Текст книги "Дозоры.Сборник. Книги 1-10 (СИ)"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

– Никто и никуда… – начал я. Но ладонь Светланы мягко коснулась моих губ – словно она Надюшку успокаивала.

– Антон, так будет лучше. Арине лучше уйти. Она ведь Наденьку не тронула, верно?

Я замотал головой. Чушь, бред, морок! Неужели ведьма таки исхитрилась и подчинила ее своей воле?

– Так будет лучше! – с напором повторила Светлана.

И повернулась к Арине:

– Ведьма! Дай клятву, что никогда больше не отнимешь у человека или Иного жизнь!

– Не могу я таких клятв давать. – Арина замотала головой.

– Дай клятву, что в течение ста лет ты не отнимешь жизнь человека или Иного, если только он не будет угрожать твоей жизни… и у тебя не останется иных способов защититься, – помедлив секунду, сказала Светлана.

– Вот другое дело! – Арина улыбнулась. – Сразу видно, повзрослела Великая… Век беззубой вековать – мало радости. А все ж таки подчиняюсь. Пусть Тьма будет мне свидетелем!

Она подняла ладонь – и сгусток мрака на миг возник над ладонью. Оборотни, и взрослый, и щенки, тихо заскулили.

– Возвращаю тебе твою Силу, – сказала Светлана, прежде чем я успел ее остановить.

И Арина исчезла.

Вскочив, я встал рядом со спокойно сидящей Светланой. У меня оставалось немного Сил… на пару ударов хватит, вот только что ведьме эти удары…

Арина вновь появилась перед нами. Уже одетая, кажется, даже причесанная. Улыбающаяся.

– А ведь я и без смертоубийства могу тебе напакостить! – с ехидцей сказала она. – Параличом разбить или уродиной сделать.

– Можешь, – согласилась Светлана. – Спору нет. Вот только к чему это тебе?

И на короткий миг в глазах Арины проснулась такая пронзительная тоска, что у меня больно заныло в груди.

– Ни к чему, чародейка. Что ж, прощай. Я добра не помню, но спасибо сказать не постыжусь… спасибо, Великая. Трудно тебе будет… теперь.

– Я уже поняла, – тихо сказала Светлана.

Взгляд Арины остановился на мне, и она кокетливо улыбнулась:

– И ты прощай, чароплёт. Ты меня не жалей, не люблю этого. Эх… жалко, что ты жену любишь…

Она присела на колени, потянулась рукой к Надюшке.

Светлана ее не остановила!

– До свидания, девочка! – весело сказала ведьма. – Я злая тетка, но тебе добра желаю. Не дурак был тот, кто твою судьбу загодя рисовал… ох не дурак… Может, у тебя то получится, чего у нас не вышло? Возьми и ты от меня подарочек… – Она покосилась на Светлану.

Светлана кивнула!

Арина взяла Надюшку за пальчик. Пробормотала:

– Силу тебе желать? И без того Силы много. Всего дали… всего в достатке… Ты цветочки любишь, правда? Возьми от меня дар – цветы да травки пользовать. Это и Светлой волшебнице пригодится.

– До свидания, тетя Арина, – тихо сказала Надюшка. – Спасибо.

Ведьма еще раз посмотрела на меня – ошарашенного, растерянного, ничего не понимающего. И обернулась к оборотням.

– Что ж, веди, серый! – воскликнула она.

Волчата бросились вслед за ведьмой и своим наставником. Один паскудник даже остановился, задрал лапу на кустик и, демонстративно глядя на нас, попрыскал. Надюшка захихикала.

– Светлана… – прошептал я. – Уходят же…

– Пусть уходят, – ответила она. – Пусть.

И повернулась ко мне.

– Что произошло? – заглядывая ей в глаза, спросил я. – Что и когда?

– Давай вернемся домой, – сказала Светлана. – Нам… нам надо поговорить, Антон. Серьезно поговорить.

Как же я ненавижу эти слова!

После них никогда не бывает ничего хорошего!

Теща квохтала вокруг Надюшки, укладывая ее спать:

– Ах ты выдумщица, ах, фантазерка…

– Мы гуляли с тетей… – сонно спорила дочка.

– Гуляли, гуляли… – радостно подтвердила теща.

Светлана болезненно поморщилась. Рано или поздно всем Иным приходится манипулировать с памятью своих родных.

Ничего приятного в этом нет.

Конечно, у нас есть выбор. Можно раскрыть правду – или часть правды – близким людям.

Но это тоже ни к чему хорошему не приводит.

– Спокойной ночи, доченька, – сказала Светлана.

– Идите-идите, – фыркнула теща. – Совсем замотали мою девочку, мою сладкую…

Мы вышли из комнаты, Светлана плотно притворила дверь. Стало тихо, только поскрипывали на стене старые ходики.

– Сплошные ути-пуси, – сказал я. – Нельзя так с ребенком…

– С девочкой – можно, – отмахнулась Светлана. – Тем более в три года. Антон… пойдем в сад.

– В сад, все – в сад, – бодро согласился я. – Идем.

Не сговариваясь, мы прошли к гамаку. Сели рядом – и я почувствовал, что Светлана пытается отстраниться, как ни трудно это сделать в гамаке.

– Начни с самого начала, – посоветовал я.

– С начала… – Светлана вздохнула. – С начала не получится. Все слишком перепуталось.

– Тогда объясни, почему ты отпустила ведьму?

– Она слишком много знает, Антон. И если будет суд… если все это откроется…

– Но она – преступница!

– Арина ведь не сделала нам ничего плохого, – тихо, будто себя уговаривая, произнесла Светлана. – Я думаю, в ней нет подлинной кровожадности. Большинство ведьм по-настоящему злобные, но бывают и такие…

– Сдаюсь! – Я поднял руки. – И оборотней приструнила, и Надю не обидела. Арина Родионовна, право слово. А что со срывом эксперимента?

– Она же объяснила.

– Что объяснила? Что без малого сотня лет истории России пошла коту под хвост? Что вместо нормального общества была построена бюрократическая диктатура… со всеми вытекающими последствиями?

– Ты же слышал – в итоге люди узнали бы про нас!

Глубоко вдохнув, я попытался собраться с мыслями.

– Света… ну что ты говоришь? Пять лет назад ты сама была человеком! Мы и остались людьми… только мы более продвинутые. Ну, новый виток эволюции. Узнали бы люди – и ничего страшного!

– Мы не более продвинутые. – Светлана покачала головой. – Антон, когда ты меня позвал… я догадывалась, что ведьма станет следить за Сумраком. Я прыгнула сразу на пятый уровень. Думаю, кроме Гесера и Ольги, там никто из наших не бывал…

Она замолчала. И я понял – это и есть то, о чем Светлана хочет сказать. Что-то по-настоящему ужасное.

– Что там, Света? – прошептал я.

– Я довольно долго там была, – продолжала Светлана. – В общем… я кое-что поняла. Не важно сейчас, как именно.

– Ну?

– В той ведьмовской книге все написано правильно, Антон. Мы не настоящие маги. Мы не обладаем большими способностями, чем люди. Мы – все равно что синий мох с первого слоя. Помнишь тот пример из ведьмовской книжки про температуру тела и окружающей среды? Так вот, у всех людей магическая температура – тридцать шесть и шесть. Тех, кто очень счастлив или очень несчастлив, лихорадит. У них – температура выше. И вся эта энергия, вся эта Сила – она греет мир. У нас – температура тела ниже нормы. Мы ловим чужую Силу и можем ее перераспределять. Мы – паразиты. У какого-нибудь слабенького Иного вроде Егора температура – тридцать четыре градуса. У тебя, к примеру, двадцать. У меня – десять.

Я ответил сразу. Я уже думал об этом, едва прочитав книгу.

– Ну и что, Света? Ну и что с того? Люди не могут пользоваться своей Силой. Мы – можем. Какая разница?

– Разница в том, что люди с этим никогда не смирятся. Даже самые хорошие, самые добрые всегда поглядывают с завистью на тех, кому дано больше. На спортсменов, на красавцев и красавиц, на гениальных и талантливых. Но тут и жаловаться-то не на что… судьба, случай. А теперь представь, что ты – обычный человек. Самый обычный. И вдруг узнаешь, что кто-то живет сотни лет, умеет предугадывать будущее, исцеляет болезни и наводит порчу. Все всерьез, все по-настоящему! И все – за твой счет! Мы – паразиты, Антон. Такие же, как вампиры. Такие же, как синий мох. Если это выплывет наружу, если придумают какой-нибудь прибор, отделяющий людей от Иных, – на нас станут охотиться и нас станут истреблять. Рассеемся среди людей – выловят поодиночке. Собьемся в кучку и создадим свое государство – забросают атомными бомбами.

– Разделять и защищать… – прошептал я главный лозунг Ночного Дозора.

– Верно. Разделять и защищать. И не людей от Темных, а людей от Иных вообще.

Я засмеялся. Я смотрел в ночное небо и смеялся – вспоминая себя самого, чуть-чуть моложе, идущего по темной улице навстречу вампирам. С горячим сердцем, чистыми руками и пустой, холодной головой…

– Мы столько раз с тобой говорили, в чем же наше отличие от Темных… – тихо сказала Светлана. – Я нашла еще одну формулировку. Мы – добрые пастухи. Мы бережем стадо. Наверное, это уже немало. Но только не надо обманываться самим и обманывать других. Никогда все люди не станут Иными. Никогда мы не откроемся перед ними. И никогда не позволим людям построить более или менее приличное общество. Капитализм, коммунизм… дело не в этом. Нас устроит только мир, в котором люди будут озабочены размером кормушек и качеством сена. Потому что как только они вынут голову из кормушки, оглядятся и увидят нас – нам придет конец.

Я смотрел в небо – и баюкал на коленях руку Светланы. Только руку, теплую и безвольную… совсем недавно обрушивавшую громы и молнии на ведьму-вредительницу…

Беспомощную руку Великой Волшебницы, в которой в два раза меньше магии, чем во мне.

– И ничего не сделать, – прошептала Светлана. – Дозоры не выпустят людей из хлева. В Штатах будут большие и сытные кормушки, в которые хочется зарыться с головой. В каком-нибудь Уругвае – редкая травка на косогорах, чтоб не было времени посмотреть в небо. Все, что мы можем сделать, – выбрать хлев посимпатичнее и покрасить его в веселенький цвет.

– Если рассказать об этом Иным?

– Темных это не огорчит. Светлые смирятся. Я узнала правду, которую не хочу знать, Антон, – и смирилась. Может быть, мне не стоило тебе говорить? Но это было бы нечестно. Словно ты тоже часть стада.

– Света… – Я посмотрел на слабый свет ночника в окне. – Света, а какова магическая температура у Надюшки?

Она помедлила, прежде чем ответить.

– Ноль.

– Величайшая из Великих… – сказал я.

– Абсолютно лишенная магии… – откликнулась Светлана.

– Что нам теперь делать?

– Жить, – просто сказала Светлана. – Я Иная… и поздно изображать невинность. Беру я Силу у людей, тяну из Сумрака – все равно это чужая Сила. Но моей вины в этом нет.

– Света, я поеду к Гесеру. Прямо сейчас. Я уйду из Дозора.

– Знаю. Езжай.

Я встал, придержал качнувшийся гамак. Было темно, и я не мог разглядеть лица Светланы.

– Езжай, Антон, – повторила она. – Нам будет трудно смотреть в глаза друг другу. Надо время, чтобы свыкнуться.

– Что там, на пятом слое? – спросил я.

– Тебе лучше не знать.

– Хорошо. Я спрошу у Гесера.

– Пусть он и отвечает… если хочет.

Наклонившись, я коснулся ее щеки – она была мокрой от слез.

– Противно… – прошептала она. – Противно… быть паразитом.

– Держись…

– Я держусь.

Когда я вошел в сарай, хлопнула дверь – Светлана ушла в дом. Не включая свет, я сел в машину, захлопнул дверь.

И что тут наработал дядя Коля? Заведусь или нет?

Машина завелась сразу, мягко и очень тихо заурчал дизель.

Включив ближний свет, я выехал из сарая.

Правила маскировки?

Плевать. К чему пастуху таиться от овец!

Легким пассом я открыл ворота, не вылезая из машины. Выехал на улицу – и тут же газанул. Деревня казалась пустой и безжизненной. Овцам подсыпали в корм снотворного…

Машина вырвалась на проселок. Переключившись на дальний свет, я вдавил газ. В опущенное стекло ударил ветер.

Нащупав на руле дистанционку, я включил плеер.

 
В этот ветреный город я вошёл без плаща.
Он обвил моё горло наподобье плюща.
Змеиные кольца сковали душу мою.
Я вижу чёрное солнце. Под ним я ни слезы не пролью.
Я выпадаю из роли. Я обнаглел и неправ.
На что надеется кролик, которого глотает удав?
Змеиные кольца лишь поначалу тесны,
Я вижу чёрное солнце и такие же сны.
Пороков от добродетелей мне не отличить, хоть убей.
Похоже, кто-то убирает свидетелей, превращая нас в змей.
И я согласен гнить под любым флагом,
Я готов скользить по земле зигзагом,
И даже петь о любви по кадык в рвоте,
Если так нужно моей Родине.
 

Впереди, где-то у въезда на трассу, появился огонек. Прищурившись, я посмотрел сквозь Сумрак. Поперек дороги стоял переносной милицейский барьер. А рядом ждали два человека и двое Иных.

Темных Иных.

Улыбнувшись, я сбросил скорость.

 
Мой мозг – это улей, где вместо пчёл – муравьи.
Центр тяжести пули смещён в направленьи любви.
Но змеиные кольца – это броня.
Я вижу чёрное солнце. Солнце ненавидит меня.
Я мог бы сдаться без боя, попав к дьяволу в пасть.
Но я умру стоя – кольца не дадут мне упасть.
Змеиные кольца – мой корсет и каркас.
Я вижу чёрное солнце. Это вредно для глаз.
 

Остановившись у самого барьера, я ждал, пока подошел гаишник, придерживающий на груди автомат. Инквизиция никогда не церемонилась, привлекая людей для оцепления.

Я протянул гаишнику права и доверенность на машину, убавил звук.

И посмотрел на Иных.

Первым был незнакомый мне Инквизитор – сухонький пожилой азиат. Я бы сказал, что у него второй-третий уровень Силы, но у Инквизиторов это труднее понять.

Вторым был обычный Темный из московского Дневного Дозора. Вампир Костя.

– Мы ищем ведьму, – сказал Инквизитор. Гаишники не обращали на них никакого внимания, гаишникам было приказано не видеть.

– Арины здесь нет, – ответил я. – Облавой руководит Эдгар?

Инквизитор кивнул.

– Спросите у него насчет меня. Антон Городецкий, Ночной Дозор.

– Я его знаю, – пробормотал Костя, склоняясь к Инквизитору. – Все в порядке. Законопослушный Светлый…

– Проезжайте, – вернул мне документы гаишник.

– Вы можете ехать дальше, – кивнул Инквизитор. – Дальше будут еще посты.

Я кивнул и выехал на трассу.

Костя стоял и смотрел мне вслед.

Я снова включил звук.

 
Я не за и не против. Я не добро и не зло.
Тебе со мной, моя Родина, до фига повезло!
Твои змеиные кольца – мой дом, моя западня.
Я буду ползать под солнцем,
Под этим чёртовым солнцем,
Отсюда – досюда, отсюда – досюда,
Отсюда до Судного дня.
 

История третья
Ничья Сила

Ему редко снились сны.

А сейчас он даже не спал. И все же это было почти сном, почти грезой за миг до пробуждения…

Легкой, чистой, почти детской грезой…

– Продувка… протяжка… ключ на старт…

Серебристая колонна ракеты в легком тумане.

Плещущее под дюзами пламя.

Каждый ребенок мечтает быть космонавтом – пока не услышит в десятый раз «Кем хочешь быть, космонавтом?».

Иные перестают мечтать о космосе, когда становятся Иными.

Сумрак интереснее чужих планет. Открывшаяся Сила – притягательнее славы космонавта.

Но сейчас ему снова грезилась ракета – старая нелепая ракета, поднимающаяся в небо.

Земля, плывущая под ногами или над головой.

Толстое кварцевое стекло иллюминатора.

Странные мечты для Иного, верно?

Земля… вуаль облаков… огни городов… люди.

Миллионы. Миллиарды.

И он – глядящий на них с орбиты.

Иной в космосе… что может быть смешнее? Разве что Иной против Чужого. Однажды он смотрел фантастический фильм – и вдруг подумал, что сейчас отважной Рипли самое время войти в Сумрак… и бить, бить, бить неповоротливых, беспомощных гадов.

Подумал – и тут же рассмеялся.

Чужих нет.

А космос есть. Вот только раньше непонятно было – зачем.

Теперь он понял.

Стоял с закрытыми глазами, грезя о маленькой, медленно вращающейся под ногами Земле.

Каждый ребенок мечтает стать великаном – пока не задумается, зачем это нужно.

Теперь он знал все.

Части головоломки сошлись.

И его предназначение Иного.

И его нелепая мечта о космосе.

И тонкий томик, переплетенный в человеческую кожу, исписанный аккуратной рукописной вязью.

Он взял книгу, лежавшую прямо на дощатом полу.

Открыл на первой странице.

Буквы не выцвели – их хранила легкая, но надежная магия.

Этот язык давно уже не звучал на Земле. Индологу он напомнил бы санскрит, но мало кто понял бы, что это пайшачи.

Но Иным доступен даже мертвый язык.

«Да охранит вас Слоноликий, то вверх, то вниз качающий головой, словно Шива, раскачивающийся вверх-вниз на Уме! Да наполнит меня Ганапати сладостной влагой мудрости!

Имя мое – Фуаран, я из женщин славного города Канакапури.

Исполнитель Желаний, супруг Парвати, щедро наградил меня в дни моей молодости, даровав умение ходить в мире призраков. Пока в нашем мире лепесток, кружась на ветру, падает с цветущего дерева, в том мире проходит день – такова его природа. И в мире том скрыта великая сила…»

Он закрыл «Фуаран».

Сердце частило в груди.

Великая сила!

Выпавшая из рук ведьмы, сгинувшей почти два тысячелетия назад.

Бесхозная, беспризорная, скрытая даже от Иных.

Ничья Сила.

К зданию Ночного Дозора я подъехал в начале восьмого утра. Самое глухое время – пересменка. Оперативники, дежурившие ночью на улицах города, сдали рапорты и ушли домой. Штабные работники, согласно московским обычаям, появятся не ранее девяти.

Пересменка была и в комнате охраны. Уходящие охранники подписывали какие-то бумаги, пришедшие – проглядывали журнал дежурства. Я обменялся рукопожатиями со всеми и прошел вообще без должной проверки. На самом деле – упущение… хотя этот пост предназначался, в первую очередь, для людей.

На третьем этаже охрана уже сменилась. Здесь дежурил Гарик и никаких послаблений мне не дал – осмотрел сквозь Сумрак, кивком головы велел коснуться амулета: затейливой фигуры петуха, сделанной из золотистой проволоки. У нас это звалось «привет Додону» – теоретически прикосновение Темного должно было заставить петуха кукарекать. Впрочем, некоторые острословы уверяли, что, почувствовав Темного, петух человеческим голосом верещит: «Противный!»

Лишь после этого Гарик вполне приветливо улыбнулся и пожал мне руку.

– Гесер у себя? – спросил я.

– Кто ж его знает? – вопросом ответил Гарик.

И впрямь, нашел, чего спросить! Высшие маги могут ходить многими путями.

– У тебя же вроде отпуск… – будто насторожившись от странного вопроса, спросил Гарик.

– Надоело уже отдыхать. Понедельник, как говорится, начинается…

– И вымотан ты до предела… – продолжал маг, все более настораживаясь. – А ну-ка… погладь петушка еще раз!

Я снова передал привет Додону, потом постоял неподвижно, пока Гарик проверял мою ауру с помощью какого-то хитрого амулета из цветного стекла.

– Извини, – убирая амулет, сказал Гарик. Немного смущенно добавил: – Ты сам не свой.

– Отдыхал со Светкой в деревне, а там объявилась древняя ведьма, – пояснил я. – И еще стая оборотней хулиганила. Пришлось гоняться за волками, гоняться за ведьмой… – Я махнул рукой. – После такого отдыха надо больничный брать.

– Вот оно что, – сразу же успокоился Гарик. – Ты подай заявку, у нас вроде есть еще лимит на восстановление сил.

Вздрогнув, я покачал головой.

– Справляюсь сам. Спасибо.

Распрощавшись с Гариком, я поднялся на четвертый этаж. Постоял перед приемной Гесера, потом постучал.

Мне никто не ответил, и я вошел.

Секретарши, конечно, на месте не было. Дверь в кабинет Гесера была плотно прикрыта. Впрочем, кофейный автомат весело помигивал лампочкой готовности, компьютер был включен, даже телевизор тихо-тихо бормотал на новостном канале. Диктор рассказывал, что песчаная буря вновь помешала американским войскам в очередной миротворческой миссии, перевернула несколько танков и даже уронила два вертолета.

– А еще набила морду солдатам и нескольких взяла в плен, – невольно добавил я.

Ну что за странная привычка у некоторых Иных – смотреть телевизор? Либо дурацкие «мыльные оперы», либо вранье по новостям. Одно слово – люди…

Другое слово – скот?

Они не виноваты. Они слабы и разобщены. Они – люди, а не скот!

Скоты – мы.

А люди – трава.

Я стоял, опершись о секретарский стол, и смотрел в окно, на плывущие над городом облака. Почему в Москве такое низкое небо? Нигде больше я не видел такого низкого неба… разве что в Москве зимней…

– Траву можно подстригать, – раздался голос за моей спиной. – А можно вырывать с корнем. Что тебе больше нравится?

– Доброе утро, шеф, – сказал я, поворачиваясь. – Думал, вас нет.

Гесер зевнул. Он был в халате и шлепанцах. Из-под халата проглядывала пижама.

Ну никогда бы не подумал, что Великий Гесер носит пижаму, разрисованную диснеевскими мультяшками! Начиная от Микки Мауса с Дональдом Даком и кончая Лило и Стичем. Не может Великий, проживший тысячи лет и с легкостью читающий мысли, носить такую пижаму!

– Я спал, – мрачно сказал Гесер. – Я тихо спал. Я лег в пять утра.

– Извините, шеф, – сказал я. Почему-то, кроме как «шеф», иное слово на ум не шло. – Ночью было много работы?

– Книжку читал, интересную, – включая кофейный автомат, сказал Гесер. – Мне черный с сахаром, тебе – несладкий с молоком…

– Что-нибудь магическое? – поинтересовался я.

– Нет, блин, Головачева! – буркнул Гесер. – Уйду в отставку и попрошусь к нему в соавторы, книжки писать! Держи кофе.

Взяв чашку, я вслед за Гесером вошел в его кабинет.

Здесь, как всегда, добавилось диковинок. В одном из шкафов появилось множество маленьких фигурок мышей – стеклянных, оловянных, деревянных, стояли керамические чаши и лежали стальные ножи. К задней стенке шкафа была прислонена старая брошюра ДОСААФ, на обложке которой было изображено жюри, оценивающее парашют, рядом стояла простенькая литография, на которой зеленела лесная чаща.

Почему-то – я не мог понять почему – все это навевало мысли о начальных классах школы.

Еще под потолком висел хоккейный шлем золотистого цвета, поразительно похожий на лысину. В шлем было воткнуто несколько стрелок для игры в дартс.

Косясь на все эти вещи, которые могли значить что-то очень важное, а могли и не значить ровным счетом ничего, я сел в одно из кресел для посетителей. И заметил, что в сетчатой мусорной корзине валяется какая-то книжка в яркой цветной обложке. Неужели и впрямь Гесер читал Головачева? Но присмотревшись, я решил, что ошибаюсь – на книге было написано «Шедевры мировой фантастики».

– Кофе пей, мозги поутру прочищает, – все тем же недовольным тоном пробормотал Гесер. Сам он пил кофе шумно, прихлебывая, казалось – дай ему блюдце и колотый сахар, так он из блюдца примется пить.

– Мне надо получить ответы на вопросы, шеф, – сказал я. – На многие вопросы.

– Получишь, – кивнул Гесер.

– Иные – куда слабее людей в магии.

Гесер поморщился.

– Чушь. Оксюморон.

– Но ведь магическая Сила людей…

Гесер поднял палец и погрозил мне.

– Стоп. Не путай потенциальную энергию с кинетической!

Настала моя очередь замолчать. А Гесер, расхаживая с кружкой по кабинету, неторопливо вещал:

– Первое… Да, все живое способно продуцировать магическую Силу. Все живое – не только люди! Даже звери, даже трава. Имеет ли эта Сила под собой физические основы, можно ли измерить ее научным прибором? Не знаю. Возможно, что это не узнает никто и никогда. Второе… Управлять собственной Силой не может никто. Она рассеивается в пространстве, поглощается Сумраком, частично улавливается синим мхом, а частично – Иными. Понимаешь? Есть два процесса – излучение своей Силы и поглощение чужой Силы. Первый непроизволен и усиливается по мере погружения в Сумрак. Второй, в той или иной мере, тоже свойствен всем – и людям, и Иным. Больной ребенок просит маму – посиди со мной, погладь меня по животику! Мама гладит – и боль проходит. Мать хочет помочь своему дитю, и ее Сила частично оказывает целенаправленное действие. Так называемый экстрасенс, то есть человек с урезанными, кастрированными способностями Иного, способен воздействовать не только на близких людей, не только под воздействием душевного порыва, но и лечить или проклинать других людей. Истекающая из него Сила более оформлена. Уже не пар, но еще и не лед – водица. Третье… Мы – Иные. У нас баланс поглощения и излучения Силы смещен в сторону поглощения.

– Что? – воскликнул я.

– А ты думал – все просто, как у вампиров? – Гесер весело улыбнулся. – Ты думаешь, Иные только берут, не отдавая ничего взамен? Нет, все мы отдаем ту Силу, что продуцируем. Но если у обычного человека процесс поглощения-излучения находится в динамическом равновесии, лишь изредка, вследствие душевного волнения, баланс несколько нарушается, то у нас все иначе. Мы изначально разбалансированы. Мы впитываем из окружающего мира больше, чем отдаем.

– И можем оперировать остатком, – сказал я. – Так?

– Мы оперируем разницей потенциалов. – Гесер опять погрозил мне пальцем. – Не важно, какова твоя «магическая температура»… этот термин использовали раньше ведьмы. Ты можешь генерировать очень много Силы, правда, и скорость ее излучения будет расти в геометрической прогрессии. Есть такие Иные… они отдают в общую копилку Силы даже больше, чем люди, но и впитывают Силу очень активно. На этой разнице потенциалов и работают.

Помолчав, Гесер самокритично добавил:

– Но это редкие случаи, признаю. Куда чаще Иные уступают людям в способности продуцировать магическую Силу, зато равны или превосходят в способности ее поглощать. Антон, не существует таких вещей, как средняя температура по больнице. Мы не банальные вампиры. Мы еще и доноры.

– Почему этому не учат? – спросил я. – Почему?

– Да потому, что в самом банальном понимании – мы все-таки потребляем чужую Силу! – гаркнул Гесер. – Вот ты, зачем приперся в такую рань? Гневные филиппики мне читать! Ах как же так, мы потребляем вырабатываемую людьми Силу! А ведь тебе доводилось отбирать ее напрямую, выкачивать, подобно настоящему вампиру! Надо было – не смутился. Пошел, весь в белом, с печалью на благородном челе! А позади тебя детишки плакали!

Он, конечно, был прав. Частично.

Но я уже достаточно поработал в Дозоре, чтобы понимать: частичная правда – это тоже ложь.

– Учитель… – негромко сказал я, и Гесер вздрогнул.

Я отказался быть его учеником в тот самый день, когда отбирал у людей Силу.

– Слушаю тебя, ученик, – глядя в глаза, ответил он.

– Дело ведь не в том, сколько Силы мы потребляем, а сколько отдаем, – сказал я. – Учитель, цель Ночного Дозора – разделять и защищать?

Гесер кивнул.

– Разделять и защищать до тех пор, пока нравы людей улучшатся и новые Иные будут обращаться только к Свету?

Гесер снова кивнул.

– И все люди обратятся в Иных?

– Чушь. – Гесер покачал головой. – Кто тебе такую ерунду сказал? Хоть в одном документе Дозоров есть такая фраза? В Великом Договоре?

Закрыв глаза, я посмотрел на послушно вспыхнувшие строки.

«Мы – Иные…»

– Нет, таких слов нигде нет, – признался я. – Но все обучение, все наши действия… все выстроено так, что создается именно такое ощущение.

– Это ощущение – ложное.

– Да, но этот самообман поощряется!

Гесер тяжело вздохнул. Посмотрел мне в глаза. Спросил:

– Антон, всем нужен смысл жизни. Высший смысл. И людям, и Иным. Даже если этот смысл – ложный.

– Но это тупик… – прошептал я. – Учитель, это тупик. Если мы победим Темных…

– То мы победим Зло. Эгоизм, себялюбие, равнодушие.

– Но само наше существование – тоже эгоизм и себялюбие!

– Твои предложения? – любезно поинтересовался Гесер.

Я молчал.

– У тебя есть возражения против оперативной работы Дозоров? Против контроля за Темными? Против помощи людям, попыток улучшить социальную систему?

Вот тут я почувствовал почву для реванша.

– Учитель, что именно вы передавали Арине в тридцать первом году? Когда встречались с ней у ипподрома?

– Отрез китайского шелка, – спокойно ответил Гесер. – Женщина все-таки, захотелось ей красивых тряпок… а годы были тяжелые. Мне приятель из Манчжурии прислал, а оно вроде как ни к чему было… Осуждаешь?

Я кивнул.

– Антон, я с самого начала был против глобального эксперимента на людях, – с явным отвращением сказал Гесер. – Дурацкая идея, ее с девятнадцатого века вынашивали. Не зря Темные согласились. Никаких позитивных перемен это не несло. Та же самая кровь, войны, голод, репрессии…

Он замолчал, с грохотом открыл ящик стола. Достал сигару.

– Но Россия сейчас была бы благополучной страной… – начал я.

– Бла-бла-бла… – пробормотал Гесер. – Не Россия, а Евразийский союз. Сытое социал-демократическое государство. Враждующее с Азиатским союзом во главе с Китаем и конфедерацией англоязычных стран во главе со Штатами. Пять-шесть локальных ядерных конфликтов в год… на территории стран третьего мира. Драка за ресурсы, гонка вооружений пострашнее нынешней…

Я был раздавлен и разбит. В пух и прах. Но еще пытался трепыхаться:

– Арина говорила… город на Луне…

– Да, верно, – кивнул Гесер. – Лунные города были бы. Вокруг баз с ядерными ракетами. Ты фантастику читаешь?

Пожав плечами, я покосился на книжку в мусорной корзине.

– То, что писали американские писатели в пятидесятых годах, – это и случилось бы, – пояснил Гесер. – Да, космические корабли на атомной тяге… военные. Понимаешь, Антон, у коммунизма в России было три пути. Первый – развиться в прекрасное, чудесное общество. Но это противно природе человека. Второй – выродиться и сгинуть. Так и случилось. Третий – превратиться в социал-демократию скандинавского типа и подмять под себя большую часть Европы и Северную Африку. Увы, среди последствий этого пути – разделение мира на три противостоящих блока, рано или поздно – глобальная война. Но еще до того люди узнали бы о нашем существовании, истребили или подчинили себе Иных. Прости, Антон, но я решил, что лунные города и сто сортов колбасы к восьмидесятому году того не стоят.

– Зато сейчас Америка…

– Сдалась тебе эта Америка, – поморщился Гесер. – Дождись две тысячи шестого года, тогда поговорим.

Я молчал. Даже не стал спрашивать, что там Гесер видел в грядущем, в уже недалеком две тысячи шестом…

– Твои душевные терзания мне понятны, – потянувшись за зажигалкой, сказал Гесер. – Не слишком цинично будет, если я сейчас закурю?

– Да хоть водку пейте, учитель, – огрызнулся я.

– Водку с утра не пью. – Гесер запыхтел, раскуривая сигару. – Твои терзания… твои… сомнения мне вполне понятны. Я тоже не считаю нынешнюю ситуацию правильной. Но что случится, если мы все впадем в меланхолию и устранимся от работы? Я тебе скажу что! Темные с удовольствием примут на себя роль пастухов человеческого стада! Они смущаться не будут. Они порадуются, что им повезло… Решай.

– Что решать?

– Ты же приехал с намерением подать в отставку! – повысил голос Гесер. – Ну так решай, в Дозоре ты или наши цели для тебя недостаточно светлы.

– При наличии черного цвета серый считается белым, – ответил я.

Гесер фыркнул. Чуть спокойнее спросил:

– Что там с Ариной, ушла?

– Ушла. Взяла Надюшку в заложники и требовала от нас со Светланой помощи.

На лице Гесера не дрогнул ни один мускул.

– У старой карги, Антон, свои принципы. Блефовать она может как угодно, но ребенка – не тронет. Поверь, я ее знаю.

– А если бы у нее нервы сдали? – вспоминая пережитый ужас, спросил я. – Плевать ей на Дозоры с Инквизицией в придачу! Она даже Завулона не боится.

– Завулона – может быть… – усмехнулся Гесер. – Я сообщил о ведьме в Инквизицию, но и с Ариной связался. Совершенно официально, кстати. Все запротоколировано. И насчет твоей семьи ведьма была предупреждена. Особо.

Вот это была новость.

Я смотрел в спокойное лицо Гесера и не знал, что еще сказать.

– У нас с Ариной долгие и уважительные отношения, – пояснил Гесер.