ну, или наоборот: страховочная петля, являющаяся частью – деталью – этой странной движущейся дорожки, или же ручка, сделанная из перехлестнутых полосок какогото прочного и эластичного вещества, плотно обвила запястье его правой руки…

Валерий не знал, сколько времени прошло с того момента, как он взобрался на эту движущуюся вслед за уходящим от преследования родстера синим вэном дорожку. Скорости были чудовищными; стритрейсеры выписывали уже такиеголоволомные виражи, совершали такиеманевры, что Сотник вообще перестал понимать, где они сейчас находятся, по каким улицам и магистралям они гоняются, где верх, где низ; он полностью перестал ориентироваться во времени и пространстве.

Грозовое ралли завершилось столь же внезапно, столь же резко и неожиданно, как и началось.

Водитель редакционной машины накрутилсвоего преследователя; тот в какойто момент не смог распутать те восьмерки, те загогулины, которые выписывали оставляющие светлооранжевый след колеса синего вэна.

Этих петель, этих восьмерок стало столь много, их рисунок был столь сложен, что шофер родстера, похоже, запутался в них, заплутал в этой паутине следов. Он, определенно, потерял свежую колею транспорта, за которым увязался. И за которым, судя по происходящему, ему приказано было следовать в эту ночь по всемуего маршруту следования.

Сотнику в какойто момент показалось, что вэн летит на всех парах в выросшую перед ними темную стену; почудилось даже, что фургон – а вместе с ним и он сам – вотвот врежется в эту преграду.

Но она, эта стена, вдруг раздвинулась, разошлась: они въехали – влетели! – в заметный лишь с близкого расстояния некий проезд или тоннель.

Скорость движения заметно упала. В призрачносерых сумерках, то и дело подсвечиваемые всполохами зарниц, проступили предметы окружающего их городского ландшафта.

Редакционная машина под струями непрекращающегося ливня катила вдоль тихого Петровского переулка. Водитель вскоре свернул к одному из строений, расположенных в глубине переулка. Оранжевая дорожка под ногами у Сотника тот час исчезла; как и не было ее, этой самодвижущейся ленты.

Валерий, впрочем, готов был к чемуто подобному, и поэтому не оплошал, не растерялся – он попросту сошел, как сходят с ленты эскалатора, шагнув на мокрый, в пузырящихся лужах, асфальт. Приученный уже к неожиданностям и странностям, лишь сделав несколько неуверенных – поначалу – шагов, он поверил, что под ногами у него вновь земная твердь.

Тем временем, редакционная машина проехала под взметнувшейся рукой шлагбаума во внутренний двор. Сотник бросился за ней!

Он нырнул под опускающуюся стрелу. И успел даже увидеть, успел засечь, как из припарковавшегося во дворе перед крыльцом какогото строения микроавтобуса показались два мужских силуэта. И еще он заметил стоящий во дворе таксомотор – на то, что это именно такси, указывало наличие плафона с шашечками.

– Куда?! – громыхнуло над ухом. – Посторонним вход воспрещен!!

Чьято рука – самого этого человека он не видел – стремительно развернула Сотника.

Валерий ощутил, прочувствовал вес этой десницы – такое впечатление, что руку ему на плечо положил некто великан.

Затем нечто – или некто – повлекло сотрудника Спецотдела, против его воли, к опустившемуся шлагбауму! На месте которого, кстати, или вместо которого, что точнее, как это ему уже доводилось однажды наблюдать, с тем же характерным свистом падающей, секущей воздух гильотины вдруг выросла, выкристаллизовалась из зеленоватосерого сумрака, металлическая преграда.

Его, Сотника, могло бы попросту размазать по этой стене!.. Но в ней в самый последний момент появилась – или открылась – дверца.

Зеленоватые и фиолетовые разряды, которыми осветилась вся эта мгновенно проявившаяся стена, звучно, устрашающе щелкнули, подобно челюстям сторожевых псов – у самого его лица, у вытянутой его руки…

А уже в следующий миг Сотник оказался на улице, по другую сторону этой преграды, в пустынном Петровском переулке, под тугими холодными струями обрушившегося с грозовых небес ливня.

Глава 3

Оперативное время:

месяц май, четвертое число, 23:59

К моменту приезда редакционной машины в один из офисов ВГРТК, канареечного цвета Mercedes с шашечками был уже на месте. Водитель синего вэна пулей вылетел из салона! В руке у него, как и у его подбежавшего от «мерса» коллеги – ручной огнетушитель.

Оба передних колеса, несмотря на ливень и обилие луж, прежде всего, сами шины, дымятся, чадят; местами видны язычки пламени. Задние колеса тоже курятся дымком. Две струи одновременно ударили под напором из баллонов! Колеса, а затем и весь передок синего «фольксвагена» окутались в коконы из грязноватосерой пены.

– Николай, оставьте это! – отрывисто скомандовал Редактор. – Быстро открывайте помещение! Действуем без промедления, каждая секунда на счету!