Текст книги "Новые мифы мегаполиса (Антология)"
Автор книги: Сергей Лукьяненко
Соавторы: Марина и Сергей Дяченко,Святослав Логинов,Олег Дивов,Дмитрий Казаков,Александр Громов,Леонид Каганов,Дмитрий Колодан,Карина Шаинян,Анна Китаева,Андрей Синицын
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)
– Ты сам хотел поехать с нами, – очень негромко, но четко, как будто вбивая слова в уши, произнес вырожденец. – Услышал, что хотел? Как ты это оформишь, меня не касается. Ее – тоже. У тебя к ней вопросы есть?
– Нет, – выплюнул следователь.
– Прекрасно. Костя, займись. – Вырожденец показал ему на Катю.
– А ты?
– Я здесь бесполезен. Подтянусь на конечном этапе.
– Отлично, – согласился Ковалев и подмигнул Кате: – Поработаем?
Она неуверенно пожала плечами, и Ковалев предложил ей проехать с ним. Катя вышла. Перед подъездом их ждала машина. Черный «мерседес». С водителем, проблесковым маячком на крыше и правительственными номерами. Номерных табличек Катя не видела, но отчего-то была уверена, что номера именно правительственные.
– Прошу! – Ее спутник распахнул заднюю дверцу.
Катя залезла, чувствуя себя угловатой и неуклюжей. Некоторые женщины умеют садиться в машину изящно, и чем дороже машина, тем грациозней они занимают свое место. А Катя заползала едва не на четвереньках, вечно пачкая о порожки джинсы и даже короткие платья. А если подол широкий – непременно защемляла его дверцей. Определенно, шикарный транспорт не для нее. Ей бы на автобусах ездить, на метро… Зато она красиво смотрелась за компьютером.
– Можете звать меня просто Костей, – сказал мужчина, усевшись рядом с ней. – Имя у меня длинное и тяжелое, не стоит тратить на него силы, нужные для работы.
Катя хмыкнула.
– Катя, – проникновенно, однако без излишней снисходительности, начал он, – я понимаю, что вы устали, перенервничали, и вам страшно подумать, что придется еще два или три часа провести в заведениях вроде только что покинутого… И завтра рабочий день.
– Да-да, – усмехнулась Катя.
– Я обещаю, что домой вы вернетесь на этой машине. Доставят прямо к входной двери. Могу даже облагодетельствовать вас какой-нибудь запиской к вашему начальству, чтобы вы могли выспаться и прийти на работу с опозданием.
– Это было бы великолепно.
– Кофе хотите?
– Прямо здесь?
– Разумеется. – Ковалев пошарил за Катиной спиной, подтащил какой-то предмет, который при ближнем рассмотрении оказался термосом. – Увы, это не лимузин с баром и телевизором, но кое-какие приятные мелочи найдутся и тут.
– Вы из ФСБ, да? – выпалила Катя.
Он не стал отвечать вопросом на вопрос, мол, почему вы так думаете. Он ответил:
– Нет. Мы представляем МКЦ – Московский Комитет по Цензуре. Дмитрий Святославич – вы его видели – председатель. Поскольку сотрудников у нас не хватает, он исполняет и прежнюю свою должность – начальник отдела оперативного реагирования. Я его заместитель по биологическим и условно биологическим объектам. Дмитрий Святославич – наш Великий Цензор, кстати, он работал как-то в вашем районе.
– Гм. Не слышала, чтоб у нас работала организация с таким названием.
– Это показатель нашей квалификации. Население не должно быть встревожено.
– Странно, что вы сами выезжаете на место по каждому пустяку.
– Ну, во-первых, пустяков не бывает, а во-вторых, у нас очень мало специалистов. Нам нужны особенные люди.
– Дмитрий Святославич – уж точно особенный. Я таких сухарей в жизни не видела. У него эмоции вообще бывают?
Ковалев засмеялся:
– Бывают, конечно, он же живой. Но редко. Вы правы, он очень особенный. Но, Катя, поймите – он почти гений. Это не преувеличение. И ему, конечно, трудно хотя бы казаться обычным человеком, которого волнуют милые бытовые глупости. К тому же он специализируется по техногенным объектам, это тоже накладывает отпечаток.
– Гм, – сказала Катя.
– Он с самого рождения… немного другой. Видите ли, он родился в лифте.
– И что?
– Ничего, просто при рождении лифт решил, что это его детеныш, и теперь все московские лифты считают Дмитрия Святославича родственником. Это полбеды, но ведь и Дмитрий Святославич получил матрицу лифта, так что… так что ему иногда приходится напоминать себе, что он не механизм.
– Жуть какая, – честно сказала Катя. Подумала и добавила: – Впрочем, чего это я? Ну вот чего я еще ждала, придя к участковому, извините, с вещими снами? Уж точно лучше общаться с людьми, которые считают себя лифтами-полукровками, зато верят мне, чем со следователями, для которых я априори соучастница.
– Здравая мысль, – похвалил Ковалев.
– А вы тоже родились где-нибудь в электричке?
Он засмеялся.
– Нет, я с самого детства тяготел к различным загадкам, много учился и – выучился. Я биофизик по первому образованию, в Цензуру пришел пять лет назад и нашел там прекрасный коллектив, не отягощенный предрассудками академической науки. То, чего мне всю жизнь не хватало.
– И вы верите в вещие сны?
– М-м… – протянул Ковалев. – Сказать по правде, я ни разу не сталкивался с подлинно вещими снами. В частности, ваш случай – это не вещий сон. Вы связаны с объектом «Серый Мужик» и поэтому можете видеть его действия.
– Но я вижу раньше, чем он их делает!
– Это нормально, особенности существования таких объектов. Вы кофе-то пейте, а то остынет, станет совсем бурдой.
В управлении Кате даже понравилось. Здесь царила атмосфера современного офиса, из которого удалили планктон и оставили только работников, люди были дружелюбными и искренними. Катя рассказала все-все, с самого начала. Ковалев ничему не удивлялся, только заинтересовался собакой.
– А ваша собака – немецкая овчарка, верно?
– Нет. Бракованный фокстерьер. Это, скажем так, приукрашенная версия, потому что у него мама – фокс, а папа неизвестно кто.
– Но точно не овчарка?
– Вряд ли, – усомнилась Катя. – У Сэма только масть и размер не соответствуют породе. Уж скорей какой-нибудь миттельшнауцер.
– Странно, – сказал Ковалев.
– Почему?
Ковалев откинулся на стуле, помолчал, подбирая слова.
– У нас есть рабочая версия относительно объекта «Серый Мужик». Мы предположительно вычислили, к какому типу он принадлежит. Он склоняет людей к убийствам и убивает сам. Убивает ножом, с удара, стоя позади жертвы. Люди, никак не попадающие в орбиту его действий, не замечают его, но избегают, как избегали бы кучи вонючего тряпья. Сотрудники правоохранительных органов не видят вообще. Видят Серого Мужика только его жертвы – будущие убийцы и будущие убитые. И еще его замечают те, рядом с кем идет немецкая овчарка. Немецкая овчарка – это единственное существо, которого Серый Мужик панически боится.
– Интересно. Но его видела моя тетя. А она не убийца и не убитая.
– Насколько я понял, ваша тетя в тот момент выгуливала собаку. Сэма.
– Ага…
– Поэтому я и решил, что у вас – овчарка. Потому что Серый Мужик отреагировал как на овчарку, и Сэм отреагировал как овчарка. И даже условие видимости в присутствии овчарки выполнено.
Катя покивала. Потом до нее дошло.
– Костя, так я не поняла – как это Серый ухитряется быть невидимым? Он не человек, что ли?
– Нет. Условно-биологический объект класса «разрушитель» типа «серийный убийца».
Катя аж закашлялась.
– Костя, а если серьезно: насколько это все реально? Звучит же как полный бред.
Ковалев не смутился.
– Отвечу так: радиоволны тоже невидимы и неощутимы человеком. Но они существуют и оказывают влияние на нашу жизнь. А электрический ток, например, можно почувствовать.
Катя согласилась.
Домой ее, как и обещали, отвезли на черном «мерседесе». На прощание Ковалев дал свою визитку, попросив звонить, если вспомнится какая деталь или приснится новый сон.
Тетка не ложилась, ждала Катю.
– Ну как? – спросила она, хитро улыбаясь.
– Меня возили в какой-то Московский Комитет по Цензуре, – ответила Катя, доставая бутерброды для легкого ужина.
– Я на это и надеялась, когда звонила Джафару.
– А-а, ты знаешь, что это за контора.
Тетка промолчала. Достала сигареты, закурила.
– Святославича не видела?
Катя чуть не подавилась бутербродом.
– У меня с ним роман был, представляешь? – продолжала тетка.
– А ничего, что он выглядит чуть постарше меня?
– Он только выглядит так. Он старше меня, ему сорок пять… Или уже сорок шесть?
– Слушай, а он хотя бы в молодости был похож на человека?
Тетка звонко рассмеялась:
– Не-а! Всегда такой робот.
– Ну и как ты с ним?
Тетка глубоко затянулась.
– Да как тебе сказать… Он в чем-то – совершеннейший лифт. На какую кнопку нажмешь, на тот этаж и привезет. Но я так и не нашла у него кнопку этажа для нормальных человеческих отношений.
– Понятно, – сказала Катя. – Я так и думала.
Ночью в Катину комнату пришел Сэм и улегся спать на коврике перед ее кроватью.
Личная жизнь у Кати не ладилась. Вроде все, что надо, на месте – красивая грудь, хорошие ножки, упругая попа, ровный характер и мозги вполне развитые. А с мужчинами не получалось. Единственного более-менее перспективного кавалера отбила лучшая подруга Настька. Катя даже на сайтах знакомств оставляла анкеты, но попадалось ей такое, от чего явно отказались все остальные девушки.
В двадцать пять она поняла, что пора успокоиться и завести домашнего любимца, который заменит ей семью. Что с того, что она превратится в типичную старую деву с болонкой на руках, тявкающую не менее противно, чем ее собачонка? Главное, ей-то будет хорошо, потому что рядом появится живое существо.
Катя позвонила Настьке, той самой, которая некогда увела у нее мужика. Старая подруга разводила фокстерьеров.
– Отлично, – сказала Настька. – Атри через две недели ощенится, еще шесть недель щенки у нас побудут… Давай ориентируйся на новогодние каникулы. Так мы собак за двадцатник отдаем, тебе по старой дружбе будет полтораста уёв за кобеля, триста за суку. Ну, я еще позвоню.
Катя согласилась. В середине января Настька позвонила и пригласила на смотрины.
– Тапочки домашние прихвати, – посоветовала подруга.
Катя приехала с деньгами и тапочками – смешными шлепанцами, увенчанными свалявшимися в тряпочные иглы помпонами.
– Ты, главное, сядь на стуле и сиди. Какой к тебе сам приползет, тот и твой, – деловито объяснила подруга, пропуская Катю в специальную «собачью» комнату.
За дверью пахло псиной и мокрым паркетом. Пол чистый, коврики убраны – кроме матрасика, на котором лежала счастливая мать. При виде чужого человека Атри зарычала, но для виду: она уже до смерти устала от собственных отпрысков и защищала их для проформы. Да и знала, что в присутствии хозяйки никто ее детей не тронет.
Настька опустила перегородку у специального ящика-манежика, куда незадолго до прихода подруги сунула щенков. Семь бело-рыже-черных клубков выкатились на пол. Катя присела на стул, Настька развалилась на стареньком диване, которому не место было в собачьей комнате, но переставить его некуда.
Она обстоятельно и со вкусом хвасталась родословной, выставочными перспективами, хаяла соперников и объясняла тонкости собаководческого бизнеса. Катя рассеянно следила за собачками.
Один из щенков был черным. Все – характерного для фоксов белого окраса с черными и рыжими яркими пятнами, а этот – черный. В белых носочках и с белым же клоком шерсти на груди. И крупный – раза в два больше братьев и сестер.
Черныш дополз до Кати и наткнулся на помпон. Настька встала и посадила щенка обратно в манеж.
– Чтоб под ногами не путался.
– Да вроде бы… – пробормотала Катя. – Он же первый, как ты говорила…
– Он бракованный, – авторитетным тоном изрекла Настька. – По масти. Я его, когда помет осматривали, вообще соседке отнесла. Чтобы картину не портил. На него нет родословной, считай, он вообще не рождался.
– И что ты с ним дальше будешь делать? Себе оставишь?
– Сдурела?! На кой хрен мне кобель, да еще и бракованный?! Я ж не охотник, я щенков продаю. Мало ли, Атри потечет, он раньше планового кобеля успеет – и пиши пропало. А у нас строго, вязки отслеживаются. Это мне суку прятать придется, чтоб ублюдочный помет показатели не испортил. Не, я его усыплю.
– Может, лучше все-таки мне отдашь?
Настька тяжело вздохнула.
– Пойдем.
На кухне Катя втиснулась между столом и кухонным уголком. Ужасная мебель – вроде мягкая, но спина и ягодицы на ней затекают, ноги ставить некуда, а места он занимает побольше стульев с табуретками. И что за мещанство такое – мягкая мебель на кухне?
– Значит, а теперь правда. Он вообще не от Атри. У меня еще две суки, они на даче, мы там питомник устроили, там моя мать постоянно живет, присматривает. Так вот, одну из сук я еще три года назад должна была стерилизовать, она из разведения исключалась. Ну это чтобы с щенками махинаций не было. Если не стерилизовать, то владельца штрафуют. Я, естественно, решила сэкономить, да и закрутилась… Короче говоря, летом она у меня убежала. Где, с кем повязалась – я без понятия. Вернулась уже готовенькая. Если об этом пронюхают в клубе, моей репутации конец. В общем, когда она щенная попала под машину, я даже с облегчением вздохнула: сдохнет, думаю, и ладно, меньше проблем. А ее ничего, краем только зацепило и отбросило. В начале ноября она ощенилась. Щенок один, вот этот, черный. Надо было его сразу утопить, конечно, я сама не знаю, что на меня нашло. Оставила. Потом у меня была идея через третьи руки впарить его под видом баварского терьера или еще какой-нибудь экзотики, с поддельной родословной, само собой, я ему даже хвост под это дело купировала. Кать, не гляди на меня так. Я, конечно, всем говорю, типа я заводчица, у меня питомник, но ты ж понимаешь – есть питомник, а есть «питомник». Каждый крутится как может. Проверенным людям я бракованного щенка не продам, конечно, но если есть возможность безопасно впарить бракованного за элиту – моя совесть молчит как партизан на допросе. Но тут не срослось. Так-то он здоровый, прикус у него правильный, экстерьер в принципе неплохой. Но это – дворняга. Через две недели придет знакомый ветеринар и тихо его усыпит.
Катя чуть не заплакала от жалости. Настька не сдавалась. И полтора часа объясняла Кате, как и в чем та неправа.
– Ты, извини, собаку выбираешь по тому же принципу, как и мужиков, – из жалости. Ты всю жизнь так – подбираешь убогеньких, жалеешь их, тратишь на них силы. А они тебе что? Что они тебе могут дать? Думаешь, хоть кто-то из твоих козлов оценил твою жертву? Да хрен! Ты, блин, о себе думай, а не о них.
– Насть, послушай, но я и свою проблему решала…
– Как?! Лишь бы кто постель согревал?! Кать, послушай умную бабу: не дури. Чем большим ты для мужика жертвуешь, тем охотней он об тебя ноги вытрет. Он привыкает, что ты в нем нуждаешься, и думает, это потому, что он такой весь из себя. А надо – чем больше с мужика требуешь, тем больше получаешь. Ты знаешь, я на рынке работала. Мой хозяин, когда у нас товар застревал, всегда цену поднимал. Потому что покупатели как видят солидную цифру на ярлыке, так сразу уважением проникаются. Им, понимаешь, для самолюбия важно – потом перед знакомыми хвастаться, что дорогую тряпку купили. Так и с мужиками. Ты готова платить за то, чтобы они на тебя внимание обратили. Пусть не деньгами пока, любовью, но помяни мое слово – через пять лет и деньгами будешь. Значит, ты ничего не стоишь, даже в минус – из тех, кого даром не надо, только с доплатой. А кому нужен бросовый товар?
Катя покраснела.
– Не все ценой определяется, – возразила она.
– Правильно. Есть спецы, которые на рыночную тряпку посмотрят, и хоть за нее три штуки отдали, а все равно они дешевку вычислят. Мужики есть такие, да. Которые издали качество секут. Только где они, а? Ты пока вот таких подбирала, которые в качестве не секут, они его по цене на ярлыке определяют. Чем дороже, типа, тем лучше.
Катя вздохнула.
– Тебе надо избавляться от этого, – продолжала Настька. – Тебе что, трудно себя вести как дорогая шлюха? Ну хотя бы. Нос задрала, взгляд презрительный, на морде написано «вы все мне ногти на ногах грызть недостойны» и все такое. Да за тобой стаи этих козлов бегать будут! Выбери из них кого поприличней…
– А любить его как?
– Ну… Тебе что, замуж надо выйти? Вот и выходи. Детей надо рожать. А для любви найдешь себе потом жеребца. Который уже будет знать, что ты с ним просто развлекаешься, и у него это тоже в подкорке отпечается, что ты ни хрена собой не жертвуешь, а им просто пользуешься. Избавляться, короче, тебе надо от этой твоей склонности всех жалеть. Себя пожалей. И начни прямо сейчас. Хочешь, я тебе лучшую суку выберу? Суку лучше, потом щенков продавать будешь. Собачка будет высший класс. Верная, преданная, но при этом – элитная. А?
– Ну выбери, – сдалась Катя.
В одиннадцать часов вечера она ловила такси. За пазухой ее зимней куртки копошился и дышал теплом черный щенок.
Дома у нее уже все было готово: собачьи миски и запас собачьей еды, собачья подстилка, собачьи игрушки и даже специальные собачьи тряпки, чтоб лужи подтирать. Песик первым делом надул на пол, наступил в лужу и пошел дальше, обживаться. Катя вытерла насухо, села на кухне на табуретку. Черному каракулевому комочку как будто все нравилось. Купированный по стандарту хвостик весело торчал вверх.
– Настька права, – сказала Катя приобретению. – Я всегда и всем жертвую ради того, чтобы угодить другим. Жертвую своими интересами, временем, а главное – я подчиняюсь. Пора меняться. И если бы я взяла ее суку, я бы тоже пожертвовала. Потому что я не хотела. Я бы жертвовала ради того, что другие обо мне подумают. А не пошли бы они все, а, Сэм?
Щенок самозабвенно трепал помпон на левом шлепанце, игнорируя собственные собачьи игрушки.
Снаружи гостиница казалась маленькой – восемь этажей, метров сто в длину. Но стоило в нее войти, как Катя обнаружила, что внутри прячется целый город. Она бегала по бесконечным коридорам и никак не могла найти нужный номер. Почему-то все было неправильно. Ей нужен четыреста восемнадцатый. Там остался Ковалев. Они остановились в том номере вдвоем, потом поссорились, Катя обиделась и ушла, но проинтуичила, что внизу в холле ее подстерегает следователь. Она решила вернуться к Ковалеву – не тут-то было! Номер потерялся!
Она нашла четыреста шестнадцатый. Следующий, по идее, должен быть четыреста восемнадцатым. А вот фиг вам – восемьсот первый. Катя заметалась, побежала в другое крыло, обнаружила, что там вообще какая-то чертовщина, и сказала себе: «Мне нужен лифт. Честный лифт, который отвезет меня на нужный этаж». Лифты над ней издевались. Они возили Катю по горизонтали, диагонали, по внешней стороне здания и даже в соседний корпус. Они не хотели выпускать ее, а когда выпустили, Катя приступила к укрощению лестниц. Они тоже спятили. Начинались ниоткуда, упирались в стену, пролеты пересекались под немыслимыми углами и обрывались в воздухе, словно предлагая ей перепрыгнуть пустоту. Чтобы спуститься или подняться по такой лестнице, надо уметь летать. Выбравшись наконец на какой-то этаж, Катя увидела лифт. Этот вроде был честный с виду.
Двери раскрылись, в кабине было трое молодых людей, и Катя не сразу поняла, что знает их: это же те трое наркоманов, которые пытались ее ограбить. У них не было лиц. К сожалению, лифт успел закрыться, и Катя притворилась, что ничего не подозревает. Иногда это помогает. Известно же, что чем больше жертва боится, тем сильнее над ней издеваются. А когда жертва не понимает, что вот тут надо бояться, у злодеев случается когнитивный диссонанс. Они издеваются ради удовольствия видеть чужой страх, а когда его нет – то нет и удовольствия. И к чему тогда лишние телодвижения?
Лифт ехал чертовски медленно и долго. Троица посмеивалась и перемигивалась, глядя на Катю, но не приставала. Затем центральный подонок подвинулся в сторону. За его спиной висело зеркало. И Катя увидела в нем себя… и Серого Мужика за своим плечом. Серый ухмылялся, он уже занес нож. Занес и ударил, но Катя уклонилась. Полилась кровь, но она даже боли не ощутила, сообразив только, что рана не смертельная. Она попыталась повернуться лицом к убийце, решив дорого продать свою жизнь, а то и убить гада, но в кабине было ужасно тесно. Тут-то трое подонков и навалились на нее, схватили, удерживая. Катя закричала, но изо рта не вырвалось ни звука, хотя она очень старалась. Она открыла рот пошире, может, так получится, и с изумлением уставилась на кулак Серого, выскочивший из ее рта…
Она проснулась так резко, что не сразу восстановила дыхание. Проснулась уже сидя, держась за горло. Сердце отчаянно колотилось, в глаза как песка насыпали. На коврике у кровати топтался Сэм, не понимая, что произошло.
Сон. Какое счастье. Всего лишь сон. Катя упала на подушку, но тут же вскочила и полезла в сумочку за телефоном и визиткой Ковалева.
– Костя? Доброе утро… то есть доброй ночи, извините, я не посмотрела, сколько времени… Мне опять приснился Серый, вы просили сказать, если такое случится…
– Да, конечно, – без малейшего раздражения отозвался Ковалев, хотя Катя его разбудила. – И что?
– Гостиница. Не знаю какая. Все ужасно запутанно, лестницы-лифты… В лифте. Лифт с зеркалом на стене напротив дверей. Удар в шею.
– А поподробнее? Не стесняйтесь, рассказывайте, что вам приснилось, а не что показалось важной деталью.
Катя сбивчиво пересказала. Ковалев выслушал, поблагодарил.
– Вы примете меры? – с надеждой спросила Катя.
– Постараемся.
– Извините, я действительно не знаю, какая гостиница… – Тут Катя вспомнила: – А как бы не «Космос»!
– Очень хорошо, – нейтрально отозвался Ковалев.
Он добавил еще несколько ободряющих слов, и Катя после разговора даже смогла уснуть.
А утром начался кошмар наяву.
Катю арестовали – они это называли «задержанием», – когда она уже запирала входную дверь, уходя на работу. Не слушая никаких возражений, сунули в патрульную машину и повезли. Сумочку у нее отобрали, не позволили позвонить на работу. Привезли на ВДНХ, и тут Катя догадалась: Ковалев опоздал, убийство совершилось. И именно в «Космосе».
Потом был допрос. Два следователя, как в плохом детективе. Один хамил и пугал, другой – знакомый уже по визиту к участковому – «утешал», но в голосе слышались равнодушие и скука. Они требовали от Кати «помощи следствию», обещали снисхождение на суде. Они пропускали мимо ушей все, что не укладывалось в их схему. Они уже решили, кто виновен, и в упор не понимали, что Катя ни при чем. Они наотрез отказались сообщить хоть что-то конкретное, чтобы Катя могла оправдаться, например, сказав, что у нее алиби. По их мнению, Катя врала, врала и врала. Когда Катя заплакала, они обрадовались, решив, что она сломалась и сейчас признается.
Трудно сказать, чем все закончилось бы, но приехал Ковалев.
Он вошел в кабинет вместе с кем-то главным. Катя не разбиралась в погонах и нашивках, поэтому определить должность не смогла и мысленно окрестила просто «начальником». Ковалев незаметно подмигнул ей, отступил в угол, пропуская спутника. А тот протопал к столу, сгреб бумаги, презрительно просмотрел и спросил:
– Н-ну?!
Спросил не Катю, а «доброго» следователя.
– Соучастница, – ответил тот лаконично.
– Кретин, – сказал начальник и изрек длинную цветистую фразу, которая служила доказательством той теоремы, что все его подчиненные – умственно отсталые. – Ты откуда ее взял вообще, а?!
– Уже сталкивался. Она знает все эпизоды во всех подробностях.
– В каких подробностях?! – Начальник повысил голос и добавил еще несколько цветистых фраз. – Ты, недоносок! Кто ее в этой долбаной гостинице видел?! Она там была?!
– Раз знает, то была.
– Что она знает?! Она пальцем в небо ткнула и случайно угадала! Она знает убитую? Ну?! Пусть опишет, как та была одета! На каком этаже стоял лифт? И тех троих подельников пусть назовет!
– Извините, – вмешалась Катя. – Я понимаю, что вызову еще большие подозрения, но я действительно хочу помочь. Мне приснился сон. Вещий. Думайте что хотите, только три раза уже совпадало. В моем сне эти три подельника – наркоманы, которых на той неделе задержали в нашем отделении. Насколько я понимаю, их отпустили, но перед этим наверняка установили личности. Я могу для проверки описать внешность одного из них, потому что видела их как-то, они меня ограбить пытались. Двух других не разглядела, не до того было.
Следователи переглянулись, глазки хищно заблестели. «Злой» тут же ушел – звонить коллегам, а «добрый» уже другим тоном стал расспрашивать Катю. Начальник еще разок окинул помещение грозным взором и удалился. А Ковалев скромно присел на свободный стул.
– Я тут посижу, – ласково сказал он следователю. – Девушка все-таки «наша».
– Ах уже ваша.
– Да, уже наша.
Через полчаса приехал охранник, дежуривший ночью. Следователь ему сказал:
– У нас тут ясновидящая завелась… – Он кивнул на Катю. – Но нужны основания посерьезней ее видений.
– Мне наплевать, каким образом найдут убийц, – мрачно буркнул охранник.
– Подождете в коридоре? – елейным голоском осведомился следователь у Ковалева. – Вместе с вашей девушкой?
Пришлось выйти – тайна следствия как-никак. Впрочем, в коридоре Ковалев рассказал Кате, что произошло.
В половине третьего ночи горничная на одиннадцатом этаже увидела в холле троих незнакомых молодых людей. Она была уверена, что они не постояльцы, и спросила, что они делают в гостинице. Один из них ответил, что они с шестого этажа, у них в номере проходит встреча с конкурентами, и они поднялись сюда, чтобы обсудить тактику беседы. Ну, чтоб их не подслушали. Тут же встали, извинились за беспокойство и направились к лестнице. Горничная сразу поняла, что они наркоманы, у женщин этой профессии глаз наметанный. Она не уходила, следя, чтобы они покинули ее этаж. И сама не поняла, откуда появился четвертый – еще более странный. Ну откуда в «Космосе» летней ночью может взяться серый мужик с внешностью беглого зэка, в рваной телогрейке и ватных штанах?! Она с мобильного позвонила охраннику, сообщила, что на территории посторонние.
Охрана обследовала ее этаж, никого не обнаружила. Горничной позвонили – она не отвечала ни по служебному, ни по мобильному. Охрана пошла проверять все этажи и на последнем нашла лифт с заклиненными дверями, а на полу кабины – труп несчастной женщины. Судя по внешнему виду, в рану на ее шее действительно совали кулак.
Через полчаса Катю отпустили. То есть ее хотели еще поспрашивать, надеясь, что она проясновидит какие-нибудь дополнительные подробности, но Ковалев заявил непререкаемым тоном, что девушка нужна ему.
– Вы прямо рыцарь, – усмехнулась Катя, когда они вышли на улицу. – На белом коне.
– На черном «мерседесе», причем служебном, – уточнил Ковалев, распахивая перед ней дверцу машины.
– Все равно неплохо. Рыцарское поведение от масти и породы коня не зависит. Это состояние души.
– На самом деле неплохое воспитание и, в определенной степени, призвание. Давайте лучше про что-нибудь другое поговорим. Например, про ваши вещие сны.
– Вы уже все слышали, – удивилась Катя.
– Я бы хотел вместе с вами проанализировать кое-какие детали. Не возражаете?
– Нисколько.
– Как вы смотрите на то, что я подброшу вас домой?
– Вообще-то мне на работу надо, хотя бы из вежливости.
– Я туда уже позвонил и уладил вопрос с вашим шефом. Он не возражает, если вы появитесь только завтра.
– Вы гений. Но…
– Я буду откровенен. Мне очень хочется увидеть вашу собаку.
– Сэма? Да нет проблем.
– Он пускает посторонних в квартиру?
– Если вместе с хозяевами, то да, не рычит и не кидается. А без хозяев пока никто проникнуть не пытался. У меня, если честно, не было случая проверить его телохранительские качества. И это к лучшему, потому что, если на хозяина нападают, собака – одноразовое оружие. Как правило, она погибает. А для меня Сэм уже член семьи.
– Понимаю. А вы как-то упоминали еще про негра. Вроде бы он вам тоже снился.
– О да!
– Действительно, всамделишный негр?
– Самый что ни на есть. Лиловый, курчавый, моим телохранителем работает.
– То есть он в черных очках, строгом костюме и с непременной рацией?
Катя задумалась. Ковалев вроде бы не иронизировал, расспрашивал с искренним интересом. И вообще, может, ему кажется, что негр как-то связан со всей этой кошмарной историей? А может, и не кажется, может, и в самом деле связан…
– Интересно, – с явным уважением сказал Ковалев, выслушав максимум подробностей про негра и странную овчарку-перевертыша. – Смешная вы девушка. Сны вещие смотрите, бракованных щенков для души заводите, хотя другой хозяин усыпил бы пса, на котором нельзя заработать.
А Катя поймала себя на мысли – на редкость привлекательный мужчина. Не модельный красавец, для подиума или фотостудии слишком квадратный, основательный. Но обаятелен – чертовски. Наверное, женат, грустно вздохнула она. Кольца нет, и телефонную трубку ночью снял сам, но это еще ни о чем не говорит. Такие мужчины холостяками не бывают, этих стараются присвоить в первую очередь.
– А вам не приходило в голову, что этот ваш негр из сна – не человек?
Катя нахмурилась:
– В каком смысле?
– Ну, не в расовом, само собой. В смысле, что это собака. – Не дождавшись реакции, пояснил: – Вот есть вервольф – человек, укушенный волком и превращающийся в зверя. А вам снится собака, очень любящая человека и оттого перекидывающаяся в него.
– Забавная версия. Та овчарка и негр – один и тот же оборотень?
– Именно.
– А вы упоминали, что Серый Мужик боится овчарок.
– Да-да.
– Но при чем тут Сэм?
– Вот и мне важно это выяснить.
Катя отвернулась и посмотрела в окно. «Мерседес» стоял на перекрестке, ожидая зеленого света, по тротуарам шли ярко одетые люди, кто-то вел на поводке амстаффа…
– Знаете, Сэм по собачьим меркам ужасно глупый, – зачем-то сказала Катя. – Я пыталась дрессировать его – бесполезно. Он не запомнил ни одной команды. Но при этом он прекрасно понимает русский язык. Его можно попросить о чем-то – он сделает. И знаете, ужасно смешно он выглядит, когда пытается понять просьбу! Просто видно, как он старательно думает! И сны ему снятся… И вообще. Тетка один раз на него разозлилась, сказала – сейчас отведу подальше, чтоб обратно дорогу не нашел, и брошу. Так Сэм потом две недели на прогулке ходил за нами, а не как обычно – срываясь с поводка в разные стороны! Следил, значит, чтоб мы его не бросили, пока он по своим делам отвлекается. Лужи и грязь обходит, брезгливый. На даче у него конура есть, он перед ней вырыл себе ямку, чтоб лежать на прохладной земле. Тут ливень пошел, и в ямку налило воды. Он смотрел-смотрел, потом сходил за сарай, а у нас там на верстаке – несколько листов фанеры. Так он встал на задние лапы, ухватил передними зубами самый толстый лист, аккуратно его вытащил из стопки, притащил к конуре, положил поверх ямки и только потом улегся.
– А кто-нибудь видел, как он это делал?
– Ну да! Мы с теткой у окна стояли и смотрели! Голубей на лету ловит… Прыгает с места и хватает. И дроздов ловит. Никогда не ест, только ловит. Еще ему обновки нравятся. Как в новом ошейнике на прогулку выйдет – не идет, а выступает, горделиво так. И компанию любит. Человеческую, я имею в виду. На даче когда собираемся, обязательно придет, сядет рядом и улыбается. Как все, так и он. Он даже смеяться пробовал!