Текст книги "Новые мифы мегаполиса (Антология)"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Марина и Сергей Дяченко,Святослав Логинов,Олег Дивов,Дмитрий Казаков,Александр Громов,Леонид Каганов,Дмитрий Колодан,Карина Шаинян,Анна Китаева,Андрей Синицын
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)

Заварив себе крепкий кофе, я безжалостно удаляю все неотвеченные вызовы на коммуникаторе. Таковых накопилось семь штук. Восьмой – от Геры. Ему я перезвоню чуть позже, а пока отправляю CMC с докладом, что у меня все в полном порядке. Мне уже давно пора вырваться на оперативные просторы родного города, но я никак не могу решить, с чего начать. Впрочем, в любом случае начинать придется с прогулки к банкомату, где есть возможность разжиться наличными. А потом, прежде чем перейти к основным пунктам моей туристической программы, приобрести местную сим-карту…

Банкомат для чиповых карточек стоял когда-то в торговом комплексе «Берег». Туда я и направляюсь, сильно мучимый совестью. В памяти не вовремя всплывает вчерашний разговор с Вероникой. Ну а что делать? Без наличности в моем любимом городе не выжить. А наличность обитает в банкоматах. Надеюсь, русские банкоматы не будут возмущены перепрошитыми лично мной «чурочками». Так и есть, программа подбора пин-кодов запускается без напряжения. Теперь нужно дважды нажать клавишу ввода, потом ввести программный код, и у меня появится доступ к пятнадцати толстым кошелькам. Главное – не переборщить. Поэтому я буду снимать с каждого счета всего по пять сотен. Пока банкомат отсчитывает в своих гулких недрах наличность, я привычным движением натягиваю на руку нитяную перчатку (рубли мне голыми руками лучше не брать), небрежно выдергиваю купюры, сую их в задний карман брюк и таким же быстрым движением освобождаюсь от перчатки.

Теперь мне – в центр. Там я пересяду на очень старый красный трамвай, где полчаса буду вдыхать запах застарелого пота, слушать скрип ржавых дверных механизмов и перестук колес на рельсовых стыках. Городские трамваи давно опустились, обнищали и скатились на самую нижнюю строчку в рейтинге городского транспорта. Но без них на улицу Ремесленную, к моему бывшему другу Паше Дудкину, никак не попасть. Про Дудкина я давно ничего не слышал. Знаю лишь, что после развала нашей компании у него в мозгах что-то сильно заискрило, и ударился Паша в откровенную мистику. Понемногу пророчил, слегка шаманил, а в свободное время разоблачал мировые финансовые заговоры. Из той оперы, где доллар – валюта мистическая. Мол, кто посмотрит на него внимательно, тот сразу увидит, что доллар намертво прикручен к нехорошему числу тринадцать: у пирамиды ровно тринадцать ступенек, в словах над пирамидой тринадцать букв, орел в одной лапе держит тринадцать стрел, в другой лапе – ветку с тринадцатью листочками…

Вываливаясь из трамвая, вдыхаю полной грудью запах гари и навоза и отсчитываю пятый домик с краю. Он ничем не отличается от остальных. У него такие же саманные стены, обшитые крашеными досками, такая же дырявая крыша, крытая кусками рубероида. Я намеренно громко топаю под низкими окнами, несколько раз открываю и закрываю скрипучую дверь в заборе. Во дворе – трава, на траве – дрова. Паша признаков жизни не подает. Тогда я громко стучу в окошко и шумно топчусь на крыльце. Дверь приоткрывается. За ней Паша в синей майке и трусах в горошек. Вид у него заспанный.

– Ты чего? – испуганно хрипит Паша.

– Ничего, – говорю я. – Выползай, Большой Змей. Разговор к тебе есть.

– Погоди, оденусь только. – Дверь закрывается.

Меня он в дом не приглашает. В этом смысле мой бывший друг почти не изменился. Все такой же негостеприимный. Разве что лицо еще сильнее округлилось, да лысина стала занимать более обширную территорию черепа…

– Вот уж кого не ожидал увидеть, елки зеленые, так это тебя, Евгений, – первым делом сообщает Паша. – Ты же вроде в заграницы подавался? Не понравилось?

– Я по тебе и там скучал, Паша, не поверишь…

Мы рассаживаемся на разных концах рассохшегося и серого от времени деревянного крыльца, долго молчим и смотрим в разные стороны заросшего сорняком огорода. Паша вытаскивает из кармана пачку дешевых сигарет без фильтра, натужно добывает огонь из отсыревших спичек и со смаком раскуривает помятую сигаретку. Легкий ветерок сносит в мою сторону аромат прелого навоза.

– Тебе от Алика привет, – с намеком говорю я.

Паша на мой намек не реагирует.

– От Алика? – вяло переспрашивает он. – Спасибо. И как он?

– Средненько. Все еще себя ищет.

– Да, Алик – он странный, – кивает Паша. – Когда же я его последний раз видел, елки зеленые? Кажется, в тот год, когда у нас ураган был, и дом мой чуть не под крышу снегом занесло. Почти неделю пришлось тогда лопатой махать…

Паша замолкает, и я опять забрасываю свой невод.

– А как у Егора дела, не слышал? Говорят, он к тебе иногда заходит.

У Паши от удивления чуть не вываливается изо рта сигарета.

– Женя, ты прикалываешься? Или ты ничего про Егора не знаешь?

– И не думаю прикалываться, – улыбаюсь я. – Я на полном серьезе спрашиваю. А что я такого про Егора еще не знаю? Расскажи же мне поскорее.

– Так умер Егор… – Паша округляет глаза. – От водки угорел…

Вдоль низкого заборчика бредет худая коза, позвякивая колокольчиком. Она останавливается, меланхолично смотрит на нас и начинает важно щипать траву. Я непроизвольно хмыкаю.

– Да слышал я эту байку, Паша, слышал. Много раз. Ты сам-то на похоронах был? Или тебе про них кто-то рассказывал?

– Нет, сам я не был, – после некоторого раздумья признается Паша. – Я в запой уходил. А когда вернулся, то поздно было…

– Ну а на кладбище? – не унимаюсь я.

– Чего я там забыл – на кладбище? – искренне удивляется Паша. – Цветочки на могилку складывать, елки зеленые? Так это не по мне. За меня Райский везде побывал: и на похоронах, и на поминках, и на кладбище…

– Значит, это Райский тебе про Егора напел. Тогда конечно. Тогда никаких сомнений у меня больше нет…

– Не понял. – Пашин взгляд на пару секунд становится осмысленным. – Чем это тебя Райский не устраивает?

– Меня Райский всем устраивает, – отмахиваюсь я. – Но только в том случае, если он не является источником важной для меня информации. Поэтому задаю свой вопрос еще раз: видел ты Егора после его смерти или нет? Дудкин, не тяни кота за шары, думай шустрей. Это важно. И не только для меня. Лично я не удивлюсь, если скоро на том кладбище, где похоронили Егора, окажется еще кто-то из нашей команды. Может, ты будешь первым, Дудкин. О тебе ведь будет кому горевать на поминках?

– Опять не понял. – Паша лезет в карман за второй сигаретой.

– А понимания от тебя не требуется, – дожимаю я. – Ты просто вспоминай. Видел Егора или нет? Сгодятся даже призраки. Может, ты был в сильном подпитии, а навстречу тебе шел человек, очень похожий на Егора. Снял он шапку вместе с головой, поклонился тебе до самой земли и растворился в морозном воздухе.

– Было такое дело, – признается наконец Паша. – Я еще никому не рассказывал…

Я удовлетворенно киваю. Интуиция меня опять не подвела. Не мог Алик с бухты-барахты броситься на поиски Зародыша. И вспомнить обо мне просто так не мог. Без Егора в этом деле точно не обошлось…

– То ли прошлой зимой дело было, то ли уже позапрошлой, точно не помню. – Паша продолжает бормотать, уже не в силах, видимо, остановиться. – Показалось мне, что кто-то в окно постучал. Вечер, темно… Я пока валенки нашел, пока тулуп набросил – никого уже нет. Только вдалеке, вижу, мужик по нашей улице идет. Я ему: эй, мужик, стой. Ты никого, говорю, под моими окнами не видел? Он остановился, обернулся, посмотрел на меня стеклянным взглядом, рукой махнул и дальше пошел… И так он на Егора был похож, веришь, что мне даже нехорошо как-то стало. Жуть взяла офигенная. Понимаешь? До мурашек на затылке пробрало. Как в детстве. Даже не помню, когда домой вернулся… А потом лег на диван и все время про Егора думал. Вот не хочу, а все равно думаю. Зациклило, елки зеленые! До утра еле дотянул и сразу в церковь побежал. Свечек поставил за упокой, с отцом Арсением поговорил, святой водой углы в доме окропил…

– Отпустило? – нетерпеливо перебиваю я.

– Отпустило, да. И тебе советую, Евгений: сходи к отцу Арсению…

– Мне только и осталось, что к попам…

– Напрасно ты так, – осуждающе качает головой Паша. – Отец Арсений – он святой, точно говорю. С ним побеседуешь, и к тебе Егор тоже приходить перестанет…

– Да нет, Паша, мне святая вода без надобности, – морщусь я. – А когда Егор к тебе опять придет…

– Не каркай, елки зелёные! – пугается Паша.

– А ты не паникуй, – успокаиваю я. – Если будешь меня слушать, он никого не тронет. Только не забудь ему про меня рассказать. Что приходил, мол, Титов. Говорил, что уезжает в Бодайбо. Не забудешь? Как увидишь человека, похожего на Егора, сразу говори. И Райского проинструктируй. Если и ему Егор почудится, пусть тоже расскажет про Бодайбо.

– Да-да, – с отчаянной готовностью кивает Паша.

– Дудкин, не трясись, – сурово говорю я. – Сделаешь, как я сказал, и будешь дальше посещать свою общину, лясы точить с отцом Арсением и спокойно размещать в Интернете статьи, разоблачающие финансовые махинации жидомасонов. Последний вопрос – и я ухожу: ты о Зародыше с кем-то посторонним говорил? Может, случайно, в блоге своем, например, с кем-то поспорил, а эта тема просто к слову пришлась.

– Зародыш? – Дудкин впадает в ступор. – Это что?

– Паша, не тупи!

– Говорю же: я про этого Зародыша забыл совсем…

Поднимаясь с крыльца, автоматически отряхиваю джинсы.

– Забывчивость – это здоровое свойство организма. Так и живи, Паша. Не переживай. В голову лишнего не бери. Для всех лучше будет…

Уже на остановке вспоминаю, что забыл уточнить у Дудкина название кладбища, где похоронен Егор. Но возвращаться не хочется. Плохая примета. Буду думать, что вспомнил правильно – Старо-Северное. С этой мыслью и запрыгиваю в вагон. Через пять остановок пересаживаюсь на маршрутку, которая за полчаса доставляет меня прямо к центральной аллее, где вдоль разворотной площадки странные люди торгуют венками и бумажными букетами. У рассохшегося от времени существа неопределенного возраста и пола приобретаю букет из шести бумажных георгин.

– Не подскажете, где здесь располагается администрация?

Бесполое существо машет рукой в сторону крепкого на вид кирпичного домика.

Дверь в домике не заперта. Я решительно ныряю в душный сумрак и нахожу в большой комнате крепкого мужчину в жарком вельветовом пиджаке. Крепыш отдувается и жадно глотает фанту.

– Вы директор?

– Директор скоро будет, – равнодушно роняет он. – Ждите.

Я двигаю к себе крайний стул и разворачиваюсь так, чтобы видеть в окно площадку, куда прибывают новые маршрутки. Пока хозяин кабинета внимательно изучает глянцевый журнал, я копаюсь в памяти своего коммуникатора. Минут через двадцать на стоянке тормозит новенький «форд-фокус», из которого с трудом выбирается еще один крепыш в вельветовом пиджаке. Судя по тому, как уверенно он движется к конторе, это и есть директор.

– Петрович, меня никто не спрашивал?

Мой молчаливый визави отрывается от журнала и кивает в мою сторону. Я отворачиваюсь от окна, приподнимаюсь и слегка развязно говорю:

– Здрас-с-сьте…

Директор переводит удивленный взгляд с меня на Петровича. Тот пожимает плечами, как бы говоря: «А кто его знает, кто таков, сам пришел, сам сел, ничего не объяснял, ни о чем не спрашивал».

– Чем обязан, молодой человек?

Эта фраза произносится мягко. На всякий случай. А вдруг потом окажется, что я из органов. Но я, конечно, не из органов. О чем и сообщаю директору приветливой улыбкой. И сразу перехожу к делу. Говорю, что мне необходима его помощь. Не бесплатная, разумеется. Мой друг умер несколько лет назад и похоронен где-то здесь. Но где именно – неизвестно…

– Отчего же не помочь? – Директор еще больше смягчает тон и смотрит на меня уже с намеком. – Оплата у нас по тарифу. Пишите заявление прямо сейчас, и через неделю будет справка. Такие справки неделю готовятся…

Я понимаю намек правильно и в заполненный бланк заворачиваю две тысячерублевые купюры.

– Петрович, надо помочь, – удовлетворенно кивает директор. – У человека большое горе.

– В каком году осуществлялось захоронение? – уточняет Петрович и тянется к шкафу.

– Не знаю, – развожу руками я. – Но несколько лет уже точно прошло. В смысле, после осуществления…

– Значит, по базе будем искать?

Петрович косится на директора. Тот кивает. Я уже начинаю готовиться к самому худшему. Если этот Петрович сейчас нацепит очки, залезет в кипу гроссбухов и начнет их все перелистывать, водя пальцем по каждой строчке, то это затянется часов на пять. К счастью, я ошибаюсь. Из шкафа Петрович достает вполне современный ноутбук, и спустя всего три минуты я получаю на руки бланк, где говорится о том, что разыскиваемое мною захоронение находится в семнадцатом ряду сорок девятой аллеи. А еще через пятнадцать минут я уже стою на этой аллее. Вот и она, могила Егора. Даже не сразу и заметишь. Нет ни ограды, ни памятника, ни фотографии. Есть только покосившийся крест, к которому прибита металлическая табличка с фамилией. Табличка ржавая, но буквы еще читаются: Кузьмин Игорь Васильевич. И годы жизни.

– А ты, типа, хитрец, – улыбаюсь я, раскладывая бумажные цветы на просевшем от многочисленных дождей холмике. – Ну, как говорится, пусть земля тебе будет пухом!

У остановочного павильона с надписью «Сад Комиссарова» ветрено. В принципе от непогоды можно спрятаться в будку, где есть остатки лавки, но от покосившейся железобетонной конструкции тянет пряным духом нечистот, поэтому прятаться там мне не хочется. И я неспешно прогуливаюсь вдоль обочины. Жду, когда примчится Г.В. и заберет меня отсюда. Я знал, что он построил себе жилище где-то неподалеку от города, но не ожидал, что добраться туда будет очень нелегко. В сторону Ачаирского монастыря пролетают машины. Меня они не замечают и регулярно обдают колючей серой пылью. Я отворачиваюсь, отплевываюсь, поднимаю воротник рубашки, но все бесполезно – пыль повсюду. И самыми сильными источниками пыли оказываются изрядно подержанные иномарки, за рулем которых очень сосредоточенные и чем-то озабоченные мужчины. Все они примерно моего возраста. И настроение у них, сразу видно, отвратительное.

Да и у меня, впрочем, настроение никакое. Я сейчас словно размазан по глухой стенке бытия. После посещения родового гнезда со мной такое бывает часто. Уже много лет общение с родителями происходит по одному и тому же, однажды утвержденному в каких-то высших инстанциях сценарию, который называется «Возвращение блудного сына». Несколько первых минут родители всегда радуются, что я нашел время и заглянул к ним «на огонек», задают пару дежурных вопросов, потом мама начинает хлопотать, что-то разогревать, пытается меня покормить супом, рассказать необязательные новости, а папа важно кивает, как бы подтверждая правоту ее слов. Вот зачем, спрашивается, я приходил сегодня? Узнать подробности о ремонте квартиры тети Любы из Воронежа, о скандалах соседей и об изменениях в жизни моего младшего брата Аркадия, который работает аудитором в консалтинговой фирме? Да, теперь я в курсе, что у Аркадия появилась девушка, с которой они живут в гражданском браке, а ребенок у них пока не намечается. Ну и что? Мог просто позвонить родителям и получил бы аналогичный набор новостей. Мне даже кажется иногда, что я и сам Зародыш, а моя мама – вовсе не моя. Ведь могла же она тридцать семь лет назад, возвращаясь вечером с работы, услышать сдавленный детский писк из мусорного бака? Могла. Могла, увидев выброшенного младенца, подобрать его и унести домой? Конечно. Хотя бы из банальной жалости. И не сдала малыша в приют, а усыновила его и воспитала вместе со своим настоящим сыном, который появился позже. Но она никогда не забывает, что ее старший – подброшенный. Не забывает, что он – чужак…

– Здоров, Евгений!

– И вам не хворать, Георгий Валентинович!

Передо мной гостеприимно распахивается передняя дверь глубоко-черного «рэнджровера», где на водительском месте я вижу своего давнего приятеля Георгия Чёрного.

– Сколько же мы не виделись, мил человек? – Г.В. растягивает губы в приветливой улыбке. – Лет сто, не иначе!

Я забираюсь в просторный салон и откидываюсь в кресле из пепельно-светлой кожи.

– Не оторвал от дел, Георгий Валентинович?

Г.В. лихо разворачивается на узкой дороге и резко набирает скорость.

– Какие дела, слушай? Ко мне же лучший друг выбрался. Раз за сто лет. Так что лично у меня сегодня праздник.

Конечно, Г.В. несколько преувеличивает и свою радость, и масштаб нашей дружбы. Он старше на одиннадцать лет, и мы живем с ним в разных временных координатах. Но поправлять Г.В. я не стану, разумеется. Многолетнее общение многие искренне принимают за дружбу. Главное, что мы никогда не доставляли друг другу хлопот. И даже когда работали вместе. Компания, где Г.В. был единственным учредителем, замутила лет десять назад большую тему по информационной безопасности, и я подрядился поучаствовать в разработке уникальной системы кодировки для сверхбольших баз данных, которой Г.В. дал название «Черный Квадрат». И результатами своих трудов я остался в принципе доволен. Примечательная получилась у нас штуковина, хотя склепали мы ее за неимением времени почти наспех. Однако до сих пор никто не может переплюнуть «Черный Квадрат». Другие разработчики лишь тупо копируют этот «движок»…

Г.В. с нескрываемой гордостью распахивает створки ворот.

– Ты же здесь у меня впервые. Вот и не торопись. Мы сейчас откушаем, потом экскурсию устроим по латифундии, а затем всенепременно в баньку заглянем. Банька у меня отменная. С прямой поставкой пара из Финляндии. Ты как относишься к легкому пару, Евгений?

– Отрицательно, – морщусь я. – Разлюбил мокрые развлечения…

Мне удается сократить в нашей программе и торжественный ужин. В итоге мы ограничиваемся тарелкой бутербродов и бутылкой «Джека Дэниелса» на открытой веранде.

– Вижу, время ты даром не терял, Георгий Валентинович.

Г.В. довольно смеется и щедро разливает виски.

– Я так тебе скажу: финансовый кризис – это фуфло! Не нужно было жульничать и жрать в три горла. Когда все честно работают, тогда и кризиса нет. Вот мы, например, немного в прайсах поджались и опять вышли на прежние объемы. Если бы не эфэсбэшники, так и совсем было бы хорошо…

– А что эфэсбэшники? – как можно небрежнее интересуюсь я. От спецслужб я стараюсь держаться в сторонке.

– Наехали они на нас, Евгений. – Г.В. огорченно вздыхает. – Видать, конкуренцию почувствовали. А я на принцип пошел. Надоело, понимаешь, постоянно прогибаться. Короче, они нас промурыжили несколько месяцев с лицензией, а мы их судебными исками забросали по поводу упущенной выгоды и все такое. Теперь вот судимся. Уже, считай, второй год пошел…

Воспользовавшись паузой, сворачиваю на главную тему, ради которой и приехал.

– А как мой багаж? Не затерялся при переезде?

– Обижаешь! – Г.В. фыркает. – «Объект номер один» после переезда сразу же был спрятан в надежном месте. Хочешь взглянуть? Заметь, я даже не интересуюсь содержимым твоего чемодана…

Мы заходим в дом, спускаемся на цокольный этаж и довольно долго плутаем в темноте. Г.В. несколько раз останавливается, шарит рукой по стенкам, чертыхается, и мы опять движемся дальше. Наконец в одном из углов Г.В. находит фальшивую стенку. За ней – небольшой стеллаж. Сверху – ряды винных бутылок, внизу – разный хлам. Свой упакованный в мягкую ткань и обмотанный скотчем чемодан я узнаю мгновенно и вздыхаю с облегчением.

– Отлично. Прямо сейчас и заберу!

– Нет проблем, – подмигивает Г.В. и обводит широким жестом помещение подвала. – Хоть все здесь выноси. Даже святых. Тебе можно. Но ты признайся: ведь было там что-то незаконное, да?

Я продолжаю улыбаться.

– Абсолютно ничего незаконного, Георгий Валентинович. Всего-то пара килограммов пластита, ампулы со спорами сибирской язвы, флакончик боевого отравляющего вещества – аналога зарина, а еще небольшой арсенал огнестрельного оружия…

Добродушное выражение с лица Г.В. исчезает.

– Не шути так, Евгений…

И хотя я потом долго заверяю Г.В. в своей лояльности официальным властям, обещаю, что больше таких глупых шуток не допущу, и мы даже выпиваем еще по сто граммов «Джека Дэниелса», но механизм уютной встречи старых друзей уже дает сбои. Г.В. становится задумчив, неразговорчив, часто погружается в себя и на мои расспросы реагирует вяло. Мне даже кажется, что он чувствует облегчение, когда вызванное к его дому такси увозит меня в сторону заката. Да я и сам не особо огорчаюсь от того, что уютные мужские посиделки вышли скомканными. Надеюсь, Г.В. меня простит. Всю эту коллекцию редкостной дряни, что хранится в чемодане на «болванках» домашней нарезки, я собираюсь завтра уничтожить. Там много чего есть. И даже существенно худшего, чем тротил, гексаген и боевые отравляющие вещества, которых так опасается старый мир. У нового мира – новые опасности.

Из всего содержимого чемодана я оставлю себе только один гаджет – «Глок 17». Магазин у него на семнадцать патронов калибра девять миллиметров, и такого боезапаса вполне достаточно, чтобы выпутаться из любых неприятностей. Еще я люблю свой «глок» за неприхотливость. Он действительно не боится ни воды, ни мороза. Причем мне удалось в свое время найти изделие из ограниченной серии, которое на девяносто процентов состоит из сверхпрочного карбонового монокока. Полимер снижает вес изделия в разы и при всей своей несерьезности выдерживает температуру нагрева до двухсот градусов. Карбоновый «глок» легко разбирается на тридцать две составные части и прячется в багаже, после чего не привлекает внимания даже служб авиационной безопасности…

Таксист по моей просьбе тормозит у супермаркета, где я нагружаю корзинку апельсинами, яблоками, киви и бананами. Сверху набрасываю сыра и ветчины. С полок снимаю наудачу две бутылки незнакомого белого вина. На тот случай, если у Вероники будет вечером нормальное настроение. Но у кассы почему-то теряюсь, начинаю перекладывать пакеты из рук в руки, путаюсь в руках и бутылках, а в довершение хватаю рукой без перчатки стопку тысячных купюр. И тут же получаю хороший урок. Через меня проходит сигнал такой силы, что от боли я на некоторое время теряю сознание.

Человек с небольшим порогом чувствительности даже такого сигнала скорее всего не заметит. Максимум почешет в затылке и только на следующий день истратит некоторое количество своих накоплений на очередную ненужную ему вещицу. Человек с нормальным порогом чувствительности потратит все доступные ему наличные в тот же вечер. А у меня разворачивается перед глазами масштабная космическая панорама с миллиардом звезд. Я лечу к этим звездам, раздвигая пространство и время. Я не чувствую себя среди этих звезд совершенно лишним. Я почти такой же, как они. Я тоже наполнен изнутри ярким светом. Я тоже излучаю вокруг себя свет, который виден на миллионы километров вокруг…

На самом деле я все это время тупо лежу в проходе у кассы и доставляю множество неприятных минут двум охранникам и трем кассиршам в форменных красных жилетах. Когда я открываю глаза, все они склоняются надо мной и выглядят крайне испуганными.

– Живой, – облегченно выдыхает кассирша постарше. – Слава те, Господи!

Я уже начинаю понимать, где нахожусь, и стараюсь подать своим спасителям хоть какой-то знак. Улыбнуться, например.

– Все равно нужно «скорую» вызвать, – нерешительно произносит кто-то, кого я пока не вижу.

Мне очень не хочется в больницу, и я с усилием приподнимаюсь с пола.

– Не надо «скорой», – говорю я. – Огромное спасибо за помощь. Мне уже легче. Я вполне смогу доехать домой, честное слово. Меня на улице такси дожидается…

Мне не верят и снаряжают одного из охранников, чтобы он проверил все лично, а при необходимости проводил меня до такси. Охранник прихватывает и пакет с покупками. Таксист так удивляется сопровождению, что оставшуюся часть дороги мы проезжаем вдвое быстрее, денег он берет с меня по минимуму, а у подъезда выходит из машины, чтобы лично подать мне в руки чемодан и покупки. Все складывается удачно, и до прихода Вероники я успеваю не только спрятать подальше чемодан, но и накрыть стол – вино и легкие закуски…

– По какому поводу торжество? – подозрительно интересуется Вероника с порога. – Учти, я с чужими мужчинами без повода не пью.

– А давай тогда знакомиться, – предлагаю я. – Меня зовут Евгений. Вынужден сразу предупредить: я женат, не богат, не знаменит и абсолютно бесперспективен. У меня есть почти взрослая дочь, которая проводит каникулы у бабушки, а еще у меня имеется хорошее вино, которое называется… э-э-э… Не успел, к сожалению, запомнить. Но я надеюсь, что оно самое белое из всех мне известных!

Вероника смеется, присаживается за стол и тянется к сыру и нарезанной ветчине.

– Проголодалась, если честно…

Для закрепления успеха я зажигаю свечи и быстро разливаю вино в высокие бокалы.

– За что пьем? – игриво интересуется Вероника. – Требую тост!

– За продолжение нашего знакомства!

Интуиция мне подсказывает, что если я не буду угрюмо молчать, то рано или поздно мы настроимся на одну волну, а вечер пройдет тихо и спокойно. Но нужная волна все как-то не находится, и через двадцать минут я и сам не выдерживаю тяжести своих натужных острот.

– Шут ты, Титов, – говорит со вздохом Вероника и делает большой глоток из бокала. – Ну как ты мог так уехать, даже не предупредив? Я целый год после этого ревела ночи напролет. Спать не могла. Все ждала, ждала… Думала, опомнится. Вернется домой. Извинится, в конце концов. И что? Вот он ты. Появился, как здрасьте. Со своими шуточками и прибауточками. По пути из ниоткуда в никуда. Я даже не знаю, где ты на самом деле был, Женя. А с кем ты там был – это уже другой вопрос… Может, ты мне вообще наврал про Берлин? Может, ты жил себе спокойно все это время у какой-то девки на соседней улице, а когда она тебя выгнала, ты загрустил и вернулся ко мне. А теперь сочиняешь мне разные небылицы… Я даже не понимаю, о чем нам с тобой теперь говорить. Ну что ты опять молчишь? Скажи хоть что-то!

– Разве я молчу? Я постоянно пытаюсь что-то сказать. Но проблема в том, что сказать мне нечего… – Я коротко пожимаю плечами и допиваю вино. – Ты совершенно права. Во всем права. И я это без всякой иронии сейчас говорю. Мне бессмысленно тебе что-то доказывать. И убеждать тебя, что я говорю правду, тоже бессмысленно. Вся правда в том, что я неудачник, ничтожество, недоразумение, бездельник, лодырь, лох. Нужное подчеркнуть. И живу я только потому, что кто-то недосмотрел за тем, чтобы я не появился на этом свете…

– Женя, перестань! – Вероника шмыгает носом и вытирает его бумажной салфеткой. – Не говори так. Я просто хочу понять. Для себя хотя бы. Хочу понять, что теперь со всем этим делать. Вместе мы жить не можем. Порознь – тоже. Мы ведь даже не попытались найти решение. Мы его только отложили.

– Ну а если нам ничего не искать и дать мне еще один шанс?

Вероника нервно вздрагивает.

– Титов, ты вообще меня слушаешь? Вот ты приехал, упал мне как снег на голову, живешь целую неделю, а я каждый день жду, когда ты опять от меня сбежишь. Завтра, например, ты мне скажешь, что у тебя есть одно срочное дело, от которого зависит очень многое, а потом пропадешь еще на два года. Что, я не права?

– Нет, ты в очередной раз права, – вздыхаю я. – У меня осталось одно очень важное дело. И мне нужно срочно уехать в Бодайбо. Но это всего на неделю.

– Куда уехать? – искренне удивляется Вероника.

– В Бодайбо, – покорно повторяю я. – Это город в Иркутской области. Там золото добывают.

– Зачем? Ты уже незаконной торговлей золотом промышлять стал?

– Не злись, очень тебя прошу. Золото тут совершенно ни при чем. Дело очень старое, гнусное, но мне его обязательно нужно завершить. И как можно быстрее. Это как заноза. Если ее не вытащить вовремя, она будет долго гнить и болеть. Ты потерпи одну неделю. Хорошо? Я когда вернусь, то все у нас будет нормально. И все тебе расскажу…

– Нет, Титов, я ждать не стану, я тебе прямо сейчас все расскажу, – обрывает меня Вероника. – Катись ты хоть в Бодайбо, хоть в Монако, а захочешь, так мотай хоть в Гондурас. Я совершенно не возражаю. И решай любые дела: важные, неважные, новые, старые – мне все равно. Только назад не возвращайся…

Заместитель главы администрации Бодайбинского района на рабочем месте отсутствует. Имеется только его секретарша – Елена Алексеевна. Молодая и рыжая, как львица. У нее примерно пятидесятый размер и почти два метра в холке. Надо полагать, чья-то родственница, поскольку работа в администрации – это синекура по местным меркам. В приемной пусто. Единственный посетитель за весь день – я. И львица откровенно скучает. Одним глазом и одним пальцем она контролирует клавиатуру, а вторым глазом косит в мою сторону. Львице любопытно. Новые лица в Бодайбинской администрации – редкость. Начальство из Иркутска не прилетает, а старатели, регулярно пополняющие вакансии в артелях, в здание администрации не попадают. Им по рангу не положено. Но я не желаю удовлетворять любопытство секретарши, поэтому с важным видом поправляю полосатый пиджак и продолжаю изучать выпуски местной газеты, разложенные на столике для посетителей. Пусть львица поволнуется.

За окном ничего интересного. Там застыла неприглядная картинка города Бодайбо, в котором с самого раннего утра моросит совсем не летний дождь. Город одноэтажен, изрядно потерт, а дороги его изъедены рытвинами, словно их ежегодно подвергают массированной бомбардировке. Не лучше выглядят и окрестности. Ревущие и завывающие драги давно превратили территории многочисленных приисков в неземные пейзажи. Отвалы переработанного щебня тянутся от Бодайбо до самого горизонта, а между ними петляют дороги, густо испещренные метеоритными кратерами. Когда-то старатели разъезжались по берегам окрестных рек, оседали, мыли золото, потом золотодобыча ушла дальше – по руслам, а оставленные поселения так и стоят. Стоит и город-призрак Вачинск, брошенный строителями еще двадцать лет назад…

– Я думаю, Иван Сергеевич сегодня уже не появится, – говорит львица со значением. Видимо, я лишаю ее законной возможности покинуть рабочее место пораньше.

– Неужели? – удивляюсь я.

– Обычно Иван Сергеевич меня предупреждает, если собирается вернуться, а сегодня не предупредил…

– Это плохо, – равнодушно говорю я и неторопливо разворачиваю следующую газету, где опять первым делом натыкаюсь на слово «золото». На днях, оказывается, местным управлением по борьбе с экономическими преступлениями был арестован криминальный дуэт из рабочего и охранника. Они выносили с территории артели промышленное золото в сигаретных пачках и прятали его под мусорным баком в общежитии. Своим преступным промыслом дуэт занимался несколько месяцев и успел реализовать более килограмма золота. Еще почти килограмм был изъят у них в ходе оперативных мероприятий. Не теряли времени даром и сотрудники местного ФСБ, арестовавшие безработного, у которого обнаружилось более трех килограммов золота. Уже установлено, что молодой мужчина входит в преступную группировку, которая организовала незаконный канал вывоза драгметаллов из Бодайбинского района.