Текст книги "Противостояние"
Автор книги: Сергей Ченнык
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)
СОЮЗНИКИ: ОТНЫНЕ ПОРОЗНЬ
До того, как была взята Балаклава, союзные армии разделились. Произошло это восточнее Севастополя, во время стоянки на западном склоне Мекензиевых гор, в месте, которое французские солдаты назвали «Лагерем Жажды».
Они пришли туда поздней ночью, после изнурительного марша «под ружьем». Утром, едва проснувшись, французы поспешили удовлетворить одну из первых своих надобностей – попить кофе. Вскоре они поняли, что сказка с райскими дворцами, богатыми дворцами и обильно наполненными садами закончилась. Недавно находившиеся там русские все съели, а источники воды привели в негодность. Те, что с трудом удалось найти, были столь маловодными, что с трудом удавалось хотя бы минимально обеспечить тысячи солдат. О приготовлении пищи даже не шло речи.{634} Солдаты смогли лишь немного отдохнуть.{635}
Что поделаешь, в данном случае речь идет не о варварстве диких славянских воинов, а лишь о тактике «жертвуй ради победы», к которой русская армия прибегла еще до Альмы. В стратегических целях уничтожались запасы сена, предавались огню населенные пункты. Колодцы тоже не были исключением.
Варень, полный оптимизма все предшествующие дни, кажется, начал его терять: «В течение всего этого долгого дня мы были лишены питьевой воды и питались только одними галетами….Повсюду колодцы были отравлены сброшенными туда трупами, но мой денщик сумел обнаружить источник чистой воды, и вскоре он уже будил меня с чашкой чая в руке. “Старики” прозвали этот бивуак “лагерем Жажды“».{636}
15(27) сентября французы возобновили движение, направившись сначала к Байдарской долине, затем к мысу Херсонес. Трудно сказать, чем вызвано столь странное движение, заставившее сделать «крюк» по Крыму. Вероятно, что они просто продолжали движение в ранее заданном направлении, стараясь нагнать отступающих русских. В этом сыграла роль и временная потеря управления французским контингентом, когда Сент-Арно был при смерти, Мартенпре не решался взять командование на себя, а Канробер все еще был только командиром дивизии, хотя никто не сомневался – он станет преемником командующего. Его 1-я дивизия перешла в авангард, уступив роль тылового прикрытия 3-й. В голову колонны переместился 2-й полк зуавов.{637} 25 сентября, чувствуя приближение смерти, Сент-Арно вызвал Канробера и передал ему командование войсками. В последнем приказе он попрощался с армией: «Ваш командующий, побежденный коварной болезнью, вынужден отказаться от тяжелого бремени командования…».{638} Канробер передал командование 1-й дивизией бригадному генералу Вино.
Неприятным сюрпризом для французов стало отмеченное офицерами падение дисциплины. Герен отчасти относит это на то, что главные «разбойники» – стрелки и зуавы, перестали бояться гнева своего маршала, находящегося при смерти. Когда 25 сентября они дочиста разграбили и разгромили, а потом подожгли богатое имение (Герен называет его имение Бибикова), то все что мог сделать Сент-Арно, лишь грустно констатировать в своем дневнике: «…это неправильно».{639}
Ноель Стивен Фокс Дигби. В 1854 г. гардемарин на линейном корабле «Британия».
По другой версии, которая более всего имеет право на жизнь, виновниками запутанного движения стали англичане. Привыкшие к их постоянным опозданиям, французы с удивлением обнаружили, проснувшись ранним утром 26 сентября, что «заклятых» союзников уже нет. Затемно, «против своего обыкновения», они снялись с бивака и исчезли в неизвестном направлении, немало удивив соратников по коалиции. Обнаружились британцы лишь в Чернореченской долине, где остановились на биваках. Вскоре тайное стало явным: англичане традиционно пытались «надуть» союзников, спеша единолично занять Балаклаву с ее удобным портом и глубокой бухтой, став в ней единоличными хозяевами.{640} Британцы так стремились опередить своих союзников, что многие из солдат не выдерживали марша по безводной равнине. Главный врач французской армии Скрив писал, как, идя по следам англичан, французы то тут то там обнаруживали под кустами лежащих без сознания солдат союзного контингента, некоторые из которых, истощенные приступами холеры, находились при смерти. Их подбирали, грузили в санитарные повозки и позднее передали в свои части.{641}
Лейтенант Альфред Маркхем. В 1854 г. гардемарин на линейном корабле «Агамемнон».
Французам не оставалось ничего другого, как менять направление, устремляясь на запад, к Камышовой и Казачьей, уже разведанным с моря (рядом с ними уже стояли французские корабли{642}) широким бухтам, укрытым от ветра и с легким входом. Это был трудный путь, тем более, что часть его (до Чернореченской долины) пришлось идти по следам английской армии. Мало того, что вокруг был колючий кустарник, обломки военного снаряжения, разбитые повозки и экипажи, брошенные русскими, так еще и британцы сделали все, чтобы замедлить скорость движения шедших в авангарде пеших егерей майора Монтодона. Все тропинки были «…загромождены арбами, мулами, быками, которыми наши превосходные друзья завладели и которых они заставили идти в своем арьергарде».{643}
На старом месте остался конвой маршала. С 27 числа Сент-Арно уже не мог самостоятельно передвигаться. С каждым часом ему становилось все хуже, любое беспокойство могло повлечь смерть. Единственным выходом могла стать немедленная эвакуация маршала из Крыма.
Впрочем, Монтодон не сильно жалел о занятии британцами Балаклавы, искренне считая, что англичане «сами себя наказали»: «Они были сильно наказаны за этот дурной по отношению к нам поступок; они сильно расстроились и имели ряд трудностей в этом порту, куда их корабли входили с трудом, где отсутствовали пристани для разгрузки снаряжения, меду тем, как нам повезло найти в Камыше удобную точку сосредоточения для нашего флота».{644}
Французы получили прекрасное место базирования, где «…самые крупные торговые или государственные суда могут приблизиться к суше и без затруднений доставить на своем борту любой материал. Этот порт оказал нам грандиозные услуги».{645}
Каждая из бухт была больше Балаклавской, а условия их базирования несравнимо лучше.{646}
СЕНТ-АРНО: ПОСЛЕДНИЕ ДНИ И СМЕРТЬ
27 сентября маршал Сент-Арно по категорическому настоянию медиков покинул армию. К этому дню его состояние стало критическим. Бригадный генерал Лурмель писал родным: «Маршал был в кризисе вчера и хотя сегодня он немного бодрее, его врач уже не надеется на улучшение….Каждый из нас сожалеет об этом. Это положение жестоко, тем более сразу после одного триумфа и незадолго до нового. Что касается меня, того, кто особенно его любил, то переношу это слишком болезненно…».{647}
Было принято решение об эвакуации командующего из Крыма. Символично, что к месту погрузки на «Вертолет» маршала везли в экипаже, доставшемся французам от Меншикова. Последним из армейских офицеров, кому удалось проститься с Сент-Арно, стал полковник Клер.{648}
Вскоре войска узнали, что обожаемый ими командир скончался по пути домой 29 сентября в 4 часа вечера в присутствии своего духовника аббата Парабера.
Свидетелем прибытия тела маршала в Константинополь стал рядовой Московского пехотного полка Таторский, взятый в плен на Альме: «Увидал с французских кораблей пальбу пушечную и с-под дворца выезжающую лодку большого размера, матросов человек до двадцати гребцов; на гребцах белые манишки, на шляпах черные ленты, впереди на носу стоит балдахиня алого цвета; я спросил: что это такое?, но провожатый мне сержант, знавший немного по-русски, сказал, что это повезли главнокомандующего ихнего Сантуарно».{649}
«ГАВАНЬ ПРОВИДЕНИЯ»: ФРАНЦУЗЫ В КАМЫШОВОЙ БУХТЕ
28 сентября Канробер получил сообщение от Раглана, что русская армия вновь занимает высоты у р. Черной, и возрастает опасность нападения.
30 сентября Канробер вывел войска в район Камышовой и Стрелецкой бухт, где уже стояли корабли Гамелена и часть транспортов. Общим числом 21 единица онн вошли туда в 4.30 утра. Есть упоминание еще о 6 шаландах, использовавшихся захватчиками, вероятно, конфискованных ими в Евпатории для своих нужд. В 6.30 моряки начали выгрузку имущества, положив начало французской военной базы в Крыму. Подгонять никого не требовалось: понимая, что приближается сезон штормов, войска стремились максимально обеспечить себя запасами продовольствия и боеприпасами.{650}
Войска были настолько рады видеть флот, море, воду, что за Стрелецкой и Камышовой бухтами надолго закрепилось прозвище – «Гавань провидения».{651} Для англичан и французов, понимавших, что если они не найдут для флотов хороших гаваней, то с наступлением времени штормов, они могут потерять контроль над морем, приобретение Балаклавы, Камышовой и Казачьей бухт означало возможность сосредоточиться на осадных действиях. Как писал кептен Слейд, «...каждый захватчик, уповая на свою звезду, будь то Вильгельм Завоеватель, Генрих V, Кортес или Наполеон в Египте, рассматривал своей первой задачей обеспечение безопасного базирования флота».{652}
Единственным недостатком была необходимость поддерживать сообщение с берегом на шлюпках. Правда, французские транспорты, будучи меньшего водоизмещения, чем английские, могли подходить к нему на достаточно близкое расстояние.
У союзников хватило разума не обострять проблему, чья бухта лучше, и с самого начала было решено держать в Балаклаве – один французский корабль, а в Камышовой, соответственно, английский.{653}
Радость приобретения постоянного места носила и чисто приземленный характер – войска устали от «подножного» корма, хоть и разнообразного, но не способного компенсировать физиологические затраты тяжелых маршей. А на борту только одного «Монтебелло», например, находились, кроме прочего, 200000 суточных рационов.
Главный инженер Джозеф Чарчер. В 1854 г. инженер на пароходе «Спитфайр».
НАЧАЛО ОСАДЫ
«День, в который началась построй ка неприятелем батарей, был днем радости для нас: яеилась снова надежда отстоять Севастополь» {654}
Генерал-лейтенант Пестич.
30 сентября союзники окончательно завершили охват южной части Севастополя. Начался траншейно-батарейный период войны, растянувшийся почти на долгий год.
Центр событий переместился под Севастополь. Евпатория уже не имела того значения, как в начале кампании, тем более, что с приближением осенних и зимних штормов сообщение с ней становилось затруднительным. Но она еще нужна союзникам. Оставаясь постоянной нерешенной проблемой в тылу русской армии, вынуждая Меншикова держать против нее войска блокирующего отряда.
Французы, как и англичане, понимали, что теперь успех будет зависеть не только от того, как справится со своим делом армия, но и от того, насколько эффективными будут действия флота, в первую очередь по организации снабжения экспедиционных сил в Крыму. Военная история Франции имела прекрасные примеры взаимодействия сухопутных сил с флотом в Египте, Сан-Доминго, Греции, Алжире и совсем недавно на Балтике у Бомарзунда. Но в Крыму масштабы другие. Требовалась точность, чтобы доставлять вовремя самые необходимые грузы с баз, удаленных на многие сотни километров, нужно было выдерживать очень точный график перевозок, зависящий от капризов погоды, вида груза. Нужно было срочно перебрасывать в Крым огромное количество артиллерийских запасов, без которых взятие Севастополя было невозможным. И это только самая малая часть работ, ложившихся на плечи моряков, многие из которых не были военными.{655}
ОСАДНЫЙ КОРПУС ФРАНЦУЗОВ
По договоренности между союзными командующими и в соответствии с расположением баз,{656} англичане брали на себя правый фланг осады, французы, соответственно, левый.
Французы разделили свои полевые войска на осадный корпус и корпус прикрытия.
В осадный включили две дивизии: 3-ю и 4-ю{657} общим числом 61 батальон.{658} Кроме пехоты в состав осадного корпуса вошли 2 резервные батареи, большая часть артиллерии и инженерных подразделений. Лагерь этих сил расположился перед 4-м, 5-м, ч-м и 7-м бастионами Севастополя на удалении 2,5–3 версты от окраин города. Левый фланг (4-я дивизия) примыкал к Стрелецкой бухте, правый (3-я дивизия) – упирался в Сарандинакину балку. Инженерный парк располагался за центром 3-й дивизии. За правым флангом – артиллерия. Общее командование войсками осадного корпуса принял командир 4-й дивизии, дивизионный генерал Форе.{659}
Так как основная борьба с русскими батареями возлагалась на плечи артиллерии, а осадный парк был ничтожно мал по сравнению с предстоящими планами, на берег свезли 30 корабельных орудий. Примерно 1000 моряков пошли на батареи, командование которыми доверили только морским офицерам, они же обеспечивали защиту шовь возводимых батарей.{660} 500 из их числа назначались к орудиям, 500 – для обслуживания инженерных работ и обеспечения батарей.{661}
Общее руководство принял опытный морской артиллерист капитан Риго де Женольи с флагманского «Виль де Пари». Кроме него в состав Морского отряда назначались 50 офицеров с кораблей. Это было лишь «прелюдией» действий французского флота в Крыму на сухопутном фронте.{662}
Огромная территория постепенно обживалась, превращаясь из малолюдной местности в пестрый военный гарнизон со своей жизнью и своими проблемами. Хотя условия полевой жизни оставались спартанскими, некоторые умудрялись и здесь найти маленькие радости. 2-й полк зуавов расположился у дома, позже названного «домом зуавов».[13]13
Дом зуавов – хутор Уптона на 4-м км. Балаклавской дороги. Принадлежал Джону (Ивану Ивановичу) Уптону, английскому военному инженеру на русской службе, автору проектов многих зданий и Графской пристани в Севастополе (Воспоминания офицера 2-го полка зуавов. Кн. 4,5//Французская армия у стен Севастополя 1854–1856 гг. Дневники, письма, воспоминания. Симферополь, 2003 г. С.240–241). Некоторые авторы (В.И. Васильчиков, Е.Р. Корженевский) пишут, что после того как Англия объявила войну России, Джон Уптон отказался сражаться против своей родины и покинул Севастополь. Но его потомки жили здесь по крайней мере до начала XX в. На старом городском кладбище сохранилась могила внука Джона Уптона, умершего в 1904 г. (http://vpalace.narod.ru/st/abc/u/uptona_hutor.html). В воспоминаниях американца Маккормика есть упоминание о его встрече с «приятнейшими интеллигентными мистером и миссис Уптон в Балаклаве» (McCormick, Richard Cunningham, A visit to the camp before Sevastopol. New York. 1855. P.70–71).
[Закрыть]
Полковник с радостью обнаружил, что управляющий сносно говорит по– французски, но это не единственная радость: подвалы дома заполняли полные бочки прекрасного крымского вина, способные скрасить тяготы войны для самого неисправимого пессимиста. Однако минусов было тоже немало, учитывая, что культ вина «…исповедуют солдаты всех народов мира».{663}
Выставили усиленный караул во главе с капитаном Бланше – беспокоила повышенная активность солдат в волнении бродивших вокруг дома и с вожделением поглядывающих в сторону подвала. Вскоре все утихомирились и лишь часовые, которые провели ночь фактически на бочках с вином, долго впоследствии вспоминали тот «кошмар пьяницы», который им пришлось пережить. Утром Клер, как и обещал, выдал каждому из солдат стаканчик вина, поразившего их сильным ароматом розы.
С кораблей сняли запасы провизии, наладили сносное полевое питание. Появились привычные маркитантки. Одна из них, маркитантка 2-го полка зуавов Дюмон заплатила жизнью за поездку за продовольствием в Варну. Подхватив там холерную палочку, она сумела доставить продукты в Крым, но вскоре умерла, став первой женщиной союзного контингента, похороненной в земле полуострова.{664}
В остановившейся армии женщины кроме позитива в виде ухода за больными, помощью в приготовлении пищи и стирками белья, принесли и долю негативных явлений, усугубив и без того проблемные стороны армии. Журналисты отмечали, что с появлением торговок участились случаи пьянства.{665} Хотя, думаю, не столько в женщинах дело. Армия начинала уставать от войны, которая еще только начиналась. Нужна была маленькая победоносная операция, и с этим решили сильно не затягивать.
ОБСЕРВАЦИОННЫЙ КОРПУС ФРАНЦУЗОВ
Говоря об обустройстве союзниками осадных позиций под Севастополем, мы не можем не сказать и об устройстве ими так называемой циркумвалационной линии.[14]14
От лат. circumvallo – обношу валом.
[Закрыть]
Если говорить проще и ничего не усложнять, то это замкнутая внешняя линия укреплений вокруг осажденной крепости, строившаяся осаждавшими войсками для отражения неприятеля, который подходил извне на помощь осажденным. Она устраивается в случае, когда осаждающему угрожают неприятельские войска, идущие на помощь к осажденным. Обойтись без нее союзники не могли, фланговый марш русской армии так закрутил ситуацию, что каждая из сторон находилась в двух ролях: англо-французы наступали на Севастополь и отражали давление русской армии с востока и северо-востока. Русские отбивались от неприятелей в крепости, но в тоже время все время угрожали им от Бахчисарая. На циркумвалационной линии противостоящие армии имели позиции одновременно удобные и для обороны (естественный водораздел реки Черной, Федюхины высоты, Сапун-гора и др.), и для наступления (юго-западные склоны Мекензиевых гор).
Английское 68-фунтовое орудие – одно из основных, примененных при бомбардировании Севастополя 5(17) октября 1854 г.
Линию, отвечающие за ее устройство французы, не стали делать сплошной. Это не от легкомыслия, а от того, что осаждающий крепость, как правило, располагает достаточными сведениями о противнике, и ему достаточно линии отдельных позиций, к которым всегда смогут подтянуться, в случае необходимости, войска. Это, кстати, англичане, французы и, затем, сардинцы, успевали делать всегда. С разной, конечно, эффективностью.{666}
Начертание линии в течение войны изменялось, но ее направление по Сапун-горе до Балаклавских высот оставалось постоянным. В первых числах октября союзники встраивают «малые форты» на возвышенностях, разделяющих Чернореченскую и Балаклавскую долины. Их занимают турецкие батальоны.
Циркумвалационную линию заняли войска обсервационного корпуса французов, который составили 1-я и 2-я дивизии, с приданными двумя конными резервными батареями.{667} Общая численность – 13 тыс. чел.{668}
Правый фланг дивизий упирался в балаклавскую седловину, левый – «…в точку под названием Телеграфная, протягиваясь по водоразделу, возвышающемуся над долинами».{669}
Местность отличалась сильной пересеченностью и была продуваемой всеми ветрами. Впрочем, и первое и последнее оказалось на пользу французам. Первое позволяло легко удерживать территорию, второе – выметало все, прежде всего болезнетворные бактерии.
Назначение этих дивизий состояло в прикрытии осадных войск от русских атак со стороны Балаклавской равнины и долины Черной речки, а также, в случае необходимости, оказании помощи английским и турецким войскам.
Четыре батальона и все турецкие войска разместили неподалёку от берега для выполнения работ по приему грузов, наблюдения за побережьем и подступами к нему, прикрытия базы снабжения.{670}
Всю полевую артиллерию выделили под единое командование подполковнику Бурману. В его подчинение вошли: 1-я батарея 1-го полка; 3-я батарея 1-го полка; 4-я батарея 2-го полка; 12-я батарея 3-го полка; 12-я батарея 4-го полка; 6-я батарея 5-го полка; 1-я батарея 8-го полка; 11-я рота 6-го полка; 12-я рота 6-го полка.{671}
Войскам был придан полевой парк (подполковник Мазур): 5-я рабочая рота и 4 резервные батареи, которые разбили лагерь рядом со штаб-квартирой французского контингента и лагерем инженерных войск. Полковник Лебеф, бывший до этого начальником штаба артиллерии, был назначен командующим артиллерией осадного корпуса с подчинением генералу Форе, но с отчетностью перед командующим артиллерией армии. Командующим инженерными подразделениями осадного корпуса назначили полковника Трипи.{672}
Так как у Канробера вызывали опасение все больше и больше активные действия русской кавалерии почти у самой обсервационной линии, для противодействия им в Крым прибыли два полка кавалерии: 1-й полк конных егерей и 4-й гусарский полк Готовилась отправиться в Крым 5-я пехотная дивизия дивизионного генерала Левальяна в составе двух бригад (Кусто и Ла Мотт-Руж).{673}
Командование обсервационным корпусом поручили Боске. Его дивизия 27 сентября несколькими батальонами совершила разведку Севастополя, пройдя по Ворон– цовской дороге и остановившись в точке, с которой хорошо виден Малахов курган и его башня, здания, сооружения крепости, порт. Боске нужно было определить линию соприкосновения с главными силами русских: без этого невозможно было наметить линию батарей. Поразили французов массы рабочих, «…яростно роющих землю для создания новых оборонительных сооружений…».{674}
Из крепости заметили выдвижение союзных войск, но, убедившись на следующий день, что намерения атаковать Севастополь у них нет, успокоились.{675} Когда союзники вновь обозначили движение 29 сентября, на это уже совсем не реагировали.
Инженерные и артиллерийские руководители Бизо и Тьерри вместе с Боске обсудили интенсивные работы русских, отметили их невероятную скорость и большое число привлеченных людей, но не отчаялись и вернулись в лагерь с уверенностью, что от силы восьми дней хватит, чтобы эту оборону сокрушить. Планирование осадных работ Канробер поручил Бизо.{676}
Увы, господа французы были слишком образованы, чтобы принять в расчет «… огромную работоспособность славянской расы и особенно не могли предвидеть творческую гениальность генерала Тотлебена, который за несколько дней превратил в настоящую цитадель город, почти полностью беззащитный со стороны суши».{677}
