Текст книги "Человек человеку — кот (сборник)"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Александр Зорич,Олег Дивов,Евгений Лукин,Александр Громов,Леонид Каганов,Юлий Буркин,Леонид Кудрявцев,Дмитрий Володихин,Андрей Плеханов,Владимир Михайлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

– Не торопись, – сказала она ему, – Все будет хорошо, милый.

Но он так и не отнял руку, взглянул ей в лицо, отыскивая в нем хоть что-нибудь фальшивое, неживое. Но нет, рядом с ним была живая женщина, и ничего в ней не было от искусственного создания, ничем она не походила на ту неживую куклу, которыми были наполнены старинные фильмы о покорениях космоса.

Впрочем, она не был роботом. Просто очень точным отпечатком чьей-то личности, некоей женщины, оставшейся на Земле и, конечно же, сполна расплатившейся со временем сединой и морщинами. При желании он мог бы воссоздать ее во плоти, так же как и кота. Но стоило ли это делать? Мог ли он обречь такое же, как и он, существо на жизнь в космическом бульдозере, летящем к планете, все достоинства которой исчерпывались лишь тем, что она похожа на Землю, и значит, на ней можно установить телепортационные врата?

Лучше уж на несколько часов, в виде материализашки, как их называют в народе.

Бок о бок они прошли к корзинке котенка и склонились над ней, точь-в-точь – счастливые родители над колыбелью уснувшего младенца.

Котенок спал, как и положено, свернувшись клубочком. Живой, настоящий, непредсказуемый, вещь в себе, с момента рождения отделенная от бортового компьютера, способная принимать решения самостоятельно. Именно этим он и отличался от хозяйки. Впрочем, имеет ли это сейчас такое уж большое значение?

– Ты хмуришься, – сказала хозяйка. – Немедленно прекрати. Кажется, мы собрались праздновать день рождения кота?

– Ну да, ну да, – промолвил Саб. – Конечно. Мы будем праздновать.

Он прикоснулся пальцем к синему пятнышку на боку корзинки, и над ней возникло марево блокирующего звук поля. Теперь, даже если над ней зазвучит в полную мощь большой симфонический оркестр, котенка это не разбудит.

– Начнем? – спросила хозяйка.

– Обязательно. Прямо сейчас.

Сказав это, Саб взмахнул рукой, и жилой отсек благодаря появившимся на стенах проекциям вырос чуть ли не втрое, обзавелся даже парочкой дверей, ведущих, понятное дело, никуда. Еще появившееся пространство заполнили резные панели из дуба, бархатные драпировки, тусклые, старинные зеркала в тяжелых серебряных рамах, гобелены и скрещенные мечи. Тихо и ненавязчиво, томительно нежно заиграла старинная, соответствующая обстановке музыка.

Саб подумал, что мог бы, например, при желании населить эту, только что возникшую залу, даже обитателями, такими же материализашками, как и его хозяйка. В памяти корабельного компа их достаточное количество. Правда, при этом может случиться небольшой перерасход энергии, но такие праздники, как день рождения кота, случаются не каждый день и даже не каждый год. Так почему бы…

Нет, нет, сегодня они будут одни. Он и хозяйка. Не нужно сегодня шума и пустых разговоров. Только они и старая, нежная грусть, ибо таково сегодня его настроение. А поскольку он является безраздельным владыкой этого призрачного мира, то может себе позволить выполнение любого каприза.

Впрочем, мир этот был призрачным не до конца. Неподалеку от них, рядом с тренажером, теперь с помощью голографической проекции превратившимся в огромный камин, стоял самый настоящий столик. А появившийся из своего убежища паук-прислужник уже проворно сервировал его различными кушаньями. На самое видное место был поставлен высокий хрустальный бокал, последний из захваченных с Земли, и рядом с бокалом уже стояла бутылочка «райского молочка», и конечно, были там тарелочки с самой разнообразной закуской, среди которой Саб сразу же углядел «пикантные устрицы с Беты-2», стремительно вошедшие в моду в год его отлета с Земли, и крылышки воздушного конька, любимые им еще в детстве.

– Начнем? – опять спросила хозяйка. – Приступим к нашему маленькому пиру?

– Приступим, – согласился Саб.

И они, медленно, можно сказать, торжественно двинулись к столу…

…Саб проснулся.

Хозяйка все еще была рядом, и ее изящная, почти невесомая рука лежала у него на груди.

Прекрасно понимая всю нелепость этого, пилот все же не решился сменить позу. Как будто хозяйка была настоящей женщиной, которую и в самом деле можно разбудить. Он лежал на спине, глядя в потолок, утративший за ночь роскошные люстры, вновь превратившийся в потолок жилого комплекса обычного звездолета, и думал. Сначала ни о чем, просто вспоминая, одно за другим лениво перебирая события дня рождения кота.

А потом к нему пришло сожаление, но не о том, что он когда-то дал согласие отправиться в тот полет. Ну да, конечно, он еще больше расширит занимаемое человечеством пространство, подарит ему новую планету. Впрочем, он ли это сделает? Может быть, те, кто построил звездолет, кто рассчитал его курс. А он… Он потратил на полет большую часть жизни, и это немало. Так что если там, на новой планете, поставят памятник именно ему, это будет вполне заслуженно. Вот только – какая разница? Действительно, большая часть его жизни прошла либо в отсеке управления, либо в жилом отсеке. Он уйдет в небытие, так и не оставив после себя наследника. Еще он совсем отвык от людей, и когда полет закончится, наверняка не сумеет с ними общаться.

Что он им скажет? Насколько ему хватит рассказов о тех случаях, когда он действительно спас корабль? Причем оба раза он спас корабль лишь потому, что был объектом, независимым от корабельного компа. Всего-навсего.

Более ничего особенного в его жизни не было. Он ел, спал, делал физические упражнения, работал и жил в мире, существующем благодаря фильмам, книгам и общению с создаваемыми корабельным компом иллюзиями. Стоило ли тратить жизнь именно на это? Может быть, из него мог получиться некто более…

Он думал об этом, а перед глазами у него стояло, как он вот сейчас, прямо сейчас, встает и, отломав от того же репликатора какую-нибудь железяку, начинает крушить ею пульт корабельного компа. Кстати, можно обойтись и без этого. Достаточно лишь набрать на пульте несколько определенных команд, как корабль начнет саморазрушаться. Репликаторы, как известно, можно использовать и для разрушения.

Впрочем, одновременно с этим он знал, что ничего подобного себе не позволит. У него уже было много решительных схваток с подсовываемым одиночеством безумием, и он их выиграл. С некоторых пор безумие от него отступилось. Единственное, на что оно теперь осмеливалось, это подсовывать вот такие картинки саморазрушения. И только.

Вот уж чего он боялся менее всего, так это наделать глупостей. Только не этого. И не сейчас.

Он лежал на спине, прислушиваясь к тихому, мерному дыханию хозяйки, и пытался найти ответ на некоторые вопросы.

Так ли уж случайно он попал на этот старый космический бульдозер? И не свидетельствует ли тот факт, что он, спустя десятилетия после того, как покинул Землю, все еще вполне благополучно летит к намеченной цели, о правильности его выбора? Может быть, ему это было суждено? И много ли он потерял там, на Земле? Кем он мог там стать? Известным поваром, художником, химиком, политиком, инженером. Кем? Будь у него талант к любому из этих занятий, смог бы он его отпустить в этот полет?

Ох, сомнительно.

Талант, настоящий талант это такая штука, которая проявится обязательно. Если, конечно, он есть. И значит… значит…

Саб усмехнулся.

А может, так оно и есть? Может, у него все-таки есть особый талант, и он действительно не пропал даром? Талант лететь через космос в старом, все время разрушающемся и все время восстанавливающемся корабле, талант быть единственным не имеющем возможности к восстановлению и поэтому вынужденным быть сверхнадежным элементом. Многие ли, оказавшись на его месте, выдержат бремя одиночества, оторванности от остального человечества, выдержат с честью и приведут…

Хозяйка, словно в забытьи, провела рукой по его груди и едва слышно шепнула:

– Спи. Тебе надо спать. Полет еще не закончен.

Это верно. Надо было спать. Он обязан был спать, обязан заботиться о здоровье и съедать все, что принесет паук-прислужник. Без лишних разговоров и капризов. Да, вот именно, с завтрашнего дня – никаких капризов. А сейчас…

Он и в самом деле стал засыпать, но прежде чем окончательно провалиться в сон, успел еще раз подумать, что хозяйка права. Полет продолжается. Правда, он приближается к завершению, и его талант дает дополнительную гарантию, что все закончится благополучно, но это еще не повод расслабляться. Он не может подвести, он обязан сохранить себя в целости и сохранности. Долететь, довести свой космический бульдозер к нужной планете… И вот тогда… вот там… а если еще он надумает вернуться на Землю…

Котенок проснулся и выбрался из своего жилища. Осторожно, оглядываясь по сторонам, то и дело принюхиваясь, он принялся обследовать территорию, на которой ему отныне предстояло жить.

Никаких угрожающих запахов в жилом помещении он не обнаружил и, добравшись до ложа, на котором спал человек, позволил себе взобраться на него. Осторожно ступая коротенькими лапками, котенок протопал к подушке и улегся на нее, рядом с головой спящего человека.

Сейчас это ему было нужно. Полежать рядом с тем, кто в дальнейшем будет основным объектом наблюдения, внюхаться в его запах, запомнить, как он спит, как дышит во сне, сделать все это частью своей памяти. Она, эта память, уже содержала в себе много интересных и важных вещей, но не все, далеко не все.

Прежде всего следовало выяснить, насколько человек здоров как физически, так и психически. Это – самое главное.

Котенок придвинулся поближе к человеку и очень тихо, чтобы его не разбудить, засопел. Минуты через две обследование было закончено.

Идеальным состояние человека назвать было нельзя, но для его возраста он сохранился неплохо, совсем неплохо.

Спрыгнув на пол и направляясь в отсек управления, котенок лениво размышлял, что мог бы сказать человек, узнай он всю правду о возложенной на него миссии. Нет, ничем хорошим это закончиться не могло, а уж помешало бы ее выполнить – точно. Да еще как помешало.

Психика людей так слаба, и мысль о том, что милая зверушка, якобы предназначенная лишь для того, чтобы своим присутствием скрашивать невероятно долгий полет, на самом деле является сложным, наделенным недюжинной памятью и ничуть не хуже, чем его хозяин, соображающим соглядатаем, могла сказаться на ней не лучшим образом. Ну и потом, в его обязанности входит не только слежка, а еще и кое-что иное…

На кресло он вскарабкался только с третьей попытки, но потом дело пошло легче. Перебраться с него на пульт удалось в два счета. Осторожно работая лапками, то и дело останавливаясь передохнуть, котенок набрал секретный код и вошел в информационную систему.

Теперь на экране появился настоящий маршрут полета, а не та туфта, которую компьютер скармливал человеку.

Н-да…

Кот задумчиво покачал головой.

Далековато. И прежде чем корабль окажется у нужной планеты, лично ему предстоят еще десятки, если не сотни дней рождения.

Ну что ж, ничего с этим не поделаешь. Жизнь такова, какова она есть, и ничего переделать невозможно. Особенно если ты находишься в летящем к далекой цели космическом корабле. В этом случае остается лишь ждать и делать свое дело.

Делать свое дело.

Отстукав еще одну комбинацию, кот вернул в память компьютера предназначенные человеку сведения и спрыгнул на пол. Возвращаясь в жилой отсек для того, чтобы улечься в корзинку, он лениво думал о том, что человек староват, но еще несколько лет выдержит. И это – хорошо. По крайней мере, за это время он вырастет, у него появятся сильные длинные лапы. Как раз такие, какие нужны для того, чтобы провести с помощью репликатора некое действие.

© Л. Кудрявцев, 2003.

Юлий Буркин
ДИКАЯ ТВАРЬ ИЗ ДИКОГО ЛЕСА

1

Я сказал, величественно воздев палец к потолку:

– Дабы наш будущий Степка вырос нормальным человеком, нужно, чтобы в доме было животное.

Кристина оживилась и предложила:

– Игуана. Я читала, это сейчас модно.

– Дорогая, – произнес я ласково, – ты когда-нибудь видела игуану?

– Нет, – призналась она.

– Так посмотри. Дорогая.

Придерживая животик, она сползла с дивана и вышла на кухню, где у нас установлен стереовизор с выходом в сеть. Вернувшись, спросила покладисто:

– А ты какое животное хотел?

– Я хотел кошку.

– Просто кошку?! – воскликнула она так, словно мое желание было преступным.

– Просто кошку, – подтвердил я, чувствуя, что начинаю злиться.

– Подожди, – сказала она и снова удалилась на кухню. Я понял, что она опять полезла в сеть, чтобы посмотреть на этот раз на кошку. Она что, кошек никогда не видела?!

Вернувшись, она процитировала по памяти:

– «Звери из семейства кошачьих – одни из самых кровожадных и опасных представителей земной фауны…»

– Я не говорю о «звере из семейства кошачьих»! – взорвался я. – Я говорю о кошке! О простой домашней кошке! Зовут которую Мурка!

– Не надо так нервничать, – сказала Кристина. – Это, между прочим, передается ребенку. Я тебя прекрасно поняла. Но ты ведь не будешь спорить, что твоя «простая домашняя Мурка» – представитель семейства кошачьих?! Это зверь! Ребенок должен ощущать вокруг себя комфорт и любовь, а ты предлагаешь нам завести зверя…

– О-о, – застонал, было, я, но она продолжала:

– Ты не дослушал! Я не против кошки. Но слегка очеловеченной. Она должна уметь смеяться.

У меня глаза на лоб полезли.

– Какой ты все-таки темный, – покачала головой Кристина, наблюдая за моей реакцией. – Сейчас это делают элементарно. Генная инженерия. И это очень модно.

– Но зачем?!

– Затем, что если кошка смеется, то это уже не зверь, а друг.

– Друг человека – собака!

– Ненавижу запах псины.

– Вот я и говорю, что нам нужна кошка.

– Но она должна уметь смеяться, – повторила Кристина, и круг замкнулся.

– Над чем? – спросил я, пытаясь довести ситуацию до абсурда.

– Я откуда знаю? – отозвалась она раздраженно. – Над тем, что смешно.

– То есть, у нее будет чувство юмора? – спросил я не без сарказма.

– А ты думаешь, оно есть только у тебя? Типичный мужской шовинизм, – заклеймила меня Кристина. – А назовем ее, кстати, Игуана. Это будет стильно. Кошка Игуана. Ты, надеюсь, не против?

– Ладно, – коварно согласился я, – но модель по каталогу выберу я.

– Выбирай, – великодушно кивнула Кристина. Похоже, ей было наплевать, как кошка будет выглядеть и какой у нее будет характер, лишь бы ее звали Игуана и она умела смеяться. Потому что одно модно, а другое стильно.

– Да, кстати! – продолжал я так, словно внезапно вспомнил. – Игуана это полное имя, а уменьшительно-ласкательное – Мурка.

– Что общего между Игуаной и Муркой? – возмутилась Кристина.

– Ничего, – согласился я. – Но так бывает. Например, Александр и Шурка. Что общего? Александр-Шурка, Игуана-Мурка, – помахал я руками в такт стишку и закончил, хлопнув в ладоши. – Опля!

Кристина нахмурилась и выдала неуверенно:

– У Александра и Шурки общая «р».

– А у Игуаны и Мурки общая «у», – скептически кивнул я.

Кристина помолчала, а затем сказала с сильным нажимом на первое слово:

– Ты можешь звать ее, как захочешь.

Сказано это было так, что становилось совершенно ясно: что бы я ни делал в этом мире, это ни для кого не имеет абсолютно никакого значения.

Допрыгался. Но, вообще-то, меня такой расклад вполне устраивает.

Сотрудники фирмы «Семья & очаг» доставили к нам Игуану-Мурку в большой, выстланной войлоком корзине. Это был хорошенький двухмесячный котенок самой обыкновенной «русской домашней» породы: короткошерстый, серо-полосатый, с белой звездочкой на носу и белыми «туфельками» на лапах. Я слегка беспокоился, не будет ли Кристина разочарована моим непритязательным вкусом, но встреча нового члена семьи прошла как нельзя лучше. Всё уже накопленное, но еще не реализованное Кристиной материнское чувство, вылилось на это наше приобретение.

Как она с этой кошечкой сюсюкалась, как носилась! Обзвонила всех друзей и знакомых, взахлеб рассказывая, как ее Игуана не по возрасту умна, как безошибочно она находит отхожее место и демонстрируя, как та мурлычет при виде нее и хихикает, когда она щекочет ей живот. Кошка же сразу почувствовала себя в доме хозяйкой, непрерывно лазала по шкафам и подоконникам, роняя книги и горшки с цветами и заливаясь при этом ехидным, как мне поначалу казалось, смехом.

Да, лично я к этой маленькой твари относился сперва настороженно. Ну не должна кошка смеяться, убейте вы меня, не должна!.. Однако дни шли за днями, и Мурка все-таки сумела занять почетное место также и в моем сердце. Уж очень она была игривым, добродушным и ласковым существом. Наши с ней диалоги обычно выглядели так:

– Мурка!

– Мур-р?

– Кушать будем?

– Мур-р-р!

– Рыбку?!

– Хе-хе-хе-хе-хе!

Никакого чувства юмора у нее, конечно же, не было, смех означал или крайнюю степень довольства, или испуг и растерянность (что выглядело, правда, как самоирония). И если раньше я беспокоился, что не смогу относится к смеющейся кошке, как к полноценному животному, то теперь эту мысль отбросил. Наша Мурка была куда более полноценна, чем, например, какой-нибудь жирный кастрированный перс.

Вернувшись со злополучных марсианских гастролей, группа «Russian Star's Soul» разбрелась зализывать раны на неопределенной длительности каникулы, но я большую часть времени проводил все-таки на студии. Так как решил посвятить выдавшееся внезапно свободное время давно задуманному сольному проекту. Точнее, его старту, так как дело это обещало быть долгим.

Проект заключался в записи адаптированного для современного слушателя альбома «Битлз» «Abbey Road». Однако, уединившись в студии, многократно прослушав этот альбом и частично разработав концепцию проекта, я понял, что в одиночку мне не справиться. Прежде всего я позвонил нашему вокалисту и «подкладочнику» Сереге Чучалину.

– Привет, – сказал я.

– Здорово, – отозвался он, хмуро глядя на меня со стереоэкрана.

– Ты не мог бы зайти сегодня в студию, кое в чем мне помочь?

– Когда? – в его интонации отчетливо слышалось, что зайдет он вряд ли.

– Вечером.

– Вечером? – зачем-то переспросил Чуч. – Не, вечером не смогу. Вечером мне свинью Афраймовича нужно кормить.

– Не такой уж он, по-моему, свинья, – пожал я плечами, – ты ему что, ужин в кабаке проспорил?

– Ничего я не проспорил! – обиделся Чуч. – Мне не свинью – «кого» надо кормить, а свинью – «чью».

– У Вороны, что, есть свинья? – спросил я, поражаясь, зачем нашему коммерческому директору Аркаше Афраймовичу («Ворона» – его прозвище) могло это понадобиться. Или он предчувствует, что скоро все мы будем голодать? Директор…

– Я и сам удивился, – откликнулся Чуч. – Он ее на даче, в погребе держит. Если со мной съездишь…

Но договорить он не успел. Разговор был прерван вмешательством в режиме «экстренный вызов». На экране возникло рассерженное лицо Кристины:

– Ты домой собираешься?! – гневно воскликнула она. Сидевшая у нее на плече Мурка, увидев меня, тихонько захихикала от радости. Я тоже не удержался от улыбки.

– Ты находишь ситуацию забавной? – грозно спросила Кристина.

– Да нет, это я так…

– У меня проблемы. У нас проблемы, – сделала она ударение на слове «нас». – Меня кладут на сохранение. Прямо сейчас. Ты срочно должен быть дома. Не могу же я оставить нашу кошечку одну. Хотя с тобой ей вряд ли будет веселее и безопаснее.

Логики в этом заявлении было мало, тем более что Мурка уже вымахала в настоящую кошку-подростка, и, живи мы в деревне, она, наверное, уже ловила бы мышей. Но лучше Кристине сейчас не возражать, я это понимал и не роптал. В конце концов, она, испытывая всевозможные трудности и неудобства, вынашивает моего ребенка и, как минимум, на этот период, можно ей позволить капризничать и всячески помыкать мною.

– Хорошо, – отозвался я. – Уже еду.

Перезвонив Чучу и обо всем договорившись, я примчался домой и повез Кристину в стационар. Мурка была тут же, при нас, на заднем сиденье экомобиля в специальном «домике для кошки» (по сути, слегка облагороженной клетке).

– Учти, – наставляла меня Кристина, – Игуана не любит молоко. Это заблуждение, что все кошки любят молоко. Нет, если тебе, конечно, наплевать на меня, ты можешь дать ей молоко, и она его, конечно, вылакает. Но на самом деле она его не любит… И не вздумай выпускать ее из домика на улице или в машине. Если она потеряется, я этого не переживу. Это только говорят, что кошки всегда находят свой дом, а на самом деле…

Я старательно пропускал все эти бредни мимо ушей, списывая их на вполне естественные волнение и тревогу. Наконец, мы добрались до больницы, и я с рук на руки передал Кристину докторам. Я честно беспокоился и за нее, и за почти несуществующего еще на белом свете Степку, но, усаживаясь обратно в машину, я все же почувствовал определенное облегчение.

Перво-наперво я открыл «кошачий домик» и позвал: «Кис-кис-кис!» (Действие, запрещенное Кристиной под страхом смерти, как унижающее кошачье достоинство.) Мурка с готовностью запрыгнула мне на плечо и заурчала прямо в ухо. Затем, как мы и договорились с Чучем, я отправился за ним.

2

– Прикинь, я сперва подумал, что Аркаша на жополете улетел, – сообщил мне Чуч, когда мы, набирая высоту, уже мчались в указанном им направлении – в сторону Мытищ.

– На чем, на чем? – не поверил я своим ушам и от неожиданности так дернул штурвал, что нас даже слегка тряхнуло. «Хо-хо», – прервав мурлыкание, сказала мне в ухо Мурка. Я подозрительно на нее глянул: что, чувство юмора прорезалось? Но нет, это была простая реакция на сотрясение, из-за которого она чуть не слетела с моего плеча и больно в него вцепилась.

– Дело было так… – начал Чуч.

Я врубил автопилот, осторожно снял Мурку, перегнувшись через спинку, положил ее на заднее сиденье и погладил, чтобы не обижалась. Она благодарно потерлась мордой о мою руку. Все-таки она прекрасно меня понимает. В отличие от некоторых. Я вернулся к штурвалу и снова взял управление на себя. Чуч там временем продолжал:

– …Позвонил он мне и говорит: «Сережа, мне сэ-сэ-сэ-срочно нужно отлучится…» – Это Чуч изобразил, как Ворона заикается, когда волнуется. – «Де-де-ловые партнеры вызывают. Будь так любезен, покорми у меня на да-да-даче свинью. Это недолго, – говорит, – у меня жо-жо-жо-жополет короткий, я скоро буду…» Я потом уже понял, что на самом деле он сказал, – «у меня же полет короткий», – но тогда я так услышал. Сильно удивился. И свинье, и жополету. Ну, думаю, видимо, чем жополет короче, тем он быстрее. Но спрашивать не стал, неудобно как-то.

– Болван ты, Чуча, – не выдержал я, уверенный, что все это он сочиняет для смеха. – Жополет-то ты выдумал, это понятно, а свинью?

– Что свинью?

– Есть свинья или нет?! – рассердился я. Если ее нет, какого черта мы летим за город?!

– А я откуда знаю? – непонимающим взглядом уставился на меня Чуч. – Есть, наверное. Аркаша только вчера улетел, я сегодня первый раз туда еду.

– И ты не спросил его, зачем ему свинья?

– Не спросил. Он мне своим жополетом все мысли перебил.

– Ну, а что он тебе все-таки сказал, ты можешь точно припомнить?

– Сказал, что свинья дикая, опасная, что надо быть осторожным, ни в коем случае в погреб не спускаться. Скинуть жратву и сваливать.

– Бред какой-то, – покачал я головой. – Афраймович и свинья… Еврей-животновод. Это как гений и коварство. Да он тяжелее доллара в жизни ничего в руках не держал. А тут, понимаешь, подсобное хозяйство какое-то…

– Не говори, – поддержал меня Чуч. – И зачем Аркаше свинья? У него же столько бабок, захотел бы, табун свиней себе купил.

– Табун бывает лошадей, – поправил я.

– Слушай, – Чуч сделал большие глаза, – а может, он ее любит, свинью эту?

– В смысле… Э-э… Вожделеет?

– Ну. В этом самом.

– Да брось ты. Что за дурацкие выдумки. Он в своей Розе души не чает. Ты вспомни только: «Розочка, миленький мой дружочек, будь так добра, подай мне, пожалуйста, крылышко…»

Мы усмехнулись. Жена у Вороны была дородной теткой с явно выраженными усиками под горбатым носом, но жили они душа в душу.

– Может, он ее любит в другом смысле? – предположил я. – Как мы с Кристиной вот эту дикую тварь из дикого леса, – и я через плечо указал большим пальцем на Мурку. – Мало ли какие у людей заскоки бывают.

– О! Киска! – удивился Чуч, посмотрев в указанную сторону. Куда он глядел раньше, я не знаю. – Симпатичная! – Он дотянулся до Мурки и пощекотал ей живот.

– А-ха-ха-ха-ха!.. – отреагировала та, заваливаясь на бок. Чуч отдернул руку и неодобрительно покосился на меня.

– Да. Всякие у людей заскоки бывают, – согласился он. – Хотя, нам-то, какая разница? Покормим свинью и на студию. – И добавил, сверившись с клочком бумаги, который всю дорогу теребил в руках. – Вроде, кстати, подъезжаем.

Это был очень приличный двухэтажный каменный домик с черепичной крышей и садом, обнесенным невысоким штакетником, который, скорее, обозначал границы, нежели защищал от чьего-то вторжения. Бросив экомобиль на обочине возле калитки, мы направились туда. Кошка осталась в машине. В саду обнаружились баня и сарай, в котором по легенде и находился погреб.

Чуч отомкнул такой же, что и на калитке, висячий замок, и мы вошли в сарай. Я пошарил по стене у косяка, но никаких признаков выключателя не обнаружил.

– Тут нет электричества, он предупреждал, – сообщил Чуч. – В доме есть, а в сарае нету. Открой-ка дверь пошире, а то совсем ничего не видно. Та-ак… Вот он, люк, возле стенки.

Чуч нагнулся, ухватился за ручку и со скрипом поднял тяжелую крышку. Раздался щелчок, Чуч отпустил крышку, но та осталась открытой.

– Во, – одобрительно кивнул Чуч. – Он мне говорил, что крышка фиксируется. Удобно. Молодец, Аркаша. Хозяйственный мужик.

По сараю распространился тяжелый органический запах. Запах большого животного, помоев и испражнений.

– Брр, – передернул плечами Чуч. – Так. Быстрее скинуть все, что нужно, и сматываться.

Я искренне разделял с ним это желание. Он пошарил на полке.

– Ага, вот и комбикорм, – сказал он, распаковывая большую картонную коробку, потом стал вынимать из нее брикеты и сбрасывать в погреб. – Достаточно, – продолжал он комментировать свои действия. – Теперь злаки, – говоря это, он вскрывал какие-то пакеты и высыпал в погреб их содержимое. Снизу послышалась тяжелая возня, звяканье и утробное похрюкиванье.

– Ты там, внизу, видишь что-нибудь? – спросил я Чуча, оставаясь у входа.

– Не, темнота кромешная.

– Что ж он животное в темноте-то держит? Зеленых на него натравить некому, что ли?

– Не знаю, – откликнулся Чуч. – Может, он ее туда только на время отъезда засадил, для простоты. А вернется, снова на свет божий выведет.

– Наверное, – согласился я.

– Что-то я еще забыл ей дать, – сказал Чуч неуверенно.

– Может, воду?

– Нет. Воды, Ворона сказал, у нее там достаточно. Что-то другое. У меня на бумажке все записано, а я ее в машине оставил.

– Я схожу, – с готовностью предложил я, так как дышать этим смрадом мне уже надоело.

– Давай. Я жду, – согласился Чуч. – Только быстрее. Воняет.

Это точно. Это он тонко подметил.

Подходя к машине, я услышал приглушенный запертой дверью дикий кошачий крик:

– М-мя-ау-у!!!

Что за чертовщина? Я приоткрыл дверцу. В тот же миг Мурка, тревожно прижав уши к голове, выскользнула на землю и, по-охотничьи приникнув к ней, метнулась сквозь траву за калитку, в сад.

– Мурка! – заорал я и ринулся за ней. – Ёлки-палки! Кыс-кыс-кыс!!!

Кристина мне точно голову откусит! Как самка богомола.

О траектории движения кошки я мог догадываться только по шевелению травы. Стелясь по земле, она неслась прямиком к сараю. Я не успел преодолеть и половину этого пути, как увидел, что кошка, на миг выскочив на открытый пятачок перед сараем, влетела внутрь.

– Где она?! – воскликнул я, вбегая за ней. Чуч стоял на пороге.

– Там, – сказал он и ткнул пальцем в сторону люка. – Слышишь?

И я услышал. Звуки оттуда раздавались ужасающие. Рёв, вой, писк, хрюканье, мяуканье, металлический звон и скрежет. Мы напряженно вслушивались и всматривались во тьму, и по спине у меня бежали мурашки. Внезапно Мурка вынырнула из люка и, истерически хохоча, стала кататься по полу сарая.

Я рванулся к ней, но она шарахнулась в сторону, глянув на меня безумными, полными отчаяния глазами и юркнула обратно под пол. И вновь там началась дикая возня. Да что же это такое?! Что за дьявольщина там происходит?!

– Нужен свет! – крикнул я. – В доме есть переноска?!

– Не знаю! – откликнулся Чуч. – Сейчас! – и исчез.

Переноска должна быть! Или хотя бы фонарик! Блин, да ведь у меня у самого в багажнике есть фонарь!

Чуч появился снова, а не было его, наверное, не больше пяти секунд:

– У меня от дома-то ключа нету! – крикнул он расстроенно. – Только от калитки и от сарая!

Болван! Я разрывался напополам: бежать к машине за фонарем или стеречь, когда кошка снова выскочит из погреба? Если она еще жива! Никогда я не слыхивал, чтобы кошки воевали со свиньями…

Я уже решил бросить Чучу ключи, чтобы за фонарем сбегал он, как Мурка появилась снова. Она подволакивала правую заднюю ногу, так что нет ничего удивительного в том, что я тут же легко поймал ее. Прижимая кошку к себе, я поспешил из сарая. Она билась у меня в руках и все так же нервно похохатывала. Я бегом понес ее к машине.

– Как она?! Что с ней?! – еле поспевал за мной Чуч.

Тут только я заметил, что у Мурки не хватает одного уха, а у меня вся рубашка мокрая от крови.

– Никакая у него там не свинья, – угрюмо сказал Чуч, крепко держа кошку за лапы, пока я заливал рану йодом и бинтовал ей голову.

– А кто?

Кошка сдавленно мяукала. Еще бы. Щиплет, наверное. Бедняга. Но страшного ничего. Завтра же свожу ее в центр регенерации, и ей за час нарастят новенькое ухо. Дорого, конечно, зато Кристина ничего даже и не заметит. Главное, кошка у меня.

– Не знаю, – откликнулся Чуч. – Что-то жуткое.

Это я и без него понял. Честно говоря, даже тут, сидя в машине, в отдалении от таинственного сарая, я чувствовал себя довольно неуютно. Тем более что на поселок уже наползала вечерняя мгла.

Закончив операцию, я запихал бедную Мурку в домик и запер его снаружи. Сел за штурвал, выпрямился. Вздохнул. Потом сказал:

– У меня в багажнике есть фонарь.

Мы помолчали.

– Пойдем? – продолжил я.

– Смотреть? – уточнил Чуч, как будто что-то было сказано не ясно.

– Ну, – кивнул я.

– Честно говоря, не хочется, – признался он.

– Не пойдем? – снова спросил я.

Чуч вздохнул точно так же, как и я, минуту назад, и отозвался:

– Куда же мы денемся?

…Это был хороший дорожный фонарь, как и аптечка, входящий в комплектацию экомобиля. Он мог работать в двух режимах: с красным фильтром он превращался в аварийный сигнал, а без фильтра – просто освещал путь.

Смеркалось. Мы добрались до двери сарая и немного постояли, прислушиваясь. Тишину прерывали только звонкие цикады. Какой тут все-таки воздух! Я глубоко вздохнул. Как в последний раз… Тьфу ты! Я потянул дверь. Когда мы входили в сарай в прошлый раз, я и не заметил, как страшно она скрипит.