355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Лукьяненко » Человек человеку — кот (сборник) » Текст книги (страница 3)
Человек человеку — кот (сборник)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 15:39

Текст книги "Человек человеку — кот (сборник)"


Автор книги: Сергей Лукьяненко


Соавторы: Александр Зорич,Олег Дивов,Евгений Лукин,Александр Громов,Леонид Каганов,Юлий Буркин,Леонид Кудрявцев,Дмитрий Володихин,Андрей Плеханов,Владимир Михайлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Рассуждая далее, Зенон не прошёл, разумеется, мимо такой вероятности: уже вечером, в сумерках, тропою воспользовался какой-то гражданин, чтобы сократить путь от дачного посёлка до станции. С собою прохожий имел нечто – вероятнее всего, всякий мусор вроде консервных банок, пластиковых бутылок, куриных костей и тому подобного, упакованного в чёрную плёночную сумку; избавиться от мусора в посёлке почему-то не решился, а тут, где никто за ним не наблюдал, просто размахнулся – и швырнул подальше. Аккуратность, к сожалению, даже при рыночной экономике не приходит сама собой. Так что такой вариант событий представлялся как бы самым вероятным.

Но только на первый взгляд. Потому что трудно было предположить, что выброшена, в числе прочего, могла быть музыкальная шкатулка с колокольчиками. В наши дни антиквариатом не бросаются. И тем более никто не стал бы швырять прочь работающий плейер.

Правда, гипотетический прохожий мог находиться в нетрезвом состоянии. А такие, как известно, могут под настроение выкинуть не только плейер, но и самого себя с какого-нибудь двадцатого этажа. Однако, на эту мысль тут же нашлось возражение: в подобном состоянии люди обычно передвигаются с характерным звуковым сопровождением – исполняют песни из довольно узкого репертуара, или произносят без всякого повода монологи, не воспроизводимые в печати – во всяком случае, раньше не воспроизводившиеся, когда ещё существовало понятие приличий. Опять-таки, это никак не прошло бы мимо музыкального слуха Зенона, как не миновал его грохот…

Да! Вот уж действительно – про слона он и забыл. Хотя и приметил его вовремя.

Грохот этот, да ещё и кратковременное сияние, с представлением о прохожем никак не вязались.

Грохот. Свет. И в результате – этот вот предмет?

Может быть, он свалился сверху? Скажем, взорвался самолёт, и упавшее является частью машины или же багажа? Или (Птич почувствовал, как холодный озноб вдруг пробрал его до костей), не дай Бог, лётчика или даже пассажира? Всё-таки, даже на минуту нельзя забывать, что мы живём в век терроризма…

«Ужас!» – только и смог подумать Птич, когда его воображению представилась чья-то голова, отрезанная и аккуратно упакованная в чёрный полиэтилен.

Террористы! Ну конечно же! И, скорее всего, голова тут ни при чём. Бомба! Всё совершенно ясно, коварный замысел: летать вечерами на самолётах и разбрасывать бомбы – в расчёте на извечное людское любопытство. Потому что всякому ясно: нормальный человек, увидев валяющийся без присмотра аккуратно упакованный предмет, ни за что не пройдёт мимо просто так. И не побежит сразу же в милицию, чтобы сообщить о подозрительной находке. Прежде всего он захочет самолично разобраться в том – а что это такое, и не пригодится ли оно в хозяйстве. И уж только если находка окажется ну совершенно не нужной…

А может быть – забирай выше? И злобный замысел принадлежит вовсе не каким-нибудь талибам, или как их там (Птич следил за политическими событиями не очень внимательно), но тем неизвестным, что безнаказанно шныряют над миром в своих летающих тарелках. И вполне способны ловить людей на такую вот простую наживку, чтобы, воспользовавшись их доверчивостью, незаметно приблизиться, и…

И едва такая мысль успела созреть в его голове, как некто, бесшумно подкравшийся сзади, неожиданно и крепко схватил его за плечо. Просто-таки вцепился.

Это было уже слишком.

Со слабым стоном Зенон, теряя сознание, рухнул на землю.

4

– Кузя, – придя в себя, сказал Птич слабым голосом, препятствуя своему компаньону залезть ему на грудь, как кот было вознамерился. – Право же, я не ожидал от тебя такого! Сзади, без предупреждения! В такой момент! В подобной обстановке! Ты же не метеорит, чтобы вот так внезапно, сверху! Если бы…

И тут он умолк. Потому что понял: слово найдено! Таинственный предмет назван. А назвать – значит, понять. Даже более того: овладеть.

Теперь Птич не понимал: почему сразу не пришёл к столь простому и естественному выводу? Всё ведь лежало на поверхности!

Хотя ничего удивительного в этом, собственно, не было. Птич знал за собой такую манеру: никогда не штурмовать проблему в лоб, но заходить с тыла, предварительно перерезав все отходные пути.

Именно метеорит. Может быть, кто-нибудь предположил бы, что в случившемся замешана какая-нибудь летающая тарелочка. Но в них Птич не верил. А существование метеоритов было давно доказано и сомнений ни у кого не вызывало.

Итак, всё ясно. В том числе и то – как следует отнестись к случившемуся.

С благодарностью.

Прежде всего потому, что метеорит этот упал очень деликатно. Не нанёс никому никакого ущерба. Даже ветки не сбил. А ведь прими он чуть в сторону – и угодил бы прямо в дом. Это было бы ужасно.

Однако, это только одна сторона события. А ведь есть, понимал Птич, и другая, куда более приятная.

Метеорит – это ведь не просто так.

Он – и об этом тоже писали и говорили – денег стоит. И немалых. Если его продать.

А для этого нужно прежде всего этот подарок судьбы унести домой. И надёжно укрыть от посторонних взглядов, каких хотя в доме у Птича и не было, но случайно могли возникнуть. В частности, вечером должен был прийти Эмигель: был вечер игры в звуки.

Размер небольшой. Если метеорит не золотой или свинцовый, то его можно запросто унести на руках.

Птич уже шагнул было. Но вовремя остановился.

Ну, а если радиоактивный? Это ведь такое дело: не видишь, не слышишь, не чувствуешь – а он с тобой разделывается. Словно карманный вор. Крадёт твоё здоровье и даже жизнь.

Был бы дозиметр… Но его у Птича не только с собой не было, но и вообще. Хотя – не всё, как говорится, потеряно.

– Кузя! – сказал Птич очень ласково. – Драгоценный мой! Вы ведь все всегда чувствуете – что хорошо и полезно, а что вредно и плохо. Такие у вас способности.

Давай сделаем так: подойдём поближе к этой штуковине, ты будешь реагировать, а я – смотреть на тебя. Если сиганёшь от неё – значит, нужна осторожность. А если нет…

Кот вроде бы возражать не стал. Зенон еще погладил его, взяв на руки. Но силой не удерживал: с кошками такие номера не проходят. И, неся на груди, как малого ребёнка, стал очень неторопливо продвигаться к лежавшему и давно уже переставшему звенеть предмету.

Осторожность была ещё и тем вызвана, что упавшие метеориты, как всем известно, от трения о воздух раскаляются и потом ещё некоторое время остаются горячими. Оттого их падение вызывает пожары.

Но на этот раз пожара, к счастью, не возникло. А почему, кстати?

Эта внезапная мысль заставила Птича снова остановиться и даже плотнее прижать к себе кота, который выразил недовольство этим действием, сделав вид, что собирается высвободиться и даже спрыгнуть на землю; Птич, однако, давно уже полагал, что разбирается в намерениях своего хвостатого товарища и предположил, что на самом деле такого желания у Кузи нет. Это могло означать, что у кота существуют какие-то опасения по поводу создавшейся обстановки; с другой же стороны, никаких серьёзных неприятностей он не ожидал – иначе он действительно попытался бы освободиться и удрать с такой же скоростью, с какой устремился сюда из дома четверть часа тому назад.

Да, не более четверти часа. За это время, раскалённое и массивное тело такого объёма вряд ли могло совершенно остыть. И сейчас, находясь в трёх шагах от пришельца из неведомых краёв, несомненно, можно было бы ощутить исходящее от него тепло.

Освободив правую руку от заботы о коте, Птич нерешительно протянул её по направлению к телу – вперёд и вниз – чтобы всё-таки ощутить изменение температуры, если оно, конечно, существовало.

И Птич действительно ощутил его. Но не тепло. Напротив, от лежащего предмета исходила скорее прохлада. Оно явно было холоднее окружающего воздуха.

Это никак не соответствовало…

До конца сформулировать возникшее сомнение Птич просто не успел. Потому что именно в это мгновение кот Кузя ухитрился всё-таки выскользнуть из хозяйских объятий. Но вместо того, чтобы мчаться домой, смело приблизился к лежавшему в шаге перед ними предмету. И, что было уж вовсе неожиданно, вдруг замурлыкал, как если бы его приласкали.

Зенон Птич невольно протянул руку, чтобы удержать Кузю от опасных демаршей. Предмет же, как бы откликнувшись на движение руки (которое можно было счесть и приветствием, а также предложением приблизиться) вдруг всплыл в воздухе и ткнулся в обращённую к земле ладонь. И как бы прилип к ней. Причём Птич не ощутил никакого давления на руку: шар, снабжённый множеством коротких, но не острых рожек (а теперь уже стало понятно, что тело обладало именно такой формой) не тянул руку к земле, но и не пытался приподнять её; он как бы уравновесился в окружающей его среде.

Первым движением Птича было – резко тряхнув кистью, освободиться от непрошеного и даже нахального гостя. Движение это было вызвано в первую очередь тем, что шар оказался действительно холодным, как бы ледяным, и прикосновение его было столь же болезненно, как если бы то был ожог.

Рука дёрнулась свободно, не ощущая никакого дополнительного сопротивления воздуха. Однако, шар по-прежнему остался на ладони – а вернее, под нею – никак не отозвавшись на попытку стряхнуть его. Если не считать ещё нескольких звоночков, прозвучавших, казалось, более резко, как бы сердито, чем те, что раздавались до сих пор; и одновременно несколько искорок как бы оторвались от шара, и хотя тут же погасли, искорки эти, как показалось Зенону, несли в себе некую угрозу.

Теперь Птич испугался уже по-настоящему.

Он подумал, что напавший на него предмет – или организм, чего доброго – мог оказаться даже не разновидностью шаровой молнии (как промелькнуло было в голове), но хищником неизвестной природы – вампиром, кровососом своего рода, который, приклеившись к человеку, начнёт выкачивать из него что-нибудь: кровь, например, лимфу или просто жизненную энергию. И уже утром первый же прохожий обнаружит здесь сморщенные остатки того, что пока ещё являлось живым человеком; быть может, то будет кожа, обтягивающая скелет, или, вернее, свободно болтающаяся на нём, а возможно – и этого не сохранится: хищник растворит его без остатка, а бедный кот Кузя…

Странно, однако же: Кузя всё это время продолжал спокойно стоять рядом. Словно бы ничего и не произошло. Во всяком случае, ничего страшного. Иными словами, кошачий инстинкт не предупреждал о какой бы там ни было опасности. Наоборот: Кузя даже начал мурлыкать ещё громче и выразительнее. Уж не нашли ли они какой-нибудь новый кошачий корм? От рекламщиков можно ожидать самых хитрых ходов.

Эти соображения неожиданно успокоили Птича. Настолько, что он даже ощутил, наконец, что вспотел с головы до ног, и вернее всего причиной такого выпота был обыкновенный страх.

Собственно, в этом не было ничего ни удивительного, ни постыдного. Тем более, что никто не был свидетелем происшествия.

Итак, если верить коту – а Зенон верил ему куда больше, чем любому человеку, – никакой опасности в контакте с пришельцем не должно было быть.

Однако, если не опасность, то уж неудобство оставалось. И довольно значительное. Потому что – не ходить же всё время неизвестно с чем, прочно приклеившемся к ладони.

Тем более, что не только ладонь, но и вся правая рука Птича тем временем – он явственно ощутил это – не только не стала просыхать от пота, как всё остальное тело, но напротив – ощущение влажности её усиливалось. Вот уже и рукав начал намокать…

Э, да он просто-напросто тает! Это кусок льда, и ничего более!

А если так, то и всё происшедшее сразу же теряет таинственную окраску и переходит в ряд естественных, можно даже сказать – повседневных событий.

И в самом деле. Достаточно представить, что в вечерний час над этими местами продвигалась туча. Грозовая, чреватая градом. И как раз тут она разродилась; просто градины оказались небывало большими, просто-таки громадными, зато редкими. Одна шлёпнулась сюда, а другая – где-нибудь в сотне метров оттуда. Таким образом получают своё объяснение и грохот, и свет…

Ну, а невесомость этой градины? И её способность, приклеившись, накрепко удерживаться на руке – хотя именно в месте соприкосновения она должна была бы таять самым активным образом?

Ну, чтобы разбираться в этом, надо быть специалистом по погоде, осадкам и прочему. Метеорологом, физиком-атмосферником. Такой специалист, конечно же, сразу объяснил бы все происходящее.

Это простое и логичное рассуждение почти совершенно успокоило Птича. И он снова попытался избавиться от льдины, тряхнув рукой резко и сильно.

И столь же безуспешно, как и раньше. Но сейчас это уже не казалось страшным. Лёд не представлял собой никакой загадки.

И сейчас место страха в сознании Птича начало занимать разочарование.

Дело в том, что он, невзирая на все опасения, успел сразу же очень рельефно представить, как он завтра же отыскивает заинтересованных людей – учёных или коллекционеров, допустим, – которые сразу же захотят, разумеется, приобрести в собственность столь редкое явление природы, как метеорит натуральный, в хорошей сохранности, с приложением плана местности и точного определения по времени, а также с подробным описанием всех сопутствовавших обстоятельств. Птич назначает стартовую цену. Происходит нечто вроде торгов. Неофициальных, разумеется; делиться своим везением с казной Зенон никак не собирался. И всю полученную (немалую, надо полагать) сумму он…

А вот теперь эта мгновенная радужная надежда поблекла, размылась и, по сути, уже исчезла. Потому что кто станет платить хотя бы и копейки за кусок льда, который к тому же, во-первых, не имеет никакого космического происхождения, а во-вторых, того и гляди, весь до последней крошки превратится в обыкновенную водичку и невозвратимо утечёт сквозь те самые пальцы, к которым пока ещё так крепко липнет?

Всё это недвусмысленно говорило о том, что нужно как можно скорее возвращаться домой, а уж там действовать по обстановке: если удастся как-то отцепить льдину от пальцев – сунуть её в морозилку, пусть живет там, пока не выяснится окончательно, пригодна она на что-нибудь, или нет. Если же отцепить не удастся, то придётся подогревать её на небольшом огоньке, чтобы стаяла побыстрее, воду же собрать в миску или кастрюльку и тоже поместить в морозильник, чтобы она снова превратилась в лёд. Потому что кто знает: может быть, наука и в простой водичке сможет разыскать что-нибудь, для себя полезное? И сочтёт возможным как-то поощрить человека, относящегося к ней с великим уважением?

Хотя – отлично понимал Птич – насчёт поощрения маловероятно: наука – не бизнес, лишних денег у неё нет, да и не лишних – тоже. Но хоть медальку какую-нибудь они смогут дать? Мелочь, конечно, но приятно было бы.

В таких вот размышлениях Птич осторожно нагнулся, деликатно ссадил кота Кузьму на землю и сказал ему:

– Давай, чеши домой своим ходом. Докажи, что ты чеширский.

Кот, однако, предоставленной свободой воспользовался весьма ограниченно: он не заторопился в тепло и уют, но пошёл рядом с хозяином, как привязанный, и не сводил своих желтых глаз с чужеродного предмета, с которого медленно сбегали крупные капли, почему-то испарявшиеся, даже не успев долететь до земли. И каждое падение капли сопровождалось звоном колокольчика. Нет, что-то необычное в этом событии всё же наверняка было.

5

О Господи, как приятно оказалось, возвратившись в свой дом, милый дом, увидеть, что в нём не произошло никаких неприятных изменений, ничего не исчезло и не возникло неизвестно откуда, всякая вещь лежит, стоит или висит там, где ей и положено, так что можно с великим облегчением перевести дыхание.

А заодно и, включив свет, внимательно разглядеть то непонятное, что до сих пор так и не удосужилось освободить от своего присутствия руку Птича, слегка уже онемевшую.

Впрочем, предмет-прилипала вроде бы не был уже столь холодным, хотя капли продолжали, позванивая, скатываться с него и испаряться где-то на полпути к полу, не оставляя таким образом никаких следов. Это подавало надежду на то, что руку удастся высвободить за считанные минуты.

Эта мысль заставила его зловеще усмехнуться.

Дальше Зенон принялся действовать быстро и решительно.

Не пытаясь более избавиться от шара силой, Птич другой рукой – левой – снял с полки трёхлитровую кастрюлю, поставил её в мойку и налил более чем до половины холодной водой; он бы налил и горячей, но этот признак цивилизации сюда ещё не добрался. Зато магистральный газ уже несколько лет как был проведен, так что зажечь горелку особого труда не составило, даже и действуя одной рукой.

Поставив кастрюлю на огонь, Зенон ехидно усмехнулся и погрузил в кастрюлю правую кисть – так, чтобы вода покрывала ладонь и пальцы, большая же часть шара оставалась над поверхностью. Птич вовсе не собирался расплавить всё вторгшееся в его жизнь тело неизвестного происхождения; он хотел лишь отцепить его от руки, начав уже всерьёз опасаться обморожения. А то, что останется от шара после этого, хозяин дома собирался, как мы уже знаем, поместить в морозильник, и уже после этого составить план дальнейших действий.

Уже через пару минут Зенон ощутил благотворное действие тепла на замёрзшую кисть: по ней забегали колкие мурашки. Замысел начинал оправдываться.

Похоже, что к подобному выводу пришёл и кот. Во всяком случае, он привычно вспрыгнул на шкафчик рядом с плитой и начал очень внимательно вглядываться в шар, с которым начали между тем происходить некоторые изменения.

Он повёл себя совсем не так, как ожидал Зенон. То есть, таяние льда, естественно, усилилось; испаряющиеся на лету капли стали выстреливать в разные стороны, звоночки становились всё резче и громче, так что Зенону пришлось даже на всякий случай защитить глаза свободной ладонью. Но от правой кисти, всё ещё купавшейся в почти уже горячей воде, упрямый предмет никак не желал отставать. Похоже, льдина решила растаять до конца, не выпуская пальцев Зенона. И ещё быстрее таяла надежда сохранить хотя бы часть непонятного предмета. Впрочем, Зенон был уже готов махнуть на него рукой – если бы был в состоянии это сделать.

Может быть, он прибегнул бы к ещё менее разумным действиям; например, попытался бы ахнуть по остаткам ледышки молотком. Но, к счастью, не успел.

Помешал ему прежде всего громкий и жалобный возглас; никак иначе нельзя было назвать тот звук, что вдруг издал кот Кузя. Никогда раньше он не мяукал с таким выражением. Даже весной, в пору любви.

Вторым препятствием послужило вот что: услышав кошачью песню, Зенон невольно отвёл левую ладонь от глаз и увидел то, чего никак не ожидал. А именно: в середине уже изрядно похудевшей льдины, под истончившейся коркой, Зенон явственно увидел нечто тёмное – какой-то предмет достаточно сложных очертаний. В следующее же мгновение остатки льда покрылись множеством трещин, соскользнули с руки Зенона, со знакомым уже звяканьем упали на пол и быстро-быстро начали испаряться, до конца выполнив, по-видимому, свою задачу.

Предмет же остался на ладони. Но лишь на считанные секунды, потому что Птич, не размышляя, сразу же сделал попытку освободиться от – прибора, аппарата, странного явления природы, нового «Вискаса» или, может быть, даже живого существа – чем бы это ни было. И на этот раз ему удалось сделать это без всяких усилий: штуковина отделилась от ладони без малейшего сопротивления. Наконец-то!

Птич осторожно поставил предмет на стол. И, не мешкая, отступил на два шага; возможно, чтобы лучше обозреть находку, хотя можно предположить, что главной мыслью при этом было – на всякий случай набрать необходимую дистанцию.

Отойдя таким образом к самой стене и, на всякий случай, поставив между собой и столиком ещё и один из двух имевшихся на кухне стульев, Зенон внимательно всмотрелся. Но не в непонятный предмет; сейчас Птича больше всего интересовало поведение кота, который – давно было доказано – любую неприятность предвидел и ощущал намного раньше, чем его хозяин.

Кот же Кузя не последовал за хозяином, но наоборот – приблизился к загадке на несколько осторожных кошачьих шажков, не сводя с неё глаз, остановился, протянул лапу, собираясь, казалось, потрогать предмет, но в последнее мгновение раздумал, уселся – до предмета оставалось не более десяти сантиметров, – принюхался, открыл было рот, чтобы мяукнуть – и действительно так и сделал. Казалось, он произнёс целый монолог на кошачьем. Но договорить ему не удалось.

Потому что и ещё один звук раздался. Этот точно исходил не из кошачьих уст. То был очень странный звук; примерно такой:

– Эуя-ииим-бахо!

Вслед за которым послышалось уже вполне понятное:

– Эй, что это вы тут – без меня начали?

И одновременно свет погас. Наступила полная темнота.

6

– Миля! – сердито крикнул Зенон в темноту, повернув голову к двери. – Брось свои глупости! Что начали? Кузя не пьёт, я в одиночку – тоже. Ты вовремя.

Свет вспыхнул снова.

– Не по уставу отвечаешь! – заявил стоящий в дверях Миля, а если полностью, то Эмигель Петрович Какадык, постоянный и единственный партнёр Зенона Птича по игре в звуки, а также время от времени в скромных застольях.

Игру эту они сами же изобрели ещё давно, в безмятежные (так всегда кажется) студенческие годы, и не отказались от неё даже и сейчас, когда возраст былых однокашников перевалил уже за пенсионный рубеж. Порой возникали и другие партнёры, но ненадолго: жизнь разводила, а чаще – участникам надоедали постоянные поиски небывалых звукосочетаний, которые не должны были оказаться словами ни одного из существующих или, во всяком случае известных на планете языков. Вероятнее же всего, людей быстро отпугивала невозможность выиграть у главных игроков: за годы и годы эти двое успели обзавестись таким количеством словарей, каким никто другой не располагал, разве что Государственные библиотеки, а кроме того – не поленились записать на бумаге и дисках великое множество звукосочетаний, ими самими изобретенных. И, конечно, громадная роль принадлежала опыту: для людей, привыкших оперировать четырьмя-пятью десятками звуков своего языка, не так-то легко было не только представить, но и проартикулировать звуки, никогда до этого не слышанные, а порой и вовсе, казалось бы, невозможные. Помимо опыта, для этого необходим был абсолютный музыкальный слух и великолепно тренированный, повседневно упражняемый речевой аппарат. Но недаром же оба главных участника игры были профессиональными языковедами, к чьей помощи и теперь нередко обращались, когда требовалось разобраться в прочтении и произношении знаков и слов какого-нибудь редкого наречия, живого или мёртвого. Это, кстати, позволяло игрокам жить несколько лучше, чем давала возможность государственная пенсия. Так что игра эта являлась для них не только развлечением, но и повседневной тренировкой, почему они и старались не пропустить ни единого дня, как скрипач или пианист упражняются повседневно, а не только накануне концерта. И появление Мили в доме Зенона никоим образом не было случайным.

Тем более удивил вошедшего неожиданный приём, и прежде всего – то, что после уже сказанного Птич отнюдь не вступил в игру (у них давно установился обычай каждый раз встречать друг друга каким-то новым звукосочетанием, чем и начинался очередной тур игры), но высказал недовольство:

– И что за новая мода – выключать свет?

– И в мыслях не было, – ответил Миля. – С какой стати? Я подумал, это ты меня так встречаешь. – Он вгляделся. – Ты здоров? Видок у тебя, прямо сказать… А что это у тебя там такое?

На этот раз в поле его зрения попал, наконец, предмет неизвестного происхождения, находившийся, как мы помним, на кухонном столе. Но заданный им вопрос прозвучал одновременно с другим, потому что хозяин дома ухитрился в то же самое мгновение спросить:

– Что ты притащил?

– Что я притащил??

– То, что там около тебя стоит. Что это?

Миля опустил взгляд. Рядом с ним на полу действительно находилось нечто непонятное. Никогда ранее не виданное. Хотя что-то и напоминавшее, пожалуй.

– Понятия не имею. Я вообще ничего не приносил. Ты же сказал, что для ужина у тебя всё есть. Надеюсь, не это вот? Я не ем морских ежей, а ты? Но, может, ты объяснишь…

Зенон Птич вздохнул.

– Проходи, – сказал он. – Только осторожно. Садись. Похоже, тут стало твориться странное. Можно сказать, я во что-то влип. Да и ты, кажется, тоже. Слушай. Я тут поставил было «Крейцерову». Расслабился. И вот…

– Интересно, – пробормотал Миля, внимательно выслушав. – Хорошо закручено. И глубоко, почти как «Крейцерова». Это она тебя вдохновила на такую выдумку? Нет, глубоко, глубоко. Ты, друг мой, открыл в себе новый талант. До сих пор за тобой страсти к сочинительству не наблюдалось. Ну, а дальше что будет?

– Идиот, – сказал Птич уныло.

– Идти – от чего? Откуда и куда?

– Ах, перестань. Выдумки тут не больше, чем у тебя волос на голове. Факты. Одни только факты.

– Потрясающе. То есть ты хочешь сказать, что морского ежа, что на столе, нашёл в роще в обледенелом состоянии, а это не знаю что даже и не находил – оно пришло своим ходом?

– Или твоим. Потому что оно возникло тут вместе с тобой. Скажи честно: ты его притащил? У тебя игривое настроение?

Эмигель Какадык с полминуты молчал, внимательно и серьёзно всматриваясь в лицо Птича. И лишь после этого молвил:

– Поклянись, что не врёшь. Самым святым.

– Клянусь нашей дружбой!

– Зенон, это просто насилие. Ты вынуждаешь меня пожертвовать здравым смыслом. Но такой клятве я не могу не поверить. Что же получается? Я вошёл – и вдруг из ничего возникла эта вот хренация…

– Миля, фи!

– Пардон. Или, на языке системы Казиушшсмюк…

– Миля!!

Но было уже поздно. Потому что свет снова погас, а когда через секунду включился, то рядом с уже имевшейся хренацией…

7

– Итак, будем думать систематически, – сказал Миля, подперев собственный подбородок кулаком.

Оба лингвиста сидели друг против друга за кухонным столом, на котором возвышались все три предмета неизвестного происхождения и ещё три, не вызывавших никаких вопросов, а именно – бутылка и два бокала, вещи, как известно, стимулирующие творческое мышление.

– Для системы фактов не хватает, – пробормотал Зенон, подливая, на правах хозяина, в бокалы. – Не попробовать ли ещё раз-другой? Чтобы не возводить случайность в ранг закономерности.

– Опасно, – не раздумывая, возразил Какадык. – Количество возьмёт да и перейдёт в качество, а оно может оказаться таким, что от нас и мокрого места не останется. Я считаю, что на основании двух… даже трёх фактов можно уже анализировать и делать выводы, хотя бы предварительные. Давай начнём с инвентаризации: что именно мы можем утверждать без сомнений? Каковы бесспорные факты?

– Ну, пусть будет по твоему. Во-первых, я нашел эту…

– Назовём это ежом – для простоты.

– Я нашёл ежа.

– Притом не случайно.

– Разумеется, нет. Был свет и звук, и я совершенно намеренно пошёл посмотреть – что там такое произошло. И нашёл. В совершенно замороженном состоянии. Да я всё это уже рассказывал.

– От повторения истина не тускнеет. Итак, ты нашёл ежа. И он на тебя отреагировал.

– Прилип ко мне, как банный лист.

– Возникает вопрос: прилип бы он к любому приблизившемуся – или сыграла роль именно твоя личность? Иными словами – была ли посылка адресной или нет.

– Для ответа хорошо бы знать отправителя. Но на еже нет обратного адреса.

– Тонкое замечание. Но, может быть, он сам и есть обратный адрес? То есть, он сам себя отправил?

– Проблема. В таком случае, он должен быть или живым существом, или сложным электронным прибором…

– Грань между одним и другим достаточно расплывчата. Во всяком случае, он должен быть очень хорошо информированным. Наш осмотр убедил нас в том, что еж относится, по нашей терминологии, к неразборным, так что заглянуть в него мы не можем. Разве что вскрыть. Но лично я на такое действие не решусь. Потому что на грубость он может отреагировать ещё более грубо.

– Да уж наверное. Вообще-то чем дальше, тем больше он меня тревожит. Зря я во всё это ввязался. Надо было его там и оставить. Пусть его обнаружил бы кто-нибудь другой.

– Зенон! Я тебя просто не узнаю! Произошло уникальное событие…

– Почему бы ему не произойти с кем-нибудь другим?

– Потому что их – или его – заинтересовал именно ты. Хотя и не знаю – какими твоими качествами. Вроде бы…

– Да с чего ты взял, что именно я?

– Вывод напрашивается. Если бы ему был нужен любой человек, он не стал бы возникать тут, а выбрал бы, скажем, городскую улицу, где народу на порядки больше.

– А мы что: уже окончательно решили, что имеем дело с существом, способным ставить задачи и выполнять их?

– Мы это принимаем как рабочую гипотезу. Куда это он?

– Кто? А, Кузя. Ты же знаешь: он большой аккуратист. Никогда не позволит себе напачкать в доме.

– Молодец. На чём мы остановились? Он прилетел к тебе. Нашёл способ попасть вот сюда, в твой дом. И здесь совершил – это можно считать установленным – два необъяснимых действия. А именно – создал, не могу найти более точного слова – создал вот эти два странных предмета, у которых лишь то общее, что они ни на что не похожи, я имею в виду, ни на что, нам известное, и друг на друга тоже.

Оба собеседника уже не в первый раз внимательно оглядели то, о чём пошла речь. Странным образом возникшие предметы явно не относились к естественным, природным образованиям – во всяком случае, по существующим в нашем мире представлениям. Один напоминал… нет, строго говоря, он не напоминал ничего, хотя при желании его можно было бы отнести к произведениям абстрактного искусства: множество плоскостей, пластин разного цвета и площади, пересекающихся под разными углами и заключённых в прозрачную полусферу. Второй – в цилиндре, тоже прозрачном, – наводил на грустные мысли о вскрытии брюшной полости, поскольку видимое больше всего смахивало на кишечник, куда более сложный, чем хотя бы человеческий, но, разумеется, более миниатюрный. И в цилиндре, и в полушарии не было никаких отверстий, а также ни единой кнопки или чего-то другого, что указывало бы на возможность как-то воздействовать на эти конструкции.

– Это лишь предположение. Почему – «он создал»? А может быть, это всего лишь совпадение по времени и пространству, и оба этих гостя никак не связаны с первым?

– Такая вероятность куда меньше. Разумнее, логичнее рассматривать и то, и другое как этапы одного процесса, а не как два независимых явления, странным образом совпавших. Тем более, что…

Миля внезапно умолк.

– Ну, что ты остановился?

– Постой, постой. Мне пришло в голову… Очень может быть… Даже несомненно…

– Да рожай поскорее!

– Мне просто пришло в голову, что эти два предмета появились не просто так. Каждый раз перед тем гас свет…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю