Текст книги "Фантастика 2002. Выпуск 1"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Роман Злотников,Генри Лайон Олди,Андрей Дашков,Владимир Кнари,Владимир Васильев,А. Можей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

А потом впереди встал небольшой райончик – язык не поворачивался назвать такой крохотный жилой лоскут городком. Райончик прятался за высоким бетонным забором.

– Стоп! – скомандовал Геральт, и Ксана послушно переключилась на нейтраль.

– Приехали? – спросила она тихо.

– Да. Приехали. Это Арзамас-шестнадцать. Дом ведьмаков. Родина безразличия.

Ксана невольно взглянула на ведьмака. Лицо его смягчилось лишь самую малость, но глаза светились чем угодно, только не безразличием.

Радостью.

Любовью.

Теплом.

Что могут отражать глаза скитальца-одиночки, если после долгого отсутствия он возвращается домой? Особенно если вдали от дома то и дело приходится заглядывать в глаза смерти?

Но поняла Ксана и то, что здесь не принято обсуждать очевидное. И что всему остальному миру совершенно необязательно знать об истинных чувствах ведьмаков. Поэтому она просто спросила:

– Ну что, будем ехать или будем стоять?

Безразлично так спросила…

Роман Злотников. Нечаянная встреча :(

Аннотация:

Космические приключения Романа Злотникова переносят нас в дебри отдаленной планеты, в далекое будущее, в котором главный герой должен выжить, спасти мир и обрести любовь.

Андрей Дашков. Черная метка

И я видел, как он переложил что-то из своей руки,

в которой держал палку, в ладонь капитана,

сразу же сжавшуюся в кулак.

– Дело сделано, – сказал слепой.

Р. Л. Стивенсон. «Остров сокровищ»

С точки зрения статистики, шансов получить метку было совсем немного. Один из тысячи или даже меньше. Особенно если вести упорядоченную жизнь, избегать случайных связей, проявлять неусыпную бдительность и не поддаваться на уловки, сообщения о которых регулярно публиковались в дешевых газетенках типа «Обозрения Охоты» или «Счастливчика», а также передавались по телевидению, не говоря уже о залежах ценной информации на «черных» сайтах.

Ник был предельно осторожен. Он вел размеренную, предсказуемую с точностью до десяти минут жизнь. Маршрут его передвижений по городу был почти неизменным; круг общения крайне ограниченным; подозрительность давно приобрела откровенно параноидальный оттенок и отпугивала тех немногих, кто пытался идти на сближение без всякой задней мысли.

Друг – один-единственный, но зато в нем Ник был уверен на все сто процентов. В детстве они, как говорится, писали в один горшок, позже вместе разглядывали порножурналы, совершали мелкие кражи и читали друг другу незрелые юношеские вирши. В общем, доверие абсолютное.

Коллеги по работе – многократно проверенные. Совместный стаж – не менее пяти лет. Все понимали друг друга без слов и не лезли с опасными рукопожатиями или слюнявыми жалобами.

Со своей девушкой Ник встречался уже три года; считал, что «аккуратно» влюблен без потери памяти, и готовился создать в перспективе крепкую, основанную на правильном расчете и взаимном уважении семью. Никаких интрижек на стороне – боже упаси! Секс – раз в неделю, как по расписанию. Тщательное предохранение; «опасные» дни зачеркивались в календариках, которые хранились у обоих. Девушка была, что называется, «из хорошей семьи», отличалась чрезвычайной порядочностью и в любой ситуации выбирала комфорт и спокойствие.

Чего еще желать? Только того, чтоб и в этот раз пронесло. Тем более что, судя по всему, сезон Охоты подходил к концу.

***

Стояла осень. Основные события обычно разворачивалась с мая по ноябрь. Никаких специальных мероприятий. Вбрасывалась черная метка – и…

Зимой и ранней весной двуногой дичи давали отдохнуть. Загонщики и пираты имели возможность готовиться к ежегодной Охоте и тренироваться.

Ник любил осень. Приближался его тридцать пятый День рождения. Он ждал этой даты без всяких предчувствий и суеты. Его зодиакальным знаком были Весы, и он справедливо считал себя весьма уравновешенным человеком. Ничто не могло надолго вывести его из себя. Более легкомысленные люди находили его скучноватым педантом, занудой и ханжой, но зато легкомысленные люди не жили долго. Они приходили и уходили. Вернее, их «убирали» как лишние детали интерьера. Ему доставляло удовольствие наблюдать за их сменой. Собственная стабильность внушала уверенность в том, что он обрел точку опоры, зацепился за ось бешено кружившегося мира, который только детям и придуркам кажется веселым аттракционом, а люди с умом и опытом знают: мир – это центрифуга, фильтрующая тех, кто потенциально и так уже мертв…

Может сложиться впечатление, что Ник был пессимистичен и мрачен. Вовсе нет. Ничего подобного. Он умел радоваться жизни, имел чувство юмора и ценил каждую минуту удовольствия. Вот и свой День рождения он собирался отпраздновать весело, хоть и в узком кругу проверенных людей. Ему не требовалось составлять список гостей; их всех можно было пересчитать по пальцам: отец, мать, друг, девушка, старший брат с женой.

Несмотря на разницу в возрасте, родители Ника отнюдь не казались ему сдерживающим фактором и ни разу не испортили вечеринку своим присутствием. Он не знал, что такое пресловутый конфликт поколений. С родственниками у него было полное взаимопонимание. Вероятно, потому, что они тоже являлись людьми положительными, уравновешенными, одним словом, «правильными».

Так что неприятные неожиданности Нику вроде бы не грозили. Он пребывал в этом заблуждении, пока не наступил его День рождения. Ровно в восемнадцать часов он начал принимать гостей. Первыми пришли мамочка и папочка, по очереди облобызали любимого сыночка, вручили подарок и сели смотреть восемьдесят четвертую серию «мыльной оперы».

Затем явился друг с шикарным презентом – это был редчайший компакт-диск с записью «Троянцев» Берлиоза, который Ник, большой любитель классической музыки, безуспешно разыскивал в течение нескольких лет.

Брат с женой подъехали чуть позже; все были в прекрасном расположении духа. Девушка Ника отчего-то запаздывала, и он слегка забеспокоился. Хотел уже выйти на улицу, чтобы встретить ее, но тут условный звонок в дверь рассеял его тревогу.

Она стояла на пороге – утонченная, трепетно-нежная, с необъяснимой влагой в глазах, такая хрупкая, что защемило даже его глиняное сердце.

Они обнялись; она подставила щечку для поцелуя, но он предпочел ее губы, пусть и накрашенные. Коснулся милого личика и мягко повернул к себе.

Они поцеловались.

В какой-то момент он ощутил твердый предмет у себя во рту, который проник туда вместе с ее, в общем-то целомудренным, язычком.

Ник отпрянул и выплюнул себе на ладонь нечто похожее на большую таблетку.

Вместе с поцелуем девушка передала ему черную метку.

***

День рождения был, конечно, безнадежно испорчен. Впервые за тридцать пять лет.

Почернев от последнего «подарка», Ник выгнал гостей, не объясняя причины. Но они и сами все поняли. Кажется, мать пыталась утешить его, но он твердо выпроводил и ее. Девушка виновато хлопала ресницами, пускала слюни и что-то лепетала о прощении. Ник убедился: от любви до ненависти действительно один шаг.

Загонщики были еще далеко, и у него оставалось время, чтобы ознакомиться с краткой историей и маршрутом метки. Он вставил ее в считывающее устройство, и на экране домашнего компьютера замелькали изображения людей, запечатленных в характерные моменты передачи.

Все действия Ник выполнял машинально. Сам факт обладания меткой был вполне убийственным, и потому его не слишком поразило то, что он увидел. В любое другое время подобные откровения отправили бы его в нокаут. Человек с талантом, вероятно, разродился бы трагедией. Более чувствительная натура заболела бы неизлечимой мизантропией. А существо с любящим сердцем неминуемо оказалось бы на самой грани: крушение иллюзий, мысли о самоубийстве и все такое…

Ник, к счастью, не обладал ни талантом, ни излишней ранимостью, ни сколь-нибудь заметным комплексом жертвенности. Поэтому он просто сжал зубы и смотрел на то, как…

Но вначале не об этом. Вначале о том, что в его мозгу прокручивалось параллельно совсем другое «кино». Он вспоминал события последних двух месяцев и отчетливо понимал, что стал жертвой какого-то заговора случайностей. В этом было нечто более зловещее, чем в разумной воле. В конце концов любой сознательной силе можно противостоять. А вот стихии вероятностей противостоять нельзя. Она неотвратима, если ее выбор пал на тебя. И не важно, какую форму принимает угроза: крушение поезда, или смертельная болезнь, или… метка.

Он впервые почувствовал себя ничтожной статистической единицей, вырванной из бесконечного ряда таких же серых, одинаковых и уверенных в себе единиц, прикрывающихся щитом своей множественности. Но очень скоро он превратится в ноль. В пепел. В дичь, которая будет мертва и навеки занесена в анналы Охоты.

Раньше он и сам, случалось, заглядывал из любопытства на соответствующий сайт, вызывал из архива досье и подолгу рассматривал лица «меченых». В каком-то смысле все они были похожи. А может, то, что он знал их судьбу, искажало его собственное восприятие. Во всяком случае, при жизни лица, казалось, излучали глупое овечье счастье. Топор судьбы уже был занесен, а эти невинные жертвы улыбались, мечтали, копили деньжата, делали детей, работали локтями, пробиваясь поближе к кормушке. Но разве не всегда было так? И разве это не закон существования любого вида? Что же изменилось? На всех без исключения влиял новый фактор?

Сущий пустячок – черная метка. Теперь у смерти появился почтальон.

И она посылала уведомление…

С безадресной злостью и сожалением Ник вспомнил, что избежал нескольких сомнительных контактов, стоически преодолел парочку сильных искушений и отказал себе в маленьких утехах, которые скрашивают эту нелепую, абсурдную (теперь он думал именно так!) жизнь. В результате он все равно обзавелся меткой, а мог бы вдобавок получить удовольствие. Да еще какое удовольствие!

Он с обостренной тоской представил себе ту шикарную блондинку в серебристом «купе», недвусмысленно приглашавшую его к близкому знакомству. Она призывно облизывала пухлые губы; ее соски бесстыдно торчали под тонкой сетью едва обозначенного лифа – и, насколько он мог судить, пялясь на нее с тротуара, она была без трусиков.

Пока он стоял, ошеломленный столь откровенной атакой, она сжала бедрами рулевое колесо, а потом наклонилась и сделала с ручкой переключения скоростей то, чего так и не научилась толком делать его девушка.

Блондинка почти целиком заглотила гладкий цилиндр, обтянутый розовой кожей, и совершила несколько возвратно-поступательных движений. При этом ее левый глаз косил в сторону завороженного робкого самца; она наблюдала за его реакцией.

Кровь стучала у него в ушах. Мыслей не было. Он с трудом повернулся и с не меньшим трудом сделал несколько шагов, ощущая мучительное неудобство при каждом движении. Брюки вздулись спереди, и встречные ухмылялись, глядя на него, однако шарахались в сторону от серебристого «купе», как будто именно на таких тачках и разъезжала Костлявая.

Даже сейчас у Ника сладко заныло в чреслах. Да, какая эрекция пропала зря! Ему было тем более обидно, что, поняв тщетность своей ловушки, блондинка дала газ и, прошелестев мимо него, злобно бросила: «Сраный импотент!» А он не импотент. Совсем наоборот. Правда, сейчас это уже не имело ни малейшего значения. Он поменял бы всю свою потенцию на абсолютную гарантию того, что никогда больше не увидит метку.

…Или взять хотя бы того педика в баре. Всякий желающий мог застать там Ника после работы или в выходные. Он любил это местечко, и привязанности не менялись уже несколько лет. Его маршрут предусматривал соответствующий поворот и статью расходов, что вовсе не являлось проблеском разгула или эдаким предохранительным клапаном, с помощью которого Ник стравливал давление и избавлялся от яда анархии, накапливавшегося в чересчур дисциплинированных мозгах. Бар назывался «Ренессанс». Это было высококультурное заведение, посещаемое хорошо воспитанными и известными Нику людьми (главным образом, коллегами) в строго определенные дни и часы. Здесь они отдыхали после напряженных трудовых будней, беседовали об искусстве и спорте, обменивались книгами, компакт-дисками и новостями. Иногда играли в бридж или шахматы. В баре всегда было тихо, спокойно, чистенько, исключительно пристойно. Почти домашняя обстановка, в то же время одухотворенная приятным общением. Клубная атмосфера, насыщенная расслабляющими флюидами.

Поэтому появление незнакомого, грязноватого и небритого типа не могло остаться незамеченным. Тот ввалился в бар, с порога обвел завсегдатаев нагловатым и каким-то отчаянно-веселым взглядом, а затем, по-видимому, сделал свой выбор и устремился прямо к Нику, мирно беседовавшему возле стойки со своим шефом о сравнительных достоинствах цикла симфоний Бетховена в трактовках Клемперера и Вейнгартнера. Грязный тип грубо вторгся в уютный мирок двух истинных меломанов, мгновенно разрушив очарование хрустального островка, на котором те собирались наслаждаться разговором об искусстве еще как минимум пару часов.

Бродяга без предисловий впился в Ника, словно бультерьер. Брезгливо поморщившись, шеф благоразумно ретировался. У Ника такой возможности уже не было. Типчик взял его в оборот. Он прямо предлагал немыслимые деньги, а за это просил оказать ему «услугу». Разумеется, Ник отказался, не желая даже вникать в суть предложения и в то, какого рода помощи от него ожидают. Незнакомец бормотал что-то о двух месяцах «райской» жизни, затем насчет личного самолета, самых дорогих девочек и неограниченного кредита в любом уголке планеты. И все это – за одну-единственную «услугу»!..

Только теперь Нику пришло в голову, что тип мог и не быть свихнувшимся педиком. Наверняка нет. Ник ошибся. Спрашивается, где были его глаза? Он вдруг осознал, что незнакомец действительно выглядел как опустившийся миллионер, причем павший на дно не так давно. Человек, который в одно мгновение лишился скелета…

Ник заскрипел зубами. Он мог бы лежать сейчас где-нибудь на Лазурном берегу – пляж для двоих, голая кинозвезда под мышкой, яхта, казино, шампанское, раболепные слуги, швейцары, официанты, метрдотели и много-много вкусной жратвы…

Неужели таковы его подавленные мечты? Неужели он настолько примитивен? Придется признать, что так оно и есть. Чем он хуже других, чтоб воротить нюхальце от стереотипных вожделений? Или, может быть, он меньше подвержен зомбированию? Ничуть не бывало. Такой же болванчик, как и большинство вокруг. Вот только теперь обстоятельства заставят его измениться. О да…

Во всяком случае, (педик? миллионер? псих?) искуситель ушел ни с чем. Нику хотелось кусать себе локти. Господи, он же настоящий монах! Особенно по сравнению с некоторыми… Где же Ты, Бог с большой буквы – Тот, Кто Действительно Заправляет Всем? Ау, шеф?! Где Твое снисхождение к невольным праведникам? Чтоб Ты знал, иногда они страдают сильнее, чем грешники в аду. Это Тебе так, для информации…

Глупые сетования. Ник был уверен, что Охоту не в силах отменить никто и ничто. Помощи ждать не от кого. Спасения не будет, если только… Если только он сам не позаботится о себе.

Он прекрасно знал правила Охоты. Их обязаны были знать все, кто достиг возраста дичи. Принуждения не требовалось. Это было прежде всего в их интересах. Тем не менее в его голове мелькнула недостойная и несерьезная мыслишка – точно так же, как она мелькала в тысячах голов, пока очередь не дошла до него. Прямо скажем, рудиментарная мыслишка. Пережиток дикости, когда охотников можно было вульгарно обмануть.

Ник подумал, что самым простым способом спастись было бы уничтожить метку. Раздавить, сунуть в мусоросжигатель, спустить в унитаз. Избавиться любым путем, но не передать кому-либо другому…

Согласно правилам, это каралось немедленной казнью. Поэтому подобная мыслишка всегда означала самоубийственную панику. Кому-то удавалось подавить ее в зародыше; кто-то давал ей вырасти до гигантских размеров и скармливал себя этому ненасытному монстру. В последнем случае загонщикам оставалось только прийти и взять жертву тепленькой…

Нику удалось справиться с нарастающей паникой довольно быстро. Хаос улегся; желание бежать без оглядки сменилось ощущением, которое лучше всего характеризуется двумя словами: «нечего терять».

У него хватило силы воли и на то, чтобы досмотреть жестокий фильм до самого конца. Три десятка незнакомых физиономий, мелькавших вначале на экране, не слишком заинтересовали его. Неприятные события, происходившие с чужими, лишь подготовили Ника к восприятию худшего.

Он наивно полагал, что знает все основные способы передачи. Оказалось, их гораздо больше. Люди совершали чудовищные поступки, лишь бы всучить метку ближнему, лишь бы избавиться от этого маленького, почти невесомого предмета, означавшего тяжкий, чаще всего невыносимый груз – приглашение к смерти…

Но вот на экране впервые появилось лицо старшего брата, и Ник уменьшил скорость просмотра. Стало ясно, от кого брат подхватил «заразу». От какой-то самоуверенной рыжей стервы – кажется, секретарши своего босса.

Ник видит это, словно подглядывает в замочную скважину – причем скважину в любой момент можно сменить, чтобы рассмотреть ситуацию с различных сторон.

…Рыжая бросает метку в чашку с черным кофе. Это происходит прямо в офисе, пока брат докладывает на важном совещании. Поскольку звук отключен, брат представляется Нику безмозглой аквариумной рыбой, шевелящей плавниками и разевающей рот. Должно быть, от волнения он забывает просканировать чашку индивидуальным искателем. Проклятый карьерист! Ник всегда считал, что излишнее служебное рвение до добра не доводит…

Когда во время короткого перерыва брат залпом выпивает свой кофе и обнаруживает метку, уже поздно что-либо предпринимать. Передача зафиксирована. Даже на экране видно, как брат разительно меняется в лице, становится белее мела. Все отодвигаются от него. Шеф закрывает совещание, показывает ему рукой на дверь и сразу назначает нового начальника отдела. Раздавленный случившимся, брат еле тащится домой…

Дальше следует не очень интересный кусок записи. Ник делает скачок вперед. Судя по счетчику, проходит двое суток. Они заполнены нытьем, дрязгами и семейными скандалами, которые чаще затевает жена брата. Оказывается, тот не обеспечил ее всем необходимым и не оформил так называемую вдовью страховку. Действительно, для женатого человека это серьезное упущение. Нельзя же быть таким эгоистом! Надо подумать и о будущем ребенка!..

Ага, значит, она беременна. Ох и сучка! А ведь все считали ее и брата чуть ли не идеальной парой. Нику эта баба представлялась образцом тактичности и покладистости. Не раз он говорил – наполовину в шутку, наполовину всерьез, – что хотел бы иметь точно такую жену. Или никакую…

Ну вот, теперь все открылось. Тайное становится явным. Маски сброшены.

И это только первый слой новой, окрысившейся реальности. Дальше – хуже и хуже…

(Между прочим, оформила ли страховку она? Ник в этом сильно сомневается…)

Брат приглашает в гости родителей. Весьма кстати подвернулся и юбилей свадьбы. У Ника невольно сжимаются кулаки – он ведь тоже там был! Ну а как же без него-то, без любимого младшего братца!..

Он снова замедлил просмотр. Тягуче тянутся минуты. Он видит, как брат незаметно для остальных подкладывает метку в сумочку собственной матери.

Ника охватывает какой-то мрачный азарт. Дальше, дальше… Слежка за перемещением смерти – словно наркотик. Оторваться трудно. Потрясающая игра случайностей. Несчастные или счастливые стечения обстоятельств. Плюс человеческая мерзость во всей своей красе…

Несколько дней мать держалась неплохо. Во всяком случае, она не пыталась выбросить метку или сбежать. Правда, у нее был вид женщины, заболевшей раком и знающей об этом. Ник плохо представляет, каково ей пришлось. Она обнаружила метку только тогда, когда вернулась домой, и могла подозревать кого угодно – сыновей, невестку, мужа… Выбор, вставший перед нею, также невероятно труден. Она колеблется долго, слишком долго.

А загонщики между тем уже близко. По телевидению передают подробные репортажи об Охоте. Район поисков сузился до восемнадцати кварталов. Это каких-нибудь сорок-пятьдесят тысяч человек. Нику в его положении число такого порядка кажется смехотворно малым. А мать тянет до последнего.

Отец слишком толстокож, чтобы почувствовать перемену в ее поведении, и они слишком много времени прожили вместе, чтобы он внимательно вглядывался в ее лицо. Правда, у нее случается небольшой прокол, когда она забывает проверить искателем почтовый ящик. Отец шокирован такой небрежностью и возмущенно выговаривает ей. Она ссылается на недомогание. Мол, что поделаешь – климакс. Надо быть терпимее по отношению друг к другу.

После этого отец лично дважды проверяет почту. В письмах и газетах – чисто. Шумный вздох. Однако он не знает, что метка уже лежит в коробочке с его сердечными таблетками.

Долго ждать не пришлось. Очередной приступ – и ему не до искателя. Мать делает вид, что вызывает «скорую помощь». На самом деле в трубке – короткие гудки… Отец шарит рукой по прикроватной тумбочке. Находит на ощупь пузырек, открывает его. Рассыпает таблетки. Берет две и кладет под язык…

Через пару минут ему становится легче. По лицу разливается блаженство. Слава богу, кажется, пронесло. Но потом он тянется, чтобы собрать рассыпавшиеся таблетки, и находит среди них метку.

Против ожидания, второго приступа не случилось. Ник невольно вспомнил одно из правил, подходящее к данному случаю. Если бы предок внезапно скончался, Охота была бы прекращена до вброса новой метки. Лучший выход для всех, не так ли? Кроме папочки… Кстати, самоубийц не так много, как может показаться на первый взгляд. Все мы цепляемся за жизнь до последнего – даже тогда, когда надежды нет. Ни малейшей.

Ник с нарастающей болезненной жадностью смотрит, что было дальше. Отец впервые поднял руку на мать. Сцена безобразная; раньше Ник ужаснулся бы, а теперь отнесся с пониманием… Сутки холодной войны. Загонщики дышат в загривок. Окруженная территория – шесть кварталов. Работы осталось всего на несколько часов. Обычно круг поисков «меченого» сужается до одного-двух зданий. Затем вызывают пиратов – и конец.

Если дичь не убегает и не сопротивляется, ее убивают максимально болезненным способом. В этом случае пираты считают потраченными зря долгие месяцы тренировок. Им скучно резать безропотных баранов. Они хотят сражаться с волками. Однако бывшие спецназовцы попадаются намного реже, чем в дешевых боевиках…

Ник мысленно всматривается в себя – есть ли в нем, худом, парниковом, испорченном цивилизацией, избалованном теплыми сортирами существе, хоть что-нибудь от волка? Хватит ли у него дерзости показать зубы? Будет ли он защищаться, когда его загонят в самый угол и припрут к стенке? Правда ли, что самый страшный зверь – это загнанная в угол овца?.. О, скоро у него будет возможность проверить многие бесполезные «истины»!

А пока он все еще смотрит. В сущности, теряет драгоценное время. Или, может быть, не теряет? Накапливает злобу, ярость, решимость, силы для борьбы? Кто знает, из какого дерьма прорастает стремление выжить во что бы то ни стало; кто ведает, чем подпитывается неистребимый инстинкт самосохранения?..

У отца шансов заведомо меньше. Мать предельно внимательна, и тому приходится искать другие варианты. Контакты с посторонними чрезвычайно ограничены. Пару раз отец предпринимает нелепые попытки передать метку случайным людям на улице, но его легко раскалывают. Он выглядит жалко – стареющий, растерянный человек, пытающийся удержаться в стаде, которое уже отвергло его. Он помечен, и это ясно написано на его испуганном лице. С таким же успехом он мог бы носить плакат с надписью «Внимание! Черная метка у меня».

И все-таки отец находит выход.

Он назначает встречу единственному человеку, не являющемуся членом его семьи и при этом пользующемуся уважением и доверием. Друг младшего сына – чем не подходящая кандидатура? Надо только выдумать предлог, который не внушит подозрений. Безграничное доверие может и не быть взаимным…

Отец звонит ему и говорит, что хотел бы побеседовать о Нике. Точнее, о проблемах Ника. Отца якобы тревожат неопределенные отношения сына с девушкой. Кажется, у них не все в порядке…

Поскольку тот день был выходным, уже через пару часов отец и друг Ника встречаются на теннисном корте. Сначала пара геймов, чтобы растрясти жирок (больше не позволяет больное сердце). Затем пиво и неторопливая беседа.

Друг считает, что Ник сделал отличный выбор. Отец выражает сомнение. Почему тогда добрачная стадия тянется так долго? Он (ха-ха!) хотел бы успеть понянчить внуков. Может, не все в порядке с сексом? Или – страшно выговорить, какие только вещи не лезут в голову, – может, Ник стал голубым?

Друг иронично улыбается. Это самая большая нелепость, которую он слышал за всю свою жизнь. Однако видно, что он в замешательстве. Он старается быть предельно корректным. Он не в курсе интимных проблем. Он уважает своего друга и его любимую девушку. С этим у них наверняка все в порядке. Он думает, что и свадьба не за горами. Просто… вы же знаете, Ник такой обстоятельный. Тысячу раз взвесит все «за» и «против», прежде чем принять столь важное решение…

В самом деле? Отец судорожно вздыхает. Ну что ж, ему стало гораздо лучше. Спасибо, дорогой, успокоил. Это, наверное, старость. Знаешь, всякие мысли лезут в голову, когда вокруг такое творится. Маразм, одним словом.

Ничего, ничего, посмеивается друг. Подача у вас еще вполне! Дадите фору молодым.

Отец самодовольно поглаживает крепкие худые ноги. Его лицо выражает громадное облегчение. И есть от чего: метка находится внутри теннисного мячика, который он успевает подменить во время игры. Они тепло прощаются. Друг Ника забирает мячи с собой.

Дома его начинают одолевать сомнения. Оказывается, паранойя свойственна не только Нику. Повод для встречи уже не кажется другу убедительным. Отец явно переиграл. Мотивация недостаточна. Какой, к черту, голубой?!.

Спустя полчаса друг начинает тщательно сканировать искателем сумку и шмотки. Все чисто. Он добирается до теннисного снаряжения – и тут получает самую горькую пилюлю в своей жизни…

Ник смотрит на экран, не отрываясь. Ему кажется, что он видит гениальные эпизоды, бесценные зарисовки человеческих эмоций. Куда там напыщенному и лживому искусству! Все фальшивят, пока не встретятся со смертью лицом к лицу, а тогда уже поздно кривляться или что-либо сочинять! Причем фальшивят не по злому умыслу – просто такова людская сущность. И вот она – обнаженная правда! Жестокая, как остро заточенная бритва. Мерзкая, как граната, снаряженная дерьмом… Ник понимает: все, что он читал и видел раньше, – жалкое подобие истинной драмы!

Друг был один, поэтому Ник мог наблюдать метания смертельно раненного зверя. Мы великолепны, когда остаемся наедине с животным страхом и с нас слетает этот поддельный лоск, эта паршивая шелуха культуры!..

Друг пришел в себя к вечеру. Он обладал гораздо более гибким умом, чем отец Ника, и был намного лучше приспособлен к современной жизни. Он залез на один из «черных» сайтов и почерпнул оттуда информацию о самых изощренных способах передачи. Кроме того, он знал многие байки об Охоте, в изобилии ходившие среди молодежи и превратившиеся в неотъемлемую, животрепещущую часть фольклора. Чего стоили, например, анекдоты о двуногой дичи и пиратах! Самое интересное, что симпатии сочинителей неизменно оказывались на стороне охотников…

Но в сторону эти дурацкие и неуместные социологические исследования! Ник внимательно следил за тем, что предпринял его друг. Еще бы: он ощущал несомненное внутреннее сходство с ним, даже некое родство душ. Но, может быть, и это – всего лишь очередная вредная иллюзия, чреватая разочарованием? Ведь началась предельно серьезная и жесткая игра под названием «каждый за себя». Чужой опыт практически бесполезен, потому что полновесный опыт приобрели только мертвецы, а те уже ничего никому не расскажут.

И все-таки Ник стал свидетелем трех изящных финтов, которые чуть было не закончились передачей метки. Однако «чуть», как известно, не считается. Оказывается, в городе было полно параноиков, которые тщательнейшим образом блюли свою безопасность и оберегали неприкосновенность своих жилищ. Те, что побогаче, нанимали охрану. Кое-кто использовал непрерывное круговое сканирование – это стоило чертовски дорого, поскольку требовало огромных затрат энергии и внушительной аппаратуры, однако оправдывало себя. Друг Ника убедился в этом на собственной шкуре. Для него все могло закончиться гораздо раньше и без вмешательства пиратов.

Бездомный, которого он принял за немощного старика, исподтишка ударил его заточкой, и друга спасла только быстрая реакция. Еще дважды он нарывался на подставную дичь, снабженную искателями, и был жестоко избит. Но ему повезло. Фактор времени сыграл немаловажную роль – у него появилась возможность отлежаться, зализать раны. Больница находилась в другом районе, и загонщикам пришлось заново готовить облаву. Это только повысило интерес к Охоте.

Друг тоже не терял присутствия духа и держал сломанный нос по ветру. Он использовал вынужденную передышку, чтобы изобрести новый финт, прекрасно понимая, что другого шанса может и не быть.

Ник, «перелистывавший» целые дни за несколько минут, довольствовался дайджестом событий. Вероятно, от него ускользнули мелкие детали и подробности, но главное он уловил точно. Под конец он почти восхищался своим бывшим другом. Восхищался и все сильнее ненавидел.

У Охоты появилось олицетворение – глумливая морда, маска предателя. Нику казалось, что в хаотичном движении стада он вдруг разглядел причину и смысл. Смыслом было причинить ему наибольшее страдание, уничтожить, унизить и растоптать его. Но он оказался крепким орешком.

Ник так и не понял, под каким предлогом его друг заманил к себе его девушку. Возможно, сначала он просто взывал к сочувствию и жалости. Попросил проведать несчастного избитого «калеку». На третий день, уже выйдя из больницы, он соблазнил ее.

…В ускоренном режиме просмотра тела двигались судорожно и комично. Все это сильно напоминало старое немое кино. Дружище был в хорошей форме, несмотря на обилие гематом. Он проявил ласковую настойчивость. И Ник был вынужден признать, что его другу удалось растопить многолетний лед. Прежде она была куда более сдержанной. А тут выделывала такие штуки!.. И главное, с очевидным удовольствием. Друг кончил трижды; судя по ее повизгиваниям, она испытала оргазм не меньше пяти раз, чего не случалось за всю историю их отношений с Ником.

А когда она, удовлетворенная, благодарная и накачанная спермой, погрузилась в сон, друг нежно и аккуратно, чтобы не разбудить, засунул ей в вагину черную метку.