355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Алексеев » Игорь Святославич » Текст книги (страница 16)
Игорь Святославич
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:12

Текст книги "Игорь Святославич"


Автор книги: Сергей Алексеев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Кончилось, однако, тем, что «черные клобуки» в декабре подбили Ростислава Рюриковича на отдельный поход против половцев – и поход этот оказался успешен. В битве на реке Ивле степняки были наголову разбиты, Ростислав ушел от погони свежих сил других кочевий и с победой вернулся на Киевщину. Таким образом, был взят реванш за поражение Игоря – пусть несопоставимый по масштабам и в другом районе. Святослав был раздражен, тем более что Рюрик все-таки собрался идти в Литву, и прислал соправителю суровое назидание: «Вот, сын твой захватил половцев, начал войну, а ты куда-то идти собрался, свою землю оставив. Ныне же иди в Русь, стереги свою землю». Обоим князьям с войсками пришлось простоять зиму у Василева с оружием наизготовку. Когда по весне Рюрик вернулся в Белгород, а Святослав все-таки отправился на север Черниговской земли, в Карачев, половцы напали на населенный торками город Убережь в Поросье и захватили полон {285} .

Однако это были последние раскаты военной грозы. Половцы осознали, что у Руси достаточно сил, чтобы и впредь разорять их кочевья в степи. Поэтому без всякого формального замирения, которого хотел Святослав, война прекратилась, тем более что вскоре вдоль русско-половецких границ возобновились княжеские распри и степным ханам с их ордами хватило работы.

Всё это произошло, возможно, по одной причине – ушел из жизни Святослав Всеволодович, мечтавший «заградить Полю дорогу» и пытавшийся, пусть не всегда чистыми методами, сдерживать княжеские раздоры. Прибыв по весне 1194 года в Карачев, Святослав пригласил туда брата Ярослава, Игоря и Всеволода Святославичей и призвал пойти на Рязань под предлогом решения приграничных споров. Конечно, настоящей целью было воплощение давнего замысла Святослава восстановить власть Чернигова над потерянным уделом. Чтобы избежать нового противостояния с Всеволодом Юрьевичем, во Владимир отправили посольство с жалобами на рязанцев и просьбой разрешить поход. Но Всеволод прекрасно понимал, что Рязань – сама спорная территория между ним и Черниговом, потому наотрез отказал.

Огорченный Святослав распустил братьев и 23 апреля поехал из Карачева. Из-за какого-то несчастного случая у князя внезапно заболели ноги, и путь до Десны он ехал на санях, а затем плыл по реке в плоскодонке-«насаде». Прибыв, наконец, в Киев, – шел уже июль, – он отправился в Вышгород поклониться мощам святых Бориса и Глеба, день памяти которых приближался, а также могиле отца, погребенного в том же Борисоглебском храме. К раке святых князь припал, но гробницу Всеволода Ольговича нашел закрытой – священник с ключом уже ушел. Охваченный печальными думами князь вернулся в Киев, а на следующий день вновь преклонил колена в храме Бориса и Глеба, на этот раз в построенном его родителями Кирилловском монастыре. 24 июля, в воскресенье, вдень памяти князей-мучеников, князь уже чувствовал тяжелое недомогание и встречал праздник на «новом дворе», где остановился, а не в тереме-резиденции. В понедельник он получил весть о прибытии византийских послов – князь готовил самое значительное по русской политической иерархии бракосочетание своей внучки Евфимии Глебовны с греческим царевичем Алексеем. Святослав, чувствовавший себя всё хуже – «сила истощалась и язык немел», – отправил к послам бояр. Проснувшись наутро, Святослав спросил у жены: «Когда будет день святых Маккавеев?» (в этот день умер его отец). «В понедельник», – ответила княгиня Мария. «О, не дождаться мне того», – вздохнул Святослав, но его мысль поняли только позже. Пока же на все расспросы жены он ответил: «Я верую во единого Бога», – велел постричь себя в монахи и послать за Рюриком. После пострижения князь скончался [33]33
  Приводимая В. Н. Татищевым дата кончины Святослава, 27 июля, не подтверждается древними летописями. Если он умер в понедельник перед днем Маккавеев (1 августа), то это было 25 июля; если, что более вероятно, во вторник – 26-е.


[Закрыть]
и был погребен в Кирилловском монастыре, рядом с матерью {286} .

Что же, даже в смерти Святослав оказался более знаменит, чем Игорь. Кончина его описана киевским летописцем подробно, с сопереживанием – это свидетельство современника и очевидца. Остается только удивляться парадоксам истории, благодаря которым ныне Игорь известнее и интереснее нашим современникам, чем его великий родич. О кончине Игоря, как увидим, известно одно – сам ее факт. Святославу же, после честного описания всех его худых и добрых дел, летописец слагает итоговую хвалу: «Князь же Святослав Мудрый в заповедях Божиих ходил, и чистоту телесную соблюдал, черноризский чин и иерейский любил, и нищим давал милостыню» {287} .

Однако же теперь предстояло делить наследство Святослава. Судьбу Киева он определил сам, на смертном одре вызвав Рюрика. Тот вошел в город уже после смерти соправителя и был встречен с честью. Наконец-то Ростиславич мирно и по праву утвердился в Киеве. Но ему не преминули напомнить нынешнее место киевского стола. После смерти Святослава Всеволод Большое Гнездо уже не стеснялся диктовать Киеву свою волю. Он отправил своих бояр «посадить» свата в Киеве – и Рюрик беспрекословно принял это унизительное утверждение, о коем его придворный летописец предпочел умолчать, а владимирский не преминул написать {288} .

В чернигово-северском левобережье ничего не изменилось. Ольговичи внешне легко смирились с потерей Киева – да и не смогли бы они тягаться с замыкавшимся на Рюрике единым фронтом владимирских, смоленских и волынских Мономашичей. У самих же Ольговичей земли были давно поделены: Ярослав остался в Чернигове, Игорь – в Новгороде-Северском, а Всеволод – в Трубчевске. Пятеро сыновей Святослава либо сидели в малых волостях Черниговщины, либо оставались при дяде.

Изменился, однако, статус Игоря. Святослав был бесспорным лидером всех Ольговичей, старшим по роду («в отца место») и по возрасту. Его могли не слушаться в конкретных ситуациях, но его авторитет и сюзеренитет все признавали. У Ярослава такого авторитета не было. Будучи князем Черниговским, он являлся юридическим главой рода, но Игорь оказывался почти вровень с ним, тем более что в прежнее время подчинялся напрямую Святославу. Чтобы сохранить единство Чернигово-Северского княжества, им теперь надо было управлять коллективно, и Ярослав это сразу понял. В дальнейшем «Ольговичи» всё чаще именуются в летописях вместе, и Игорь определенно стоит наравне с Ярославом, как второй после него, скорее связанный родством союзник, чем обязанный крестоцелованием подданный. В дальнейших событиях, едва не взорвавших хрупкий мир Южной Руси и ставших предвестием настоящей, губительной бури, чувствуется последнее пробуждение лихих амбиций новгород-северского князя. Игорь, в отличие от Ярослава, не любил избегать битвы…

* * *

Единство Мономашичей продержалось недолго. В 1195 году разгорелся конфликт между Рюриком и его зятем Романом Мстиславичем Волынским, требовавшим от него уделов на Киевщине. Того же хотел от Рюрика и Всеволод Большое Гнездо. Киевский князь, после долгих колебаний, ущемил зятя в пользу свата. Оскорбленный Роман развелся с женой и отправил посольство к Ольговичам, склонившее Ярослава Всеволодовича к союзу против Рюрика. Союзники скрепили сговор крестоцелованием и стали готовиться к войне. Рюрик, однако, узнал об этих приготовлениях, открыто объявил бывшему зятю войну и, в свою очередь, обратился за помощью к Всеволоду Юрьевичу {289} . Но тут ситуация резко изменилась – Роман, ища помощи в Польше, ввязался в усобицу тамошних князей, потерпел тяжелое поражение и тут же отправил в Киев к Рюрику и митрополиту Никифору послов с покаянием. Рюрик, боявшийся войны, с готовностью простил Романа, а осенью обратился к Ольговичам с предложением мира, согласовав его с братом Давыдом Смоленским и Всеволодом. «Целуй нам крест, – потребовал Рюрик от Ярослава и «всех Ольговичей», – со всею своей братией, не искать отчины нашей, Киева и Смоленска, под нами, под нашими детьми и под всем Владимировым племенем. Так как нас разделил дед наш Ярослав [Мудрый] по Днепру, то Киев вам не надобен».

Ольговичи собрались на совет и ответили сообща – причем не Рюрику, а Всеволоду. Требование Рюрика всего через год после кончины Святослава показалось им оскорбительным. В своем ответе князья цитировали почившего старейшину: «Раз ты сам нам вменил Киев, то нам и блюсти его для тебя и для свата твоего Рюрика – на том и стоим. Если же отречься от него велишь совершенно, так мы не угры и не ляхи, но одного деда внуки. При вашей жизни его не ищем, а после вас – кому Бог даст». Когда ответ был оглашен, послы заспорили, начался скандал – «распря многая и речи великие» – и бояре Мономашичей уехали ни с чем {290} .

Однако, узнав, что Всеволод немедленно начал собирать войска и готовиться к походу, Ольговичи быстро передумали. Стремясь снова расколоть ряды соперников, они одновременно отправили послов к владимирскому князю и Рюрику. Игумен Дионисий, посланный к Всеволоду, заверил, что Ольговичи готовы повиноваться «всей воле его». Тот, поверив, отменил поход, а вызванных на помощь новгородцев, уже дошедших до Торжка, завернул назад {291} .

Рюрику же послы Ольговичей сказали: «Брате, нам с тобою не бывало никакого лиха, даже если не договорились мы этой зимой с Всеволодом, с тобой и с братом твоим Давыдом. Ты у нас рядом – целуй с нами крест, что не будешь с нами воевать, пока с Всеволодом и Давыдом не уладимся». Рюрик после совещания с боярами отправил ответное посольство, которое и утвердило крестоцеловальный договор: до общего мира не воевать друг с другом. Рюрик распустил приготовленную было для войны армию с наемными половцами {292} .

Ярослав и Игорь только этого и ждали. Замирившись с Рюриком и Всеволодом, они рассчитывали сладить с самым слабым звеном союза Мономашичей – Давыдом Смоленским, с которым у них в последний год уже назрел конфликт из-за полоцких земель. Ольговичи имели здесь давние интересы, связанные изначально с браком Святослава Всеволодовича. Сейчас племянник жены умершего князя Василько Брячиславич был изгнан из Витебска неназванным зятем Давыда [34]34
  В некоторых трактовках зятем Давыда объявляется именно Василько. Это явная ошибка – во владимирском летописании Василько ясно назван союзником черниговцев (см.: ПСРЛ. Т. 38. С. 158). Встречается еще отождествление этого Василька с Васильком Володаревичем Логожским из минских князей, которое только запутывает дело без ясных мотивов. Василько Брячиславич вместе с отцом помогал Святославу Всеволодовичу в 1181 году (см.: Там же. Т. 2. Стб. 620).


[Закрыть]
. В феврале 1196 года Ярослав отправил к Витебску войско под началом своих племянников. Верховным полководцем поставили Олега Святославича, свата Игоря. Он не только занял Витебск, но по пути разорил смоленские земли. Давыд послал на помощь зятю – отбить Витебск и наказать Ольговичей – войско во главе с племянником Мстиславом Романовичем, сватом Всеволода Большое Гнездо. Олег к тому времени успел соединиться с Васильком Брячиславичем, полоцким и друцким князьями. Смоляне столкнулись с объединенной ратью Ольговичей и Всеславичей.

Черниговцы заняли позицию у леса, среди снежных наносов. Первая атака смолян оказалась успешной: стяги Олега «потоптали», погиб его совсем молодой сын Давыд, муж Игоревны.

Однако ход сражения переломили полочане. Они не стали сшибаться с шедшим на них полком смоленского тысяцкого, а ударили в тыл дружине Мстислава. Смоляне были сметены внезапной атакой. Когда Мстислав, увлекшийся погоней за Олегом, с передовым отрядом вернулся на поле боя, то уже не смог противостоять побеждавшему противнику. Сам он был взят в плен Борисом Друцким, а другие предводители смоленского войска бежали. Олег выпросил у союзника драгоценного пленника – племянника одного врага и свата другого – и немедленно отправил сообщение о победе в Чернигов: «Мстислава взял в плен, и полк его победил, и Давыдов полк, смолян. Сказывают мне смоляне пленные, что братия их не добра с Давыдом. Отче, такого времени уже не будет – поезжай не медля, собрав братию свою. Ныне же возьмем честь свою!» {293}

Ярослав, Игорь и Всеволод, не откладывая – поступок в духе Игоря, но не Ярослава! – подняли свои дружины и повели их на Смоленск. Но в пути их перехватил посол Рюрика, передавший его речи Ярославу: «Если уж поехал брата моего убить и рад этому, то отступаешься от крестного целования. Вот твоя крестная грамота! Иди же к Смоленску, а я к Чернигову – как нас Бог рассудит и крест честной!»

Ольговичи поспешили вернуться в Чернигов, откуда Ярослав отправил посольство к киевскому князю с заверениями, что отступать от договора не собирался, а Давыд посягает на его союзников, пытаясь отнять Витебск. Рюрик отвечал: «Я Витебск тебе уступил, и послов своих послал к брату Давыду, и говорил ему уступить Витебск тебе. А ты того не дождался, послал племянников своих к Витебску. Племянники твои по пути воевали смоленскую волость; Давыд же, услышав о рати, послал Мстислава, племянника своего». Ярослав, конечно, неправоту свою не признавал – и до конца зимы о мире не договорились. И в Киеве, и во Владимире, и в Чернигове, и в Новгороде-Северском копили войска. Всеволод Большое Гнездо послал за половцами. Казалось, возвращается время великих общерусских усобиц {294} .

По весне Рюрик отправил во Владимир новое посольство. Он упрекал Всеволода в отмене прежнего похода и призывал больше не откладывать выступление. Сам он вновь собрал половецкую помощь – в этой усобице Мономашичи прибегали к ней охотнее, чем Ольговичи – и стал совершать набеги на левобережье. Впрочем, Всеволод после прошлогоднего крестоцелования Рюрика с Ольговичами уже не очень доверял свату. К тому же у него начался конфликт с новгородцами, тяготившимися его диктатом. Потому только поздним летом пришел ответ: владимирский князь готов выступить, когда Рюрик сам начнет войну.

Ярослав, почуяв разлад в стане противника, вновь отправил к Рюрику посольство: «Зачем, брате, начал волость мою воевать, а поганым руки наполняешь? Мне с тобой делить нечего, я Киева под тобой не ищу. А Давыд и послал было Мстислава на моих племянников – так Бог рассудил. Я отдаю тебе Мстислава без выкупа, по любви. Крест со мной целуй, а с Давыдом введи в любовь. А Всеволод захочет с нами уладиться – уладится, а тебе с братом Давыдом дела нет». Рюрик отвечал: «Если хочешь со мной вправду любви, дай мне дорогу послать к Всеволоду и к Давыду Как решим всё, так с тобой и уладимся». Тут уже Ярослав заподозрил обман: не хочет ли Рюрик сговориться с союзниками о войне вместо мира? Ольговичи перехватили все дороги и отказались пропускать киевских послов. До осени шли вялотекущие порубежные стычки – ни мира, ни настоящей войны {295} .

В эти-то дни Ольговичи лишились своего лучшего воителя, а Игорь Новгород-Северский – последнего брата. В мае 1196 года умер в Чернигове Всеволод Трубчевский. Вся родня и всё черниговское духовенство во главе с епископом собрались на его погребение. Умершего упокоили в церкви Богородицы в Чернигове. Ольговичи погребали его, отмечает летописец, «с честью великой, с плачем великим и рыданием, ибо среди всех Ольговичей был он удалее рожден и воспитан, превосходил всех статью, добротой, мужественной доблестью и любовь питал ко всем» {296} .

Осенью пожар войны, наконец, разгорелся. Роман Мстиславич, скопив войска, выполнил тайно возобновленный договор с Ольговичами – атаковал владения Ростиславичей с запада. Однако он сам оказался в кольце врагов, поскольку Рюрик тут же обратился за помощью к Владимиру Галицкому. Той же осенью Всеволод Большое Гнездо и Давыд Смоленский с владимирскими, рязанскими, смоленскими войсками и половцами вторглись в черниговские земли, захватили и выжгли все вятичские города.

Ярославу и Игорю пришлось теперь защищать собственные владения. Ярослав оставил в Чернигове Олега и Глеба Святославичей – защищать город от возможного нападения Рюрика. Сам Ярослав вместе с Игорем, тремя другими племянниками и, видимо, новым трубчевским князем Святославом Всеволодовичем выступил на север против Всеволода. На этот раз и черниговцы привели себе половцев в помощь – тем не впервой было сражаться в усобицах на обеих сторонах. Подступив к границам вятичей, Ольговичи велели строить в лесах засеки и рубить мосты на реках, чтобы затруднить передвижение врага. Но войны они не хотели, понимая, что против Большого Гнезда не устоять. «Брате и сват! – обратились к Всеволоду и Давыду послы Ольговичей. – Отчину нашу и хлеб наш взял. Если по нраву тебе с нами договор честный и в любви с нами быть, так мы от любви не бегаем и во всём твоей воле повинуемся. Если же что замыслил – то и от того не бегаем, как уж нас Бог рассудит».

Всеволод начал совещаться с союзными князьями. И Давыд, и рязанцы настаивали на том, чтобы идти к Чернигову. Но владимирский князь отказался. Он по-прежнему не доверял Рюрику, подозревая его в тайном сговоре с Ольговичами. Поэтому он лишь потребовал освободить его свата, Давыдова и Рюрикова племянника Мстислава, и изгнать своего давнего соперника в борьбе за владимирский стол Ярополка, который уже долгие годы обретался в Чернигове. Кроме того, он хотел, чтобы Ольговичи отказались от поддержки Романа Волынского. Но в последнем Ярослав и Игорь отказали – Роман был им нужен как союзник против Рюрика. Кроме того, Ярослав, возможно, уже зная о возрождении в Великом Новгороде «черниговской партии», а может, просто желая ослабить противника, попросил дать новгородцам полную свободу в выборе князей. Всеволод неожиданно легко согласился – в обмен на выполнение остальных условий. Кроме того, он требовал гарантировать ему и детям права на уделы в Южной Руси, не претендовать при жизни Ростиславичей на Киев и на Смоленск. На этих условиях все князья целовали крест {297} .

Рюрика условия соглашения не устроили. Он обвинил Всеволода в нарушении всех имевшихся между ними договоренностей и отнял у него все пожалованные ранее южнорусские города {298} . Ольговичи могли быть довольны – союз Мономашичей полностью развалился. Однако же выиграла и вся Русь – усобица закончилась, не успев развернуться…

Ярослав Всеволодович недаром ратовал за права новгородцев. Той же осенью они прогнали из города свояка Всеволода Большое Гнездо и отправили посольство в Чернигов – просить себе князя. В третий и последний раз за XII век представилась Ольговичам возможность укрепиться в Новгороде. Правда, оказалась она столь же ненадежной, как и обе предыдущие. Ярослав отправил к новгородцам своего младшего сына Ярополка. Он прибыл в марте 1197 года, но просидел на столе лишь полгода. После этого вечевики одумались, прогнали его и вновь попросили Всеволода прислать им князя от себя {299} . Это была последняя вспышка соперничества с Мономашичами. Русь снова на время успокоилась.

* * *

Как видим, и в летописных статьях этих лет Игорь вновь «теряется». Но только если раньше он не был заметен в тени Святослава Мудрого, то теперь – в плотном сонме родни. Он был и остался частью единого целого, зовущегося Ольговичи, и теперь, в отсутствие явного лидера, именно это вышло на первый план. Общие интересы, общие мысли, общие действия – всегда вместе, сплоченные назло врагам, а иначе грозила потеря столов, а то и гибель. Так жили Ольговичи после Святослава и благодаря этому сохранили земли и власть для будущих схваток.

Но и в эти годы, и в прежние была в жизни Игоря и иная сторона, о которой мы ничего не знаем из летописей. Каким правителем он был? И летописные повести о бедовом походе князя, и «Слово» однозначно свидетельствуют: князя в Новгороде-Северском любили паче разума. Но за что? Только ли как бесшабашно доблестного вояку? Вряд ли. Тем более что прославленным богатырем, доблестным в сражении, как брат Всеволод, Игорь не являлся. Но судить о том, чем он заслужил народную приязнь, мы едва ли можем. Его мирные дела летописцы не запечатлели, и только данные археологов позволяют о них догадываться. Жаль – ибо это-то его, Игорево, этого-то у него не отнимешь…

В годы княжения Игоря Новгород-Северский продолжает расти, хотя и медленнее, чем при Святославе. Зато стремительно, раз в десять, увеличивается в размерах Путивль, как уже говорилось, почти сравнявшийся со старшим стольным городом. В настоящий город превращается Трубчевск – надо думать, стараниями его князя Всеволода {300} . Ниже Новгорода-Северского по течению Десны, над рекой Игорь устроил себе загородную резиденцию. В ней или рядом в конце XII века был возведен второй в княжестве каменный Спасский собор, заметный тогда памятник зодчества (много позднее вокруг храма вырос Спасо-Преображенский монастырь). В то же самое время был построен первый каменный храм в Трубчевске {301} . Стоит отметить, что Ипатьевская летопись, немало строк уделившая пробуждению у Игоря благочестия в половецкой неволе, позже именует его «благоверным» {302} .

Итак, Игорь содействовал развитию городской жизни, зодчеству, духовному процветанию своей «отчины». Здесь его честолюбие, стремление сравниться с сидевшими в Киеве и Чернигове старшими родичами шли на пользу подданным. Так что любовь городского люда он действительно заслужил, и остается сожалеть, что о его деяниях на этой ниве нам известно мало.

И была еще жизнь семейная, о которой не поведают археологи. После 1176 года у Игоря родились еще двое сыновей и дочь. Роман Игоревич упоминается в первый раз в связи с походом 1184 года, в который ходил вместе с отцом и старшим братом Святославом-Андреяном. Значит, родился он вскоре за последним, вероятно, в 1177 году Дочь вышла замуж в 1189-м, так что, скорее всего, была лишь немногим младше. Уже в 1196 году Игоревна (к тому времени мать двух детей – трехлетнего Федора-Мстислава [35]35
  По более распространенной сейчас теории, игнорирующей данные Любечского синодика, под 1193 годом Ипатьевская летопись (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 679) сообщает о рождении Мстислава Давидовича Смоленского и именно его в крещении звали Федор (см.: Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б.Указ. соч. С. 583).


[Закрыть]
и младшего Константина {303} ) овдовела. Дальнейшая судьба дочери Игоря, как и ее имя, неизвестна.

Игорь был уже отцом большого семейства. Владимир имел двоих сыновей: Изяслава-Филиппа и Всеволода-Симеона. Святославу супруга Ярослава Рюриковна родила сына Олега-Георгия, а затем, возможно, еще одного, Дмитрия. У Романа, как предполагается на основе Любечского синодика, сыновей было трое: Иоанн, Константин и Михаил {304} . Как минимум сыновья Владимира и Святослава должны были родиться при жизни деда.

Неизвестна и судьба Ярославны. После возвращения брата в Галич она не упоминается в источниках, которые, впрочем, редко поминают и более значимых для всей Руси княгинь. О том, что Ярославну в Северской земле любили не меньше, чем ее мужа, ясно свидетельствует «Слово». Может быть, именно ее попечением расцвел Путивль, который и в «Слове», и в летописи упоминается как частая ее обитель, удел ее первенца. Однако, судя по всему, к концу жизни Игоря рядом с ним была иная женщина – и, скорее всего, не по закону.

В Галицко-Волынской летописи, описывающей смуту начала XIII века, когда Игоревичи претендовали на престол деда по матери, в рассказе о гибели Святослава и Романа в 1212 году вместе с ними упоминается некий Ростислав, по контексту – их брат и соправитель {305} , что и утверждают позднейшие летописи {306} . Однако братья не выделили Ростиславу собственного удела, а позже их троюродный брат Всеволод Святославич обвинял галичан в гибели только двух, а не трех братьев {307} , то есть Ростислава братом не считал. Причина достаточно очевидна – Ростислав был сыном от наложницы. Такие в княжеских домах рождались не единожды, что в глазах законной родни ничуть не оправдывало их, хотя какие-то призрачные права всё же давало. Однако и этот сюжет история от нас скрыла. Взял ли Игорь мать Ростислава, овдовев? Или любовь Игоря и Ярославны – поэтическая греза? А может, она просто остыла с годами? Об этом, как и о многом другом в жизни Игоря, мы можем только строить догадки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю